CC BY
57
ПОЛЕМИКА Polemics
Аннотация. Рубрика «Полемика» посвящена обсуждению концепции, представленной в статье А.С. Миронова «Русский былинный эпос как система ценностей: (к постановке проблемы)», которая была опубликована в № 3 (38) за 2016 г. «Нового филологического вестника». Ниже помещен отклик С.В. Козловского на полемические замечания А.С. Миронова в отношении его монографии «История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц», а также ответ А.С. Миронова на этот критический отзыв.
Ключевые слова: ценность; героический эпос; былина; социальная норма; социальная практика.
Abstract. Section "Polemics" is devoted to the discussion of the concept presented in the article by A.S. Mironov "Russian Heroic Epic as Value System (to the Issue)", which was published in no. 3 (38) for 2016 of "The New Philologycal Bulletin". Below is the response of S.V Kozlovsky on remarks of A.S. Mironov to his monograph "History and the old times: world perception social practice, motivation of people", as well as A.S. Mironov's the answer on this critical review.
Key words: value; heroic epic; bylina; social norm; social practice.
С.В. Козловский (Ижевск)
ПРИМЕЧАНИЯ К СТАТЬЕ А.С. МИРОНОВА «РУССКИЙ БЫЛИННЫЙ ЭПОС КАК СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ: (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)»
S. Kozlovsky (Izhevsk)
Notes on the A. Mironov's Article "Russian Heroic Epic as Value System (to the Issue)"
В статье «Русский былинный эпос как система ценностей: (к постановке проблемы)», опубликованной в номере 3 (38) за 2016 г.1, А.С. Миронов подверг критике исторически обоснованные выводы о мотивации былинных героев, делая в полемике иронические замечания в мой адрес. Его работа содержит ряд заблуждений, нуждающихся в пояснении.
Пренебрегая литературой, освещающей специфику былин (труды П.Д. Ухова, Ю.А. Новикова, Ф.М. Селиванова, В Я. Проппа и др.), он идеализирует и упрощает отраженную в эпосе социальную практику, игнорирует латентные основы социальной деятельности.
Былины - это культурный комплекс, содержащий полиэтничные разновременные ментальные стереотипы, намеки, иносказания. Их необходимо изучать во взаимосвязи, не вырывая «концепт» из контекста: оце-
нивая изюм, вырванный из булки, вы можете составить впечатление об изюме, но не о булке с изюмом.
Подход к изучению ценностей у него действительно оригинальный: автор игнорирует труды крупнейших специалистов в исследовании данного вопроса - например, М. Вебера, Э. Дюркгейма, изучавших изменение отношения к социальным нормам и ценностям, аномию (богатыри действуют в ситуации аномии). Вместо этого представлены отрывочные суждения, в основном «австрийской школы», используемые для обоснования взглядов автора на эпос как «объективную» систему социальных ценностей.
Его утверждения противоречат друг другу, например: «Особенность русского былинного эпоса состоит в том, что мотивация былинных героев принципиально чужда прагматизма и рассудочного расчета». При этом автор оговаривает следующий момент: «В былинном мире сугубо гедонистическая (эвдемонистическая) ценностная мотивация как конечная цель действия, безусловно, присутствует, однако противоречит образу социальноù нормы».
Как можно одновременно заявлять о чуждости мотивации былинных героев прагматизму (удовлетворению потребности) и наличии гедонистической мотивации как цели действия (стремление к удовольствию, которое, как ни крути, сводится к удовлетворению потребностей)? Где логика?
Формальный анализ текста в его статье также отсутствует.
Эпический текст имеет сложную, многослойную структуру, значение которой нельзя игнорировать. Она часто является фрагментарной (часть текста подразумевается или отсутствует), мозаичной (в одной былине могут быть Loci communes, относящиеся к разным сюжетам). Изучение требует реконструкции, без которой исследование текста как смысловой системы затруднено. Такая реконструкция возможна лишь в рамках социальной практики эпохи, к которой относится текст. Поэтому изучать его как материал вне времени и истории невозможно.
О мере соответствия былинной и летописной социальной практики повествует моя монография2, содержание которой автор статьи критикует.
Например, A.C. Миронов заявил, что моя работа: «предлагает решительно модернизированную систему ценностей».
Монография построена на подтверждении описанных былинами социальных ситуаций летописными свидетельствами о древнерусской социальной практике. Где модернизация?
A.C. Миронов выбрал странный объект для критики: тезисы, которые он «опровергает», находятся в разделе «мода». Уже название предполагает неустойчивый характер «наград».
Критика A.C. Мироновым указанных положений не может быть признана адекватной. Например: «Место в дружине. О том, что Илья Муромец выезжает из дома вовсе не для того, чтобы поступить на службу к князю, свидетельствует хотя бы его изначальное намерение "не кровавить" саблю, что несовместимо с карьерой дружинника ».
В списке литературы В.Я. Пропп автором не упомянут. О такой функ-
ции, как «нарушение запрета», одном из постоянных элементов сюжета, автор, по-видимому, «забыл». Запрет касается «злоумышления» в дороге на христианина (крестьянина), которым может оказаться даже «татарин». Но тот, кто пойдет против богатыря, попадает в категорию «еретиков, разбойников», бить которых никто не запрещал.
«...Илья ищет "выслуги" у князя, но не поступает под начало кого-либо из княжеских военачальников в качестве рядового члена дружины, а свободно принимает решения о том, какую миссию принять на себя».
Почему богатырь, подтвердивший статус подвигом, должен быть рядовым? Князь дает выбор: «где ты хочешь, там и сядь».
Автор «забыл» о Кожемяке, разделении дружины на старшую и младшую, а также о самих былинах, в которых есть примеры назначения без указания на желание.
«... царь Костянтин Боголюбович предлагает Муромцу не просто "место в дружине ", а роль предводителя дружины. Вопреки гипотетическому императиву Козловского, Илья отказывается от заманчивого предложения».
Илья Муромец едет в Киев: заложиться за Князя Володимера. Он едет именно к Владимиру. Другого князя, кроме Киевского Владимира, былина не признает (другие обычно показаны как «подколенные»), так что о «заманчивости» речи не идет.
Дань (в сюжете о Вольге и Микуле) рассмотрена некорректно: эпизод с благодарностью мужичков предшествует предложению «собирать дань грошовую», что позволяет выделить два образца престижного поведения (старый и новый). Аргумент A.C. Миронова не выдерживает проверки фактическим материалом.
Восторженное отношение автора к богатырям («Никто из них не помышляет о том, чтобы присвоить часть княжьей "получки "»), не всегда оправдано: «Не посылай-ка богатыря Олешеньки...»
Он увидит бессчетну золоту казну.
Так ведь ему да й голову сложить.
«Право беспошлинного торговли. Вопреки иллюзиям С. Козловского, Дюк Степанович отправляется в Киев не для торговли, но для того единственно, чтобы состояться в богатырском качестве».
Неизвестно, что подразумевалось в словах боярина - иносказания и намеки никто не отменял. Есть следствие его действий: былина показывает источник баснословного богатства Дюка - беспошлинную торговлю:
Ах ты Молодой боярин Дюк Степанович!
Ты торгуй в нашем воо гради во Киеви,
В Киеви да ведь беспошлинно.
«Деньги, слава. ... Гостиной сын отказывается от золота, принимая лишь три шубы, из которых две - для верных своих соратников»
Илья обирал золоченые маковки церквей, Алеша мог потерять голову при виде золота. Гостиный сын хотел и получил славу, а цена шуб (с плеча самого Владимира!) могла быть выше условленной суммы.
«Платье цветное. Утверждение, будто Алеша Попович нападет на Тугарина с целью завладеть его платьем, вполне анекдотично».
Эпизод анекдотичен с позиции современного человека, но стоимость цветной ткани в средневековье была выше. Чужая одежда вызывала зависть у дружинников, например, князя Игоря: «Отроки свенельжи изоде-лись суть оружьем и порты».
«Приглашение служить при дворе. Для Чурила должность - не цель, а средство обрести новые возможности очаровывать представительниц прекрасного пола».
Сюжет о Чуриле не был самостоятельным, его можно рассматривать как пародию, в которой обыгрывается типическое место богатырской охоты и сюжет о Волхе-богатыре в целом. Пародия основана на иносказании, намеках, составляющих подтекст логической достройки былинной ситуации. Благородная война и охота Волха противопоставлена грабежу и разбою Чурилы, мелочная и подлая месть Чурилы Бермяте показана как диверсия Волха в стане врага. Действия Чурилы выглядят как пафосное подражание героизму Волха. Пунктиром повторяется ряд этапов былины о Волхе, и появляется развязка: испуг Князя Владимира: следующий шаг, по логике развития сюжета, развивающегося по подобию былины о Волхе -разбить его в крохи...
Изменение в пользу иной развязки связано с тем, что пародия продолжается в отношении сюжета, намекающего на сходство Чурило с Тугарином:
Да садился Тугарин да за дубовый стол, Да садилася матушка княгиня Опраксия-королевична... ... Онарушала, матушка Опраксия, лебедь белую, Да урезала да руку правую.
Былина о Чуриле вторична по отношению к сюжетам «о Волхе» и «об Алеше и Тугарине».
«...приглашение от Апраксин получает калика Касьян, - и отвечает решительным отказом; таким образом, никто из богатырей и поляниц, кроме Чурилы, не согласен добиваться карьеры при дворе. Подобная мотивация для эпического героя - безусловное исключение».
Карьеру при дворе делал не только Чурило, но и Добрыня, поэтому об исключении речи не идет. Касьяну статус паломника давал преимущества (право церковного убежища, т.к. «смолоду бито-граблено»).
Надуманными выглядят и иные заявления автора: « ... смелость былинного героя не есть врожденное качество... »
«Смелость», «вежество», «щапливость», «хитрость» воспринимаются в былинах именно как врожденные качества героя:
«Я бы смелостью тебя спородила Во того бы во Алешеньку Поповича».
А.С. Миронов допускает высказывания, которые даже спорными назвать трудно: «Илья упрекает Иванищо в том, что у того много силы, но не хватает "смелости-ухватки", т.е. деятельного любви, толкающей человека на немедленное противление злу» (подчеркивание мое - С.К.). Для понимания ситуации: «ухватки богатырские» сноровка, приемы борьбы (ухватывали за пояс и бросали с носка).
Вызывают недоумение попытки автора подогнать «ценностную систему былинного мира» под философские взгляды Н.О. Лосского. Былины создавались в реалиях, обусловленных иным мировоззрением.
Приходится констатировать, что пренебрежение трудами по исторической и социальной психологии, историографией былин, поверхностное изучение даже заявленных работ привели автора к ложным выводам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Миронов А. С. Русский былинный эпос как система ценностей: (к постановке проблемы) //Новый филологический вестник. 2016. № 3 (38). С. 45-60.
2 Козловский С.В. История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц. Ижевск, 2009.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Mironov A.S. Russkiy bylinnyy epos kak sistema tsennostey: (k postanovke problemy) [Russian Heroic Epic as Value System (to the Issue)]. Novyvfilologicheskiv vestnik, 2016, no. 3 (38), pp. 45-60. (In Russian).
(Monographs)
2. Kozlovskiy S.V Istoriya i star in a: mirovosprivatie, sotsial'naya praktika, moti-vatsiva devst\'uyushchikh ¡its [History and Old Times: Worldview, Social Practices, the Motivation of Actors ]. Izhevsk, 2009. (In Russian).
Степан Викторович Козловский - кандидат исторических наук, доцент Ижевской государственной сельскохозяйственной академии.
Область научных интересов: фольклористика; героический эпос.
E-mail: svk7878 i7 mail.ru
Stepan Kozlovsky - Candidate of History, Associate Professor, Izhevsk State Agricultural Academy.
Research interests: folklore; heroic epic poetry.
E-mail: svk7878 i7 mail.ru
A.C. Миронов (Москва)
О ПОПЫТКЕ C.B. КОЗЛОВСКОГО ПЕРЕОСМЫСЛИТЬ МОТИВАЦИИ ГЕРОЕВ РУССКОГО ЭПОСА
A. Mironov (Moscow)
On S.V. Kozlovsky's Attempt to Rethink the Motivation of Characters in Russian Epic
Особенность подхода C.B. Козловского к изучению мотивации былинных героев предопределена его убеждением в том, что былинные богатыри якобы действуют в ситуации аномии. Тезис этот нам представляется ложным: действия богатырей отражают цельную систему ценностей и связанных с ними социальных норм, смыслов и мотиваций. Благодаря повышенной сопротивляемости эпоса к любым изменениям, эта система сохранила не только устойчивость, но и внутреннюю логичность на протяжении столетий - независимо от того, находилась ли в ситуации аномии система ценностей реальной, исторической России.
Эпической картине мира, безусловно, противоречат выводы C.B. Козловского о том, что былинные богатыри якобы действуют в целях наживы и карьерного роста. Так, в понимании C.B. Козловского Илья Муромец совершает свои подвиги не из сострадания и жалости, не потому, что у него «сердце разгорелось» (именно так поется в былинах), но якобы для того, чтобы занять место в княжеской дружине. Мотивация Алеши Поповича, по мнению C.B. Козловского, состоит в том, чтобы разбогатеть - или хотя бы раздобыть «платье цветное»; Микулой Селяниновичем также движет мечта о банальном обогащении («дань грошовая»).
Для обоснования своих предположений C.B. Козловский смешивает былинных и летописных героев (в частности, напоминает нам о Кожемяке, который не имеет никакого отношения к былинному миру). Но главный метод C.B. Козловского - «реконструкция текста как смысловой системы» с учетом социальной практики эпохи, к которой относится былина.
Хочется спросить C.B. Козловского, к какой эпохе нужно отнести текст былины, где встречаются Добрыня Никитич (прототипом которого считают дядю князя Владимира Святославовича) и Ермак Тимофеевич1 ? Социальную практику какого столетия предлагается применить для реконструкции текста как смысловой системы: XI или XVI? Или, может быть, XIX, в котором былина была записана? К какой эпохе относить былину «Глеб Володьевич», где действие начинается в «каменной Москве» на берегах «Непры-Реки»? А былина «Про старого казака» Илью Муромца2 упоминает «стольный Киев-град на Неве-реке» - с этим как быть? Может быть, применить для реконструкции былинных смыслов наши знания о социальной практике жителей Петербурга?
C.B. Козловский пытается обосновать меркантильную мотивацию некоторых богатырей, в частности, тем, что богатыри боятся посылать Але-
