CC BY
29
Т. А. Майсак
(ИЯз РАН, Москва)
ДУБЛИРОВАНИЕ СУБЪЕКТНЫХ МЕСТОИМЕНИИ В АГУЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ: корпусные данные и попытки интерпретации*
1. Введение
В агульском языке, одном из языков лезгинской группы нахско-дагестанской семьи, встречается конструкция, в которой местоименный субъект выражается при финитном глагольном сказуемом дважды. Так, в примере (1) главную клаузу можно буквально перевести как 'я говорю я': местоимение 1-го лица zun 'я' в форме абсолютива/эргатива присутствует здесь как перед, так и после глагола 'говорить' в форме презенса. Главная клауза в данном примере вводит цитату, однако оба вхождения местоимения zun 'я' к цитате не относятся — в зависимой клаузе имеется свой субъект, причем в другом падеже (дативе, как это предписывается вершиной зависимой клаузы, экспериенциальным глаголом 'видеть').
(1) zun K.a-a zun, "ha-mi-stä
я говорить.IPF-PRS я EM-DEMM-ADV(GEN)
se? ag.u-ne za-s".
вещь видеть.PF-AOR я-DAT 'Я говорю, что, мол, такую вещь я видел.'
Далее мы подробнее рассмотрим эту конструкцию, которую мы будем называть конструкцией с дублированием место -имения, на материале корпуса устных текстов.
* Работа выполнена при финансовой поддержке РНФ, проект № 14-18-02624 «Корпусные исследования предикатно-аргументной структуры предложения в нахско-дагестанских языках». Мы благодарны С. Р. Мер-дановой за обсуждение описываемого явления, а также В. С. Мальцевой и анонимному рецензенту за плодотворные замечания к первой версии статьи.
Дублирование местоимений не является частотным, хотя встречается в спонтанной агульской речи у носителей разных поколений и не расценивается как речевая ошибка; в письменных текстах1 и при элицитации (например, переводе предложений с русского) дублирование не отмечено. В существующих грамматических очерках агульского языка, к которым относятся прежде всего [Дирр 1907; Шаумян 1941; Магометов 1970; Тарланов 1994; 2013; Мерданова 2004], существование конструкции с дублированием не упоминается. Последнее может быть связано с тем, что агульский синтаксис и тем более дискурсивные явления в соответствующих работах практически не затрагиваются (исключение частично представляют собой две монографии З. К. Тарланова). Кроме того, примеры, которыми мы располагаем, относятся прежде всего к одному из диалектов агульского языка — хпюкскому, который служит предметом рассмотрения только в книге С. Р. Мердановой; о степени распространенности дублирования в других диалектах судить пока трудно (ниже мы вернемся к этому вопросу в разделе 5). Так или иначе, на данном этапе представляется существенным рассмотреть все задокументированные случаи использования конструкции с дублированием в имеющихся образцах естественной, неподготовленной речи хпюкцев.
Тексты, вошедшие в проанализированный нами корпус, были записаны Д. С. Ганенковым, Т. А. Майсаком и С. Р. Мердановой в 2004-2008 гг., главным образом в с. Хпюк Курахского района Республики Дагестан (небольшая часть текстов была записана в Махачкале). Общий объем корпуса составляет около 92 тыс. слов; с жанровой точки зрения он включает прежде всего нарративы (сказки, легенды, рассказы об истории и традициях села, забавных или драматических случаях из жизни сельчан), в меньшей степени представлены диалоги.
Агульские диалекты образуют весьма разветвленную систему. Хпюкский диалект представлен единственным говором небольшого
1 Агульский язык получил письменность в 1990 г.; в настоящее время публикации на агульском языке представлены учебной литературой, публицистикой, несколькими поэтическими сборниками и произведениями фольклора, однако в целом использование письменности носит ограниченный характер (самым крупным прозаическим произведением, изданным по-агульски, остается перевод Евангелия от Луки, изданный в 2005 г.).
с. Хпюк и относится к южной периферии агулоязычного ареала, граничащей с лезгинскими селами Курахского района. Вместе с другими диалектами (несколько из которых также являются одно-аульными) хпюкский принадлежит к центральной или «собственно агульской» диалектной группе, противопоставленной не взаимопонятному с ней кошанскому диалекту (на северо-востоке Агульского района). Всего в России насчитывается менее 30 тыс. носителей агульского языка2. Его ближайшими родственниками, вместе с которыми он образует восточнолезгинскую подгруппу лезгинских языков, являются два более крупных языка Дагестана — табасаранский и собственно лезгинский. Как и большинство нахско-дагестанских языков, агульский — язык эргативного строя, с лево-ветвящимся порядком слов и базовым порядком SOV (впрочем, порядок составляющих в спонтанной речи достаточно свободен), с богатой падежной системой и развитой парадигмой видо-временных форм. В отличие от большинства нахско-дагестанских (и в т. ч. лезгинских) языков, в агульском было утрачено согласование по именному роду/классу, личное согласование также отсутствует.
Во втором разделе статьи мы подробнее рассмотрим структуру конструкции с дублированием местоимений и возможные варианты заполнения ее позиций, а также частотность различных вариантов в корпусе. Третий раздел содержит обсуждение возможных параллелей явлению дублирования в родственных языках и в типологической перспективе. В четвертом будут приведены некоторые данные об особенностях порядка слов при вводе цитат, а также высказаны предположения о происхождении агульской конструкции. Наконец, в заключении сформулированы выводы и возможные перспективы исследования.
2. Конструкция с дублированием местоимения в корпусе
2.1. Структура конструкции
Общая структура конструкции с дублированием такова: «местоименный субъект — финитный глагол — местоименный субъект». Ни первое, ни второе вхождение местоимения не отделены от гла-
2 По данным Всероссийской переписи населения 2010 года, в стране проживает 29287 носителей агульского языка, общее число агулов составляет 34160 чел. (см. http://www.perepis-2010.ru).
гола паузой или сменой интонации: местоимения произносятся так же, как в стандартных случаях с препозитивным субъектом («местоимение — финитный глагол») или с постпозитивным субъектом («финитный глагол — местоимение»). Именно поэтому представляется возможным говорить в данном случае о единой конструкции, в который субъект выражен дважды, — а, например, не о сочетании целой клаузы с оборванной (типа «я... сказал я» или «я сказал... я»), ошибочно порожденной говорящим.
Конструкция с дублированием зафиксирована только при местоименном субъекте, но не при полных именных группах (типа *«отец сказал отец»)3. Более того, в конструкции представлены только местоименные субъекты — точнее, агенсы переходного глагола. В агульском, как и в родственных ему языках нахско-дагестанской семьи, агенс переходного глагола кодируется морфологически маркированным падежом, эргативом (тогда как пациенс переходного глагола и единственный актант непереходного прото-типически выражаются немаркированным абсолютивом). У личных местоимений 1-2 л. ситуация осложняется тем, что морфологического противопоставления абсолютива и эргатива у них нет4. Поэтому определить, какое именно падежное значение использовано в конструкции с дублированием, для этих пяти местоимений (zun 'я', wun ты , xin мы, инклюзивное , cin мы, эксклюзивное и cun вы ) невозможно. Однако у демонстративов, используемых в агульском для референции к третьему лицу, а также у рефлексивного/ логофорического местоимения абсолютив и эргатив различаются, ср. соответственно me ^TOr.ABS' vs. mi ^TOr.ERG' или uC 'сам.ABS' vs. uCi 'сам.ERG'. Оба вхождения в конструкции с дублированием представлены эргативами (ср. примеры (3) или (6) ниже), из чего можно сделать вывод, что в данной конструкции дублируется именно субъектное местоимение.
3 Использование субъектного местоимения после глагола при наличии субъекта, выраженного полной именной группой (условно, *«отец сказал он»), в агульском также не отмечено.
4 Особая форма эргатива на -в имеется у личных местоимений только в керенском диалекте, в чем, по мнению Н. Д. Сулейманова [1993: 125], можно усматривать влияние лезгинского языка, где личные местоимения различают формы абсолютива и эргатива.
Заметим, что в агульском не существует морфологического различия между «сильными» и «слабыми» формами местоимений: как перед, так и после глагола выступают формы, имеющие один и тот же статус5. В целом в корпусе в конструкции с дублированием встречаются следующие местоимения:
• zun, личное местоимение 1-го л. ед. ч.;
• ein, личное местоимение 1-го л. мн. ч., эксклюзивное;
• mi, ближний демонстратив6;
• uci (ед. ч.) / cip:i (мн. ч.), рефлексивное/логофорическое местоимение, используемое также как анафор.
Проблема определения кодирования местоимений в конструкции с дублированием не вызывает больших сложностей еще и потому, что данная конструкция зафиксирована только с одним глаголом — это основной и чрезвычайно частотный в текстах глагол речи anas 'говорить'. Агентивный субъект этого глагола кодируется эргативом, при нем также допустим адресат в дативе. Как и в примере (1) выше, конструкция с дублированием представлена в главной клаузе, которая вводит цитату. Цитата при этом почти всегда располагается после главной клаузы; единственным исключением является предложение с цитатой, состоящей из отрицательного слова wa? 'нет', ср. wa?, zunxajezun... '«Нет,» — говорю я...'.
Таким образом, в уточненном виде структура конструкции с дублированием местоимения выглядит следующим образом: «мес-
5 Как показывает А. А. Кибрик в типологическом исследовании, свободные личные местоимения большинства языков в действительности являются «слабыми» и представляют собой клитики, т. е. просодически не полностью самостоятельные слова; «сильные» местоимения нередко совпадают со «слабыми» по форме и отличаются лишь просодической выделенностью, хотя в некоторых языках несут и дополнительное морфологическое маркирование [Kibrik 2011: 81-85, 147-151]. Судя по всему, агульские личные местоимения, так же как и русские или английские, также относятся к классу «контекстуально клитических» (contextually clitic), т. е. «слабых» в большинстве употреблений, но способных к просодическому «усилению».
6 В агульском языке представлена четырехчастная дейктическая система, в которой выражены два противопоставления: степень близости/ удаленности объекта от говорящего и адресата и, с другой стороны, расположение объекта выше или ниже дейктического центра.
тоименный субъект — финитный глагол 'говорить' — местоименный субъект — цитата».
При том, что в подавляющем большинстве случаев ни одно из местоимений не отделено от глагола никаким другим материалом, имеются примеры, в которых между местоимением и глагольной формой располагается клитика. Во-первых, это может быть адди-
7
тивная энклитика вга на первом вхождении местоимения, как в примере (2).
(2) zumna р.и-пе zun, "ha-le kiarawuti я=М)1) говорить. PF-AOR я EM-DEML KpOBaTb(GEN) k'en.a-k kucuc'.u-naje-tz-ar e,
низ-SUB/CONT { SUB/CONT-LAT} лезть .PF-PT:PRF-S-PL COP ige x.u-ne".
хороший стать.PF-AOR
'И я сказал: «Так вам и надо, под кроватью прячетесь вы».'
Кроме того, на глагольной форме может располагаться репор-тативная энклитика xaj 'говорят' (см. о ней также ниже):
(3) axpiaj uc.i p. u-ne^Kaj uc.i,
потом caM(ERG) говорить ,PF-AOR=CIT caM(ERG)
"me qa-uc'.u-ne kuma.ji, kuma.ji
DEMM RE-{IN}лезть.PF-AOR хижина(Ш) хижина(Ш) uc'.u-ne teHela". {М}лезть.PF-AOR наверное
'А он подумал: «Он уже зашел в хижину, в хижину, наверное, зашел».'
2.2. Варианты лексического наполнения конструкции Рассмотрим наиболее характерные разновидности лексического наполнения конструкции с дублированием в корпусе. Примеры
(4)-(6) демонстрируют дублирование местоимений 1-го л. ед. ч., 1-го л. мн. ч. и ближнего демонстратива соответственно. Глагол в этих примерах имеет форму аориста либо презенса, а в (4) представлены оба варианта.
7 Конечный согласный /п/ опорного слова ассимилирует начальный согласный аддитивной клитики, превращая ее в »па.
(4) hal zun к. а-а zun, "üsúel, qehla теперь я говорить.IPF-PRS я учитель обида=ЛВБ ma-iw.a", zun p.u-ne zun axpia РШН-идти.^ я говорить.PF-AOR я потом §amaldin.a-s, "qa üstel, qel ma-iw.a", Джамалдин-DAT PTCL учитель обида РЯОН-идти.^ p.u-ne zun...
говорить^-АОК я
'И теперь я говорю ему: «Учитель, не обижайся, — сказала я тогда Джамалдину, — не обижайся, учитель,» — сказала я...'
(ср. также пример (21) ниже)
(5) ein p.u-ne ein,
мы:БХ^ говорить.PF-AOR мы:БХ^ "acis.i-na gardan-ar.i-? p'ac-ar
{М-ЬАТ}прыгать№СОКУ шея-PL-IN поцелуй-PL ik' üze...
{IN}класть(IMP) уже
'Мы сказали: «Кинься ей на шею, расцелуй... {делай, что хочешь, чтобы отвлечь внимание от канатоходца}'.
(6) mi ав.а-а mi
DEMM(ERG) говорить .IPF-PRS DEMM(ERG) düja-xalum.a-s, "zun íw.a-s-e" к a-a,
Дунья-Халум-DAT я идти.IPF-INF-COP говорить.IPF-PRS "te p:ac:ah.üi rus q-aq'.a-s". DEMT царь^К) дочь RE-делать .IPF-INF 'И он говорит Дюнья-Халум: «Я пойду, чтобы вылечить дочь того царя»'.
В примерах (7) и (8) субъект говорения выражен рефлек-сивным/логофорическим местоимением. Как и в некоторых других дагестанских языках (наиболее известен в этом отношении ца-хурский, ср. [Кибрик, Тестелец (ред.) 1999: 644-670]), в агульском местоимение данного типа в определенных случаях может быть использовано и как анафорическое. Прежде всего это происходит, когда некоторое лицо является одновременно основным участником повествования и источником информации о происходящем — иначе говоря, это пересказ истории, произошедшей с человеком, с его
слов (см. подробнее [Ганенков и др. 2009]). В основной линии подобных нарративов, как правило, последовательно используются заглазные глагольные формы: в (7) это форма перфекта/ результатива, которая в агульском имеет также значение косвенной засвидетельствованности, а в (8) и в (3) выше это аорист с кли-тическим показателем репортатива ('я знаю это с чужих слов') xaj, восходящим к глаголу речи8.
(7) uc.i p.u-naa uc.i, "pul
сам(ЕЯО) говорить.PF-PRF сам(БЯО) деньги qa-dawa" p.u-naa.
{POST} быть-PRSiNEG говорить .PF-PRF 'А он сказал, что, мол, денег нет'.
(8) axpia cülle tuk-ar a-je-guna ti-sa, потом голубой цветок-PL {М}быть-РТ-ТЕМР DEMT-LOC(IN) cipi.i p.u-ne»ifaj cipi.i, caM:PL(ERG) говорить ,PF-AOR=CIT caM:PL(ERG)
"me fi §iga x.u-raj" p. u-ne^mj...
DEMM что место стать .PF-JUSS говорить ,PF-AOR=CIT 'Были там голубые цветы, и они сказали: «Что же это за место такое?»' (ср. также пример (18) ниже)
Наконец, пример (9), как и (3) выше, показывает, что в конструкции с дублированием глагол anas может быть использован не только в своем основном значении 'говорить', но и в значении 'думать'. Хотя anas не является основным лексическим средством для выражения данного значения (ср. специализированные сложные глаголы fikir aq'as 'думать' и xjal $was 'подумать; промелькнуть — о мысли'), внутренняя речь может передаваться и этим глаголом.
8 8 из 9 корпусных примеров конструкции с дублированием рефлек-сивного/логофорического местоимения содержат глагольную форму с данным показателем (исключением является пример (7), в котором эви-денциальность выражена самой глагольной формой перфекта).
(9) aq alatzarx.u-ne zun,
вниз {SUPER-ELAT} попадать .PF-AOR я zun p.u-ne zun, "hal Kwan-ar
я говорить.PF-AOR я теперь камень-PL
adat.a-s-e mi za-l-di".
{IN-DOWN} пускать .IPF-INF-COP DEMM(ERG) я-SUPER-LAT 'Спустился я вниз и думаю: «Сейчас она (медведица) будет кидать в меня камни»'.
2.3. Частотность вариантов конструкции В общей сложности конструкция с дублированием встречается в корпусе хпюкских текстов чуть более 60 раз. Она не является принадлежностью определенного идиолекта или поколения говорящих: конструкция отмечена в текстах, представляющих речь нескольких носителей — как мужчин, так и женщин, как младшего (20-30 лет), так и старшего (60-70 лет) поколения.
Числовые данные по употреблению конструкции в корпусе суммированы в Таблице 1, где отражены два основных параметра: собственно дублирующееся местоимение и форма глагола речи9. В подавляющем большинстве случаев (46 из 62) конструкция отмечена с местоимением 1-го л. ед. ч., реже засвидетельствованы местоимение 'мы' и анафорические средства 3-го лица — ближний демонстратив и рефлексив/логофор.
Финитное сказуемое чуть более чем в половине случаев представлено формой аориста (перфективного прошедшего) глагола 'говорить', частотна также форма презенса — она во всех примерах используется в контексте «настоящего исторического» типа 'и тут я ему говорю...', ср. (4) или (6) ниже. Тем самым, конструкция встречается прежде всего в нарративном контексте, при введении в рассмотрение ситуации говорения как одного из следующих друг за другом событий повествования.
9 'Говорить' является одним из немногих агульских глаголов с супплетивными аспектуальными основами, ср. основу перфектива (u)рп-(от нее образуются аорист и перфект/результатив) и основу имперфектива (а)ка- (от нее образуются презенс и хабитуалис).
Таблица 1. Конструкция с дублированием в хпюкском корпусе
Глагол pune punaa акаа axaje Итого
Субъект (аорист) (перфект) (презенс) (хабит.)
zun (1sg) 23 19 4 46
ein (1pl.excl) 2 2 1 5
mi (3sg) 1 1 2
UCi (3sg) 5 1 1 7
cip:i (3pl) 2 2
Итого 32 2 23 5 62
3. Типологические параллели и функция дублирования
Явление дублирования местоименных субъектов, лишь недавно открытое в хпюкском говоре, ранее в описаниях агульского языка не упоминалось. Не исключено, что оно может быть обнаружено и в других языках нахско-дагестанской семьи (многие из которых изучены все еще недостаточно, особенно в том, что касается дискурсивных явлений), однако на сегодняшний день, насколько нам известно, о существовании подобной конструкции в каком-либо из них не сообщалось. Более того, в отличие от распространенного в языках мира повтора клитических, особенно объектных, местоимений — в частности, в балканских языках, — дублирование полных местоимений является типологической редкостью [Бе Vogelaer 2008: 233]. Тем не менее, ниже мы попробуем сравнить агульское дублирование местоимений с возможными аналогами этого явления в других языках, начав с ближайшего родственника агульского — табасаранского языка.
3.1. Личное согласование в табасаранском
В языках лезгинской группы личное согласование является инновацией и развилось (независимыми и достаточно непохожими путями) в двух языках, табасаранском и удинском. Табасаранский, таким образом, является единственным среди восточнолезгинских языков, в котором и сохранилось согласование по именному роду/ классу, и возникло личное согласование; в двух других языках — лезгинском и агульском — ни один тип согласования не представлен.
Система личного согласования в табасаранском варьирует по диалектам, но в целом она устроена следующим образом (подробнее см. [Магометов 1965: 196-216; Кибрик, Селезнев 1982;
Кибрик 2003: 417-477; Богомолова 2012]). Личные показатели восходят к падежным формам личных местоимений 1-2 л. и располагаются на глаголе; согласования с третьим лицом нет. Субъектное согласование ориентировано на единственный ядерный аргумент непереходного предиката (8) либо на агенс переходного (А), однако при переходном глаголе возможно и полиперсонное согласование, когда в определенных случаях (при коммуникативном выделении) на глаголе маркируется не только агенс, но и другой аргумент. За исключением некоторых особых контекстов, согласование обязательно; при этом субъектное местоимение может как присутствовать, так и отсутствовать.
В примерах (10а) и (10б) показано простое субъектное и полиперсонное согласование в говоре с. Кандик, относящемся к южному диалекту (данные из работы [Кибрик 2003: 471-474]). В (10а) личный показатель контролируется субъектом непереходного глагола 'оказаться (где-либо)', тогда как в (10б) помимо аген-тивного субъекта глагола 'ударить' возможно факультативное маркирование реципиента, выражаемого дативом10.
(10) а. Согласование с субъектом одноместного глагола ихи Кап? адии-%и 'я в лесу оказался'
пуп Кап? адии-и (< -уи) 'ты в лесу оказался' а Кап? адии 'сестра в лесу оказалась'
б. Согласование с аргументами двухместного глагола ихи иуи; кттп-%а(-уих) 'я тебя ударил' ихи иси; кгтп-%а(-сих) 'я вас ударил' ихи сиси; кгтп-%а 'я сестру ударил'
Учитывая, что табасаранские согласовательные маркеры явным образом развились из личных местоимений, в примерах с выраженным местоименным субъектом можно видеть грамматикализованный аналог дублирования, представленного в агульском.
10 Хотя в табасаранском, как и в агульском, личные местоимения не различают форм абсолютива и эргатива, у личных показателей противопоставлены две серии — пациентивная, морфологически соответствующая абсолютиву личного местоимения (ср. -;и) и агентивная, имеющая другую огласовку (ср. -;а). Это факт может указывать на вторичность синкретизма абсолютива и эргатива [Алексеев 1985: 73].
Тем не менее, ситуация в двух языках значительно различается. Во-первых, агульское дублирование затрагивает не только первое лицо, но и третье, которое в табасаранском находится вне системы согласования. Во-вторых, постглагольные местоимения в агульском (не считая самого факта избыточности двойного выражения субъекта) ни в чем не напоминают показатели согласования — они просто совпадают с полными местоимениями и ни формально, ни функционально не проявляют существенных признаков грамматикализации. Так, повтор местоимения не является обязательным (и, более того, крайне редок), имеет ограниченное лексическое наполнение, а само местоимение в позиции после глагола не подвергается морфологизации.
3.2. Дублирование личных местоимений в крызском
Обсуждая личное согласование в табасаранском языке, А. А. Магометов [1965: 19, 216] замечает, что большее развитие оно получило в северном диалекте, который находится в тесном контакте с азербайджанским языком тюркской семьи (имеющем личное спряжение). Тем самым, не исключена возможность влияния азербайджанского («как одного из факторов», что подчеркивает А. А. Магометов) на развитие табасаранского личного согласования. В этой связи интересно, что удинский язык, второй язык лезгинской группы с личным согласованием, хотя и с отличной от табасаранской системой, распространен именно в Азербайджане и на протяжении многих веков находится в контакте с азербайджанским языком11.
Помимо удинского, целиком на территории Азербайджана находятся еще два из девяти языков лезгинской группы — крыз-ский и будухский. Как указывает М. Е. Алексеев, «факты личного субъектного согласования... отмечаются и в крызском языке: зын карджаьн тезпаьчаь шер-зын 'я на работу спешу', зын марка конвертджуь къуькоду-зын 'я марку на конверт наклеил', но
11 Впрочем, система личного согласования отражена еще в древне-удинских (кавказско-албанских) палимпсестах, которые датируются периодом между концом VII в. и X в. [01рреП е! а1. 2008: 11-52]. Это ставит под сомнение именно тюркское влияние на удинский, т. к. оно началось несколько позже. Личное согласование, однако, представлено и в других языках, оказавших влияние на удинский (армянском, персидском).
аьныр зын аьтаьджи 'он меня побил'» [Алексеев 1985: 134]; здесь обращает на себя внимание повтор после глагола субъектного местоимения первого лица (зын 'я'), но не третьего. Параллелей с азербайджанским М. Е. Алексеев не приводит, однако исследователь крызского языка Ж. Отье напрямую соотносит данное явление с контактным влиянием. По данным Ж. Отье, повтор личных местоимений после глагола в крызском чрезвычайно распространен, причем не только для субъектов, но и для других аргументов и даже адъюнктов [Authier 2010: 31-32]. Постглагольные местоимения при этом являются энклитиками (иначе их позиция нарушала бы правило конечного положения финитного сказуемого) и могут сочетаться с использование местоименного субъекта перед глаголом. Наиболее систематически повтор местоимения происходит в случае, если субъект располагается в предгла-гольной фокусной позиции после топикализированного объекта, ср.:
(11) Повтор личного местоимения в крызском [Authier 2010: 31] lam gizil-bi zin saTa-ca-zin DIST gold-PL 1 throw-PERF-1
'Это я бросал те золотые монеты'.
В агульском, однако, мы не находим примеров дублирования местоимения в контекстах типа (11); в хпюкском оно возникает исключительно в конструкции с глаголом речи, вводящей цитату. Что же касается влияния азербайджанского языка на повтор местоимений после глагола, то эту возможность нельзя отрицать для крызского, удинского или даже табасаранского. Агульский же (наряду с арчинским) среди языков лезгинской группы был подвержен азебайджанскому влиянию в наименьшей степени: агулоязычный ареал не граничит с азербайджанскими селами, и нет оснований предполагать сколько-нибудь значимое знание агульцами азербайджанского языка в прошлом12. В свою очередь, развитие «по цепочке» через табасаранский язык представляется маловероятным: его можно было бы подозревать скорее для географически близкого кошанского диалекта (о котором см. далее в
12 В этнографическом очерке 1960 года отмечается, что «с азербайджанским языком были знакомы только те агулы, которые бывали в Азербайджане в качестве отходников» [Косвен и др. 1960: 535].
разделе 5), однако не для хпюкского, смежного с лезгиноязычным, но не табасараноязычным, ареалом.
3.3. Дублирование местоимений в языках Европы
В качестве несколько более далекой типологической параллели следует упомянуть явление местоименного дублирования (называемого также повтором, репризой, удвоением и пр.), отмечаемое, в частности, в балканских языках и ряде других языков Европы. Оно состоит в том, что в одной клаузе, помимо полной именной группы, присутствует и кореферентное ей клитическое местоимение, появление которого, как правило, бывает вызвано такими семантическими признаками, как определенность, референтность, топикаль-ность и пр.13 Ср. следующие примеры, в которых определенная именная группа '(эта) книга' дублируется объектной клитикой; оба предложения произносятся в ответ на вопрос типа «кто прочитал книгу?» или «что Анна сделала с книгой?» (данные по [Friedman 2008: 49-50]).
(12) а. Дублирующая объектная клитика в албанском
Ana e lexoi libr-in.
A. it read book-DEF.ACC
б. Дублирующая объектная клитика в греческом
Ana to dhiavase to vivlio.
A. it read the.ACC book.ACC
в. Дублирующая объектная клитика в македонском
Ana ja procita kniga-ta.
A. it read book-the
'Анна прочитала книгу.'
Использование при дублировании «сильных», морфологически отличных от клитических, местоимений встречается гораздо реже. Обе конструкции отмечаются в нидерландских диалектах, где дублирование при помощи «сильных» местоимений признается более редким и вторичным по сравнению с повтором, задейст-вующим клитические местоимения [De Vogelaer 2008]. Примеры
13 Литература по местоименному дублированию данного типа весьма обширна; из работ последних лет см., в частности, обобщающий сборник статей [Ка11и11, Таототс^ 2008], а также типологический обзор [Агка&еу 2010].
типа (13) напоминают приводившиеся выше агульские за тем исключением, что в нидерландском конструкция не ограничена глаголом речи. Согласно описанию [De Vogelaer, Devos 200S], дублирование при помощи «сильных» местоимений происходит прежде всего в клаузах, содержащих местоименный субъект с высокой степенью топикальности.
(13) Дублирование субъектных местоимений в брабантских диалектах нидерландского [Barbiers 200S: 10]
Zij werkt zij in Brussel. she works she in Brussels 'Она работает в Брюсселе'.
3.4. Функции дублирования местоимений в агульском Возвращаясь к агульской конструкции с дублированием, следует отметить, что ее использование также связано с топикальным статусом участника. Вместе с тем, более точно охарактеризовать прагматические или дискурсивные факторы, влияющие на выбор конструкции, пока не представляется возможным.
Так, в значительном числе примеров (не менее трети) дублирование используется при смене топика от одного участника эпизода к другому: ' X что-то сделал, а затем (в ответ на это) я/мы/он(и) сказал(и)...'. Ср. следующие примеры, в которых, для облегчения восприятия, мы ограничились переводом с указанием используемой конструкции (предшествующий контекст резюмирован в фигурных скобках).
(14) '{Пришло извещение о гибели отца на войне, и мы уже справили поминки; но неожиданно через полгода отец вернулся.} И я сказал (zun pune zun), я был маленьким ребенком... я сказал маме: «Быстро беги, к нам домой пришел один нищий' .
(15) '{Когда мы подшутили над учителем, он мне сказал: «Ты староста класса, расскажи мне, кто это сделал, или ты будешь виновата».} А я сказала (zun pune zun): «Я не знаю, учитель», — я не смогла предать их и сказала, что не знаю, и так отвязалась от него'.
(16) '{Я спросила Магомед--Загира: «Почему вдруг козы полезли через забор?» Он говорит: «Они увидели волка и хотят
погнаться за ним».} Я говорю (zun anaa zun): «Слушай, если так, то это действительно волк»'.
(17) ' {Два друга увидели красоту женщины и стали спорить, кто возьмет ее в жены.} И она говорит (mi punaa mi), эта женщина: «Мое богатство вот так распылилось, и муж мой пропал, и оба моих сына, одного унес орел, а другого унесла река' .
(18) '{Две женщины заблудились в горах и в друг попали в удивительное место, где росли голубые цветы. Была зима, но там повсюду росли цветы.} И они сказали (cipd pune^aj cipri): «Что же это за место такое? Мы в это место попали среди зимы, разве растут цветы зимой?»' (ср. эту фразу в примере (8) выше)
Во многих случаях, однако, смены топика не происходит, и участник ситуации говорения, которая вводится конструкцией с дублированием, остается текущим топиком (continuing topic):
(19) '{Когда решили восстановить мечеть в селе, несколько лет пришлось вести переговоры. В конце концов я сказал, что в селе без мечети добра не бывает.} И я сказал (zun pune zun), обсудив это с людьми, что на том месте, где люди согласятся, на каком-нибудь новом месте построим мечеть'.
(20) ' {Две женщины пошли через горы в другое село. Стемнело, и им показалось, что они сбились в пути. Вдруг они увидели вдалеке огни селения.} И когда увидели, они подумали (cpri pune-Kaj cp:i), что, наверное, скоро уже доберутся'.
(21) '{На уроке все ученики занимались своими делами и не слушали учителя. Одна я сижу и делаю вид, что слушаю урок.} И теперь я говорю (zun anaa zun) ему: «Учитель, не обижайся, — сказала я (zun pune zun) тогда Джамалдину, — не обижайся, учитель, ведь со мной никто не будет разговаривать, я присоединюсь к ним»'. (ср. начало этой фразы в примере (4) выше)
В последних примерах функция дублирования не вполне ясна. Не исключено, что на выбор конструкции оказывают влияние несколько факторов помимо собственно свойств референта. Так,
можно заметить, что некоторые клаузы с дублированием начинают новый эпизод повествования — независимо от того, происходит при этом или нет смена участника. В этом отношении интересно сравнить примеры, в которых конструкция с дублированием соседствует с клаузой, также вводящей цитату, но использующей обычный порядок «субъект — глагол». В рассказе (22) о том, как сельчанин решил попугать пожилую женщину, заговорив голосом ее умершего родственника, сцена, где он пытается схватить ее и утащить с собой, сменяется диалогом о том, раздает ли она садака (милостыню, пожертвования). В (23) эпизод с шуткой по поводу носа собеседника сменяется сценой драки после обвинения того же собеседника в краже. В обоих случаях клауза с дублированием субъекта начинает новый эпизод, тогда как клауза со стандартным порядком либо продолжает текущий, как в (22), либо заканчивает предшествующий, как в (23).
(22) ' {Потом я решил больше не тащить ее за собой.} Я сказал ей (zun pune zun): «Ты хотя бы садака раздаешь, за меня, за себя?» «Клянусь, — говорит, — деньги у Эминат находятся, я ничего не могу сделать, а дочь говорит, что раздает». Я говорю (zun pune): «Я узнал, что ты не раздавала, и вернулся». {Она закричала дочери: «Эминат, Эминат, дай, прямо сейчас дай ему садака, пусть он от меня отстанет!»}'
(23) ' {Мы ездили в соседнее село грузить сено, и я пошутил там про нос одного мужика. Потом мы вернулись, и вдруг он сказал: «А ведь ты, гад, меня оскорбил, сказав, что с моим носом что-то случилось».} Я сказал (zun pune): «Послушай, что из этого делать это самое?» И тогда я решил (zun^na pune zun), мол, дай-ка я его еще немного поддену. {А все уже выпили и были пьяные. «Скажи честно, — сказал я, — куда вы дели баранов, которых украли вместе с сыном Сефера?»}'
Использование при цитате стандартного порядка «субъект — глагол» характерно именно для нейтрального случая — смены участника в рамках того же эпизода; наиболее ярко это видно применительно к достаточно многочисленным примерам с субъектом 3-го лица типа приводимых ниже:
(24) '{Когда мать парня заболела, ее невестка говорит: «Мама, мама, чего тебе хочется?»} Она говорит (mi акаа): «Мне, дочка, приготовь хинкал с курицей и дай»'.
(25) '{Приехал он и говорит второму зятю, спрашивает у второго зятя: «Ну как тебе моя дочь, понравилась?»} А тот сказал (mi pune^aj): «Клянусь, очень хорошо, только очень уж скандальная, никак не замолкает»'.
Ниже в разделе 4.1 будут представлены количественные данные о соотношении различных типов порядка глагола и субъекта при вводе цитаты (субъект до глагола, после глагола и в обеих позициях). Как показывают подсчеты в Таблице 2, доля конструкции с дублированием несколько различается в зависимости от глагольной формы: а именно, для презентных форм эта доля чуть больше, чем для форм прошедшего времени14. Так, на вариант zun pune zun 'я сказал я' с аористом приходится лишь примерно девятая часть от всех трех порядков (23/202), тогда как на zun акаа zun 'я говорю я' с презенсом — почти треть (19/59). Это означает, что выбору конструкции с дублированием может дополнительно способствовать более экспрессивный и «живой» режим повествования в «настоящем историческом», который сам по себе нередко бывает связан с противопоставлением данного и нового (часто неожиданного) либо предшествующего и последующего действий (ср. [Бондарко 1971: 147-148]).
В целом же ни смена текущего топика, ни начало нового эпизода, ни выбор режима повествования, по-видимому, не определяют полностью выбор конструкции с дублированием, так что выявление условий ее употребления во многом остается делом будущего.
4. Порядок слов при вводе цитаты и возможное происхождение конструкции с дублированием
Как представляется, возникновение агульской конструкции с дублированием во многом связано с особенностью самой структуры предложений, вводящих цитаты, и в частности с порядком слов в таких предложениях.
14 Мы благодарим за указание на этот факт анонимного рецензента.
4.1. Частотность постпозиции субъекта Выше мы уже упоминали, что базовым порядком слов в агульском, как и в других нахско-дагестанских языках, является S(O)V. При этом в спонтанных нарративах (в целом склонных к относительно свободному порядку) постпозиция субъекта по отношению к глаголу вполне распространена, ср. фрагмент основной линии одного из рассказов:
(26) q-us.u-ne zun juta-s, uq'.u-ne zun,
RE-уходить.PF-AOR я дом-DAT садиться.РР-AOR я "qa-ux-u-na kande-a" p.u-ne zun,
RE-пить .PF-CONV нужно-PRS говорить .PF-AOR я "sa bic'i"... один маленький
'Пришел я домой, посидел, решил, что надо еще немного выпить... {и, взбодрившись, вернуться туда}'.
В предложениях, вводящих цитату (P), стандартно используется один из двух порядков:
• SVP, т. е. «субъект — глагол говорения — цитата» (27),
• либо PVS, т. е. «цитата — глагол говорения — субъект» (28).
(27) axpia baw.a p.u-naa, "wa?" p.u-naa, потом мать(ERG) говорить.PF-PRF нет говорить.PF-PRF "s.u-na jac-ar gik'ar-q'-e"...
уходить.PF-CONV бык-PL искать-делать-IMP 'Тогда мать сказала: «Нет, идите и найдите быков...»'
(28) "qu-ïw.a-jde req: Ha-f-tawa gada.ji-s", RE^ra.IPF-PT:HAB дорога знать-S-COPiNEG boy-DAT p.u-naa me dad.a.
говорить.PF-PRF DEMM отец(ERG)
'«Мальчик не знает обратной дороги», — говорит отец'.
Более того, второй порядок слов, с главной клаузой после цитаты и постпозицией субъекта, по частотности преобладает. Это хорошо видно по данным, представленным в Таблице 2, где сравнивается частотность двух порядков слов (SV и VS) и конструкции с дублированием (SVS); подсчеты проводились для тех форм глагола и местоимения, которые встретились в корпусе для конструкции с дублированием (данные по ней взяты из Таблицы 1).
Таблица 2. Порядок субъекта и глагола речи в хпюкском корпусе
S — V — глагол речи SV VS SVS
местоимение
zun 1sg) pune (аорист) 10 169 23
zun 1sg) акаа (презенс) 2 38 19
zun 1sg) axaje (хабитуалис) 0 21 4
ein 1pl.excl) pune (аорист) 2 7 2
ein 1pl.excl) акаа (презенс) 1 8 2
ein 1pl.excl) axaje (хабитуалис) 0 1 1
mi 3sg) punen (перфект) 4 71 1
mi 3sg) акаа (презенс) 19 35 1
uei 3sg) pune^Kaj (аорист + cit) 1 38 5
uei 3sg) punon (перфект) 0 1 1
uei 3sg) акаа«ка] (презенс + cit) 0 4 1
eip:i 3pl) pune-Haj (аорист + cit) 1 0 2
Всего 40 393 62
Сравнение колонок SV и VS ясно показывает, что для всех комбинаций субъекта и глагола (за единственным незначимым исключением в последней строке) постпозиция субъекта частотно преобладает, иногда в десятки раз. Общее соотношения порядков VS/SV составляет приблизительно 10/1, хотя обращает на себя внимание существенно меньшая разница (всего лишь около 2/1) в случае субъекта mi 'он' и глагола в форме презенса. Интересно, что в целом ряде случаев, в том числе для двух наиболее частотных вариантов конструкции с дублированием (zun pune zun 'я сказал я' с аористом и zun акаа zun 'я говорю я' с презенсом) порядок SV встречается гораздо реже, чем эта конструкция: например, клауза zun pune zun 'я сказал я' в корпусе более чем вдвое частотнее «канонической» с синтаксической точки зрения структуры zun pune 'я сказал'. Эту закономерность можно перефразировать и так, что если в конструкции, вводящей цитату, присутствует препозитивный субъект 1-го л. ед. ч., он с большой вероятностью будет продублирован после глагола.
Понятно при этом, что высокая частотность порядка VS в значительной степени вызвана «плеонастическим» использование глагола говорения, когда 'сказал я' ('сказал он' и т. п.) говорящий
использует в предложении несколько раз15, вставляя эти слова после частей цитаты, далеко не обязательно представляющих собой целые клаузы, ср.:
(29) "abaw" p.u-ne zun, "wa-s za-h-as тетя говорить.PF-AOR я ты-DAT я-ANTE-ELAT guc' ma-x.a", p.u-ne zun, "wa-s страх PROH-стать.IPF говорить.PF-AOR я ты-DAT za-h-as guc' ma-x.a", p.u-ne zun, я-ANTE-ELAT страх PROH-стать.IPF говорить .PF-AOR я "me ul", p.u-ne zun, "ul.i-l
DEMM глаз говорить .PF-AOR я глаз-SUPER
najs.i-naa we", p.u-ne zun..
вставать.PF-PRF твой говорить.PF-AOR я '«Тетя, — сказала я, — ты меня не бойся, — сказала я, — ты меня не бойся, — сказала я, — один глаз, — сказала я, — у тебя не дает видеть другому», — сказала я'. (Под глазами в данном случае подразумеваются две дочери тети.)
В таких случаях клаузы типа «сказал я» по сути не выступают в виде главных предикатов (с цитатой в роли сентенциального зависимого), а являются относительно автономными вводными словами, осуществляющими «привязку» цитаты или ее частей к дискурсу — а именно, указывающими, что тот синтаксически независимый дискурсивный фрагмент, который произносится, является цитатой16.
Кроме того, порядок VS с глаголом речи встречается и после составляющей, входящей в главную клаузу (но не в абсолютном начале клаузы), — например, после адресатной именной группы
(30) или наречия (31).
15 Плеонастическое использование в агульских устных нарративах свойственно и финитным формам глагола речи без субъекта (ср. буквальный перевод одной подобной цитаты из корпуса: «Мулла, — сказала, — я сегодня сон видела, — сказала, — про своего мужа, — сказала, — ты, — сказала, — посмотри в книге, что он значит»).
16 Ср. обсуждение отличия цитат от сентенциальных дополнений, в типологической перспективе, в ^иШетапи 2008: 224-233].
(30) bigim.a-s p.u-ne zun, "wun salam Бигим-DAT говорить.PF-AOR я ты приветствие tin" p.u-ne zun.
давать(1МР) говорить.PF-AOR я 'Я сказала Бигим: «Поздоровайся с ними»'.
(31) axpia üB.a-a mi, "xink'-ar потом говорить.IPF-PRS DEMM(ERG) хинкал-PL aq'.u-na tin za-s".
делать.PF-CONV дават^^) я-DAT
'Ну вот, она говорит: «Приготовь хинкал и дай мне»'.
Как бы то ни было, порядок с постпозицией (местоименного) субъекта при глаголе речи является настолько преобладающим, что он не мог не сыграть свою роль в возникновении конструкции с дублированием.
4.2. Вариативность позиции субъекта и дублирование Можно выдвинуть несколько различных гипотез о сценарии возникновения конструкции с дублированием местоименного субъекта. Так, можно было бы предположить, что модель SVS основана на «канонической» структуре с порядком SV, которая была «усилена» еще одним вхождением субъекта после глагола, ср. схематическое изображение:
[Местоимение Глагол] + Местоимение (например, zun pune 'я сказал' + zun 'я').
Однако такая ситуация выглядела бы правдоподобной в том случае, если бы порядок «субъект — глагол речи» был доминирующим, а конструкция с дублированием (как инновативная структура, появившаяся в определенном дискурсивно-прагматическом контексте) составляла бы сравнительно небольшую часть от всех употреблений с начальным субъектом. В действительности же корпусные данные показывают нам противоположную картину: структура «субъект — глагол речи» для большинства местоимений редка, и конструкция с дублированием даже превышает ее по частотности.
Это заставляет искать для конструкции с дублированием другой источник. По нашему мнению, своим появлением она обязана в первую очередь распространенности постпозитивного
субъекта при глаголе речи — частотной настолько, что структура «глагол речи — субъект» стала использоваться в речи как единый устойчивый «блок». Соответственно, при порождении начального субъекта за ним во многих случаях автоматически следовало не просто финитное сказуемое, но целый «блок», включающий финитный глагол с постпозитивным субъектом:
Местоимение + [Глагол Местоимение] (например, zun 'я' + pune zun 'сказал я').
Использование в качестве «строительного блока» сочетания глагола речи и субъекта является при этом лишь тенденцией: каноническая структура «субъект — глагол» по-прежнему может быть порождена. Тем не менее, эта тенденция довольно сильна, так что конструкция с дублированием начинает сама по себе превращаться в устойчивое сочетание, по крайней мере при некоторых наборах компонентов (zunpune zun, zun anaa zun).
Предлагаемый путь развития поддерживается единственным в хпюкском корпусе примером (32), в котором первый местоименный субъект отделен от глагола речи и повторного вхождения субъекта именной группой, обозначающей адресата речи: в данном случае очевидно, что anaa zun 'говорю я' образуют более тесное сочетание, нежели zun anaa 'я говорю'.
(32) zun q'ulban.a-s ок. a-a zun, "fi e
я Курбан-DAT говорить.IPF-PRS я что COP
q'.u-f" ок. a-a.
делать.PF-S говорить.IPF-PRS
'Я спрашиваю у Курбана: «Что случилось?»'
Аналогично устроен пример конструкции с дублированием, уникальный для хпюкского корпуса в том отношении, что он включает не глагол речи, а глагол движения 'идти': первое вхождение субъекта отделено вопросительным наречием 'как?' от комплекса «финитный глагол + повтор субъекта».
(33) {«Давай пойдем в суд», — сказал он Малле Насреддину.} "zun fi-sci £w.a-j-e zun",
я что-ADV идти.IPF-CONV-COP я
ан.а-ув ть
говорить .1РЕ-СОКУ-СОР бемм(еяо)
'«Как я пойду? — говорит тот. {— Ты едешь на осле, а у меня нет транспорта»}'.
5. Выводы и перспективы
Итак, мы рассмотрели конструкцию с дублированием субъектного местоимения после глагола в одном из агульских диалектов. Эта конструкция свойственна именно спонтанной речи и не является очень частотной. При этом подавляющее большинство корпусных примеров демонстрируют конструкцию, финитным сказуемым в которой является один и тот же глагол — основной глагол речи (и один из наиболее частотных агульских глаголов вообще) 'говорить'. Наиболее частотным типом субъекта в данной конструкции является местоимение первого лица 'я'; на сочетания «я сказал я» с аористом и «я говорю я» с презенсом глагола речи приходится более двух третей всех употреблений конструкции в корпусе. Вместе с тем, эти выражения не являются застывшими формулами: в состав конструкции могут входить и другие формы глагола, а также другие местоимения. Более того, в единичных случаях (ср. пример (33)) мы встречаем использование в конструкции с дублированием не глагола речи, а другой лексемы.
Особенности порядка слов при вводе цитат (преобладающая постпозиция субъекта речи в случае, если главная клауза, вводящая цитату, располагается после цитаты или ее части) позволяют предположить, что конструкция с дублированием не представляет собой «каноническую» клаузу с порядком «субъект — глагол», после которой говорящий вторично употребляет субъектное местоимение. Скорее, речь идет о контаминации начального субъекта (после которого в редких случаях может располагаться другая составляющая) и частотного в нарративах порядка «глагол — субъект».
Наличие лишь небольшого количества агульских текстов прошлого века (и полное отсутствие памятников агульского языка до начала XX века17) не дает нам возможности представить сце-
17 Самые ранние образцы агульских текстов (на буркиханском говоре) содержатся в приложении к грамматике [Дирр 1907]; ср. также
нарий возникновения конструкции с дублированием более точно. Остается пока открытым и вопрос о степени распространенности этой конструкции по диалектам. В нашем диалектном корпусе, записанном в середине 2000-х гг., единичные примеры конструкции с дублированием, включающие глагол речи, обнаруживаются в фитинских, цирхинских и буршагских текстах; впрочем, объем корпуса для каждого из этих говоров в несколько раз меньше хпюкского.
Нельзя при этом исключать и того, что в разных диалектах структура конструкции с дублированием, а также ее функции будут не вполне тождественны. Так, в текстах, приложенных к грамматике агульского языка Р. М. Шаумяна [1941: 130-135], имеются примеры дублирования личного местоимения в буршагском (34) и худигском (35) говорах кошанского диалекта18. С формальной точки зрения интересно, что в обоих случаях первое вхождение местоимения отделено от комплекса «финитный глагол (или связка) + повтор местоимения» другим материалом, причем в (35) таким материалом является достаточно «тяжелая» именная группа. Ни в одном из примеров дублирование не происходит в типичном для хпюкского говора контексте — клаузе, вводящей цитату. Конструкция употреблена здесь не в основной линии нарратива, а в речи персонажа, участие которого в определенной ситуации (либо, соответственно, наличие у него определенной характеристики) оказывается коммуникативно выделенным.
(34) {Жена сказала: «Мы это сделали, следуя твоему письму».} "zun li-süi p.u-nda zun"
я DEML-ADV говорить.PF-AOR:NEG я
p.u-naw sawdagar.di.
говорить^-АОЯ купец(ЕКД)
'«Я такого не писал (букв. не говорил)», — сказал купец'.
комментированное переиздание всего корпуса агульских текстов первой половины XX в. [Майсак 2014].
18 Тексты были записаны в 1933-34 гг. Трудно судить, насколько они представляют неподготовленную речь носителей языка; скорее всего, они записывались исследователем на слух пофразово.
(35) {Его увидел аждаха и спросил: «Кто ты такой?»}
min.di, "zun ha-mi §il-i-n pac'c'ah DEMM(ERG) я EM-DEMM земля-GEN царь
wu zun" p.u-na, gawab i-naw.
COP я говорить .PF-CONV ответ давать :PF-AOR
'Тот сказал: «Я правитель этой земли»'.
Таким образом, в перспективе интерес представляет не только фиксация наличия в агульских (и родственных ему) идиомах необычной и остававшейся ранее незамеченной конструкции, но и анализ вариативности ее формальных и дискурсивно-прагматических свойств в русле внутригенетической типологии.
Список условных сокращений
add — аддитивная клитика; adv — наречный показатель; ante — локализация 'перед'; aor — аорист; cit—пересказывательность; conv— деепричастие; cop — связка; dat — датив; demm/deml/demt — серии демонстративов; down — направление 'вниз'; elat — элатив; em — эмфатический дейктический префикс; erg — эргатив; excl — эксклюзив; gen — генитив; juss — юссив; imp — императив; in — локализация 'внутри'; inf — инфинитив; ipf — основа имперфектива; lat — латив; loc — локативный показатель; neg — отрицание; pf — основа перфектива; pl — множественное число; proh — прохибитив; post — локализация 'сзади'; prs — настоящее время; pt — причастие; pt:hab — хабитуальное причастие; pt:prf — перфектное причастие; ptcl — частица; re — рефак-тивный префикс; prf—перфект/результатив; s—показатель субстантивации; sub/cont — локализация 'под' / 'в контакте'; super—локализация 'сверху'; temp — темпоральная форма глагола ('когда'). В цитируемых примерах из других языков: dist — дальний демонстратив; perf — перфект; def — определенный артикль; acc — аккузатив.
Показатели косвенной основы имен и аспектуальных основ глаголов отделяются точкой. Знак - используется для отделения клитик. Локативные префиксы не отделяются и в строке глоссирования обозначаются в фигурных скобках. Немаркированные категории в строке глоссирования не отмечаются (абсолютив, единственное число, эссив), а при совпадении с косвенной основой заключаются в круглые скобки (эргатив, локализация in, генитив). В примерах не из агульского языка сохранена транскрипция и глоссы оригинала.
Литература
Алексеев 1985 — М. Е. Алексеев. Вопросы сравнительно-исторической грамматики лезгинских языков. Морфология. Синтаксис. М.: Наука, 1985.
Богомолова 2012 — Н. К. Богомолова. Личное согласование в табасаранском языке: концептуализатор и его адресат в структуре ситуации // Вопросы языкознания, 2012. № 4. С. 101-124.
Бондарко 1971 — А. В. Бондарко. Вид и время русского глагола (значение и употребление). М.: Просвещение, 1971.
Ганенков и др. 2009 — Д. С. Ганенков, Т. А. Майсак, С. Р. Мерданова. Дискурсивная анафора в агульском языке // НеФестшрифт: Статьи в подарок (к юбилею А. Е. Кибрика). Март 2009 г. URL: http://otipl.philol. msu.ru/~kibrik/aek-jubilee.php
Дирр 1907 — А. М. Дирр. Агульский язык // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. XXXVII. Тифлис, 1907.
Кибрик 2003 — А. Е. Кибрик. Константы и переменные языка. СПб: Алетейя, 2003.
Кибрик, Селезнев 1982 — А. Е. Кибрик, М. Г. Селезнев, Синтаксис и морфология глагольного согласования в табасаранском языке // Табасаранские этюды. М.: МГУ, 1982. С. 17-33.
Кибрик, Тестелец 1999 — А. Е. Кибрик, Я. Г. Тестелец (ред.). Элементы цахурского языка в типологическом освещении. М.: Наследие, 1999.
Косвен и др. 1960 — М. О. Косвен, Л. И. Лавров, Г. А. Нерсесов, Х. О. Ха-шаев (ред.). Народы Кавказа. I. М.: АН СССР, 1960.
Магометов 1965 — А. А. Магометов. Табасаранский язык: Исследование и тексты. Тбилиси: Мецниереба, 1965.
Магометов 1970 — А. А. Магометов. Агульский язык: Исследования и тексты. Тбилиси: Мецниереба, 1970.
Майсак 2014 — Т. А. Майсак. Агульские тексты 1900-1960-х годов. М.: Academia, 2014.
Мерданова 2004 — С. Р. Мерданова. Морфология и грамматическая семантика агульского языка: на материале хпюкского говора. М.: Советский писатель, 2004.
Сулейманов 1993 — Н. Д. Сулейманов. Сравнительно-историческое исследование диалектов агульского языка. Махачкала: ДНЦ РАН, 1993.
Тарланов 1994 — З. К. Тарланов. Агулы: их язык и история. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1994.
Тарланов 2013 — З. К. Тарланов. Проблемы общей грамматики и грамматика агульского языка. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2013.
Шаумян 1941 — Р. М. Шаумян. Грамматический очерк агульского языка (с текстами и словарем). М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1941.
Arkadiev 2010 — P. Arkadiev. Clitic doubling: Towards a typology. Доклад на круглом столе «Клитики и синтаксическая типология». Москва, РГГУ, 7 июня 2010 г.
Authier 2010 — G. Authier. Azeri morphology in Kryz (East Caucasian) // Turkic Languages 14:1, 2010. P. 14-42.
Baibiers 2008 — S. BaTbiers. Mcrovariation in syntactic doubling: An introduction // S. Barbiers, O. Koeneman, M. Lekakou, M. van der Ham (eds.). Microvariation in Syntactic Doubling. Bingley: Emerald, 2008.
De Vogelaer 2008 — G. De Vogelaer. (De)grammaticalisation as a source for new constructions: the case of subject doubling in Dutch // A. Bergs, G. Diewald (eds.). Constructions and Language Change. Berlin: Mouton de Gruyter, 2008.
De Vogelaer, Devos 2008 — G. De Vogelaer, M. Devos. On geographical adequacy, or: how many types of subject doubling in Dutch // S. Barbiers, O. Koeneman, M. Lekakou, M. van der Ham (eds.). Microvariation in Syntactic Doubling. Bingley: Emerald, 2008.
Friedman 2008 — V. A. Friedman. Balkan object reduplication in areal and dialectological perspective // D. Kalluli, L. Tasmowski (eds.). Clitic doubling in the Balkan languages. Amsterdam/Philadelphia: John Benjamins, 2008.
Gippert et al. 2008—J. Gippert, W. Schulze, Z. Aleksidze, J.-P. Mahe. The Caucasian Albanian palimpsest from Mt. Sinai. Edition and interpretation. Vol. 1. Turnhout: Brepols, 2008.
Guldemann 2008 — T. Guldemann. Quotative indexes in African languages: A synchronic and diachronic survey. Berlin: Mouton de Gruyter, 2008.
Kalluli, Tasmowski 2008 — D. Kalluli, L. Tasmowski. Introduction: Clitic doubling, core syntax and the interfaces // D. Kalluli, L. Tasmowski (eds.). Clitic doubling in the Balkan languages. Amsterdam/Philadelphia: John Benjamins, 2008.
Kibrik 2011 — A. A. Kibrik. Reference in discourse. Oxford: Oxford University Press, 2011.
