CC BY
103
ПРОБЛЕМЫ НАУЧНОГО ОСМЫСЛЕНИЯ ТВОРЧЕСТВА ЕТИМА ЭМИНА
®2011 Нагиев Ф.Р.
Дагестанский государственный педагогический университет
Етим Эмин - непревзойденный мастер стиха и утонченный лирик, до сих пор его стихи остаются вершиной, эталоном философской и любовной лирики. Ученый муж своего времени и большой знаток восточной поэзии, он в совершенстве владел арабским и тюркским языками. Эмин сумел преодолеть влияние традиций восточной поэзии и прийти к совершенно новым формам лезгинского стиха.
Etim Emin is an unsurpassed master of the verse and a sophisticated lyricist. His poems still remain the top standard of the philosophical and love lyrics. The scholar of his time and the great connoisseur of the oriental poetry, he perfectly spoke Arabian and Turkic. Emin managed to overcome the influence of the traditions of the oriental poetry and to come to the completely new forms of the Lezghin verse.
Ключевые слова: Етим Эмин, лезгинская поэзия, мастер стиха, переводы, посвящения бунтам 1877 года.
Keywords: Etim Emin, Lezghin poetry, master of verse, translations, dedications to the hots of 1877.
Изучение Эмина. История вопроса.
О творчестве Етима Эмина написан ряд исследовательских работ, издано 16 сборников его стихов. Но творчество поэта еще недостаточно полно и всесторонне изучено. В его поэтических изданиях обнаружено около 30 чужих сочинений, а свыше трех десятков его произведений еще не опубликовано.
В последние годы появилось множество работ компаративистского плана, посвященных творчеству Эмина. Цель таких работ - навязать читателю, что Эмин учился у Вагифа (Р. Гайдаров, М. Ярахмедов; Т. Гаджимурадова) [3. С. 15; 4. С. 107-111; 26].
Но прежде чем говорить о влиянии азербайджанских поэтов на творчество Эмина, хорошо бы вспомнить, что лезгинская поэтическая традиция имеет куда
более глубокие корни, нежели тюркско-азербайджанская, начинающаяся фактически лишь с поэтов XVIII века Видади и Вагифа (духовным наставником и поэтическим учителем последнего был лезгин Шафи эфенди).
Истоки лезгинской поэзии, в том числе народной поэзии и песни -область малоизученная. К большому сожалению, имеющиеся
исследования дальше ашугской поэзии Х\/11-Х\/111 веков не идут. Но изучение народного песенного творчества (героических, лирических, обрядовых песен и плачей) и других элементов фольклора показывает, что с арабской, персидской и тюркской поэтической культурой народные песни ни по форме (большей частью и по содержанию), ни по поэтике ничего общего не имеют. Корни лезгинской поэтической культуры связаны с духовными наследием Кавказской Албании и
культур Передней Азии, так называемого «общеалородийского» культурного ареала [6].
В совершенстве владеющий арабским и тюркским языками Эмин пробовал писать и на тюркском языке. Впервые о его тюркских стихах заговорил М. Ярахмедов с публикацией стихотворения о пленении имама Шамиля в журнале «Известия» АН Азербайджанской ССР за 1971 год [14. С. 14]. Затем Г. Садыки включил переведенные им самим с тюркского языка (впрочем, крайне некачественно) 20
стихотворений Эмина, в том числе 5 подражаний Физули в сборник 1980 года. [9. С. 192-197; 12. С. 204-243]. А в книге «Дары Дагестана» на азербайджанском языке за 1992 год М. Ярахмедов называет эти эминовские подражания «переводами Эмина из творчества великого поэта» сравнивая лезгинские тексты
переводов с тюркского Г. Садыки с тюркскими текстами Физули [27. С. 16].
Истинность выводов М. Ярахмедова всецело основывается на некачественных переводах с тюркского Г. Садыки, о которых и сам М. Ярахмедов нелестного мнения. Да и анализ Ярахмедова страдает легковесностью: кроме тематической близости стихов, исследователь ни о чем не говорит.
Роман Фатуев в журнале «30 дней» за 1937 год говорит о наличии у Етима Эмина стихов, где он «воспевает храбрость героев, боровшихся против царских войск. Много у него стихов и про Шамиля, где он хвалит его силу, щедрость, энергию» [25].
Вероятно, Р. Фатуев имел в виду стихи цикла о восстаниях 1877 года. Агаев резонно подвергает сомнению последнее утверждение Р. Фатуева и говорит, что никто из эминоведов не знает о существовании у поэта подобных стихотворений. «Во времена Эмина в 1842 и 1856 годах Шамиль с большим войском дважды побывал в Курахе. Уставший от
иранского и турецкого насилия Южный Дагестан не принимал активного участия в движении Шамиля и не входил в состав его имамата. Лезгины больше ориентировались на Россию, со стороны которой не ожидали такого насилия, как от Ирана и Турции», -пишет А. Агаев [1]. Мысль А. Агаева подтверждает и национально-освободительная борьба лезгин против иранцев под руководством Хаджи Давуда в 1707-1728 годах. Такой политической ориентации, судя по циклу стихов о бунтах 1877 года, придерживался и Етим Эмин.
Факт появления в журнале «Известия» за 1971 год, а затем и в составленном Г. Садыки сборнике 1980 года стихотворения «Имам Шамиль попал в полон» не может служить исчерпывающим аргументом в пользу авторства Эмина, ибо ни по форме, ни по стилю оно и близко «не напоминает» о творчестве Е. Эмина. Более того, проклятие «пачагьар хьуй уьзуькъара» («пусть цари опозорены будут») больше характерно для языка женщин. Во-вторых, применительно к южному региону и окружению Эмина утверждение: «как имам Шамиль
попал в полон, всякое дело у нас в безысходность впало» выглядит неубедительным, ибо, в отличие от Северного Дагестана, Юждаг большому разорению не подвергался. В-третьих, стих «Етим Эмин, каждое твое слово - для народа мука» лишен смысла. Язык этих стихов и логика рассуждений говорят не в пользу Эмина.
Что касается так называемых «подражаний», то эти 5 стихов, возможно, являются
самостоятельными сочинениями на тюркском. Может статься также, что это поэтические пробы юного Эмина; или же это некачественные переводы стихов самого Эмина на тюркский язык? Но чтобы более полно решить вопросы эвристики, необходимы объективные синхронные
исследования текстов тюркских и лезгинских стихов.
Етим Эмин в восприятии современников.
Гасан-Эфенди Алкадари в известной книге «Асари Дагестан» среди многих имен достойных людей своего времени не называет Етима Эмина. Этот обидный и непонятный факт отмечали многие
исследователи. Но, как писала Наталья Капиева, «многие из писателей, упомянутых в списке Алкадари, забыты начисто. Етиму Эмину народ дал имя основоположника лезгинской
литературы» [15. С. 34-35].
Причина прохладного отношения современников к Етиму Эмину, очевидно, объясняется следующими фактами:
1. Неприятием клерикальной частью духовенства реформаторских и суфийских взглядов Етима Эмина, идущих вразрез с исламскими догмами. Возвышением, почти обожествлением женщины в любовной лирике, где она ставится вровень (а то и выше) с мужчиной.
2. Быстрым расслоением общества на бедных и богатых, особенно после восстания 1877 года. Разделением общества на тех, к кому новая власть относилась благосклонно, и на тех, кого она причисляла к неблагонадежным. Быстро перекрасившаяся часть богатеющей национальной элиты спешила отмежеваться не только от бедных слоев народа, но и от тех, кому новая власть не доверяла, в данном случае - от сочувствовавших восстанию.
Возможно, неприятие Эмина и замалчивание его поэзии - результат того, что на имя Эмина, как сочувствующего участникам
восстания, был наложен негласный запрет, своего рода табу. Даже в «Энциклопедии» 1931 года значится такая нелепость, что «в идее большинства стихотворений Етима Эмина призыв к борьбе с русскими». Здоровый патриотизм Эмина
(посвящения восстанию 1877 г.)
незаслуженно был воспринят как антирусские настроения.
Именно такое понимание творчества Эмина, очевидно, отпугнуло Гасана Алкадари и других от Эмина и его поэзии. Гасан Алкадари, пострадавший из-за восстания 1877 года и только реабилитированный, дабы не навлечь подозрение в своей преданности русскому царю, возможно, поостерегся называть имя Эмина в перечне именитых личностей
Дагестана. Но оказавшийся в крайней бедности и измученный болезнью, забытый друзьями и родными Эмин не побоялся открыто восхищаться мужеством участников восстания и выражать им свое сочувствие. В своих патриотических воззваниях он поименно называл казненных и
ссыльных и заявлял свой протест против чрезмерно жестоких
карательных мер (России сие жестокое насилие к ней самой
однажды вернется). В
стихотворении, посвященном
восстанию 1877 года, Етим Эмин
мастерски рисует широкое полотно исторической хроники всенародной беды. Это своего рода небольшая, но емкая поэма. Но именно по стихам о восстании 1877 года ясно видно, что Етим Эмин не одобрял идею и идейных вдохновителей восстания. Он лишь сочувствовал обманутым и попавшим в беду людям.
3. Наличием у новой идеологии негативного отношения к старой культуре, особенно к арабской.
4. Неприятием идеологии ислама
и как их проводников представителей духовенства царским
правительством (а после и советской властью, которая объявила религию «опиумом для народа»); а Етим Эмин ведь был муллой (такую же участь разделил Хпедж Курбан, она же настигла своим черным крылом и Сулеймана Стальского).
5. Непониманием поэзии Эмина
широкой общественностью
(особенно русскоязычной). В силу
органического сплава языка его поэзии с языком простого народа, Эмина очень трудно переводить. Плохому пониманию способствовали и те, кто готовил для русских переводчиков некачественные
подстрочники. Особенно в этом деле отличилась книга 1986 года, вышедшая в серии «Дагестанские лирики» [10].
После окончания Кавказской войны в русском общественном сознании выработался некий стереотип отсталого, дикого, темного горца, религиозного фаната, противника всех русских. Этот
стереотип имеет свое продолжение в наше время в связи с войной в Чечне...
«Для обездоленных свет зажегший» - такова оценка, данная Етиму Эмину Казанфаром Зулфукаровым. Все последующие позитивные оценки лишь развивали эту самую первую и самую верную оценку. Казанфар Зулфукаров еще в 1871 году заметил нравственную силу эминовской поэзии: «На
куьк1уьрна, стха, вун аллагьди хуьй, Дили-диванадиз чирагъ, эй, азиз! (Ты зажег, брат, пусть бог тебя хранит, Для обездоленных свет, о, дорогой!)». Свет, зажженный Эмином, для последующих
поколений стал путеводной звездой к нравственному очищению.
Етим Эмин в критике.
Хотя в народе любовь к Эмину
никогда не ослабевала, но,
вследствие неверной оценки его творчества в официальной
литературе, имя поэта долгое время умалчивалось. В научно-критической публицистике и ныне часто наблюдается подход к творчеству Етим Эмина со старых идеологических позиций.
«...Творчество Етима Эмина так же, как и ряда других лезгинских поэтов того времени, получило чудовищно несправедливую оценку», - отмечал К. Султанов [24. С. 62]. Исследователь Н. Ковалев видел в творчестве Эмина антирусские идеи,
пантюркистскую и исламистскую ориентацию. Вот как оценивалось творчество Е. Эмина и других поэтов в его статье о лезгинской литературе в «Литературной энциклопедии»:
«Особенно ярко выделяется плеяда поэтов середины XIX века с
Магомед-Эмином (известен под прозвищем Етим, ум. 1878) во главе (его брат Мелик, Шайда и др.) и более позднее поколение: Молла Нури (ахтынец), Хпедж Курбан, Сайфулла Курахский, Гаджи
Ахтынский, знаменитый Султан из Касумкента и др. ...Магомед-Эмин и его современники воспитывались на персидской и арабской литературе (именно влияние персидской, а
позже и арабской литературы сказывается в наличии
рифмованного стиха у лезгин вообще и у этих писателей в частности). Они выросли на идеях зарождавшейся и развивавшейся национальной
освободительной борьбы против русского царизма. Основной мотив большинства их произведений -борьба против русских, пишут ли они о Шамиле, о Зелим-Хане или Энвербее. Общая их ориентация -на пантюркизм и ислам, при этом у Магомед-Эмина она выражена слабее, у позднейших - более ярко и определенно» [17. С. 149-150].
«В наши дни настолько очевидна нелепость этих вульгаризаторских утверждений, что нет смысла опровергать их», - продолжает К. Султанов [24. С. 63].
Встречаются и случаи придания творчеству Е. Эмина религиозного антагонизма (Е. Магомедова) [18. С. 74-76]. Поэт представляется неким борцом против религии, законов шариата, что противоречит духовнонравственным и идейным ориентирам Эмина.
Другая крайность - попытки «примирения» идейной позиции Эмина с идеологией царской России на Кавказе (Г. Садыки) [23].
Многие критики и исследователи отмечают красоту и изящество языка эминовской поэзии. «Кажущаяся
простота стиха, воздушная легкость ритма и завершенность формы, особая - эминовская -музыка стиховой ритмики, интонации и безукоризненной рифмы - вот некоторые отличительные элементы его стихов. И при этом особая внутренняя сила, особый динамизм, которые создают у читателя эффект сопереживания, помогают познавать дух и суть эминовской строфы» [20].
Эмин - «крупнейший лезгинский поэт». «...Зная арабский и тюркский языки, он сочинял свои стихи на родном языке, понятном всему народу» (М. Гаджиев). «Любовная лирика Етима Эмина отличается благородной простотой и сдержанностью. Образ любимой поэт рисует с удивительным
художественным тактом, всячески избегая непомерной хвалы в ее адрес. Вместе с тем в его стихах любимая представляется причиной, источником радости и печали, счастья и несчастья», - отмечает К. Султанов [24. С. 66].
В 1928 году в газете «Красный Дагестан» Г. Гаджибеков, отмечая роль поэта, назвал его «отцом лезгинской поэзии» [1. С. 5].
Агаев солидарен с оценкой Гаджибекова и говорит о влиянии поэзии Эмина на всю последующую лезгинскую поэзию: Сулеймана
Стальского, Хурюг Тагира, Ихрек Реджеба, Мазали Али и др. А. Агаев считает, что лезгинская
письменность начинается с Етима Эмина. Но объявление Етима Эмина отцом лезгинских поэтов, основоположником лезгинской
литературы (Г. Гаджибеков, Н. Ахмедов, А. Агаев. Г. Садыки и др.) умаляет или вовсе перечеркивает роль всей предшествующей истории нашей литературы. Необходимо отметить и влияние на духовную культуру лезгин и кавказско-албан-ского периода, когда письменность уже существовала в IV веке, на что указывают синайские тексты,
мингечаурские надписи, курушский и кудкашенский камни и прочие артефакты. Необходимо помнить и о предшествующих культурно-
исторических пластах, которые создавали предпосылки для зарождения на этой унавоженной почве меликов, саидов, эминов, Сулейманов, алибегов... [21. С. 56-68].
Мы солидарны с высказыванием поэтов М. Меликмамедова и С. Керимовой в своем открытом письме ученым, писателям, журналистам: «К сожалению, с целью показать величие и уникальность мастерства поэта, некоторые авторы называют Етима Эмина отцом лезгинской поэзии, создателем и основателем лезгинского литературного языка. /.../. Ведь на его творчество оказало определенное влияние творчество предшествующих поэтов. Он перенял и развивал лучшие традиции лезгинской и восточной поэзии. И нет никакой необходимости «венчать» его гениальность и мастерство таким эпитетом, как «отец лезгинской поэзии» [19].
Эдиционные проблемы
эминоведения.
Безусловно, каждое исследование творчества Етима Эмина по-своему интересно и вносит важную лепту в эминоведение. Остается только сожалеть, что большинство работ страдает одинаковыми
недостатками, так как исследователи основываются на источники, содержащие ряд искажений и ошибок текстологического характера
(произведения в сборниках не атрибутированы и тексты не выверены, некоторые факты биографии искажены и т.п.). Почти во всех сборниках поэта искажения кочуют из издания в издание. Более того, считаем фактом крайне некорректным составление словарей языка тех или иных поэтов, если этому не предшествует серьезная текстологическая работа по критике и атрибуции текстов...
Говоря о спорных вопросах биографического и социального характера в эминоведении, А. Агаев касается очень важной проблемы -искажения поэтического наследия Етим Эмина, путем разбавления его стихами, вызывающими большие сомнения в принадлежности их Е. Эмину. Особенно большая заслуга в этом, по мнению Агаева, Г. Садыки и его сборника 1980 года.
«Пусть в сборниках Эмина будет меньше стихов, но только принадлежащих ему, чем включать в них для количества сомнительные творения», - справедливо отмечает Агаев. Ученый предостерегает издателей от включения в сборники поэта некачественных переводов с других языков, а также сочинений, приписываемых Эмину [1. С. 4].
Эдиционная культура
выпускаемых поэтических сборников поэта настолько низка, что подавляющее большинство
стихотворений Етима Эмина сплошь «засорены» чужим вмешательством. Не случайно, сравнивая качество текстов от сборника к сборнику, один из исследователей эминовского языка А. Гюльмагомедов приходит к следующим выводам:
«1) в каждом из сборников имеются стихи, которые напечатаны с сохранением речевых
особенностей того диалекта, чьим представителем был информант составителя сборника;
2) в каждом из сборников отразилось субъективное понимание составителем подлинника того или иного эминовского текста;
3) встречаются случаи как ненужного объяснения значения слов, так и отсутствия необходимых комментариев к лексическим или фразеологическим единицам;
4) нет единых принципов записи текстов поэта в отношении к современным правилам орфографии и пунктуации, слитного и раздельного написания языковых единиц;
5) в неузнаваемо
деформированных вариантах
подаются языковые единицы,
речевые формулы, поэтические штампы, восходящие к восточным языкам.
Все это требует безотлагательной подготовки академического,
канонического текста произведений Е. Эмина. Эта работа весьма
трудная, и для ее осуществления необходимы коллективные усилия
языковедов, литературоведов,
востоковедов и фольклористов». Как пишет дальше исследователь А. Гюльмагомедов, такое предложение было высказано им на секции лезгинских писателей в 1986 году, но никакие шаги для реализации сформулированной выше задачи с того времени сделаны не были [5. С. 73-74].
Со времени публикации этих тревожных строк (с 1990 г.) минуло 20 лет, и за это время появился еще ряд исследований (Р. Гайдарова, Р. Кадимова, А. Гюльмагомедова), но обозначенные выше задачи так и не были решены... И за это время названные недостатки механически тиражировались, переходя из одного сборника в другой. Даже в исследованиях самого А. Гюльмагомедова, особенно в его «Словарях Эмина», многочисленны случаи искажения языка Эмина и приписывания поэту чужих сочинений [22].
Учитывая не только
недостаточность изучения
творческого наследия Етима Эмина, но и пагубность некоторых исследований, приведших к еще более негативным последствиям, нами была предпринята попытка исследования всех накопившихся в эминоведении проблем. Такая работа была проделана нами, в монографии, посвященной жизни и творчеству Етима Эмина [21]. Был собран большой материал в государственных и частных архивах (сведения о поэте, новые произведения...). Было атрибутировано все творческое
наследие Эмина, основанное на поэтике и языке Эмина. Так, было выявлено более 30
неопубликованных стихотворений Етима Эмина, а в разряд дубиальных попало из его изданий около трех десятков чужих сочинений. Впоследствии правильность нашей позиции была подтверждена и материалами из «Киринского» рукописного альманаха XIX века, изданного в 2008 году [16].
Проведенная нами работа дает возможность наиболее полно и
всесторонне изучить творческое
наследие Етима Эмина и по-новому взглянуть на его творчество. Намечаются новые подходы и
взгляды ко многим важным вопросам. Не следует творчество поэта рассматривать однобоко только как любовную лирику, так как анализ его творчества в целом говорит о многогранности. Эмин выступает и как непревзойденный лирик, и как умудренный жизнью философ, и как тонкий сатирик. В своих духовных стихах он человек глубокой веры, почитающий Бога, в мудрых рассуждениях он суфий -человек Пути.
Эдиционная проблема в эминоведении так же актуальна, как и семьдесят лет назад. Многие
вопросы атрибуции или аттезы, датировки и локализации, а также филологической критики и восстановления текста за долгие годы перешли в разряд неразрешимых и дискуссионных задач. С течением времени теряется и живая связь культур разных эпох. Составленный нами реальный комментарий к стихам поэта (кстати, единственный в таком объеме) также нуждается в расширении. По ряду ранее допущенных составителями первых поэтических сборников Эмина искажений и ошибок в текстах в дальнейшем хоть и предпринимались кое-какие попытки по их исправлению, но эти стремления не увенчались успехом, ибо были далеки от требований
текстологической науки. И поэтому неудивительно, что, хотя в
некоторых случаях искажения
частично и устранялись, но все же от издания к изданию тексты произведений Эмина обрастали новыми ошибками. В сборниках 1980 и 1995 годов (составитель обоих - Г. Садыки) сделаны попытки
исправления ошибок, допущенных в сборнике 1960 года. А тексты некоторых стихотворений в сборнике 1988 года (составитель К. Акимов) даны с неоправданными
сокращениями и вольными исправлениями, «учитывающими возраст учащихся» [11].
При составлении новых изданий, по нашему мнению, не принадлежащие Етиму Эмину стихотворения из числа его произведений нужно исключить.
Стихотворения, включенные в книгу Етима Эмина «Светильник души» 2008 года «Эдеб-камал, марифат ви та мам я» («Мудрость твоя и поведение гармоничны») 1988 г. стр. 10, «Гьич зи чанди кьарар кьадач» («Никак душа моя не находит покоя») стр. 17, «Эй, зи гуьзел дилбер-халум» («О, моя красавица красноречивая ханум») стр. 29, «Рехъди винел фирла рушар» («Когда по дороге вверх девушки проходили») стр. 43, «Тумакь яц» («Куцый вол») стр. 71, «Яру яц» («Красный вол») стр. 72 принадлежат брату Эмина Мелику. Под его именем они числятся и в Киринском альманахе.
Также стихотворения
«Г ьажимурад-эфендидиз» («Гаджимураду эфенди») стр. 62, «Я стхаяр, ийин арза» («О, братья, пожалуюсь вам») стр. 77, «Къадир Аллагь, вун я ялгъуз» («О, Всемогущий Аллах, ты одинок») стр. 78, «Балк1ан квахьайла» («Когда потерялась лошадь») стр. 84, «Т1урфан акъатна» («Буря разразилась») стр. 98,
опубликованные в этом же сборнике, судя по их языку и художественному уровню, вызывают большие
сомнения в принадлежности перу Етима Эмина.
Опубликованное впервые в издании 1957 года «Ашукь жемир явадал» («В бестолковую не влюбляйся») сочинение другого поэта.
Стихотворение из одиннадцати строф «К1ани ярдиз»
(«Возлюбленной») впервые попало в число произведений Эмина в сборнике 1960 года. Оно крайне слабое по своему эстетическому и художественному уровню и принадлежать Эмину не может. Видимо, поэтому в последующие сборники его не включали.
Стихотворение «Кесибвал кьий» («Да сгинет бедность»), записанное Г. Садыки из рукописи 3. Эфендиева (жителя сел. Ага-Стал Сулейман-Стальского района) и
опубликованное в сборнике 1980 г., Эмину не принадлежит.
Автором стихотворения «Заз сабур гуз...» («Меня утешая...») является Балакардаш Султанов.
Стихотворение «Шедачни?» («Как не заплакать») записан К. Акимовым от жительницы города Махачкалы Султановой К. в 1985 году (сборник 1988 года). По версии К. Султановой, стихотворение якобы сочинено Эмином от имени девушки как ответ на сочинение «Меня утешая...». Так как стихотворение «Меня утешая...» Эмину не принадлежит, то также не может ему принадлежать и ответ на не принадлежащее ему сочинение (тем более от имени девушки). Да и по литературно-художественным критериям «ответ» - крайне слабое сочинение.
Стихотворения «Я стхаяр, заз са гуьзел яр авай...» («О, братья, красивая возлюбленная у меня была...»), (чей-то неудачный перевод с тюркского), «Агь, ширин мез, гуьрчег къамат, кил иг заз!..» («О, сладкоречивые уста, красивое обличье, посмотри на меня!..»), (возможно, перевод Етима Эмина), «Десте-десте сейрандавай
рушаркай...» («Среди девушек,
гуляющих гурьбой...») (с тюркского перевел Г. Садыки), судя по характерной для него высокой патетике и пафосу, по царскому отношению к возлюбленной, принадлежат Ялцуг Эмину.
Проблемы датировки и локализации.
По нашему мнению, при издании произведений Етима Эмина
правильнее было бы
руководствоваться жанрово-
хронологическим принципом, нежели сгруппировать их чисто по жанрам и циклам или же располагать, соблюдая только хронологию. При этом возникает проблема датировки и локализации произведений. Хотя поэт не датировал свои произведения, время создания одних угадывается по идее и контексту, а других - по отдельным «ориентирам» (привязке к известным в то время лицам, событиям, фактам). Например, если время создания стихотворения о восстании 1878 года или посвящения Гасану Эфенди в связи с назначением его наибом и др. угадывается по событиям, которые там описываются, то дату стихотворения «Накьан йифиз, валлагьи, зун...» («Вчера ночью, честное слово, я...») можно установить по тому, что поэт называет себя в этом стихотворении «Кеанским Юсуфом», влюбленным в Зулейху. Значит, стихотворение сочинено после ухода Эмина из Кеанского медресе в период до замужества Туквезбан, скорее, это 1857-58 годы (во время учебы в Ярагском или Ага-Кранском медресе). Здесь следует сказать, что под Кеанским Юсуфом подразумевал не «Юсуфа Ханаанского», как комментируют составители сборника 2008 года, а самого себя, обучающегося в селении Кеан и влюбленного, как Юсуф.
Проблемы названий
произведений.
В названиях произведений Етима Эмина существует полная неразбериха. Каждый составитель
называет стихотворение по своему усмотрению. Даже в изданиях одного и того же составителя названия меняются. Поэтому, учитывая то, что написанные рукой самого Эмина произведения не озаглавлены, а названия им давались уже во время их подготовки к публикации, правильнее было бы, в соответствии с волей автора, названия произведениям не давать. По необходимости (в научных работах, рецензиях и проч.) можно называть или упоминать их по первому стиху первой строфы.
По возможности диалектные особенности эминовского языка необходимо сохранить. В языке Эмина, кроме изящества и колорита его словаря, живет и хранится история и дух его времени.
Итак, в эминоведении можно отметить следующие проблемы:
1. В сборниках Эмина наличествуют одни и те же стихи, отличающиеся лишь качеством текста и названиями.
2. Подавляющее большинство стихов в разных изданиях имеет разночтения, а также содержит значительные коррупты (лакуны, изъяны, утери, неполные тексты...).
3. Тексты стихотворений подвержены серьезным искажениям орфографии, пунктуации, лексики, стилистики, формы, размера, рифмы и прочих особенностей поэтики, не присущих поэзии Эмина.
4. Встречается искажение некоторых фактов биографии поэта, его жизни и творчества (наконец-то на могильном камне исправлена дата и смерти поэта: 20 октября 1884
года, хотя беспочвенные споры о датах еще ведутся).
5. Стоит задача атрибутирования
всего известного корпуса
произведений поэта, что исключило бы приписку поэту чужих
стихотворений.
6. Искажения текстов
стихотворений встречаются по всей шкале лексических, грамматических и стилистических искажений.
7. Существуют также
«переводческие» искажения,
обусловленные неадекватностью переводов на другие языки
лезгинских оригиналов; причем, с данной проблемой тесно связана и проблема подготовки качественных подстрочников.
8. Есть также проблема создания
ложного, псевдонаучного
представления о поэзии Эмина;
сознательные и бессознательные
попытки принижения места Эмина в дагестанской и российской поэзии.
9. Считаем, что
широкомасштабным исследованиям творчества, поэтики Етима Эмина, а также составлению словарей его языка должны предшествовать
текстологические исследования.
10. С учетом последних
изменений в эминоведении,
обнаружением новых материалов, необходимо издать полный,
текстологически выверенный
сборник произведений Етима Эмина.
11. Во избежание тиражирования
имеющихся ошибок при издании книг наших классиков было бы целесообразным создание
компетентной издательской
комиссии.
Примечания
1. Агаев А. Уроки Етима Эмина // Литературный Дагестан (на лезг. яз.) . 1988. № 4. 2. Акимов К. X. Комментарий // Етим Эмин. Махачкала,
1988. 3. Гайдаров Р. И. Введение в эминоведение. Махачкала, 2001. 4.
Гаджимурадова Т. Э. Вагиф и Эмин // Наука и молодежь. 1997; Она же: Физули и Етим Эмин // Труды молодых ученых. Вып. 2. Махачкала : ИПЦ ДГУ, 1996. 5. Гюльмагомедов А. Г. О словнике Етима Эмина и некоторые вопросы издания произведений поэта // Творческое наследие Етима Эмина. Махачкала, 1990. 6. Дьяконов И. М. Алародии. Махачкала, 1995. 7. Етим
Эмин. Махачкала, 1957. 8. Етим Эмин. Стихи. Махачкала, 1960. 9. Етим
Эмин. Махачкала, 1980. 10. Етим Эмин. Стихи. Предисловие, составление и
комментарии Г. Гашарова. Махачкала, 1986. 11. Етим Эмин. О, мир! (на
лезг. яз. ) . Махачкала, 1988. 12. Етим Эмин. Не нагляжусь на мир // сост. Г.
Садыки (на лезг. яз.). Махачкала : Дагкнигоиздат, 1995. 13. Етим Эмин. Светильник
души. Махачкала, 2008. 14. «Известия» АН Азербайджанской ССР. Баку,
1971. № 3-4. 15. Капиева Н. В. По тропам времени. М., 1982. 16.
Киринский рукописный альманах лезгинских поэтов. XVII-XVIII вв.
Махачкала, 2008. 17. Литературная энциклопедия. М., 1932. Т. 6. 18.
Магомедова Е. Социально-атеистические мотивы в дагестанской любовной лирике (конец XIX - начало XX веков) // Советский Дагестан. 1986. 19.
Меликмамедов М., Керимова С. К 160-летию Е. Эмина // Самур. 01.07.1999.
20. Нагиев Ф. Р. Бессмертье - ложь, приравненная к чуду? (О творчестве Етима Эмина) // Дагестанская правда, 21.03.1998. 21. Нагиев Ф. Р. Етим Эмин. Путь к истине. Махачкала, 2 0 02. 22. Нагиев Ф. Р. Правда о
«Действительности Эмина». Махачкала, 2 0 03. 23. Садыки М.-Г. //
Дагестанская правда. 24.05.1986. 24. Султанов К. Д. Певцы разных
народов. Махачкала, 1971. 25. Фатуев Р. О стихотворении Е. Эмина,
посвященном Шамилю // Журнал «30 дней». 1937. 26. Ярахмедов М.
Азербайджанская поэзия и Етим Эмин. Баку, 1992. 27. Ярахмедов М.
Дагъыстан теИфэлэри («Дары Дагестана»). Баку, 19 92 (на азерб. яз.).
Статья поступила в редакцию 14.08.2011 г.
