CC BY
6Вишневская Лилия Алексеевна, доктор искусствоведения, профессор кафедры теории музыки и композиции Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова
Vishnevskaya Liliya Alekseevna, Doctor of Art History, Professor of the Chair of the Theory of Music and Composition Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov
E-mail: [email protected]
ПРОБЛЕМЫ ТИПОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ РАННИХ ФОРМ ВОКАЛЬНОГО МНОГОГОЛОСИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ СЕВЕРОКАВКАЗСКИХ ПЕВЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ)
Статья посвящена малоисследованным проблемам типологии архаического вокального многоголосия. Разнообразие его форм рассматривается на материале многоголосных песнопений двух северокавказских традиций — адыгской и балка-ро-карачаевской. Отмечается, что ранние формы вокальной полифонии (в числе которых и северокавказское многоголосие) обладают надэтнической природой, возникшей в результате смешения признаков разных музыкальных культур, восточной и западной цивилизаций. Одним из универсальных признаков раннего вокального многоголосия выступает бурдон, получающий двоякую трактовку в песнопениях адыгов, балкарцев и карачаевцев: бурдон-остинато и бурдон-педаль. Бурдон как характерный музыкальный образ северокавказской картины мира рассматривается в качестве решающего фактора образования единой певческой модели, суммирующей древние надэтнические и особенные этнические черты северокавказского вокального многоголосия. Изучение архаических форм вокального многоголосия на материале северокавказских певческих традиций приводит к выводам о том, что раннее вокальное многоголосие представляет культуру диффузного типа. В ней «встретились» (Б. Путилов) и пересеклись стереотипные элементы музыкального мышления разных народов и цивилизаций. Древние бурдонные корни северокавказского вокального многоголосия обусловили изначальную типологическую близость певческих традиций разных северокавказских народов: их сходство не по «формуле заимствования», а по «формуле единой архаичной природы».
Ключевые слова: древние формы многоголосия, северокавказское вокальное многоголосие, адыги, балкарцы, карачаевцы, бурдон, остинато, диффузия, единая певческая модель.
ISSUES OF TYPOLOGICAL STUDY OF EARLY FORMS OF VOCAL POLYPHOLY (ON THE MATERIAL OF NORTH CAUCASIAL SINGING TRADITIONS)
The article deals with the understudied issues of the typology of archaic vocal polyphony. The diversity of its forms is considered on the material of polyphonic songs of two North Caucasian traditions — the Adyghe one and the Karachay and Balkar one. It is noted that the early forms of vocal polyphony (North Caucasian polyphony among them) have got the above-ethnic nature, which emerged as a result of a mixture of different musical cultures, Eastern and Western civilizations. One of the universal signs of early vocal polyphony is drone which has a two-fold interpretation in the songs of Adyghes, Balkars and Karachays: ostinato drone and pedal drone. The drone as a characteristic musical image of the North Caucasian world picture is considered as a crucial factor of a unified singing model formation, which sums up ancient above-ethnic and peculiar ethnic features of North Caucasian vocal polyphony. Studying archaic forms of vocal polyphony on the material of North Caucasian singing traditions leads to the conclusions that early vocal polyphony presents the culture of a diffuse type. There stereotypical elements of the musical thought of different peoples and civilizations «meet» (B. Putilov) and intercross. The ancient drone roots of the North Caucasian vocal polyphony predetermined the original typological affinity of the singing traditions of different North Caucasian peoples: their similarity is not based on the «borrowing formula» but on the «unified archaic nature formula».
Key words: ancient forms of polyphony, North Caucasian vocal polyphony, Adyghes, Balkars, Karachays, drone, ostinato, diffusion, unified singing model.
Многоголосие в музыке устной и письменной традиций — неисчерпаемая тема музыкознания и этному-зыковедения. По-прежнему актуальны вопросы происхождения многоголосия, соотношения народных и академических его видов в инструментальной и вокальной музыке, взаимодействия монофонии (одноголосия) и полифонии (многоголосия).
В трудах многих отечественных и зарубежных исследователей акцентируется положение о восточных корнях древних форм вокальной полифонии. Основанием послужили многочисленные примеры многоголосных традиций народов Африки, Океании, Азиатского континента, Индонезии, Полинезии, тюр-коязычных и ираноязычных народов. Так, Мариус
Шнайдер пишет: «Полифония в античные времена проникала по узкому коридору через Полинезию, Индонезию, Сиам, Ассам в Иран, на Кавказ, в Турцию и на Балканы. Мы точно не знаем, где возникла полифония, но совершенно ясно, что она достигла Европы в более поздние годы и что вследствие этого Европа её не изобрела. Европа очень хорошо развила её, но она не может похвастаться тем, что создала её. Географическое распространение этого исторического течения доказывает, что восточная полифония существовала до расцвета арабской музыки» [цит. по: 2, с. 107].
Не столь однозначную оценку влияния древнего Востока на музыку народов Европы находим в работах К. Квитки, неоднократно обращавшегося к проблеме
исторических связей славян и народов азиатского Востока. Учёный отмечал ложность идеи генетической преемственности музыки европейских народов из восточных цивилизаций: «Квитка считал, что идея с "Востока свет!" получила своё распространение в работах лишь потому, что обычно музыка азиатских народов рассматривается не синхронно с музыкой Европы, а в целом ставится на первое место перед объяснением античной греческой теории» [3, с. 284]. На основе изучения ладовых систем пентатоники, олиготоники и хроматики К. Квитка приходит к выводу о том, что они в равной мере присущи народам Азии и Европы. Ещё дальше в своих работах ушёл А. Веселовский, который разрушил идею восточного влияния в фольклоре контридеей взаимодействия Востока и Запада, устной и письменной традиций на основе определённой почвы, подготавливающей «встречное движение, <...> а не просто заимствование» [8, с. 180].
На материале многоголосия в инструментальной музыке казахов, киргизов, узбеков, таджиков и туркмен, арабов, индийцев, индонезийцев, пакистанцев и других народов В. Виноградов развивает тезис Р. Грубера о том, что «не могли исчезнуть бесследно для последующих поколений музыкальные цивилизации Древнего Египта и Востока, включая и их достижения в области многоголосия. Не отгородились от них античная Греция, Рим и Византия. Не осталась глухой к ним и Западная Европа. Свой вклад в эту культуру внесли многие народы широчайшей периферии Востока. Полифония в её своеобразных формах возникала и на других континентах. Мы поражаемся сейчас раскрывающемуся перед нами искусству многоголосия африканцев», поэтому возникновение и эволюцию многоголосия надо рассматривать в широком контексте мирового музыкально-исторического процесса [2, с. 103].
В. Виноградов формулирует следующую «программную» установку в изучении вопросов многоголосия: 1) человеку присуще тяготение к тем или иным многоголосным формам как естественная устремлённость к прогрессу; 2) в самой природе музыки, как объективная закономерность, заложены специфические свойства (например, акустические), которые в определённых условиях неизбежно приведут к возникновению многоголосия; 3) зарождение многоголосия — процесс, несходный в различных национальных музыкальных культурах: «эти культуры как бы отбирают для себя лишь те формы и приёмы многоголосия, которые в большей мере координируются с музыкальными традициями данной нации или народа» [2, с. 105]. В двух последних аспектах речь идёт о предопределённости различных форм многоголосия природным фактором, общественным укладом и общекультурными предпосылками, культурным взаимообменом народов и многими другими сплетающимися условиями.
Оригинальная теория происхождения вокального
многоголосия развивается в трудах И. Жордания. На основе сравнения традиций разных народов и континентов, изучения зафиксированных фактов древнего многоголосия, включения палеоантропологических методов исследования учёный приходит к заключению о том, что общая историческая тенденция вокальных многоголосных традиций связана с их постепенным исчезновением на земле. Учёный пишет: «в мировой истории музыкальной культуры полностью отсутствуют документированные примеры развития вокальной многоголосной традиции от монофонии. Этот факт заставляет <...> предположить, что наша планета с каждым новым столетием и тысячелетием становится всё более и более монофонической. <...> Известные нам факты не подтверждают существующую теорию позднего возникновения многоголосия от одноголосия». Отстаивая точку зрения первичности вокальной полифонии в связи с преобладанием в древности коллективных форм музыкальной коммуникации, исследователь выдвигает проблему «про-томногоголосия» как общего предка многих многоголосных традиций, на целые эпохи опередившего язык и речь в процессе эволюции человека [6, с. 197-198].
Новаторской позицией отличается концепция ге-терофонных и «сверхэтнических» истоков многоголосия в трудах Е. Трембовельского, отмечающего, что «в глубине веков национальные различия "отстраняются" феноменом общности основных принципов. И это, несомненно, связано с тем, что гетерофоничность (как, к слову, и бурдонность) являются свободным, непринуждённым, не связанным предписаниями, наиболее естественным и оттого распространённым способом музицирования» [11, с. 168]. Гетерофония осмысляется исследователем как ёмкое видовое понятие, объединяющее архаику и современность, фольклор и академическое творчество; как коренное свойство музыкального мышления, позволяющее изучать в едином ключе плоскостные и пространственные формы многоголосия.
Тем самым, разные научные точки зрения на происхождение, эволюцию и структуру, связь восточных и западных форм многоголосия свидетельствуют об актуальности и открытости данной проблемы современного музыкознания.
Северокавказское вокальное многоголосие — музыкальная традиция, присущая многим народам данного региона. На её основе проявилась историческая, этнографическая, территориальная, социокультурная, фольклорная и слуховая общность традиционных песнопений абазин, абхазов и адыгов, балкарцев, карачаевцев и осетин, аварцев и кумыков, ингушей и чеченцев. Этим объясняется правомочность изучения северокавказского вокального многоголосия на примере нескольких традиций, дающих представление о содержательно-структурном разнообразии ранних форм многоголосия и выводящих вокальную полифонию на уровень исторического артефакта музыкальной культуры северокавказского регио-
на. Исследование осуществлено на основе певческих традиций адыгов, балкарцев и карачаевцев — автохтонных народов Северного Кавказа, культура которых функционирует как историческая и региональная целостность, сложившаяся на базе субстратов местной северокавказской культуры, а также на основе многих сходных институтов и традиций, в том числе древней традиции вокального музицирования.
Музыкальная культура адыгов, балкарцев и карачаевцев вмещает инструментальное, танцевальное и песенное исполнительство, уходящее в глубокую древность. Некогда связанная в триединую систему песня-пляска-наигрыш, традиционная музыка этих народов претерпела значительные обновления в XX веке. Песня, которая «давала подлинное отношение к действительности», стала неугодна в советское время «господствующей идеологии, и песню направили по другому руслу, сконцентрированному в соответствии с официальными рекомендациями» [10, с. 12]. Под их влиянием доминирующее значение приобрело инструментально-танцевальное музицирование. Пик его популярности связан с созданием официальных инструментально-танцевальных коллективов, творчество которых обобщённо представляло (в советский период) музыкальные традиции народов Северного Кавказа.
Размышления большинства исследователей о ранних формах многоголосия представляют единодушие в характеристике его структуры: «Поразительно, что во всех <...> областях, изолированных и географически отдалённых, обнаруживаются общие принципы многоголосия» [4, с. 12]. Универсальным типом признаётся, a priori, бурдонное многоголосие, принадлежащее культуре всего человечества. По мнению В. Виноградова, самые прочные позиции в структуре раннего многоголосия занимает бурдон, имеющий глубокие исторические корни и совершенно необходимый элемент восточного инструментального исполнительства в музыке турок, иранцев, азербайджанцев, афганцев, пакистанцев, индийцев, вьетнамцев, китайцев, казахов, среднеазиатских народов и тюрков Сибири [2, с. 108-109]. В музыке этих народов бурдон уподобляется органному пункту, на непрерывной звучности которого проступает рельеф и выразительность мелодики. Как родовой признак раннего многоголосия, бурдон выступает артефактом сходных процессов формирования и эволюции многоголосия разных народов; раскрывает природные основы акустических и физиологических феноменов музыкальной материи, являющихся «общими для всего искусства и предшествующими этническим различиям» [4, с. 12].
Бурдонное вокальное многоголосие — древняя форма песнопений, сохраняющаяся в «закрытых» (по географическому, ландшафтному и культурно-общественному устройству) регионах: «Хорошо известно, что более архаичные явления, как правило, распространены многочисленными изолированными друг
от друга "островками", притом в географически труднодоступных регионах» [5, с. 231]. Одним из таких выступает Северный Кавказ, культурная целостность которого сложилась в результате многовекового исторического соседства и взаимодействия разных народов. Стереотипы общественных форм бытия, сходство исторических судеб и культурных традиций составили ядро тех комплиментарных отношений, которые определили отсутствие иной альтернативы сосуществования в новое и новейшее время в истории народов Северного Кавказа. Ярким подтверждением музыкально-культурной целостности северокавказского региона стала бурдонная певческая традиция, выразившая сущность исторических процессов развития и духовного своеобразия разных народов. Исторически сложившаяся целостность художественной культуры полиэтнического северокавказского региона базируется на индивидуально-этническом выражении общекультурных норм и ценностей, обусловленном отличиями этногенеза и языков, конфессиональной принадлежности и типов хозяйствования. Индивидуальное воплощение получило и северокавказское вокальное многоголосие, обнаруживающее сходство древних бурдонных корней и одновременно этнически особенное «прочтение» всех составляющих его компонентов.
Исследование типологических закономерностей архаического многоголосия на материале нескольких традиций даёт понимание объективно-глубинных причин их стилевого сходства. Б. Путилов пишет: «О чём свидетельствуют факты повторяемости, <...> в ряде случаев совпадений в международных масштабах? Во-первых, это свидетельство того, что действуют какие-то закономерности. Это не может быть результатом случайности. За этим стоят определённые закономерности, причём закономерности внутреннего, <...> фольклорного порядка, которые, разумеется, повязаны с внешними обстоятельствами, с историческими судьбами народов, с их этнографией, культурой и т.д. <...> Наличие таких фондов — параллельных, близких, совпадающих — служит одним из самых важных доказательств того, что эти фонды складывались независимо. Не путём заимствования, а путём независимых внутрифольклорных процессов, потому что представить себе, будто такая колоссальная близость, такое колоссальное наличие параллельных, сходных фондов у народов, как соседних, так и очень отдалённых, разговаривающих на разных языках, живших даже иногда в разные эпохи, представить, что это всё результат заимствования, результат миграций — совершенно невозможно. <...> Речь о заимствовании должна уступить место проблеме типологических закономерностей» [8, с. 278]. Системно-типологическое изучение северокавказских вокальных традиций даёт возможность расширить географию архаических форм многоголосия, выявить объективные факторы возникновения стилевого родства вокальной музыки разноязычных народов.
Пример северокавказской вокальной полифонии позволяет выдвинуть гипотезу о существовании единых алгоритмов в процессе зарождения и эволюции музыкального многоголосия. В таком контексте научную актуальность приобретает обоснование и построение единой северокавказской певческой модели, способной дать те методы и инструмент исследования, с помощью которых станет возможным изучение типологически родственных и этнически особенных свойств вокального многоголосия в северокавказском регионе. Выведение подобной модели необходимо для образовательных программ, ориентированных на универсальные категории изучаемых объектов, для современной социальной этнической идентификации северокавказских народов, для исполнительской практики постижения этнических особенностей традиционной вокальной музыки.
Типология ранней вокальной полифонии обращена к такому универсальному её компоненту, как бурдон. Бурдонная полифония — одна из наиболее распространённых ранних форм многоголосия, лидирующая и в северокавказских традициях. Её типологические характеристики связаны с понятиями и терминами античной и средневековой музыки: бурдон, антифон, респонсорий, диафония, органум, саМдо йгтш, монофония, монодия, полифония, контрапункт, гармония — наиболее приближенно отражающих структурную специфику северокавказской певческой модели.
Понятие «бурдон» имеет неоднозначную оценку в отечественном и зарубежном музыкознании, в жанрах инструментальной и вокальной музыки. В практике инструментального музицирования бурдон связывается с «органным» басом, длительно выдерживаемыми низкими звуками. Для большинства ранних вокальных традиций подобный тип бурдона, по мнению И. Жордания, не является столь характерной чертой многоголосия: «Даже африканское остинато не обязательно исполняется в более низком регистре. Можно предположить, что появление бурдона было связано с относительно поздним выделением самостоятельной функции баса. Кроме того, бурдон первоначально, возможно, появился как выдержанный звук, расположенный в середине или вверху многоголосной фактуры, и совсем не обязательно как самая низкая часть фактуры» [6, с. 200]. Эта мысль подтверждается многими гетерофонными традициями славянских, финно-угорских и других народов, в вокальной музыке которых бурдон, бурдонирующие звуки или «впечатление бурдона» (Е. Дорохова) появляются в разных регистрах и представляют функционально неустойчивый элемент фактуры. Поэтому можно говорить о двоякой функциональной трактовке понятия «бурдон», раскрываемого в контексте выдержанных тонов или в контексте фигуры остинато: «Фактически во всех существующих в мире многоголосных традициях в той или иной форме используется остинато. Поэтому гипотетически "исконное многоголо-
сие" должно быть основано на принципе остинато» [6, с. 199].
Типологическая дифференциация бурдона по жанровому признаку (инструментальный, вокальный бурдон) представляется весьма условной по отношению к архаическому многоголосию. Как отмечает Б. Путилов на примере песнопений народов Океании, «жанровая дифференциация определённо сказывается только в функциональной сфере, а музыкальный и поэтический язык, структурные принципы и композиционные приёмы составляют общую <...> систему и, скорее всего, восходят к первоначальному недифференцированному единству» [7, с. 325]. Подобное единство демонстрирует древняя тюркомонгольская традиция инструментального и вокального исполнительства, черты которой запечатлелись в музыке тюркских народов Северного Кавказа (балкарцы, карачаевцы). Тюркский бурдон осмысляется и опорой (чаще всего расположенной в низком регистре), и источником для обертоновой мелодики, в совокупности образующих двухслойную фактуру. Феномен обертонового расщепления выдержанного басового звука-тона объясняет пограничное состояние тюркской бурдонной полифонии, находящейся на стыке одноголосия и многоголосия, дающей горизонтально-вертикальную проекцию звукового пространства.
В работах о северокавказском вокальном многоголосии бурдон определяется идеальным элементом выражения музыкального менталитета разных народов. Б. Ашхотов высказывает предположение об автохтонном происхождении адыгского бурдона и его заимствовании (в том числе терминологическом) другими народами северокавказского региона. Это, по мнению исследователя, могло «спровоцировать» сходство этнических традиций вокального многоголосия [1, с. 29]. Примечательно избегание понятия «бурдон» в работах о вокальной полифонии северокавказских тюрков в связи с одноплановой типологической трактовкой бурдона как «педали», звукового фона для мелодии солиста. Подобный единый бурдон организует инструментальную и вокальную музыку северокавказских тюрков, не требует дифференцированной типологии, что нашло отражение в классификации типов вокального многоголосия балкарцев и карачаевцев в работах А. Рахаева [9].
Анализ некоторых проблем изучения ранних форм вокального многоголосия на материале северокавказских певческих традиций приводит к следующим выводам. В силу исторических, социальных причин и географического положения, на Северном Кавказе сложился стереотип архаичного «образа мира», способствующий созданию сходных исполнительских установок и этнических вариантов вокального многоголосия. Их универсальные типологические признаки, в ряду которых первостепенное значение приобрёл бурдон, способствовали формированию законов единой певческой модели — гетерогенного культурного феномена, обращённого к общим архаичным корням
84
традиционные культуры
происхождения и вместившего, на морфологическом уровне, принципы музыкального мышления разных цивилизаций. Сравнительный тип исследования даёт возможность этнического «прочтения» единой певческой модели в аспекте вариантной трактовки бур-дона: бурдон-остинато в многоголосии адыгов; бур-дон-педаль в многоголосии балкарцев и карачаевцев. В контексте этнических вариантов раннее вокальное многоголосие северокавказских народов предстаёт
культурой диффузного типа, в которой «встретились» (Б. Путилов) и пересеклись надэтнические и родственные элементы музыкального мышления разных этнических традиций. Древние бурдонные корни северокавказского вокального многоголосия обусловили изначальную типологическую близость певческих традиций разных северокавказских народов: их сходство не по «формуле заимствования», а по «формуле единой архаичной природы».
Литература
1. Ашхотов Б. Г Адыгское народное многоголосие. Дисс. ... д-ра искусствоведения. М., 2005. 332 с.
2. Виноградов В. Заметки о среднеазиатском многоголосии // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск второй. М.: Советский композитор, 1973. С. 98-127.
3. Гошовский В. Музыка Востока в исследованиях К. Квитки // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск второй. М.: Советский композитор, 1973. С. 281-300.
4. Евдокимова Ю. История полифонии. Вып. 1: Многоголосие средневековья. Х-ХГУ вв. М.: Музыка, 1983. 454 с.
5. Жордания И. М. К проблеме происхождения гетерофо-нии в Восточной Европе // «Вестник» Адыгейского гос. университета. Вып. 4. Майкоп, 2009. С. 229-236.
6. Жордания И. М. К теории формирования вокального многоголосия // «Вестник» Адыгейского гос. университета. Вып. 10. Майкоп, 2008. С. 196с201.
7. Путилов Б. По следам музыкально-этнографических работ Н. Н. Миклухо-Маклая // Музыка народов Азии и Африки. Выпуск третий. М.: Советский композитор, 1980. С. 296-331.
8. Путилов Б. Н. Теоретические проблемы современной фольклористики. СПб.: Фольклорный этнографический центр, 2006. 315 с.
9. Рахаев А. И. Традиционный музыкальный фольклор Балкарии и Карачая. Нальчик: изд-во ЭльФа, 2002. 154 с.
10. Соколова А. Н. Адыгская гармоника в контексте этнической музыкальной культуры. Майкоп: изд-во «Качество», 2004. 272 с.
11. Трембовельский Е. Б. Гетерофония: типология фактур — эволюция ткани // Музыкальная академия. 2001. № 4. С. 165-175.
References
1. AshkhotovB. G. Adygskoye narodnoye mnogogolosiye. Diss. ... d-ra iskusstvovedeniya [Adyghe folk polyphony. Dissertation for the Degree of the Doctor of Art History]. Moscow, 2005. 332 p.
2. Vinogradov V. Zametki o sredneaziatskom mnogogolosii [Notes on the Central Asian polyphony] // Muzika narodov Azii i Afriki. Vypusk vtoroi [Music of Asia and Africa. Second issue]. Moscow: Sovetskiy kompozitor, 1973. P. 98-127.
3. Goshovskiy V. Muzika Vostoka v issledovaniyakh K. Kvitki [The Music of the East in K. Kvitka's research] // Muzika narodov Azii i Afriki. Vypusk vtoroi [Music of Asia and Africa. Second issue]. Moscow: Sovetskiy kompozitor, 1973. P. 281-300.
4. Evdokimova Yu. Istoriya polifonii. Vyp. 1: Mnogogolosiye srednevekovya X-XIV [History of polyphony. Issue 1: Polyphony of the Middle Ages. 10-14 centuries]. Moscow: Muzyka, 1983. 454 p.
5. Jordania I. M. K probleme proiskhkozhdeniya geterofonii v Vostochnoy Evrope [To the issue of the origin of heterophony in Eastern Europe] // Vestnik Adygeiskovo gos. universiteta. Vypusk 4 [Adyghe State University News. Issue 4]. Maikop, 2009. P. 229-236.
6. Jordania I. M. K teorii formirovaniya vokalnogo mnogogolosiya [To the theory of vocal polyphony formation] //
Vestnik Adygeiskovo gos. universiteta. Vypusk 10 [Adyghe State University News. Issue 10]. Maikop, 2008. P. 196-201.
7. Putilov B. Po sledam muzikalno-etnograficheskih rabot N. N. Miklukho-Maklaya [Following the musical and ethnographic works of N. N. Miklukho-Maklay] // Muzika narodov Azii i Afriki. Vypusk tretiy [Music of Asia and Africa. Third issue]. Moscow: Sovetskiy kompozitor, 1980. P. 296-331.
8. Putilov B. N. Teoreticheskiye problemy sovremennoi folkloristiki [Theoretical problems of modern folklore studies]. St. Petersburg: Folklorniy etnograficheskiy centr, 2006. 315 p.
9. Rakhaev A. I. Tradizionniy muzikalniy folklore Balkarii i Karachaya [Traditional musical folklore of Balkar and Karachay]. Nalchik: izd-vo ElFa, 2002. 154 p.
10. Sokolova A. N. Adygskaya garmonika v kontekste etnicheskoy muzikalnoy kultury [Adyghe harmonica in the context of ethnical music culture]. Maikop: izd-vo «Kachestvo», 2004. 272 p.
11. Trembovelskiy E. B. Geterofoniya: tipologiya faktur — evoluziya tkani [Heterophony: the typology of textures — the evolution of fabric] // Muzikalnaya akademiya [Music academy]. 2001. № 4. P. 165-175.
Информация об авторе
Лилия Алексеевна Вишневская E-mail: [email protected]
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Саратовская государственная консерватория имени Л. В. Собинова» 410012, Саратов, проспект имени Кирова С. М., дом 1
Information about the author
Liliya Alekseevna Vishnevskaya E-mail: [email protected]
Federal State Budget Educational Institution of Higher Education «Saratov State Conservatoire named after L. V. Sobinov» 410012, Saratov, Kirova Avenue, 1
вестник саратовской консерватории
