И.СЕПАНОВИЧ
ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ ПРИНЦИПА САМООПРЕДЕЛЕНИЯ В ЕВРОПЕ
Психологическая сила принципа самоопределения заключается в элементарном человеческом желании объединяться прежде всего со своими соплеменниками. Моральная притягательность этого принципа проистекает из признания фактов жестокого обращения и эксплуатации, которые стали историческим уделом групп, оказавшихся под властью "чуждых" народов1'. Стремление к местной обособленности подразумевает наличие политической структуры, которая удовлетворяет эмоциональную потребность в самоуправлении, одновременно позволяя избежать опасностей и неудобств, сопутствующих объединению с другими, непохожими группами. Однако некоторые группы не имеют возможности создать себе подобную структуру.
20 млн. курдов, компактно проживающих в Юго-Западной Азии, еще не обрели права на собственную государственность, а 1 млн. эстонцев обрели; 2 млн. тибетцев, населяющих огромный регион и объединенных особыми языком, культурой и религией, также лишены этого права. Не имеют его и 4 млн. кашмирцев. "Если численность населения, протяженность территории, особая культура или уровень политического развития не определяют, кто вправе
" Buchheit L.C. Seccession: The legitimacy of self-determination. - New Haven, 1978. -P. 2.
претендовать на государственность, то чем же тогда это определяется?"4.
В попытке ответить на поставленный вопрос автор предлагаемого обзора анализирует проблему самоопределения, пытаясь выявить основания, по которым международное сообщество соглашается с притязаниями субнациональных групп на государственность. Исследование ведется на двух уровнях. Во-первых, принцип самоопределения наций рассматривается с точки зрения международного права. При этом в общих чертах обозначена его эволюция в качестве международной нормы от межвоенного периода до современного. Во-вторых, данная проблема исследуется в контексте Парижских мирных соглашений, и ход связанных с ними событий межвоенного периода сравнивается с тенденциями, сопровождающими недавний распад Югославской Федерации.
Соединяя оба уровня анализа — принцип буквы закона, с одной стороны, и реальную практику — с другой, можно нарисовать более четкую и полную картину, отражающую нынешнюю позицию международного сообщества по поводу самоопределения, и попытаться обрисовать его будущее поведение.
Принцип самоопределения, впервые сформулированный в период Первой мировой войны, был чем-то совершенно новым в европейской политической мысли; со времен Французской революции государственные деятели Европы всегда понимали, что нарождающийся феномен национализма является одной из сил, действующих в международных отношениях®. Однако не многие считали его рост здоровой тенденцией, и можно, по-видимому, достоверно утверждать, что еще меньшее число людей думало о нем как о "первом принципе" международных отношений3). Когда после Первой мировой войны доктрина национального самоопределения была изложена именно в таком духе, это стало резким отклонением от прежней практики, определявшей международное поведение.
Президент США Вудро Вильсон сформулировал американские военные цели в значительной степени тем же языком, который можно было бы использовать для того, чтобы отстаивать доктрину
" Graham E., Juller Y. Redrawing the world's boundaries // World policy journ, - L., 1997. - Spring. - P. 16.
2) Buchheit L. Op. cit. P. 3.
3> Ibid. P. 4.
самоопределения: "Мы сражаемся за свободу, самоуправление и никем не навязанное развитие всех народов... Ни один народ не должен принуждаться к суверенитету, при котором он не хочет жить. Ни одна территория не должна переходить из рук в руки, разве что с целью обеспечить тем, кто ее населяет, справедливый шанс на жизнь и свободу"^. После Первой мировой войны Вудро Вильсон отстаивал принцип самоопределения как демократический идеал. Однако было явно невозможно удовлетворить все требования, выдвинутые на Парижской мирной конференции2). Новые государства возникли на обломках старых империй и в некоторых случаях боролись за свои куски. Конференция была озабочена главным образом тем, чтобы подтвердить границы новых государств. Знаменитые "Четырнадцать пунктов" Вильсона были предназначены для того, чтобы показать, как можно применить принцип самоопределения в качестве рабочего стандарта для раздела больших многоязычных империй — империи Габсбургов и Оттоманской империи. Несколько примеров из "Четырнадцати пунктов" демонстрируют, каким образом предполагалось это осуществить.
"9. Корректировку границ Италии следует произвести по ясно различимым линиям национальной принадлежности... 10. Народам Австро-Венгрии... следует предоставить самую свободную возможность автономного политического развития... 12. Турецким участкам нынешней Оттоманской империи следует обеспечить надежный суверенитет, но другим национальностям, которые в настоящее время находятся под турецким правлением, следует гарантировать безусловную безопасность жизни и абсолютную и никем не оспариваемую возможность автономного развития... 13. Следует создать независимое польское государство, которое должно включать в свой состав территории, где проживает бесспорно польское население"3*.
Даже если бы все стороны, участвовавшие в Парижской мирной конференции, желали принять строгую политику самоопределения, неверно было бы представлять себе союзников, сидящих перед пустой картой Европы с перечнем принципов и
" LJht. no: Buchheit. - Op. cit. P. 63.
8 Omozurike O. Self-Determination in international law. - Hamden, 1972. - P. 21.
3) Wilson W. The messages and papers of Woodrow Wilson. - N.Y., 1924. - P. 468-
свободой проводить новые границы1'. Во многих случаях отдельные участки территории уже были застолблены и заняты, и вытеснить новых владельцев можно было лишь с помощью военной силы. Ясно, что в то время принцип самоопределения еще не стал в международном сообществе авторитетной моральной силой.
Справедливому применению принципа самоопределения препятствовало еще несколько трудностей2'. Несмотря на то, что великие державы действительно в некоторых случаях направляли специальные следственные миссии, пытаясь выяснить реальные настроения и состав населения территории, претендующей на самоопределение, с лидерами той или иной национальной группы чаще всего обращались как с людьми, адекватно выражающими взгляды целой национальности. В случае Югославии сербы в силу стечения ряда обстоятельств (более высокий уровень организации и представительства сербов; явно выраженные экспансионистские намерения Италии; угроза, которую все это создавало для Хорватии и Македонии) оказались в глазах международного сообщества в более выгодном положении по сравнению с другими субнациональными группами3'.
Лишь спустя годы после Парижской мирной конференции удалось в полной мере оценить другие серьезные препятствия для применения принципа самоопределения. Одним из них были интересы самих союзников; они вовсе не собирались применять этот принцип к собственным империям4'. Кроме того, стремление изменить границы неизбежно приводило к образованию новых меньшинств, чей статус в новых государствах, построенных по национальному признаку, нередко оказывался недостаточным.
Однако наиболее сложное препятствие состояло в том, что трудно было в целом обоснованно определить условия, которым должна удовлетворять нация, прежде чем законно требовать права на самоопределение5'. Существовала общая тенденция полагать, что достаточным показателем национальной принадлежности является
" Cobban A. The nation state and national self-determination. - N.Y., 1969. - P. 66-
67.
31 Ibid. P. 67-75.
3) Cobban A., Op. cit. P. 67.
4) Ibid.
5) Ibid. P. 68.
язык, но большое количество исключений лишило этот критерий практического смысла, и далеко не все нации, претендовавшие на самоопределение, были с ним согласны. Вообще говоря, можно было наблюдать, что каждая нация придерживалась языкового критерия, когда его влияние оказывалось благоприятным, и отвергала его в противном случае4.
Кроме языка, других объективных критериев, на которые могла бы опереться Конференция, не было. Поэтому логично было предположить, что в сомнительных случаях принцип самоопределения можно реализовать только посредством плебисцита. Однако на практике оказалось, что к плебисциту прибегали гораздо реже, чем можно было ожидать2). В целом противодействие такому способу определения будущего общин исходило от союзников, особенно от менее крупных государств, тогда как требование плебисцитов служило оборонительным оружием, применявшимся поверженными державами3). Американцы со своей стороны считали, что их команда экспертов способна представить лучшие доказательства правомерности границ национальных разделов и объединений, чем плебисциты среди населения, затронутого этими процессами, в то время как французы претендовали на Эльзас и Лотарингию по чисто историческим основаниям, а румыны исключали плебисцит, ссылаясь на то, что находятся в состоянии войны с большевиками"0. Простейшее объяснение подобных подходов состояло бы в том, что каждая сторона была готова апеллировать к принципу самоопределения, когда он служил защите национальных интересов, и отбрасывать его, когда его влияние больше не было благоприятным. Таким образом, нельзя считать, что новые государства, образованные в результате мирных соглашений, воплотили в жизнь строгий принцип самоопределения^.
Неудача Лиги Наций в разработке справедливой концепции права наций на самоопределение способствовала злоупотреблению
"Cobban A.. Op. cit. P. 69.
2) Ibid. P. 71.
3) Cobban A., P. 73. 4> Ibid. P. 72.
5> Ibid. P. 74.
этой идеей со стороны нацистской Германии1'. Нацизм дискредитировал идею инонационального государства, и все же идея национального самоопределения обрела новую энергию из убежденности в том, что война велась ради демократии и прав народов. Таким образом, господствующей идеологией межгосударственного сообщества после Второй мировой войны была идеология, объединяющая понятия нации и государства, и концепция самоопределения наций считалась синонимом права государств на самоопределение2*.
Но до тех пор, пока международное сообщество не подверглось испытанию политическими и материально-техническими требованиями деколонизации, принцип самоопределения наций не приобрел той юридической силы и того характера, с которыми он более широко ассоциируется сегодня3). Начиная с 1952 г. самоопределение наций приобрело характер "права народов", и обычно подразумевалось, что оно относится только к тем народам, которые борются против колониального правления4'. Эти пределы концепции самоопределения были наглядно продемонстрированы в сделанном в 1977 г. заявлении одного из докладчиков подкомиссии ООН по дискриминации и меньшинствам: "Организация Объединенных Наций установила право самоопределения народов, находящихся под колониальным и чужеземным господством. Это право неприменимо к народам, уже организованным в форме государства, которые не находятся под колониальным или чужеземным господством5'.
Вообще говоря, такая концепция самоопределения повышала легитимность международного права, одновременно позволяя наиболее мощным государствам в международном сообществе должным образом избавиться от колоний, которыми оказывалось все сложнее управлять и наличие которых становилось все труднее и труднее оправдывать. Поставив в качестве предварительного условия
'' Freem N.M. Democracy and dynamite: The people's right to self-determination. // Polit. studies. - Oxford, 1996. - Vol. 44. - N 3. - P. 747.
21 Ibid.
3) Freeman M., Op. cit. P. 748.
Rady N. Self-determination and the dissolution of Yugoslavia. // Etnic a. racial studies. L., 1996. - N 2. - P. 379.
5) Ibid.
права наций на самоопределение чужеземное господство, ООН ограничила потенциально бесконечное размножение мелких политических образований и в то же время гарантировала, что международное право не станет для государств "клубом самоубийц"4.
В подобных попытках ограничить число обладателей права на самоопределение обнаружилась фундаментальная напряженность между этим правом и правом государства на территориальную целостность. Поскольку последнее для жизненных интересов государств имеет большое значение, здесь выявляется наиболее стойкое препятствие всеобщему применению права на самоопределение. Однако в некоторых исключительных случаях оно действительно применяется. В частности, при массовых нарушениях прав человека или, что более спорно, в тех случаях, когда правительство явно не репрезентативно, считается, что праву на самоопределение можно позволить возобладать над доктриной государственной целостности2).
Помимо соображений практической и политической целесообразности, внимательное прочтение соответствующих юридических норм предполагает, что те, кто сформулировал принцип и право самоопределения, не рассматривали их как относящиеся только к колониальным народам3'. Хотя изобилуют частные ссылки на признание и поощрение самоопределения для "территорий, не имеющих самоуправления и находящихся в доверительном управлении", они неизбежно предваряются и сопровождаются энергичной формулировкой более широкой концепции самоопределения:
"...Право народов и наций на самоопределение является предпосылкой полной реализации всех основополагающих прав человека" (Устав ООН и резолюция 637А Генеральной Ассамблеи)4'.
"... Осознавая потребность в создании условий стабильности и благополучия, а также мирных и дружественных отношений, основанных на уважении принципов равных прав и самоопределения всех народов и всеобщем уважении и соблюдении прав человека и
" Rady N. Self-determination and the dissolution of Yugoslavia. // Etnic a. racial studies. L., 1996. - N 2. - P. 379.
2) Freeman M. - Op. cit. P. 749.
3) Ibid. P. 180.
4) Djonomic D. - United Nations Resolutions. - Series 1, Vol. 4. - N.Y. - P. 113.
основополагающих свобод для всех независимо от расы, пола, языка или религии... (Устав ООН и резолюция 1514 Генеральной Ассамблеи")4.
"...На основании принципа равных прав и самоопределения народов, закрепленного в Уставе Организации Объединенных Наций, все народы имеют право без вмешательства извне свободно определять свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие, и каждое государство обязано уважать это право в соответствии с положениями Устава (Декларация дружественных отношений, преамбула)"2'.
Кроме того, чтобы оставить место для потенциально более широких юридических толкований принципа и права самоопределения в будущем, приведенные отрывки недвусмысленно помещают самоопределение в контекст гораздо менее спорных и по существу однозначных норм поведения, а именно обеспечения прав человека и равноправия.
Поскольку все народы таким образом можно считать имеющими равное право на самоопределение, правительства и международные организации неохотно присваивали титул "народа" любой группе3'. Вообще обозначение "народ", как говорят, носит гражданский, а не этнический характер, относясь к людям, населяющим определенную территорию, а не к разнообразным родовым или этническим образованиям, из которых может состоять население. В отличие от народов, меньшинства не обладают по международным юридическим нормам правом на самоопределение, а лишь правом на идентификацию и культурное самоопределение"0. Подразумеваемый смысл подобного толкования удачно подметил один из комментаторов практики ООН: "Самоопределение относится к праву большинства внутри общепризнанного политического образования осуществлять власть. Иными словами, необходимо начинать со стабильных границ и разрешать политические изменения в их пределах"5'.
" Djonomic D. - Op. cit., Vol. 8. - 1974. - P. 188.
2) Ibid., Series 1, Vol. 13. - 1976. - P. 339.
J) Rady M. - Op. cit. P.381.
"> Ibid.
5) Ibid.
Такая привязка к "общепризнанным границам", возможно, была уместной и действительно оказалась политически целесообразной в большинстве случаев, связанных с традиционной деколонизацией: народы самоопределялись внутри существующих колониальных границ, и таким образом принцип самоопределения согласовывался с принципом сохранения существующего положения вещей, в соответствии с которым стороны должны сохранять то, что они приобрели1*. Можно наблюдать, как подобное толкование самоопределения становится все более преобладающим в международном сообществе, поскольку оно в определенной степени примирило право на самоопределение с доктринами территориальной целостности и суверенитета, придав юридическое качество не субнациональным группам, а территориальным образованиям с ранее признанными границами.
Таким образом, приравнивание народов к обитателям колониальной территории, чье право на самоопределение удовлетворялось предоставлением государственности, оказалось как нормой, так и относительно удачным руководящим принципом при определении народов и реализации их прав на самоопределение. Напротив, претензиям на отделение, выдвигаемым субгосударственными группами, международные органы почти всегда сопротивлялись2*.
То, что могло быть и уместным, и целесообразным в колониальный период, не действовало столь же хорошо в период постколониальный. С крахом коммунизма применение международным сообществом принципа сохранения статус-кво натолкнулось на значительное сопротивление3*. Достаточно взглянуть на движения за отделение на Кавказе, распространение пограничных споров по всему бывшему Советскому Союзу и на самый яркий пример, связанный с кровавым расчленением бывшей Югославии, чтобы понять необходимость переосмысления концепции самоопределения и сопутствующих ей норм.
Проявившаяся неприемлемость концепций самоопределения, предназначенных для того, чтобы удовлетворять неотложные потребности деколонизации, не прошла даром для международного
11 Ка<1у М. - Ор. сИ. Р. 381.
2) Иас1у М. - Ор. сИ. Р. 381.
3) 1Ый. Р. 382.
сообщества. Пример Югославии многому учит. Международные институты с самого начала не были уверены, до какой степени следует поддерживать доктрину государственной целостности1'. В частности, некоторые влиятельные члены Европейского сообщества рассматривали стремление республик, составляющих страну, осуществить самоопределение как угрозу для мира и безопасности в регионе2'.
Даже после того, как референдумы в Хорватии и Словении продемонстрировали популярность варианта независимости, СБСЕ по-прежнему отстаивала поддержку "территориальной целостности Югославии"; "претензии на самоопределение, сформулированные в новых конституциях Хорватии и Словении, явно не считались достаточными основаниями для отделения... по крайней мере, не сразу"3'.
С эскалацией вооруженного конфликта в Словении отрицательные последствия безусловной поддержки территориальной целостности Югославии стали очевидными для международного сообщества. Подобная поддержка воспринималась сербским руководством как международное согласие на консолидацию власти центральными органами и подавление "сепаратизма" вооруженной силой4'. Это "горькое разочарование" возбудило шквал дипломатической активности со стороны как Европейского сообщества, так и СБСЕ. Вслед за решением приостановить экономическую помощь и запретить экспорт оружия в Югославию посредникам из ЕС удалось привести стороны к соглашению о прекращении огня в Словении5'.
Позднее, летом и осенью 1991 г., на заседаниях Европейского сообщества и Совета Безопасности ООН было определено, что, несмотря на свою позицию в отношении государственной целостности, международное сообщество не желает признавать
" RadyM. - Op. cit. P. 381.
21 Akhavan P. Self-determination and the désintégration of Yugoslavia: What lessons for the international community? // Self-determination: International perspectives. - L., 1996. - P. 229.
5) Blued A. The Conference on security and cooperation in Europe: Analysis and basic documents, 1972-1993. - Dordrecht, 1993. - P. 276-277.
4) Akhavan P. - Op. cit. P. 230.
3) Ibid.
односторонние изменения границ, насильственно произведенные в ходе югославского конфликта. Данная позиция была вновь подтверждена участниками Парижской мирной конференции. Поэтому невзирая на то, что Югославия продолжала считаться субъектом международного права, ее правительству не давали изменять внутренние границы. Эскалация вооруженного конфликта и необходимость восстановления мира в условиях вопиющих нарушений прав человека привели к тому, что в международном сообществе стало нарастать взаимное согласие с идеей, что внутренние границы Югославии имеют юридическое качество, делающее их равнозначными колониальным границам1'.
Такое представление сильно повлияло на деятельность комитета Бадинтера, созданного для разрешения претензий соперничающих сторон в Югославии2'. Комитет Бадинтера исходил из предположения, что югославское государство находится в состоянии распада и федеральная власть передана субгосударственным образованиям. Подобный взгляд оправдывался ссылкой на бессилие федеральных властей, результатами референдумов, проведенных в Словении, Хорватии и Македонии, а также резолюцией о суверенитете, принятой парламентом Боснии.
Разрешая индивидуальное самоопределение, т.е. право каждого человека выбирать себе национальность, комитет запретил самоопределение территориально рассеянных групп. По вопросу о том, может ли сербское население в целом обладать коллективным правом на самоопределение, комитет заявил: "Общепризнано, что при любых обстоятельствах право на самоопределение не должно сопровождаться изменением существующих границ во время независимости (принцип сохранения статус-кво), за исключением случаев, когда заинтересованные государства договариваются поступить иначе". Комитет сделал ссылку на решение Международного суда ООН, принятое ранее в контексте пограничного спора 1986 г. между Мали и Буркина-Фасо3'.
"...Принцип сохранения статус-кво является универсальным принципом, логически связанным с феноменом обретения независимости, где бы оно ни происходило. Его очевидная цель —
" Rady М. - Ор. cit. Р. 382.
21 Ibid.
3) Ibid. Р. 384.
предотвратить опасность для независимости и стабильности новых государств, которую создают братоубийственные войны, спровоцированные оспариванием границ вслед за уходом административной власти... Этот принцип сохранения статус-кво, по-видимому, прямо противоречит праву народов на самоопределение. Однако в действительности поддержание территориального статус-кво в Африке часто рассматривается как самый разумный курс. Необходимое требование стабильности для того, чтобы выжить, развиваться и постепенно укреплять свою независимость во всех областях, побудило африканские государства согласиться на сохранение колониальных границ или рубежей и принять это во внимание при толковании принципа самоопределения народов"0.
Таким образом, выяснилось, что применение права на самоопределение умеряется заботами о мире и стабильности, проявляемыми страной или странами, о которых идет речь. Поскольку нестабильность и конфликты на национальном уровне часто переходят в региональную нестабильность, можно также считать, что применение права на самоопределение в своей основе, а может быть даже в первую очередь, умеряется заботами о международном мире.
Если вернуться к югославскому конфликту, становится очевидно, что, поскольку официальные переговоры, призывы к прекращению огня и экономическое эмбарго, как выяснилось, оказывают минимальное влияние на деэскалацию конфликта и поскольку исход беженцев начал угрожать миру в целом регионе, международное сообщество уступило, признав претензии субнациональных групп на независимость. Хотя Совет Безопасности ООН продолжал характеризовать этот конфликт как "по существу внутреннее дело", его опасное воздействие на соседние государства, "которые сталкиваются с потоками беженцев, дефицитом энергии и угрозой выхода боевых действий из-под контроля", сделало данный конфликт вопросом, вызывающим озабоченность Совета Безопасности®.
" United Nations. - Summaries of Judments, Advisory Opinions, and Orders of the International Court of Justice, 1948-1991. - N.Y., 1992. - P. 172.
2) Akhavan P. - Op. cit. P. 232-233.
Таким образом, посредством обычного толкования, согласно которому ситуация "представляет угрозу для международных мира и безопасности", проблема была "интернационализирована".
Часто отмечают, что комитет Бадинтера состоял из специалистов не по международному, а по конституционному праву, и поэтому мог ошибаться в своем суждении о том, что принцип сохранения статус-кво можно вынести из колониального контекста1'.
Хотя сохранение внутренних границ Югославии, несомненно, было практической мерой по обеспечению деэскалации конфликта, применение принципа сохранения статус-кво в данном контексте имеет слабую прецедентную опору. Как уже показано на двух примерах краха многонациональных государств вне колониального контекста, а именно в случае Оттоманской и Габсбургской империй, границы государств-преемников устанавливались по соображениям этнической принадлежности, языка, культуры, исторического поселения, региональной безопасности и экономической жизнеспособности и разрешались с помощью механизма международных конференций. Официальные границы внутри Оттоманской и Габсбургской империй не сохранили какой-либо особой святости после краха этих империй. Именно таким образом выяснилось, что основными мотивами оценки комитетом Бадинтера претензий на самоопределение в югославском контексте были вопросы международной политики, а не прецеденты международного права2'.
Существуют две теории признания государственности в соответствии с международным правом. Согласно "конструктивной" теории, акт признания является условием приобретения государством статуса субъекта международного права3'. "Декларативная" теория основана на представлении о том, что признание — это просто ситуация подтверждения того факта, что в силу закона статус субъекта международного права был предоставлен ранее4'. Иными словами, это признание существующего статуса. Хотя между этими двумя теориями возможны значительные совпадения, считалось, что "убедительные принципиальные доводы и преобладающая
»RadyM. - Op.cit. Р. 384.
2) Ibid.
" Akhavan Р. - Ор. cit. Р. 233.
4> Ibid.
государственная практика... заставляют отдать предпочтение декларативной доктрине"1'.
Признание как таковое не обусловлено уважением принципов самоопределения или прав человека. Оно является прежде всего политическим актом и, как показано выше, не обязательно должно быть принципиальным или последовательным. Тем не менее государства обладают значительной свободой действий, например, при отказе от полного дипломатического признания или другого подобного статуса. Такая обусловленность — важный признак "государственной практики", составляющей основу обычного международного права. В самом деле, исследование той основы, на которой международное сообщество признало республики, составляющие Югославию, указывает на появление новых международных норм, касающихся соотношения между признанием, самоопределением и уважением прав человека2'.
Например, считалось, что первичный элемент государственности, согласно обычному международному праву, т.е. принцип "эффективности", удовлетворяется в случаях Хорватии и Словении, поскольку объявление ими независимости в 1991 г. значительно ослабило контроль, де-факто осуществляемый центральными югославскими властями. Таким образом, можно утверждать, что признание государственности в случае этих двух республик базировалось не на принципе самоопределения, а на основе эффективности3'.
Однако другие правовые критерии могут либо дополнять, либо исключать принцип эффективности. Так, самопровозглашенные сербские "республики" на территориях Хорватии и Боснии не были признаны международным сообществом на том основании, что эти территориальные приобретения были обеспечены силой.
В конце концов ЕС предпочло вариант признания путем формирования набора требований, которым должны будут удовлетворять республики, составляющие страну. Эти условия содержатся в "Руководстве по признанию новых государств в Восточной Европе и в Советском Союзе":
" Вго\УгШе 1. Ргтар1ев оГриЬИс нИепШюпа! 1а*¥. 4Ш ес1. - Ох1Ъп1, 1990., Р. 90-91.
2) АкЬауап Р. - Ор. сИ. Р. 234
5) 1ыа.
— "...уважение положений Устава ООН и обязательств, подписанных в Заключительном акте Хельсинки и Парижской хартии, особенно в отношении верховенства закона, демократии и прав человека;
— гарантии прав этнических и национальных групп и меньшинств в соответствии с обязательствами, подписанными в рамках СБСЕ;
— уважение нерушимости всех границ, которые могут изменяться только мирными средствами и по общему согласию"1*.
Эти условия подразумевают, что внешнее выражение самоопределения (т.е. независимость или отделение) составляющих республик не может быть достигнуто за счет прав человека, особенно прав меньшинств, которые составляют основу внутреннего самоопределения. Таким образом, по крайней мере на принципиальном уровне, легитимность возникающих государств была обусловлена уважением прав человека, в то время как применение тех же самых критериев служило для того, чтобы подорвать более крупное государственное образование, из которого они возникли2*.
Заключение
В данном обзоре была предпринята попытка показать основания, по которым международное сообщество соглашалось с притязаниями на самоопределение как в первые дни существования международных режимов, так и в современный период. Отношение международного сообщества к вопросам самоопределения формируется не только под влиянием разнообразных норм, отношение к которым с течением времени изменяется, но и исходя из политических соображений, связанных с собственными интересами сторон, а также с конкретными обстоятельствами. Поэтому ответы на первоначально поставленный вопрос целесообразно формулировать, предварительно выяснив, при каких обстоятельствах международное сообщество наверняка отвергнет претензию на самоопределение.
В межвоенный период принципом самоопределения, строго говоря, не руководствовались при разделе Габсбургской и Оттоманской империй. Во многих случаях притязания на самоопределение весьма произвольно отвергались в пользу
" АкЬауап Р. - Ор. сИ. Р. 235-236. й 1ЬЫ.
государственных интересов победивших союзников. В других случаях проведение новых границ основывалось на таких различных соображениях, как язык, историческое поселение и этническая принадлежность. Однако, по мнению А.Коббана, "было бы поверхностным цинизмом утверждать, что в Париже дипломатами не двигало ничто, кроме эгоистичных мотивов, и что их работу не вдохновляли никакие руководящие принципы"4. Процесс самоопределения сопровождали, быть может, неосознанно некоторые идеалы: вера в малые государства как правомерную составную часть международного порядка, вера в равенство государств независимо от их размера и вера в право абсолютного национального суверенитета2'.
В настоящее время, как свидетельствует пример Югославии, если группа, претендующая на самоопределение, не составляет большинства в ранее созданном и признанном территориальном образовании, шансы получить международное признание близки к нулю. Аналогичным образом такие шансы минимальны, если группа не может или не хочет взять на себя обязательство, по крайней мере в принципе, обеспечивать права человека вообще и права меньшинств в частности. Однако первым и, быть может, самым важным условием, из которого вытекают все прочие соображения, является признание международным сообществом того факта, что государство, к которому принадлежит субнациональная группа, находится в состоянии распада; что первичный принцип обычного международного права, принцип эффективности, рассматриваемым государством более не соблюдается.
На уровне юридических принципов право на самоопределение может быть отвергнуто в пользу принципов территориальной целостности и абсолютного суверенитета. Самоопределение может быть также отвергнуто ссылками на необходимость мира и безопасности на международном уровне.
На практике право на самоопределение также может отвергаться различными способами. В межвоенный период это мог сделать могущественный и влиятельный оккупант, хотя сегодня такая ситуация встречается гораздо реже. В самоопределении можно отказать, если государство, к которому принадлежит претендующая
" СоЬЬап А. - Ор. си. Р. 75.
2) 1Ыа. Р. 76.
на него группа, продолжает обеспечивать "эффективное" управление, если на самоопределение претендует территориально рассеянная группа или если самоопределение требует изменения границ. Его можно не предоставить и в том случае, если до отделения невозможно гарантировать права человека и права меньшинств.
Представляется, что, начиная с межвоенного периода, международное признание претензий субнациональной группы на государственность стало более сложным, оно требует выполнения большего числа предварительных условий. С учетом данной тенденции, а также действующих принципов и преобладающей государственной практики, которые в настоящее время препятствуют самоопределению, маловероятно, что право на самоопределение народов когда-либо найдет всеобщее применение, на что, возможно, рассчитывали те идеалисты, которые его формулировали.