Научная статья на тему 'Чудо в древнерусских воинских повестях XIV-XV веков'

Чудо в древнерусских воинских повестях XIV-XV веков Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
277
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ВОИНСКАЯ ПОВЕСТЬ / ЧУДО / НЕБЕСНОЕ ЗАСТУПНИЧЕСТВО / ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК / ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАМЯТНИК / MILITARY NOVEL / MIRACLE / HEAVENLY INTERCESSION / HISTORIC SOURCE / LITERARY MONUMENT

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Александров Сергей Сергеевич

В статье выявляются художественно-смысловое значение и функции чуда в двух древнерусских воинских повестях: «Летописной повести» о Куликовской битве и «Повести о стоянии на реке Угре».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Александров Сергей Сергеевич

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

A Miracle in the Old Russian Military Novels of the XIV-XVth Centuries

The article reveals the artistic meaning and functions of the miracle in two Old Russian military novels: Chronicle Novel on the Kulikovo field and Novel on the Stand on the Ugra River.

Текст научной работы на тему «Чудо в древнерусских воинских повестях XIV-XV веков»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

УДК 821.161.1'01-31.09

ЧУДО В ДРЕВНЕРУССКИХ ВОИНСКИХ ПОВЕСТЯХ XIV-XV ВЕКОВ

С. С. Александров

Александров Сергей Сергеевич, аспирант кафедры русской и зарубежной литературы, Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского, sereza-1988@mail.ru

В статье выявляются художественно-смысловое значение и функции чуда в двух древнерусских воинских повестях: «Летописной повести» о Куликовской битве и «Повести о стоянии на реке Угре».

Ключевые слова: воинская повесть, чудо, небесное заступничество, исторический источник, литературный памятник.

A Miracle in the Old Russian Military Novels of the XIV-XVth Centuries S. S. Aleksandrov

Sergey S. Aleksandrov, ORCID 0000-0001-7766-5447, Saratov State University, 83, Astrakhanskaya Str., Saratov, 410012, Russia, sereza-1988@mail.ru

The article reveals the artistic meaning and functions of the miracle in two Old Russian military

novels: Chronicle Novel on the Kulikovo field and Novel on the Stand on the Ugra River.

Key words: military novel, miracle, heavenly intercession, historic source, literary monument.

DOI: 10.18500/1817-7115-2018-18-1 -35-39

Исследователь древнерусских текстов непременно должен принимать во внимание одну особенность объекта его изучения, а именно средневековый историзм. Разнообразные повествования о деяниях князей, об основании монастырей и другие могут изучаться и как исторические, и как литературные памятники. Так, например, Я. С. Лурье писал: «В нашем восприятии событий прошлого всегда своеобразно переплетаются литература и история. Историк узнаёт о прошлом из источников, но источники эти - литературные памятники, проникнутые определённой тенденцией, написанные в той или иной художественной манере. С другой стороны, факт, вошедший в исследования и исторические курсы, постоянно используется как материал писателями нового времени, воплощается (и своеобразно деформируется) в исторических романах, драмах, поэмах»1. Произведения, относящиеся к циклу о монголо-татарском нашествии, безусловно, не исключение из этого правила. Поэтому сразу отметим, что нас будут интересовать, прежде всего, литературные особенности двух повестей: «Летописной повести» о Куликовской битве и «Повести о стоянии на Угре».

Я. С. Лурье и Д. С. Лихачёв предприняли попытки соотнести эти произведения. Основания для такого соотнесения следующие:

- и тот и другой рассказы - это свидетельства современников описываемых событий. Я. С. Лурье отмечает то обстоятельство, что «хотя Куликовская битва куда более известна, чем "Угорщина'', свидетельств современников об " Угорском стоянии'' сохранилось гораздо больше»2. По мнению учёного, «только один рассказ "О великом побоище иже на Дону'' может рассматриваться как более современный Куликовской битве - это рассказ Троицкой летописи (дошедший в

© Александров С. С., 2018

составе Симеоновской летописи и Рогожского летописца); остальные летописные и внелето-писные рассказы более позднего происхождения. Совершенно иначе обстоит дело с источниками о "стоянии на Угре"»3. Это вполне закономерно, так как конец XV века - время расцвета русского летописания, и «о последнем бесславном походе хана повествует независимо друг от друга ряд современных летописцев»4;

- поход хана Ахмата был предпринят в 1480 г. - ровно через сто лет после Куликовской битвы; юбилеи обоих событий отмечаются одновременно5;

- Куликовская битва - одно из самых значительных событий в истории Древней Руси, тогда как «падение трёхсотлетнего ордынского ига на Руси совершилось без генерального сражения - простым "стоянием на Угре" в 1480 году двух войск - московского и ордынского, в результате которого войско хана Ахмата отказалось от попытки перейти небольшую мелководную реку Угру и повернуло назад»6.

По образному выражению И. П. Ерёмина, «перед нами особый мир, дверь в который заперта, а ключ потерян»7. Одним из таких «ключей», как мы полагаем, может стать рассмотрение разнообразных чудес в воинских повестях, тем более что собственно тексты древнерусских воинских повестей дают такую возможность: сами составители названных произведений интерпретируют некоторые события как чудо, однако художественно-смысловая их значимость изучена, по нашему мнению, недостаточно.

Согласно словарным определениям:

- «Чудо - событие, не вытекающее из законов природы или естественных человеческих сил, а обусловленное сверхъестественными способностями людей или более могущественных существ»8;

- «Чудо - удивление»9.

О произведениях, посвящённых событиям Куликовской битвы, накоплена обширная научная литература, причём внимание исследователей может быть сосредоточено как на всех трёх памятниках: «Летописной повести», «Задонщи-не» и «Сказании о Мамаевом побоище» («Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича» следует всё же, по мнению большинства специалистов, рассматривать в ряду житий), так и на каждом из них в отдельности. Исследователи касаются самых разных аспектов поэтики этих повествований: от способов изображения героев (А. Н. Робинсон) до ретроспективной и исторической аналогий (В. В. Кусков). Следует отметить и разыскания текстологической направленности. По словам М. Н. Тихомирова, «первоначальные краткие рассказы о кровопролитном сражении с татарами обросли поэтическими вымыслами и литературными украшениями, и за их цветистой внешностью не всегда легко увидеть истину, даже представить себе с полной

ясностью настоящий ход событий, связанных с битвой 1380 г.»10. Отметим, что исследователей больше привлекают « Задонщина» и « Сказание о Мамаевой побоище» (хотя, как представляется, «Летописная повесть» не уступает им в художественной выразительности, просто выполняет другую задачу).

Как установила М. А. Салмина, в основе «Летописной повести» о Куликовской битве лежит рассказ Троицкой летописи под 1408 г., который до нас не дошёл. Сначала возникла краткая повесть, затем пространная. В целом же пространная повесть - самостоятельный рассказ, в котором гораздо подробнее освещаются события, предшествующие Куликовской битве, чем само сражение. Пространная повесть отличается от краткой публицистичностью и литературными особенностями. По мнению исследовательницы, это произведение не могло появиться ранее 1437 г.11. Особого внимания заслуживает работа В. А. Грихина «Отражение событий Куликовской битвы в ''Летописной повести о побоище на Дону"», автор которой выявляет сюжетно-композиционные элементы рассматриваемого памятника:

- погодная запись, констатирующая сложную политическую ситуацию, которая сложилась к осени 1380 г. (экспозиция);

- замыслы Мамая (желание вступить в бой мотивируется поражением в битве на реке Вожже за два года до Куликовской битвы);

- засылание Мамаем послов в Литву;

- переход русских войск через Дон;

- описание битвы12.

В. А. Грихин верно обозначает художественную задачу, стоящую перед составителем повести, а именно: изложить события и высказать своё отношение к ним: «У нас нет оснований отказывать автору "Летописной повести'' в чёткости и последовательности изложения материала. Он акцентирует внимание на тех событиях, которые, с его точки зрения, являются наиболее существенными, позволяющими высказать субъективное отношение, проникнутое героико-патриотическим и публицистическим пафосом»13. Основным средством для достижения цели, по наблюдению учёного, является противопоставление «окаянного Мамая» и христолюбивого князя Дмитрия Ивановича. Но более яростное негодование вызывает у автора рязанский князь Олег - «Иуда-предатель», «ду-шегубивый изменник».

Сюжетоообразующим звеном повествования служит, на наш взгляд, последовательно выдерживаемое противопоставление: нападающие - грешники, обороняющиеся - праведники, -которое обнаруживается как в авторских словах («<...> хотя человеколюбивый богъ спасти и сво-бодити род христианский молитвами пречистыа его матере от порабощения измалтянскыа, от поганаго Мамая и от сонма нечестиваго Ягайла,

и <.. .> велеречиваго и худаго Олега Рязанскаго, не снабдевшаго веры христианской»)14, так и в речах персонажей, предводителей двух войск. Речь Мамая: «Пойдемь на рускаго князя и на всю землю Рускую, яко же при Батыи было. Христианство потеряем, а церкви божиа попалим, и кровь христианскую прольемь, а законы их погубимь» (112). Речь Дмитрия Ивановича: «Пойдём противу окаяннаго и безбжнаго <...> Мамая за правоверную веру христианскую, за святыа церкви, и за вся младенца и старца, и за вся христианы, сущаа и несущая». Центральное событие произведения - битва - воссоздано с помощью специальных воинских формул: «И бысть сеча зла и велика, и брань крепка, и трусъ велик зело; яко от начало миру сеча не была такова» (122). Летописец подчёркивает превосходящие силы врага: ведь на него (Дмитрия Ивановича) поднялись три земли, три рати: первая - татарская, вторая - литовская, третья - рязанская.

Чудо последовательно проявляется в нескольких формах:

- благословление князя епископом Герасимом: «Благослови мя, отче, поити противу <.> Мамая и нечестиваго Ягайла и отступника нашего Олега, отступившаго от света в тьму» (116, 118);

- благословление и грамота Преподобного игумена Сергия: «битися с татары» (118);

- метафорическое противопоставление света и тьмы, предопределяющее исход битвы ещё до её описания: «И повеле Господь тме отступити, а свету пришествие дарова» (120);

- молитва князя: «Помози ми, Боже мой, спаси мя ради милости твоеа, вижь - врагы моа яко умножишася враги на мя. Господи, что ся умно-жишия стужающиеи мне? Мнози въсташя на мя, мнози, борющиеся со мною, мнози гонящиеи мя, стужающиеи ми, вси языци обыдоша мя; именем Господним я противяхся имъ» (122). Обратим внимание, что князь противопоставляет врагу не воинскую доблесть, а имя Господне;

- помощь «небесных воинов»: «Аггели помогают христианомъ и святых мученикъ полкъ и воина Георгиа, и славнаго Дмитриа, и великых князей тезоименитых - Бориса и Глеба. В них же бе воевода съврьшеннаго плъка небесных вой - ар-хистратигъ Михаил». Двое видели «треслънечный плъкъ и пламенныа их стрелы, яже идут на них; безбожнии же татарове от страха божиа и от оружия христианскаго падаху» (124). Мамай, признав силу и величие христианского Бога, призывает своих воинов бежать дорогами непроторёнными. Невидимой рукой Бог устрашил полки татарские, и они побежали. Русские воины секли врага без милости;

- чудесное спасение князя: «Всь доспехъ его битъ язъвенъ, но на телеси его не бяше раны никоеа же; а бился с татары лицом в лице, став напреди в первомъ суйме» (126). Здесь читатель сталкивается с чудом-удивлением.

Особую значимость приобретает действенная молитва, подкреплённая благословлениями священнослужителей. В самый напряжённый момент схватки на помощь русским ратникам приходят небесные воины: Ангелы и Святые. На образном уровне важнейшим звеном являются антитезы: грешники (враги), праведники (защитники), света и тьмы. Тьма уступает свету, а значит, русские побеждают татар. Слово «чудо» встречается в тексте лишь раз: «. ты еси богъ творяй чюдеса единъ» (116). Этот возглас великого князя - проявление христианско-ре-лигиозного пониманиия природы чуда как непостижимости Божественного волеизъявления. Примечателен и финальный эпизод спасения князя, усложняющий структуру повествования, придающий летописному рассказу занимательность.

Рассмотрим проявления чудесного в «Повести о стоянии на Угре». Это произведение оказалось в центре внимания историков, которых интересовала его историческая основа (В. Д. Назаров), фигура московского князя Ивана III (А. Е. Пресняков, Я. С. Лурье). Я. С. Лурье указал и на неоспоримые литературные достоинства памятника: «Древнерусские книжники, писавшие о событиях 1480 года, конечно, пользовались при этом образами и стилистическими приёмами, свойственными литературе их времени, но сообщали они о реальных и очень важных событиях, смысл которых необходимо понять и историкам, и литературоведам»15. Ученый не обошёл вниманием «ссылки на чудо», мотивировав их политической позицией летописца: «Что касается ссылок на чудо при объяснении исторических событий, то они, конечно, довольно обычны в древнерусских литературных памятниках, но включать рассказ, задевающий самого великого князя, только для того, чтобы ввести тему чуда, официальные летописцы едва ли стали бы <...>. Великокняжеские летописцы упомянули о колебаниях в 1480 г., вероятнее всего по той простой причине, что о них прекрасно знали современники: следовало поэтому не скрывать эти факты, а объяснить их, возложив ответственность на "злых человек", советников, уже попавших к тому времени в опалу»16. Однако эти «ссылки» значимы и в художественном отношении. Необходимо учесть несколько важных историко-географических подробностей. «Повесть о стоянии на Угре» была создана предположительно в 80-е гг. XV в. К этому времени относится её действие. Произведение тематически связано с повестями Куликовского цикла. В основе лежит реальное историческое событие: царь Ахмат действительно воссоединялся с польским королем Казимиром для того, чтобы воевать с Русью. В повести изменено только имя героя. Это был хан Ахмед.

Угра - северный приток Оки, впадающий в нее в районе Калуги, западнее Серпухова и

Турусы. То, что царь Ахмат, не сумев перебраться через Оку, пошел по Литовским землям, подтверждает ряд источников (ростовская повесть об Угре, Московский свод и Лихачевский летописец)17.

Фабула повести такова. Пришла весть к великому князю, что царь Ахмат идёт с ордой, да ещё в союзе с польским королём Казимиром (король и направил его против Руси, желая сокрушить христианство). Князь же великий находился в Коломне, а сына своего Ивана поставил у Серпухова, а князя Андрея Васильевича Меньшого в Тарусе, а прочих князей и воевод - в иных местах, а других - по берегу. Ахмат прознал, что великий князь стоит у Оки и пошёл к Московской земле, желая взять в союзники короля и его войско. Бывалые проводники указали ему путь к реке Угре. А князь поехал из Коломны в Москву к церквам Спаса Пречистой Богородицы и к Святым Чудотворцам с просьбой о помощи христианам, намереваясь обсудить, как защищаться от врага, с митрополитом Геронтием и с матерью, великой княгиней Марфой, и с дядей Михаилом Андреевичем, и с духовным отцом архиепископом ростовским Вассианом, и с боярами (были тогда они в осаде в Москве). И молили его «великим молением», чтобы крепко бился он за христианство против басурман (экспозиция). Князь великий внял их мольбе, получил благо-словление и направился к Угре и, переправившись через реку, стал у Кременца с небольшим числом людей - остальных же отпустил на Угру. Ахмат ожидал, что король придёт к нему на помощь, но тот был занят в междоусобной распре и помочь не сумел. А подошёл со своим войском к Угре, надеясь перейти реку.

В этом произведении можно усмотреть два «чудесных» эпизода в описании боя, который так и не состоялся:

- «И придоша татарове, начаша стреляти, и наши на них, инии же придоша противу князя Андрея, а инии противу великого князя мнози, а овии противу воевод вструг приступиша. Наши стрелами и пищалми многих побиша, а их стрелы межу наших падаху и никого же уязвляху. И отбиша их от брегу. И по многи дни приступаху бьющееся и не возмогоша, ждуще, егда река станет»18. Это обстоятельство представлено в произведении как помощь свыше русским воинам;

- «Тогда же бысть Преславное Чюдо Пречи-стыя Богородица: егда отступиша от брегу наши, татарове страхом обдержими побегоша, мняще, яко берег даяху им Русь и хотят с ними битися. И наши, мнящее татар за ними реку пришедших, за ними женут придоша на в Кременецъ <.> едини от других побеже и никто же женяше»19 .

То есть Небесная Заступница не только отводит от русских воинов вражеские стрелы, но и помогает избежать кровопролития. Можно сказать, что небесное заступничество имеет значение кульминации в повести. Заверша-

ется произведение риторическим воззванием летописца сохранить независимость Руси от иноземного ига.

Таким образом, чудо обнаруживается на сюжетно-композиционном, образном и стилевом уровнях произведений. Особо отметим эпизоды, где действуют небесные заступники (Богородица, святые Борис и Глеб и др.), решая исход сражения в обеих повестях. Важно отметить и силу чуда, заключённого в слове (молитва князя, благословление священнослужителей, помещённые, как правило, в экспозиции). Чудесное может быть введено в текст как прямо («Бысть Преславное чудо»), так и иносказательно («И повеле Господь тме отсту-пити а свету пришествие дарова»). Во втором случае метафорическое противопоставление, заявленное до описания самой битвы и сообщения об её исходе, может подсказать читателю, чем закончится сражение. На сюжетном уровне ярче всего чудо проявляет себя в кульминационном моменте действия. С его помощью русские воины одолевают врага или же обе рати избегают военного столкновения.

Примечания

1 Лурье Я. Конец золотоордынского ига («Угорщина») в истории и литературе // Рус. лит. 1982. № 2. С. 52.

2 Там же.

3 Там же.

4 Там же.

5 Там же.

6 Лихачёв Д. Литература эпохи исторических размышлений // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века / вступ. ст. Д. С. Лихачева, сост. и общ. ред. Л. Д. Дмитриева, Д. С. Лихачева. М., 1982. С. 6.

7 Ерёмин И. Лекции и статьи по древней русской литературе. Л., 1987. С. 7.

8 Алексеев С. Чудо // Энциклопедический словарь : в 86 т. / под ред. И. Е. Андреевского. Репринт воспр. изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Эфрон, 1890 г. Т. 77. М., 1993. С. 12-13.

9 Срезневский И. Материалы для словаря древнерусского языка : в 3 т. СПб., 1903. Т. 3. Стб. 1547.

10 Тихомиров М. Куликовская битва 1380 года // Повести о Куликовской битве / отв. ред. М. Н. Тихомиров. М., 1959. С. 335. (Литературные памятники).

11 См.: Салмина М. Ещё раз о датировке «Летописной повести» о Куликовской битве // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 32. Л., 1977. С. 3-39.

12 См.: ГрихинВ. Отражение событий Куликовской битвы в «Летописной повести о побоище на Дону» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1980. № 5. С. 9.

13 Там же.

14 Памятники литературы Древней Руси. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 112. Цит. по списку Новгородской Карамзинской летописи XVI в. (ГПБ, ИУ 603). Ис-

правления внесены по Голицынскому списку первой редакции Новгородской четвёртой летописи (ГПБ, Q.XVП, 62). Далее цитируется это издание с указанием страниц в скобках.

15 Лурье Я. Конец золотоордынского ига («Угорщина») в истории и литературе. С. 64.

16 Там же.

17 Лурье. Я. Комментарий // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. С. 667.

18 Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. С. 516. В собрании «Библиотека литературы Древней Руси» печатается тот же текст Типографской Академической летописи по списку XVII в. - БАН, 32. 8. 3. Л. 493-496 об., с исправлениями по рукописи Типографской Синодальной XVI в. - ГИМ, Синодальное собр., № 789 с комментариями Я. С. Лурье.

19 Там же.

Образец для цитирования:

Александров С. С. Чудо в древнерусских воинских повестях XIV-XV веков // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. 2018. Т. 18, вып. 1. С. 35-39. DOI: 10.18500/1817-7115-2018-18-1-35-39.

Cite this article as:

Aleksandrov S. S. A Miracle in the Old Russian Military Novels of the XIV-XV411 Centuries. Izv. Saratov Univ. (N. S.), Ser. Philology. Journalism, 2018, vol. 18, iss. 1, рр. 35-39 (in Russian). DOI: 10.18500/1817-7115-2018-18-1-35-39.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.