CC BY
105
смысл диалогическое самораскрытие сознания в бытии. Диалогический подход дает возможность плавно переходить от одного типа автономии индивидуальности к другому.
Литература
1. Нартова-Бочавер С. К. Человек суверенный. СПб., 2008.
2. Адорно Т. В. Проблемы философии морали. М., 2000.
3. Похилько А. Д. Проблема автономности сознания // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия «Общественные науки». 2005. № 1.
4. Чечулин А. В. Автономия индивидуальности в культуре: автореф. дис. ... канд. филос. наук. СПб., 1993.
5. Просандеева Н. Феномен индивидуальности: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 2000.
6. Аристотель. Никомахова этика. М., 1997.
7. Шалин В. В. Толерантность (культурная нор-
ма и политическая необходимость). Ростов н/Д, 2000.
8. Кавелин К. Д. Взгляд на юридический быт древней России // Сочинения. М., 1899. Т. 1.
9. Пряжников Н. С. S=$, или Личность в эпоху продажности. М.; Воронеж, 2000.
10. Кант И. Основы метафизики нравственности // Сочинения: в 4 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1.
11. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.
12. Мерлин В. С. Психология индивидуальности: избранные психологические труды / под ред. Е. А. Климова. М.; Воронеж, 2005.
13. Волошина Л. А. Творческая индивидуальность в русской эстетике Серебряного века (о познании творческой индивидуальности) // Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология. 2012. № 1.
14. Садово-Румянцев В. Ю., Похилько А. Д. Личностные права человека в гражданском обществе // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2011. № 5.
О. Н. Болдырев
ПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ТЕОРИЯ НРАВСТВЕННОСТИ В ВОЗЗРЕНИЯХ Л. И. ПЕТРАЖИЦКОГО
В статье анализируются правовые отношения и идея нравственности в психологической теории Л. И. Петражицкого. Автор отмечает, что Л. И. Петражицким были преодолены биопсихологические интерпретации права, свойственные европейской теории права XIXвека и объяснявшие суть правовых явлений особыми «мускульными реакциями» индивидов.
Ключевые слова: правовые отношения, психология права, правопорядок, теория нравственности, правовые феномены.
В правовой науке на современном этапе важное место занимает психология права, сосредоточивающая свое внимание на индивидуально-эмоциональных аспектах усвоения правовых норм и осуществления правопорядка. Значительную роль в становлении данной дисциплины сыграли взгляды российских теоретиков права начала XX столетия, которые сформулировали вопрос о психологических основаниях правовых норм, о специфическом «правовом чувстве» как фундаменте возникновения правовых отношений. Но становление подобных представлений не происходило на пустом месте, а явилось продуктом продолжительной и неоднозначной эволюции правовой мысли, начало которой было положено в дискуссиях между представителями различных направлений теорий права в услови-
ях становления позитивистской методологии и применения ее к анализу правовых явлений.
Психологическая теория права возникает в середине XIX века в качестве альтернативы существующим политико-правовым концепциям, прежде всего примитивному юридическому позитивизму и теории естественного права. По словам В. Г. Зорькина, «по своим идеологическим и теоретико-познавательным функциям психологическая теория смыкается с социологией права и служит своеобразной основой для ее выводов и основных понятий (психологическая интерпретация права и судебного правотворчества, расширение объема, понятия права и так далее)» [1, с. 192]. Однако если на первом этапе своего развития психологическая теория права апеллировала к биологическим особенно-
стям человеческого организма и специфике порождаемых этим устройством психических реакций, то существенный прорыв в применении психологического подхода к анализу правовых феноменов был связан с возникновением методологии эмпириокритицизма.
Основоположники этого направления в теории науки Э. Мах и Р. Авенариус попытались исключить из научного объяснения любые элементы метафизики, обращаясь исключительно к эмпирически проверяемым явлениям. Существенным пунктом их концепции выступает стирание различий между объективной и субъективной реальностью, поскольку реально существующими им представлялись исключительно комплексы психических ощущений, которые и порождают собой физические тела. Любые законы, в том числе и правовые, в этом случае рассматриваются не как порождение объективных потребностей, детерминированных спецификой социальной реальности, а как результат тех психологических реакций, которые обусловлены конструкцией человеческого мышления.
По сути, различение объективной (физической) и субъективной (психологической) реальности объясняется не принципиальным отличием рассматриваемых предметов, а лишь способом их изучения. В случае физического исследования наблюдатель производит оценку комплексов психических ощущений в соотношении друг с другом, а в ходе психологического исследования он соотносит данные комплексы с сознанием человека.
Данная методология, сделавшая возможным качественный скачок в развитии теории научного знания, оказала большое влияние и на правовую науку, что проявилось, в частности, в возникновении принципиально новой теории психологического объяснения права, заслуга в создании которой принадлежит отечественному теоретику права Л. И. Петражицкому. Отталкиваясь от эмпириокритицистской методологии, он сделал важный шаг вперед на пути переосмысления биопсихологической запрограммированности правовых феноменов и формирования целостной концепции возникновения права на основании особого рода человеческих эмоций.
Основой человеческого поведения (в том числе и в сфере права) являются не рациональные, а эмоциональные мотивы, которые Л. И. Петра-жицкий подробно рассматривает в своих ранних работах, пытаясь обосновать существенное отличие своей концепции от теории естественного права. С его точки зрения, эмоции выступают ос-
нованием как отдельных человеческих поступков, так и поведения в целом, что объясняется им следующим образом: «Побуждениями наших поступков являются или специальные эмоции, и тогда наше поведение имеет характер исторически приуроченной к данной эмоции специфической акции, или бланкетные, абстрактные эмоции, и тогда характер и направление нашего поведения определяются содержанием связанного с эмоцией представления поведения (акцион-ного представления)» [2, с. 45]. Можно согласиться с О. А. Ушкаревым, что «в рамках психологической теории права Л. И. Петражицкого как внутренний мир человека, так и окружающая его атмосфера действительности рассматриваются во всей ее сложности и многообразии. Комплекс социальных регуляторов общественно значимого поведения субъектов общественных отношений предстает как научно-теоретическое обоснование, во главу которого возведен человек со всеми его переживаниями, эмоциями и в процессе его взаимосвязей с государственными институтами, среди которых основополагающее место принадлежит праву» [3, с. 329].
Л. И. Петражицкий строит теоретическое основание своей концепции, в отличие от предшествующих ему теорий как сугубо позитивистского, так и биопсихологического плана, на понимании правовых отношений не как проявлений естественных законов человеческого разума или нормированных форм взаимоотношений между людьми, а как способов реализации особого рода психических эмоций. Свойственное эмпириокритицизму стремление уйти от излишней объективизации реальности (как субъективной, так и субъективной) позволяет ему сделать шаг вперед и по отношению к своему предшественнику по линии психологического объяснения правовых феноменов Л. Кноппу, который сводил суть «правового чувства» к «мускульным» реакциям человека [8, р. 43].
Для обоснования психологического подхода к праву отечественному ученому приходится обратиться к самой сути человеческой психики, обосновывая специфику эмоций и их роль в поведенческой активности человека. Психика складывается, с точки зрения Л. И. Петражицкого, из трех основных компонентов: пассивного, то есть нацеленного исключительно на внутренний мир человека (сознание); активного, направленного на (окружающий мир: воля) и активно-пассивного, к которому как раз и относятся эмоции. Эмоции по своей природе имеют этический характер, поскольку распадаются на два основных вида - ре-пульсивные и апульсивные. Репульсивные эмо-
ции - это переживания, связанные с ощущением неправильности совершенного поступка или поступка, который человек только намерен совершить. Апульсивные эмоции, наоборот, придают ощущению поступка положительный характер. Получается, что эмоции выполняют функцию «противовеса», корректируя поведения людей по отношению к окружающим и контролируя их врожденный эгоизм. Они чутко реагируют на деятельность человека, оформляя его поведение в определенные рамки, причем общность эмоциональных механизмов всех индивидов позволяет им создавать нормативные механизмы, обеспечивающие их совместное существование.
Эмоции носят императивно-атрибутивный характер, обладая двойственной природой. С одной стороны, они возлагают на индивида определенные обязательства, принуждая к их исполнению, а с другой - производят своеобразный психологический эффект, перенося источник данных требований из психики индивида во внешнюю среду и превращая в субъекта императивов других индивидов или безличные социальные институты [2, с. 118-119]. По сути, эмоции формируют у индивида ощущение долга, необходимость выполнять или не выполнять определенные действия по отношению к окружающим, чтобы испытывать чувство психологического удовлетворения. Как обозначает это свойство сам Л. И. Петражицкий, «эмоции долга переживаются нами и управляют нашим поведением, особенно в области наших отношений к ближним, весьма часто. Но, как и многие другие эмоции, они обыкновенно для субъекта незаметны, не поддаются различению и наблюдению, а во всяком случае ясному и отчетливому познанию. Сообразно с этим их существование, природа и свойства остаются до сих пор неизвестными не только в области жизни, но и в науке, и потому уже, независимо от других обстоятельств, не может быть речи о знании природы нравственности и права» [2, с. 52].
Подобная трактовка сразу же столкнулась с критической реакцией со стороны современников исследователя, в частности Н. Н. Алексеева, который указывал, что рассмотрение эмоций в качестве основания правовых отношений приводит к необоснованному расширению сферы правовых феноменов, в которую начинают попадать такие формы соглашений, как правила карточных игр [5, с. 18]. Но подобная критическая реакция свидетельствует лишь о сложности психологической теории Л. И. Петражицкого, которая не была в полной мере осознана ее первыми исследователями, предпочитавшими подвести ее под
одну из концепций права, уже существовавших в начале XX века.
Специфика подхода, сформулированного отечественным правоведом, заключается в стремлении выйти за пределы тех теоретических оппозиций, которые существовали в теории естественного права и подчиняли логику рассмотрения правовых феноменов их классифицированию и отделению друг от друга. В противовес этому Л. И. Петражицкий в духе эмпириокритицизма стремился в большей степени к выявлению общей природы всех явлений, имеющих отношение к человеческому поведению, прежде всего тех явлений, которые традиционно относились к нормативно-этической сфере. Специфику данного подхода часто обозначают как индивидуализм, подразумевая под этим определением то, что значимым для отечественного ученого является не сама норма права, а исключительно ее адресат. При этом эмпири-окритицистское стремление к целостности восприятия реальности заставляет Л. И. Петражиц-кого обращать большее внимание на сходство способов регуляции человеческого поведения, нежели на их различие. Типичная ошибка правоведов, как считает он, заключается в том, что они пытаются классифицировать все явления, имеющие отношение к праву, еще до того, как установят глубинные связи между ними. Ошибки в классифицировании можно свести к двум основным:
- противопоставление двух явлений, тождественных друг другу;
- сопоставление и поиск сходства между явлениями, которые принципиально различны.
Способом преодоления данных методологических заблуждений является четкое определение критериев сравнения, после выяснения которых становятся понятны те линии сравнения, которые могут быть проведены между феноменами. Например, право и нравственность могут быть сравнимы, считает Л. И. Петражицкий, исключительно по своей функциональной направленности, поскольку и право, и мораль являются регуляторами человеческого поведения. Но по другим критериям их сравнение невозможно уже в силу того, что нравственные требования не обязательно являются нормативными по своему характеру, а зачастую обладают лишь утилитарной ценностью [2, с. 150-155].
Между тем отечественный правовед, обосновав общую эмоциональную подоплеку возникновения правовых норм, обращается к процессу определения их своеобразия по сравнению с другими способами регуляции поведения.
Вообще, считает он, необходимо различать два вида эмоциональных обязанностей, которые лежат в основе права и нравственности.
«В некоторых случаях этического сознания то, к чему мы себя считаем обязанными, представляется нам причитающимся другому, как нечто ему должное, следующее ему от нас, так что он может притязать на соответственное исполнение с нашей стороны; это исполнение с нашей стороны, напр., уплата условленной платы рабочему или прислуге, представляется не причинением особого добра, благодеянием, а лишь доставлением того, что ему причиталось, получением с его стороны "своего"; а неисполнение представляется причинением другому вреда, обидой, лишением его того, на что он мог притязать, как на ему должное» [2, с. 60]. Получается, что наше поведение в данном случае должно оцениваться как несвободное, зависящее от тех норм, которые навязывают определенную стратегию поведения. Мы выполняем по отношению к другим индивидам то, на что они уже имеют право, то есть наше поведение тесно сопряжено с такими категориями, как «обязанность» и «притязание». Такой вид эмоциональных обязанностей Л. И. Петражицкий и называет правом.
Но наряду с поведением, обусловленным обязательствами по отношению к другим индивидам, существует и другой способ поведения, также сопровождающийся эмоциональным одобрением. «В других случаях этического сознания, напр., если мы считаем себя обязанными оказать денежную помощь нуждающемуся, дать милостыню и т. п., то, к чему мы себя считаем обязанными, не представляется нам причитающимся другому, как нечто ему должное, следующее ему от нас, и соответственное притязание, требование с его стороны представлялось бы нам неуместным, лишенным основания; доставление с нашей стороны соответственного объекта, напр., милостыни, другому и получение с его стороны представляется не доставлением причитавшегося и получением другим своего, а зависящим от нашей доброй воли причинением добра» [2, с. 61]. В этом случае наше поведение обусловлено не осознанием долга, а желанием совершить необязательный поступок по отношению к другому человеку. Такой способ поведения может быть охарактеризован как нравственность.
Важным является то, что право и нравственность не существуют обособленно от человеческого сознания, условием их возникновения является ощущение, эмоциональное переживаний последствий тех поступков, которые могут оцениваться с моральной или правовой точки зрения. По сути, Л. И. Петражицкий в очередной
раз призывает отказаться от умозрительности и метафизичности в понимании права, выполняя методологическую установку позитивизма, но воспринимая ее не как ограничение сферы познания единичными феноменами, а как способ придания научности теоретическим рассуждениям о праве. Понимание права, впрочем, как и понимание морали, может возникнуть только с появлением определенной эмоции, одобряющей или отрицающей совершенный поступок. Человек, дающий милостыню нищему, испытывает положительные эмоции, которые и способствуют тому, что и в следующий раз он будет стремиться совершить подобный поступок. Только таким образом, считает отечественный правовед, любые способы регуляции человеческого поведения закрепляются в деятельности отельных индивидов. Сущностью нравственности, если обозначить суть различий в короткой формуле, выступает свобода, сущностью права - обязанность. В этом заключается тот критерий сравнения, который не позволяет полностью отождествить право с нравственностью или воспринимать их как различные степени одной и той же способности (это можно наблюдать в концепции В. С. Соловьева, рассматривающего право как «минимум добра»).
Но по сравнению с нравственностью право представляет собой более сложный комплекс ощущений, поскольку в нем присутствует ощущение обязательности выполняемых действий, которое, на первый взгляд, очень сложно вывести из простых эмоций одобрения или осуждения как реакций на единичный человеческий поступок. Сложность императивно-атрибутивных эмоций, на которых строятся правовые отношения, заключается в их двойственном характере, по сравнению с односторонним характером нравственных отношений. Если нравственные отношения приписывают субъекту лишь односторонний характер связи (только обременяющий), поскольку обозначают его долг перед окружающими, то правовые отношения наделяют субъекта не только определенными обязанностями, но и правами.
Такой подход позволяет Л. И. Петражицкому ставить вопрос о преимуществе права по отношению к нравственности, а также переходить к выделению различных видов права, критерием для которых уже является степень институционального оформления правовых норм. Впрочем, зачастую и сам автор указывает, что в конкретном случае провести различие между правовыми и нравственными эмоциями представляется достаточно затруднительным, поскольку возникают так называемые «моральные обязательства», которые накладывают на других индивидов,
служащих объектами нравственных отношений, долг ответных реакций по отношению к субъектам морали. Л. И. Петражицкий лишь констатировал наличие таких ситуаций, не подвергая их подробному анализу, но именно специфика подобных форм взаимных обязательств, не зафиксированных в юридических нормах и санкционируемых лишь моральным авторитетом определенного сообщества, стала предметом изучения для его ученика Г. Гурвича [6, с. 71-78].
Стоит отметить, что сам процесс переход от эмоциональных проявлений к их закреплению в качестве установленных социальных норм представляет для Л. И. Петражицкого большой интерес, но ему в своих работах исследователь не уделил должного внимания. Хотя именно социально-психологическая трактовка права становится основополагающей линией исследования уже для его учеников - М. А. Рейснера и Г. Гур-вича. Сам же Л. И. Петражицкий считает, что экстериоризация эмоциональных проявлений приводит к тому, что исполнение правовых норм приобретает для индивида обязательный характер, а субъектом этих норм, регулирующих и обеспечивающих их исполнение, становятся другие индивиды. В том случае, если авторитета отдельного индивида или его возможностей оказывается недостаточно, требуются дополнительные ресурсы, в качестве которых могут выступать семья, племя, а на более сложном этапе развития - государство. Как и в естественно-правовой теории, государство выступает для отечественного теоретика права лишь механизмом выполнения правовых норм, возникающих значительно позже их проявления [5, с. 20]. Необходимо при этом оговориться, что сам Л. И. Петражицкий никогда не разделял идею автономности индивида, его независимости от государства, поскольку предпочитал рассматривать процесс становления любых социальных институтов не как продукт рациональных решений отдельных сознательных граждан, а как выражение потребности правовых эмоций в их подкреплении соответствующим авторитетом.
В связи с этим вопросом, оказавшимся дискуссионным как для современников Л. И. Пет-ражицкого, так и для последующих исследователей, является соотношение его теории с концепцией естественного права, которая в его собственных работах выступала объектом критики [2, с. 102-103]. Так, Л. А. Пяткина считает, что, несмотря на попытку размежевания с естественно-правовой теорией самого Л. И. Петражицко-го, имплицитные основания его психологического подхода были близки к тем фундаментальным
причинам возникновения правовых норм, которые провозглашались основоположниками школы естественного права [7, с. 15-17]. Более уместной и близкой к истине представляется точка зрения, согласно которой внешние черты сходства (различение неофициального и официального права, предшествование неофициальных форм права их закреплению в государственном законодательстве) не должны препятствовать уяснению глубинных различий, которые кроются в самом понимании природы права. «Естественное право трактовалось как веления разума, открывающего в природе (природе человека) вечные и неизменные законы, тогда как Л. И. Петражиц-кий стремится вывести интуитивное право именно как индивидуальную этическую эмоцию» [4, с. 16-17]. Иначе говоря, природа правовых феноменов заключается не в вечных и неизменных законах человеческого мышления, а в эмоциональных переживаниях, которые обеспечивают вариативность человеческого поведения и позволяют объяснить возможность несоблюдения устанавливаемых на их основании правовых норм.
Подводя итог рассмотрению методологических предпосылок психологической теории Л. И. Пет-ражицкого, следует отметить, что в основе его метода исследования правовых феноменов лежат идеи эмпириокритицизма Э. Маха и Р. Авенариуса, суть которых заключается в рассмотрении любых явлений как совокупности комплексов ощущений, которые не могут быть однозначно отнесены ни к физической, ни к психической реальности. Применение этого подхода позволило Л. И. Петражицкиму добиться двух основных целей. Во-первых, была построена целостная и непротиворечивая концепция возникновения права, которая преодолевала односторонность естественно-правовой теории и узко понимаемого юридического позитивизма (Н. М. Коркунов), игнорировавших психологические механизмы формирования правовой реальности. Во-вторых, принципиальный шаг был сделан в рамках самого психологического подхода, поскольку Л. И. Пет-ражицким были преодолены биопсихологические интерпретации права, свойственные европейской теории права XIX века (Л. Кнопп), объяснявшие суть правовых явлений особыми «мускульными реакциями» индивидов.
Литература
1. Зорькин В. Г. Позитивистская теория права в России. М., 1978.
2. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000.
3. Ушкарев О. А. Учение Л. И. Петражицко-го о праве и его оценка в российской юридической науке // Вестник ТГУ. 2012. Вып. 5.
4. Батиев Л. В., Сызранцев Д. Г. Психологическая концепция права Л. И. Петражицкого (постановка проблемы) // Юридический вестник РГЭУ. 2005. № 1.
5. Поляков А. В. Философия права Льва Пет-ражицкого // Кодекс. Правовой научно-практический журнал. 2000. № 1.
6. Гергилов Р. Е. Право как социальный контроль: концепция Георга Гурвича // Журнал социологии и социальной антропологии. 2005. Т. 8. № 3.
7. Пяткина С. А. Л. И. Петражицкий и его эмоционалистская школа в системе правовых идей отечественной юриспруденции. М., 2000.
8. Кпарр L. System der Rechtsphilosophie. Erlangen, 1857.
А. А. Гучетль, В. Л. Рассказов
ИСТОРИОГРАФИЯ СПЕЦИАЛЬНЫХ СЛУЖБ ИМПЕРАТОРСКОЙ ОХРАНЫ РОССИИ
В статье рассматриваются основные и наиболее значимые труды по истории, нормативной и организационно-правовой регламентации деятельности спецслужб, обеспечивавших безопасность первых лиц государства, а также делается краткий анализ их содержания.
Ключевые слова: государственная охрана, дворцовая полиция, особый отряд охраны, охрана российских императоров, охранная стража, Первый железнодорожный полк, Собственный Его Императорского Величества конвой, Собственный Его Императорского Величества сводный пехотный полк.
Жизнь первых лиц государства, будь то император, премьер-министр или президент, и ранее, и сейчас тщательно оберегалась и скрупулезно охранялась: одна малейшая оплошность субъекта охраны могла повлечь за собой изменение судьбы целой страны и всего народа. После трагической гибели 1 марта 1881 года Александра II от рук народовольцев были пересмотрены стратегические подходы к проблеме обеспечения безопасности вступившего на трон Александра Ш. В течение нескольких лет видоизменяются или вновь сформировываются основные подразделения императорской охраны, функционировавшие вплоть до февраля 1917 года.
Следует отметить, что процесс становления и развития специальных служб в Российском государстве - это процесс создания сменяющихся друг друга ведомств [ 1, с. 3]. К основным подразделениям императорской охраны относят: Собственный Его Императорского Величества (далее - СЕИВ) конвой, Собственный Его Императорского Величества (далее - СЕИВ) сводный пехотный полк, Дворцовую полицию, Первый железнодорожный полк, Особый отряд охраны (другое название - Охранная агентура) и Роту дворцовых гренадер. (Последнее подразделение с молчаливого согласия советской власти продолжало нести службу после октября 1917 года и было расформировано лишь в феврале 1921 года.)
Отметим, что к середине XIX века в российском праве сложилась определенная система нормативных актов, регулирующих назначение и исполнение уголовного наказания [2, с. 183], касающаяся и проблем охранных служб. По понятным причинам вопросы стратегии и тактики функционирования охранительных спецслужб широко не озвучивались, тем не менее, помимо корпуса нормативных актов и архивных фондов соответствующих подразделений, информация о них содержится в различного рода открытых источниках, которые условно можно разделить на дореволюционные, советские и постсоветские.
Подчеркнем, что деятельность специальных служб имеет неоднозначное прошлое, подвергаемое зачастую критике [3, с. 4]. В последнее время появились историографические статьи, рассматривающие те или иные аспекты их деятельности. К ним, например, относятся, работы, посвященные органам политического розыска Российской империи [4], органам военной контрразведки Российской империи [5], пенитенциарным органам дореволюционной России [6], частям особого назначения [7], в том числе и действовавших на территории Кубано-Черноморской области [8].
В данной статье мы подробно остановимся на историографии специальных служб императорской охраны России. Дореволюционная историография по вопросам обеспечения безопасности
