Научная статья на тему 'Профессиональная деятельность российской региональной элиты как объект научного исследования'

Профессиональная деятельность российской региональной элиты как объект научного исследования Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
69
18
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Профессиональная деятельность российской региональной элиты как объект научного исследования»

Примечания

1. Белобородова, И.Н. Региональная идентичность как фактор формирования социально-территориальной общности: этнокультурный подход к определению исследовательского поля (на примере Русского Севера) / И. Н. Белобородова // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. М., 1999. С. 208 - 232.

2. Бергер, П. Социальное конструирование реальности / П. Бергер, Т. Лукман. М.: Медиум, 1995.

3. Гельман, В. Введение / В. Гельман, Т. Хопф // Центр и региональные идентичности в России: под ред. В. Гельмана и Т. Хопфа. Спб.; М.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге; Летний сад, 2003. С. 7 - 28.

4. Гайдуков, В. Н. Региональный этос и «москвоборчество»: феноменология политической культуры современной России/ В. Н. Гайдуков, В. Г. Осипов // Региональное самосознание...С. 151 — 163.

5. Ганопольский, М. Г. Проблемы регионального этоса / М. Г. Ганопольский. Тюмень, 1996.

6. Живенок, Н. В. Региональное социальное пространство: проблемы конструирования и трансформации (на примере Калининградской области) / Н. В. Живенок. СПб.: Наука, 2005.

7. Крылов, М. П. Теоретические проблемы региональной идентичности / М. П. Крылов // Гуманитарная география: науч. альманах. Вып. 3. М.: Институт наследия, 2006. С. 154 — 165.

8. Малыгина, И. Динамика российской идентичности / И. Малыгина // Быть русским...: коллект. монография. М.: МГУКИ, 2005.

9. Орачева, О. И. Региональная идентичность: миф или реальность? / О. И. Орачева // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. М. 1999. С. 36 — 41.

10. Петров Н. Формирование региональной идентичности в современной России / Н. Петров // Центр и региональные идентичности... С. 125 - 177.

11. Прохоров, М. М. Человековедческая доминанта регионального самосознания / М. М. Прохоров //Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России. М., 1999. С. 79 — 98.

12. Смирнягин, Л. В. Территориальная морфология российского общества как отражение регионального чувства в русской культуре / Л. В. Смирнягин // Региональное самосознание...С. 108 — 115.

13. Туровский, Р. Региональная идентичность в современной России / Р. Туровский // http:// pubs.carnegie.ru/ru/print/56404-print.htm.

14. Туровский, Р. В. Региональные идентичности в современной России. Российское общество. Становление демократических ценностей?/ Р. В. Туровский. М.: Гендальф, 1999.

С.Л. Гертнер

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ ЭЛИТЫ КАК ОБЪЕКТ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

В последние годы предметом исследовательского интереса многих отечественных и зарубежных ученых являются социокультурные формы и черты функционирования современной российской элиты. На наш взгляд, наиболее полное видение различных параметров ее деятельности может быть возможно при условии учета как классических, так и современных научно-исследовательских парадигм.

В контексте функционирования региональной элиты профессиональную деятельность мы рассматриваем как связанный с вектором реализации интересов рационально осуществляемый комплекс действий, поступков и поведения в специализированной сфере, а также возможностей, обусловленных внутри- и межрегиональными позициями и взаимоотношениями с федеральным и транснациональным субъектами. Эффективность профессиональной деятельности и в целом характер реализации

интересов определяются статусно-ролевыми, квалификационными, информационно-образовательными, духовно-ценностными аспектами и активной направленностью адепта. Примечательно, что в современных российских условиях официальное предписание максимального стремления к гармоничному соединению своих профессиональных способностей с заданными государственными и общественными институтами условиями трудовой деятельности практически наиболее достижимым является для элиты. В случае такого совпадения наблюдается то, что ученые называют поведенческим алгоритмом, или функциональным поведением (1, с. 6). Но в этом случае обозначается аспект свободы и свободы выбора в процессе выполнения профессиональных задач.

Пространство свободы элиты опосредовано соотношением профессиональных функций, формально определенных способностями, должностными инструкциями

и неформально-сетевыми договоренностями, осуществляемых под воздействием ее ценностных притязаний, установок, потребностей и интересов.В регионах,где достигается высокий уровень служебного соответствия и нацеленности к удовлетворению потребностей большинства, заметна социально-экономическая и культурная динамика, соответственно, это отражается на движении к улучшению качества жизни населения. К таким регионам можно отнести Нижегородскую, Липецкую, Тюменскую и Калининградскую области.

Другими словами, было бы ограниченным сводить структуру профессиональной деятельности к системе лишь выверенных, механически выполняемых действий. Масштабы и специфику работы управленца, бизнесмена или депутата областной Думы составляют и маргинальные действия, и поступки в состоянии смены статусов, и поведенческие стандарты, указывающие на интернализированность субъектом региональных социокультурных образцов и ценностей, и «уникальные поступки, производные от индивидуального опыта, способов достижения жизненных и профессиональных целей, и многое другое» (1, с.7). Однако основным представляется онтологически глубокая связь актора с региональным элитным кланом, с корпорацией «своих», определяющая свободу его выбора через подчинение своих ресурсов, потенциала в соответствии с существующими правилами, когда его мотивация и поведенческие акты выступают следствием свободы, регламентированной неформально-сетевыми предписаниями, с одной стороны, и его личностной активной нацеленности и интересов - с другой. В целом модели функционального поведения и профессиональной коммуникации имеют достаточно широкие основания, поскольку принимаемые решения могут быть связаны с самостоятельно вырабатываемыми актором парадигмами поведения, выходящими за пределы одного региона, либо доминирующими здесь формальными и неформальными правилами, регионально-культурными традициями и ценностями.

Рассмотрение профессиональной деятельности региональной элиты с позиций структурно-функционального подхода позволяет применить сформулированный А. Афониным (2) закон социальной свободы в части определяемой им возможности проявления и реализации субъектом своего потенциала, а также свободы выбора приоритетных в жизнедеятельности

целей и средств их достижения при отсутствии вмешательства в этот процесс других субъектов или групп. Основным моментом в структуре специализированной деятельности, по мнению ученого, является практический результат, возможность всестороннего развития и творческой самореализации. В данном случае подобную схему можно рассматривать как идеальную модель деятельности элиты почти совершенного общества. Несмотря на привлекательность установки А.Афонина, сам процесс реализации этого закона на практике обнаружит субъективные и объективные факторы личностных пределов и ограничений, идущих от внешнего окружения. Более того, в процесс осуществления намеченных действий всегда возможно вхождение или участие какого-либо адепта с более высоким уровнем ресурсного потенциала, не говоря уже о формах группового воздействия «своих», элиты.

Одним из аспектов структурно-функционального подхода в анализе интересов элиты в профессиональной деятельности может выступать вопрос о повышении уровня ответственности элиты за регион. Это предполагает сужение дистанции между личными финансово-экономическими притязаниями актора и служебно-профессио-нальным долженствованием - обязанностями на основе повышения социокультурной идентификации элиты с населением региона. Но в этом случае достаточно сложно в современных российских условиях социально-экономической трансформации в одних регионах и стагнации в других не только полностью раскрыть содержание деятельности элиты, но и особенности, факторы принятия решений, ее действий и поведения. Как известно, способы повышения материально-финансового благосостояния носят как криминальный, так и законный характер. Зачастую даже неформальные практики в получении личной выгоды являются, по существу, логическим продолжением формальных, когда, например, в закон закладывается коррупциогенная составляющая. С другой стороны, этому способствует механизм исключения детерминированности заработной платы элиты ее реальным коэффициентом полезности для региона, что еще больше актуализирует нравственнуюкомпонентуин-тересов. Удачное устройство на капиталоемкую должность, получение дополнительных ресурсов за счет угодничества вышестоящему начальству, активное участие в неформальных практиках функционально

и сущностно не отвечают принципам развития общества. Наиболее показательным может быть повсеместное стремление избранников народа и их назначенцев занять должности с законодательными или контролирующими функциями за финансовыми потоками, в то время как формирование комитетов и департаментов, направление которых несет в себе социальную нагрузку, то есть функцию защиты и реализации интересов народа, осуществляется во временном порядке, весьма далеком от режима «он-лайн».

Следует отметить и то, что специфика нормативно-законодательной основы и деятельности федеральной власти вынуждает региональную элиту быть фактически самостоятельным актором, вырабатывающим собственные стратегии для поддержания социальной стабильности, обеспечения роста благосостояния населения, как и осуществления личных социокультурных притязаний и интересов. Поэтому профессиональная деятельность и может рассматриваться не столько как обусловленный функциональными задачами комплекс решений, поступков, действий и поведения, а сколько как «вид экономического поведения, главное содержание которого - построение индивидуальных или групповых стратегий, направленных на максимизацию выгоды (прежде всего - улучшение материального благополучия)» (3, с.60-71).

Одним из факторов современных практик элиты является отсутствие теперь системного контроля со стороны государства за действиями власти предержащих, а также норм, составляющих морально-ценностные основания общественной жизнедеятельности. Логику профессионально-карьерных достижений советского периода, когда учитывались партийно-идеологические заслуги и/или компетентная работа человека, сменила модель жизненных поведенчески деятельност-ных стратегий для возможности достижения и поддержания высокого уровня материального благополучия.

Следуетучитывать изменения,произо-шедшие во внутреннем характере служебной работы, где важное место теперь занимают не только условия работы (доступ к высокотехнологичной связи, информации, компетентность подчиненных), но и взаимоотношения между самими акторами, от которых зависит состояние всех сфер жизнедеятельности региона. Характер существующих или складывающихся отношений во многом влияет на размер прибыли,

гарантии стабильности занимаемого положения, возможности карьерного продвижения и др. К этому следует добавить, что культурной чертой сложившихся в большинстве регионов отношений является их неформальный характер.

Исходя из вышеизложенного, изучение культурных интересов в профессиональной деятельности региональной элиты нецелесообразно ограничивать лишь структурно-функциональным подходом, оптимально применимым в большей степени к субъектам, в мотивации и действиях которых сбалансировано воздействие внешних и внутренних обстоятельств, а значит, может быть предзаданным. Синхронное сосуществование в деятельности элиты рес-трикционизма, некомпетентности, ригидности и, одновременно, мобильности, предприимчивости и организованности указывает на многообразие воздействующих на ее мотивацию, проявления, поведение социокультурных факторов различного содержания.

Исследуя социальный механизм трансформационного процесса, ученые стремились показать, «каким образом действия социальных акторов микроуровня меняют макрохарактеристики общества и как изменение этих характеристик в свою очередь воздействует на жизнь и деятельность микроакторов» (4, с.193). В рамках данной парадигмы предполагалось максимально учитывать социальные потребности и интересы человека в профессиональной сфере, что выдвигало необходимость учета специфических социальных потребностей различных социально-демографических групп специалистов, корректировки системы материального стимулирования согласно востребованности различного рода стимулов, приведения стимулирования к адекватности мотивационной сфере, и, наконец, изучения специфики индивидуального и группового стимулирования с учетом изменяющихся социально-экономических реалий. В качестве структурообразующих единиц ценностно-ориентационной системы специализированного поведения выдвигались формы собственности, степень занятости и социокультурные характеристики профессионала. С этих позиций применительно к нашему предмету просматривается следующая логика: региональная элита, поведение которой детерминировано ее интересами, формирует соответствующую административно-политическую и экономическую инфраструктуру региона, социокультурные характеристики которого, в свою

очередь, в той или другой степени обусловливают особенности принимаемых ею решений и целеполагания. В целом аналитическая схема концепции социального механизма была призвана охватывать как управленческое воздействие власти, так и разнообразные действия различных групповых акторов.

Модели экономического человека и неоинституционализма, не претендующие на универсализм, возникли вследствие изменений форм и черт профессиональной деятельности в начале 90-х годов XX века, когда большинству региональных элит пришлось самостоятельно вырабатывать стратегии поведения и системы действий, с одной стороны, для обеспечения выживания людей, с другой - для сохранения собственного благополучия. Согласно неоклассической экономической теории доминирование материально-практических интересов в деятельности, или даже замещение духовных, объясняется мотивированностью действий интересом субъекта к максимизации полезности, конкретного результата. И здесь важен аспект, что при возникновении заинтересованности в чем-либо адепт просчитывает потенциальные варианты последствий поведения, учитывая фактор относительной полезности получаемого блага сообразно актуализированной потребности в ней и масштаб издержек и потерь, необходимых для его получения. Это и подчеркивает значимость экономического конструкта в определении характера интересов элиты, действующей в процессе осуществления своих целей рационально, компетентно и в определенной степени не связывающей себя морально-нравственными императивами, игнорирующей правила игры, если в этом видит выгоду для себя (5, с.78). Акцентируя внимание на экономической детерминанте как основном элементе профессиональной деятельности с наличием в ней мотива эгоизма, предполагается исключение из анализа как несущественных - вопросов справедливости, помощи в работе, солидарности в отстаивании общественных интересов, влияния традиций патернализма, без которых, на наш взгляд, затруднительно целостное видение региональной жизни. Мы уже отмечали рядоположен-ные с хозяйственно-экономическими социально-психологические, территориально-географические, духовно-ценностные, собственно региональные и другие аспекты, опосредующие культуру элиты.

Существенное дополнение к модели экономической мотивации в деятельности, на наш взгляд, выполняет институциональный подход, рассматривающий в роли культурных институтов традиции, нормы и ценности, ментальные стереотипы. Несмотря на то, что и здесь действующая в соответствии со своими интересами личность занимает центральное место, тем не менее, в качестве доминантных рассматриваются «правила игры» в обществе или созданные человеком поведенческие стандарты и образцы, которые организуют взаимоотношения между людьми (6, с. 17). Адаптируемый к российским условиям данный подход, согласно теоретическим схемам отечественных ученых (участвовавших в социально-экономическом реформировании), сначала давал возможность при политической воле преобразовывать культурные традиции и нормы, заимствуя с Запада, а позже - при учете разрушительных последствий для общества - стал призван направлять, «выращивать» эти институты(7, с. 810). Колоссальная «далекость» этих реформаторов-теоретиков от реалий российской жизни позволила региональным элитам в условиях вынужденной свободы от Центра вырабатывать определенные способы относительного поддержания социальной стабильности в той или иной степени в зависимости от отношения к дотационным или регионам-донорам. Осуществляясь как на формальной, так и неформальной основе, правила взаимоотношений в сообществах однозначно понимались участниками взаимодействий и в определенный период были достаточно устойчивыми на региональном и межрегиональном уровнях. Если применять характеристики институциона-лизации к профессиональной деятельности региональных элит в период с конца 90-х годов по настоящее время, то можно с уверенностью констатировать о сформировавшейся модели внутриэлитных связей, коммуникаций, осуществляемых стандартизировано, прозрачно и понятно и для обладателей ресурсов, и для населения. Примером может выступать получение под строительство крупнейшей компанией лучших капиталоемких территорий в различных регионах, в котором просматривается однозначность внешней и внутренней сторон в принятии решений доли участия на региональном пространстве экономических субъектов извне, даже если ее руководитель является супругой одного из активно позиционирующих нравственную ориентированность чиновников в стране,

реконструировавшего монашескую обитель в Москве для воспитания в приюте детей, убегающих из тех же дотационных регионов от социально-депрессивных родителей. Или согласования между министром сельского хозяйства Свердловской области с ректорами ведущих университетов о сборе картофеля, зерновых культур и других овощей студентами (8), которые, по сути, должны были бы осваивать ремесло в учебном процессе на таком технологически инновационном уровне, чтобы в будущем в сложных погодных условиях можно было справляться средствами механизированной и автоматизированной техники. Отсутствие двойственности налицо, а значит - институциональный подход в определенной степени действительно применим к российским условиям.

Итак, структурно-функциональный и социально-механизменный подходы с направленностью на целостность видения профессиональной деятельности и модели экономического человека и неоинституциона-лизма с выдвижением «человека практического» рассматривают отдельные стороны системы действий, поступков и поведения субъекта. При всех очевидных достоинствах подходов и парадигм в отношении профессиональной деятельности на современном этапе российской системной трансформации наиболее соответствующим представляется социокультурный подход. Он учитывает ценностные аспекты деятельности элиты, соотношение формальныхи неформальных норм и правил при принятии решений, отражающие диалектику традиционного и инновационного во взаимодействиях и поведении элиты. Применительно к российским регионам данный подход не только позволяет обозначить разновекторность сосуществования прозападной и просоветской культур, содержащих патерналистские и партнерские аспекты, рациональное и эмоциональное, проявление личностно-инди-видуалистических ориентаций и региональной идентичности в ее поведении. В свете социокультурных характеристик регионов учет традиционно проявляющихся этнокультурных особенностей, а также отношение к дотационному или донорскому типу определяют направленность элиты. Среди дополнительных новых факторов есть стремление сохранения занимаемой позиции в элитной иерархии или повышения статуса на основе сетевых связей, пришедшее на смену гарантированному продвижению в карьере при условии профессиональных заслуг актора.

Таким образом, социокультурный подход обладает свойством комплексного рассмотрения профессиональной деятельности элиты. Более того, будучи культурологической категорией, дуальная оппозиция содержит амбивалентность полюсов, и вместе с тем направленность их движения друг к другу во многом зависит от ценностной ориентации субъекта (9, с.160-161). При такой позиции возможно и выявление соотношения и специфики связи традиционного и инновационного, и новых образований, возникающих как смещение в процессе такого взаимодействия.

Проблема существенного методологически исследовательского потенциала социокультурного измерения разрабатывалась уже в работах П. Сорокина, рассматривавшего культуру и социальность как равнопорядковые и невыводимые друг из друга или из иных параметров категории (10, с.219). Содержание социокультурно-сти выводит и показатели региональных социокультурных процессов, факторов, культурных кодов и маркеров, идентификации и т.п.

В рамках нашего исследования профессиональной деятельности элиты интересным представляется выделение трех компонентов социокультурного - это субъекты взаимодействия; значения, ценности и нормы в процессе взаимодействия и обмена между ними; открытые (формальные, публичные - С.Г.) (и неформальные -С.Г.) действия и материальные артефакты, объективирующие (и актуализирующие на практике - С.Г.) нематериальные значения, ценности и нормы (10, с. 193). В результате установленных значимых для акторов взаимодействий сфера жизнедеятельности является целостной системой, где социальность и культура неразделимы. Ученому удалось придать развитие теории имманентных социокультурных изменений, избежав однофакторности (как у Маркса -принцип экономического детерминизма или у М.Вебера - принцип культурного детерминизма) в объяснении трансформаций социальной реальности (11, с. 732-736).

Современным ученым Н. Лапиным (12, с. 27-33), опирающимся на методологию Т. Парсонса при разработке системных элементов комплексного процесса социокультурной либерализации в России, также обосновывается динамичный баланс между культурными и социальными компонентами и, следовательно, игнорируется проблема латентных и явных коллизий в деятельности. Кроме того, оперируя

преимущественно социологическими категориями в исследовании российских регионов, ученый ограничивает социокультурный подход схематично-статистическими данными (12), что, по сути, отменяет ценность данного подхода.

На противоречивость социокультурных процессов как фундаментальную атрибутивную характеристику указывал А.С-. Ахиезер, источниками которых становятся культурные программы, смещающие воспроизводственную деятельность таким образом, что в результате приводит к нарушению социальных отношений (13, с.56).

Применительно к предмету нашего анализа социокультурный анализ ориентирован на выявление культурных факторов изменений, динамики в контексте существующих отношений, как внутриэлитных, так и внешних связей с сообществом. Особенности состояния таких отношений отражает система норм, императивов и табу, структурирующих политическую и социально-экономическую коммуникацию элиты. В процессе взаимодействия культурных предпочтений и сводов правил в профессиональной деятельности в процессе повседневного опыта и складываются значения эффективности функционирования элиты

в глазах регионального сообщества. Внешний имидж деятельности элиты формируется на основе представлений и оценок роли и влияния региона в стране или зару-бежом. В российских регионах «внутренние» и «внешние» стереотипы восприятия порой вступают в столкновение как в одну, так и в другую сторону по основанию значительного расхождения между публично позиционируемыми поведенческими установками элиты и ее целеполаганием, а также реальными действиями. В ряде случаев, как в Москве или Чечне, имеет место наложение позитивных и неконструктивных, негативных характеристик регионального образа.

В продолжение вышеизложенного можно внести дополнение, что социокультурный подход дает возможность анализа способов реализации субъективных представлений и притязаний, целеполагания, интенций элиты, а также отражения в профессиональной деятельности объективных системных условий и процессов регионального пространства. Это позволит выявить особенности соотнесения нравственно-моральных и правовых, национально-государственных и региональных интересов в ее жизнедеятельности в целом.

Примечания

1. Верховин В.И. Трудовое поведение. М.: Изд-во РУДН, 2003.

2. Афонин А.С. Трудовое поведение: социолого-экономический анализ. Киев, 1991.

3. А.Л. Темницкий. Теоретико-методологические подходы к исследованию трудового поведения. Со-цис. 2007, №6. С. 60-71.

4. Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. М.: Дело, 2002.

5. Милгром П., Робертс Д. Экономика, организация и менеджмент. СПб., 1999. Т.1.

6. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.

7. Кузьминов Я.И., Радаев В.В., Яковлев А.А., Ясин Е.Г. Институты: от заимствования к выращиванию. Опыт российских реформ и возможности культивирования институциональных изменений // Модернизация экономики и выращивание институтов: В 2-х кн. М.: Изд.дом ГУ — ВШЭ, 2005.

8. Вести.го/23.09/2008., ГТРК «Урал».

9. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т.1. От прошлого к будущему. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997.

10. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992.

11. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного Института, 2000.

12. Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М.: Институт философии РАН, 2000. См.также: Лапин Н.И. Статус регионов России, расбалансированность социокультурных функций// Мир России. 2006. №2. С.14-41.

13. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т.1. От прошлого к будущему. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.