CC BY
91
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
115
УДК 82.09.(045) Е.А. Подшивалова
ПРИНЦИПЫ ОРГАНИЗАЦИИ СИСТЕМЫ ТВОРЧЕСТВА Д.П. БОР-РАМЕНСКОГО1
Данной работой продолжается исследование романной прозы русского советского писателя Удмуртии, начатое в статье «Типология героев и жанровые модели в романе Д.П. Бор-Раменского "Раменье"». Объектом изучения являются произведения «Данило Шитов» (1949) и «В прикамских лесах» (1959). Решается задача описания принципов организации системы творчества Бор-Раменского. Сделаны выводы о том, что, в согласии с соцреа-листическим канонам, писатель выбрал самый репрезентативный жанр прозы - роман, по образцу которого написана и повесть; основу его романных сюжетов составляет героико-эпическая тема, которой определяются жанровые разновидности произведений; герои изображаются с учетом принципа социального детерминизма и социальной типичности; однако художественное мышление писателя ориентировано не только на соцреалисти-ческую эстетику, но и на мифопоэтику, что проявляется в системе образов и мотивов, в элементах поэтического языка. Бор-Раменский - писатель без эволюции, динамика его творчества определялась сменой социально-востребованной проблематики.
Ключевые слова: Д.П. Бор-Раменский, система творчества, романы «Раменье», «Данило Шитов», повесть «В прикамских лесах», героическая тематика, социальный детерминизм, мифопоэтика, психологизм.
Творческое наследие старейшего русского писателя Удмуртии Д.П. Бор-Раменского невелико: его составляют написанная в 1926 г. пьеса «Коля и Колька», опубликованный в московском издательстве в 1928 г. рассказ «Камский вихрь», изданные в Ижевске роман «Раменье» (1940), повесть «Данило Шитов» (1949), повесть «В прикамских лесах» (1959) и небольшой сборник рассказов (1959). В биобиблиографическом справочнике «Писатели и литературоведы Удмуртии» самым значительным произведением Бор-Раменского назван роман «Раменье», «посвященный теме социалистических преобразований в деревне» (3. С.23-24). Данная оценка, безусловно, объясняется обращением писателя к социально-востребованной в 1930-е годы проблематике: победа социализма в деревне изображается через преобразование быта, через осуществление личных судеб героев, через обретение ими нового статуса, новой социальной судьбы в постреволюционной реальности. Написанные ранее этого романа рассказы («Никиткино сражение», «Черемша», «Тревожная ночь» и др.) тоже посвящены социально-исторической тематике - «событиям гражданской войны, организации колхозов, восстановлению промышленности, рождению нового быта и морали» [2. С. 24], как, впрочем, и последующие две повести. Таким образом, писатель на протяжении трех десятков лет оставался верен избранной проблематике. И поскольку он разрабатывал ее преимущественно в больших прозаических жанрах, именно последние позволяют наиболее адекватно судить о специфике его художественного мышления.
Поскольку утвердившийся в 1930-е гг. в советском искусстве соцреализм является нормативной эстеткой, в литературе происходит перестройка жанровой системы. Выстраивается жанровая иерархия, в которой роман занимает ведущее место. Обращение писателей к романному творчеству отражало их интерес к эпическим темам. В согласии с требованиями соцреализма, роман был призван стать героическим эпосом о революции. Первое свое крупное произведение («Раменье») Бор-Раманский называет в подзаголовке романом, второе («Данило Шитов») - повестью. Но при переиздании он меняет его жанровое определение. И это не формальное действие. Если в «Раменье» борьба героев за колхоз обретает конфигурацию социального мифа, увенчанного достижением утопии, то Данило Шитов, включенный в события крестьянской войны 1773-1775 гг., мыслился писателем как фигура героическая и трагическая, выстроенная по образцам классической литературы. Само по себе обращение к восстанию Пугачева требует от писателя соблюдения исторической достоверности. И Д.П. Бор-Раменский отражает фактографию крестьянской войны и прослеживает путь Пугачева, особенно тщательно выписано движение повстанческого войска по Удмуртии и прилегающим к ней территориям. Историческая достоверность подкрепляется и упоминанием о реальных участниках восстания, среди которых выделены Пугачев и Салават Юлаев. Однако писатель не рисует их физических или психологических портретов. Оба героя романтизированы, идеализированы, изображены
1 Статья печатается при поддержке Российского гуманитарного научного фонда: грант 14-14-18006 - Русская литература Удмуртии в контексте региональных литератур - 2014-2014 гг.
2014. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
дистанцированно - чрез восприятие достаточно удаленных от них персонажей. Например, Салават Юлаев производит впечатление на Данило Шитова во время взятия Сарапула: «Молодой джигит, гикая, стремительно мял конем противника и, сильно взмахивая кривой саблей, рубил направо и налево. Его азарт увлекал конников...» [1. С. 74]. Герой расспрашивает о нем полковника: «Кто это был сегодня в крепости, такой молодой, быстрый, в богатом одеянии?» [1. С. 77]. Пугачева видит Елеська из толпы встречающих людей и отмечает в нем те же качества, что Данило в Салавате: «Глядите, какой у нас царь (...) Глаза у него, как огонь (...) Вон у него на груди царская звезда, лента, а саблей рубит врагов, как снопы молотилом» [1. С. 177]. Такой способ изображения отодвигает исторических персонажей на периферию повествования. Не они сами по себе, а герои, их наблюдающие, оказываются в данном случае в центре внимания повествователя.
Собственно романные герои, включенные в конфликт, социально маркированы. Они описаны не как характеры, а как социальные типы. Человек в романе «Данило Шитов» сводится к своей социальной роли. Через описание персонажей показано, что классовое противостояние проявлено на всех уровнях общественного устройства екатерининской России. Врагами черносошных мужиков, работного люда, солдат и инородцев оказываются государыня, знать, военное и заводское начальство, управляющие, помещики, попы. Первых характеризует нищета, социальная беззащитность, телесная ущербность, вторых - богатство, социальное насилие, телесная избыточность. Все это определяется не качествами личности, а положением человека в общественном устройстве. Приведем несколько характерных примеров: «Во времена семилетней войны, когда русские солдаты гибли в сражениях и народ стонал от непомерных поборов, во дворце царицы Екатерины непрерывно чередовались роскошные балы и богомолья» [1. С. 3]. «Курная избенка Антипки Шитова», где «по трухлявым углам белела плесень, на крыше оголились стропила» [1. С. 3], располагалась рядом с просторным, сделанным из сосновых бревен поповским домом. Во время подготовки к обороне демидовского завода, которой руководил управляющий Рукомойников, «Грязные оборванные рабочие исподлобья посматривали на Тарасов огромный живот» [1. С. 183]. И только в одном случае социальная роль не совпадает с характером человека. Мастеровые спасают приказчика Рукомойникова от расправы повстанцев. Он, по их словам, строг при начальниках, но добр по сути: «обязательно от кнута отведет» [1. С. 188]. Однако проявляющееся в этом герое социальное чувство объясняется тем, что он крепостной.
Социальной дифференциацией героев определяется тип романного конфликта. В центре повествования непримиримая классовая вражда. В тексте многочисленны сцены социального гнета, несправедливости, жестокости. Из них по сути и состоит жизнь героев, о которой рассказывает Даниле Артемий: «.которые под помещиком живут да на заводах закрепощены, тем каторга, мука мученическая, особенно на огневой работе. Их хлещут по морде на каждом шагу, морят голодом, в рудниках, под землей, на цепь приковывают» [1. С. 13]. Переживаемые мучения отражаются в умонастроении, характерах и внешности героев. Артемий с его «испитым», то есть изнуренным работой и многочисленными физическими наказаниями телом, в восприятии Данила, является фигурой символической: «Данило видел в деревнях и починках потрясающую бедность, страдания и расправы, но такого человека, который будто все беды собрал на себя, он видел первый раз» [1. С. 13]. Актом социальной несправедливости и завершается жизнь героя: он погибает под ударами плетей своих мучителей. Именно от него Данило услышал пословицу, нацеливавшую на социальную борьбу: «Милости не вымолишь, коль кистенем не выломишь» [1. С. 13]. Образ клейменого Артемия позволяет вспомнить образ башкирца из «Капитанской дочки» А.С. Пушкина, о котором рассказывает Гринев, обращая внимание на то, что у башкирца не было ни носа, ни ушей, ни языка и что он застонал «слабым умоляющим голосом» при виде плетей. Как башкирец стал для Гринева предзнаменованием грядущей социальной трагедии, так и Артемий оказался для Данило символом человеческого унижения, вопиющим о справедливости. С тех пор, как Данило увидел расправу над Артемием, худая спина, истерзанная розгами, стала для него заменой паспорта угнетенного человека.
Как многочисленны в романе сцены социального угнетения, так подробно описаны и сцены социальной мести. При этом факты крайней жестокости героев никак не оговорены и не оценены. Они констатированы как самоочевидные. Именно это отличает роман Бор-Раменского от повести Пушкина. У писателя советской эпохи классовые ценности потеснили общечеловеческие, поэтому социальный конфликт и социальная жизнь героев стали объектом изображения в романе.
Несмотря на то, что Данило помогает отцу строить дом - символ крестьянского счастья, несмотря на то, что герой обзаводится женой и детьми, он освобождает себя от семейных ролей. Снача-
ла, будучи подростком, он уходит из отцовского дома с коновалом Ипатом, который передает ему ремесло лекаря и становится наставником в мастерстве и в жизни. Повзрослев, герой неоднократно покидает свою семью, выполняя назначение лекаря. Без него рождается первенец, без него заболевает жена и взрослеют дети. Данило не сын, не муж, не отец, а лекарь и народный заступник, точнее мститель. Этими двумя функциями ограничивается его воплощение в романе. Данные социальные роли изначально (дотекстово) героизируют персонаж. Жизнь в миру, среди народа и для блага народа объявляется высшей ценностью еще в творчестве революционных демократов Х1Х в. Данило Шитов имеет в романе не столько личную, сколько социальную биографию. Этим данное произведение отличается от романа «Раменье», где в понятие счастья включается обретение человеком личной и социальной судьбы. В романе «Данило Шатов» даже утрата семейного счастья героем (он переживает смерть жены) связывается с темой социального гнета. Степанида умирает, с точки зрения Данило и повествователя, не от того, что практически в одиночку растит сыновей и ведет крестьянское хозяйство, а в результате того, что простужается, моя полы в холодной церкви. Таким образом, поп воспринимается героем как личный враг.
Освободивший себя от семейных ролей, Данило осваивает социальные роли. Сначала он созерцатель народного горя и заступник за помещичьих крестьян, затем - пропагандист народного бунта, далее его активный участник, прошедший путь от рядового до полковника в войске Пугачева и, наконец, идеолог, замещающий духовного пастыря. Такая, векторно направленная социальная судьба свидетельствует о героизации персонажа. Не только эпическая тема народной войны, охватившей государство, но и тема народного героя определяют романное содержание. Героизация персонажа делает произведение героецентричным. Будучи на миру, в народе, заступаясь за страждущих и помогая им своим лекарским ремеслом, Данило снискал уважительное к себе отношение. Пропагандируя идею народного счастья, собирая людей в войско Пугачева, он визуально оказывается в центре изображения: «Толпа мужиков обступила его» [1. С. 83]. Далее как вождь народа он всегда оказывается на авансцене: «Данило вбежал на крыльцо и загремел во всю ночь: - Братаны!... Орлы!... Приспел час!... » [1. С. 126]. Внешний облик Данило также героизирован: он изображается на коне в красной рубахе с обнаженной саблей. Персонажи, так или иначе связанные с Данилой, также героизированы и идеализированы. Его сыновья, сражающиеся в войске Пугачева, именуются не иначе, как орлы и соколы. Крестная дочь Данилы воплощает идеальный образ русской женщины: «Он впервые увидел свою любимую крестницу такой могучей, разгореченной решимостью. Она была прекрасна в синем сарафане, расшитом позументом. Пылали щеки, высокая грудь колыхалась» [1. С. 124]. Как Данило переживает процесс смены социальных ролей, так и его сыновья преобразуются в ходе участия в крестьянской войне. Для окружающих это преобразование становится знаком целесообразности классовой борьбы: «Мишка-то, Мишка... Из дому ушел в лаптях, зипуне рваном, а вернулся в сапогах козловых, кафтане суконном, на лошади, какой во всем селе не найдешь! (...) Да неужто и наша жизнь так изменится» [1. С. 118].
В отличие от романа «Раменье», в произведении «Данило Шитов» героизация персонажей не ведет к созданию утопической картины мира. В последних сценах изображается гибель мятежников. И Данило умирает трагически. Однако по законам героико-эпического произведения трагедия всегда окрашена оптимистическим прорывом в будущее. И Данило совершает свой последний героический поступок. Защищая будущую молодую жизнь, он выбрасывает Гераську из толпы осужденных на смерть с крутого обрыва в Каму.
Героические деяния народного вождя сопровождаются явлениями космогонической жизни. Когда происходит штурм крепости во время взятия Сарапула, разыгрывается метель. Когда на войско Пугачева надвигаются силы регулярной армии, разражается гроза. Смерть Данилы вписана в вечное движение самоутверждающейся жизни: «Перед его меркнущим взором в бездонной синеве неба вольно летел над Камой в полуденную сторону косяк журавлей» [1. С. 262].
Такой принцип повествования позволяет говорить о мифологизации. В отличие от романа «Раменье», в произведении «Данило Шитов» утверждается не социальный, а космогонический миф. Этому способствуют два ряда образов - связанные с крестьянским укладом и обозначающие природные явления. Мифопоэтической семантикой заряжен образ избы. Антип Шитов строит новую избу как домашний космос, обеспечивающий долговечность своего рода. Он переселяется туда перед Пасхой, знаменующей возрождение и чудесное преображение. Процесс преображения переживают далее два его сына - Игнат и Данило и внуки - Степан и Михаил. Однако это преображение не духовное, а
2014. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
социальное. Игнат из бедного деревенского паренька превращается в попа, который утверждает свою социальную власть в деревенской общине. Данило становится идеологическим лидером, вождем восставших крестьян.
Мифопоэтическими смыслами заряжены и образы природы. Благодаря им создается картина идеального богоустроенного мира, контрастного социально неблагополучной реальности. Забравшись на колокольню, подросток Игнат испытывает чувство, возвышающее его душу: оттуда он видит «все село и широкие лесные дали. От этого простора зарождалось волнующее чувство радости и тоскливого томления» [1. С. 6]. Герой созерцает лесной пейзаж, переживая происходящий процесс преображения мира: «Всходило солнце. Блестела роса на траве и в низине, на огромном озере пересыпались золотые блики» [1. С. 6].
Мифопоэтичность является условием появления в тексте метафизического плана изображения. В социально дифференцированный мир героев вторгается инфернальная реальность. Д.П. Бор-Раменский широко использует фольклорные образы и народный язык. Текст изобилует символическими деталями, приметами, пословицами, поговорками, народной песенной лирикой.
Среди символичных деталей одна является генеральной, определяющей внутреннее, драматичное, сюжетное движение. В старой избе Антипа Шитова, из которой героя не смог выжить поп, рухнула потолочная матрица. Для Антипа это стало нехорошей приметой, грозившей вымиранию рода. Потому он через силу и вопреки возможностям стал строить новую избу, с его точки зрения, могущую обеспечить неискоренимость рода. Однако дурная примета реализовалась в судьбах героев. Оба сына ушли из отцовской избы: один - в поповскую избу, став священнослужителем, другой - добывать саблей крестьянское счастье. Начав возрождать отцовский дом, Данило в самый важный момент семейной жизни - перед рождением первенца - уходит из него, и затем, когда дети стали подрастать, дом подолгу вынужден был оставаться без хозяина. Когда Данило потерял жену, у него окончательно сложилось негативное отношение к дому: «.темной ночью, схватившись за голову, он подолгу глядел в темноту (...) возненавидел свою избу, как тяжелую роковую судьбу, которая принесла несчастье отцу и теперь переложила горе на его плечи» [1. С. 52]. В конечном итоге дом покидают и сыновья Данилы.
Символическими деталями сопровождается и предощущение разгрома Данилова войска. Перед трагическими событиями герой оказывается не в социальном, а в природном пространстве - он занимается крестьянской работой, косит сено в рассветный час на лесной поляне. Положив косой траву, герой видит красные ягоды земляники, напоминающие ему капли крови, рассыпавшиеся по траве. Другим символическим образом неминуемой смерти оказывается описание летних гроз. Грозы сопровождаются разливом рек, разрушением телесного остова земли, внутренности которой выворачиваются наружу, выпуская на свет покойников из древних захоронений. Грозы становятся не просто предзнаменованием смерти. В социально размеренный мир они привносят инфернальное начало. Мертвецы выходят наружу, земля начинает заселяться мертвецами, они потесняют живых, наводят на людей страх. В этот момент ломается эмоциональный тон, сопровождающий социальную борьбу, в которой участвуют герои. Ими овладевает трагическое ощущение близящейся катастрофы. Кульминация крестьянской войны с ее победами сопровождалась другим природным явлением - метелями. Снег помогал мятежникам взять крепость. Данило увидел, что одну из сторон крепости почти полностью засыпало снегом и это обеспечило возможность беспрепятственного вхождения в завоеванное поселение.
Пословицы, поговорки, приметы как и этнонимы сопровождают все действия героев. Они связаны с осмыслением социальных конфликтов, с решением бытовых проблем, с формулированием воззрений на мир. Через пословицы и поговорки герои выражают коллективный народный разум. Например, утверждая право борьбы за социальную свободу и обосновывая в разговоре со старостой свое агрессивное поведение, Данило прибегает к пословице: «Мир - не Игонька, рассудит тихонько» [1. С. 52]. Герой ссылается на мир, поддержку которого чувствует, эта поддержка оправдывает его самовольные поступки. Их собственная речь не индивидуализирована, ибо в тексте отражен не внутренний, а внешний, социальный человек. Поэтому пословицы и поговорки выполняют функцию сви-детельствования о внутренней жизни коллективной народной души. Слово пословиц и поговорок принадлежит разным речевым субъектам и создает многоголосие в романе.
Народные песни в произведении также являются смыслообразующим слоем текста. В основном это песни солдатские, разбойничьи, отражающие нелегкую долю народа. Лирическая линия несостоявшейся любовной истории Гераськи и Марины сопровождается тремя любовными песнями. Но песенный текст не только лирически обрамляет героико-эпическую тему и драматическую историю ги-
бели мятежников. Он протягивает ниточку от романа Бор-Раменского к повести «Капитанская дочка». Текст песни «Не шуми ты, мати, родимая дубравушка» предваряет поход Данило Шитова и окрашивает его лирико-философской интонацией, вбирающей в себя и социальное оправдание этого похода, и мысль о его губительности, о его нравственно-разрушительном воздействии на человека. Именно эта песня используется А.С. Пушкиным, чтобы поставить перед героями, прежде всего перед Пугачевым и Гриневым, эти же вопросы. Герои романа Бор-Раменского не осознают драматическую сторону социальной войны, не ставят перед собой нравственный вопросы. Однако на периферии повествования, в авторском сознании, которое он выражает не словом романного повествователя, а словом народной песни, эти вопросы все же всплывают. Мысль о драматическом, а не героико-эпическом существовании человека в мире передана и поддержана в романе всеми песенными текстами, не зависимо от их жанра. Если автор использует солдатские песни или песни о бытовой жизни крестьянина, он цитирует только те строки, в которых повествуется о тяжелой доле, о насилии, о подавлении человеческого достоинства. Характерный пример: «Данило под общий шум тоже пел, притоптывая лаптем под столом:
Грабли, вилки, две метелки, два серпа.
Колотили, молотили, поворачивали!..» [1. С. 76].
В любовных песнях акцент также сделан на драматических переживаниях человека: «Михайло искоса взглянул на парня, улыбнулся и запел во весь голос:
О, да не болит головушка
... Со вчерашнего похмельюшка..
Лишь о девице, о красавице
На грудь клонится,
Глаз туманится» [1. С. 215].
Так, благодаря символическим образам, мифопотизации, использованию фольклорных произведений расширяется смысловое романное пространство. Бор-Раменскому как человеку, сформированному устно-поэтической и русской классической культурами и занимающемуся просветительской деятельностью, явно мало социальных смыслов и той системы оценок, которую сформировал опыт революции и гражданской войны.
В повести «В прикамских лесах» писатель использует тот же принцип социально-детерминированного изображения человека, который он воплотил уже в первом своем романе «Раменье». Действие происходит в деревне 1930-х гг., когда там утвердился колхозный строй и социальное противостояние преодолено. Но герои оказываются по-прежнему во власти своего прошлого, которое воспринимается ими сквозь призму классового сознания. Например, приехавший в колхоз «Смычка» новый председатель, представляясь крестьянам, рассказывает о себе как о человеке генетически несущем память о социальном гнете: «Мой дед имел на шесть человек семьи подушевой надел. Библя, бился, землю продал и пошел в бурлаки. Таким образом отец уже оказался безземельным крестьянином-батраком» [2. С. 14]. Поскольку в повести «В прикамских лесах», в отличие от романа «Раменье», социальный конфликт не оказывается сюжетообразующим, все герои изображаются как образцовые советские люди, мыслящие себя частью колхозного коллектива. Человек в этом романе рассматривается в русле не индивидуальной, а социальной судьбы. Поэтому у все одни радости и одни печали. Внутренняя жизнь персонажей в первой части произведения не показана.
Поворотным моментом в сюжете произведения и в принципах изображения героев оказывается война. Война окрашивает драматизмом судьбу каждого персонажа. В результате внешний, социальный человек уступает место внутреннему. Особенно ярко этот переход к новым принципам изображения проявлен в сценах, описывающих Василия, переживающего известие о смерти сына. Драма утраты отразилась на внешности героя: «Утром вместе с рабочими пришла Мария Степановна и страшно удивилась: так изменился Василий. Его лицо осунулось, побледнело, залегли глубокие морщины, сильно поседела борода и под глазами нависли мешковатые складки» [2. С. 158]. С учетом приемов психологизма, Д.П. Бор-Раменский показывает внутреннюю жизнь человека через внешние ее проявления: она отражается в портретных деталях, в жесте, в поведении. Например, Василий, сокрушенный трагическим известием, идет из дома в мастерскую и работает там без отдыха больше суток: «Работал яростно, стиснув зубы. Ему казалось, что он сам сражается на фронте (...) От быстрой работы ему становилось легче, в ней как бы растворялась его злая печаль» [2. С. 156].
Повесть «В прикамских лесах» получает драматическое звучание и приобретает личную авторскую интонацию именно в подобных сценах. Д.П. Бор-Раменский посвятил произведение двум своим погибшим в годы Отечественной войны сыновьям и таким образом выплеснул в нем горькое чувство утраты.
Соотнеся между собою крупные произведения писателя, можно заключить, что все они построены по законам утверждавшегося в литературе 1930-х гг. социологического принципа. В согласии с соцреалистическим канонам, Д.П. Бор-Раменский выбрал самый репрезентативный жанр прозы - роман, по образцу которого написана и повесть. Однако художественное мышление писателя было ориентировано не только на соцреалистическую эстетику, но и на мифопоэтику, что обогатило систему образов и поэтический язык. В отличие от романа «Раменье» и повести «В приркамских лесах, роман «Данило Шитов», на наш взгляд, отразил более адекватно специфику авторского мироотноше-ния. Бор-Раменский - писатель без эволюции. Система его творчества вобрала элементы позитивной эстетики, поэтики русского классического реализма и фольклора. Динамика творчества определялась сменой социально-востребованной проблематики.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бор-Раменский Д.П. Данило Шитов. Изд. второе, доп. Ижевск, 1956. 271 с.
2. Бор-Раменский Д.П. В прикамских лесах.. Ижевск, 1950. 205 с.
3. Писатели и литературоведы Удмуртии: Биобиблиографический справочник / сост. А.Н. Уваров. 2-е изд., рас-шир. и доп. Ижевск, 2006. С. 23-24.
4. Подшивалова Е.А.Типология героев и жанровые модели в романе Д.П. Бор-Раменского «Раменье» // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2013. Вып. 4. С. 157-162.
5. Пушкин А.С. Капитанская дочка. М., 1979. 189 с.
Поступила в редакцию 13.07.14
E.A. Podshivalova
PRINCIPLES OF STRUCTURES OF D.P. BOR-RAMENSKY' S CREATIVE WORKS
The following paper continues the research of the prose of D.P. Bor-Ramensky, Russian and Soviet writer who was born in Udmurtia. The article "Typology of heroes and genre models in the novel of D.P. Ramensky "Ramenye" laid the foundation for this exploration. The subjects of the research are the works "Danilo Shitov" and "In the woods of the Kama Region". The objective of the paper is to describe the system of creative works' structure applied by D.P. Bor-Ramensky. The author concludes that according to social realistic canons the writer preferred the most representational genre, i.e. novel which he used as a model to create his novelette. The heroiepic theme is regarded as the basis of his plots and is supposed to determine some genre varieties of his works; the heroes are depicted with the reference to the principle of social determinism and social typicality. However the writer's artistic mind is focused both on socialist esthetics and mythopoetics. This point is supported by his system of characters and motives and components of his poetic diction. D.P. Bor-Ramensky was not subjected to the evolutionary process and the dynamics of his works was determined by certain shifts in socially-required issues.
Keywords: D.P. Bor-Ramensky, system of creative works, the novels "Ramenye", "Danilo Shitov", the novelette "In the woods of the Kama Region", heroiepic theme, social determinism, mythopoetics, psychologism.
Подшивалова Елена Алексеевна, Podshivalova E.A.,
доктор филологических наук, профессор Doctor of Philology, Professor
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» Udmurt State University
426034, Россия, Ижевск, Университетская, 1 426034, Russia, Izevsk, Universitetskaya st., 1
E-mail: podshlena1@mail.ru E-mail: podshlena1@mail.ru
