CC BY
105
ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА ВОСТОКА
УДК: 372.8 П.А. Лапин*
преподавание восточных языков и подготовка переводчиков в китае в ранний период династии ЦИн: структура, языки, система распределения
(вт. пол. XVII - пер. пол. XIX вв.)
С целью укрепления международного авторитета империи Цин и развития контактов с иностранными государствами восточного региона в Пекине с первых лет воцарения новой династии велась активная работа по совершенствованию системы подготовки переводческих кадров и их распределения в государственном аппарате. Большое внимание также уделялось обучению внутренним языкам империи - маньчжурскому и монгольскому, что было вызвано быстрой ассимиляцией этих народностей в китайском обществе.
Видно, что сложившаяся в Пекине система подготовки специалистов этой категории была не в состоянии в полной мере обеспечивать растущие контакты Китайского государства с внешним миром. Качественные изменения в этой области наступили лишь во второй половине XIX в. вследствие насильного включения Цинской империи в систему новых международных отношений и отказа Пекина от традиционной внешнеполитической доктрины «Китай-варвары».
Ключевые слова: Китай, Цинская империя, подготовка переводчиков, восточные языки, внешняя политика
Oriental languages teaching and translators training in China in the early Qing dynasty: structure, languages, assignment system (late 17th - early 19th century). PAVEL A. LAPIN (Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation)
Since the early years of enthronement of the new dynasty, persistent efforts were made in Peking to improve the translators training system and their assignment in the state machine for strengthening international standing of the Qing dynasty and developing contacts with foreign states of the eastern region. Great attention was also paid to the internal languages teaching including Manchurian and Mongolian, which was caused by the quick assimilation of these ethnic groups with the Chinese society.
It can be seen that the translators training system established in Peking was not able to fully provide contacts of China with the rest of the world. Major breakthrough in this field was made only in the late 19th century as a result of forcible inclusion of the Qing Empire into the system of new international relations and withdrawal of the traditional "China - barbarians" conception of foreign affairs.
Keywords: China, Qing dynasty, translators training, oriental languages, foreign policy
* ЛАПИН Павел Андреевич, кандидат исторических наук, первый секретарь Первого департамента Азии Министерства иностранных дел Российской Федерации. E-mail: waijiao2000@mail.ru © Лапин П.А., 2015
В 1644 г. в Китае воцарилась маньчжурская династия Цин (1644-1911), первые правители которой приступили к созданию нового государства, успешно используя при этом богатый административный и управленческий опыт своих предшественников, - минских императоров. Одним из направлений работы создаваемого государственного аппарата стало развитие местной школы преподавания восточных языков и системы подготовки переводческих кадров, что, в том числе, должно было способствовать укреплению международного статуса маньчжурской империи в восточном регионе и установлению контактов с государствами, которые прежде находились на периферии китайских внешнеполитических интересов.
Первым делом цинские чиновники провели ряд незначительных с административной точки зрения, но чрезвычайно важных в политическом отношении преобразований в старейшем учебном заведении по преподаванию иностранных языков - школе Сыигуань (букв.: Школа [языков] варваров четырех стран света), открытой еще во время династии Мин в 1407 г.1 В 1644 г. она получает новое, хотя и созвучное с прежним название (второй иероглиф в его названии и (^ «варвары») был заменен на и (Ш «перевод»), в результате чего учебное заведение стало называться Школа [по подготовке] переводчиков [языков] четырех стран света)2. Кроме того, был изменен и перечень преподававшихся языков, так как два из них к тому времени из языков «варваров» превратились в
1 В минскую эпоху (1368-1644) в школе велось преподавание монгольского (дада), чжурчжэньского (нюйчжэнь), уйгурского (гаочан), бирманского языков, санскрита (ситянь, букв: [язык] Западного Неба), фарси (хуэйхуэй), а также языков байи ([языки] ста варваров) и сифань (группа малых редких языков, входивших в китайско-тибетскую языковую семью) [5, цз. 221, л. 14-14об; 7, цз. 22, иянь, с. 103]. В 1511 г. там было открыто отделение по изучению языка государства Бабай (так именовали в Китае язык государства Лана, располагавшегося на севере совр. Таиланда), а в 1579 г. - «государства Сяньло» (старое китайское название самого Таиланда) [5, цз. 221, л. 14об]. В поздний период Мин предпринимались попытки наладить преподавание вьетнамского, японского, камбоджийского, корейского и яванского языков, но дейсвтия эти не дали результатов. То ли из-за отсутствия преподавателей, то ли из-за невозможности набрать учеников регулярное преподавание этих языков организовано так и не было [23, с. 204]. Подробнее см., например: [2, с. 62-69; 13, с. 66-69; 31, с. 617-640].
2 С маньчжурского языка Сыигуань переводилась как Школа по переводу грамот из иностранных государств [20, с. 94].
языки правящего сословия империи. Было расформировано отделение маньчжурского языка, а вскоре и отделение монгольского языка (монголы составляли значительную часть «знаменных войск», на которые опиралась новая династия). Таким образом, от прежних десяти отделений там осталось восемь [16, с. 57-58; 12, с. 442].
Параллельно с «подгонкой» школы под новую политическую ситуацию шло обновление системы преподавания и распределения выпускников. Положение дел в Сыигуань в это время было достаточно сложным. В 1644 г. занятия там реально посещали всего 32 ученика вместо 64, занесенных в списки. Оставшиеся после реформы восемь отделений были укомплектованы слушателями лишь наполовину, а некоторые из них, как, например, отделение языков «ста варваров» (Байи гуань), и вовсе пустовали. Поэтому в целях упорядочения системы набора абитуриентов и всего образовательного процесса в 1645 г. от имени императора Шуньчжи3 был издан указ о дополнительном наборе в учебное заведение 60 новых слушателей. Однако новых учеников, видимо, набрать так и не удалось, так как и в 1653 г. там их по-прежнему практически не было [31, с. 622]4. Кроме того, Ведомство общественных работ (Гунбу) никак не могло решить вопрос о предоставлении школе новых помещений, так как те постройки, в которых располагалось это учебное заведение еще при предшествовавшей династии, пришли в полную негодность [31, с. 622]5. Имевшиеся трудности, тем не менее, не помешали ввести в 1662 г. новые правила аттестации учеников. Отныне основные экзамены в школе сдавались дважды (осенью и весной), проводились они в присутствии членов Академии Ханьлиньюань. Кроме того, организовывались ежемесячные экзамены, которые принимали сами преподаватели [23, с. 205].
Незначительное увеличение количества учеников и частичная модернизация экзаменационной системы позволили реанимировать работу учебного заведения и принять в 1672 г. новый устав, сформулировавший новые подходы к организации образовательного процесса [12, с. 442-443].
3 Тогда маньчжурскому монарху было всего семь лет и самостоятельно издавать указы он еще не мог.
4 Видимо, поэтому на следующий год (1654) последовал новый указ о наборе в Сыигуань дополнительно 42, а в 1672 г. - еще 118 учащихся [12, с. 442-443; 16, с. 57-58].
5 Впоследствии под нужды учебного заведения было выделено новое здание за городскими воротами Чжэнянмэнь [31, с. 618].
В 1748 г. школа была включена в Управление гостевых резиденций (Хуэйтунгуань; ведомство, отвечавшее за прием иностранных послов). Новая структура стала называться Школа [по подготовке] переводчиков [языков] четырех стран света при Управлении гостевых резиденций (Хуэйтун сыигуань) [29, с. 3; 12, с. 445-446] и находилась в двойном подчинении - Ведомства обрядов (Либу) и Церемониального управления (Хунлусы) [3, с. 126; 27, с. 62]6.
Объединение школы с организационно-протокольной службой империи повлекло за собой ряд изменений в структуре этого учебного заведения. Прежние восемь отделений были объединены в два: отделение по изучению языков «Западного края» (Сиюй гуань) и отделение по изучению языков «ста варваров» (Байи гуань) [29, с. 3]. Было сокращено и количество учащихся. По результатам проведенных экзаменов право продолжить обучение в школе получили лишь те из них, кто показал лучшие результаты в каждом из восьми отделений, а остальные были отчислены (в экзаменационной сессии приняли участие по разным данным от 96 до 104 учащихся, из которых в школе были оставлены от 8 до 10 человек). С восьми до двух было сокращено количество кураторов групп (сюйбань), отвечавших за процесс обучения [27, с. 62; 3, с. 126]7.
Уделялось внимание обновлению дидактической базы школы, еще с Минских времен представленной однотипными учебниками-разго-
6 Существует предположение, что включение Сыигуань в Хуэйтунгуань и создание новой организации было связано с постепенной утратой школой своей профессиональной и политической значимости, возможно, в связи с тем, что «"Школа переводчиков четырех стран света" не была обременена [делами] и бездействовала» [17, с. 110]. Впоследствии с тем, чтобы усилить подготовку переводчиков наиболее востребованных восточных языков в 1756 г. при Дворцовой канцелярии открылось Государственное училище уйгурского языка (Хуэйцзы гуаньсюэ), а в 1768 г. -Училище бирманского языка (Мяньдянь гуаньсюэ), в которых начали преподавать языки, обучение которым велось в Сыигуань [6, с. 78].
7 В этот же период, в 1751 г., на базе Хуэйтун сыи-
гуань было восстановлено отделение корейского языка
(Чаосянь исюэ), в которое принимались дети корейских
военнослужащих, причисленных к «восьми знаменам», общим количеством не более 20 человек (больше чем на всех отделениях нового Сыигуань вместе взятых). В связи с тем, что официальным языком переписки Цинской империи с корейскими властями был китайский язык, основная работа этого отделения была сосредоточена на обучении учеников устному корейскому языку [6, с. 77-78].
ворниками по разным языкам, объединенных в серию «Хуа-и и юй» («Китайско-варварские переводы»). Сложно сказать, были бы предприняты какие-либо шаги в этом направлении вообще, если бы не личная инициатива императора Цяньлуна, который в 1748 г. начал проведение масштабных мероприятий по обновлению учебных материалов этой школы:8 «Император прочитал множество книг (разговорников. - прим. авт), хранившихся в Сыигуань и написанных на языках окраинных [территорий]. Они делятся на виды и содержат переводы различных имен и предметов. Учебники по языку государства Сяньло, языка байи, бирманского языка, языка государства Бабай, фарси, уйгурского языка и другие передать на рассмотрение в наши области, граничащие с этими государствами. Приказать осуществить сбор [новых данных] и внести дополнения [в имеющиеся учебные пособия]» [24, цз. 324, с. 352-353]. В качестве образца, на который необходимо было ориентироваться при доработке имевшихся словников, монарх указал учебник по языкам группы сифань.
Основная часть работы по редактированию лексиконов была завершена к 1750-м гг. (полностью завершены к 1761 г.), в результате чего в учебное заведение было направлено несколько десятков обновленных разговорников по всем языкам, которые преподавались в Сыигуань. По данным немецкого исследователя В. Фукса, в 1930-х гг. в Пекине сохранилось 98 наименований учебных
8 К слову сказать, сам император испытывал большой интерес к изучению внутренних языков своей империи, которые, по сути, были для него иностранными. В 1717 г. в шестилетнем возрасте он начал изучать литературный маньчжурский и китайский языки, в 1743 г. - монгольский, в 1760 г. после присоединения к Цинской империи Восточного Туркестана (хуэйбу) приступил к изучению уйгурского языка, в 1776 г. - языка сифань (китайское собирательное название группы близких по значению малых языков (например, пуми, прими), на которых говорили незначительное количество этнических групп тибетцев, заселявших совр. китайские провинции Сычуань и Юньнань), наконец в 1780 г., после прибытия ко двору Панчен-ламы VI Лобсанга Палдена Йеше (1738-1780; умер в Пекине в 1780 г.), уже в семидесятилетнем возрасте Цяньлун начал постигать тангутскую письменность (один из вымерших языков государства Западное Ся (1038-1227); относится к тибето-бирманской группе языков) [28, с. 48-49]. Изучением национальных языков империи китайский монарх хотел подчеркнуть уважение к народностям, которые присягнули на верность пекинскому двору, символично демонстрируя их важность и равноправное положение внутри государства.
пособий по 36 иностранным языкам, подготовленных примерно в середине XVIII в. [20, с. 91-93]9.
Значительный интерес вызывает лексикон по языкам сифань («сифань и юй», также называют «чуаньфань и юй»). С учетом интереса монарха именно к этим языкам в середине 1750 г. ему было доложено о получении только из одной провинции Сычуань учебников, содержавших данные о девяти языках, входивших в сифань [24, цз. 369, с. 1085]10. Эти пособия в общей сложности включали 20 тематических разделов и насчитывали 740 слов и выражений [21, с. 58-64; 14, с. 49]. Проведенные чиновниками мероприятия были важны с точки зрения обновления дидактической базы Сыигуань, оказались они полезными и для обогащения истории китайского языкознания и расширения теоретической базы исследования малых и вымирающих языков китайских национальных меньшинств на современном этапе.
Школа Сыигуань при Управлении гостевых резиденций была расформирована в 1903 г., хотя свое значение как центра по подготовке переводческих кадров она начала терять уже со второй половины XIX в. [12, с. 446; 3, с. 126]. В период активной колониальной политики мировых держав в восточном регионе строить внешнюю политику на основе системы даннических миссий (чаогун), с которыми должна была работать эта структура, было уже невозможно. Вместо проведения глубо-
9 В современном китайском источниковедении все разговорники серии «Хуа-и и юй» принято делить на четыре категории (такая классификация в 1968 г. была предложена японскими исследователями и позже принята их китайскими коллегами). В первую категорию включен единственный разговорник «Хуа-и и юй» по монгольскому языку, составленный в 1382 г.; во вторую - разговорники, подготовленные в 14071579 гг. для минской школы Сыигуань; в третью -разговорники, изданные после 1579 г. Управлением гостевых резиденций (Хуэйтунгуань), которые отчасти включают те языки, которые не преподавались в Сыигуань; в четвертую - разговорники, разработанные после 1748 г. Цинской школой Сыигуань при Управлении гостевых резиденций, общее количество разговорников этой категории составляло 42 наименования [21, с. 57-58].
10 Это было во многом закономерным явлением. Еще с Юаньских времен район Сифань (находился на территории совр. китайских провинций Шэньси, Сычу-ань, западная часть Юньнань) населяли восемнадцать этнических тибетских племен («Сифань шиба цзу»), говоривших на родственных языках. В цинский период эти племена сохранили свою самобытность, включая языки, которые и были описаны маньчжурскими чиновниками.
ких реформ в Сыигуань китайские власти создавали схожие языковые школы в надежде усилить систему подготовки переводчиков.
В ранний период цинской истории кроме Сы-игуань восточные языки также преподавались и в учебных заведениях Палаты по делам вассальных территорий (Лифаньюань, образована в 1638 г.; курировала, в том числе, российское направление китайской внешней политики). В разное время там функционировали Школа монгольского языка (Мэнгу гуань сюэ), Школа тибетского языка (Тангутэ сюэ) и Школа ойратской письменности (Тотэ сюэ). Школа русского языка (Нэйгэ элосы вэнь гуань), созданная в 1708 г. для перевода корреспонденции, приходившей из России, и подготовки посланий российским властям, находилась в двойном подчинении - Дворцовой канцелярии и Лифаньюаня.
Основные внутренние национальные языки -маньчжурский и монгольский - также преподавались в других учебных заведениях государства. Главным из них считалось Училище Гиоро (Цзю-эло сюэ), в котором обучались китайскому, маньчжурскому языкам и переводу те, кто принадлежал к императорскому клану. Училище было открыто в 1729 г., туда зачислялись родственники монарха в возрасте от 8 до 18 лет, приписанные к «восьми знаменам» [25, с. 58]. Эти же языки слушатели изучали и в Государственном училище «восьми знамен» (Баци гуаньсюэ), учрежденном Ведомством обрядов в 1655 г. [25, с. 53]. Кроме языков, ученики также осваивали конную езду и стрельбу из лука - типичные занятия «знаменных солдат». К изучению перевода допускались не все желающие, а лишь «знаменные солдаты в возрасте 10-18 лет, обладавшие способностями и талантом» [22, с. 74; 11, цз. 5, с. 125].
Кроме перечисленных учебных заведений, в Пекине также были открыты три бесплатных школы (и сюэ)11: школа «восьми знамен» (Баци и сюэ)12, школа для китайских солдат «восьми зна-
11 В бесплатных школах обучались дети из бедных семей. Первая такая школа появилась в Пекине в 1702 г. Плата за обучение в подобных учебных заведениях не взималась; местные власти за свой счет также обеспечивали учеников питанием, приобретали для них одежду и учебные пособия. Преподаватели в такие школы назначались из других государственных школ, за свой труд они получали незначительное жалование. Срок пребывания преподавателя в должности составлял шесть лет (подробнее о бесплатных школах см.: [30, с. 166-169]).
12 В школу принимались дети до 12 лет из маньч-
журских и монгольских «знамен»; здесь они изучали
маньчжурский, монгольский и китайский языки.
мен» (Баци ханьцзюнь и сюэ)13 и школа при Ведомстве обрядов (Либу и сюэ)14 [22, с. 75]. Стоит сказать, что открытие лишь в одной китайской столице нескольких школ, где преподавались национальные языки империи, было во многом обдуманным решением властей. Уже в первой половине XVIII в. многие маньчжуры в значительной степени ассимилировались и перешли на китайский язык [9, с. 263; 10, с. 235-236]. И хотя для значительной части учащихся всех этих школ маньчжурский язык формально был родным, его качественное изучение порой и для них требовало усилий, сопоставимых с изучением иностранного языка.
Выпускники языковых учебных заведений (за исключением бесплатных школ для простолюдинов) направлялись в ведомства, где требовались переводчики. К таким ведомствам относились монгольский (мэнгу фан) и китайский отделы (ханьбэнь фан) Дворцовой канцелярии (Нэйгэ), отдел по подготовке хроник императоров (шилу гуань) Дворцовой канцелярии, отдел внутренних переводов (нэйфань шуфан) Военного совета (Цзюньцзичу) (там осуществлялся перевод с китайского на маньчжурский и обратно документов, передававшихся центральными ведомствами в архив Дворцовой канцелярии; в штате состояли 40 переводчиков), департаменты (цин-лисы) Палаты по делам вассальных территорий и Ведомства обрядов (Либу), а также отделы (кэ) Церемониального приказа и т.д. (подробнее о системе распределения выпускников языковых учебных заведений см.: [16, с. 382-383; 27, с. 62, 71, 142-151]).
Важно отметить, что при наличии стабильной системы подготовки кадров, владевших иностранными языками, профильные государственные ведомства, тем не менее, ощущали нехватку специалистов этой категории [1, с. 41-43]. Трудности имелись даже с набором специалистов, знавших монгольский и маньчжурский языки и способных осуществлять качественный перевод (и это притом, что в Пекине работало как минимум по два учебных заведения, где маньчжуры могли учить монгольский, а монголы - маньч-
13 Была учреждена в 1729 г. для преподавания китайским «знаменным» военнослужащим маньчжурского языка (подробнее о работе этой школы см.: [11, цз. 5, с. 119]).
14 Начала работать в 1724 г. В нее принимались дети бедных военнослужащих с целью изучения там китайского и маньчжурского языков (подробнее о работе школы при Ведомстве обрядов см.: [11, цз. 5, с. 119]).
журский). «Солдат в монгольских знаменах, способных переводить с монгольского языка [на маньчжурский], крайне мало, - указывалось в 1731 г. в депеше Дворцовой канцелярии в Лифаньюань. - Необходимо в соответствии с правилами проведения экзаменов по переводу среди монголов, владеющих маньчжурским языком, провести экзамены для последующего направления [тех, кто их успешно выдержит, на службу] в Лифаньюань» [25, с. 300]15. На местах ситуация с набором монгольских переводчиков маньчжурского языка была еще более сложной. «Среди представителей монгольских княжеских фамилий и тайджи (низшая должность в монгольской администрации. - прим.авт.), -указывал исследователь А.В. Попов, - главным образом привлекаемых в цинский административный аппарат, далеко не все могли хотя бы в малой степени писать и объясняться по-маньчжурски» [18, с. 101]16.
Такова была история преподавания восточных языков в Цинской империи в ранний период ее существования. Маньчжуры унаследовали минскую образовательную структуру, принципы преподавания языков и систему распределения выпускников. Ведущим учебным центром в раннее цинское время по-прежнему оставалась школа Сыигуань, в которой преподавались иностранные языки государств, поддерживавших с Цинской империей тесные контакты. С целью укрепления контактов правящего дома с национальными районами и одновременно прививания правящему сословию основ китайской культуры в столице также был открыт ряд языковых школ и училищ, где велось обучение основным внутренним языкам империи - китайскому, маньчжурскому, монгольскому, уйгурскому. Проводившиеся в этих учебных заведениях в
15 Подробнее о системе экзаменов среди переводчиков см.: [11, цз. 5, с. 425-428].
16 Известно, что в 1863 г. в Урге среди 23 кандидатов, сдавших экзамен на получение чиновничьей должности, лишь шестеро «обладали первоначальными навыками письменного перевода и еще семь человек были знакомы с буквами маньчжурской азбуки и умели их писать» [18, с. 101]. Это, однако, не означало, что у всех сотрудников, рекомендованных для работы в центральные и местные органы власти, был низкий уровень владения маньчжурским языком. Так, например, некоторые монгольские переводчики маньчжурского языка, направленные на службу в Лифаньюань, делали в этом ведомстве блистательную карьеру, в том числе, благодаря своим языковым и переводческим способностям, а иногда становились его руководителями [26, с. 14, 116, 234].
течение многих лет реформы способствовали укреплению кадрового потенциала китайских внешнеполитических ведомств. Важным шагом стало объединение Сыигуань с Управлением гостевых резиденций, что, по крайне мере, теоретически давало возможность обучавшимся практиковать свои знания при контактах с иностранными миссиями.
Стоит, однако, сказать, что эта разветвленная и достаточно масштабная система подготовки переводчиков не отличалась высокой эффективностью. Регулярно проводившиеся преобразования не затрагивали базовых принципов обучения, которые были заложены еще при прежних династиях и с течением времени устарели. Перечень преподаваемых языков определялся исключительно потребностью общения с посольствами, прибывавшими в Китай, чтобы в соответствии со сложившимися ритуально-дипломатическими нормами засвидетельствовать формальное признание сюзеренитета китайского монарха. Государства, не поддерживавшие тесных контактов с Китаем и не присылавших своих представителей в Пекин с «данью» для китайского монарха, китайцев практически не интересовали. Деятельность Цяньлуна по обновлению дидактической базы преподавания восточных языков в Сыигуань в итоге свелась к дополнению и обновлению имевшихся в наличие учебников серии «Хуа-и и юй» с сохранением их структуры, а значит и методов обучения, которые были весьма архаичны.
В цинский период столичные власти продолжали сталкиваться с существенной нехваткой переводчиков, способных обеспечивать контакты Пекина с внешним миром и региональной военно-политической элитой. Возникший кадровый дефицит некоторые исследователи связывают с преднамеренным ограничением доступа слушателей к языковым учебным заведениям и решением местных администраторов при наборе абитуриентов ориентироваться исключительно на привилегированные слои населения. Не исключено, что такая избирательность диктовались соображениями безопасности. «Цинские власти уделяли большое внимание подготовке переводчиков, - справедливо отмечал китайский исследователь Гао Сяофан, - но их понимание того, что из себя представляли иностранные языки и каковы принципы их преподавания, было весьма ограниченным. Они считали, что иностранные языки имеют непосредственное отношение к политическим и экономическим тайнам и поэтому их преподавание должно вестись с соблюдением
секретности» [4, с. 59]17. Такое утверждение во многом справедливо, ведь выпускники распределялись в ведомства, имевшие непосредственное отношение к обеспечению безопасности на границах империи и контактам двора с иностранными послами, содержание переговоров с которыми считалось конфиденциальной информацией. Несмотря на явно невысокую должность, круг обязанностей и полномочий, переводчик, тем не менее, становился носителем важных, подчас секретных знаний, вызывая тем самым высокий интерес к себе со стороны иностранцев18. Подобные требования, предъявляемые к потенциальным слушателям учебных заведений, заставляли китайских чиновников принимать в языковые школы исключительно представителей привилегированных сословий, что снижало риск попадания в центральный аппарат случайных лиц, «но являлось крайне неблагоприятным для формирования кадрового резерва и последующего подбора служащих» [4, с. 59].
Неблагоприятной была также ситуация и с набором переводчиков, способных работать с внутренними языками империи, - маньчжурским и монгольским, и это несмотря на то, что власти открывали дополнительные профильные учебные заведения, а также предпринимали попытки распространить маньчжурский и монгольский языки среди представителей коренного населения Севера и Северо-Востока империи, включая дауров, эвенков, орочей [19, с. 836].
17 Такой точки зрения китайские власти придерживались, правда, не всегда. Например, во время династии Тан в УП-ГХ вв. в связи с активизацией отношений Китая с сопредельными государствами и желанием уменьшить нагрузку на Хунлусы по переводческому обеспечению этих контактов центральные власти поощряли частную подготовку переводчиков и их деятельность в интересах государства. В это время в Китае появилась прослойка частных переводчиков (шэжэнь, букв. с кит.: «люди-языки»), которые совмещали переводческую деятельность при официальных контактах китайцев с иностранцами с частной коммерческой [15, с. 22].
18 В мировой дипломатии известны случаи, когда именно переводчики, может быть по молодости лет не отягощенные высокими идеалами службы правителю в интересах усиления собственного государства, становились каналами утечки секретной информации контрагентам и иностранным спецслужбам. Известно, например, что во время пребывания во Франции посла Османской империи Моралы Сейида Али-эфенди (1797-1802) переводчик посольства Годрика регулярно передавал французскому министру иностранных дел Талейрану копии всех документов, поступавших в посольство из Османской империи [8, с. 166].
В целом, цинская система подготовки специалистов, владевших иностранными и внутренними национальными восточными языками, функционировала с учетом сложившихся в прежние времена образцов. Вместе с богатой традицией подготовки переводчиков и их последующего использования в интересах наращивания контактов с внешним миром маньчжурские администраторы также унаследовали и стереотипное мышление, сложившееся в рамках официальной внешнеполитической доктриной «Китай-варвары», которое фактически блокировало любые новаторские идеи по подготовке переводческих кадров и попытки расширить рамки их использования во внешней политике. Такая ситуация сохранялась вплоть до второй половины XIX в., когда вслед за насильным вовлечением слабеющей Цинской империи в новые международные отношения в Китае начали открываться школы иностранных языков, образование в которых строилось по западным образцам.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ван Ли, 2007. Циндай фаньи кэ шулунь (Очерк о переводческом деле во время династии Цин) // Ляонин дасюэ сюэбао (чжэсюэ шэхуэй кэ-сюэбань). № 4. С. 40-43.
2. Ван Сюн, 1987. Минчао дэ сыигуань цзици дуй ицзышэн дэ пэйян (Минская школа иностранных языков и подготовка в ней переводчиков) // Миньцзу яньцзю. № 2. С. 62-69.
3. Ван Цзин, 2006. Циндай хуэйтун сыигуань лунькао (Разыскания о цинской школе [по подготовке] переводчиков [языков] четырех стран света при Управлении гостевых резиденций) // Сибэй дасюэ сюэбао (чжэсюэ шэхуэй кэсюэ бань). № 5. С.125-128.
4. Гао Сяофан, 2007. Ваньцин янъу сюэтан дэ вайюй цзяосюэ яньцзю (Исследования по преподаванию иностранных языков в иностранных школах в позднецинский период). Пекин: Шанъу иньшуагуань (Издательство «Шанъу»).
5. Дай Мин хуэйдянь (Свод узаконений Великой династии Мин). [Б.м., б.г.].
6. Ду Цзяцзи, Цинь Сяньбао, 2007. Циндай ба ци сюэсяо чжун дэ вайюй цзяоюй (Преподавание иностранных языков в школах «восьми знамен» в цинский период) // Маньцзу яньцзю. № 1. С. 76-78.
7. Дэнтань бицзю (Стремительные перестроения при военном наступлении), 2000 // Сюйсю сыку цюаньшу («Продолжение полного собрания книг по четырем разделам»). Пекин: Бэйцзин чу-баньшэ (Пекинское издательство).
8. История Османского государства, общества и цивилизации. Т. I. М.: «Восточная литература», 2006.
9. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М.: «Наука», 1987.
10. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. М.: «Восточная литература», 1997.
11. Ли Гоцзюнь, Ван Фаньчжао, 2000. Чжунго цзяоюй чжиду тунши (Общая история системы образования в Китае). Т. V. Цзинань: Шаньдун цзяоюй чубаньшэ (Издательство «Шаньдунское образование»).
12. Ли Наньцю, 2002. Чжунго коуи ши (История устного перевода в Китае). Циндао: Циндао чубаньшэ (Циндаоское издательство).
13. Линь Цзы, 1989. Миндай дэ гуаньбань юй-янь сюэсяо - сыигуань (Минская казенная школа по преподаванию иностранных языков - Сыигуань) // Синьцзян цзяоюй сюэюань сюэбао (чжэшэ-бань). № 2. С. 66-69.
14. Лю Хунцзюнь, Сунь Боцзюнь, 2008. Цунь ши хуа-и и-юй цзици яньцзю (Существующие в настоящее время «китайско-варварские переводы» и исследования их) // Миньцзу яньцзю. № 2. С.47-55.
15. Ма Гожун, 1999. Тан хунлусы шулунь (Очерк о танском Церемониальном управлении) // Сиюй яньцзю. № 2. С. 20-28.
16. Ма Цзуи, 1999. Чжунго фаньи ши (История переводческого дела в Китае). Т. I. Ухань: Хубэй цзяоюй чубаньшэ (Издательство «Хубэйское образование»).
17. Панкратов Б.И. Изучение восточных языков в Китае в период династии Мин (1368-1644) // Страны и народы Востока. 1998. Вып. 29. С. 105-127.
18. Попов А.В. О подготовке халхаских князей и чиновников к службе в цинском аппарате // XXIV Научная конференция «Общество и государство в Китае». Вып. 2. М., 1993. С. 93-101.
19. Rawski, E.S., 1996. Presidential address: reenvisioning the Qing: the significance of the Qing period in Chinese history. The Journal of Asian Studies, Vol. 55, no. 4, pp. 829-850.
20. Fuchs, W., 1931. Remarks on a new "Hua-I-I-Yu". Bulletin of the Catholic University of Peking, no. 8, pp. 91-97.
21. Фэн Чжэн, 1981. Хуа-и и юй дяоча цзи (Разыскания о «китайско-варварских переводах») // Вэньу. № 2. С. 57-68.
22. Хань Дамэй, 1996. Циндай ба ци цзыди дэ сюэсяо цзяоюй (Школьное обучение учеников, принадлежавших к «восьми знаменам», в цинский
период) // Ляонин дасюэ сюэбао (шэхуэй кэсюэ бань). № 2. С. 73-75.
23. Hirth, F., 1887. The Chinese oriental collage. Journal of the China Branch of the Royal Asiatic Society, Vol. XXII, pp. 203-223.
24. Цин шилу. Гаоцзун чунь хуанди шилу (Хроники династии Цин. Хроники правления императора Гаоцзун), 1986. Т. XIII. Пекин: Чжунхуа шуцзюй (издательство «Китайское книжное управление»).
25. Цин шилу цзяоюй, кэсюэ, вэньхуа шиляо цзияо (Сборник материалов по образованию, науке и культуре из Хроник династии Цин), 1991. Научный редактор Те Юйцинь. Шэньян: Ляо шэнь шушэ (Книжный издательство «Ляо шэнь»).
26. Циндай мэнгуцзу жэньу чжуаньцзи цзыляо соинь (Подборка материалов с жизнеописанием выдающихся монголов цинского периода), 1998. Хух-Хото: Нэймэнгу дасюэ чубаньшэ (Издательство Университета Внутренней Монголии).
27. Чжан Дэцзэ, 2001. Циндай гоцзя цзигуань каолюэ (Разыскания о системе государственной власти в цинский период). Пекин: Сюэюань чу-баньшэ (Издательство «Сюэюань»).
28. Чжан Сяоли, 2011. Цяньлун сюэ юйянь ([Император] Цяньлун изучает языки) // Цзыц-зиньчэн. № 3. С. 48-49.
29. Чжу Юсянь, 1983. Чжунго цзиньдай сюэч-жи шиляо (Исторические источники по системе образования в Китае в Новое время). Первое издание. Т. I. Шанхай: Хуадун шифань дасюэ (Издательство Восточно-китайского педагогического университета).
30. Юань Чжэн, 1998. Цзяохуа юй лии. Сюэсяо чжи (Образование и ритуал. Учебные заведения). Т. V. Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ (Шанхайское народное издательство).
31. Wild, N., 1945. Materials for the study ofthe Ssu i Kuan [Si] [Yi] [Yi] [Guan] (Bureau of Translators). Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, Vol. 11, no. 3, pp. 617-640.
REFERENCE
1. ii, 2007. //
(ЩЩк^ШШ). Ш4Ш, pp. 40-43. (In Chinese)
2. irn, 1987. вдшишдадда^ш
# // Ш2Щ, pp. 62-69. (In Chinese)
3. 2006. ш^ншш^// mtx
pp. 125-128. (In
Chinese)
4. ЙЙ^, 2007.
%. itM: (In Chinese)
5. ХВД^Л. [no date, no place of publishing]. (In Chinese)
6. rn>M% 2007. «aV»«*^
i^W // % 1«, pp. 76-78. (In Chinese)
7. 2000 // ihM
itiMtt. (In Chinese)
8. Ikhsanoglu, E. ed., 2006. Istoriya Osmanskogo gosudarstva, obschestva i tsivilizatsii [The history of the Ottoman state, society and civilization]. Vol. I. Moskva: «Vostochnaya literatura». (In Russ.)
9. Krukov, M.V., Malyavin, V.V. and Sofronov, M.V., 1987. Etnicheskaya istoriya kitaytcev na rubezhe srednevekov'ya i novogo vremeni [Ethnic history of the Chinese at the turn of the Middle Ages and Modern time]. Moskva: «Nauka». (In Russ.)
10. Kychanov, E.I., 1997. Kochevie gosudarstva ot gunnov do man'chzhurov [Nomadic nations from the Hun to the Manchu]. Moskva: «Vostochnaya literatura». (in Russ.)
11. ül, 2000.tH^W^ÄffiÄ. %
5®. M: tt^W^Mtt. (In Chinese)
12. mföfä, 2002. tHP^Ä.
tt. (In Chinese)
13. 1989. BJ^W^ig«- //
mmmw^um®. eettM). % 2«, pp. 66-69. (In
Chinese)
14. 2008. «^ÜÄÄW % // % 2«, pp. 47-55. (In Chinese)
15. ^HÄ, 1999. % 2«, pp. 20-28. (In Chinese)
16. ^M, 1999. +HMÄ. ±№. Ä: « ^WftMtt. (In Chinese)
17. Pankratov, B.I., 1998. Izuchenie vostochnykh yazikov v period dinastii Min (1368-1644) [Foreign languages teaching during the Ming dynasty, 13681644]. In: Strany i narody Vostoka, no. 29, pp. 105127. (in Russ.)
18. Popov, A.V., 1993. O podgotovke khalkhaskih knyazey i chinovnikov k sluzhbe v tsinskom apparat [On the training of Khalkhas princes and officials for working in the Qing government]. In: XXIV Nauchnaya konferentsiya «Obschestvo i gosudarstvo v Kitae», Vyp. 2, pp. 93-101. (in Russ.)
19. Rawski, E.S., 1996. Presidential address: reenvisioning the Qing: the significance of the Qing period in Chinese history. The Journal of Asian Studies, Vol. 55, no. 4, pp. 829-850.
20. Fuchs, W., 1931. Remarks on a new "Hua-I-I-Yu". Bulletin of the Catholic University of Peking, no. 8, pp. 91-97.
21. 1981. «^ü» // % 2 «, pp. 57-68. (In Chinese)
22. 1996.
%2«, pp. 73-75. (In
Chinese)
23. Hirth, F., 1887. The Chinese oriental collage. Journal of the China Branch of the Royal Asiatic Society, Vol. XXII, pp. 203-223.
24. it^.^^Ä^, 1986. ^8®. ihM:
(In Chinese)
25. 1991. OT: (In Chinese)
26. 1998. nm № (In Chinese)
27. wrnn, 2001. mim^ ^
(In Chinese)
// шшш. жзда,
28. 2011. : pp. 48-49. (In Chinese)
29. ^W(itt), 1983. +
m. ±№. (In Chinese)
30. 1998. ®5№.
(In Chinese)
31. Wild, N., 1945. Materials for the Study of the Ssu i Kuan [Si] [Yi] [Yi] [Guan] (Bureau of Translators) // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, Vol. 11, No. 3, pp. 617-640. (In English)
