CC BY
24
ЛИТЕРАТУРА
Айхенвальд Ю. И. 1908: Силуэты русских писателей: в 3 вып. Вып. 1. М. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://dugward.ru/ library/krilov/aihenv_krilov.html.
Белинский В. Г. 1844: Петербург и Москва. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://dugward.ru/library/belinsky/belinsky_spb_ moskv.html.
Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л.И. 2005: Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник / В. М. Мо-киенко (ред.). М.
Берков В. П., Мокиенко В.М., Шулежкова С. Г. 2000: Большой словарь крылатых слов русского языка. М.
Берков В. П., Мокиенко, В.М., Шулежкова С. Г. 2008-2009: Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка: ок. 5000 ед.: в 2 т. / С. Г. Шулежкова (ред.). Магнитогорск; Greifswald.
Буслаев Ф. И. 1992: Преподавание отечественного языка: учеб. пособие. М.
Вяземский П. А. 1825: Старая записная книжка. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://do2.gendocs.ru/docs/index-445321. html?page=2.
Маршак С. И. 1971: В начале жизни (страницы воспоминаний) // С. И. Маршак. Собр. соч.: в 8 т. Т. 6. М. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://lib.ru/POEZIQ/MARSHAK/marshak6_1.txt.
Мелерович А. М., Мокиенко В. М. 1997: Фразеологизмы в русской речи. Словарь. М.
Мокиенко В. М. 1986: Образы русской речи. М.
Мокиенко В. М. 1998: От Авося до Ятя: Почему так говорят? Справочник по русской идиоматике. СПб.
Мокиенко В. М., Семенец О. П., Сидоренко К. П. 2009а: Большой словарь крылатых выражений А. С. Грибоедова. («Горе от ума») / К. П. Сидоренко (ред.). М.
Мокиенко В. М., Семенец О. П., Сидоренко К. П. 2009б: «Горе от ума» А. С. Грибоедова: цитаты, литературные образы, крылатые выражения. Учебный словарь-справочник / К. П. Сидоренко (ред.). СПб.
Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. 1999: Словарь крылатых выражений Пушкина. СПб.
Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. 2005: Школьный словарь крылатых выражений Пушкина. СПб.; М.
Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. 2013: Басни Ивана Андреевича Крылова: цитаты, литературные образы, крылатые выражения. Словарь-справочник / К. П. Сидоренко (ред.) СПб.
Ожегов С. И., Шведова Н.Ю. 1992: Толковый словарь русского языка. М.
Родионов Б. 2010: Полугар. Водка, которую мы потеряли. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://polugar.ru/book/predislovie
<2010>.
Сидоренко К П. 2013: Три вороны в баснях И. А. Крылова (заметки об интертекстовой рефлексии) // Nationales und Internationales in der slawischen Phraseologie. Национальное и интернациональное в славянской фразеологии: XV Междунар. съезд славистов. Минск; Greifswald, 127-128.
Стенник Ю. В. 1981: И. А. Крылов-баснописец // История русской литературы: в 4 т. Т. 2. Л., 189-203.
Фелицына В. П., Мокиенко В.М. 1990: Русские фразеологизмы. Лингвострановедческий словарь / Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров (ред.). М.
Фелицына В. П., Мокиенко В.М. 1999: Школьный фразеологический словарь. М.
Фомичёв С. А. 2010: Крылов Иван Андреевич. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://archival.narod.ru/Bibliografia/Kriolov.htm.
RUSSIAN FOLK CULTURE IN THE WRITER'S VOCABULARY (from the experience of catch-words dictionary compilation of I.A. Krylov)
V M. Mokiyenko
The article describes the cultural dominants, being reflected in I.A. Krylov Fables. This analysis is based on the experience of the dictionary of catch-words of the Russian classical writer, compiled by V. M. Mokienko and K.P. Sidorenko (2013). The main thematic cycles relevant to lexical and phraseological system of the fabulist are especially pointed out by the author.
Key words: Krylov's Fables, folk culture, cultural dominants, proverbs, sayings, winged words
© 2014
М. Н. Осадчая
ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКИЙ ДИСКУРС О. МАНДЕЛЬШТАМА В ФОКУСЕ СОВРЕМЕННОЙ ФРАЗЕОГРАФИИ
Авторские трансформации фразеологизмов в художественном дискурсе О. Мандельштама рассматриваются с позиции когнитивно-дискурсивного подхода. Подход к проблеме лексикографического описания авторских фразеоаллюзий заключается в выявлении коммуникативно актуализированных компонентов дискурса, выполняющих роль основания ценностных репрезентаций.
Ключевые слова: художественный дискурс, фразеологическая единица, фразеоаллюзия, концептуальная значимость
Современный опыт авторской лексикографии выявляет сложность и определённую субъективность в разграничении узуального и окказионального в словесной культуре, хотя словарь в силу жанровой природы изначально стремится к определённости и объективности. Фразеография авторских единиц косвенно-производной номинации связана с довольно обширным проблемным полем, доминантой которого является проблема выявления критериев разграничения фразеосемантиче-
Осадчая Мирослава Николаевна — ведущий библиотекарь Центральной библиотеки им. А. С. Пушкина (Старооскольская ЦБС), аспирант Белгородского государственного национального исследовательского университета. E-mail: o_miroslava@bk.ru
342
ОСАДЧАЯ
ских вариантов, авторских фразеоаллюзий и окказиональных фразеологических единиц (ФЕ), поскольку «содержательные границы фразеологизма по сравнению со словом менее чётко структурированы»1. В. М. Мокиенко отмечает, что уже работа над первой практической систематизацией речевой динамики фразеологизмов — над словарём «Фразеологизмы в русской речи» — показала, что «граница между "индивидуально-авторским" <...> и общеречевым, узуально-системным, весьма неопределённа»2. При этом дискурсивно обусловленное значение языковых единиц, функционирующих в тексте, может значительно отклоняться от инвариантной основы.
Отдельные примеры дискурсивного бытования лексических и фразеологических единиц фиксируются в иллюстративных контекстах нормативных словарей фразеофонда. В идиолектных же словарях, основывающихся на иных принципах, внимание «сосредоточено на неповторимых отклонениях от стандартного словоупотребления, на эстетически значимых словоупотреблениях»3, что особенно актуально при анализе такого многомерного явления, как художественный дискурс конкретного автора. Задача видится не столько в типологизации формальных изменений структуры использованных ФЕ, сколько в попытке посредством выявления фразеоаллюзий обеспечить возможности декодирования имплицитного слоя дискурсивного содержания.
Исследование фразеологической составляющей пространства художественного дискурса О. Мандельштама показывает, что фразеографическое описание не охватывает всего многомерного смыслового потенциала, приобретаемого фразеологизмом в дискурсивном пространстве. В условиях дискурсивно-художественного бытования компонентный состав фразеологизма, как правило, предельно усечён, зачастую «поводом» для возникновения аллюзии служит одна лексема, причём, вовсе не обязательно в исходно закреплённой за ФЕ форме. Например, в позднем тексте находим: Так гранит зернистый тот / Тень моя грызёт очами (Мандельштам, т. 3, 116). В подобных случаях возникает проблема разграничения лексической единицы в её окказионально-метафорической функции и фразеологической аллюзии как результата авторского видения внутренней формы какого-л. общеупотребительного фразеологизма. Думается, кроме визуального образа скользящей по граниту мостовой тени можно видеть и аллюзию на фразеологизм грызть гранит науки, поскольку его метафорический компонент грызть гранит репрезентирует концепт «Преодоление трудностей». А фразеологический смысл 'трудность постижения ранее неизвестного' можно соотнести с биографическим контекстом, поскольку в это время Мандельштам пытался освоиться с новым положением «выселенного» за пределы столицы. Причём соблюдение запрета поэту давалось тяжело, он неоднократно приезжал в Москву нелегально, тенью.
Тем не менее, даже в случаях столь «относительной» аллюзивной ссылки факт наличия в авторском замысле «подразумеваемого» прецедентного источника подтверждается неким когнитивным «фоном», мотивирующим аллюзивную связь с общеизвестным фразеологическим образом: Чтобы силой или лаской Чудный выманить припёк, Время — царственный подпасок — Ловит слово-колобок (Мандельштам, т. 2, 38).
Само словосочетание чудный припёк обладает положительной коннотацией. В известном же фразеологизме сбоку припёка говорится 'о лишнем, ненужном, совершенно постороннем'4, соответственно, и коннотации возникают прямо противоположные. Вероятно, присутствует и значение самого слова припёк, которое вне фразеологизма означает 'увеличение в весе хлеба после выпечки'5. Этот смысл актуализирован в тексте как высокая оценка автором своего вклада в Поэзию, что часто встречается в произведениях Мандельштама и реализуется в различных образах. Но, помимо прочего, позволяет увидеть фразеоаллюзию финальная строка стихотворения, представляющая рефлексивную оценку Мандельштамом невостребованности своего поэтического творчества: Усыхающий довесок / Прежде вынутых хлебов (Мандельштам, т. 2, 38). Как раз коннотации выделенного контекстуального синонима совпадают с негативной оценочностью фразеологизма сбоку припёка. Тогда образное воплощение авторской самооценки выстраивается в ряд: [сбоку] припёка — усыхающий довесок — чёрствый пасынок веков. Если анализировать образность стихотворения (хлебные Софии, слово-колобок), то текст в целом предстаёт как развёрнутое воплощение метафоры «поэзия — это духовная пища».
В подобных примерах мы видим именно приём «дискурсивной аллюзии» (Н. Ф. Алефиренко), поскольку в художественной речи при наличии отдельных компонентов фразеологической номинации фразеологизм не только служит отправной точкой синергии образа, но и выступает как знак прагматического плана художественного дискурса. Дискурсивная аллюзия актуализирует «потенциал, имплицитно присущий любой фраземе: по одному или нескольким компонентам фраземы в языковом сознании всплывает целостный концепт»6. Характерное для художественного дискурса индивидуально-авторское использование готовых знаков косвенно-производной номинации как раз и обусловлено их высоким прагматическим потенциалом.
Наше исследование и попытка систематизации дискурсивно обусловленных индивидуально-авторских трансформов ФЕ обнаруживает и проблему определения имплицитности фразеологических смыслов. Когда предметно-образная основа фразеологизма привносит скрытую в подтексте оценочность, придавая двоякий смысл контексту, требуется комментарий с обоснованием наличия фразеоаллюзии. Например, в качестве примера положительной характеристики может быть рассмотрен комментарий к образу идеального персонажа в тексте автобиографической прозы О. Мандельштама «Шум времени»: первый ученик Слободзинский — человек из сожжённой Гоголем второй части «Мёртвых душ» (Мандельштам, т. 2, 369). Эта характеристика героя только кажется положительной, однако аксиологически противоположный глубинный слой дискурсивного фрагмента создаётся посредством актуализации фразеологизма мёртвые души. Очевидная денотативная основа именования — книга Н. В. Гоголя — видится лишь эксплицитной частью содержания. Фразеологический же смысл оксюмо-
1 Жуков 2011, 213.
2 Мокиенко 2012, 101.
3 Михайлова 2013, 64.
4 Фёдорова 2011, 407.
5 Ожегов 2003, 597.
6 Алефиренко 2012, 74.
рона 'души, которые уже не существуют' явно соотносится с характеристикой посредством ссылки на образ из книги, которая также не существует — том сожжён автором. Если рассматривать в прагматическом аспекте смысл фразы, то аллюзия к фразеологизму, отмеченному А. Бирихом как «неодобрительный», явно актуализирует иронично-негативное отношение автора к характеризуемому герою. Тогда похвальное именование первый ученик становится такой же не соответствующей реальности номинацией, как источник сравнения — генетически исходный образ фразеологизма.
Лексические единицы в дискурсивной реализации смысла могут существенно отличаться от лексикографических толкований. Зачастую расшифровка авторского замысла возможна лишь при соотнесении с другими фрагментами авторского дискурса. Так, показателен пример из текста «Четвёртой прозы»: для меня в бублике ценна дырка <.> бублик можно слопать, а дырка останется (Мандельштам, т. 3, 178). Фразеологизм дырка от бублика толкуется как 'абсолютно ничего' с пометой «ироничное»7 или с пометой «разговорное»8. Однако в тексте речь идёт о высоком — о творчестве, о поэзии, поэтому перевёрнуты оценочные смыслы. Поскольку ценностью эстетической обладает не утилитарно-полезное (бублик), посредством номинации дырка от бублика репрезентирован слот «Невыразимое» концепта «Поэзия». Содержательная основа фразеологического значения в дискурсе настолько преобразована, что данный образ является окказионально авторским, хотя компоненты ФЕ не трансформированы.
Следует отметить, что ценностно-оценочная характеристика в данном случае связана не только с прагматическим значением фразеологизма, но и с бытующей в широком авторском контексте тенденцией в определении этого феномена «дышащего», «кружевного» творчества: Настоящий труд — это брюссельское кружево. В нём главное то, на чём держится узор: воздух, проколы, прогулы (Мандельштам, т. 3, 178). Или в восторженной фразе о творчестве М. Зощенко: Вот у кого проколы дышат, вот у кого брюссельское кружево живёт! (Мандельштам, т. 3, 179). Перекликается выраженная в данном фрагменте оценка и с высокой похвалой поэзии А. Баратынского: У него без всякой прошвы / Наволочки облаков (Мандельштам, т. 3, 65), где именование прошва — кружевное шитьё — соответствует семантике 'воздушная лёгкость' (облаков). Образная основа этих метафорических номинаций — дырки, которые и делают полотно кружевным, — в авторском аллюзивном поле перекликается с фразеологическим образом, репрезентируя фрейм «Мастерство» концепта «Поэзия».
Следует отметить, что использование прагматически ориентированных единиц в авторском дискурсе не может определяться только частотностью обращения к той или иной ФЕ или определённому фразеологическому образу. Например, возмущённый Мандельштам писал разгромную рецензию на текст А. Серафимовича «Город в степи»: мне кажется, простой белый лист чистой бумаги несравненно выразительнее этих строк (Мандельштам, т. 3, 372). В двухстраничном тексте статьи Мандельштама фразеологизмы встречаются гораздо чаще, чем в его художественных произведениях, однако ФЕ не подвержены трансформации и не актуализируют имплицитных смыслов: Но краше в гроб кладут слово, чем оно бывает на казённой службе (Мандельштам, т. 3, 372). Или о самом Серафимовиче: Его волокут в классики <...> Кричат, что с лица, дескать, нам не воду пить. Тонкими штучками-де ему некогда было заниматься (Мандельштам, т. 3, 373). Видимо, публицистический характер статьи и её саркастический тон обусловили частотность использования ФЕ, причём функционируют они именно как эксплицитные знаки прагматического плана: Что взято у Золя? Ничего. Даже за кисти гроба его не подержались (Мандельштам, т. 3, 373). Видоизменённая ФЕ сохраняет структурное построение то же, что и во фразеологизме и (даже) рядом не лежал (стоял)9. В данных контекстах фразеологизмы как коннотативное средство не требуют отдельного комментария, фразеографического описания их в нормативных словарях достаточно для проникновения в смысл текста. Соответственно, требуют «идиолектной» лексикографической фиксации те дискурсивные единицы, функционирование которых в художественном дискурсе добавляет в семантическую структуру дискурса и смыслы, индуцированные исходным фразеологическим текстом или связанные с образностью ФЕ. Лексикографические комментарии к авторскому словоупотреблению неизбежно носят субъективный характер. Поэтому необходимо определение критериев, связанных с механизмами саморазвития прецедентных текстов в дискурсивной среде.
Как показано в исследовании К. И. Декатовой, смыслообразование знаков косвенно-производной номинации осуществляется как «взаимодействие элементов концептуальной и языковой систем»10. Подобным образом и авторская концептосфе-ра взаимодействует с готовым фразеологическим знаком как с языковой единицей, имеющей свою структуру и поддающейся определённым трансформациям. Соответственно, концептуализация является необходимым фактором для образования тех специфических единиц авторского дискурса, которыми являются трансформированные фразеологизмы и фразеоаллюзии в дискурсивном пространстве художественных текстов. Соответственно, участие фразеологической номинации в концептуализации значимых для автора образов может рассматриваться как критерий авторского идиостиля, а исследование художественного дискурса как результата лингвокреативной деятельности может проводиться, в том числе, в ходе раскрытия нестандартных механизмов репрезентации ценностных смыслов в творчестве мастера художественного слова.
Как показывает анализ художественного дискурса О. Мандельштама, не только эмоционально-оценочный смысловой потенциал определяет востребованность фразеологических номинаций. Образная языковая единица, «обрастая» смысловыми приращениями в среде художественного дискурса, открывает возможности получения доступа к пониманию глубинного смысла, поскольку при использовании аллюзивных отсылок в тексте даже фрагментарно обозначенный денотативный компонент фразеологического значения включает в дискурсивное пространство общекультурные значимые образы. Дискурсивные преобразования ФЕ связаны с прагматикой авторских интенций, соответственно модификации фразеологического текста делают использованные ФЕ специфическими репрезентаторами уникальных образов авторской концептосферы.
ЛИТЕРАТУРА
Алефиренко Н. Ф. 2012: Когнитивно-дискурсивные механизмы языковой игры в сфере фразеологии // Учет записки Тавршського нацюнального ушверситету 1м. В. I. Вернадського. 2 (1), 70-76.
7 Фёдорова 2011, 160.
8 Степанова 2010 (ред.), 177.
9 Бирих, Мокиенко, Степанова 2009, 113.
10 Декатова 2013, 165.
344
ПАРФЁНОВА
Бирих А. К., Мокиенко В.М., Степанова Л. И. 2009: Словарь фразеологических синонимов русского языка / В. М. Мокиенко (ред.). М. Декатова К. И. 2013: Синергетическое взаимодействие семантических и концептуальных структур в процессе смыслообразования знаков косвенно-производной номинации // Русское слово в контексте этнокультуры ХХ-ХХ1 вв. / Н. Н. Семененко (ред.). Старый Оскол, 164—168.
Жуков А. В. 2011: К вопросу о семантическом варьировании фразеологизмов // Когнитивно-прагматические векторы современного языкознания / И. Г. Паршина, Е. Г. Озерова (сост.). Белгород, 210-217. Мандельштам О.Э. 1993-1997: Собр. соч.: в 4 т. М.
Михайлова О. С. 2013: К вопросу о составлении мотивационного поэтического словаря // Вопросы лексикографии. 2 (4), 62-69. Мокиенко В.М. 2012: Фразеология и языковая игра: динамика формы и смысла // Учен1 записки Тавр1йського нащонального ун1верситету 1м. В. I. Вернадського. 2 (1), 100-108.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. 2003: Толковый словарь русского языка. М. СтепановаМ. И. (ред.) 2010: Фразеологический словарь русского языка. М. Фёдорова Т. Л. 2011: Фразеологический словарь русского языка. М.
PERSONAL AND ARTISTIC DISCOURSE OF O. MANDELSTAM UNDER CONSIDERATION OF MODERN
PHRASEOGRAPHY
M.N. Osadchaja
In O. Mandelstam's personal artistic discourse author's transformations of phraseological units are considered within a cognitive-discursive approach as one way to represent evaluative means that have conceptual meaningfulness of oeuvre's conception. Approach to the problem of lexicographic description of author's phraseological allusion based on revelation of components that are communicatory actualized part of discourse for axiological representation.
Key words: artistic discourse, phraseological unit, phraseological allusion, conceptual meaningfulness
© 2014
С. А. Парфёнова
СЛОВАРЬ ФРАЗОУПОТРЕБЛЕНИЙ ПИСАТЕЛЯ (на материале творчества В. М. Шукшина)
В статье рассматривается опыт создания словаря фразоупотреблений В. М. Шукшина. В материалах к словарю представлены инвариантные, трансформированные и индивидуально-авторские фразеологизмы, пословицы, поговорки, присловья. Иллюстративный материал представляет собой фрагменты из романа «Любавины».
Ключевые слова: духовность, фразеологизмы, языковое творчество, В. М. Шукшин
Национальный язык — прочная основа единства его носителей, их сплочения, стойкости, жизнеспособности, культуры и дальнейшего развития. Вырождается язык — деградирует народ, увядает его культура. Языковые ценности передают поэты и писатели. Языковое творчество народа под пером писателя преобразуется в литературный язык, сохраняя при этом свой колорит и диалектность.
Фразеологические единицы (ФЕ) оживляют язык, он становится более образным, эмоциональным и лаконичным. Эти качества фразеологизмов проявляются даже в разговорно-бытовом общении, когда никаких художественно-изобразительных целей говорящими не ставится. Особенно ярко отмеченные свойства фразеологических средств русского языка проявляются в произведениях художественной литературы.
Художественный текст — это та среда, где возникают новые ФЕ, откуда поступают в речевой обиход неизвестные и малоупотребительные обороты, где обогащается смысловая, структурно-грамматическая и стилистическая природа ФЕ. Наиболее ярко феномен языковой личности писателя, сценариста, режиссёра или актёра проявляется в разнообразии его фразеологического материала, в образной системе языка его произведений.
Фразеологической словарь произведения писателя — это особый тип лингвистического словаря, поскольку он отражает фразеологическое богатство только одного, достаточно крупного по объёму, произведения. Материалы для представляемого здесь словаря извлечены из первого тома пятитомного издания собрания сочинений В. М. Шукшина, опубликованного в Екатеринбурге в 1994 г.
Отбор фразника требует предельной внимательности и чуткости от составителя, т.к. фразеологическая система находится в постоянном движении, и некоторые её периферийные единицы могут со временем перейти в центральную часть, а потому имеют шансы попасть во фразеологический словарь.
Словарь фразеологизмов романа В. М. Шукшина «Любавины» можно рассматривать как один из типов фразеологических словарей, словарей отдельного произведения писателя.
Структура фразеографической статьи
Заголовочное слово. В левой части фразеографической статьи даётся заголовочная ФЕ в её узуальной форме, сопровождаемая стилистическими пометами. В правой части представлена семантизация фразеологизма и иллюстративный аппарат — текстовые фрагменты из художественного произведения.
Парфёнова Стелла Александровна — кандидат педагогических наук, доцент, директор ООО «Эврика» (г. Куйбышев). E-mail: 2652011@ mail.ru
