CC BY
6Международное право; Европейское право
DOI 10.47643/1815-1337_2021_5_111 УДК- 341.1
ПРОБЛЕМЫ МЕЖДУНАРОДНО-ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ГЕНДЕРНОГО РАВЕНСТВА В МЕЖДУНАРОДНЫХ ИНСТИТУТАХ. Часть 2 PROBLEMS OF INTERNATIONAL LEGAL REGULATION OF GENDER EQUALITY IN INTERNATIONAL INSTITUTIONS. Part 2
МАГОМЕДОВ Гусейн Багавдинович,
кандидат юридических наук, доцент, директор
Северо-Кавказского института (филиал) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России) в г. Махачкале. 367008, Республика Дагестан, г. Махачкала, проспект Акушинского, 7. E-mail: Guseynrpa333@mail.ru;
МУСАЛОВ Магомед Абдулаевич,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры гражданского права
Северо-Кавказский институт (филиал) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России) в г. Махачкале. 367008, Республика Дагестан, г. Махачкала, проспект Акушинского, 7. E-mail: mmusalov@mail.ru;
РАШИДОВ Шарапутдин Маккашарипович,
кандидат юридических наук, доцент, заместитель директора по науке
Северо-Кавказского института (филиал) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России) в г. Махачкале. 367008, Республика Дагестан, г. Махачкала, проспект Акушинского, 7. E-mail: rashidovich-80@mail.ru;
MAGOMEDOV Huseyn Bagaudinovich,
Candidate of Law, Associate Professor, Director of the North Caucasus Institute (branch) All-Russian University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia) in Makhachkala. 7 Akushinsky Avenue, Makhachkala, Republic of Dagestan, 367008. E-mail: Guseynrpa333@mail.ru;
MUSALOV Magomed Abdulayevich,
Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Civil Law
North Caucasus Institute (branch) All-Russian University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia) in Makhachkala. 7 Akushinsky Avenue, Makhachkala, Republic of Dagestan, 367008. E-mail: mmusalov@mail.ru;
RASHIDOV Sharaputdin Makasharipovich,
Candidate of Law, Associate Professor, Deputy Director for Science of the North Caucasus Institute (branch) All-Russian University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia) in Makhachkala. 7 Akushinsky Avenue, Makhachkala, Republic of Dagestan, 367008. E-mail: rashidovich-80@mail.ru
Краткая аннотация: В данной статье авторы продолжают рассматривать идеи гендерного институционализма, формальные и неформальные правила институтов для адаптации к новым гендерным нормам или укрепления существующих, изложенных в первой части одноименной статьи. В этой части авторы исследуют два раздела: «Гендерная проблематика и судебная система» и «Гендерный инсти-туционализм», как отсутствие адаптации новых норм, в частности в отношении гендерного паритета в представительстве и занятости в названных учреждениях влияет на «учет гендерной проблематики», определяемый НАТО как «процесс оценки последствий для женщин и мужчин любых запланированных действий, включая законодательство, политику и программы, во всех областях и на всех уровнях».
Abstract: In this article, the authors continue to consider the ideas of gender institutionalism, formal and informal rules of institutions for adapting to new gender norms or strengthening existing ones, set out in the first part of the article of the same name. In this part, the authors examine two sections: "Gender issues and the judicial system" and "Gender institutionalism", how the lack of adaptation of new norms, in particular with regard to gender parity in representation and employment in these institutions, affects "gender mainstreaming", defined by NATO as "the process of assessing the consequences for women and men of any planned actions, including legislation, policies and programs, in all areas and at all levels"
Ключевые слова: Римский статут, договор, Международное уголовное правосудие, сексуальное насилие, виктимизация женщин, Организация Объединенных Наций, международная политика, гендерное правосудие, обвинительное заключение.
Keywords: Rome Statute, treaty, International criminal justice, sexual violence, victimization of women, United Nations, international policy, gender justice, indictment.
Дата направления статьи в редакцию: 15.04.2021
Дата публикации: 31.05.2021
Гендерная проблематика и судебная система
Вскоре после ратификации Римского статута в уставы МТБЮ и МУТР были внесены поправки, включающие требование о представлении пола судей трибунала[1]. Гроссман (2011) писал, что справедливое и равное представительство мужчин и женщин в суде является важным компонентом установления нормативной легитимности суда и что обсуждение проекта поправки к Римскому статуту «показало, что игнорирование этих вопросов может нанести ущерб восприятию и отношению государств к суду, а также авторитету и эффективности суда».
Признание необходимости учета гендерного, а также расового представительства в судебной системе, используя приоритет поправки к Римскому статуту, было замечено в государственных стратегических планах, например, когда Министерство юстиции Южной Африки призвало к большей представленности в суде чернокожих и женщин; Гроссман утверждает, что «они признали, что судебная система не должна состоять
на девяносто семь процентов из белых судей-мужчин и ожидать легитимности. Другими словами, справедливость нужно было увидеть, чтобы в нее поверили»[10, P. 1267-1282].
Кроме того, существует мнение, что это подрывает легитимность судов и что «суд не будет компетентен вершить правосудие, если в качестве коллегиального целого он не сможет в полной мере учитывать опыт всех, кто ищет его защиты». Существует опасность предположить, что назначение одной женщины-судьи в коллегию или наличие одной женщины-представителя в суде является достаточным для суда, учитывающего гендерные аспекты.
Однако существует дискуссия о том, могут ли настоящие институциональные изменения произойти без «критической массы» представительниц женского пола, которая приближается к паритету, достаточному для того, чтобы склонить чашу весов. Кроме того, Патриция Уолд (2011), судья коллегии МТБЮ и бывший судья окружного суда округа Колумбия, написала, что качество судей-женщин имеет такое же значение, как и качество, и что судьи, как мужчины, так и женщины, «должны быть признаны умными, справедливыми и трудолюбивыми, если они хотят иметь влияние не только в зале суда и среди своих коллег-судей, но и за пределами суда...такое признание не всегда было данностью» [2]. Как было показано выше, женщины в организациях должны согласовывать свое агентство с тем, как оно воспринимается мужчинами, на которых они работают.
Искушение согласиться с мнением большинства, вместо того чтобы противостоять ему и быть отчужденным сверстниками или рассматриваться как «истеричные гарпии», может быть сильным. Вальд пишет, что «женщины-судьи...также должны быть напористыми в критические моменты, хотя, как и все судьи, они должны тщательно выбирать свои места. Некоторые страны, которые приезжают из стран, не привыкших к тому, чтобы женщины выполняли судебные функции, ожидают и чувствуют себя более комфортно с молчаливым и уступчивым союзником; но это не то, для чего женщины находятся на скамье подсудимых».
Кроме того, хотя МУС обеспечил справедливое представительство судей-мужчин и женщин (восемь из шестнадцати его судей-женщины), он существует для того, чтобы дополнять национальные суды, когда он не может или не желает преследовать правонарушителей в рамках своей юрисдикции. Таким образом, компонент взаимодополняемости не гарантирует, что национальные суды будут поддерживать такой же паритет. Вальд пишет, что «остается без ответа вопрос, может ли это требование вообще быть выполнено в странах - а их, к сожалению, много - где нет реальной независимости судей», учитывая отсутствие международного надзора за этими судами, где гендерная иерархия все еще укоренилась, а лояльность партий и покровительство являются фактором, который не влияет на МУС. В результате, как считает Ни Эолиан (2014), «существует мало доступных доказательств того, что лоббирование и формулирование норм на международном уровне пересекались с усилиями по реформированию внутреннего уголовного права. Между ними не существует очевидной органической (или какой-либо) связи, указывающей на процессы правовых изменений, которые являются разнонаправленными и в настоящее время полностью отделены друг от друга, работая на различные виды стимулов соблюдения» [3, 38 р].. Таким образом, в этих национальных правовых институтах преобладают неформальные правила, диктующие гендерные нормы Гендерная проблематика в ООН
Гендерный институционализм также влияет на политику и программы Организации Объединенных Наций, хотя и не в том направлении, в котором можно было бы ожидать. Считается, что Организация Объединенных Наций возглавляет призыв к обеспечению гендерного равенства в рамках стратегии безопасности человека в XXI веке. В соответствии с правовой приоритетностью, установленной Римским статутом, и осуществлением Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (КЛДЖ), принятой международным договором в 1979 году и ратифицированной 189 государствами в 1981 году [4].
В частности, он уполномочивает государства-члены ООН вовлекать женщин во все аспекты миростроительства и на всех уровнях принятия решений по вопросам мира и безопасности, а также требует от государств-членов создать механизмы для полной реализации прав женщин [5].
Ученые-феминистки отмечают, что, хотя КЛДЖ и его последующие резолюции являются важными шагами в деле обеспечения гендерного равенства, в их требованиях к гендерному представительству и участию женщин во всех аспектах принятия решений по вопросам безопасности возникает определенное присущее им лицемерие. ООН со времени своего устава была, по большому счету, «крупнейшим в мире мужским клубом» и не предпринимала попыток достичь гендерного равенства или справедливого представительства в своей собственной структуре руководства, хотя ООН взяла на себя обязательство достичь гендерного равенства в рамках своего собственного учреждения к 2030 году, «ООН уделяет больше внимания проблемам женщин в государствах-членах, чем внутри своей собственной организации. ООН не всегда подавала пример в том, что касается гендерного равенства и прав женщин» [6]. Вместо того, чтобы уделять основное внимание учету гендерной проблематики в своей организации, женщины, делающие свою карьеру в ООН, часто разделяются на группы, которые соответствуют ролям, предписываемым традиционными гендерными нормами, в том, что касается образования, здравоохранения, социального обеспечения, женщин и детей, а также вопросов прав человека, которые называются «стеклянными стенами». Однако, в то время как Пекинская платформа действий 1995 года призвала Генерального секретаря ООН «разработать и осуществить стратегии занятости, направленные на достижение гендерного равенства к 2000 году» благодаря введению квот эти стратегии часто отодвигались на второй план на практике. По данным WomenWatch, инструмента ООН для сбора данных о занятости для мониторинга соблюдения гендерных квот, паритет был достигнут только на самом низком уровне профессиональных рангов ООН, в то время как изменения на высших управленческих и профессиональных уровнях происходили гораздо медленнее. В то время как в тринадцати агентствах ООН была по крайней мере одна женщина-лидер, четырнадцать агентств «остаются джентльменскими клубами, никогда не имея женщины-лидера» [6].
Международное право; Европейское право
Эти агентства джентльменского клуба также следуют тендерному шаблону, сосредоточившись на «трудных» вопросах, таких как промышленность, торговля и экономические вопросы, наука и техника, суверенитет и военные вопросы, право, уголовное правосудие и труд. Хаак также отмечает, что назначения женщин на более высокие должности с гораздо большей вероятностью будут происходить ближе к выборам, «когда символическое значение назначения женщин больше», в то время как давление снижается в среднесрочной перспективе. Это ставит под угрозу воспринимаемую легитимность и компетентность женщин, назначаемых на руководящие должности, поскольку они рассматриваются как «символические» сотрудники для удовлетворения политических потребностей канцелярии Генерального секретаря. Галлахер (1997) далее отмечает, что «относительно небольшое число женщин было назначено или избрано для работы в основных договорных органах или в качестве следователей, исследователей или консультантов»[7].
Число женщин в Вооруженных силах НАТО значительно различается, причем это число постепенно увеличивается. Примечательно, что, хотя США (технически) не допускают женщин на боевые позиции, в 2007 году они неизменно предлагали самое большое количество женского персонала-15,5 процента; по состоянию на 2011 год в Чешской республике было самое большое количество женского персонала-13,6 процента из всех стран, представивших доклады (США не сообщили). Schjolset также сообщает о существенных различиях в их развертывании в полевых миссиях, и многое еще неизвестно статистически о распределении ролей и использовании женского персонала.
Отмечая эти различия, НАТО выдвинуло в 2008 году передовую практику устранения гендерного дисбаланса в операциях НАТО, включая следующие важнейшие шаги по интеграции гендерной проблематики в занятость: использование умеренной системы квот, регулирование критериев физической подготовки для отбора мужчин и женщин, информационные кампании по содействию развитию военной карьеры для женщин и способы сочетания профессиональной и семейной жизни как для мужчин, так и для женщин; сбалансирование гендерного состава рекрутских и отборочных комиссий; установление минимальных целевых показателей для набора и отбора женщин на обучение; юридическое равенство; создание комитета, отвечающего за вопросы военных и гражданских женщин; содействие подготовке по вопросам гендерной осведомленности и включение гендерных вопросов и резолюции 1325 Совета Безопасности ООН во все программы подготовки перед развертыванием конкретных миссий, инициативы по поддержке семьи и сбалансированности работы и личной жизни, уделение внимания смешанному составу групп и поощрение участия женского персонала в операциях за рубежом (Комитет по делам женщин в силах НАТО, 2008).
Существует также значительный гендерный дисбаланс в миротворческом персонале ООН, который необходимо устранить - женщины составляют менее 4 процентов миротворческого персонала ООН. Кроуфорд, Лебович и Макдональд (2015) предложили два объяснения, которые, возможно, объясняют отсутствие женщин в миротворческих миссиях ООН: политическая ориентация участвующего правительства и отношение этого правительства к международным институтам, влияющее на его участие в миссиях ООН в целом. Кроуфорд отмечает, что демократические правительства, «учитывая их легитимизирующие принципы, внутреннюю защиту и повестку дня, а также нормативные предрасположенности, стремятся к большему гендерному разнообразию в своих полицейских и военных подразделениях, которые будут участвовать в международных миссиях». Кроме того, правительство может предоставить женский персонал для того, чтобы его рассматривали как выполняющего мандат по гендерному равенству - «страна может сигнализировать о своем уважении к гендерному равенству внутренней и внешней аудитории».
Отсутствие женских сил в миротворческих силах НАТО и ООН означает больше, чем отсутствие представительства. В случае с Организацией Объединенных Наций, как представляется, гендерные нормы, поддерживающие равенство и гендерно-чувствительное правосудие, не были привиты мужчинам-миротворцам, отвечающим за обеспечение переходного процесса правосудия в районах, где сексуальное насилие было эндемичным.
Поскольку миротворчество в этих районах не предполагалось постоянным, правовой иммунитет миротворцев от государственного преследования за преступления не рассматривался как проблематичный; в частности, в статье 46 типового соглашения о статусе сил 1990 года говорится, что «весь миротворческий персонал ООН обладает иммунитетом от судебного разбирательства в отношении действий, которые он совершает в своем официальном качестве» [1].
Однако в 1994 году средства массовой информации сообщили о случаях сексуальной эксплуатации и надругательств со стороны миротворцев в Сомали и Камбодже. Реагируя на эти сообщения, специальный представитель генерального секретаря ООН в Камбодже сказал четыре красноречивых слова: «мальчики будут мальчиками».
В 2001 году по заказу Верховного комиссара ООН по делам беженцев появились доклады о том, что миротворцы ООН подвергали сексуальному насилию беженцев в Гвинее, Либерии и Сьерра - Леоне - районах, которые они были уполномочены защищать от нарушений прав человека, - в последующих докладах в 2004 и 2005 годах сообщалось об увеличении числа случаев сексуальной эксплуатации и надругательств, несмотря на специальные меры, которые были введены после доклада 2001 года для защиты гражданских лиц от сексуальной эксплуатации и надругательств.
Помимо неспособности защитить гражданское население от своих собственных миротворцев, ООН обвиняют в том, что она, формально признавая важность вовлечения женщин в постконфликтное восстановление, не делает этого на практике, когда неформальные гендер-ные нормы подрывают действующее формальное правило. Примером такого исключения являются пробелы в гендерном правосудии, очевидные в ходе постконфликтного восстановления Боснии и Герцеговины. Босния и Герцеговина стала первой страной в Восточной Европе, принявшей Национальный план действий по осуществлению резолюции 1325 Совета Безопасности ООН [9].
Кроме того, поскольку внутренняя правовая система Боснии и Герцеговины взяла на себя ответственность за послевоенный процесс по мере завершения работы МТБЮ, правовая основа не соответствовала правилам, принятым МТБЮ, и случаи судебного преследования были
немногочисленными и весьма редкими.
Процессы, осуществляемые в целях защиты свидетелей, были в лучшем случае «маргинальными», причем в некоторых случаях потерпевшим приходилось делить залы ожидания с обвиняемыми, а их личности просачивались в прессу в нарушение норм, установленных МТБЮ. Боснийские женщины также были экономически маргинализированы в рамках переходной системы, а также при разработке и осуществлении программы репараций. Бьоркдаль и Селимович отметили «гендерный разрыв в возмещении ущерба», при котором различие между преступниками и жертвами политически оспаривается и разделяется по этническому признаку, что затрудняет объединение жертв в качестве защитников возмещения ущерба. Международные институты должны признать, что гендерное равенство не достигается простым принятием резолюций и созданием мандатов, и что равенство важно не только для гражданских лиц в странах, которым эти институты якобы предлагают помочь.
Библиография:
1. Устав Международного трибунала по Руанде от 8 ноября 1994 года / (S/RES/955 (1994)).
2. Burgorgue-Larsen L., Ubeda de Torres A. The Inter-American Court of Human Rights. Case Law and Commentary. Oxford. 2011.
3. Women and the law: Reprinted from the 2007 Annual report of the U.S. Congr.-executive comiss. on China, 110th Congr., 1st sess., Oct. 10, 2007. -Wash.: Gov. print. off., 2007. - IV, 38 p.
4. Римский статут Международного уголовного суда A/CONF.183/9 от 17 июля 1998 года с изменениями на основе протоколов от 10 ноября 1998 года, 12 июля 1999 года, 30 ноября 1999 года, 8 мая 2000 года, 17 января 2001 года и 16 января 2002 года. Статут вступил в силу 1 июля 2002 года.
5. Резолюция 955 Совета Безопасности ООН 955 (1994) /S/RES/955 (1994).
6. Доклад четвертой Всемирной конференции по положению женщин, Пекин, 4-15 сентября 1995 года (издание Организации Объединенных Наций, в продаже под № R.96.IV.13), глава I, резолюция 1, приложения I и II. 2 Резолюция S-23/2 Генеральной Ассамблеи, приложение, и ее же резолюция S-23/3, приложение.
7. The Secretary-General is proposing one new P-4 post of a Political Affairs Officer in support of the Office
8. Устав Международного трибунала по Руанде от 8 ноября 1994 года / (S/RES/955 (1994)).
9. Доклад Международного трибунала по Руанде. Генеральная Ассамблея ООН // A/66/209-S/2011 /472.
10. ГРОССМАН К. МЕЖАМЕРИКАНСКАЯ СИСТЕМА ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА: ВЫЗОВЫ БУДУЩЕМУ. GROSSMAN C. The Inter-American system of human rights: Challenges for the future // Indiana law j. - Bloomington, 2008. -Vol. 83, N 4. - P. 1267-1282.
References (transliterated):
1. Ustav Mezhdunarodnogo tribunala po Ruande ot 8 noyabrya 1994 goda / (S/RES/955 (1994)).
2. Burgorgue-Larsen L., Ubeda de Torres A. The Inter-American Court of Human Rights. Case Law and Commentary. Oxford. 2011.
3. Women and the law: Reprinted from the 2007 Annual report of the U.S. Congr.-executive comiss. on China, 110th Congr., 1st sess., Oct. 10, 2007. -Wash.: Gov. print. off., 2007. - IV, 38 p.
4. Rimskij statut Mezhdunarodnogo ugolovnogo suda A/CONF.183/9 ot 17 iyulya 1998 goda s izmeneniyami na osnove protokolov ot 10 noyabrya 1998 goda, 12 iyulya 1999 goda, 30 noyabrya 1999 goda, 8 maya 2000 goda, 17 yanvarya 2001 goda i 16 yanvarya 2002 goda. Statut vstupil v silu 1 iyulya 2002 goda.
5. Rezolyuciya 955 Soveta Bezopasnosti OON 955 (1994) /S/RES/955 (1994).
6. Doklad chetvertoj Vsemirnoj konferencii po polozheniyu zhenshchin, Pekin, 4-15 sentyabrya 1995 goda (izdanie Organizacii Ob"edinennyh Nacij, v proda-zhe pod № R.96.IV.13), glava I, rezolyuciya 1, prilozheniya I i II. 2 Rezolyuciya S-23/2 General'noj Assamblei, prilozhenie, i ee zhe rezolyuciya S-23/3, prilozhenie.
7. The Secretary-General is proposing one new P-4 post of a Political Affairs Officer in support of the Office
8. Ustav Mezhdunarodnogo tribunala po Ruande ot 8 noyabrya 1994 goda / (S/RES/955 (1994)).
9. Doklad Mezhdunarodnogo tribunala po Ruande. General'naya Assambleya OON // A/66/209-S/2011 /472.
10. GROSSMAN K. MEZHAMERIKANSKAYA SISTEMA ZASHCHITY PRAV CHELOVEKA: VYZOVY BUDUSHCHEMU. GROSSMAN C. The Inter-American system of human rights: Challenges for the future // Indiana law j. - Bloomington, 2008. -Vol. 83, N 4. - P. 1267-1282.
