CC BY
65
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 343.1 DOI 10.24411/2073-0454-2020-10130
ББК 67.411 © А.А. Сумин, 2020
Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
ПРЕЗУМПЦИЯ НЕВИНОВНОСТИ И МЕРЫ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ: СОВМЕЩЕНИЕ НЕСОВМЕСТИМОГО
Александр Александрович Сумин, профессор кафедры уголовного процесса, доктор юридических наук, доцент Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя (117997, Москва, ул. Академика Волгина, д. 12) E-mail: office@unity-dana.ru
Аннотация. Анализируется применимость некоторых мер уголовно-процессуального принуждения в условиях действия презумпции невиновности. Сделан вывод о существовании ряда дискуссионных вопросов о совместимости названной презумпции с ограничением конституционно защищаемых прав и свобод личности.
Ключевые слова: уголовный процесс, презумпция невиновности, меры процессуального принуждения.
PRESUMPTION OF INNOCENCE AND COERCIVE MEASURES: COMBINING THE INCOMPATIBLE
Aleksandr A. Sumin, Professor of the Department of Criminal Procedure, Doctor of Legal Sciences Associate Professor Moscow University of the Ministry of Internal affairs of Russia named after V.Ya. Kikot' (117997, Moscow, ul. Akademika Volgina, d. 12) E-mail: office@unity-dana.ru
Abstract. Analyzed the applicability of certain coercive measures of criminal procedural under the conditions of the presumption of innocence. It is concluded that there are a number of debatable issues in the compatibility of the presumption with a limitation of constitutionally protected rights and freedoms of the individual.
Keywords: criminal procedure, presumption of innocence, coercive measures of criminal procedure.
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Для цитирования: Сумин А.А. Презумпция невиновности и Вестник Московского университета МВД России. 2020;(3):45-46.
Частью 1 ст. 49 Конституции РФ1 сформулировано основное положение презумпции невиновности: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». Таким образом, любой человек, в отношении которого ведется уголовное производство, считается невиновным до наступления условия, указанного в названной правовой норме.
В связи с таким конституционно определенным содержанием презумпции невиновности возникает естественный вопрос о допустимости применения мер процессуального принуждения к невиновному лицу.
Представляется целесообразным, прежде всего, обратить внимание на то, что следует различать законодательное установление мер государственного принуждения и реальное применение таких мер.
Понятно, что установление мер государственного принуждения правовыми нормами различной юридической силы направлено на обеспечение правопорядка в обществе и государстве. Столь же очевидно, что применение указанных мер наступает в случае, когда субъект того или иного правоотношения с умыслом или по неосторожности нарушает или пытается нарушить те правовые предписания, которыми данное общественное отношение регулируется. Если субъект находится
меры процессуального принуждения: совмещение несовместимого.
в рамках «правового поля», то нет необходимости принуждать его к соблюдению правовых норм.
Возвращаясь от этого обобщенного посыла, касающегося мер государственного принуждения, обратимся к конкретной ситуации — применению мер уголовно-процессуального принуждения к лицу, в отношении которого ведется уголовное производство.
Рассмотрим применение такой меры пресечения, как задержание по подозрению в совершении преступления. По мнению автора, само по себе такое подозрение вряд ли вообще может служить основанием для задержания: конституционно охраняемое право на личную свободу вряд ли допустимо ограничивать на основе одних лишь предположений. В этом смысле другое конституционное положение о допустимости досудебного задержания человека на срок не более 48 часов вступает в логическое противоречие с презумпцией невиновности. Задержание лица, «застигнутого при совершении преступления или непосредственно после его совершения» (п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ), еще как-то можно логически связать с ограничением личной свободы подозреваемого, поскольку ч. 3 ст. 55 Конституции РФ допускает, что «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это
1 СЗ РФ. 2014. № 31. Ст. 4398.
№ 3 / 2020
Вестник Московского университета МВД России
45
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства», хотя и в таком случае наличие такой логической связи крайне спорно: о том, имело ли место преступление или иное деяние, объективно похожее на преступление, но таковым не являющемся (например, очевидцы застали тот момент, когда человек, находящийся в состоянии необходимой обороны, наносит телесное повреждение другому лицу, которое как раз и совершило (покушалось на совершение) преступление в отношении обороняющегося), вряд ли может быть сделан бесспорный вывод на месте происшествия и иногда даже в течение тех трех часов, которые отведены законом для принятия решения о составлении протокола задержания или об освобождении лица, доставленного в орган дознания или к следователю. Можно возразить, что в описываемой ситуации одной из целей задержания как раз и будет необходимость разбирательства имевшей место ситуации. Тогда следует признать, что задержание имеет целью (в данном случае) обеспечение предварительного расследования. Тогда имеет место правоотношение, объектом которого является порядок уголовного судопроизводства и, следовательно, применение принуждения становится возможным только при противоправном поведении подозреваемого, которое должно посягать на объект правоотношения. Если подозреваемый не пытался скрыться или иным образом воспрепятствовать уголовно-процессуальной деятельности, то вряд ли можно делать вывод о наличии правового основания для применения процессуального принуждения. Предположения о возможной в будущем времени противоправной деятельности подозреваемого — слишком малоубедительное основание для ограничения конституционных прав и свобод.
Более того, по мнению автора, задержание по подозрению в совершении преступления — это вообще правовой парадокс. Общепризнано (хотя это прямо не установлено законом), что протокол задержания по подозрению в совершении преступления составляется лишь после возбуждения уголовного дела. Но уголовное дело может быть возбуждено только при наличии основания — достаточных данных, указывающих на признаки преступления (ч. 2 ст. 140 УПК РФ), при этом в постановлении о возбуждении уголовного дела указывается юридическая квалификация преступления, в совершении которого подозревается лицо (п. 4 ч. 2 ст. 146 УПК РФ). Но коль скоро приводится юридическая квалификация, то возникает вопрос: что мешает привлечь лицо в качестве обвиняемого одновременно с возбуждением уголовного дела. А привлечение в качестве обвиняемого предполагает уже не задержание, а избрание меры пресечения, проводимое в условиях состязательности сторон перед судом. Конечно, существует ст. 100 УПК РФ, которую с учетом изложенного
выше суждения нельзя охарактеризовать иначе как правовое извращение (повторимся: если существуют достаточные данные, указывающие на признаки преступления, и есть лицо, в отношении которого по этим признакам возбуждено уголовное дело, то нет никаких препятствий для обвинения такого лица).
С презумпцией невиновности крайне плохо согласуется и избрание меры пресечения в виде заключения под стражу, и продление процессуального срока этой меры пресечения. Да, закон допускает избрание данной меры пресечения сразу же на срок до двух месяцев, и, как правило, суды устанавливают именно предельный срок, после чего суд «умывает руки» и его абсолютно не интересует, не изменились ли обстоятельства настолько, что дальнейшее применение этой меры пресечения не вызывается необходимостью или не отпали ли вообще основания для содержания под стражей, полагая, очевидно, что выяснение этих обстоятельств — забота прокурора, руководителя следственного органа и следователя. Но тогда с неизбежностью следует вывод, что пресловутый «судебный контроль» — фикция. Что касается ситуации с продлением срока содержания под стражей, то по отношению к презумпции невиновности она выглядит еще более печально, поскольку с учетом всех возможных и невозможных обстоятельств предельный срок применения данной меры пресечения может составлять до 18 (!) месяцев (ч. 3 ст. 109 УПК РФ). Ну и что же из того, что есть конституционно установленная презумпция невиновности? Пусть обвиняемый сидит с этой презумпцией без обвинительного приговора ... А потом еще полтора — два года до окончания судебного разбирательства и проверки приговора суда первой инстанции судом апелляционной инстанции. Два-три года лишения свободы без обвинительного приговора — это, видимо, как раз в духе рассматриваемой презумпции.
Не менее интересным выглядит положение с избранием мер пресечения, не требующих судебного решения. Формально предварительное следствие может длиться «до греческих календ», а точнее — до истечения срока давности уголовной ответственности за инкриминируемое обвиняемому преступление; и все это время может продолжать действовать избранная следователем мера пресечения (подписка о невыезде, личное поручительство, присмотр за несовершеннолетним обвиняемым, наблюдение командования воинской части). Конечно, ограничения прав и свобод личности этими мерами пресечения несопоставимы с ограничениями, возникающими при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста, но они, все же, есть, несмотря ни на какую презумпцию невиновности.
Изложенное позволяет сделать вывод о наличии ряда дискуссионных вопросов в совместимости названной презумпции с ограничением конституционно защищаемых прав и свобод личности.
46
Вестник Московского университета МВД России
№ 3 / 2020
