CC BY
84
по транслитерированным текстам, созданным Южноуральской провинциальной канцелярией. Данный словарь может быть востребован при анализе проблем происхождения русского литературного языка, формирования системы функциональных стилей, в частности делового стиля.
Список литературы
1. Балакай, А. Г. Доброе слово. Словарь-справочник русского речевого этикета и простонародного обхождения. Т. 1. Кемерово, 1999.
2. Дзугаева, Е. Т. Структура словарной статьи (на материале лексикографического описания приставочных глаголов) : дис. ... канд. филол. наук. Грозный, 2005.
3. Новоселова, Н. А. Лингвистические факторы текстообразования в деловой письменности (на материале актов XVIII в. Южноуральской провинциальной канцелярии). 8аагЬтекеп, 2011. 211 с.
4. Новоселова, Н. А. Опыт составления словника при издании рукописных деловых текстов XVIII в. Южноуральской провинциальной канцелярии // Сборник статей к юбилею проф. Л. А. Глинкиной. Челябинск, 2005. С.90-100.
5. Окунева, А. П. Русский глагол : слов.-справ. М., 2000. 558 с.
6. Челябинская старина. Ч. П-П. Материалы к истории языка деловой письменности XVIII в.. / сост. Н. А. Новоселова, Е. П. Злоказова; под общ. ред. Л. А. Глинкиной. Челябинск, 2004. 216 с.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 132-135.
М. Н. Осадчая
ПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИМЯ КАК ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ ФАКТОР В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ
Рассматриваются особенности употребления прецедентных имен в художественном дискурсе О. Мандельштама. Прецедентное имя характеризуется как коммуникативно актуализированный компонент дискурса, выполняющий функцию лингвокультурного основания ценностных репрезентаций.
Ключевые слова: прецедентное имя, художественный дискурс, ценность, лингвокультуро-логия.
Характеризующая современную культурную ситуацию смена ценностных установок актуализирует рассмотрение художественного дискурса в ценностно-оценочном ракурсе, поскольку смена иерархии ценностей в социуме непосредственно влияет на языковые коннотации. Смена культурных коннотаций присуща переходным и кризисным периодам, поскольку «ценности - как на уровне личности, так и на уровне социума - обнажаются в ситуации кризиса <...> или конфликта» [1. С. 143]. Исходя из того, что ценности культуры кодируются в стереотипах, в прецедентных текстах, представляется продуктивным анализ репрезентации ценностей в художественном дискурсе посредством использования прецедентных
образов, в общекультурном представлении наделенных ценностным смыслом.
Дискурс как коммуникативное событие ориентирован на адресата. Как правило, участник коммуникации «стремится минимизировать сложность поверхностной структуры высказывания и максимизировать объем информации» [14. С. 56]. Как раз прецедентное имя, «связанное с широко известным текстом <...> или с прецедентной ситуацией» [7. С. 172], позволяет кодировать в плане содержания имени собственного (обычно автор прецедентного текста, герой, персонаж или топонимические именования) наиболее значимые для отправителя дифференцированные смыслы упоминаемого прецедентного текста. В общекультурном
восприятии за самыми известными именами со временем закрепились стереотипные смыслы. Вообще «каждый народ в своих (традиционных) именах собственных обычно ищет осмысления человеческой натуры, преобразуя тот или иной оним в символ» [3. С. 161].
В авторском дискурсе имена собственные, связанные с общеизвестными и значимыми в общекультурном восприятии текстами, можно рассматривать не только как прецедентные имена, но и как «лексические маркеры когнитивной единицы» [13. С. 340], ценностно значимой для автора, выявляющей объективацию ценностного отношения.
Прецедентное имя не имеет четко отграниченного конвенционального содержания, поскольку базируется на субъективном осмыслении исходного прецедентного текста. К произведениям Гомера в текстах Мандельштама имеется множество реминисценций, при этом актуализированный смысл позволяет выявить ценностную составляющую авторской прецедентной отсылки. В ранних произведениях античные образы предстают воплощением красоты, гармонии:
«Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?» [10. С. 117].
То же прецедентное имя Елена и текст Гомера в другом контексте воплощают остановившееся время:
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена -
Не Елена - другая, - как долго она вышивала? [10. С. 128].
Через несколько лет в античной истории безответно влюбленный Мандельштам посредством прецедентной отсылки представляет мотив предательства: «Ахейские мужи во тьме снаряжают коня» [10. С. 150]. Образованный от древнегреческого этнонима атрибутив и употребление слова конь в единственном числе отсылают к гомеровскому троянскому коню, воплощающему вероломство, предательство. В следующем четверостишии этого же стихотворения имя из того же источника репрезентирует идею неотвратимости трагедии.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скво-решник» [10. С. 150].
Индивидуально-авторская номинация дворца царя Приама лексемой скворешник демонстрирует то ироничное переосмысление, ко-
торое способствует «обогащению значения привнесением в него элементов субъективного смысла» [6. С. 240].
Когда же события октября 1917 г. потрясли автора, в его текстах ценностные имена античной культуры выступают в фарсовом осмыслении:
Лети, безрукая победа -
Гиперборейская чума! [10. С. 132].
Низведение ценностей связано с рухнувшими надеждами. По мнению исследователей, «до Октября 1917 г. Мандельштам ощущал себя поэтом лирическим, порой историософским, но не поэтом-гражданином» [8. С. 97]. Посредством предикации победа переименована в чуму, а атрибутив безрукая включает двойной смысл: источником прецедентного образа является скульптурное изображение богини - Ника Самофракийская, торс скульптуры сохранился действительно без рук. Вторым планом прочитывается коннотация на обыденном уровне: безрукая женщина в переносном смысле не может качественно выполнить ничего. Тем самым актуализирована специфика ценностного отношения автора к не оправдавшей надежд февральской победе. В подобных контекстах наблюдается когнитивный процесс объективации скрытых ценностных установок и их преломления в индивидуально-авторском осмыслении.
Способ существования прецедентного текста в пространстве художественного дискурса Ю. Н. Караулов характеризует как «семиотический», поскольку использование прецедентной отсылки не предполагает конвенционально-закрепленного значения. Означающее в каждой текстовой реализации задается авторской интенцией, тем самым дискурсивная обусловленность предполагает проявление уникальных, индивидуально-авторских смыслов. Например, многоплановое имплицитное содержание реализовано в тексте стихотворения Мандельштама «Футбол» посредством обращения к прецедентному имени Юдифи. Прецедентным феноменом выступает, кроме вербализованой ветхозаветной истории, еще и живописное воплощение образа Юдифи на картине Джорджоне. Этот популярный сюжет изображается в искусстве без канонического предписания: А. Мантенья изображает Юдифь подающей отрубленную голову Олоферна служанке; у С. Боттичелли Юдифь высоко поднимает отрубленную голову, Караваджо изображает сам момент убийства. И только на полотне Джор-
джоне Юдифь, изображенная в полный рост, ступней опирается на отрубленную голову Олоферна.
«Неизъяснимо лицемерно,
Не так ли кончиком ноги Над теплым трупом Олоферна Юдифь глумилась...» [10. С. 94].
Этот ветхозаветный женский персонаж можно рассматривать и как символ «силы в слабости», и как символическое воплощение патриотизма, но эта символика не связана с футболом. Имплицитная тема военного противостояния и коварства актуализирована, но именно отсылка к живописному исходному образу проводит более явную параллель - футбольный мяч уподобляется отрубленной голове. Тем самым выявляется отношение самого Мандельштама, в детстве болезненного и неспортивного, к футболу. При этом и параллель с шатром военачальника Олоферна, в котором он был убит вдовой из осаждаемого города, присутствует в восклицании о сетке в футбольных воротах:
«О, беззащитная завеса,
Неохраняемый шатер!» [10. С. 94].
Таким образом, в художественном дискурсе прецедентное имя номинирует содержание, «потенциально актуализированное в коммуникативном пространстве» [6. С. 218]. В приведенном тексте 1913 г. кровавые аллюзии можно воспринимать и как предчувствие военных событий следующего, 1914 г. Интересно, что через два месяца Мандельштамом написано стихотворение «Второй футбол», где тема войны присутствует уже не в подтексте: «на дворе военной школы Играют мальчики в футбол», «под барабанов дробь» [10. С. 94].
В авторском дискурсе использование прецедентного текста или апелляция к нему проецирует сложные дискурсивные смыслы, поскольку «непосредственное цитирование происходит не из текста-донора, а из “культурного тезауруса” языковой личности» [9. С. 120]. В дискурсе Мандельштама наиболее частотны обращения к тексту Данте, и трансформации этих прецедентных отсылок наиболее наглядно демонстрируют изменения ценностных ориентиров самого Мандельштама.
«Но всех других опередит Тот самый, тот, который Из песни Данта убежит,
Ведя по кругу споры» [11. С. 64].
Частотны отсылки именно к образам кругов ада:
«Заблудился я в небе - что делать?
Тот, кому оно близко, - ответь!
Легче было вам, Дантовых девять Атлетических дисков, звенеть?» [11. С. 129]. Это тексты 1930-х гг., когда Мандельштам, предчувствуя неблагополучное будущее, метался, создавая одновременно и прославляющие власть, и обличительные тексты.
«Круг Флоренции своей Алигьери пел мощней Утомленными губами» [11. С. 116]. Последние примеры взяты из стихотворений последнего года жизни поэта. Дискурсивное приращение смысла обусловлено особенностями индивидуально-авторской языковой картины мира.
Актуализируя в художественном дискурсе такие ресурсы интертекстуальности, как прецедентные имена, автор репрезентирует специфику ценностных ориентиров. Тем самым авторские обращения к прецедентным феноменам способствуют передаче коммуникативнозначимых смыслов. Чтобы смысл аллюзии не остался закрытым для читателя, необходимо наличие у автора и читателя общей когнитивной базы. Таким образом, принимать и декодировать смысл сообщения способен не столько читатель, сколько адресат как «просчитанный потребитель языкового кода автора, владеющий общим ситуативным или социально-бытийным контекстом» [12. С. 97].
Именно знание социальной обстановки в стране объясняет появление неожиданных параллелей и неповторимых образов в произведениях 1930-х гг. В нетипичной образности в текстах Мандельштама преломляется восприятие прежде любимых им ценностей античной культуры:
«. Трагедий не вернуть,
Но эти наступающие губы -Но эти губы вводят прямо в суть Эсхилла-грузчика, Софокла-лесоруба»
[11. С. 115].
Противоречивость исходных ценностных установок, задаваемых культурой, и авторской оценки репрезентирована наличием в тексте косвенных смыслов, проецирующих второй слой подтекстовой информации.
Уникальное соотношение узуального и окказионального в художественном пространстве авторского дискурса проявляет ту специфическую индивидуальную часть «ценностной картины мира» [5. С. 116], в которой репрезентируются наиболее значимые общекуль-
турные смыслы. Поскольку «субъект исходит в восприятии каждого объекта из уже сложившегося у него представления о ценностях» [4. С. 51], преломляясь в языковом сознании конкретной личности, ценностные ориентиры, несомненно, оказывают влияние на механизмы создания индивидуально-авторских художественных образов.
В художественном тексте Мандельштама общеизвестный образ и его дискурсивные характеристики приобретают неоднозначные коннотативные смыслы, в произведениях советского периода часто совмещает в одном контексте противоречивые смысловые нюансы, трансформируя коннотации исходного прецедентного феномена. Лингвокультуроло-гами «смена культурных коннотаций рассматривается как диалогическая реакция на культурные установки предшествующего периода» [2. С. 344].
Таким образом, выявленная в художественном дискурсе Мандельштама вариативность в интерпретации действительности отражает двойственность и противоречивость ценностных ориентиров автора, что вполне мотивировано объективной социокультурной ситуацией. Прецедентные имена при этом, помимо функции собственно прецедентной ссылки, выполняют роль своеобразного ценностного «вектора», позволяющего проследить истоки культурной рефлексии поэта, выраженной в эстетической оценке.
Список литературы
1. Багдасарьян, Н. Г. Мир человека как культура / Н. Г. Багдасарьян, А. В. Литвинце-ва // Культурология : учеб. пособие / под ред. Н. Г. Багдасарьян. М., 1999. С. 132-156.
2. Брагина, Н. Г. Память в языке и культуре : монография. М., 2007. 520 с.
3. Золотых, Л. Г. Фразеологическая семантика и символ // Слово - сознание - культура : сб. ст. / сост. Л. Г. Золотых. М., 2006. С. 157169.
4. Каган, М. С. Философская теория ценности : монография. СПб., 1997. 205 с.
5. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс : монография. Волгоград, 2002. 477 с.
6. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность : монография. М., 2010. 264 с.
7. Красных, В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? : монография. М., 2003. 375 с.
8. Лекманов, О. А. Осип Мандельштам: жизнь поэта : монография. М., 2009. 357 с.
9. Лукин, В. А. Художественный текст: основы лингвистической теории. Аналитический минимум : монография. М., 2005. 560 с.
10. Мандельштам, О. Э. Собр. соч. : в 4 т. Т. 1. Стихотворения. Проза / сост. и коммент. П. Нерлера, А. Никитаева. М., 1993. 368 с.
11. Мандельштам, О. Э. Собр. соч. : в 4 т. Т. 1. Стихотворения. Проза / сост. и коммент. П. Нерлера, А. Никитаева. М., 1994. 528 с.
12. Полонский, А. В. «Умный завиток ковра», или Адресат и читатель // Теория и практика современной русистики в мировом контексте : междунар. сб. науч. ст. : в 2 т. Т. 1. Белгород, 2005. С. 95-99.
13. Семененко, Н. Н. Русские паремии: функции, семантика, прагматика : монография. Старый Оскол, 2011. 355 с.
14. Формановская, Н. И. Речевое общение: коммуникативный подход : монография. М., 2002. 216 с.
