CC BY
131
ББК 87.6
ПРОБЛЕМА ПОДЛИННОСТИ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ФИЛОСОФСКОЙ ОНТОЛОГИИ О.В. Пастушкова
Статья представляет собой попытку осмыслить проблему подлинности через призму философской онтологии. Подлинность понимается как особое отношение человека к бытию, как открытость, свобода и незавершенность. Рассматриваются учения М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, М. Мамардашвили, Ж. Бодрийара, поднимаются важные вопросы о самообмане, о путях возвращения к подлинному бытию, о роли переживания в обретении себя, о симуляции и симу-лякрах современной культуры
Ключевые слова: подлинность, бытие-в-мире, человек, тревога, зов бытия, самообман, симулякр
Рассуждения о специфически человеческом в человеке, принципиально отличающем нас от всего животного, дикого, варварского, а также о способах культивирования этого человеческого в отдельной личности и обществе в целом, так или иначе выводят нас к необходимости осмысления проблемы подлинности. Что есть подлинность? Как она проявляется? В чем ее значение для самоосознания себя как личности? В чем причина массового ухода, бегства от подлинности и аутентичности в современном обществе? Какие сферы, стороны жизни уже затронула распространяющаяся неподлинность? Попытаемся более пристально вглядеться в эту проблему, поскольку она затрагивает фундаментальные основания нашей жизнедеятельности и жизнетвор-чества.
Итак, в современном мире перед человечеством все острее и острее встают вопросы о подлинности: о подлинном смысле жизни, назначении человека, о подлинности мотивов поведения, о подлинной свободе, о подлинных ценностях, о подлинности экономического уклада, социальных отношений, политической, духовной жизни. В среде интеллектуалов, мыслителей, философов, писателей, ученых России, Запада и др. стран появляются критические и даже апокалиптические оценки пути развития человечества по модели западноевропейского общества с ее системой ценностных ориентиров (М. Хайдеггер, Э. Фромм, Г. Маркузе, Т. Адорно, Ж. Бод-рийар, М. Хоркхаймер, В.А. Кутырев, С. Г. Кара-Мурза, А.Г. Дугин и пр.). Многие из этих и других авторов обращают внимание на ситуацию бегства от сложности бытия в сторону его упрощения, а в некоторых случаях и подмены бытия чем-то искусственным. Так, например Г. Маркузе детально описывает типаж «одномерного человека», рожденного ложными ценностями массовой культуры и потребительского общества. Эти ценности во многом навязываются маркетинговыми предложениями, раскрученными брендами, рекламой, а в последнее время формируются за счет информационных вбросов. Как отмечает М. Фуко, все мы находимся в сетях нового типа власти - бессубъектной, распыленной власти дискурса, которая особым образом воздействует на личность, сознание, поведение, взаи-
Пастушкова Ольга Вячеславовна - ВГТУ, канд. филос. наук, доцент, тел. 8 (473) 223-54-80
моотношения с другими. Если французский постструктуралист занимается изучением трансформаций и мутаций представлений о безумии, сексуальности, истине, т.е. фактически, он занимается археологией знания, избегая критических оценок современной ему культуры и общества, то Т. Адорно, напротив, критикует всю конструкцию западного проекта Просвещения, обращает особое внимание на рецессивные социально-антропологические изменения, например, отмирание рефлексии, замену ее стереотипными реакциями и мысленными клише и т. п., связывая эти явления с развитием массовой «индустрии культуры», со стандартизацией отношений в монополистическом «управляемом обществе». М. Хоркхаймер вместе с критикой западноевропейских ценностей критикует саму основу современного мышления - инструментальный, субъективный, формализованный разум, выхолащивающий любые смыслы и подчиняющий все пользе, достижению успеха. Как пишет данный автор, «чем больше выхолащивается понятие разума, тем легче оно становится добычей идеологических манипуляций и пропаганды даже самой явной лжи» [1, с. 31]. В.А. Ку-тырев также бьет тревогу, говоря о трансформации человека в «актор», а в наши дни - «человеческий фактор», о вытеснении культуры техносферой и «тектурой», о замещении системы образования и воспитания образовательными технологиями, о подмене бытия симулякрами [2]. Все эти тревожные идеи и мысли, безусловно, небезосновательны и вызваны серьезными тектоническими сдвигами в сфере ценностей, мировоззренческих взглядов и жизненных ориентаций. Однако ответы на эти фундаментальные вопросы нашей цивилизации требуют столь же фундаментального подхода в исследовании причин и следствий изменения самого человека, а точнее - подлинности его существования.
Итак, чтобы правильно подступиться к проблеме подлинности, в первую очередь нужно вывести ее из сферы этики (понимания подлинности как соответствия этическим ценностям, образцам поведения), а также гносеологии (как соответствия объективной истине) в сферу онтологии. Как пишет М. Хайдеггер, «рубрики «подлинности» и «неподлин-ности» знаменуют не нравственно-
экзистенциальное, не «антропологическое» различие, а впервые только еще подлежащее осмыслению, ибо от философии прежде таившееся, «экста-
тическое» отношение человеческого существа к истине бытия» [3, с. 281]. Подлинность, таким образом, определяется особым отношением и взаимодействием человека с бытием. Человек уникален и отличается от всего сущего (живой и неживой природы, техники, искусственного интеллекта, компьютера, робота) своей принципиальной экстатично-стью, открытостью, незавершенностью существования. Выражаясь словами Ф.М. Достоевского, человек - это загадка, тайна, а не какая-то строго определенная формула. Но эту незавершенность человеку придают не какие-то функции, способности (например, хорошая память, интеллект), а сам мир, в который он погружается, черпая там новые смыслы, идеи, переживания. Именно поэтому, на наш взгляд, тщетны все надежды ученых создать искусственный интеллект, идентичный человеческому, поскольку невозможно искусственным образом воссоздать наисложнейшие и пребывающие в потоке существования отношения человека с миром.
Итак, выведя рассматриваемую проблему из-под юрисдикции права, морали, этики, политики, мы выходим на более глубинный уровень ее осмысления - онтологический уровень. Преимущество онтологического подхода - в высвобождении подлинности из-под влияния традиционной для классики бинарной оппозиции подлинное/неподлинное. Человек, как полагают экзистенциальные философы, вброшен в мир и, по сути, в этом мире он как Базет, как нечто, сращенное с бытием онтологической пуповиной, дрейфует от одного полюса бытия к другому: от онтологического уровня, где он предельно открыт и внимает истинам бытия, к онтическому уровню, где он подвержен падению, т. е. превращению себя в опредмеченное сущее, т.е. нечто замкнутое, анонимное, названное Хайдеггером словом Базтап - «Они», «люди», т.е. состояние себя «как все». Как пишет немецкий философ, «бытие-в-мире само по себе соблазнительно» [4, с. 177]. А это значит, что неподлинность и падение являются оборотной стороной подлинности. Как отмечает одна из последовательниц М. Хайдеггера Э. Ван Доренц, «люди онтологически обречены переживать не-подлинность, постольку, поскольку она несет в своей сущностной структуре озабоченность» [5, с. 26]. Но является ли тогда неподлинность, сама ее возможность неким приговором человеку?
Хайдеггер полагает, что человеку присущ такой экзистенциал, как тревога, которая является ключом к нашей подлинности. Именно она является тем онтологическим маячком, сигналом, идущим из самих глубин бытия, удостоверяющим человека, что он провалился в состояние неподлинности, состояние «Они», замкнулся в вещной повседневности. Как пишет Э. Ван Доренц, «в тревоге структура «Их» мира исчезает, и мы остаемся лицом к лицу с тем, что мы есть. В тревоге становится ясно, чем мы свободны стать» [5, с. 24]. Но тревога еще только свидетельствует о наших возможностях, но не является прямым указанием к нужному полюсу подлинности. Своеобразным магнитом, притягивающим встревоженного своей принципиальной незамкнуто-
стью человека, является так называемый «зов совести». Последний как структура Базет является неким противовесом выхождению человека вовне, к миру с другими, где есть соблазн неподлинности: толков, любопытства, двусмысленности, падения. «Зов совести» в своем молчании, как компас, указывает дрейфующему путнику путь к себе, своей самости, к своим бытийным истокам. «Зовут из дали в даль. Зовом задет, кого хотят возвратить назад» [4, с. 271]. В этом смысле неподлинность преодолима. Но путь к ней лежит через отказ от неподлинности и осознание своего падения. Причем, как полагают экзистенциальные философы, это осознание не сводится к рационализации вытесненного содержания, как в психоанализе, или просветительской деятельности, предлагаемой французскими философами XVIII века и их продолжателями - неомодернистами и неогуманистами XX века. Осознание, сводимое лишь к деятельности разума, неэффективно в деле пробуждения человека от неподлинности, поскольку не затрагивает самый важный онтологический уровень бытия человека. Именно поэтому М. Хайдеггер и другие экзистенциалисты впервые стали оперировать не логикой как инструментом воздействия на человека, а стали обращаться к переживаниям: переживанию себя, мира, взаимоотношений с миром, Другого. Переживание - это сильное средство для пробуждения человека от своего падения в непод-линность. М. Пруст, написавший цикл романов «В поисках утраченного времени», высказал очень важную мысль: все, что мы не пережили, т. е. не прожили, не интереоризировали, фактически, является утраченным временем. А жизнь он определяет как «усилие во времени». М.К. Мардашвили развил эту идею в своем философском творчестве: существование человека может иметь два регистра, два модуса: живое и мертвое, бодрствование и сон. «Что такое мертвое в отличие от живого? Живое - это способность быть иным (в отличие от того, что ты ожидаешь, хочешь или требуешь)» [6, с. 128]. Жизнь он рассматривает как непрестанное развитие через экзистенциальное усилие - акт переживания своей сопричастности с бытием. Если в режиме мертвого человек пропускает весь опыт мимо себя, позволяя ему навсегда уйти в небытие, то в режиме живого, переживая все сущее, человек сохраняет все прошлое в настоящем: память о детстве, о родине, о родителях, первую любовь, взлеты и падения, вспышки творческих открытий, прозрений и пр. И это прошлое продолжает жить и стимулировать нас к развитию. Однако сегодня мы наблюдаем тотальную утрату времени: человек не только перешел на режим фаст фуда в потреблении пищи, но и заменил свое духовное и культурное развитие продуктами массовой одноразовой культуры. Нередко мы ловим себя на мысли после просмотра очередного блокбастера в кинотеатре: о чем был этот фильм? Если элитарная культура или культура классическая транслирует определенные смыслы, направленные на трансцендирование нашего Я, выход из состояния повседневности и фактичности в иные состояния сознания, к целостности и полноте бытия, свя-
зывая настоящее, прошлое и будущее в нечто единое и зависящее друг от друга, то современная трансформированная культура обращена к фиксации на нашей плоти, сексе, всему соматическому, низшему, первобытному. Таким образом, весь путь человечества как путь истории, перехода от низших стадий существования к высшим, как путь транс-цендирования и реализации свободы сегодня сворачивается, скукоживается, как шагрениева кожа. Человек нового типа на кон поставил не человеческое содержание, не стремление к подлинности, а возврат к дикому и животному состоянию.
Проблема подлинности и неподлинности рассматривалась многими экзистенциальными философами. В том числе и Ж.-П. Сартром, который так же, как и М. Хайдеггер, вывел ее из плоскости этики в плоскость онтологии. В контексте французского философа - в область феноменологической онтологии. Полагая, что сознание - единый процесс рефлексивных и дорефлексивных актов, Ж.-П. Сартр поставил вопрос о феномене самообмана, о его основаниях и причинах. И эти основания он увидел в специфическом для человека бытии - существовании как возможности быть не тем, что ты есть, в переходе от фактичности к трансценденции и наоборот. Как пишет Ж.-П. Сартр, «условие возможности самообмана в том, что человеческая реальность в своем непосредственном бытии, во внутренней структуре дорефлексивного cogito есть то, чем она не является, и не есть то, чем она является» [7, с. 101]. Эта идея приводит его к выводу о том, что цели искренности и самообмана как двух проектов человеческого сознания ничем не отличаются: если искренность онтологически проектирует человека как бытие данного, фактичного (бытие-в-себе), то самообман принуждает человека во что бы то ни стало не быть тем, чем он является. Таким образом, если искренность зациклена на фактичности, то самообман - на мнимой возможности. Парадокс сходства двух проектов быть - быть подлинным и неподлинным - кроется в специфическом существовании человеческого Я, которое, постоянно проектируя себя (трансцендируя), каждый раз ничтожит свою сущность, фактичность. Поэтому выбор искренности так же опасен, как и выбор самообмана: в обоих случаях человек выбирает несобственный проект себя - отказ от свободы.
Сартр, объясняя, как устроен онтологический каркас самообмана, пытается осмыслить и его причину, основание, на котором он зиждется. «Истинная проблема самообмана проистекает, очевидно, из того, что он оказывается верой» [7, с. 101]. Попадают в капкан самообмана несознательно: «Нужно хорошо понять, что речь идет не об обдуманном и свободном решении, но о спонтанном определении нашего бытия. Начинают самообман, как засыпают, пребывают в самообмане, как во сне» [7, с. 102]. Выше, описывая хайдеггеровское понимание перехода от подлинности к неподлинности, мы применили метафору дрейфования от одного полюса к другому, которое и составляет суть бытия-в-мире. Эту метафору можно применить и в случае сартров-
ского осмысления самообмана: человек в потоке своего существования дрейфует от состояния бодрствования к состоянию сна и в момент засыпания попадает в сети самообмана. Самообман же - это еще один проект быть: быть не тем, чем являешься и одновременно отрицать, ничтожить все возможные проекты быть: «Самообман стремится бежать от состояния в-себе к глубокому распаду моего бытия. Но самый этот распад он отрицает, как отрицает в отношении себя, что является самообманом» [7, с. 104]. Таким образом, Сартр вскрывает самую суть онтологического противоречия человеческого существования, мешающего развитию личности и общества.
Проблема подлинности имеет и другой срез рассмотрения. С XX века, а точнее с развитием Интернета, техники, цифровых технологий произошло онтологическое удвоение реальности: появилась параллельная реальности виртуальность, которая предложила замену подлинности симулякрами. Си-мулякры - подмена подлинности неподлинностью, жизнью «как бы». Симулякр - копия без оригинала, след следа, и если пытаться идти по этим следам, как по гиперссылкам Интернета, то можешь не прийти к первоисточнику. Это «...псевдовещь, замещающая “агонизирующую реальность” постреальностью посредством симуляции, выдающей отсутствие за присутствие, стирающей различия между реальным и воображаемым» [8, с. 60]. Неподлин-ность становится ярче и притягательнее, как притягательны огни неона в ночном мегаполисе. Человек не только живет среди симулякров, потребляя кофе без кофеина, пиво без алкоголя, секс по Интернету и пр., все глубже и глубже уходя в виртуальную реальность, но и сам становится симулякром, аватаром, персонажем. Человек теряет свою идентичность, ввергается в пучину игры и существования на поверхности. Ж. Бодрийар в работе «Символический обмен и смерть» описал три этапа трансформации симулякров. На первом этапе, с эпохи Возрождения начинается обособление знаков от своих референтов (означаемого от означающего). Симулякр здесь представляется как подделка, имитация, но еще не является доминирующим по своей ценности. На втором этапе - этапе промышленного производства - происходит появление промышленных, серийных симулякров, неотличимых от оригинала. Их особенность в том, что невозможно понять, где копия, а где оригинал, т. е. фактически, копия и оригинал уравниваются по своей значимости. На третьем этапе симулякры уже не пассивно копируют оригинал, а сами являются порождающими моделями для новых вещей и отношений. «Именно принцип симуляции правит нами сегодня вместо прежнего принципа реальности. Целевые установки исчезли, теперь нас порождают модели. Больше нет идеологии, остались одни симулякры» [9, с. 44]. Это значит, что симулякр стал представлять из себя нечто самоценное. Примеров симулякров - бесчисленное множество: это и информационные вбросы в Интернет с последующим массовым распространением через ретвиты, перепосты, это и весь рынок финансов с
его деривативами, акциями, облигациями, необеспеченными реальными активами, это и сама мировая валюта, оказывающаяся дороже золота, но, фактически, появляющаяся в результате работы печатного станка, это и гламур как явление, пища, одежда, предметы обихода, сделанные из синтетических материалов и сырья (нефти, генно-модифицированных продуктов) и многое, многое другое.
Ситуация сползания к неподлинности, морального и экзистенциального падения, пронизывающего все сферы общества, индивидуальное и массовое сознание, глобальные и локальные культуры и цивилизации не только тревожна, но и губительна, поскольку заменяет человеческую самость и подлинность чем-то иным без надежды вновь обрести себя. Человек уже не может быть «пастухом бытия», потому что «пастушество», т. е. оригинальный, аутентичный способ бытия, подменен, симулирован гиперреальностью, которая ярче, красивее, проще, беспроблемнее, чем реальный мир. Современный обезличенный индивид предпочитает существовать в Матрице, т. е. жить по шаблонам и готовым клише, а не самостоятельно участвовать в сотворении мира. И в этом, как нам видится, и заключена так называемая «смерть человека», невосполнимая утрата собственно человеческого в человеке - способности трансцендировать, осуществлять акты своей свободы. Как ко всему этому относиться, особенно
философу? Разумеется, по-философски! В.А. Куты-рев называет моду на постмодернизм как культурное и философское направление самоедством, само-расчленением, «исповедованием философии самоотрицания, оправданием ее тем, что это современно и актуально» [10, с. 78]. А поскольку любая мода проходит, стоит надеяться, что и идеи постмодернизма перестанут быть доминирующими и соблаз-
нительными для человека новой культуры, нового, информационного типа общества. Можно надеяться, что постмодернизм и современная нам эпоха - это период забвения бытия, но не тотальный с ним разрыв. Зов бытия позовет, и человек выйдет из состояния падения и поверхностности к своим истокам - к подлинности как открытости и сопричастности бытию. И ответ на гамлетовский вопрос: «Быть или не быть» один: только быть. Быть подлинным...
Литература
1. Хоркхаймер М. Затмение разума. К критике инструментального разума / М. Хоркхаймер. - М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2011. - 224 с.
2. Культура и технология: борьба миров. - М., Прогресс-Традиция, 2001. - 240 с.
3. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме / М. Хайдеггер // Хайдеггер М. Время и бытие. - СПб.: Наука, 2007. -С. 266-305.
4. Хайдеггер М. Бытие и время / М. Хайдеггер. -СПб.: Наука, 2002. - 451с.
5. Ван Доренц Э. Вызов подлинности по Хайдеггеру // Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия - №1/8, 2006. - С. 20-30.
6. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути) / М.К. Мамардашвили. - М.: Лё Ма^пет, 1995. - 547 с.
7. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / Ж.-П. Сартр. - М.: Республика, 2000. - 639 с.
8. Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб.: “Алетейя”, 2000. - 347с.
9. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Жан Бодрийяр. — М.: Добросвет, 2000. - 387 с.
10. Кутырев В.А. Философия постмодернизма / В.А. Кутырев. - Нижний Новгород: Изд-во Волго-Вятской академии государственной службы, 2006. - 95 с.
Воронежский государственный технический университет
PROBLEM OF AUTHENTICITY (ONTOLOGICAL ASPECT) O.V. Pastushkova
The article is an attempt to make sense of the problem of authenticity through the prism of philosophical ontology. Authenticity is understood as a special relation between man and being, such as openness, freedom, and incompleteness. The author considers the teachings of Heidegger, J.-P. Sartre, M. Mamardashvili , Jean Baudrillard, who raise important questions about 'bad faith', how to return to true being, the role of experience in the finding oneself, the simulation and simulacrum of modern culture, society and the personality
Key words: authenticity, being-in-the-world, man, anxiety, the call of being, self-deception, simulacrum
