CC BY
0
14. Шакуров Р.З. Историко-стратиграфическое и ареальное исследование башкирской топонимии Южного Урала и Предуралья. Доклад диссертации. Уфа: Башкирский государственный университет, 1998. 38 с.
REFERENCES
1. Bukharova, G.Kh. Mifopoeticheskaya kartina mira v bashkirskoj toponimii [Mythopoietic picture of the world in Bashkir toponymy], Ufa: BSPU Publishing House, 2003. 152 p. (in Russian).
2. Bukharova, G.Kh. Bashkirskie toponimy, svya-zannye s kul'tom drevnetyurkskogo bozhestva ognya Otuken [Bashkir toponyms associated with the cult of the ancient Turkic deity of fire Otuken], In: Bulletin of Bashkir University. 2015. No. 20 (4). P. 1282-1288. (in Russian).
3. Bukharova, G.Kh. Topoosnova ardak v substrat-noj toponimii Bashkortostana i ee proiskhozhdenie [Topoosnova ardak in the substrate toponymy of Bashkortostan and its origin]. In: Russian linguistic bulletin. 2023. No. 3 (39). P. 1-7. (in Russian).
4. Bukharova, G.Kh. Bashkirskie geograficheskie nazvaniya mongol'skogo proiskhozhdeniya [Bashkir geographical names of Mongolian origin]. In: Tomsk Journal of Linguistic and Anthropological Research. 2023. No. 2 (40). P. 21-36. (in Russian).
5. Gayazov, A.S. Gayazov, A.S. Ka^ansylar ile [Kazanchi country], Ufa: Design-Polygraph Service, 2007. 192 p. (in Bashkir).
6. Gayazov, A.S., Gayazov, A.S. Toponimika Ka-zanchinskogo kraya ili «Pax Kazanchi» [Toponymy
of the Kazanchinsky region or "Pax Kazanchi"]. In: Vatandash [Compatriot], 2016. No. 3. P. 139-160. (in Russian).
7. Kamalov, A.A., Shakurov, R.Z. Slovar' toponi-mov Respubliki Bashkortostan [Dictionary of place names of the Republic of Bashkortostan], Ufa: Kitap, 2002. 256 p. (in Russian).
8. Kamalov, A.A. Bashkirskie geograficheskie ter-miny i toponimiya [Bashkir geographical terms and toponymy], Ufa: Kitap, 1997. 385 p. (in Russian).
9. Kuzeev, R.G. Bashkirskie shezhere [Bashkir shezhere]. Ufa: Bashkir Book Publishing House, 1960. 303 p. (in Russian).
10. Mahmoud al-Kashgari. Divan Lugat at-Turk [Lugat al-Turk sofa], Almaty: Dyk-Press, 2005. 1287 p. (in Russian).
11. Nadelyaev, V.M., Nasilov, D.M., Tenishev, E.R., Shcherbak, A.M. Drevnetyurkskij slovar' [Ancient Turkic dictionary], Leningrad: Publishing house "Science," 1969. 677 p. (in Russian).
12. Usmanova, M.G. Imya otchej zemli [Name of the fathers of the land], Ufa: Kitap, 1994. 272 p. (in Russian).
13. Khisamitdinova, F.G. Slovar' geograficheskih nazvanij Bashkortostana [Dictionary of geographical names of Bashkortostan], Ufa: BSU Publishing House, 1992. 103 p. (in Russian).
14. Shakurov, R.Z. Istoriko-stratigraficheskoe i areal'noe issledovanie bashkirskoj toponimii Yuzhno-go Urala i Predural'ya [Historical, stratigraphic and areal study of the Bashkir toponymy], Ufa, 1998. 38 p. (in Russian).
Б01 10.24412/2223-0564-2024-2-60-66 Г.С. Кунафин УДК 821. 512. 141
ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ЖАНР МУНАЖАТ:
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ЕГО ФОРМИРОВАНИЯ В БАШКИРСКОЙ ПОЭЗИИ
Аннотация
В системе лирико-вокальных форм башкирской поэзии досоветского периода значительное место занимают жанры промежуточного характера. Один из них мунажат - поэтическое произведение дидактического характера, посвященное морально-этическим и философским вопросам с религиозной точки зрения. Его можно было бы назвать духовной «песней истинного (должного) пути». По своей идейно-
Кунафин Гиниятулла Сафиуллович, доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент АНРБ (Уфа), e-mail: kbl2000@mail.ru
Giniyatulla S. Kunafin, Dr. Sci. (Philology), Professor, Associate Member of the Academy of Sciences of the Republic of Bashkortostan (Ufa), e-mail: kbl2000@mail.ru
© Кунафин Г. С., 2024
ПРОБЛЕМЫ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ. 2024/2 (104)
художественной природе мунажат носит синкретический характер, занимает промежуточное положение между коллективной и индивидуальной формами художественного мышления, между фольклором и письменной литературой и сохраняет до сих пор традиции песенного (лирико-вокального) типа поэзии. В статье вкратце рассматриваются в теоретическом аспекте его жанровая природа и история формирования и развития в башкирской поэзии до 1917 года, раскрывается его синкретические, функциональные и идейно-художественные особенности. В ней на основе конкретных примеров показывается, что в муна-жатах элементы панегирики и дидактической поэзии, различных пафосов, религиозно-идеалистические и светско-реалистические начала сочетаются тесным образом, что их содержание состоит из целого мира человеческих чувств, размышлений об отношении человека к миру, о величии ислама и богоугодных дел, об отношениях между людьми и грехах, но в то же время в некоторых (отдельных) его образцах преобладает светское начало, нравоучения ведутся с умелым использованием народной морали и философских построений, что явилось одной из главных причин их долговечности. В художественном отношении му-нажаты не отличаются высокой поэтикой. Излюбленными композиционными приемами в них являются монолог и обращение.
Ключевые слова: жанр мунажат, синкретическая природа, художественные особенности, история становления
Giniyatulla S. Kunafin
THE INTERMEDIATE GENRE MUNAZHAT: THEORY AND HISTORY OF ITS FORMATION IN BASHKIR POETRY
Abstract
In the system of lyrical and vocal forms of Bashkir poetry of the pre-Soviet period, genres of an intermediate nature occupy a significant place. One of them is munazhat - a poetic work of a didactic nature, dedicated to moral, ethical and philosophical issues from a religious point of view. It could be called a spiritual «song of the true (proper) way.» By its ideological and artistic nature, munazhat is syncretic in nature, occupies an intermediate position between collective and individual forms of artistic thinking, between folklore and written literature, and still preserves the traditions of the song (lyrical-vocal) type of poetry. The article briefly examines from a theoretical aspect its genre nature and the history of formation and development in Bashkir poetry before 1917, revealing its syncretic, functional and ideological and artistic features. It shows, on the basis of specific examples, that in munazhat elements of panegyric and didactic poetry, various pathos, religious-idealistic and secular-realistic principles are closely combined, that their content consists of a whole world of human feelings, reflections on man's relationship to the world, the greatness of Islam and godly deeds, about the relationship between people and sins, but at the same time, in some (individual) of its samples the secular principle predominates, moral teachings are conducted with the skillful use of folk morality and philosophical constructs, which was one of the main reasons for their longevity. Artistically, the munazhat are not distinguished by high poetics. Favorite compositional techniques in them are monologue and address.
Key words: munazhat genre, syncretic nature, artistic features, history of formation
В системе жанров башкирской поэзии определенное место занимает мунажат. По своему назначению, способу создания и распространения, объекту художественного изображения и использованию поэтических средств он имеет непосредственное отношение к ее песенному, т. е. лирико-вокальному типу. Становление и развитие его связано с романтическим идейно-эстетическим течением, основанным на религиозно-мистических, идеалистических посылках.
Мунажат (менэжэт) - арабское слово, в переводе на русский язык означает «религиозный гимн» («псалом»), «хвала аллаху». В художественной литературе и фольклоре мунажатом называется поэтическое произведение дидактического характера, посвященное вопросам религии и философии. Его можно было бы назвать «песней истинного (должного) пути». Идейно-художественная природа мунажатов носит синкретический характер. Элементы панегирики
и дидактической поэзии, драматического, романтического и сентиментального пафосов, религиозно-идеалистические и светско-реалисти-ческие начала в нем сочетаются тесным образом. Они очень похожи на иудейские и христианские псалмы, буддийские сургаалы, индийские чарья гити, русские покаянные стихи-произведения религиозной лирики [6, с. 76; 7, с. 76-77]. Как в них, так и в мунажатах, главное внимание обращается воспеванию бога, изложению мусульманского понимания греховности и добродетели, просьб верующих отпустить грехи. При этом их авторы свои мысли доводят до ума и сердца слушателей или читателей не всегда в форме назиданий или нравоучений, как часто это бывает в произведениях такого типа, а в форме обращения к самому себе или сородичам [6, с. 86; 7, с. 76-77]. Человек, исполняя свои или чужие духовные стихи напевной речью, как бы речитативом, «разговаривает» с самим собой. В это время люди, слушая его мелодичную декламацию самобичевания, покаяния, нравственных поучений и воспевания бога и ислама, невзначай начинают вникать в смысл «божественных» поэтических строк, задумываться о своем духовном мире, моральном облике. Ведь, в сущности, мунажаты -это целый мир человеческих чувств, размышления об отношении человека к миру, о величии ислама и богоугодных дел, об отношениях между людьми и грехах, причины которых, согласно мусульманскому учению, коренятся в теле, душе и языке человека. Все эти суждения во многом основываются на религиозно-идеалистических посылках, черпаются из религиозно-философских источников, в том числе из средневековой восточной религиозной поэзии. В то же время в некоторых мунажатах, как мы увидим в дальнейшем, нравоучения ведутся с умелым использованием народной морали и философских построений. И в таких произведениях часто преобладает светское начало, что явилось одной из главных причин их долговечности [8, с. 119]. Вот отрывок из одного, дошедшего до наших дней, произведения, которое как по содержанию, так и по поэтической форме созвучно некоторым дидактическим стихотворениям башкирских поэтов конца XIX - начала XX века М. Акмуллы, М. Гафури, С. Якшыгулова и Ш. Аминева-Тамьяни:
Кэлэм менэн бер аз гына эйтэм Ьу?ем,
МэгрифэтЬез, мэглумэтЬез булЬам да узем.
Ьэр кем бит килэсэкте омет итэ,
Еафил ятЬац, торо омет бушта китэ.
Шуныц есен ижтиЪад мэн бергэлэшеп,
Иэбешэйек гилем, Ьенэр тигэн епкэ [2, с. 254].
(С карандашом в руке несколько слов скажу
вам,
Хотя я не настолько просвещен и сведущ
сам.
Ведь каждый на будущее возлагает надежды,
Если будешь беспечным, исчезнут впустую надежды.
Так давайте заботой проникнемся все,
И за нить науки и ремесел возьмемся дружно
все).
Установить конкретное время возникновения первых мунажатов в башкирской поэзии очень трудно. Нам известны подлинные тексты мунажатов, получивших распространение в Урало-Поволжском регионе, только от XIV в. Вот небольшой отрывок одного из них:
ИлаЬи, ятаы •кылгыл жанымызны,
Хэлэлдэн сатаагыл иманымызны.
Текэндин ■кедрэтец пэйдэ тсыльф гол.
Хата куб килде мэн ■колдин, кичергел... [1, с. 83].
(О, боже, сделай светлыми наши души,
Сохрани ты нашу совесть от вредности.
Твое могущество руины превратит в цветник,
Я, твой раб, совершил много грехов, прости...)
(Харезми. «Мунажат»),
Отсутствие текстов более раннего времени затрудняет построение истории жанра мунажат. Часто не имеется сведений об условиях создания большинства произведений, о времени сложения и социальной среде, их породившей. Мы можем догадываться о них только исходя из содержания и языково-стилевой природы мунажатов. Надо полагать, что в появлении их важную роль сыграли суры (отдельные главы в Коране), аяты (стихи или предложения, выражающие отдельные законченные мысли в сурах Корана) и хадисы (предания, слова, приписываемые пророку Мухаммеду) Корана, различные шарехи-толкования и комментарии к ним, а также произведения восточной религиозно-мистической литературы, как «Манзумаи исламия» («Стихотворения об исламе») Ф. Гаттара, «Мишкат аль-анвар» («Места для источника лучей») и «Ихъя аль-голум» («Воскресение наук») М. Га-зали, «Киссас аль-анбия» («Кисса о пророках»)
Н. Рабгузи, «Миръят аль-ахляк» («Зеркало морали») М. Хафиза, «Маснави» Дж. Руми, «Джа-миг ар-ромуз» («Сборник символов») М. Хораса-ни, «Субат аль-гажизин» («Утверждение страдания») и «Морад аль-гарифин» («Цель ученых») Аллаяра-суфи и др. Кроме того, наблюдаются определенные связи мунажатов с дастанами «Юсуф и Зулейха», «Тахир и Зухра», «Бузъегет» и литературно-лирическими песнями, посвященными бытовым темам, которые получили распространение среди тюркоязычных народов Урало-Поволжского региона и в письменной и в устной формах. По свидетельству известного башкирского фольклориста А.Н. Киреева, сюжеты этих дастанов, бытовавшие в живой устно-поэтической среде, исполняются сэсэнами-певцами «иначе, чем традиционные эпические произведения». Их стихотворные части, называемые исполнителями песнями, напеваются ими «на мелодию духовных стихов - мунажатов» [5, с. 216]. О связях мунажатов с дастанными и особенно с песенными традициями свидетельствуют и такие факты, как сопровождение отдельными поэтами некоторых своих песен, близких по содержанию и композиционной структуре муна-жатам, подзаголовками «на мелодию «Книги Юсуфа» или «на мелодию «Юсуфа», включение известных ученых-краеведов, фольклористов и музыковедов Р. Игнатьева, И. Покровского, С. Рыбакова и других в свои труды мунажатов как образцов песенной поэзии. Например, в сборнике башкирских и татарских песен И. Покровского среди любовных и семейно-бытовых песен встречаются стихи явно религиозно-философского и религиозно-панегирического характера. Основу их составляют религиозные раздумья о бытии, нравственно-этические назидания с позиции канонов ислама и похвальные тирады верным его слугам. В них звучат мотивы покорности и жалости, воспевание бога и мольбы к нему. Эти произведения отличаются весьма примитивной поэтикой. В них, как правило, не бывает ярких образов, сравнений, живописания и эстетически прочувствованной параболы. Излюбленными композиционными приемами их авторов являются монолог и обращение:
Узецне зур куреб, курмэ бэне хур, (а) Барымызны яраткан бер ходай зур. (а) ©мед илэ толам алды белэгем, (б) Хедауэндэ, тобул эйлэ телэгем. (б) [13, с. 256-257].
(Ты не гордись, не презирай меня, Велик только бог, всех нас сотворивший.
Рука моя ухватилась за перо с надеждой,
Боже, исполни мое желание).
Все это говорит о том, что подобные произведения, написанные в духе мунажата, стоят в стороне от традиционной поэтики устно-поэтического творчества. Они проникли в башкирскую художественную среду, прежде всего через религиозную и связанную с ней проповедническо-ораторскую и литературную деятельность шейхов, ишанов, мулл, шакирдов и других верующих грамотных людей.
Вообще, первые башкирские мунажаты, возникшие в средние века, как и вся письменная литература, были связаны с исламской идеологией, религиозной учебно-воспитательной системой и выходили из-под пера духовных лиц, воспитанников медресе и мектебов (вспомним первую строку приведенного выше в качестве примера отрывка мунажата «С карандашом в руке несколько слов скажу вам...»). В них преобладают элементы книжной поэтики: и меланхолический, пессимистический тип лирического героя, и система поэтических образов и деталей, и стихотворные размеры, и речевая интонация идут от традиции восточной и местной письменной религиозной поэзии [7, с. 80; 8, с. 122]. Как правило, эти стихотворения, усеянные сплошь и рядом арабскими и персидскими словами и оборотами, не всегда отличающиеся гибкостью в речевых интонациях и плавностью ритма, «исполнялись на мелодию религиозных молитв» [4, с. 185], что и в дальнейшем оставалось неизменным атрибутом жанра.
Правда, в процессе распространения среди населения мунажаты в известной мере стали насыщаться и приемами, характерными для устно-поэтических традиций. В них появляются присущие песням тонкие средства изобразительности - параллелизмы, эмоциональные аффиксы с уменьшительной окраской, аффиксы множественного числа, шире применяются частицы да(дэ), та(тэ), ?а(зэ), ла(лэ), аффиксы сы-се, придающие высказыванию оттенок просьбы, мольбы, чаще заменяются арабизмы и фарсизмы понятными слушателю или читателю словами, многосложные поэтические строки легкими, напоминающими песенные, размерами стиха, рифмовками в форме рубай или маснави с перекрестными рифмами. Не случайно, отдельные мунажаты увидели свет в сборниках песен [2; 13, с. 151 - 229; 14]. Приведем примеры:
Ишегем алдында ■куш тайын, (9) Жафратс тсына ярса, курке бар. (9, а) КэИэрлэрен салса ^эдер аллаЬу, (11) Рэхимлэрен салса да ирке бар. (10, а) [2, с. 172-173].
(На дворе у меня пара березок, Они красивы, когда листья распустятся. Бог волен располагать наказанием, Как волен располагать и милосердием). Или:
Тар лэхеткэ индергэс тэ, (8)
Сисегез зэ аятстарым. (8, а)
Калам яцгыз тар лэхеттэ, (8)
Ни хэл бирэм яуаптарым. (8, а) [2, с. 252].
(Когда поместите меня в узкую нишу могилы,
Разувайте мои ножки.
Остаюсь я один в тесной нише могилы,
Как же буду держать ответ перед богом).
В фольклоризации жанра мунажат большую роль сыграли «странствующие певцы, так называемые байгуши» [11] - телекси и наурузсы, а также сэсэны. В репертуаре последних, думается, были не только кубаиры и исторические песни, но и мунажаты и байты. С плачущей монотонно-напевной речью, о чем пишет Д.Н. Мамин-Сибиряк [9, с. 430], они, по всей вероятности, исполняли именно байты и мунажаты. Что касается телекси и наурузсы, то их деятельность полностью была связана с религиозной поэзией. Они "ходили из аула в аул, из дома в дом, произнося «священные молитвы» за хозяев и распевая духовные гимны -мунажаты или специально сочиненные байты" [5, с. 217]. Во время исполнения их"они иногда в целях глубокого воздействия на чувства слушателей вносили в тексты некоторые изменения, используя свой импровизаторский дар, что в какой-то мере способствовало усилению в духовных произведениях светского начала, демократизации их содержания и языка" [7, с. 81].
Вообще, как единодушно отмечают исследователи истории восточных литератур, в становлении и развитии поэтических дидактических жанров большую роль сыграло ораторское, импровизаторское и музыкально-вокальное искусство [3, с. 149 - 151; 10, с. 124 - 125; 12, с. 111 - 120; 15, с. 80 - 86; 16, с. 9]. Например, видные поэтически одаренные духовные деятели Востока в своих выступлениях, беседах и проповедях те или иные мысли, взятые из различных
«святых» книг, старались подкрепить поговорками и пословицами, притчами и сказаниями, а также собственными импровизациями и стихами, близкими произведениям народной лирики. Характеризуя это явление, видный специалист по восточной культуре и литературе Е.Э. Бертельс указывает, что основная масса слушателей состояла из неграмотных и малограмотных людей и религиозный деятель "должен был приспосабливать свои беседы к их уровню, его речи должны быть доступными. Отсюда и обращение к народному творчеству и стремление приблизиться к нему. Слушателям надо было дать что-то близкое им, родное. Отсюда безыскусственность, простота, даже, может быть, примитивность языка, легкие метры стиха, близкие к народному пониманию образы... Изысканной игры слов, характерной для придворной поэмы, нет и следа. Но зато есть стремление к максимальной эмоциональности, к глубокому воздействию на чувства, а отсюда - порывистость, широкое развитие словесной инструментовки, повторы, омонимы, радифы..." [3, с. 150]. Здесь важно то, что значительная часть шейхов, ишанов, мулл, шакирдов, телекси и наурузсы не была только простым «рупором», проповедником религиозных идей и канонов, но и выступала в роли видных поэтов и сэсэнов-певцов своего времени. Яркое доказательство тому -творческая деятельность представителей духовенства конца XVIII - начала XX веков Т. Ялсыгулова, Г. Усмана (Утыза Имяни), А. Каргалы, М. Кутуша-Кыпсаки, Ш. Заки, X. Салихова, М. Акмуллы, Г. Сокороя, С. Якшы-гулова, Ш. Аминева-Тамьяни и др. По мнению многих из них, в частности, М. Кутуша-Кыпсаки, Г. Усмана (Утыза Имяни), особенно А. Каргалы и X. Салихова, упование на бога, беспрекословное выполнение религиозных предписаний вовсе не означают отказ от бренного мира, а являются лишь средством для облагораживания нравов общества, уменьшения зла и несправедливости. В отдельных духовных стихах Г. Усмана (Утыза Имяни), X. Салихова, С. Якшыгулова, Ш. Аминева-Тамьяни мы встречаемся уже не только с призывами к борьбе со своими страстями и желаниями, но и с довольно поучительными, здравыми высказываниями, занимающими жизненные интересы земного человека и доходящими иногда до открытого осуждения социальных и национальных несправедливостей и других пороков общества, что явно противоречило идейным принципам
самого жанра. Эта тенденция постепенно усилилась по мере развития просветительских и революционно-демократических идей в башкирском обществе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Антология татарской поэзии. Книга I. Казань: Татарское книжное издательство, 1992. 544 с. (на тат. яз.).
2. Башкирское народное творчество: песни и наигрыши. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1983. 312 с. (на башк. яз.).
3. Бертелъс Е.Э. Избранные труды. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965. 526 с.
4. Галин С.А. Народной мудрости источник. Уфа: Китап, 1999. 328 с. (на башк. яз.).
5. Киреев А.Н. Башкирский народный героический эпос. Уфа: Башкнигоиздат, 1970. 303 с.
6. Кунафин Г.С. Башкирская литературная песенная поэзия XIX - начала XX века. Проблемы формирования и развития жанровой системы. Уфа: РИЦ БашГУ, 1997. 155 с.
7. Кунафин Г.С. И песней, и сатирой. Развитие жанровой системы башкирской литературной песенной и сатирической поэзии XIX - начала XX века. Уфа: Китап, 1999. 258 с.
8. Кунафин Г.С. Башкирская поэзия XIX -начала XX века. Вопросы жанровых и идейно-художественных особенностей. Уфа: Гилем, 2011. 480 с.
9. Мамин-Сибиряк Д.Н. Полное собрание сочинений. Т. 11. Петроград: Издательство А.Ф. Маркса, 1917. 568 с.
10. Миннегулов Х.Ю. Саиф Сараи. Жизнь и творчество. Казань: Издательство КГУ, 1976. 190 с. (на тат. яз.).
11. Neue Freie Presse («Новая свободная печать»), Вена, 1907. 24 ноября.
12. Никитина В.Б. К проблеме становления дидактических жанров в таджикско-персидском авторском письменном творчестве // Иранская филология. Л.: Издательство ЛГУ, 1964. 174 с.
13. Покровский И.П. Сборник башкирских и татарских песен // Записки Оренбургского отдела императорского Русского географического общества. Выпуск первый. Казань, 1870. 300 с.
14. Рыбаков С.Г. Музыка и песни уральских мусульман. СПб., 1897. 332 с.
15. Цэрэнсодном Д. Жанры монгольской поэзии XIX века // Специфика жанров в литературах Центральной и Восточной Азии. Современность и классическое наследие. М.: Наука, 1985. 258 с.
16. Шах И. Суфизм. М., 1994. 448 с.
REFERENCES
1. Antologiya tatarskoj poezii [Anthology of Tatar poetry]. Book I. Kazan: Tatar book publishing house, 1992. 544 p. (in Tatar).
2. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo: pesni i naigryshi [Bashkir folk art: songs and tunes]. Ufa: Bashkir book publishing house, 1983. 312 p. (in Russian and in Bashkir).
3. Bertels, E.E. Izbrannye trudy. Sufizm i sufijskaya literatura [Selected works. Sufism and Sufi literature]. Moscow: Nauka, 1965. 526 p. (in Russian).
4. Galin, S.A. Narodnoj mudrosti istochnik [Source of folk wisdom], Ufa: Kitap, 1999. 328 p. (in Russian and in Bashkir).
5. Kireev, A.N. Bashkirskij narodnyj geroicheskij epos [Bashkir folk heroic epic]. Ufa: Bashknigoizdat, 1970. 303 p. (in Russian).
6. Kunafin, G.S. Bashkirskaya literaturnaya pesennaya poeziya XIX - nachala XX veka. Problemy formirovaniya i razvitiya zhanrovoj sistemy [Bashkir literary song poetry of the 19th - early 20th centuries. Problems of formation and development of the genre system], Ufa, 1997. 155 p. (in Russian).
7. Kunafin, G.S. I pesnej, i satiroj. Razvitie zhanrovoj sistemy bashkirskoj literaturnoj pesennoj i satiricheskoj poezii XIX- nachala XXveka [Both song and satire. Development of the genre system of Bashkir literary song and satirical poetry of the 19th - early 20th centuries], Ufa: Kitap, 1999. 258 p. (in Russian).
8. Kunafin, G.S. Bashkirskaya poeziya XIX - nachala XX veka. Voprosy zhanrovyh i idejno-hudozhestvennyh osobennostej [Bashkir poetry of the 19th - early 20th centuries. Questions of genre and ideological and artistic features]. Ufa: Gilem, 2011. 480 p. (in Russian).
9. Mamin-Sibiryak, D.N. Polnoe sobranie sochinenij [Full composition of writings]. Vol. 11. Petrograd, 1917. 568 p. (in Russian).
10. Minnegulov, X.Yu. Saif Sarai. Zhizn' i tvorchestvo [Saif Sarai. Life and art]. Kazan: KSU Publishing House, 1976. 190 p. (in Tatar).
11. Novaya svobodnayapechat' [Neue Freie Presse ("New Free Press")]. Vienna, 1907. November 24. (in Russian).
12. Nikitina, V.B. K probleme stanovleniya didakticheskih zhanrov v tadzhiksko-persidskom avtorskom pis'mennom tvorchestve [On the problem of the formation of didactic genres in the Tajik-Persian author's written work]. In: Iranian Philology. Leningrad: Leningrad State University Publishing House, 1964. 174 p. (in Russian).
13. Pokrovsky, I.P. Sbornik bashkirskih i tatarskih pesen [Collection of Bashkir and Tatar songs]. In: Zapiski Orenburgskogo otdela imperatorskogo Russkogo geograficheskogo obshchestva [Notes of the Orenburg Department of the Imperial Russian Geographical Society]. Issue 1. Kazan, 1870. 300 p. (in Russian).
14. Rybakov, S.G. Muzyka i pesni ural'skih musul 'man [Music and songs of the Ural Muslims]. St. Petersburg, 1897. 332 p. (in Russian).
15. Tserensodnom, D. Zhanry mongol'skoj poezii XIX veka [Genres of Mongolian poetry of the 19th century]. In: Specifika zhanrov v literaturah Central 'noj i VostochnojAzii. Sovremennost'i klassicheskoe nasledie [Specificity of genres in the literature of Central and East Asia. Modernity and classical heritage]. Moscow: Nauka, 1985. 258 p. (in Russian).
16. Shah, I. Sufism. Moscow, 1994. 448 p. (in Russian).
БОТ 10.24412/2223-0564-2024-2-66-72 Р.Ф. Хасанов УДК 821.512.141.09
«КРЫЛО БЕРКУТА» К. МЭРГЭНА И «АГИДЕЛЬ СТРЕМИТСЯ К ВОЛГЕ» Я. ХАММАТОВА (СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)
Аннотация
В статье идет речь о романах, посвященных вхождению башкир в состав Русского государства в середине XVI столетия. Авторы едины в том, что это событие явилось судьбоносным, сыграло прогрессивную роль в общественно-политической, социально-бытовой жизни башкирского народа. В статье говорится о близости романов, обусловленной контактными и типологическими связями между писателями, принадлежащими к одному поколению советских писателей-классиков. В работе немало места уделено выявлению отличий в мотивной структуре произведений. Если «Крыло беркута» в целом пронизан оптимистическим пафосом, в нем хорошо передана атмосфера ожидания перемен к лучшему в будущем, мотив надежды, то лейтмотивом в «Агидель стремится к Волге» является драматический, часто перерастающий в трагический, пафос, так как автор повествует не столько о положительных сторонах присоединения, сколько о его печальных последствиях для башкирского народа. Также проанализирована система образов названных романов. Делается вывод, что каждый автор, исходя из идейно-эстетических установок, творческих возможностей, решает художественную задачу - воссоздать эпоху, в которой принимались судьбоносные решения. Целью исследования является анализ романов «Крыло беркута» и «Агидель стремится к Волге» в сравнительно-сопоставительном аспекте, выявление сходств и различий в их проблемно-тематическом содержании, в жанровой системе, сюжетно-композиционной структуре. Данная цель предполагает решение следующих задач: а) выявить контактные и типологические связи между писателями и их романами; б) определить авторские «симпатии» и «антипатии» к историческим деятелям; в) охарактеризовать романы как своеобразную дилогию; г) дать общую характеристику персонажной сферы произведений.
Ключевые слова: проблематика, хроника, субъективное повествование, описательность, документа-лизм, психологизм, типологические, контактные связи, национальный характер
Хасанов Ришат Фаукатович, доктор филологических наук, профессор кафедры филологии, Бирский филиал Уфимского Университета науки и технологий (Бирск), e-mail: hasanovrr@rambler.ru
Rishat F. Khasanov, Dr. Sci. (Philology), professor of the department of philology, Birsky branch of the Ufa University of Science and Technology (Birsk), e-mail: hasanovrr@rambler.ru
© Хасанов Р.Ф., 2024
ПРОБЛЕМЫ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ. 2024/2 (104)
