Научная статья на тему 'Природа времени как ключ к решению проблемы сознания'

Природа времени как ключ к решению проблемы сознания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
79
19
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The nature of time is the key to the solving of the problem of concsiousness

Текст научной работы на тему «Природа времени как ключ к решению проблемы сознания»

ФИЛОСОФИЯ

Вестник Омского университета, 2005. № 3. С. 31-119. © В.М. Шкарупа, 2005

УДК 130.31

ПРИРОДА ВРЕМЕНИ КАК КЛЮЧ К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ СОЗНАНИЯ

В.М. Шкарупа

Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского, кафедра философии

644077, Омск, пр. Мира, 55а1

Полу чена 17 мая 2005 г.

The nature of time is the key to the solving of the problem of concsiousness.

Время есть тот же самый принцип, что «я» = «я» чистого самосознания.

Гегель

Настоящее — это мастерская, в которой осуществляется огранка мгновений будущего, после чего они уже принадлежат прошлому.

Автор

Подходя к проблеме сознания с онтологической стороны, со стороны вопроса о том, как бы-тийствует сознание, как оно осуществляется в качестве бытийственного феномена, мы должны задаться принципиальным вопросом о том, как вообще возможно бытие сознания, как сознание случается в бытии. И первое, что обращает на себя внимание, как только мы задумываемся над проблемой сознания, его данности самому себе, так это то, что сознанию имманентна процессу-алъностъ, — внутренняя изменчивость его бытия пронизывает собой все структуры, в которых мы пытаемся постичь, описать суть сознания. Поэтому становится неудивительным отождествление сознания с потоком («поток сознания»), с временностью как существенным признаком бытия сознания.

«Поток сознания» как творческий принцип определился в западноевропейской литературе в начале XX в., его виднейшими представителями являются Дж. Джойс, В. Вульф, М. Пруст и др. Английский термин «stream of concsiousness» заимствован из книги У. Джеймса «Научные основы психологии» (1890). Классический образец применения этого приема мы находим у Джойса в его знаменитом романе «Улисс», а именно в 18-м эпизоде, представляющем собою женский поток сознания, «главная черта этого потока —

1 e-mail: shkarupa@omsu.ru

текучая, льющаяся, слитная речь, подобная речному теченью» [1, с. 666]: «Да потому что такого с ним никогда не было требовать завтрак себе в постель скажи-ка пару яиц с самой гостиницы Городской герб когда все притворялся что слег да умирающим голосом строил из себя принца...» [2, с. 514]. Интересно будет заметить, что наряду с «потоком сознания» в искусстве существуют также попытки отображения внеатропного переживания потока бытия (см.: [3, с. 218]).

Поток реки часто является метафорой, с помощью которой пытаются выразить суть времени, представив его в виде потока. Отождествив сознание с потоком, естественным будет и дальнейший шаг, заключающийся в отождествлении сознания с временем как средоточием самой текучести. Природа времени как «первой чувственной сущности», как «абстрактного созерцания процесса» (Гегель) есть также и природа сознания (см. [4, с. 293]).

Анализ времени и движения у Аристотеля, предпринятый им с целью решения апорий Зе-нона, приводит его к выводу, согласно которому апории допускают свое разрешение только в том случае, если дозволяется совершить «переход границы». Гегель при рассмотрении в своей истории философии зеноновских апорий, обращаясь к аристотелевскому анализу их, приводит его слова: «...быстроходный все же догонит медленного, если будет дозволено преступить границу» и далее комментирует его: «Этот ответ правилен

32

В.М. Шкарупа

и содержит в себе все нужное: в этом представлении принимаются именно две точки времени и два пространства, отделенные друг от друга, т. е. отграниченные друг от друга; если же мы, напротив, примем, что время и пространство непрерывны, так что две точки времени или пространства, как непрерывные, соотнесены друг с другом, то они суть две точки и в равной же мере не суть две точки, а тождественны» [4, с. 281— 282]. Разгадка возможности движения состоит в допущении непрерывности времени и пространства. Следствием такого допущения есть то, что в движении «две точки времени, равно как и две точки пространства, суть на самом деле одна точка» [4, с. 282].

Обратим внимание читателя на такой нюанс. Когда Аристотель рассматривает апории Зенона, то по существу речь идет не об одном времени, а о двух — логическом, которое и делится на все меньшие отрезки, по мере того, как Ахилл приближается к черепахе, никогда, однако, не настигая ее, ибо это время в своей возможности делимо до бесконечности, как и пространство, в котором происходит это движение, и реальном, в течение которого и осуществляется сам процесс деления пространства и времени логического (формального), но которое уже состоит из неделимых, соответствующих каждому акту деления, в силу чего конечное время должно быть растянуто до бесконечного, или интенсивная бесконечность преобразована в интенсивную. Это, однако, подразумевается неявно, и поэтому эти два различных представления времени выглядят как одно, они отождествлены.

Гегель, рассматривая далее философию Гераклита, в своем анализе первосущего Гераклита исходит из того, что тот не останавливается на логическом выражении становления, а сообщает своему принципу форму сущего, а сначала такой формой и должно было представиться ему время — «ибо в созерцаемом оно есть первая форма становления». Тот анализ, которому подвергает Гегель природу времени как «чистого становления», вскрывает идентичность структур бытия времени со структурой бытия сознания в его сартровском анализе. Так, Гегель подчеркивает, что сущность времени состоит в том, чтобы «быть и не быть в единстве, и помимо этого оно не имеет никакого другого определения. Не то чтобы время было или не было, а оно просто состоит в том, чтобы в бытии непосредственно не быть и в небытии непосредственно быть,— оно есть именно переход из бытия в небытие... Во времени есть не прошлое и будущее, а лишь настоящее, и последнее есть для того, чтобы в качестве прошлого не быть, и это небытие также переходит в качестве будущего в бытие» [4, 293].

Действительно, природа сознания, как и природа времени, состоит в том, что оно есть для того, чтобы его не было и не есть для того, чтобы было.

Здесь нужно выразить в нескольких словах отношение к натурфилософии Гегеля, ибо, как известно, у него природа не подвержена развитию во времени, но лишь изменяет свои формы в пространстве.

Развертывание логического как абсолюта (мирового сознания) лишь внешне выступает как протекающее во времени, но в своей сущности, как и все логическое, выступающее как вневременное. Поэтому неявная диалектика гегелевской системы заключается не в прямом противопоставлении временного как абсолютного духа и пространственного как относительной природы, а в том, что время, вначале пребывающее в духе потенциально, лишь в соединении с простран-ственностью природы, как инобытием этого духа, впервые становится реальным.

Сущность времени оказывается разорванной между логикой и натурфилософией: целостность содержания времени и его формы разнесена так, что его форма проявляет себя в логике, т. е. формально, а содержание оказывается уделом природного бытия, но, лишенное своей формы, оно растворяется в пространственных формах природы, что приводит к отождествлению времени с пространством, к «опространствливанию» времени, представлению его в качестве одной из пространственных осей в декартовой системе координат.

Обращаясь к вопросу о природе сознания, пытаясь постичь его сущность, мы встречаем также то непреодолимое препятствие, которое возникает вследствие его рефлективной природы. Если рефлективность сознания приводит нас к проблеме конституирования самосознания, самости сознания, или субъективности как внутренней реальности, то интенциональность сознания, т. е. его направленность вовне самого себя, приводит нас к конституированию внеположного нам мира предметов, или объективности как внешней реальности. В этом смысле самосознание гносеологически есть не что иное, как предметный экстаз рефлектированного в самое себя сознания, а онтологически же это конституирование такой реальности, в которой смыкаются две противоположные реальности, или мезореальности. «Благодаря тому, что сознание позволяет предмету принадлежать себе,— говорит Хайдеггер,— оно таким образом вместе с ним представляет и себя самое и является самосознанием» [5, с. 134]. «Мир,— замечает Сартр,— по природе является моим, поскольку он есть коррелят в-себе из ничто, т. е. из необходимого препятствия, по ту сторону которого я нахожу себя как то, чем я

Природа времени как ключ к решению проблемы сознания

33

являюсь в форме «иметь в бытии». Без мира нет самости, нет личности; без самости, без личности нет мира» [6, с. 136].

Озабоченность сутью сознания равнозначна озабоченности самой сутью, или сутью сути. Задумавшись над этим, мы тотчас обнаруживаем безвыходный круг, апоретическую структуру подобного рода вопросов, так или иначе отсылающих нас или намекающих нам на бездонные глубины сознания, а в конечном счете и самого сущего. Ибо что такое суть сути, как не она сама, и в то же время уже что-то большее. Следовательно, суть сути есть не что иное, как самое ее явление нам, или суть. Сущность сути, стало быть, совпадает с ее явлением — то, что является, есть в то же время и сама суть, суть есть явление сути, но так как это являющаяся суть, то она не совпадает с явлением, но есть нечто большее.

То же и в отношении сознания мы видим, что оно есть не что иное, как свое собственное явление, т. е. явление самому себе, но так как это явление самому себе означает уже самосознание, то, стало быть, суть сознания есть явление и нечто сверх этого явления — явление явления, или суть сути, являющейся являемому, другими словами, <?сознание не есть то, что оно есть», или, точнее, «для-себя мы поняли как не являющееся тем, чем оно является, и являющееся тем, чем оно не является». Исследуя сущность человеческой реальности, Сартр делает тот вывод, что она «в своем непосредственном бытии, во внутренней структуре дорефлексивного cogito есть то, чем она не является, и не есть то, чем она является» [6, с. 96, 120, 101].

Внутренней тайной как времени, так и сознания как непрерывных целостностей, как континуумов бытия является наличие у них такого имманентного им феномена, как граница. Если мы хотим изобразить границу и ее переход, то можно воспользоваться точкой в пространстве, положением в движении или же мгновением во времени — все эти выражения границы различаются лишь для чувственной интуиции, но не для мысли, рассматривающей их математически (см. [7]). Однако «наименее двусмысленной иллюстрацией границы является тем не менее мгновение, поскольку мы знаем, что время идет, тогда как графическое изображение математической точки навязывает созерцанию свое неподвижное положение, деля линию на две половины, данные в одно и то же время» [8, с. 309].

Текучесть, динамичность времени позволяет понять и текучесть, постоянную изменчивость сознания, несмотря на то, что в каждый момент мы осознаем себя как равных самим себе в любой промежуток времени (самоидентификация).

Диалектика такого отношения ясно усматривается в насквозь диалектичной природе времени, в котором каждое «теперь» (настоящее) есть пересечение прошлого и будущего, а это и есть проявление непрерывности времени. В силу самой этой непрерывности не существует поэтому ни последнего мгновения прошлого, ни первого мгновения будущего как различных мгновений, но нужно исходить из единственного и «одно и то же» мгновение, «теперь», которое существует «в прошедшем и в будущем» и принадлежит обоим временам «нераздельно» [9, с. 185]. «Не иметь возможности сказать ни в одно из мгновений: ты так прекрасно — остановись; никогда ничего не завершать реально и ничего никогда не начинать в абсолютном смысле, но всегда только смешивать в том, что есть сегодня, то, что прошло, однако не перестает проходить, с незавершенностью того, что должно еще быть; сознавать себя рожденным однажды и знать, что умрешь, причем даже у этого короткого жизненного срока концы теряются в смутном тумане, где внутреннее сознание времени не может схватить ни первый, ни последний миг,— такова природа конечности и смысл содержащейся в ней бесконечности» [8, с. 313].

Фихте, аллюзия которого (основного принципа его философской системы, наукоучения) содержится в гегелевской цитате, взятой в качестве эпиграфа к данной статье, отмечал, что у сознания нет первого момента. Мы же, в свою очередь, можем добавить — как нет и последнего.

[1] Хоружий С. Комментарии // Джойс Дж. Улисс. М., 1993.

[2] Джойс Дж. Улисс. М., 1993.

[3] Культурология. XX век: Словарь. СПб., 1997.

[4] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии: В 3 кн. СПб., 1993. Кн. 1.

[5] Хайдеггер М. Положение об основании. СПб., 2000.

[6] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2002.

[7] Шкарупа В.М. Бытие и граница // Вестн. Ом. унта. 2004. Вып. 3. С. 79.

[8] Гурина М. Философия. М., 1998.

[9] Аристотель. Физика // Соч.: В 4 т. М., 1981. Т. 3.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.