Научная статья на тему '«Признание» как нарративный феномен'

«Признание» как нарративный феномен Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
405
73
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПРИЗНАНИЕ / НАРРАТИВ / ДРУГОЙ / СЛОВО / ШПЕТ / РИКЁР / НАРРАТИВНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ / АКТУАЛИЗАЦИЯ / ИНАКОВОСТЬ / ИДЕНТИФИКАЦИЯ / RECOGNITION / NARRATIVE / WORD / SHPET / RICOEUR / NARRATIVE IDENTITY / ACTUALIZATION / ALTERITY / IDENTIFICATION

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Щедрина И. О.

В статье анализируется роль нарратива в процессе признания себя (самоидентификации, самопризнания) как Другого. Такое признание предполагает участие другого человека. Возможность для этого создает именно нарратив. Анализируя признание как нарративный феномен, автор опирается на работы Г.Г. Шпета и П. Рикёра, поскольку нарратив предстает в их исследованиях как знаково-символически нагруженный элемент признания в культуре и социуме. В статье также проводится мысль о том, что, несмотря на различие возможных форм самоидентификации (художественное произведение, обещание, знание или память как социальный феномен), именно нарративный аспект этого акта играет ключевую роль во взаимодействии между Я и другими людьми.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

«RECOGNITION» AS A NARRATIVE PHENOMENON

The article analyzes the role of narrative in the process of recognition oneself (self-identification, self-recognition) as the Other. Such recognition involves the participation of another person. The possibility for this is created precisely by narrative. Analyzing recognition as a narrative phenomenon, the author relies on the works of G.G. Shpet and P. Ricoeur, since the narrative appears in their studies as a symbolic-symbolically loaded element of recognition in culture and society. At the same time in this article, it is noted that in their concepts of the narrative, various aspects of the phenomenon of recognizing oneself as the Other are revealed. Introducing the concept of «narrative identity», P. Ricoeur unites the aspects of narrative, temporality and the human self; while G.G. Shpet concentrates on the study of «word», by means of which a person denotes himself before himself as before the Other, i.e. calls himself and, therefore, concludes in his own narrative field of meanings and memories. The author considers that the complementarity of Shpet and Ricoeur's aspects of recognition is important here: through the word, a narrative statement, a person comes first to the phenomenon of self-identity recognition, and then to the directly recognition of himself as the Other. The article also suggests that, despite the difference in manifestations of self-identification (artwork, promise, knowledge or memory as a social phenomenon), it is the narrative aspect of recognition that plays a key role in the interaction between Oneself and Others. The author of the article emphasizes that the study of the phenomenon of recognition in a narrative context today is actual in the most diverse spheres of social practice, in particular, in scientific and cognitive activity, as well as in historical, social, moral and cultural way

Текст научной работы на тему ««Признание» как нарративный феномен»

ТЕОРИЯ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

УДК 165.24

«Признание» как нарративный феномен*

В статье анализируется роль нарратива в процессе признания себя (самоидентификации, самопризнания) как Другого. Такое признание предполагает участие другого человека. Возможность для этого создает именно нарра-тив. Анализируя признание как нарративный феномен, автор опирается на работы Г. Г. Шпета и П. Рикёра, поскольку нарратив предстает в их исследованиях как знаково-символически нагруженный элемент признания в культуре и социуме. В статье также проводится мысль о том, что, несмотря на различие возможных форм самоидентификации (художественное произведение, обещание, знание или память как социальный феномен), именно нарративный аспект этого акта играет ключевую роль во взаимодействии между Я и другими людьми.

Ключевые слова: признание, нарратив, Другой, слово, Шпет, Рикёр, нарративная идентичность, актуализация, инаковость, идентификация.

Нарратив (Комментарий 1), ориентированный в процессе самопризнания «на себя», приобретает сегодня особую значимость, поскольку затрагивает важнейшие для современного человека аспекты идентичности и самоидентификации, обсуждаемые практически во всех областях социокультурных практик и различных типах коллективной деятельности. При этом, рассматривая признание как нарративный

* Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант № 16-03-00704 а «Реконструкции как методологические приемы в контексте актуализации исторического познания: эпистемологический анализ»)

Как цитировать статью: Щедрина И. О. «Признание» как нарративный феномен // Ценности и смыслы. 2017. № 5 (51). С. 53-62.

И. О. Щедрина

Аспирант философского факультета Государственного академического университета гуманитарных наук E-mail: [email protected]

Irina O. Shchedrina Postgraduate, Department of philosophy of the State Academic University for Humanities

феномен, мы различаем: 1) конструктивное отношение к самому себе («признание себя как Другого»); 2) признание человека другими людьми. Мы попытаемся ответить на вопрос: каким образом нарратив обеспечивает синтез этих двух аспектов признания в процессе самоидентификации?

В философской традиции существуют несколько трактовок феномена признания. Исследователи, работающие с релевантной тематикой [13], указывают на рекогнитивную способность узнавания (Anerkennung И. Канта [7, с. 700, 703-707, 716], ссылаются также на узнавание образов у А. Бергсона (для которого узнавание возникает по ассоциации с конкретным восприятием, когда-то полученным в сочетании с данным образом) [1, с. 215]; ссылаются также на фихтеанское взаимодействие двух обладающих самосознанием субъектов. Однако в контексте нашей темы представляется важным гегелевское понимание признания — также Anerkennung, в котором особо выделяется социальная детерминация этого акта. «Человек необходимо признается (другими) и необходимо признает (других людей)» [3, с. 315],— пишет Гегель в «Йенской реальной философии» и затем подчеркивает в «Феноменологии духа»: «... момент признавания, состоящий в том, что другое сознание снимает себя как для-себя-бытие и этим само делает то, что первое сознание делает по отношению к нему. Точно так же здесь налицо и второй момент, состоящий в том, что это делание второго сознания есть собственное делание первого.» [4, с. 102]. Именно такое понимание признания осмысливалось Г. Г. Шпетом, когда он переводил «Феноменологию духа». Он писал в письме к Игнатовой в 1936 году: «.для того, чтобы нечто было социально-реальным, социально-ценным или, наоборот, малоценным, необходимо, чтобы соответствующее общество признавало это. Признание (ну-ка, старина: Anerkennung) — детерминитивная категория социального! Популярный лектор, великий ученый, большой поэт и пр., и пр.— реально велики, пока, когда и поскольку их таковыми признают. Помните, я часто поражался ничтожеством и глупостью, например, Муромцева, однако его признали за великого председателя и тем его сделали великим; также был велик, например, Надсон, а Грин — ничтожен; Чернышевский был ничтожен и стал велик; и т.д., и т.д. (помните прекрасный рассказ Парини о человеке, которого в одно дивное утро перестали узнавать и признавать) — примеров сколько угодно того, что сегодня под взглядом какого-нибудь человека падают в обморок, а завтра он — чучело, над которым смеются дети. Реальная основа социального

неравенства есть разница признания» [5, с. 389].

Таким образом, в гегелевской трактовке признания как Anerkennung отчетливо звучат мотивы интерсубъективности, а также подчеркнутый Шпетом мотив социальности и общения. Но тогда на переднем плане оказывается вопрос: как, каким образом реализуются эти мотивы, предполагающие участие других людей в самоидентификации человека, в процессе его самопризнания? Попытки ответить на этот вопрос приводят к нарративу. Здесь в центре внимания оказывается момент рассказывания, когда слово раскрывается в качестве элемента человеческого общения, т.е. во всей своей знаково-символической и культурно-исторической (ценностно-смысловой) нагруженности. Все действия, поступки, мысли — все это оказывается выраженным в слове, используемом в повествовании о себе и благодаря этому, через нарратив происходит становление словесной реальности Я, в которую включается говорение и слушание, моральное переживание и ответственность, память и поступок. Именно в эту реальность можно облечь осознание себя как Другого и признание этой самости другими людьми. Феномен социального и культурного признания, таким образом, именно через нарратив, через повествование погружается в знаково-смысловое поле, где, собственно, и развертывается герменевтическая работа Я по формированию своей идентичности. Иными словами, через нарратив Я вступает в сферу общения, где, помимо всего прочего, открывается возможность герменевтического истолкования признания «меня» со стороны других и, стало быть, формируется отношение к своему Я как к Другому. Таким путем признание становится моментом самоидентификации.

Фактически, признание как герменевтический акт требует нарративного развертывания. Соответственно, человек может понять сам факт признания себя как Другого (если примет во внимание мнения других о нем в своем нарративе), т.е. понять других как повествующих. Так что даже при написании дневников, не предназначенных для чтения другими людьми, в исповедях и т.д. всегда имеет место вольная или невольная опора на потенциального читателя, на общение. Если попытаться дать познавательную оценку феномену самопризнания, то ключевым вопросом станет: как происходит познание самого себя через других? Как я удостоверяюсь в том, как меня признали другие? Меня идентифицируют, мне об этом рассказывают, пишут, и я, в свою очередь, идентифицирую себя, дискутируя в нарративе с собой как с Другим. В нарративе я признаю,

что меня признают другие,— значит, я признаю себя как часть этого признания. И все это становится моментом моей самоидентификации.

Далеко не случайно, что такого рода рассуждения занимают сегодня видное место в эпистемологических и историко-научных исследованиях, ориентированных на анализ роли социокультурных факторов в научно-познавательной деятельности. Здесь, в этих исследовательских областях очень ярко проявляется сегодня вопрос о роли признания самости другими в построении собственного индивидуального рефлексивно-методологического нарратива. Но и применительно к иным исследовательским направлениям, так или иначе связанным с коллективной (общественной) деятельностью, проблематика соотношения Я и Другого в последнее десятилетие затрагивается именно в контексте феномена признания и именно в рамках феномена нарратива. В данном случае обсуждается индивидуальный нарратив, обладающий конкретной спецификой: индивид рассказывает о себе, создавая связь с собой как с Другим и опираясь при этом на нарративы других о нем самом. Фактически, нарратив выступает как форма взаимодействия, форма взаимоотношений говорящего и слушающего. И создание этой связи — герменевтическая задача, поскольку понимание признания как результата соотношения «Я-как Другой — другие» требует общего смыслового поля.

Можно также сказать, что идентичность — это прежде всего Я рассказанное (перефразируя слова Луиса О. Минка, «истории не переживаются, а рассказываются»). Ведь тот, кто рассказывает,—это в первую очередь тот, кто взаимодействует с другими, и чаще всего — делает это в ответ. Человек преподносит себя как Другого в индивидуальном нарративе, подтверждая или опровергая созданный другими образ. Так что в индивидуальном самосознании и создании индивидуального нарратива ключевую роль играет признание других людей, выраженное в слове. Чтобы человек создал нарратив о себе, ему необходимо о себе что-то узнать, и говорят ему об этом другие. Кто он, кто его семья, плох он или хорош — все это факты и оценки, которые влияют на создание человеческого Я (Комментарий 2). И, помимо всего прочего, сказанное другими оценивается этим Я на предмет его соответствия реальности, которую Я развертывает в своем нарративе.

Рассуждая о признании в 1927 году на страницах этюда «Искусство как вид знания», Шпет различает «...„практическое" признание: „инстинкт", „рефлекс" и „прочее" и „восприятие"» [16, с. 136]. Эти формы

признания оказываются пассивны, в то время как сам признающий активен. Шпет анализирует ситуацию разговора именно с позиции слушающего (и активно воспринимающего) субъекта. Этим восприятием слушающий осуществляет акт признания, на всех уровнях восприятия услышанного и понятого им слова — природном ли или же социокультурном. Однако именно социокультурный пласт понимания позволяет ему в дальнейшем построить некоторый образ себя самого. Из рассказов других, как из кирпичей, складывается представление о себе, рассказываемое впоследствии в нарративах. Человек признает себя как Другого благодаря нарративу других.

Признание других можно услышать от них самих, но можно и прочитать. Смысл этой констатации в данном случае в том, что область контактов с другими сегодня резко расширяется и в пространственном, и во временном плане. Нарратив становится посредником-медиатором, что в современном медийном мире превращает его в масштабное, массовое явление. Осмыслить собственную идентичность как идентичность Другого современному человеку позволяет растиражированное медиа-средствами слово.

Такой тип самоосмысления Рикёр называет операцией применения текста к миру. Этот процесс двойствен: как читатель создает реальность текста, так и сам текст накладывается на мир читателя. Культурная среда, мир текстов, выступает посредником между чтением и читателем, и читатель в этот момент определяет и признает собственную нарративную идентичность. Рикёр выделяет особое понятие нарративной (Комментарий 3) идентичности, исходя из неизменности как персонажа в выдуманном рассказе, так и человека, рассказывающего что-либо: «В рефлексивной форме „рассказа о себе" личная идентичность предстает как повествовательная идентичность» [13, с. 97]. Таким образом, главный момент нарративной идентичности — анализ человеком себя как Другого в момент говорения вообще и говорения непосредственно о себе в частности. При этом очевидно, что повествование, которое создаю Я, определяя себя самого как Другого, определяет мое самоощущение, самовосприятие и самопризнание, формируется лишь в контексте говорения обо мне других.

Однако последняя констатация подводит нас к самому, пожалуй, главному вопросу по поводу признания как нарративного феномена. Роль других в признании (в первую очередь, в самопризнании) в контексте

идентичности огромна. Но где грань, за которой меняется человеческая идентичность? Способна ли она поменяться вообще и под влиянием других, в частности? Знаменитая загадка о том, остается ли корабль прежним, если в нем меняются детали, вполне соотносима и с человеком, с его внешним и внутренним состоянием в течение всей его жизни. У него меняется голос, меняется характер, меняется и то, что он думает о себе, и то, каким он видит себя (собственно, это-то и происходит чаще всего под влиянием других). И тем не менее, неизменность Я, занимавшая в свое время еще Августина и Декарта, продолжает служить опорой человеку в осмыслении собственной идентичности (Комментарий 4).

Рассматривая феномен признания в нарративном контексте, необходимо также подчеркнуть: от выбранных слов, от нарратива и собственного образа в нем, зависит картина мира — «жизненный мир» Я и место (статус) в нем себя как Другого. Признавая себя в ответ на слова других, признавая их самих, человек совершает словесный акт актуализации. Это обстоятельство подчеркивал в этюде «Искусство как вид знания» Г. Г. Шпет. «Актуализация,— писал он,— и есть факт признания и знания существования меня самого или, симпатически, кого-то другого» [16, с. 138]. Человек не просто актуализируется благодаря другим; он определяется этой актуализацией; и, соответственно, обращенное к нему слово превращает его в социальную и культурную актуальность, оно дает ему идентичность, неразрывно связанную с общим историко-культурным полем.

Существует множество теорий о том, когда выделяется Я, когда появляется понимание себя и признание собственной идентичности. Сенсуалистически ли осуществляется самопризнание, как в примере со статуей Кондильяка, которая была для себя запахом роз, звуком музыки и цветом предметов до тех пор, пока не отделила себя от внешнего с помощью осязания, или же самость кристаллизуется в языке, когда человек учится говорить о себе, констатируя во фразе «Я говорю, что.» себя самого как Другого, как сознающего свою идентичность и транслирующего ее в нарративе другим. При этом признание может быть нарративно выражено в чем угодно; вместо внешних культурных вещей оно может быть обращено и к внутренним феноменам: к самости, к памяти, к ответственности. В связи с этим Рикёр (Комментарий 5) выделяет четыре человеческих способности; для него именно они свидетельствуют о том, что признание является нарративным феноменом. Это способность говорить, действовать, вести повествование о своей

жизни и быть субъектом собственного действия, видеть себя автором действия. При этом важно, что все эти способности связаны с нарративом, а ключевая для признания и самопризнания способность вменять себе собственные действия — требует направленности на себя как на Другого, т.е. осмысления собственных действий, поступков — и, соответственно, самооценки этих поступков (Комментарий 6). В то же время оценочная часть необходимо присутствует в моменте конструирования человеческого Я, в Я-концепции, где акцентируется уже признание самости другими людьми, вписывание Я в мир других. Как отмечает, например, разрабатывавший эту тему Р. Бернс: «всякая попытка себя охарактеризовать содержит оценочный элемент, определяемый общепризнанными нормами, критериями и целями, представлениями об уровнях достижений, моральными принципами, правилами поведения и т.д.» [2, с. 36].

Человек оценивает себя, свои действия и берет на себя за них ответственность — и только от человека зависит, как он будет использовать свои возможности, способность доносить свою мысль и признавать себя как Другого. Важно, что все это выражается словесно, через нарратив — и обусловливается герменевтически, взаимопониманием в феномене признания. Даже оправдание собственного бытия человек находит в признании других, в то время как другие признают его и себя во взаимном признании: «.идея „Я-сам" предстает глубоко преобразованной самим фактом признания этого Другого, который обусловливает во мне присутствие его собственной репрезентации» [14, с. 24]. И в то же время признание — это еще и потребность.

Осуществляя актуализацию, Я реализует собственную потребность в других — то, что П. Д. Юркевич называл «чувством человечности»: «Человек чувствует живую потребность восполнять себя другими людьми <...> Человек испытывает нравственное влечение к человеку как для того, чтобы от его слова и от его мысли получить внутренние возбуждения, питать и воспитывать ими свою душу, так и для того, чтобы в свою очередь открывать ему свою душу, свои мысли, желания, радости и страдания» [17, с. 353]. Однако реализовать это «чувство человечности» человек может только благодаря признанию других, утверждающих его субъектом человеческого мира. Вне самоанализа человеку остается только опереться на услышанную информацию, как происходит, собственно, в детстве.

Об этом же рассуждал в своих письмах Г. Шпет: «Чтобы человек

вскрылся другому (одному и единственному) до сущности и в сущности — основная роковая потребность — потребность индивидуальности, собственное ее бытие, потому что в конечном итоге это, может быть, определяет самое индивидуальность, ибо пока не усмотрена „другим" эта сущность, ее и нет, она не объективировалась, не обнаружилась, не существует (потому-то и промахи — мимо индивидуальности, все случайно: „это — Вы", „это — не Вы", как Вы сами говорите, а я сам далеко не всегда знаю, где — Я?). У меня есть статья (я ее люблю больше других) „Сознание и его собственник", в ней я силюсь доказать, что Я не может определять себя без помощи другого, что в собственном существовании Я удостоверяется через другого. Это и эмпирически и существенно, и также: в эмпирическом бытии и в существе. И тут — метафизика любви. Эмпирически мать удостоверяет, что я родился, без нее я не был бы в этом „уверен", она только знает это, как следует знает. Через любовь ко мне я удостоверяюсь в своем существе, это — второе рождение. И вот где Ужас: почувствовать трепет своего бытия и быть брошену в сомнение, в неуверенность в нем, в бытии самой сущности, Себя. А сколько таких проходит мимо нас: ненастоящих, иллюзорных! Ужас: сознать свою иллюзорность!..» [5, с. 349-350]. Именно удостоверение других, признание других дает нам самих себя — как на уровне самосознания, так и на уровне социокультурной идентификации.

Таким образом, признание, рассматриваемое как нарративный феномен в герменевтическом ключе, может представать одновременно и в качестве внешнего, общекультурного, общеисторического и общесоциального явления, и, в то же время, быть феноменом сугубо внутренним, направленным на самого человека, на его чувство времени, на его память, на его чувство ответственности — будучи выраженным словесно. Именно нарратив формирует признание других. Текстуально ли это выражается, комиксом ли, танцем или картиной — неважно. Нарратив обусловливает признание как то, что должно быть выражено и рассказано; как то, что передает некий смысл, который другой человек понимает. И этот герменевтический момент выстраивает связь между «Я как Другим» и другими; признание как нарративный феномен оказывается выражено любым знаково-символическим актом.

Быть признанным для любого человека — это значит обрести полную уверенность в собственной идентичности благодаря признанию других. Даже когда человек представляется, называя свое имя,— он говорит то,

как его именуют другие («меня зовут.»). Такое признание обоюдно, и эта обоюдность обеспечивает человеку обоюдность существования в собственных глазах и в глазах других. В этой обоюдности, в этой взаимности всегда присутствует элемент самости социальной: «Самость субъектов здесь, данных в конкретном имени, закрепляемых именем и признаваемых в имени и по имени, не скользкий и ускользающий термин безличия: „я", „самосознание" и подобное, а вещь, социальная вещь. Конкретность ее — в том, что „я" здесь всегда некоторый имярек, не местоимение, а само имя субъекта, и „самосознание" — не просто сознание себя как сущего, а себя как такого, а не иного, и притом вместе с признанием того же со стороны других и с сознанием этого признания» [15, с. 479].

И необходимо сказать в таком случае не только о признании обоюдном, но и о самопризнании, которое также проходит в социальных рамках рассказывания,— когда Я понимается как Другой. Однако обусловливается это самопризнание изначально действиями других, передачей другими моего собственного образа мне. Человек может согласиться или не согласиться с тем, что он услышал о себе, однако нарратив будет строиться на основе услышанного и узнанного по большей части извне. В конце концов, даже о качествах характера, прежде чем приписывать их самому себе, ребенок узнает непосредственно от взрослых. Внешний мир, внутреннее самопонимание и рефлексия оказываются заданными признанием других.

Комментарии

1. Термин «нарратив» (лат. Narratio — рассказ) получил широкое распространение в лингвистических и структуралистских исследованиях начиная с 60-х годов XX века. Словом «нарратив» Ц. Тодоров, Ж. Пуйон, Ж. Женетт и Ч. Принс обозначали последовательное изложение связанных событий. Кроме того, в понятие нарратива входит целое структурированное смысловое пространство, которое может быть выражено этим нарративом в любой форме и на любом языке (текст, музыка, действие, кинематограф и т.д.).

2. Подробнее об этом аспекте соотношения человека и общества при создании Я-концепции см. работы Ч. Кули [8].

3. Существует также другой перевод — идентичность «повествовательная». На английском языке термин звучит как narrative identity [19]. В оригинале пишется l'identité narrative [20; 21].

4. До некоторой степени это соотносится с современным пониманием аспектов человеческой идентичности у Рикёра: идентичность как индивидуальность (Ipse) и идентичность как самотождественность (Idem) [14].

5. См. подробнее в работах: [9; 10; 11; 12; 13].

6. Такая концептуальная установка есть и у Д. Денетта с его рассуждением о личности: «Если меня следует считать ответственным за мои действия (за какую-то часть моего поведения в определенной дескрипции), я должен осознавать это действие в данной дескрипции. Почему? Потому что только если я осознаю действие, я могу сказать, в чем состояло мое намерение, и могу таким образом в качестве привилегированного участника включиться в игру вопросов и ответов, представляющую резоны моих действий» [6, с. 150]. Соотношение взглядов Д. Деннета и П. Рикёра уже давно стали предметом анализа в философской среде. В 2007 году Дж. Маккарти выпустила монографию, посвященную взглядам Деннета и Рикёра на нарративное Я [18].

Литература

1. Бегсон А. Собрание сочинений: в 4 т. М. : Московский клуб, 1992. Т. 1. 336 с.

2. БернсР. Развитие Я-концепции и воспитание / пер. с англ. под ред. В. Я. Пили-повского. М. : Прогресс, 1986. 422 с.

3. Гегель Г. В. Ф. Работы разных лет: в 2 тт. М. : Мысль, 1970. Т. 1. 667 с.

4. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М. : Наука, 2000. 495 с.

5. Густав Шпет: жизнь в письмах. Эпистолярное наследие / отв. ред.-сост. Т. Г. Щедрина. М. : РОССПЭН, 2005. 719 с.

6. Деннет Д. Условия присутствия личности / пер. с англ. Г. Хасина // Логос. 2003. № 2 (37). С. 135-153.

7. Кант И. Собрание сочинений: в 6 т. / пер. с нем. / Ред. Ойзерман Т.И. М. : Мысль, 1964. Т. 3. 799 с.

8. Кули Ч. Социальная самость [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// society.polbu.ru/sociology_hrestomatia/ch13_i.html (дата обращения: 4.04.2017).

9. Рикёр П. Время и рассказ: в 2 т. Интрига и исторический рассказ. М.-СПб.: Университетская книга, 1998. Т. 1. 313 с.

10. Рикёр П. Время и рассказ: в 2 т. Конфигурация в вымышленном рассказе. М.-СПб.: Университетская книга, 2000. Т. 2. 224 с.

11. Рикёр П. История и истина / пер. с фр. СПб. : Алетейя, 2002. 400 с.

12. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике / пер. с фр.; вступ. ст. и коммент. И. С. Вдовиной. М. : Академический проект, 2008. 695 с.

13. Рикёр П. Путь признания: три очерка / пер. с фр. И. И. Блауберг, И. С. Вдовиной. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 268 с.

14. Рикёр П. Я-сам как другой / пер. с франц. М. : Издательство гуманитарной литературы, 2008. 416 с.

15. Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова // Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры. М. : РОССПЭН, 2007. С. 323-501.

16. Шпет Г. Г. Искусство как вид знания (этюд) // Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры / отв. ред.-сост. Т. Г. Щедрина. М. : РОССПЭН, 2006. 712 с.

17. Юркевич П. Д. Философские произведения. М. : Правда, 1990. 670 с.

18. McCarthy J. Dennett and Ricoeur on the narrative Self. New-York : Humanity books, 2007. 298 p.

19. Ricoeur P. Oneself as Another / trans. by Kathleen Blamey. Chicago: The University of Chicago Press, 1992. 374 p.

20. Ricoeur P. Parcours de la reconnaissance. Trois etudes. Paris: Stock, 2004. 396 p.

21. Ricoeur P. Soi-même comme un autre. Paris : Editions du Seuil, 1990. 432 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.