CC BY
5ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
РИТУАЛЬНО-ОБРЯДОВЫЕ СМЫСЛЫ СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ВОКАЛЬНОЙ
ПОЛИФОНИИ
Вишневская Лилия Алексеевна
доктор искусствоведения, профессор, Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова
RITUAL AND RITE MEANINGS OF THE NORTH-CAUCASIAN VOCAL POLYPHONY Vishnevskaya Liliya, Doctor of Arts, Professor, Saratov State Sobinov Conservatoire
АННОТАЦИЯ
Цель статьи - раскрыть универсализм законов ритуально-обрядовой культуры в случаях их повторения и воспроизведения в других системах. Изучение структурных характеристик северокавказских песнопений (на примере традиций адыгов, карачаевцев и балкарцев) суммируется в следующих результатах и выводах исследования: традиционная вокальная полифония северокавказских народов выступает преемником смыслов и кодов ритуально-обрядовой культуры; ритуально-обрядовая традиция предстаёт метасистемой и моделью художественного мышления северокавказских народов.
ABSTRACT
The goal of the article is to reveal the universality of the laws of ritual and rite culture in the cases of their being repeated and reproduced in other systems. The studies of the structural characteristics of the North-Caucasian songs (on the example of Circassians, Karachays, and Balkars traditions) are summed up in the following research results and conclusions: traditional vocal polyphony of the North-Caucasian peoples appears as a successor of the meanings and codes of the ritual and rite culture; it stands as a meta-system and a model of the North-Caucasian peoples' artistic mentality.
Ключевые слова: Северокавказская вокальная полифония; адыги; карачаевцы; балкарцы; игрище; состязание; диалог.
Keywords: North-Caucasian vocal polyphony; Circassians; Karachays; Balkars; playground; competition; dialogue.
В создании стойкой системы жизнеобеспечения и диалога культурных традиций разных этносов решающая роль принадлежала ритуально-обрядовой практике как главной сфере реализации социальных функций коллектива. Ритуально-обрядовая культура адыгов, карачаевцев и балкарцев (указанные народы представляют две суперэтнические разноязычные группы, компактно проживающие в северокавказских республиках Адыгея, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия) явилась художественным отражением действительности в словесно-музыкально-хореографических формах коллективного творчества, включавшего праздники и игры, танцы и театрализованные представления, гадания и жертвоприношения, пение и игру на инструментах. Как в любой другой традиционной культуре, обрядовость адыгов, карачаевцев и балкарцев приурочена к событиям жизненного цикла, кален-дарности земледельческого (адыги) и скотоводческого (карачаевцы и балкарцы) циклов и выражена множеством разновидностей семейно-родовых и общественно-коллективных ритуалов и праздников.
Музыкальная составляющая ритуально-обрядовых церемоний оценивается как в роли синкретического элемента обряда, так и в качестве преемника ритуальных кодов. Высокий эмоциональный статус танцевальной, инструментальной и песенной музыки адыгов, карачаевцев и балкарцев связывается с одним из самых суще-
ственных кодов ритуально-обрядовой традиции: её установкой на создание особого тонуса, повышенного эмоционально-психологического состояния, сообщаемого всему обществу. В этом ценностном качестве проявлена первичная роль воздействия ритуального текста, способного выйти «за ритуальные границы в сферу чисто бытовую и выразить переживания и чувства, не предписанные обрядом» [5, с. 99].
Наиболее яркое действие эмоционально-психологического кода обнаруживает игрище: центральный, многовариантный и до сих пор популярный «жанр» ритуально-обрядовой традиции адыгов, карачаевцев и балкарцев. В контексте игрища человек предстаёт носителем звуковой информации и источником звука; в жестикуляции, восклицаниях, игре, пении и танце раскрывается его творческий потенциал и, в целом, воплощается фольклорная идея синкретизма. Игрище оказалось тем ритуально-обрядовым кодом музыкального мышления народов, с которым связаны «глубинные значения текста и его происхождение» [5, с. 129]. Синкретическая форма существования обрядовой и певческой культур породила их текстовую общность, единое поле значений в передаче целостной картины мира.
Генетическая связь структуры музыкального текста северокавказских многоголосных песнопений и структуры игрища прослеживается в системе родственных отношений, складывающихся на основе «общих форм
взаимности» (К. Леви-Стросс). В классической антропологии любая система родства разрастается на базе элементарной системы, развивающейся путём включения новых элементов [3, с. 57]. Исходным пунктом в наших рассуждениях о системном родстве игрища и песнопений становится фактическое значение музыки (в самых разных звуковых и пластических её проявлениях) в пространстве игрища. И в этом плане, между игрищем и музыкой устанавливается система «кровного родства» (К. Леви-Стросс), пролонгированная в более сложные системные отношения на уровне свойств элементов родства и законов их формирования. Для выяснения системных признаков структурного и выразительного родства песенной музыки и игрища, необходимо сказать несколько слов об игрищной культуре народов.
Игрище - джэгу адыгов и оюн карачаевцев и балкарцев - уникальное явление в культуре народов, средоточие действенной духовной помощи, специфическая форма общения и коммуникации, «система нравственных ориентиров и ценностей, стереотипов и формул» [2, с. 21-22]. Игрище адыгов, карачаевцев и балкарцев оказалось наиболее устойчивым трансфером ритуально-обрядового сознания, адекватным выразителем состояния общества в любой временной «точке» истории народов. Музыка как неотъемлемая часть игрового действа и песня как важный компонент обрядовой музыки существуют в пространстве игрища в двух ипостасях: в качестве ритуального элемента обряда и в качестве самостоятельного мира, вбирающего и на свой язык переводящего «космос» игрища. В системе структурного родства игрища и традиционных песнопений особенно актуальным представляется второй смысл обрядовой музыки.
Этимология слова «игрище» напрямую связана с понятием игры как смысловым стержнем происходящих событий и поведенческих установок её участников. В игровом действе сочетаются два принципа игровой логики, сформулированные Йоханом Хейзингой: «Игра есть борьба за что-нибудь или же представление чего-нибудь» (курсив мой) [7, с. 24]. Гипертрофия одного из этих принципов вносит этнические коррективы выражения игровой идеи.
Смысловым центром черкесского (адыгского) джэгу становится борьба за удачу в «диалоге социума с судьбой» [7, с. 9] и все компоненты игрища направлены на этот диалог «в виде схватки, намерения смягчить удары судьбы» [7, с. 15]. Черкесское (адыгское) джэгу создаёт установку на успех, уверенность в будущем, поэтому психологическая рефлексия борьбы выступает жизнеутверждающим началом. Подобные смысловые концепты эмоционально ярко и психологически однозначно выражены в музыкальном и поэтическом текстах, в диалогической структуре песнопений разных жанров. В целом, адыгское игрище ярко воплощает черты игры game, создающей иную реальность, разрушающей или уничтожающей законы действительности.
Карачаево-балкарский оюн проявляет тенденцию к выражению идеи игры как таковой в собраниях-посиделках, различного рода состязаниях-соревнованиях и направлен на здравомыслие выживания [6, с. 55]. Смысловым стержнем оюн выступает поддержание некого блага и высшего порядка вещей, освящающих буднично-повседневную жизнь. Отсутствие в мировоззренческой
системе карачаевцев и балкарцев категории Фатума приводит к ментально-психологической установке рассчитывать во всём только на себя: «Расчётливым надо быть, твёрдым и властным. Всем верь, но надёжно себя стереги»; «Ведь жизнь твоя - дар, и нет дара ценнее» [6, с. 43]. Рационализм морали сообщает игрищу оюн черты уравновешенного действа, развивающего игровую идею представления в виде диалога данных природой миров (мира реального и мира теневого). Земные радости и переживания передаются в игрище через подражание эти мирам, с чувством меры и без излишней экзальтации. Игра play как свобода преодоления препятствий доминирует в игровом мышлении карачаевцев и балкарцев.
Игровое пространство джэгу и оюн демонстрирует сплетение элементов разных игровых логик. Высокая степень организации и упорядоченности игрового пространства (действие признаков игры game) совмещается с импровизацией, игровой рефлексией (действие признаков игры play). Указанные игровые особенности джэгу и оюн в большой мере впитала музыка традиционных песнопений. В контексте законов игры game сложились надэтни-ческие элементы северокавказской вокальной полифонии. В контексте законов игры play раскрылось этническое многообразие северокавказской вокальной традиции.
Музыкальный текст песнопений вобрал смыслы сюжетно-персонажного, пространственно-временного, диалогического и миметического кодов джэгу и оюн. Этим объясняется глубинная связь и структурное родство игрищной и песенной полифонии. Прежде всего, это функциональная иерархия и персонификация участников игрового действа и певческого ансамбля, их взаимодействие по принципу «оппозиционной пары» (К. Леви-Стросс). Ведущая роль в создании игрового процесса принадлежит лидеру - главе музыкантов и танцоров, своеобразному «режиссёру» и «дирижёру». В адыгском джэгу этой функцией наделён хатияко, в карачаево-балкарском оюн - теке. В певческом ансамбле роль лидера отведена солисту. В действиях адыгского хатияко (глашатая-крикуна) прослеживаются «не только черты артиста-конферансье и дирижёра, но и черты жреца -лидера магического воздействия коллектива на судьбу; вожака, прокладывающего путь к удаче» [2, с. 44]. Карачаево-балкарский теке-оюн подобен сибирскому шаману. Но если шаман беседует с духами через родовые тотемы, то «теке-оюн веселит, смешит, играет, танцует и поёт» [4, с. 92].
Солирующая партия певческого ансамбля воплотила разные смысловые значения игрищного лидера. Солист отвечает за композиционную целостность песнопения, выступает творцом в поиске оптимального интонационного воплощения поэтического текста, выполняет функцию «режиссёра» ансамблевой «постановки» песни. Значение солиста певческого ансамбля раскрывается и в отношении этнических сообществ к создателям и исполнителям музыки. Личность олицетворяющего традицию солиста была высоко почитаема в народе, а его музыкально-поэтическое мастерство уподоблялось ораторскому искусству тхамады. Лидер певческого ансамбля (также как и лидер в игрище) призван создать атмосферу высокого эмоционального накала, настроить коллектив на определённый тип деятельности. Такому смыслу должна соответствовать музыка, идущая не за словом и передающая
эмоционально-психологический настрой солиста. Этим обусловлен тембровый, регистровый, артикуляторный, интонационно-ритмический стиль солирующего напева, восходящий к мускульной энергии игрищной жестикуляции и памятующий о возгласах и криках хатияко и теке.
Не менее важным персонажем игрища выступает коллектив: непосредственный участник игрового действия и одновременно активный слушатель и зритель, оценивающий мастерство лидера и «игроков». В этом смысле, ансамблевая партия песнопений (также как и инструментальный «аккомпанемент» сольных и некоторых многоголосных песен) выполняет аналогичную функцию, уподобляется многосмысловому коллективному персонажу игрового действа. В ансамблевой голосовой партии (жъыу-ежъу адыгов и эжиу-эжыу карачаевцев и балкарцев) сфокусировались самые характерные черты игрового действа: состязательная диалогика; интерпретация-оценка «выступления» солиста (или чередующихся солистов); темпоральность и динамический вектор развёртывания игрового сюжета песнопений. Бурдонная традиция исполнения, концентрирующая остинатные свойства напева жъыу-ежъу-эжиу-эжыу, сообщает басовому компоненту многоголосия высокую степень самостоятельности. Партия жъыу-ежъу-эжиу-эжыу - знак этнической интеграции северокавказской музыкальной традиции.
Музыка сольно-групповых песнопений отразила не только драматургические (состязательные, персонажные) смыслы игрища, но и его пространственно-временныНе характеристики. Сакраментальным пространством игрища выступает круг, разыгрываемый в контрастных модусах вертикали (жестикуляция вверх/вниз) и горизонтали (движение вправо/влево). Категория времени связана с понятием движения. Основной формулой движения в игрище выступает событийная непрерывность (остинато), организующая замкнуто-разомкнутое пространство. Непрерывность движения в круговом пространстве игрища повторяет цикличное, возвратно-поступательное
время народной мифологии. Эти черты игрищного хронотопа нашли отражение в интонационной конфигурации и типах развёртывания мелодики в партиях солиста и ансамбля (возвратность, симметрия, кружение-опевание). Самым совершенным воплощением игрищных фигур круга, цикла, возвратно-поступательного времени выступают остинатно повторяющиеся интонационно-ритмические формулы бурдона: обороты I-VII-VI-VII-I, I-VII-VI-I, I-VII-I, характеризующие ансамблевую партию песнопений разных жанров и традиций.
Изучение северокавказской вокальной полифонии в контексте традиционной ритуально-обрядовой практики вскрывает универсализм законов ритуально-обрядовой культуры и в частности «закона сохранения ритуальных смыслов в случаях их повторения и воспроизведения в других системах» [1, с. 13].
Список литературы
1. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. - 240 с.
2. Бгажноков Б.Х. Логос игрища // Мир культуры. Вып. 1: сб. статей. Нальчик: Эльбрус, 1990. - С. 5872.
3. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-пресс, 2001. - 512 с.
4. Малкондуев Х.Х. Поэтика карачаево-балкарской народной лирики XVI -XIX веков. Часть I. Нальчик: Эль-Фа, 2000. - 319 с.
5. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 2003. - 239 с.
6. Урусбиева Ф. Метафизика колеса. Вопросы тюркского культурогенеза. Сергиев Посад: Весь Сергиев Посад, 2003. - 207 с.
7. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс-Академия, 1992. - 359 с.
СВЯЗЬ КАЗАХСТАНСКОЙ МУЛЬТИПЛИКАЦИИ И ФОЛЬКЛОРА В КОНТЕКСТЕ
РАЗНЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ ЭПОХ
Калашникова Наталья Ивановна
Магистрант 1 курс, Казахская Национальная консерватория имени Курмангазы, г. Алматы
COMMUNICATION OF KAZAKHSTAN ANIMATION AND FOLKLORE IN THE CONTEXT OF DIFFERENT HISTORICAL ERAS Kalashnikova Natalia Ivanovna, Master student 1-st grade, Kazakh National conservatory named after Kurmangazy, Almaty
АННОТАЦИЯ
Цель данной статьи - обобщение способов интерпретации фольклора в мультипликации и выявление их эволюции в связи со сменой исторических эпох. Сравнительно-исторический метод исследования показал, что глубина и разнообразие претворения фольклорных мотивов в казахстанской анимации значительно возросла с обретением Казахстаном независимости и ростом национального самосознания.
ABSTRACT
The purpose of this article - generalization of methodology of interpretation of folklore in the animation and the identification of their evolution in connection with the change of eras. Comparative-historical method of research has shown that the depth and variety of implementation folklore motifs in the Kazakhstan animation has increased significantly after gaining independence of Kazakhstan and the rise of national consciousness.
Ключевые слова: Мультипликация, фольклор.
Keywords: Animation, folklore.
