CC BY
40
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XIX, № 1
1|| Ülliil!
и и
орыв в новую эпистемологическую проблематику
Л. А. МИКЕШИНА
Развитие неклассической эпистемологии происходит под воздействием таких фундаментальных факторов, как интенсивное развитие философии, теории и методологии гуманитарных и социальных наук. Идет взаимное обогащение, появление «на стыке» новых «ветвей» и направлений исследования, особенно под влиянием таких феноменов, как «поворот» (turn), которых уже насчитывается до десятка - онтологический, антропологический, лингвистический, культурно-исторический, коммуникативный, герменевтический и др., и которые сами являются следствием процессов, происходящих в культуре и социуме. Широкое распространение в различных областях научного знания получило также понятие парадигмы, причем вне связи с «революционным» или «нормальным» состоянием данной науки, но лишь как обозначение какого-либо «нетрадиционного» видения предмета исследования. Как мне представляется, все это говорит о том, что наряду с абстрактно-рациональным классическим эталоном все большее влияние на науку начинает оказывать экзистенциально-антропологический подход, которому в рациональности и «научности» еще недавно было отка-j зано. Особенно сильная «ветвь» этого направления - обраще-
С -W—r
ние к теме «Познание и язык», в формах прагматической лингвистики настойчиво внедряющейся в эпистемологию и делающей ее неклассической. Обсуждаемая монография
И.Т. Касавина, где с первых строк определяется «ориентация на опыт гуманитарных наук», находится в самом центре этого события.
При всем богатстве тем, подходов, областей и междисциплинарных взаимодействий, представленных в монографии, особо остановлюсь лишь на трех аспектах, которые определяют философско-методологические подходы к социальной эпистемологии языка.
¡1 ш
1. Отношение эпистемологии
и философии языка
Известно, что на фоне «мира сущего» (природной каузальности) и «мира должного» (идей долженствования и свободы как двух центров критического учения) язык предстает как периферийное явление, поэтому система И. Канта состоит из логики, этики и эстетики и не включает проблемы и темы языка. Но уже И. Гердер ставил вопрос: как возможна критика человеческого разума без критики человеческого языка? В качестве контекста напомню, что традиционное базисное рассмотрение в гносеологии проблемы «язык и познание» предполагало, прежде всего, выяснение различных основных и вспомогательных функций языка в получении и выражении знания. В этом случае на первый план выходят вопросы терминов теории познания, отношения чувственного опыта к эмпирическим понятиям, выявление способов употребления языка для передачи информации (коммуникации), объективация знания посредством знаков (символов), наконец, осуществление самого мышления. Такой подход реализуется, в частности, в классической книге Б. Рассела о познании, его сфере и пределах. Однако сегодня осоз- ^ нанно, что этот подход недостаточен и односторонен: не менее значима и другая функция языка - вписывание познания в культуру и социум. В связи с этим во второй половине ХХ века на передний план вышли идеи о соотношении эпистемологии и философии языка, представленные, в частности, Р. Рорти в фундаментальном труде «Философия и зеркало природы». В нем он опирается преимущественно на исследования
<0
и концепции Х. Патнэма, М. Даммита, а также Д. Дэвидсона, который утверждал, что в работах Б. Рассела, Р. Карнапа и У. м
и;:.:
II!
Куайна чистая теория значения была смешана с эпистемологическими проблемами, что привело в дальнейшем к различным формам операционализма, верификационизма, конвенционализма и др. Критикуется «смешанная» философия языка и недозволенный перевод проблем эпистемологии в философию языка. Таким образом, с одной стороны, признается «кончина эпистемологии с основаниями», а с другой - философия языка предстает как теория значений. Для эпистемологии эти проблемы и сегодня остаются актуальными.
В обсуждаемой монографии нет столь жесткого разведения эпистемологии и философии языка; более того, идет принципиальное объединение этих подходов на основе дополнительности и взаимодействия. Исследуется текст как «место», где взаимопроникают эпистемология и лингвистика; проблема значений и смысла в разных философиях; ситуационный контекст, контекстуализм как методологическая программа; анализируются теория значения, в первую очередь, идеи Д. Дэвидсона и теория речевых актов Дж. Остина, Дж. Серла. При этом значение, рассматриваемое как априоризм языка, свойство текста, будучи включенным в знаковую деятельность, коммуникацию и в отношение с внешним окружением, обретает в монографии социокультурные параметры, и исследование проблемы «язык и познание» стыкуется тем самым с герменевтикой и социальной эпистемологией. Автор объединяет две значимые в философии традиции, реализуя диалог и синтез двух познавательных практик - аналитической теории значений и идей В. Гумбольдта, герменевтики, где, по Гадамеру, обращаются к «языку как опыту мира», а человек, по Хайдеггеру, понимается как существующий «прежде всего в языке и при языке». Таким образом, авторская позиция переводит саму проблематику на уровень целостного подхода, где язык - это уже не только «инструмент», «орудие», система знаков и их значения, но и культурно-исторический контекст и, более того, «горизонт он-^ тологии». В этом случае становится возможным, оставаясь в рамках эпистемологии и введя понятия «внешней и внутренней социальности», как это делает автор, преодолеть «чистый гно-
л
сеологизм», обосновать правомерность неклассической эпи-
стемологии, в частности социальной эпистемологии языка.
2. Междисциплинарность
и эпистемология
Эта проблема рассматривается в специальном параграфе и вместе с тем пронизывает не только эту книгу автора, но реализуется также в его исследованиях последних десятилетий. Базовый принцип и подход И.Т. Касавина - опираться на идеи, теории, эмпирический материал из разных школ, направлений, осмысливать когнитивный опыт не только истории естественных и социально-гуманитарных наук и философии, но и повседневного знания. На основе этого принципа исследуется сам феномен междисциплинарности, не исчерпывающейся только нау-коведческим рассмотрением, но предполагающей и эпистемологический анализ; выявляются ее различия в философии и науке - в разных типах наук, где определенно сложилась дисциплинарная структура, как в естествознании и точных науках, или дисциплинарная дифференциация не выражена в такой же степени, скорее, присутствуют междисциплинарные, «пограничные» образования, как в гуманитарном знании. В монографии обосновывается идея об особой значимости междисциплинарного подхода не только в становлении каждой науки в прошлом, но и в появлении новых наук, в современной общенаучной методологии, где начинают преобладать программы, проекты, временные объединения, выражающие тот или иной подход или так называемый «поворот» - антропологический, лингвистический, когнитивный и другие.
Для автора эти проблемы принципиальны; он настаивает на том, что «мера вовлеченности эпистемолога в диалог» - «это мера эмпирической обоснованности его философской концепции» , и ставит ряд новых проблем, не бесспорных и не знакомых классической эпистемологии. В частности, действительно ли неклассическая эпистемология приближается к «античному прообразу: теории уступают место сценариям и подходам, ме-
тод - дискурсу, понятие - метафоре, истина - консенсусу» (там же)? Действительно ли «перенос схем и понятий» из других наук является «типичным приемом неклассической эпистемо-
Ш
и
и >•
и
1 Касавин И. Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную
Л
эпистемологию языка. М., 2008. С. 278.
Л С О X (О
логии»? При такой в полной мере дискуссионной постановке проблем у меня возникает сомнение: не происходит ли замена общей эпистемологии социальной эпистемологией, уже фактически во многих исследованиях занявшей место того, что по праву должно называться «эпистемология социального (гуманитарного) знания»? Эти области должны различаться, поскольку во втором случае речь идет о применении категорий и принципов общей эпистемологии к конкретным наукам, а не о «внедрении» понятий этих наук в общую методологию.
Наряду с междисциплинарностью и ее проблемами, можно отметить в исследованиях автора принципиально новый уровень - наддисциплинарный, - к которому, как известно, призывал И. Валлерстайн с его миросистемным анализом. Его совершенно в иных формах и намерениях реализовал автор не только в этой, но и в других своих монографиях, в частности в книге «Миграция. Креативность. Текст» (М., 1998), а также в известной серии книг о вненаучном и эзотерическом знании, где он был составителем и редактором. Эпистемологический анализ осуществляется в этих случаях в ином «пространстве и времени» знания, когда выходят за пределы организационных и типологических границ дисциплинарного и внедисциплинарно-го знания - научного, вненаучного, повседневного, рецептурного и другого. По существу, утверждается неклассическая позиция: эпистемолог, как и положено философу, должен исследовать любые формы реального знания, существующего в обществе и культуре в целом. И тогда возникает новая проблема: возможно ли, оставаясь в рамках философии познания, «вырваться» за пределы классической теории познания, обратиться к реальному познанию - теоретическому и эмпирическому, научному и вненаучному, даже апофатическому, эзотерическому? Почему сегодня это необходимо и насколько возможно вопреки традициям классической рациональности?
3. Являются ли классическая теория познания
или современная эпистемология
теорией реального познания?
Эта проблема требует обстоятельного рассмотрения; я ее лишь коснусь, размышляя над книгой И.Т. Касавина, где, как и в предыдущих исследованиях, он в значительной мере стремится к исследованию реального познавательного процесса и его продукта - знания не о приемах познания, но о самой реальности. Как отнестись к этому переосмыслению функций и возможностей теории познания? Прежде всего, следует признать, что в работах отечественных философов по-прежнему господствуют глубинные классические представления о трансцендентальных субъекте и объекте, абсолютной и относительной истине в контексте аристотелевской корреспондентной теории, объективности знания, понимаемой как независимость содержания истинного знания от субъекта. В этой традиции теория познания имеет дело только с идеальными сущностями внутри самого знания. Образующие ее абстракции не фиксируют «физические» и социальные реальности, но только те, что философ видит «изнутри понятия, находясь внутри его мысленной сущности»; наконец, она «присваивает» себе право предписывать нормы - как должно быть в соответствии с теми или иными нормами рациональности - самому познавательному процессу.
Известно, что существует и другой, неклассический опыт философов, обращавшихся к проблеме теории познания как к теории. Это, например, критика и преодоление «теоретизма» М.М. Бахтиным. Непосредственно, «в лоб», считал необходимым рассмотреть эту проблему М.К. Мамардашвили, что стало предпосылкой и введением в оставленный им набросок естественно-исторической гносеологии. Осознается, что гносеологический анализ имеет дело с научными понятиями, эксплицируемыми в рамках самого же способа построения этих понятий, с посылками и допущениями, на которых базируются теории разных уровней, что скрыто в предметных терминах данной науки. Необходимо выйти на такой уровень исследования, где познание уже не поверхностно логический процесс, в котором не фигурирует реальность самих познавательных ¡™
и и
и
и-1
¡11 м
а:
актов, но иной по природе, естественно-исторический процесс, предметные образования которого, по существу, не контролируемы и в целом не подпадают под нормы и правила теории познания. В таком случае очевидно, по Мамардашвили, что и «номенклатура описания» должна быть другой, причем необходимо введение феноменологической абстракции, которая позволила бы нам рассмотреть сами понятия как предмет эмпирии.
Как представляется, И.Т. Касавин своим путем вышел на близкое понимание новых путей развития теории познания и эпистемологии, но принципиальное отличие его взглядов состоит в том, что в качестве реальности им исследуется не «естественно-историческая гносеология», но эпистемология «предметных образований» культурно-исторической и социально-гуманитарной реальности - текст, дискурс, язык в целом, - в том числе с выходом на феноменологическое видение, в частности, естественного языка .
В целом очевидно, что даже краткое рассмотрение всего лишь трех аспектов монографии позволяет увидеть осуществленные И.Т. Касавиным новые фундаментальные подходы и направления развития современной эпистемологии и ее конкретного применения - социальной эпистемологии языка.
и
и >•
и
к га X л с
2 Там же. С. 68-78.
