CC BY
19
ЛИНГВИСТИКА
gfejfegfejfejfe^fejfegfej&gfe .éfë Ф ék ék éfe ife ife¿fe¿feétiÉfei&é&é&é&é&éfe éfe ^ ¿fèifwfe ¿fè Ф
E.A. Кокорина УДК 81
ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ В ЛЕЗГИНСКИХ ЯЗЫКАХ. ОПЫТ СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА
Сравнительное исследование структуры простого предложения и его функциональных компонентов в лезгинских языках демонстрирует прежде всего то, что генетическая общность их проявляется не только в материальном плане, но и в структурном, свидетельством чему является наличие как общих принципов построения предложения в целом, так и его структурных компонентов в отдельности.
Основной структурной особенностью современных лезгинских языков, которая, как надо полагать, была унаследована от общедагестанского состояния, является противопоставление эргативной, аффективной (или дативной) и абсолютной конструкций предложения, обусловленное лексическим противопоставлением глагольных лексем, выступающих в роли сказуемого.
При последовательном проведении основных принципов структурной организации простого предложения в рассматриваемых языках обнаруживается и значительная структурная вариативность на синтаксическом уровне. Такое разнообразие опирается на широкий инвентарь морфологических либо собственно синтаксических средств.
В ряде случаев очевидна контактная природа отдельных синтаксических черт. В частности, нельзя не заметить определенные общности в этом отношении лезгинских (и в целом восточнокавказских) и тюркских языков.
Ключевые слова: лезгинские языки, простое предложение, эргативная конструкция, аффективная конструкция, абсолютная конструкция, классное согласование, личное согласование, порядок слов, тюрко-дагестанские контакты
М.Е. Алексеев,
Mikhail E. Alekseyev, Elena A. Kokorina
SIMPLE SENTENCE IN LEZGIAN LANGUAGES. A COMPARATIVE ANALYSIS
A comparative analysis of the structure and functional components of the simple sentence in Lezgian languages reveals the genetic kinship not only in material aspect, but also in structural characteristics, including general principles of sentence construction and its basic components.
The main structural feature of Lezgian languages, presumably inherited from Common Daghestanian, concerns the opposition of ergative, affective, and absolute constructions formed by the corresponding classes of verbs in the predicate function.
Alongside the main common principles of the sentence construction there is a great deal of variability based both on morphological and syntactic differences.
In a number of cases the contact nature of syntactic features in Lezgian languages can be shown. Thus, Lezgian languages (and East Caucasian) share a number of features with Turkic languages.
Key words: Lezgian languages, simple sentence, ergative construction, affective construction, absolute construction, class agreement, personal agreement, word order, Turkic-Daghestanian contacts
Алексеев Михаил Егорович, доктор филологических наук, профессор, заместитель директора Института языкознания РАН (Москва), e-mail: [email protected]
Кокорина Елена Анатольевна, старший преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин экономического факультета и кафедры «Язык и межкультурная коммуникация» лингвистического факультета Московского института экономических преобразований, e-mail: [email protected]
Mikhail E. Alekseyev, Prof. Dr.Sc. (Philology), Deputy Director of the Institute of Linguistics, the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia)
Elena A. Kokorina, Senior Teacher at the Chair of the Humanities, the Department of Economics, and the Chair of "Language and Intercultural Communication", the Department of Linguistics, the Moscow Institute of Economic Transition (Moscow, Russia)
©Алексеев M.E., Кокорина E.A., 2014
Сравнительное исследование структуры простого предложения и его функциональных компонентов в лезгинских языках [I; 9] демонстрирует прежде всего то, что генетическая общность их проявляется не только в материальном плане (наличие общего лексического фонда), но и в структурном, свидетельством чему является наличие как общих принципов построения предложения в целом, так и его структурных компонентов в отдельности.
Основной структурной особенностью современных лезгинских языков, которая, как надо полагать, была унаследована от общедагестанского состояния, является противопоставление эргативной, аффективной (или дативной) и абсолютной конструкций предложения, обусловленное лексическим противопоставлением глагольных лексем, выступающих в роли сказуемого. Эргативную конструкцию здесь обусловливает переходный глагол-сказуемое, требующий постановки именных членов в эргативе (агенс) и номина-тиве/абсолютиве (пациенс, по терминологии А.Е. Кибрика — фактитив [6, с. 29]). Ср.: Лука 20: 91
Лезг. Са инсанди1 уьзуьмлух2 кутуна3 Табасаранск. Сар касди1 т1умт1ин багъ2 ибтру3
Агул. Узуная3 са инсанди1 т1ибит1ин багь Рутульск. Кивилхьере3 са эдемиере1 т1ымъл2 Цахурск. Са инсане1 адчийн3 т1ымлен багъ2 Удин. sa adamaren1 sanek'e3 с'ар'па рак2 один человек7 насадил-5 виноградник2 Аффективную конструкцию обусловливает аффективный глагол-сказуемое, требующий постановки именных членов в дативе (экспи-риенцер) и номинативе/абсолютиве. Ср.:
Лука 18: 41
Лезг. Ваз1 Завай4вуч2 к1анзава3? Табасаранск. Узкан4 фу2 ккундувуз3 ?п Агул. Фи2 ккандея3 вас1 Закес4? Рутульск. Шиви За вы бадаана гьыъыр йигад3?и
Цах. Гьиджон2 вас1 Заке4 ыккан3? Удин. ek'a2 va1 buq'sa3 zaxo4? чего2 ты1 хочешь- от Меня4? Абсолютная/номинативная конструкция предложения обусловлена наличием непереходного глагола-сказуемого с единственным обязательным актантом в номинативе/ абсолютиве. Ср.: Лука 10: 30
Лезг. Са инсан1 Ярусалимдай Еригьундиз физвайла2....
Табасаранск. Сар кас1 Ерусалимдиан Ери-гьондиз гъягъюри гъахьн2у
Агул. Вей хьуная2 са инсан1 Ерусалимдиас Эрихундиди
Рутульск. Йиъина ай2 эдеми1 Иерусалимдаа Иерихонди
Цахурск. Са инсан1 ал 'гьа1ыхьа2 Иерусалим-гъанче Иерихонейхъа
Удин. sa adamar1 tanesai2 Ierusalimaxo Ierixona
некоторый человек1 шел2 из Иерусалима в Иерихон
Это противопоставление легко проецируется в общелезгинскую эпоху, равно как и а) единые правила порядка слов, характерные для эргативных языков в целом [7, с. 94], представляемые в виде схемы «субъект — (объект —) глагол»; б) согласование пралезгинского глагола в классе с именем в номинативе/абсолютиве (это свойство утратили лезгинский, агульский и удинский язы-
I В качестве примеров взяты переводы Евангелия от Луки на шесть языков лезгинской группы: Инджил. Лукайин Китаб. Месигь 1исайихъас Идже Хабар (Евангелие. Книга Луки. Радостная весть об Иисусе Христе). — М., 2005 (на агул. яз.).
Инжил. Лукайи ктибту Ужувлан хабар. Библия таржума ап1бан Институт (Евангелие. Книга. Радостная весть, рассказанная Лукой. Институт перевода Библии). — М., 2000 (на табасаранск. яз.).
Лукаады шадды хабар (Радостная весть Луки). — М.: ИПБ, 2004 (на рутульск. яз.).
Лукадилай атай шад хабар. Илчийрин крар (Радостная весть, пришедшая от Луки. Деяния апостолов). — М.: ИПБ, 2004 (на лезг. яз.).
Лукайкена Шадна хабар (Радостная весть от Луки). — М., 2003 (на цахурск. яз.).
Радостная Весть: Новый Завет в переводе с древнегреческого / пер. В.Н. Кузнецовой. — М.: РБО, 2001.
Schulze W. The Udi Gospels. Annotated Text, Etymological Index, Lemmatized Concordance. — Muenchen: LINCOM EUROPA, 2001.
II Субъект здесь выражен глагольным аффиксом.
111В данном переводе местоимение в субъектной роли опущено; «от меня» трансформировано в деепричастный оборот «что бы я для тебя сделал».
72
М.Е. Алексеев, Е.А. Кокорина
ки, хотя следы категории класса в них сохранились [13; 5; 4; II и др.]).
В современных лезгинских языках отмечается также наличие «остаточного» класса так называемых лабильных (или диффузных) глаголов, которые могут в одной и той же форме выступать как в функции переходных, так и непереходных (на материале дагестанских языков) [10]. Предположительно, это явление было в прошлом представлено здесь более широко.
Однотипность проявляется также и в оформлении второстепенных членов предложения, что также может быть возведено к общелезгинскому состоянию™.
При последовательном проведении основных принципов структурной организации простого предложения в рассматриваемых языках обнаруживается и значительная структурная вариативность на синтаксическом уровне, включая, в частности, различие дативной и аффективной конструкций предложения в цахурском языке, функционирование биноминативной конструкции в ца-хурском и арчинском, особенности построения долженствовательных, поссибилитив-ных и каузативных конструкций, что, впрочем, характерно не только для результатов межъязыкового сравнения, но и в определенной степени для одного и того же языка. Такое разнообразие опирается на широкий инвентарь морфологических (ср., например, различия в функционировании категорий класса и лица: на фоне утраты первой категории в лезгинском, агульском и удинском с частичной нейтрализацией классных противопоставлений в табасаранском и некоторых других языках в табасаранском и удинском развивается личное согласование) либо собственно синтаксических средств (например, порядок слов; впрочем, отклонения в порядке слов в наших материалах могут обус-
ловливаться нестандартным порядком непосредственного источника перевода, ср. Лука 20:9 в переводе В.Н. Кузнецовой: Насадил человек виноградник...; Лука 18: 41: Что для тебя сделать? Чего ты хочешь?, Лука 10: 30: Шел человек из Иерусалима в Иерихон..., сло-вопорядок которого повторяют агульский и рутульский переводы) для передачи того и иного исходного значения.
Несмотря на подобное синтаксическое разнообразие, можно выделить преобладающие синтаксические конструкции, составляющие специфику каждого из исследуемых языков, причем в этом ряду существенно выделяется удинскийу, в котором отчетливо проявляются профилирующие черты номинативной типологии на фоне эргатив-ности остальных лезгинских языков^; в меньшей степени наблюдаемое своеобразие можно отнести за счет преобладания в грамматической структуре того или иного языка характеристик аналитизма или синтетизма и др.
Вместе с тем было бы неправомерно сводить все особенности структурной организации тех или иных разновидностей предложения или его членов к морфологическим характеристикам исследуемых языков. В частности, по-видимому, отсутствует прямая зависимость тенденции лезгинских языков избегать несогласованных определений, за исключением генитивных, от их морфологической специфики, например, от их многопадежности.
Обращаясь к типологическому осмыслению результатов, полученных в ходе сравнительного анализа, например, в связи с использованием в организации синтаксических отношений таких типов связи, как согласование, управление и примыкание, можно сделать вывод о непосредственной обусловленности основных особенностей соответствую-
Опыт реконструкции пралезгинского состояния в области синтаксиса [I].
у Ср.: «Характеристика удинского языка как типологически наиболее продвинутого из нахско-дагестанских языков в сторону номинативности уже давно утвердилась в специальной литературе» [8, с. 254].
У1По материалам Я.Г. Тестельца, соотношение абсолютного (именительного) и дательно-винительного падежей в оформлении прямого дополнения в удинском языке подчиняется следующим правилам:
1. Личные местоимения и собственные имена выступают только в дательно-винительном падеже (исключений не обнаружено);
2. Одушевленные (личные и неличные) существительные обычно также выступают в дательно-винительном падеже;
3. Неодушевленные имена, будучи определенными, — в дательно-винительном падеже;
4. Неодушевленные имена со статусом неопределенности или нереферентности — в абсолютиве [12, с. 118—119].
щих явлений из закономерностей развития именного и глагольного словоизменения: в частности, из особенностей функционирования в них грамматической категории класса; лезгинский, агульский и удинский языки в этом отношении резко противостоят остальным лезгинским языкам; другую фундаментальную оппозицию образуют табасаранский и удинский, развившие категорию лица.
К числу инноваций в синтаксисе отдельных лезгинских языков можно отнести и наличие переходных предложений с двойным номинативом/абсолютивом в цахурском и арчинском. Новообразованием представляется наличие в цахурском языке специального аффективного падежа, оформляющего субъектное имя в аффективной конструкции, где в остальных лезгинских языках имеем датив.
В ряде случаев очевидна контактная природа отдельных синтаксических черт. В частности, нельзя не заметить определенные общности в этом отношении лезгинских (и в целом восточнокавказских) и тюркских языков [3, с. 16]; о непосредственном влиянии азербайджанского языка на синтаксис табасаранского [14]). Сближающие моменты усматриваются, во-первых, в немаркированности прямого объекта тюркских языков в случае неопределенности объекта (в этом случае форма объекта совпадает с номинативом, т.е. основным падежом) с субъектно-объектным синкретизмом номинатива (абсолютива) нах-ско-дагестанских языков.
Порядок слов в простом предложении в нахско-дагестанских языках «субъект + объект + предикат» считается соответствующим общим нормам эргативности и, как было сказано выше, восходящим к праязыковому состоянию. Подобный преобладающий (хотя и не обязательный) словопоря-док наблюдается здесь повсеместно. В связи с этим любопытным представляется наличие аналогичного порядка и в тюркском предложении.
Личное согласование тюркского глагола с именем субъекта (подлежащим) является одной из наиболее характерных черт синтаксического строя тюркских языков. В во-сточнокавказских языках эта категория, хотя и не считается профилирующей, обнаружи-
вается в целом ряде языков — даргинском, лакском, табасаранском, удинском, причем с отличными от номинативных норм принципами. С другой стороны, как в тюркских, так и в дагестанских языках третье лицо является немаркированным.
Обнаруживается параллелизм и в построении некоторых специфических синтаксических конструкций. Так, отсутствие сравнительной степени в обеих группах языков компенсируется наличием сравнительной конструкции с исходным падежом объекта сравнения.
Ряд параллелизмов обнаруживается в строении именной группы. Например, отсутствие падежного словоизменения у прилагательных и числительных (за исключением субстантивированных), характерное как для тюркских, так и для восточнокавказ-ских языков (в некоторых языках, например, в нахских, оно ограничивается противопоставлением двух форм — прямой и косвенной), делает здесь основным средством связи в определительных конструкциях примыкание. Общность сравниваемых языков обнаруживается и в сочетаниях числительного с существительным, имеющим здесь форму единственного числа. Параллелизм обнаруживается и в построении количественных словосочетаний с неисчисляемыми именами, которые следуют схеме «числительное + название меры + название вещества».
Именные группы тюркских и восточно-кавказских языков объединяет препозиция всех видов определений. Использование номинатива в качестве определения широко распространено в тюркских языках, что находит свои соответствия (хотя и не столь регулярные) и в нахско-дагестанских языках.
Полипредикативные конструкции обеих групп языков используют причастные и деепричастные формы зависимого глагола (нередко в этих случаях говорят о сложноподчиненных предложениях синтетического типа). Последние отличаются своей многочисленностью, передавая различные оттенки.
Таким образом, сходства и расхождения синтаксических черт сравниваемых языков обусловлены как факторами генетического, так и типологического и ареального (контактного) характера.
74
М.Е. Алексеев, Е.А, Кокорина
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексеев М.Е. Вопросы сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков. Морфология. Синтаксис. — М.: Наука, 1985. — 158 с.
2. Алексеев М. Е. Структура простого предложения в лезгинских языках // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. — 1985. — №4.— С. 309—317.
3. Алексеев М.Е., Кокорина Е.А. Синтаксические параллелизмы тюркских и нахско-дагестан-ских языков // Урал-Алтай: Через века в будущее. Материалы V Всероссийской тюркологической конференции, посв. 80-летию ИИЯЛ УНЦ РАН (21—22 июня 2012 г.). — Уфа, 2012.
4. Гаджиев М.М. Следы грамматических классов в лезгинском языке // Учен. зап. ИИЯЛ. — Махачкала, 1958. — Т. 5.
5. Джейранишвили Е.Ф. Окаменелые элементы грамматических классов в глагольных основах и отглагольных именах удинского языка // Иберийско-кавказское языкознание. — Тбилиси, 1956. — Т. 8.
6. Кибрик А.Е., Кодзасов C.B., Оловянникова И.П., Самедов Д.С. Опыт структурного описания арчинского языка. Т. 1. Лексика. Фонетика. — М., 1977. — 362 с.
7. Климов Г. А. Очерк общей теории эргатив-ности. — М.: Наука, 1973. — 264 с.
8. Климов Г.А., Алексеев М.Е. Типология кавказских языков. — М.: Наука, 1980. — 304 с.
9. Кокорина Е. А. Структура простого предложения в лезгинских языках. АКД. — М., 2013. - 27 с.
10. Лютикова Е.А. Каузативы, декаузативы и лабильные глаголы в дагестанских языках: опыт типологии в пределах языковой группы // XI Коллоквиум Европейского общества кавказоведов: тез. докл. — М., 2002. — С. 47—49.
11. Магометов А.А. Реликты грамматических классов в агульском языке // Мацне. — Тбилиси, 1962. — № 3.
12. Тестелец Я. Г. Эргативообразные построения в нахско-дагестанских языках // Вопросы языкознания. — 1987. — № 2. — С. 109—121.
13. Шаумян Р.М. Следы грамматических классов в агульском языке // Язык и мышление. — М.; Л., 1936. — Т. 6/7.
14. Эфендиев Т.Н. О некоторых табасаранских сложных конструкциях, возникших под вли-
янием азербайджанского языка // Тюркско-да-гестанские языковые контакты (Исследования и материалы). - Мх., 1982. - С. 100-110.
REFERENCES
1. Alekseyev М.Е. Voprosy sravnitel'no-istoricheskoi grammatiki lezginskikh iazykov. Morfologiia. Sintaksis [Issues in Comparative Grammar of Lezgian Languages. Morphology. Syntax]. Moscow, Nauka Publ., 1985. 158 p. (In Russ.).
2. Alekseyev М.Е. Struktura prostogo predlozheniia v lezginskikh iazykakh [The Structure of a Simple Sentence in Lezgian Languages). Izv. AN SSSR. Ser. literatury i iazyka — Proceedings of the Academy of Sciences of the USSR. Literature and Language Series, 1985, no. 4, pp. 309-317 (In Russ.).
3. Alekseyev М.Е., Kokorina E.A. Sintaksicheskie parallelizmy tiurkskikh i nakhsko-dagestanskikh iazykov [Syntactic Parallels of Turkic and Nakh-Daghestanian Languages]. Ural-Altai: Cherez veka v budushcheye. Materialy V Vserossiiskoi tiurkologicheskoi konferentsii, posv. 80-letiiu IIIaL UNTs RAN [Proc. 5th All-Russian Turkological Conference Devoted to the 80th Anniversary of the Institute of History, Language and Literature, the Russian Academy of Sciences "Urals-Altai: Through Centuries to the Future". June 21-22, 2012]. Ufa, 2012 (In Russ.).
4. Gadzhiev M.M. Sledy grammaticheskikh klassov v lezginskom iazyke [Traces of Grammatical Classes in the Lezghian Language]. In: Uchen. zap. IIIaL. T. 5 [Bulletin of the Institute of History, Language and Literature, Vol. 5]. Makhachkala, 1958 (In Russ.).
5. Dzhejranishvili E.F. Okamenelye elementy grammaticheskikh klassov v glagol'nykh osnovakh i otglagol'nykh imenakh udinskogo iazyka [Petrified Elements of Grammatical Classes in Verbal Stems and Verbal Names in the Udi language]. In: Iberiisko-kavkazskoe iazykoznanie. T. 8 [Ibero-Caucasian Languages, Vol. 8]. Tbilisi, 1956 (In Russ.).
6. Kibrik A.E., Kodzasov S.V., Olovjannikova I.P., Samedov D.S. Opyt strukturnogo opisaniia archinskogo iazyka. Т. I. Leksika. Ponetika [Essay on a Structural Description of the Artchi Language, Vol. 1: Lexis. Phonetics]. Moscow, 1977. 362 p.
7. Klimov G. A. Ocherk obshchei teorii ergativnosti [Essay on General Theory of Ergativity]. Moscow, Nauka Publ., 1973. 264 p. (In Russ.).
8. Klimov G.A., Alekseyev M.E. Tipologiia kavkazskikh iazykov [Typology of Caucasian
Languages], Moscow, Nauka Publ., 1980. 304 p. (In Russ.).
9. Kokorina E. A. Struktura prostogo predlozheniia v lezginskikh iazykakh. AKD [The Structure of a Simple Sentence in Lezgian Languages. AKD]. Moscow, 2013. 27 p. (In Russ.).
10. Ljutikova E.A. Kauzativy, dekauzativy i labil'nye glagoly v dagestanskikh iazykakh: opyt tipologii v predelakh iazykovoy gruppy [Causatives, Decausatives and Labile Verbs in Daghestanian Languages: Essay on the Typology of a Language Group]. XI Kollokvium Evropeiskogo obshchestva kavkazovedov: tez. dokl [Theses of the 11th Discussion of the European Society of Experts on Caucasian Languages]. Moscow, 2002, pp. 47-49 (In Russ.).
11. Magometov A.A. Relikty grammaticheskikh klassov v agul'skom iazyke [Relics of Grammatical Classes in the Agul Language]. Macne, no. 3. Tbilisi, 1962 (In Russ.).
12. Testelec Ja.G. Ergativoobraznye postroeniia v nakhsko-dagestanskikh iazykakh [Ergative Constructions in Nakh-Dagestanian Languages]. Voprosy iazykoznanija — Issues in Linguistics, 1987, no. 2, pp. 109-121 (In Russ.).
13. Shaumjan R.M. Sledy grammaticheskikh klassov v agul'skom iazyke [Relics of Grammatical Classes in the Agul Language]. In: Lazyk i myshlenie. T. 6/7 [Language and Thinking, Vol. 6/7]. Moscow; Leningrad, 1936 (In Russ.).
14. Efendiev T.H. O nekotorykh tabasaranskikh slozhnykh konstruktsiiakh, voznikshikh pod vliianiem azerbaidzhanskogo iazyka [On Some Tabasaran Compound Constructions Developed under the Influence of the Azerbaijani language]. In: Tiurksko-dagestanskie iazykovye kontakty (Lssledovaniia i materialy) [Turkic and Dagestanian Language Links (Research and Evidence)]. Makhachkala, 1982, pp. 100-110 (In Russ.).
К сведению читателей
Вышла книга:
Ильясов Т.Т. Традиционный музыкальный инструмент курай в системе культуры башкир: монография. — Уфа: РИЦ БашГУ, 2013. — 220 с.
Монография содержит материал об ареале возникновения инструмента курай, представлены его основные виды и технология изготовления, определено положение инструмента в традиционной и современной музыкальной культуре, прослежены пути формирования и развития традиции исполнительского мастерства, установлена роль инструмента в воспроизводстве этнической группы башкир и ее культуры.
Предназначено для историков, этнологов, фольклористов, краеведов, искусствоведов, культурологов, студентов гуманитарных специальностей.
