CC BY
18
УДК 81-112.4 АЛЕКСЕЕВ А.В.
кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры русского языка, Московский городской педагогический университет E-mail: alsalva@narod.ru
UDC 81-112.4
ALEKSEEV A.V.
Candidate of philological Sciences, associate professor, associate professor of the Department of Russian language, Moscow City
Teacher Training University E-mail: alsalva@narod.ru
ПРОБЛЕМА ВЫДЕЛЕНИЯ И ОПИСАНИЯ МИКРОКОМПОНЕНТОВ ДРЕВНЕРУССКОГО ЛЕКСИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ СЛОВА ЧОУДО)
THE PROBLEM OF SELECTION AND DESCRIPTION OF LEXICAL MEANING COMPONENTS IN OLD RUSSIAN (BASED ON THE WORD CHOUDO)
В статье рассматривается возможность описания синкретичного древнерусского значения при помощи структурно-семантического метода. Среди компонентов лексического значения слова чудо разграничиваются понятийные, образные, символические, а также диффузные признаки. Семантические признаки, не входящие в понятие, выявляются путем контекстуального анализа древнерусских текстов - преимущественно произведений XII-XIII вв.
Ключевые слова: лексикология, диахрония, семантика, символ, древнерусский язык.
The article considers the possibility of describing the syncretic old Russian values using the structural-semantic method. Lexical meaning contains a variety of semantic components: the conceptual, image, symbolic, diffuse. The image and symbolic semantic features are revealed by contextual analysis of old Russian texts, mainly works of XII-XIII centuries.
Keywords: lexicology, diachrony, semantics, symbol, old Russian language.
При помощи структурного (структурно-семантического) метода в лексикологии различаются лексические значения (семемы), противопоставленные определенными компонентами. Совпадающая часть значения обычно определяется как интегральная, для различающейся используются термины «дифференциальный» «признак» / «компонент значения» / «микрокомпонент значения» / «сема» / «семантический множитель» и др. Однако сама возможность применения структурно-семантического метода по отношению к древнему слову оспаривалась историками языка, предлагавшими рассматривать «единое значение единого слова в реальном языке» [9, с. 8]. Скепсис по отношению к структурным методам в исторической лексикологии объяснялся тем, что, по наблюдениям исследователей, древнее, в частности древнерусское, слово обладало синкретизмом (диффузностью) лексического значения, что соответствовало особенностям архаичного мышления: «синкретизм, понимаемый как "нерасчлененность", свойствен мифологическому сознанию» [5, с. 46]. В современной исторической русистике явление семантического синкретизма изучено достаточно подробно, установлено, что «синкретизм является конституирующим явлением, предопределяющим развитие лексического значения» [8, с. 41]. Синкретизм является уже не препятствием к описанию лексического значения, а методом его корректной характеристики. Синкретизм реализуется в речи, поэтому для изучения лексических значений слов-синкрет необходимо развернутое исследование конкретных фрагментов текста, синтагматических особенностей слова.
Для выделения компонентов значения древнерусского слова может использоваться дистрибутивный метод: анализ моделей сочетаемости (синтагменных моделей), анализ актуализаторов (маркеров) лексического значения: «под ак-туализатором значения ... понимается компонент модели реализованной дистрибуции, осуществляющий процесс вычленения данного значения из лексемы» [3, с. 114]. В широком смысле актуализатором может считаться любое слово в преде-
лах микроконтекста, семантически согласованное с анализируемой лексемой; в контексте может быть один или несколько актуализаторов. В древнерусском контексте в результате действия актуализаторов проявлялись компоненты значения, которые в других случаях воспринимались как необязательные, дополнительные, потенциальные и составляли часть синкретичного образа древнерусского слова.
Такие компоненты значения не включались в интенсио-нал, то есть не являлись структурными элементами понятия, дифференциальными семами. В синхронной лексикологии подобные семантические компоненты часто рассматриваются как импликационал, то есть признаки, связанные с основными признаками понятия свойством импликатуры, выводимости: «интенсиональные признаки могут с необходимостью или вероятностью предполагать (имплицировать) наличие или отсутствие других признаков у денотатов данного класса» [7, с. 105]. Противопоставление интенсионала и имплика-ционала, известное в синхронной лексикологии, может быть соотнесено с противопоставлением содержательных форм лексического концепта, используемым в Петербургской школе исторической лексикологии. В истории слова-концепта принято выделять «образ, понятие и символ как части целого -логоса» [4, с. 5].
Признаки интенсионала исторически составляют понятийное содержание слова-концепта. Однако признаки, традиционно понимаемые как импликатурные, выводимые, могут быть разделены на два типа. В одном случае они отражают расширенное знание об объекте, о реальных свойствах артефакта. Можно сказать, что такие признаки отражают объем понятия, образный тип семантики, соответствуют в истории языка синкретичному образу как содержательной форме концепта. Подобным признакам не тождественны семантические компоненты, актуализованные в результате выполнения артефактом знаковой функции. Такие семантические признаки второго типа могут быть названы символическими, в синхронном плане степень их выводимости по отношению к интенси-
© Алексеев А. В. © Alekseev A.V.
оналу вызывает у семасиологов сомнения. Сложность состоит в том, что символические признаки, как и образные, не являются обязательными и образуют широкий вариативный фон слова-синкреты. Кроме того, в диахронии соотношение понятийных, образных и символических признаков (интенсионала и эмпликационала) может меняться.
Для разграничения импликатур разного типа далее будут рассмотрены контексты с древнерусским словом чоудо. Современные и исторические словари предлагают выделять, в том числе на архаичном материале, минимум два значения этого слова 'сверхъестественное явление' и 'удивление, восхищение'. Однако в древнерусском языке эти два значения не разграничиваются в пределах единого слова-синкреты (о невозможности в древнерусском языке противопоставить событие и эмоциональную реакцию на него см. [1, с. 123]). Допустимо выделить четыре признака интенсионала чоуда: 'событие' (1п1), 'объект наблюдения' (1п2), 'нарушение обыденного порядка вещей, понимаемого как физический закон («сверх естества»)' (1п3), 'эмоциональная реакция удивления' (1п4).
Основные импликатурные признаки чуда прототипиче-ски представлены уже в раннем переводном житийном тексте
- житии Алексия человека Божия (известен на Руси с XI в., список XII в.). В дальнейшем рассмотрении будем исходить из того, что образные признаки (далее - тип В) выводятся непосредственно из признаков интенсионала, а символические признаки (далее - тип А) либо определяются знаковой функцией артефакта (чуда), либо опосредуются другими имплика-турами типа А. Такое предположение обосновано свойствами символа, который обладает удвоенной семиотической структурой. В рамках данной структуры денотат, означаемое слова (образ артефакта) само становится означающим для признаков символа: «Означающее символа - всё слово: и фонемный ряд, и стоящий за ним чувственный образ (предмет, свойство, действие или состояние). В свою очередь слово-означающее само подвергается символизации и указывает на означаемое -систему символических значений» [10, с. 207].
Укажем актуализацию сем в наиболее характерном контексте из названного произведения [2, т. 2, с. 252]: Божиею благодттию искыпп ис ковьчега ему миро благыя воня. И сему чюдеси бывъшу, вьси недужьнии събьрашася, и, възимающе, мазахуся, и исцплеваху1, славяще и хваляше Отцаи Сына, и Святаго Духа. Маркер 1 актуализирует импликатуру 1тВ1, составляющую образ чоуда - 'устранение болезни', в то время как маркер 2 актуализирует символический признак 1тА1: 'обращение к Богу'. При этом признак 1тВ1 выводится из признака интенсионала 'сверх естества' (1тВ1^1п3), так как речь идет, разумеется, об излечении неизлечимых болезней. В то же время признак 1тА1 не обладает свойством выводимости по отношению к отдельным признакам интенсионала -это признак символический, представленный как означаемое по отношению ко всему значению слова (образу артефакта): 1тА1<=1п(1-4). Иными словами, в древнерусской культуре событие «чудо» является знаком взаимодействия с Богом, и формируется удвоенная семантика символа: чоудо => {'сверхъестественное, необычное явление, достойное удивления' (прямое значение) => 'обращение к Богу' (значение культурного символа)}.
Конкретное наполнение образных и символических компонентов значения может быть различным. Рассмотрим речевую актуализацию сем в оригинальном древнерусском памятнике «Житие Феодосия» (XI в., по списку Успенского сборника ХП-ХШ вв.) [2, т. 1, с. 352-433] - контексты даются в сокращении, выводимость см. в таблице 1: чюдесъ божиих32
- !тА2: 'источник в Боге'; о чюдесьхъ ... страстотрьпьцю— -!тА7: 'источник в святых'; чюдесъ твоихъ (Господи)"2 - !тА2; чюдо бысть страшьно—: отъ земля бо възятъся — цьркы -!тВ2: 'вызывает трепет'; !тВ3: 'преодоление тяготения';
видтвъше чюдо се, ужасошася— - !тВ2; чюдо о цьркви ... видп цьркъвьу облака— - !тВ3; пълънъ сущь мукы— ... тъгда же въ ужасти— бысть, видя таковое прпславьное чюдо -!тВ4: 'неисчерпаемость пищевых ресурсов', МВ2; тому чюдо испълънь ужасти— ... видп пръподобьнааго Феодосия ... молитву1 къ Богу прилтжьно творяща - !тВ2, !тА1; ино чюдо.: пламень великъ— зпло от вьрьха цьркъвьнааго ишьдъ
- !тВ5: 'сверхъестественное пламя'; молитвами— благый Богъ ино пакы чюдо показа"2 ... въ едину бо нощь слышаша гласъ— бещисльно поющиихъ - !тА1, !тА2, !тВ6: 'голоса'; прославиша"1 Бога, творящааго— чюдеса - !тА1, !тА2. В представленных примерах символические признаки актуали-зованы в половине случаев, также можно выделить признак (актуализаторы выделены двойным подчеркиванием), промежуточный между образом и символом, !тАВ1: 'церковь как объект чуда'. С одной стороны, это частная импликатура по отношению к Ш2, так как архитектурный объект «церковь»
- один из наиболее ярких и отчетливо выделяемых объектов наблюдения. С другой стороны, церковь связана с Богом (Его волей и молитвами к Нему), поэтому !тАВ1^[тА2.
В Сказании о Борисе и Глебе (XI в., по списку Успенского сборника XII-XIII вв.) пять контекстов [2, т. 1, с. 328-351]: святая— постави свттити въ мирт, премногыими чюдесы сияти въ Русьсктй сторонт велицтй, идеже множьство стражю-щиихъ съпасени— бывають - !тА7, !тВ1; творимая чюдесы ... предивьная чюдеса ... болпзни— вься и недугы отъгонита—
- !тВ1; цьркви— въ имя ею. да и ту тако же многа чюдеса постщающа съдтваета - !тАВ1; то паче всего чловтчьска ума преходита множьствъмь чюдесъ и постщениемь немощьныихъЬ1 - !тВ1. Мы видим, что во всех контекстах ак-туализованы прежде всего образные импликатуры.
В « Сказании о чюдесах Владимирской иконы Богородицы» (XII в., по списку XV в.) в самом заглавии присутствует !тА7 (и выводимая из нее в данном контексте !тАВ2). Таким образом, макроконтекст определяет !тА7 как импликатуру всего текста. Далее рассмотрим микроконтексты (в сокращении) [2, т. 4, с. 218-225]: ... Богородица ... чюдеса и дары исцелениа— истачаеть— - !тА7, !тВ1; Повтдоша ему икону"2 ...и иных чюдес - переходная импликатура !тАВ2: 'икона как объект чуда и проявление воли Бога (святых)'. Далее укажем импли-катуры в соответствии с нумерацией чудес, представленной в самом памятнике (со второго чуда лексема чоудо используется в заголовке). Чудо 1: Яко повиненъ есмь смерти его: «Госпоже7, аще не ты избавиши—». И се бысть намного молящюся"1 ему... Се же бысть первое чюдо - !тВ7: 'избавление от смерти (воскрешение)', !тА1, !тА7. Чудо 2 - так же !тВ7, !тА1. Чудо 3 - !тВ1, !тА1. Чудо 4: князь ... на канонт"1 стояше ... княгини его боляши дттиною болпзнию°% - !тА1, !тВ8: 'благополучное завершение тяжелых родов'; омывше водою"5 икону - !тА5: 'освященная (через касание священного предмета) вода как средство трансляции воли Бога'. Чудо 5: створше чародтйства— ... бысть ему изметъ— золъ на очеси ... якоже помазаша и водою"5, и провалися изиде от него болтзнь - !тВ1, !тВ9: 'борьба с бесами', !тА5. Чудо 6
- !тВ1, !тА5. Чудо 7 - !тВ1, !тА5. Чудо 8 - !тВ1, !тА5. Чудо 9: нткаа жена боляшеть дттятемиш ... посла златыа"3 косы и усерязи"3 [головные украшения и серьги] свои къ иконт
- !тВ8, !тА3: 'ритуальное украшение объекта чуда'. В последнем случае символическая импликатура возникает на основе исходного архаичного признака: !тА3 ^ !тА6 'красота / украшенность объекта чуда' ^ !п(0): 'яркое впечатление' (признак внутренней формы). Чудо 10 - !тВ7, !тА1.
Мы видим на примере трех ранних агиографических произведений, что древнерусский канон чуда, то есть собственно христианское понятие, начинает формироваться в результате преобразования, потенциального расширения общеславянского интенсионала: появляются регулярно воспроизводимые признаки, прежде всего А1, А2, В1. Однако эти признаки
импликационала все еще определяются контекстом - нельзя говорить об их переходе в интенсионал. Таким образом, обнаруживается семантическая диффузность, уточняемая в контексте, лексическое значение объединяет признаки образа и понятия. В Петербургской школе такие ситуации характеризуются как «синтез образа и понятия, т.е. осознанный образ или, точнее, образное понятие порождает символическое значение» [6, с. 54]. Также следует обратить внимание на признаки А5, А6, которые свидетельствуют об исходном мифологическом характере древнерусского образа: символические свойства чудесного объекта (связь с Богом, необходимость жертвы) напрямую выводятся из его материальных свойств (вода, освященная прикосновением; красота).
В риторических произведениях XII века, Словах Кирилла Туровского [2, т. 4, с. 142-205], интересен пример, в котором транслируется прототипическая ситуация евангельского чуда (Ин 5, 11-14): Рече бо ми: «Въстани и ходи!» - и въслпдова слову дтло и сдравие21 телеси. Тпмже не судите на лица... и Господнемь12 чюдесьмь суботу почьстите, и Бога прославите— - 1тА1, 1тА2, 1тВ1. Прецедентный контекст об исцелении Иисусом Христом в субботу дополнен здесь Кириллом Туровским мотивом восхваления Бога (молитвы). В результате в контексте реализуется образное понятие, рассмотренное выше: '{1п 1-4 + 1тВ1} ^ 1тА1-2'; в контексте представлен культурный символ «исцеление от болезни как знак диалога Бога с человеком».
В целом в Словах Кирилла Туровского регулярно актуализируются признаки А1, А2, например: беспрестани славящим"1 Христа и чюдеса Божиею благодатию"2 сътво-ряющим. Кроме того, обращают на себя внимание контексты с признаком 1тА6, в которых нейтрализован признак 1п3 и акту-ализован признак 1п(0), то есть восстановлена дописьменная общеславянская образно-символическая синкрета. Ср.: оле чюдо ... видите, как житие ... веселится и свттлте внешних внутрьняя сияють"6 - 1тА6. В приведенном контексте некий царь называет чудом счастливую жизнь безвестных жителей: нет нарушения физических законов, но есть радость от созерцания удивительного для царя явления. Таким образом, здесь Кирилл Туровский использует языческий образ чюдо 'необычайно яркое, прекрасное впечатление' для передачи христианского символа 'красота => мир Божий'. Укажем также импликатуры, не отмеченные прежде: страшьная22 в твари чюдеса: солнце помьркъше и землю трясущюся™ - 1тВ2, 1тВ10: 'космические сверхъестественные изменения'; сиа внутреняя добродттели святых калугер житиа паче мирскот власти сияють— чюдесы, и ттхради мирьскыа велможи свою покланяють мнихом14 главу - 1тА6, 1тА4: 'служители Бога'.
Далее в статье приведены импликатуры слова-концепта чоудо на материале более позднего памятника - Киево-Печерского Патерика (начал создаваться в первой трети XIII в., цитаты даны по изданию списка конца XV - начала XVI в.) [2, т. 4, с. 296-489]. Импликатуры образного понятия обнаруживаются здесь достаточно регулярно, например чюдесъ ради бывающих от святою37 Антониа и Феодосиа - !тА7; видтти таковаго великого чюдеси ... и ту абие здрав21 бысть молитвами11 святую"7 отцю нашею Антониа и Феодосиа
- ¡тВ1, !тА1, !тА7; обрпте его здрава—, яко николиже болтвша. и слышавъ от него князь дивнаа чюдеса и ужасеся22, радости же духовныа исполнився, пришед, поклонися— чю-дотворному гробу - !тВ1, !тВ2, !тА1.
Приведем контексты из Киево-Печерского Патерика, содержащие новые импликатуры: дивное чюдо . писци икон-нии ... ртша подобие и образь— игумена Феодосия и Антониа
- !тАВ3: 'взаимодействие с иным миром (почившими святыми)'; книгы их грпческыа блюдомы— в память чюдеси -!тА8: 'сохранение материальных свидетельств чудотворца'; чюдо изрядно ... видтста свтт, паче сълнцаь". на иконп— чюдней - !тВ11: 'сверхъестественный свет', !тАВ2; лежат
честныа мощи— его, чюдеса творяще - ImAB4: 'нетленные останки чудотворца'; в томъ въ святемь монастыря,— Печерьском чюдеса - ImAB5: 'монастырь как локализация чуда'; самовидець онЬхь таковаго чюдеси ... в Печерьскомъ святямъ монастыря,— ... бысть ему явление— от Бога някое - ImAB5, ImAB6: 'Божественное сообщение'; тако въ церковь— ... принесенъ бысть невидимо— ... видявши же на немь ... раны— неисцялныа - ImABl, ImB12: 'сверхъестественное перемещение', ImB13: 'страдание'; како бяси29 про-гна, и вятичи крестиш. и дождь съ небеси сведе—. и езеро изъсушии многа чюдеса сътворивъ, и по многых муках!211 усеченъ бысть - ImB14 (одновременно нейтрализованы признаки In2, In3): 'просвещение', ImB15: 'исправление погоды', ImB10, ImB13, ImB9; ино дивно чюдо скажу, еже сам видяхъ ... в томъ же святямъ монастырЬ— ... «Прости— мя, отче. и благослови» ... и обретохом его уже умеръша— ... болный же скоро въставъ21 - ImAB5, ImA9: 'осознание нравственного закона', ImB16: 'внезапная смерть', ImB1; о святямь семъ монастыря— Печерьскомъ и въ немь бывших святыхъ черно-ризець, и тяхъ"7 житиемь и чюдесы, иже поминаю радуяся011
- ImA1, ImAB5, ImB11: 'источник радости'; бясъ29 же не смя преслушатися, и изъмолов жито все до свята 5 возъ24 ... се дивно чюдо бысть тогда, и ныня слышащим, събысть бо ся реченное въ Евангелиит - ImB9, ImB4, ImA10: 'образец в Евангелии'; в рося въ пламени пребываше, но ни власяни-ци его огнь прикоснуся218 ... еже сътвори чюдо - ImB18: 'невредимость (в огне)'; хотяху видяти бывше чюдо, и се изъ устъ пречистыа Богоматере"7 излете голубъ бялъ—, и ле-тяше горя ко образу22 Спасову - ImA1, ImAB2, ImABl: 'белый голубь как символ Святого Духа' (символическая часть импликатуры восстанавливается в данном случае по общему культурному контексту); видя икону22 сиающу на мясте своемь ... нача повядати сътворившееся чюдо, еже о иконя ... яко: «Аггелъ есть, — рече, — написавъ— ю» - ImB19: 'сверхъестественное появление', ImAB2; о бывшем чюдеси, аще вмениться, рече, сему въ уставное пострижение— ... церьки— заключеня сущи, и власом ту обретшимся212 на гробя святаго Феодосиа"7, и свяща"28, доволна единого дьни горянию, за 40 дьни и нощи непрестанно горя211 и не изгоря
- ImA11: 'монастырский ритуал (постриг)', ImAB1, ImB12, ImAl, ImAB8: 'атрибуты церковной жизни', ImB11; дивно чюдо, яко за два лята не вкуси хляба и воды220 - ImB20: 'нет телесных потребностей'.
Результаты контекстуального анализа обобщены в таблице 1 (учтены также контексты, не приведенные в статье).
Проведенный анализ актуализаторов лексико-семантической импликатуры позволил применить структурно-семантический метод к описанию древнерусского слова-концепта. Подтверждается исходный синкретизм древнерусского символического образа чоуда. В XII веке образ и символика чоуда формировались под влиянием греческих переводных житий и прототипических, прецедентных текстов, указывающих на исцеление как на необходимый атрибут чуда. При этом само событие исцеления и его мистическая трактовка не отделялись друг от друга, что подтверждается регулярной актуализацией признаков ImB1, ImA1, ImA2.
Проведенное при анализе разделение признаков импликационала на два класса позволило уверенней говорить о реализации различных форм лексического концепта (образа и символа), выделяемых Петербургской школой исторической лексикологии. Наличие диффузных признаков переходного класса АВ - еще одно подтверждение синкретизма значения древнерусского слова чоудо. Нейтрализация в ряде контекстов понятийных признаков (In) свидетельствует о неполном формировании понятийной формы концепта.
Древнерусское слово чоудо обладало единым значением с отчетливой исторической динамикой. В диахроническом плане наблюдается увеличение числа уникальных и редких им-
пликатур (не более двух реализаций): 17,7 % от общего числа употреблений в произведениях XI-XII вв. и 30,3 % от общего числа употреблений в Киево-Печерском Патерике. Вместе с тем в КПП резко сокращается по сравнению с ранними текстами реализация импликатур !тА1 и !тВ1, связанных с
передачей исходного символического значения. Подобное соотношение позволяет утверждать, что в древнерусском языке происходило уточнение содержания понятия чуда и одновременно расширение его объема (образа) - формировался собственно древнерусский концепт.
Образные, символические и диффузные импликатуры.
Таблица 1.
тип выводимость толкование XI-XII вв. КПП
ImA1 (In1-4) 'обращение к Богу' (человек - к Богу) 13 4
ImA2 (In1-4) 'источник в Боге' (воля Бога - к человеку) 12 10
ImA3 —ImA6 'ритуальное украшение объекта чуда' 1 -
ImA4 —ImA2 'служители Бога' 1 5
ImA5 —ImAB2 'освященная (через касание священного предмета) вода как средство трансляции воли Бога' 5 1
ImA6 —In(0) 'красота / украшенность объекта чуда' 2 -
ImA7 —ImA2 'источник в святых' 5 15
ImA8 —ImA7 'сохранение материальных свидетельств чудотворца' - 1
ImA9 —ImA1 'осознание нравственного закона' - 4
ImA10 —ImA2 'образец в Евангелии' - 2
ImA11 —ImAB5 'монастырский ритуал (постриг)' - 1
ImB1 ——In1 'устранение болезни' 12 4
ImB2 —In4 'вызывает трепет' 6 10
ImB3 —In3 'преодоление тяготения' 2 1
ImB4 —In3 'сверхъестественный источник пищи' 1 3
ImB5 —In3 'сверхъестественное пламя' 1 1
ImB6 —In2 'голоса' 1 2
ImB7 —In3 'избавление от смерти (воскрешение)' 4 3
ImB8 —In1 'благополучное завершение тяжелых родов' 2 -
ImB9 —In3 'борьба с бесами' 1 2
ImB10 —In3 'космические сверхъестественные изменения' 1 1
ImB11 —In2 'сверхъестественный свет' 1 2
ImB12 —In3 'сверхъестественное перемещение': - 2
ImB13 —In1 'страдание' - 2
ImB14 —In3/- 'просвещение' (замена субкомпонента 'физический закон' на 'нравственный закон') - 1
ImB15 —In3 'исправление погоды' - 2
ImB16 —In3 'внезапная смерть' - 1
ImB17 —In4 'источник радости' - 1
ImB18 —In3 'невредимость (в огне)' - 2
ImB19 —In3 'сверхъестественное появление' - 1
ImB20 —In3 'нет телесных потребностей' - 1
ImAB1 —ImA2 —In2 'церковь как объект чуда' 5 6
ImAB2 —ImA2/A7 —In2 'икона как объект чуда и проявление воли Бога (святых)' 3 8
ImAB3 —In3 —ImA7 'взаимодействие с иным миром (почившими святыми)' - 1
ImAB4 —In3 —ImA7 'нетленные останки чудотворца' - 2
ImAB5 —In2 'монастырь как локализация чуда' - 4
ImAB6 —ImA2 —In4 'Божественное сообщение' - 1
ImAB7 —ImA2 —In3 'белый голубь как символ Святого Духа' - 1
ImAB8 —In2 —ImA2 'атрибуты церковной жизни' - 1
всего маркеров актуализации импликационала 79 109
Библиографический список
1. АлексеевА.В. Семиотические категории языка и культуры при диахроническом анализе лексики. М.: МГПУ, 2013. 164 с.
2. Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д.С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. СПб.: Наука, 1997-1999. Т. 1-4.
3. Гришанина Е.Б. К вопросу о влиянии дистрибуции слова на его значение // Проблемы исторической лексикологии и семасиологии русского языка, вып. 8. М.: 1977. С. 112-123.
4. КолесовВ.В. Русская ментальность в языке и тексте. СПб.: Петербургское востоковедение, 2007. 619 с.
5. Колесов В.В. Семантический синкретизм как категория языка // Вестник ЛГУ. Л.: 1991. Сер. 2. Вып. 2. С. 40-49.
6. Колесов В.В. Философия русского слова. СПб.: Юна, 2002. 444 с.
7. НикитинМ.В. Курс лингвистической семантики. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2007. 819 с.
8. Пименова М.Вас. Лексико-семантический синкретизм как проявление формально-содержательной языковой асимметрии // Вопросы языкознания. М.: 2011. № 3. С. 19-48.
9. Трубачев О.Н. Реконструкция слов и их значений // Вопросы языкознания. М.: 1980. №3. С. 3-15.
10. Якушевич И.В. Когнитивно-семиологическое моделирование символа «дверь» // Ученые записки Орловского государственного университета. № 4 (60). 2014. С. 206-210.
References
1. AlekseevA.V. Semiotic categories of language and culture in diachronic analysis of vocabulary. M.: MGPU, 2013. 164 p.
2. Library literature of Ancient Russia / ed. by D.S. Likhachev and L.A. Dmitriev, A.A. Alekseev, N.In. Ponyrko. SPb.: Science. 1997-1999. T. 1-4.
3. GrishaninaE.B. To the question about the impact of the distribution of the word on its importance // Problems of historical lexicology and semasiology Russian language, vol. 8. M.: 1977. C. 112-123.
4. Kolesov V.V. the Russian mentality in language and text. SPb.: Petersburg Oriental studies, 2007. 619 p.
5. Kolesov V.V. Semantic syncretism as a category of language // Vestnik LGU. L.: 1991. Ser. 2. Vol. 2. P. 40-49.
6. Kolesov V.V. Philosophy of the Russian word. SPb.: Yuna, 2002. 444 p.
7. NikitinM.V. The Course of linguistic semantics. SPb.: Publishing house RGPU im. A. I. Herzen, 2007. 819 p.
8. Pimenovа M.Vas. Lexical-semantic syncretism as a manifestation of the formal-substantive language asymmetry // Questions of linguistics. Moscow: 2011. No. 3. C. 19-48.
9. Trubachev O.N. Reconstruction of words and their meanings // Questions of linguistics. M.: 1980. No. 3. C. 3-15.
10. Yakushevich I.V. Cognitive-semiological modeling of the character "door" // Scientific notes of Orel state University. No. 4 (60). 2014. C. 206-210.
