CC BY
22
УДК 02:398(5)
Ю. Н. Столяров
доктор педагогических наук, профессор, главный научный сотрудник
ФГБУН «Научный и издательский центр "Наука"» РАН; Российская государственная библиотека; Государственная публичная научно-техническая библиотека России, Москва, Россия
E-mail: yn100@yandex.ru
ORCID 0000-0002-9597-4275
ПРЕДМЕТНОЕ И ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО В СКАЗКАХ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ»
Статья продолжает цикл, посвящённый отражению темы грамотности, письменности, чтения в сказочном фольклоре персидского, арабского, отчасти индийского и египетского этносов, собранном в сборнике сказок, известном под названием «Тысяча и одна ночь». Здесь приводятся сведения о встречающихся в сказках указаниях на волшебные предметы (перстни, знамёна, талисманы и др.), несущие важную для развития сюжета информацию. Освещаются также иконические документы - предшественники письменности, выполняющие ту же функцию: служить для записи, сохранения и передачи наиболее важной информации.
Ключевые слова: «Тысяча и одна ночь», истоки библиокультуры, персидский и арабский сказочный фольклор, предметное письмо, иконический документ
Для цитирования: Столяров, Ю. Н. Предметное и изобразительное письмо в сказках «Тысячи и одной ночи» / Ю. Н. Столяров // Вестник культуры и искусств. - 2022. - № 2 (70). -С. 7-15.
В предыдущей статье [1] было продемонстрировано значение письменности для персов, арабов, представителей других народов Ближнего Востока и Египта. Читатель уже подготовлен к тому, что в сказках «Тысячи и одной ночи» представлены и предтечи письменности - самые различные предметы, посредством которых передавалась полезная, подчас жизненно важная информация.
Знак-предмет
Минимальной формой фиксирования и передачи информации служит отдельно взятый знак. В его роли может выступать любой предмет - важно лишь, чтобы значение, приписываемое этому предмету, было понятно всем участникам социальной коммуникации. В качестве предмета может рассматриваться и не весь знак, а, например, брови или глаза (и даже часть глаза - зрачок) как части лица. В этом случае они условно интерпретируются тоже как самостоятельные знаки.
С указания на такую предметную письменность сказки «Тысячи и одной ночи» собственно и начинаются, служа прологом всех последующих событий. Столкнувшись с неверностью свой любимой первой жены, царь Самарканда Шахземан казнил её и отправился к своему брату Шахрияру поделиться горем. Однако жена брата оказалась такой же распутной, как и жена Шахземана. Вскоре братья встретили женщину, которая носила ожерелье из 570 перстней. Это число указывало, сколько раз она изменила державшему её в плену джинну1
1 Джинны - духи в арабской мифологии. В доисламскую эпоху они почитались как боги. Согласно вероучению ислама, джинны созданы из чистого бездымного пламени, они живут параллельно с людьми, но появились раньше них и так же восприимчивы к вере или неверию в Аллаха. Из четырёх видов джиннов, именуемых ифрит, гуль, сила и марид (малик), самые могущественные и злые ифриты. Они - слуги шайтана, повелевают огнём, могут серьёзно навредить людям.
7
прямо в его присутствии, пока тот спал. Братья вернулись домой к Шахрияру и казнили его жену и наложниц.
Возмущённый таким бесстыдством и решивший, что распутны все женщины, Шахрияр каждый день берёт невинную девушку, овладевает ею, а на рассвете следующего дня казнит. Однако когда очередь доходит до Шахразады -мудрой дочери везиря2 Шахрияра, - он решает сделать временное исключение: она каждую ночь рассказывает увлекательную историю, и каждый раз на самом интересном месте её «застигает утро» и она «прекращает дозволенные речи». Так продолжается тысячу и одну ночь (на самом деле из-за ошибки переписчика ночей 999). По их прошествии Шахразада пришла к царю с тремя сыновьями, рождёнными за это время, и умоляла царя ради детей пощадить её. Однако Шахрияр для самого себя помиловал её ещё до появления детей, потому что убедился в её чистых помыслах и деяниях (себя во взаимоотношениях с ней он из расчёта исключил).
Знамя
В роли знака в сказках «Тысячи и одной ночи» зачастую выступает знамя (его этимология восходит к слову «знак»), по форме и цвету которого персонажи сказок отличают своих от чужих. Так, аль-Курджан с войском шёл двенадцать дней и вдруг увидел «пыль, которая поднялась и закрыла края неба и страны», т. е. она должна была что-то означать. Повелитель приказал скороходам принести ему «сведения об этой пыли» («Рассказ об Аджибе и Гарибе», ночь № 645; см. также ночь № 6703). Нужную информацию они получили от знамён, под которыми шли мусульмане. Этих сведений царевичу показалось недостаточно, и он «спросил: "А вы их сосчитали?", и скороходы ответили: "Мы насчитали их знамён двадцать"». Вот те-
2 Везирь (также вазир, везер, визирь, визир) - титул первых (главных) министров и высших сановников во многих восточных государствах, глава всей администрации, как военной, так и гражданской.
3 См. эту и последующие сказки по изданию: Тысяча и одна ночь. Собрание сказок: в 8 т. / пер., вступ. статья и коммент. М. Салье; под ред. И. Крачковско-го, со ст. М. Горького «О сказках» и с предисл. акад. О. Ольденбурга. Факсимильное издание. Москва: Тер-ра, 1993.
перь предводитель получил полную информацию («Рассказ об Аджибе и Гарибе», ночь № 645), поскольку под каждым знаменем шла приблизительно тысяча воинов («Рассказ об Аджибе и Гарибе», ночь № 646).
Талисман
Важную таинственную информацию содержат талисманы. В их качестве выступают, в частности, четыре флага из «Рассказа об Ану-Мухаммеде-лентяе» (ночь № 303); «изображение орла, и на нём надпись» («Рассказ об Ану-Мухаммеде-лентяе», ночь № 304). Иногда роль талисманов выполняют надписи - например, на разрисованном золотом жгуте мага («Сказка о Хасане-Басрийском», ночь № 782). Золотой перстень, «на котором были написаны имена и талисманы, подобные следам муравьёв», достался башмачнику Маруфу в подземелье. Владыка джиннов и вместе с тем слуга перстня готов исполнить любое приказание Ма-руфа. Волшебный перстень имеет существенное ограничение: для того, чтобы выполнить какое-либо дело, его нужно потереть только один раз. Если же потереть перстень два раза, слуга перстня будет сожжён огнём написанных на нём имён, и волшебная сила перстня исчезнет («Рассказ о Маруфе-башмачнике», ночь № 995). Как видим, сила написанного текста при заданных обстоятельствах превышает могущество даже волшебных чар.
Перстень
Знаками выступают также перстни, определяющие их владельцев и служащие главным внешним идентификатором царского величия. Показателен в этом отношении «Рассказ о царевиче и семи везирях» (ночь № 602). Ифрит вышел из реки с мраморным сундуком, из которого он выпустил девушку, подобную «незакрытому солнцу на чистом небе». Когда ифрит уснул, девушка соблазнила царевича и за это потребовала его перстень. Юноша «отдал ей перстень, и она завернула его в шёлковый платок, а в платке было множество перстней -больше восьмидесяти - и перстень царевича девушка положила среди них». Оказалось, что в отместку ифриту она дала себе клятву, что не откажет в сближении никому, а чтобы
8
не ошибиться в счёте таковых, у каждого брала перстень и заворачивала его в этот платок. Когда царь узнал об утрате перстня, он едва не убил сына, - настолько важным для него была утеря знака царского достоинства. Как видим, этот сюжет повторён в сказках неоднократно.
Перстень как опознавательный символ фигурирует в «Повести о Камар-аз-Замане и Бу-дур» (ночь № 184). Для того, чтобы сохранить воспоминания о полюбившейся ему девушке, Камар-аз Заман «снял с её маленького пальца перстень, который стоил много денег, так как камень его был из драгоценностей». Затем по этому перстню, увиденному у спящего Камар-аз-Замана, Будур делает вывод о том, что он её любит. Тогда и она «сняла перстень с его пальца и надела его себе на палец вместо своего перстня» («Повесть о Камар-аз-Замане и Будур», ночь № 185). Этот знак имеет большое значение в развитии сюжета. В объяснении с отцом Камар-аз-Заман затрудняется объяснить факт появления на его пальце перстня Будур, предполагая, что история с девушкой и перстнем ему всего лишь приснилась. Однако, увидев драгоценный перстень воочию, царь приходит к выводу, что в нём содержится «великое уведомление и важная весть», но только он не в состоянии уразуметь ни то, ни другое («Повесть о Камар-аз-Замане и Будур», ночь № 192).
Относительно рассматриваемой здесь темы следует вывод о малой информативной ёмкости отдельно взятого знака, каким бы драгоценным он ни был.
«Рассказ первой девушки» (ночь № 18) включает эпизод, когда змея заклинает её «надписью, вырезанной на перстне господина нашего Сулеймана (мир с ним!)». На эту надпись ссылаются, ею клянутся и люди, и джинны, и джинии из ночей № 177, 740, 742, 770, 774, 986. Существенно заметить, что Сулейман-ибн-Дауд (т. е. библейский Соломон, сын Давида) - один из любимых героев мусульманской повествовательной литературы. Его имя часто встречается в «Тысяче и одной ночи». Согласно преданию, на перстне Сулеймана было вырезано величайшее из 99 прекрасных имён Аллаха. Знание этого имени давало Сулейману власть над джиннами, птицами и ветрами.
Печать Сулеймана считается прекрасным произведением искусства, с ней сравнивают, например, уста девушки, когда хотят подчеркнуть её исключительную красоту («Рассказ о Джубейре-ибн-Умейре и Будур», ночь № 328; «Рассказ о Таваддуд», ночь № 437; «Сказка о Хасане-Басрийском», ночи № 780, 877; «Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф», ночь № 846; «Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира», ночь № 968). С этой печатью связано довольно много различных приключений. Например, ею Сулейман припечатывал маридов и шайтанов в медных кувшинах, которые он затем заливал свинцом («Повесть о медном городе», ночь № 567; «Сказка об Абд-Аллахе земном», ночь № 941).
Надпись на драгоценном перстне царевны Ситт Будур представляла собой довольно пространное стихотворение («Повесть о Камар-аз-Замане и Будур», ночь № 184).
Приходится оговориться, что зачастую затруднительно однозначно отнести к той или иной группе предмет (например, перстень) без зафиксированной на нём надписи и предмет с надписью. Важно, однако, что значимость сакрального предмета существенно усиливается наличием надписи на нём. В данном случае принято относить предмет с записанной на нём информацией в то место изложения, где наибольшее значение придаётся либо предмету, либо записанной на нём информации.
Брови и глаза
Нужная информация может быть передана единичными знаками, понятными посвя-щённым. В «Рассказе второго календера4», ночь № 13) ифрит приказывает герою-рассказчику, отрицавшему знакомство с молодой женщиной, отсечь ей голову мечом. Рассказчик поднял меч, но женщина «сказала мне бровью: - я не погрешила перед тобой, так ли ты воздашь мне?» В ответ он сделал ей знак: «Я выкуплю тебя своей душой». Мало того, «язык нашего положения написал» стихи, в которых, между прочим, тоже проходит тема письма: «Вот веками пишет один, а другой зрачками читает посланье его».
4 Календер - член монашеского ордена, жившего подаяниями.
9
Женщина, красивая и прелестная, стройная и соразмерная, «увидав аль-Амджада, подняла с лица покрывало и сделала ему знак бровями и глазами, бросая на него влюблённые взоры» («Рассказ об аль-Амджаде и аль-Асаде», ночь № 230). Такое послание было, конечно, мгновенно понято и вызвало ответные чувства, выраженные в стихотворном послании, «и женщина склонила от стыда голову к земле и прочитала слова его». В свою очередь своим поведением она дала аль-Амджаду возможность понять её намёк.
Знаки, которые делает глазами Абу-Мухаммед-лентяй, позволяют появиться клеткам с птицами («Рассказ об Абу-Мухаммеде-лентяе», ночь № 300).
Другие предметы
Жена ювелира подкладывала спящему Камар-аз-Заману различные вещи, которые, по сути дела, представляли собой предметные письма. Положенные в карман четыре бабки следовало понимать как своеобразный укор: «Если бы ты был влюблён, ты не спал бы, ибо тот, кто любит, не спит, а ты всё ещё маленький, и тебе подходит только играть в бабки» («Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира», ночь № 970). В другой раз она положила ему в карман нож. Это означало, что, если он ещё раз уснёт, она его зарежет («Сказка о Камар-аз-Замане и жене ювелира», ночь № 971).
Беспредельно хитрая колдунья Зат-ад-Давахи «стала тереть себе лоб, пока на нём не сделалось большое клеймо, и она намазала его жиром и устроила так, что оно стало испускать сильный свет» («Повесть о царе Омаре-ибн-ад-Нумане», ночь № 93). Этот знак понадобился ей, чтобы легче вводить в заблуждение легковерных.
Для обмана пастуха вор сделал чучело льва и поставил его в степи на высоком месте. Пастух принял его за оригинал и с перепугу отдал вору овец. Вор быстро вошёл во вкус и в короткое время сгубил большую часть овец из стада («Сказка о Джиллиаде и Шимасе», ночь № 922).
Знаки-предметы сосуществуют в сказках «Тысячи и одной ночи» с предписьменными
знаками, знаками-изображениями, или, в понятиях семиологии, иконическими знаками.
Изображение
Встречающиеся в «Тысяче и одной ночи» многочисленные указания на наличие украшений в виде орнаментов, изображений зверей и птиц, «которых не описать» («Повесть о царе Омаре-ибн-ан-Нумане», ночь № 49), объясняются запретом ислама изображать одушевлённые предметы (впрочем, в самом Коране такой запрет отсутствует). Это привело к тому, что художественное чувство мусульман нашло выражение в создании непревзойдённых по богатству красок и изяществу миниатюр и арабесок. Правда, запрет изображать живые существа в данном сборнике сказок нарушается очень часто. В настоящее время его соблюдение было бы равносильно отказу от всех средств массовой информации и переводной иллюстрированной литературы.
Несмотря на вышеупомянутый запрет, сюжеты, связанные с изображениями, в «Тысяче и одной ночи» встречаются чаще, чем можно было бы предположить. По всей видимости, это связано с тем, что большинство сказок, вошедших в сборник, возникли в доисламскую эпоху.
Зловредная колдунья Зат-ад-Давахи, прикидывавшаяся мусульманкой, придумала хитрость, чтобы погубить мусульман. Она устроила так, что сирийские купцы во время путешествия в стране неверных «увидели образ, изображённый на стене, и, подойдя, всмотрелись в него, и вдруг это изображение пошевелилось и сказало: "О, мусульмане, есть ли среди вас кто-нибудь, кто вступит в сделку с господом миров?"» («Повесть о царе Омаре-ибн-ад-Нумане», ночь № 93). Образ сообщает купцам о способе, которым царь Шарр-Кан может овладеть оплотом христианской веры - городом аль-Кустаныя (Византия), и подговаривает их действовать в соответствии с его планом.
Желая наглядно показать царевне Ситт Ду-нья, что напрасно она ненавидит всех мужчин за то, что они якобы покидают своих женщин во время беды, царевич Тадж-аль-Мулук решает использовать живописные росписи («Повесть о Тадж-аль-Мулуке», ночь № 134). Его ве-
10
зирь «призвал белильщика и рисовальщика, и хорошего золотых дел мастера, принёс им все, какие были нужны, инструменты и, приведя их в сад, приказал им выбелить <.. .> дворец и разукрасить его всякими рисунками». Перед рисовальщиком Тадж-аль-Мулук поставил задачу: « Нарисуй посреди этой стены образ человека-охотника, и как будто он расставил свои сети и туда попали птицы и голубка, которая завязла клювом в сетях». На другой стене требовалось повторить эту сцену с тем отличием, что в сетях осталась только голубка, а охотник приложил нож к её шее. На третьей стене художник изобразил большую хищную птицу, которая поймала самца-голубя и вонзила в него свои когти. Царевна, увидев эти три картины, правильно поняла аллегорию. «О, нянюшка, я порицала мужчин и питала к ним ненависть, но посмотри, как охотник зарезал самку, а самец освободился и хотел вернуться к ней и выручить её, но ему повстречался хищник и растерзал его».
По сути аналогичный сюжет повторён в «Повести об Ардешире и Хайят-ан-Нуфус» (ночи № 726-730) - за вычетом того, что вместо голубей нарисованы просто «птицы». Правда, здесь сюжет развивается иначе и, что характерно для данной темы, связан с рисунками. Для того, чтобы юноша беспрепятственно встретился с возлюбленной, она переодела его в девушку и нанесла на тело различные узоры: «<...> старуха взяла щипчики и выщипала на лице у царевича волосы и насурьмила его, а потом она обнажила его и наложила узоры ему на руки, от ногтей до плеча, и на ноги, от плюсны до бёдер, и расписала ему всё тело, и узоры стали подобны красной розе на плитках мрамора» («Повесть об Ардешире и Хайят-ан-Нуфус», ночь № 732). Короче говоря, нянька так изменила внешность царевича, что главный евнух посчитал, что «нет в нашей земле девушки, похожей на неё внешностью и близкой к ней по красоте и изяществу». Поистине изобразительное искусство (как разновидность письменности) способно творить чудеса! Для предмета данной темы важно сделать вывод, что, если существовало ремесло рисовальщика, требующее соответствующей подготовки, то, следовательно, занятие живописью было делом довольно обычным.
Абу-Сир велел разрисовать дом «удивительными рисунками, так что он стал отрадой для смотрящих» («Сказка об Абу-Кире и Абу-Сире», ночь № 931). Золотой фонтан «с изображениями, большими и маленькими» описан в «Рассказе об Ибрахиме и Джамиле» (ночь № 956): «вода выходит изо рта этих изображений, и когда эти изображения шумят при выходе воды, издавая разные звуки, слушающему кажется, что он в раю».
Абу-ль-Хасан демонстрирует высокий уровень фантазии и художественный вкус при взгляде на руки Шамс-ан-Нахар:
На кисти её есть то, чего я достичь не мог, -Рисунок на коже рук - он стойкость сломил мою («Повесть об Али-ибн-Бекаре и Шамс-ан-Нахар», ночь № 156).
Абу-Мухаммед-лентяй в подарок халифу Харуну ар-Рашиду привёз два сундука с драгоценностями, и в одном из них была парчовая палатка, обшитая жемчугом и драгоценными камнями. Внутри палатки оказались «изображения животных всякого обличия, птиц и диких зверей, и эти изображения были украшены драгоценными камнями - яхонтами, изумрудами, бадахшанскими рубинами и всякими драгоценными металлами» («Рассказ об Ану-Мухаммеде-лентяе», ночь № 300). Различными картинами и изображениями были украшены стены прекрасного дворца, в который попали эмир Муса с шейхом Абд-ас-Самадом и другими спутниками («Повесть о медном городе», ночь № 568).
Изображение человека на толстом роге, помещённом посредине головы гигантских коров и буйволов, увидел Синдбад-мореход во время своих странствий (« Сказка о Синдбаде-мореходе», ночь № 545). Царевич Хасан во время одного из своих многочисленных приключений попадает в пещеру с четырьмя комнатами и фонтанами в них, «и на каждом из углов каждого фонтана было изображение льва из золота» («Сказка о Хасане-Басрийском», ночь № 802).
Царь Сейф-аль-Мулук получил от отца в дар узел и перстень. В узле содержался кафтан, сработанный джиннами. На подкладке имелось нарисованное золотом изображение девушки удивительной красоты. Как только
11
он увидел это изображение, «ум улетел у него из головы, и он стал бесноватым от любви к этому образу», «начал плакать и рыдать, и бить себя по лицу и груди и целовать изображение» («Сказка о Сейф-аль-Мулуке», ночь № 752; см. также ночи № 774, 776). Вызвавшее столь бурную реакцию изображение оказало на героя более сильное воздействие, чем какое бы то ни было реальное лицо.
В ряде случаев изображение неразрывно связано с письменным текстом. В «Рассказе о Ширин и рыбаке» рыбак, обладавший острым умом и сообразительностью, получает от царя четыре тысячи дирхемов. Мешок с деньгами рыбак взвалил на шею, но один дирхем выпал, и рыбак нагнулся, чтобы его поднять. Возмущённый скаредностью рыбака царь решил было наказать скупца, но рыбак объяснил своё поведение тем, что не мог позволить кому-либо топтать вещь, на одной стороне которой изображён царь, а на другой - его имя. Вместо наказания умное объяснение принесло рыбаку ещё четыре тысячи дирхемов (ночь № 391). Ве-зирь и советчик царя Саид, всмотревшись в изображение, разглядел, что на венце над головой красавицы выведено нанизанным жемчугом: «Этот образ - образ Бади-аль-Джемаль, дочери Шаммаха-ибн-Шаруха, царя из царей правоверных джиннов, которые обитают в городе Бабиле5 и живут в саду Ирема, сына Ада старшего6» («Сказка о Сейф-аль-Мулуке», ночи № 752, 753), т. е.
5 Бабиль - арабское наименование Вавилона.
6 «Многоколонный Ирам» - в мусульманской мифологии древнее сооружение, возведённое из драгоценных металлов и камней (Коран 89:6). Комментаторы связывают Ирам с городом народа ад, построенным в подражание раю (джанне) царём Шаддадом - правителем племени, которое иудеи называли «нифилим» (гигантами). Согласно преданию, город, находившийся где-то в Южной Аравии, был уничтожен Аллахом, но иногда чудесным образом является людям в пустыне. Современные данные, однако, позволяют отождествлять «многоколонный Ирам» с набатейским храмом ар-Рамм в Северной Аравии.
По другим источникам, Ирам (Ирем) - это земная копия райского сада. Желая владеть собственным раем, этот сад взрастил в Аравии тиран Шеддай. Но ему не удалось насладиться лицезрением райских кущ: пророк Худ проклял Шеддая, и он умер подле ворот Ирама.
джиннами была дана письменная информация, достаточная для того, чтобы начать розыск красавицы.
Так, в «Рассказе о Ганиме-ибн-Айюбе» это упоминание находится в тесной связи с другим видом документа - изображением. Суть данного фрагмента придётся изложить более пространно по сравнению с предыдущими сюжетами. Героиня Ситт Зубейда, допустившая несправедливость по отношению к наложнице халифа Кут-аль-Кулуб, по совету старухи повелела плотнику сделать себе из дерева подобие мёртвой, похоронить его посреди дворца, построить над могилой часовню. К приезду халифа все должны одеться в чёрное, зажечь свечи и светильники и сказать ему, что Кут-аль-Кулуб умерла. Расчёт состоял в том, что халиф «устроит по ней чтения». А если он велит вскрыть могилу, то примет покрытое саваном изображение, подобное человеку, за тело Кут-аль-Кулуб. Далее всё произошло по задуманному, и халиф «сейчас же велел привести законоведов и чтецов и устроил над её могилой чтения и сидел подле могилы, плача, пока не лишился чувств». Продолжалось это целый месяц, пока обман не открылся. О традиции устраивать над могилой моления и чтения Корана можно прочитать и в других сказках (см., например, «Рассказ об Абд-Аллахе-ибн-Фадиле», ночь № 980).
Изображения настолько занимали воображение древних арабов, что они относят их к разряду чудес, и о них ведётся речь при всяком удобном случае. Сын халифа Харуна ар-Рашида по имени аль-Мамун при взятии Каира решил разрушить египетские пирамиды, чтобы разграбить их. Внутри западной пирамиды, согласно древним сказаниям, находятся тридцать кладовых, наполненных драгоценностями, в том числе и диковинными изображениями. На стенах другой пирамиды имеются «изображения людей, словно идолы, которые исполняют руками все ремёсла, и сидят они на скамеечках» («Рассказ об аль-Мамуне и пирамидах», ночь № 398).
Некий ювелир из страны персов влюбился в изображение девушки, нарисованное на стене, и решил найти художника, чтобы выведать у него, создал ли он это изображение своим разумом или видел его подобие на свете («Чет-
12
вёртый рассказ невольницы», ночь № 586). Путём переписки выяснилось, что рисунок сделан с реальной девушки, но она невольница и находится в индийском городе Кашмире. Ювелир отправляется в этот город - вот какова сила искусства.
Девушка, полюбившая купеческого сына Нур-ад-дина, признаётся в стихотворной форме: «Я лик его в ладони начертала и взору: "Утешайся им!" - сказала» («Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-Кушачнице», ночь № 867).
Тема изображения, неразрывно связанная с темой книги, подчас образует живописный сюжетный узел. Царь румов (т. е. христиан; слово происходит, возможно, от наименования главного на тот момент христианского города Рима; чаще румами называли византийцев, т. е. православных христиан) вопреки вековому запрету задумал отпереть ворота дворца, на которых двадцать четыре его предшественника повесили каждый по замку, чтобы никто никогда не заглядывал внутрь. Там оказались « изображения арабов на конях и верблюдах, и были на них свисающие тюрбаны, и опоясаны они были мечами, и держали в руках длинные копья». Смысл этой картины изъясняла книга, прорицавшая, что «когда отопрут эти ворота, одолеет эту страну племя арабов, обликом подобных этим изображениям». И действительно, Андалусия7 была вскоре разграблена, царь мученически убит, а не поддающееся описанию количество сокровищ захвачено завоевателями. Наиболее ценными среди них (золото и серебро не в счёт) оказались столик из зелёного изумруда, принадлежавший в своё время самому пророку Аллаха Сулейману, сыну Дауда (предшественнику Мухаммеда), и его же большое, круглое и дивное зеркало, глядя в которое можно увидеть все семь климатов, т. е. всю землю. В найденной там же книге «говорилось о полезных свойствах камней и растений и достоин-
7 Арабы именовали Испанию Андалусией. Слово происходит, вероятно, от имени германского племени вандалов, захвативших южную часть полуострова в 411-429 гг. Арабы завоевали Андалусию в 711-714 гг. и оставались в ней вплоть до 1492 г. Легенда о запертом дворце в Толедо и несметных сокровищах широко известна арабо-испанским историкам, от них она перешла и в повествовательную литературу.
ствах городов и селений, и талисманах, и науке о химических составах из золота и серебра». Ещё одна книга повествовала об искусстве обрабатывать драгоценные камни, составлять яды и противоядия. Содержала она и географические карты - разновидность документа, описываемого в «Тысяче и одной ночи» («Рассказ о городе Лабтайте», ночь № 273). Изображения, книги и географические карты рассматриваются здесь как величайшие, непревзойдённые сокровища.
Более важную роль играет изображение в «Рассказе об Ибрахиме и Джамиле». Сын египетского царя аль-Хасыба после пятничной молитвы проезжал мимо старого человека, «у которого было много книг». Царевич сошёл с коня и стал рассматривать книги. В одной из них его внимание привлекло «изображение женщины, которое только что не говорило и лучше которой не было видано на лице земли. Эта женщина похитила разум мальчика и ошеломила его ум, и он сказал старцу: "О, старец, продай мне это изображение!"» Старец отдал книгу бесплатно (но царевич всё равно дал ему сто динаров). Юноша потужил, что не разузнал об оригинале: «Если бы обладательница этого облика была в живых, я бы добрался до неё. А если это простая картинка, я бы оставил увлечение ею и не мучил бы себя вещью, у которой нет истинной сущности» («Рассказ об Ибрахиме и Джамиле», ночь № 954).
Как видим, отношение к изображению напрямую зависит от того, является ли оно отражением живого человека или всего лишь фантазией художника. Через неделю герой вновь посетил книжника и выяснил только имя автора портрета и место его проживания. Царевич отправился в Багдад, где отыскал художника, по его приглашению поселился в прекрасном доме, и среди разных диковин в нём были всякие изображения и вещи, «для описания которых слаб язык». Юноша рассказал старцу о причине своего прибытия в Багдад, старец «поднялся и, открыв чулан, вынул оттуда множество книг, в которых он нарисовал этот образ», т. е. изображение оказалось растиражированным. «Обладательницей образа» оказалась «дочь
13
моего дяди». Это выражение следует понимать не в буквальном смысле (дочь его дяди должна быть по возрасту близка к возрасту старца, т. е. быть старухой), а как выражение большого почтения к изображаемому лицу. Фактически «нет на лице земли прекраснее её». Это Джамила, дочь правителя Басры по имени Абу-ль-Лейс, и она отличается тем, что «не может слышать о мужчинах в своих покоях» (в частности, отказала хотевшему на ней жениться старцу и даже выгнала его из Басры в Багдад). Художник «сделал это изображение в книгах и рассеял их по разным странам, надеясь, что, может быть, изображение попадёт в руки юноши, прекрасного лицом, как ты, и он ухитрится проникнуть к ней, и, может быть, она его полюбит. А я возьму с него обещание, что, когда он ею овладеет, он покажет мне её - хотя бы на один взгляд издали» («Рассказ об Ибрахиме и Джамиле», ночь № 954). Так изображение послужило завязкой многих дальнейших приключений Ибрахима (его имя выясняется только через несколько ночей). Характерно, что Джамила узнала его по описанию, которое оказалось настолько удачным, что к её сердцу привязалась любовь из-за того, что до неё дошли слухи об ослепительной красоте Ибрахима («Рассказ об Ибрахиме и Джа-миле», ночь № 957).
В ряде случаев иконическое изображение заменяется его схематическим аналогом -картой. Для того, чтобы запомнить расположение вещей в комнате, везирь из «Сказки о везире Нур-ад-дине и его брате» (ночь № 23) воспользовался чертежом. Он «взял чернильницу и калам и начертил на бумаге расположение всей комнаты и обозначил, что кладовая находится там-то, а такая-то занавеска -там-то, и записал всё, что было в комнате, а потом он свернул запись и велел убрать вещи, а тюрбан, ермолку, фарджию8 и кошель он взял и убрал у себя, заперев их железным замком и запечатав до той поры, пока
не прибудет сын его брата, Хасан басрий-ский». Далее по ходу сюжета, воспользовавшись письмами султана (получив их, наместник « положил их на голову, сначала поцеловав их», чем продемонстрировал высшую степень уважения к письменному документу) и найдя Бедр-ад-дина, везирь полностью воспроизвёл по чертежу всю обстановку и таким образом вынудил его признать факт и последствия встречи с девушкой («Сказка о везире Нур-ад-дине и его брате», ночь № 24). Чертёж можно рассматривать как схематичное изображение, переходную форму от иконического к символьному документу.
Вывод
В сказках « Тысячи и одной ночи» большое внимание уделяется предписьменным знакам, служащим важными источниками информации. Это свидетельствует о том, что в собрание вошли произведения, созданные намного раньше, чем была изобретена письменность, и задолго до установления исламской религии. Изобразительные знаки подчёркивают высокую художественную культуру создателей сказок. Мало того, ясно виден порождаемый ими восторг, их высокое эстетическое значение. Зачастую посредством изображения передаётся важнейшая информация, причём для её фиксирования используются лаконичные и чрезвычайно выразительные средства.
Во многих случаях иконические знаки соседствуют с символьными, или письменными, иногда образуя с ними единое целое. Знакам письменности посвящена следующая статья этого цикла.
1. Столяров Ю. Н. Книга «Тысяча и одна ночь» - выдающееся явление средневековой библиокультуры арабского Востока / Ю. Н. Столяров // Вестник культуры и искусств. - 2022. - № 1 (69). -С.18-27.
Получено 07.12.2021
8 Фарджия - верхняя одежда наподобие халата с длинными и широкими рукавами.
14
Yury N. Stolyarov
Doctor of Pedagogic Sciences, Professor, Main chief researcher
Scientific and Publishing Center "Science "
of the Russian Academy of Sciences;
Russian State Library;
Russian National Public Library
for Science and Technology,
Moscow, Russia
E-mail: yn100@yandex.ru
ORCID 0000-0002-9597-4275
Subject and Pictorial Writing in the Tales of the One Thousand and One Nights
Abstract. The article continues the cycle devoted to the reflection of the theme of Literacy, writing, reading in the fairy-tale folklore of the Persian, Arabic, partly Indian and Egyptian ethnic groups, included in the collection of fairy tales known as One Thousand and One Nights. The article contains the indications found in fairy tales for magical objects (rings, banners, talismans, etc.) that carry important information for the development of the plot. The article also highlights iconic documents - the predecessors of writing, which perform the same function: to serve for recording, preserving and transmitting the most important information.
Keywords: One Thousand and One Nights, Origins of Biblioculture, Persian and Arabic fairy tale folklore, subject Writing, iconic Document
For citing: Stolyarov YU. N. 2022. Subject and Pictorial Writing in the Tales of the One Thousand and One Nights. Culture and Arts Herald. No 2 (70): 7-15.
References
1. Stolyarov YU. N. 2022. The Book of the Thousand Nights and a Night is an Outstanding Phenomenon of Medieval Biblioculture of the Arab East. Culture and Arts Herald. No 1 (69): 18-27.
Received 07.12.2021
15
