CC BY
5Закон и право. 2024. № 9. С. 32-39. Law and legislation. 2024;(9):32-39.
Научная статья УДК 340
https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-9-32-39 NIION: 1997-0063-9/24-450
EDN: https://elibrary.ru/KCPYPZ MOSURED: 77/27-001-2024-9-650
Правовой суверенитет: некоторые теоретические аспекты
Людмила Анатольевна Подосинникова
Российский университет адвокатуры и нотариата имени Г.Б. Мирзоева, Москва, Россия. [email protected]
Аннотация. В данной статье дано теоретическое объяснение некоторых аспектов новой юридической конструкции «правовой суверенитет». Существующие взгляды на данное понятие, которых не так уж и много, имеют различную смысловую направленность. Особенно это касается теоретико-правового обоснования, которое диктует свой понятийно-смысловой дискурс. В юриспруденции данная конструкция должна быть наполнена собственным смысловым содержанием, выражающимся в формировании государством собственной правовой системы, правовой жизни и правового пространства, независимого от других внешних сил. Более того, правовой суверенитет имеет внешнюю и внутреннюю направленность и силу. Каковы эти характеристики в обобщенном представлении, автор попытался прояснить.
Ключевые слова: государство, суверенитет, правовой суверенитет, право, власть, иммунитет, право-реализация, механизм правового регулирования.
Для цитирования: Подосинникова Л.А. Правовой суверенитет: некоторые теоретические аспекты // Закон и право. 2024. № 9. С. 32—39. https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-9-32-39 ББЫ: https://elibrary.ru/ КСРУР2
Original article
Legal sovereignty: some theoretical aspects
Lyudmila A. Podosinnikova
Russian University of advocacy and notary
named after G.B. Mirzoev, Moscow, Russia, [email protected]
Abstract. This article provides a theoretical explanation of some aspects of the new legal construction of «legal sovereignty». The existing views on this concept, which are not so many, have a different semantic orientation. This is especially true of the theoretical and legal justification, which dictates its own conceptual and semantic discourse. In jurisprudence, this construction should be filled with its own semantic content, expressed in the formation by the state of its own legal system, legal life and legal space, independent of other external forces. Moreover, legal sovereignty has an external and internal orientation and force. The author tried to clarify what these characteristics are in a generalized view.
Keywords: state, sovereignty, legal sovereignty, law, power, immunity, legal realization, mechanism of legal regulation.
For citation: Podosinnikova L.A. Legal sovereignty: some theoretical aspects // Law and legislation. 2024;(9):32—39. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-9-32-39 EDN: https://elibrary.ru/KCPYPZ
В настоящий момент в правовой литературе появился термин «правовой суверенитет», который начал активно обсуждаться в научном истеблишменте. Актуальность данной научной проблемы также обусловлена новыми
© Подосинникова Л.А. М., 2024.
научными подходами, сформированными в по-стнеклассический период развития юридической науки, когда стали появляться новые методы исследования (системный, герменевтический, синергетический, антропологический). Хотя само понятие «суверенитет» не новое для теории государства и права, однако в связке с
ЗАКОН И ПРАВО • 09-2024
правом оно дает новый смысл и новую интеллектуальную нагрузку. К тому же понятие суверенитета, достаточно хорошо разработанное в науке, в сегодняшних обстоятельствах приобретает новое актуальной значение на фоне происходящих во всем мире событий.
Понимание суверенитета, имеющего свои разновидности в виде «правового суверенитета», «технологического суверенитета», «экономического суверенитета», «информационного суверенитета», «военного суверенитета», «культурного суверенитета», «идеологического суверенитета», требует обновленного теоретического взгляда в контексте интегративного, инструментального или иного подхода, существующих в науке. Данное понятие также связано с другими не менее интересными теоретическими конструкциями: «юрисдикция», «юрисдикционные органы», «юридический суверенитет», «правовое пространство», «самоограничение», «иммунитет», «независимость» и т.д. Все это в целом позволяет говорить об относительно новом научном направлении в юриспруденции.
Постановка вопроса о специфике правового суверенитета государства как теоретико-правового понятия обусловливается особенностями развития современной юридической науки и юридической практики, что нашло свое частичное отражение в работах: С.В. Бошно, B.C. Бред-невой, А.Л. Бредихина, Е.В. Виноградовой, И.Д. Левина, Е.С. Скляровой, Т.А. Лахтиной, В.В. Ла-паевой, В.Ю. Панченко, М.Ш. Шарифова, В.С. Нерсесянца, Ю.А. Тихомирова. Тем не менее некоторые аспекты, например, проблема внутреннего и внешнего правового суверенитета остается одной из наименее изученных в современной теории государства и права, поскольку имеющиеся наработки в данном направлении свидетельствуют лишь о подступах к теоретико-правовому осмыслению феномена правового суверенитета государства вообще [1; 10; 11; 13; 17].
Как мы считаем, одним из первых исследователей, обративших свое внимание на феномен правового суверенитета, в отечественной теории права стал Ю.А. Тихомиров. Для его взглядов в рассматриваемой области характерен акцент на международно-правовом положении государства как политико-управляющей системы, действующей по определенному мандату общества, в связи с чем государство уполномочивается обществом на определенные действия, которые призваны обеспечить реализацию коренных интересов всего общества, в том числе на мировой арене.
Отсюда Ю.А. Тихомиров выводит формулу трансмиссии полномочий по схеме «передача — приобретение» как новую меру самостоятельности, т.е. суверенитета государства [20, с. 5]. При этом данную формулу автор рассматривает в контексте интенсификации интеграционных процессов, которые сопровождаются делегированием отдельных полномочий государства на над-государственный уровень. Иными словами, последовательно развиваются идеи о внешнем правовом суверенитете государства, а не о внутреннем его проявлении.
Применительно к правовому суверенитету государства необходимо констатировать, что всякое проявление господства государства в той или иной сфере жизни общества (в данном случае — в сфере права) есть практическое воплощение данного атрибута [22, с. 16—21]. Однако если правовой суверенитет представляет собой проявление господства государства в правовой жизни общества, то неизбежным образом встает вопрос об основаниях рассмотрения его в качестве внутреннего явления. Поскольку государство осуществляет господство в отношении конкретного общества, политико-правовой формой организации которого данное государство является, то вполне естественным будет предположение, что один из видов правового суверенитета носит внутренний характер.
В сфере права господство государства проявляется в результате осуществления им правотворчества и реализации права так, что правовой суверенитет становится качеством, без наличия которого государство утрачивает свои конститутивные признаки. Как полагаем, суверенитет принято рассматривать в качестве атрибута государства, т.е. в качестве его неотъемлемого и необходимого признака. Здесь необходимо отметить, что подобно тому, как сам правовой суверенитет есть продолжение и следствие государственного суверенитета, то постановка вопроса о внутреннем правовом суверенитете является продолжением традиции квалификации внешнего и внутреннего суверенитета государства в целом.
Особое значение приобретает имеющееся в науке понимание понятия «суверенитет», которое раскрывается через последовательный анализ определенного понятийного ряда, отражающего характерные черты государства как уникального по литико-правового института. Речь идет, прежде всего, об организующей функции государства. Стоит отметить, что теоретико-правовые догматические истоки учения о суверенитете закреплены в области представлений о воз-
LAW & LEGISLATION • 09-2024
можности (праве, полномочии) господства «субъекта над объектом» [2, с. 6], из которого неизбежным образом можно вывести качества независимости и самостоятельности такого господства.
Подобно внутреннему и внешнему суверенитету в его известном политическом значении, внутренний и внешний правовой суверенитет имеет также различия, логику и взаимосвязь. Поскольку предмет настоящего исследования составляет в большей мере внутренний правовой суверенитет, то сейчас нет необходимости подчеркивать двуаспектность феномена правового суверенитета государства (внутреннего и внешнего), что позволяет сосредоточиться исключительно на внутренних аспектах закономерностей существования рассматриваемого явления. Хотя справедливости ради отметим, что внешний правовой суверенитет находится в соотношении и взаимосвязи с внутренним правовым суверенитетом и оказывает влияние на него.
Внутренний правовой суверенитет государства проявляется в уникальной способности государственной власти в лице органов государства осуществлять властно-распорядительные действия, определяющие порядок внутри государства посредством применения предусмотренных инструментов политико-правового воздействия. Следующей за областью внутреннего государственного права оказывается область права внешнего: «Государство не есть действительный индивид вне его отношения к другим государствам» [8, с. 364].
Внешний суверенитет государства рассматривается в контексте внешних сношений с другими государствами, в которых проявляется природа государства как самостоятельного и независимого субъекта международного права и выражает политическое единство народа, указывает на государственный статус, который является отправной точкой для «актуализации себя в среде других народов, обособления от них» [9, с. 27].
Важной особенностью конституирования государственного суверенитета является признание со стороны других государств: «Каждое государство обладает суверенной самостоятельностью по отношению к другому... быть таковым для другого, т.е. быть признанным им, есть его первое абсолютное право» [7, с. 365].
А.Л. Бредихин видит сущность юридического суверенитета как «внешнее формальное закрепление верховенства, независимости и самостоятельности государства, выраженное в систе-
ме государственных органов власти и системе законодательства» [4, с. 69]. Этот подход ориентирован на акцентирование юридического закрепления и обоснования в правовых актах ключевых признаков суверенитета как атрибута государства.
Стоит отметить, что подобный подход вообще не раскрывает природу господства государства в правовой жизни общества, а делает акцент на юридической формализации суверенитета как такового. Иными словами, в приведенной дефиниции представлен даже не юридический суверенитет, а юридическое закрепление государственного суверенитета.
Более последовательна позиция И.Д. Левина, который видел природу юридического суверенитета как «высшую власть органов государства, зафиксированную в законе, регулируемую правом, и, следовательно, осуществляемую в правовых формах» [12, с. 62]. При этом подходе юридический суверенитет, во-первых, принадлежит государственным органам, а, во-вторых, проявляется в их высшей власти. Акцент автора именно на законодательном закреплении высшей власти государства объясняет употребление им именно понятия о юридическом суверенитете, поскольку правовой суверенитет предполагает использование государством всего круга существующих правовых средств воздействия на общественные отношения.
Полагаем, что выше сформулированные представления о правовом суверенитете являются следствием достаточно традиционного для теоретической юриспруденции понимания, в рамках которого не проводится последовательное доктринальное разграничение суверенитета государства и органов государственной власти (государственной власти в целом), что в итоге чаще всего и приводит к отождествлению этих двух аспектов.
Из представленных взглядов юридическим суверенитетом следует, во-первых, признать законодательное оформление суверенных полномочий государства (т.е. внешнее формальное их выражение) и, во-вторых, необходимость осуществления властно-распорядительного воздействия государства на общество исключительно в правовых формах.
Например, еще дореволюционный правовед Н.И. Палиенко обсуждал «правовой суверенитет союзной власти» [14, с. 315], т.е. намечал осмысление суверенитета в правовом смысле.
Схожие упоминания есть и у С.И. Гессена — он противопоставлял правовой суверенитет су-
ЗАКОН И ПРАВО • 09-2024
веренитету государства: «суверенитет права не означает ни принижения, ни умаления подвластных» [8, с. 304].
Однако ни Н.И. Палиенко, ни С.И. Гессен не развили свои концепции о правовом суверенитете далее и не создали полноценной концепции правового суверенитета, а лишь пунктирно наметили ее контуры.
Указание И.Д. Левина на то, что юридический суверенитет осуществляется «в правовых формах» и имеет «классовый характер политического суверенитета нации», по всей видимости, свидетельствует об отсутствии последовательного отграничения юридического суверенитета от правового суверенитета (в противном случае речь шла бы об осуществлении юридического суверенитета «в юридических формах») [12, с. 261].
Для теории государства и права характерно двойственное отношение к пониманию особенностей правового суверенитета. Данное явление принято рассматривать как исходный принцип для конструирования национальной правовой системы во всем многообразии уникальных качеств правовой традиции и культуры конкретного общества. Это позволяет «формировать действительный суверенитет, предполагающий не замкнутость, а субъектность сильной и открытой позиции и в политике, и в праве» [6, с. 11].
В силу этого правовой суверенитет становится методологическим инструментом для построения автохтонной системы права в рамках определенного государства. Для понимания правового суверенитета характерен вполне определенный комплекс проблем, связанных с вопросами соотношения норм международного и национального права. Данное проблемное поле теоретико-правовых изысканий опирается на логико-правовое противоречие между неделимым и абсолютным характером правового суверенитета и тем, что абсолютный характер государственной власти «противоречит связанности государства международным правом» [21, с. 18].
Диалектический метод познания социальных явлений, к разряду которых, бесспорно, относится правовой суверенитет государства, предполагает необходимость выявления закономерностей и взаимосвязей развития изучаемых феноменов сквозь призму категорий «единичное — особенное — общее».
Диалектическая связь рассматриваемых понятий выявлена в рамках философии достаточно давно. Еще Г.В.Ф. Гегель указывал, что «бы-
тие как абстрактная непосредственность низводит себя до единичной определенности, противостоящей внутри его сферы другим его опреде-ленностям» [8, с. 28], следовательно, в области теории права каждая «категория диалектики характеризует лишь отдельную сторону, момент единого и целостного процесса развития и потому отражает его неполно» [19, с. 183].
Для преодоления данной ограниченности требуется рассмотрение каждого правового явления в контексте его диалектической связи с более общим социально-правовым контекстом его функционирования. Следовательно, теоретико-правовое познание внутреннего правового суверенитета надлежит подчинить последовательному анализу общих проявлений рассматриваемого предмета, его уникальных особенностей и единичного (отдельного) функционирования как элемента материальной действительности.
Общим (родовым) понятием по отношению к внутреннему правовому суверенитету является понятие суверенитета как такового. Несмотря на тот факт, что суверенитет как таковой не является исключительным атрибутом только государства и может применяться по отношению к отдельной личности человека [17, с. 47—48], его рассмотрение в теоретико-правовой науке производится преимущественно в рамках проблемного поля исследований в области теории государства.
Типологию суверенитета чаще всего связывают с выделением отдельных исторических типов данного явления, для выявления которых используются критерии «принадлежности власти определенной к политической силе и юридические основы государственной власти» [4, с. 19].
Этот подход позволил А.Л. Бредихину разграничить в истории России несколько типов суверенитета (военно-феодальный, раздробленный, феодально -монархический, аристократический и проч.) [4, с. 19]. Однако для теоретического анализа правового суверенитета ближе оказывается методика выделения отдельных видов или разновидностей суверенитета, в основание которой положен критерий отдельных сфер общественной жизни. Так, этот критерий позволил С.Б. Антоненко выделить правовой суверенитет государства наряду с политическим и культурным [1, с. 364—368].
Отнесение правового суверенитета к разряду видов суверенитета является логическим следствием устоявшейся практики выделения оснований (критериев) для дифференциации сувере-
ЬДМ & ЬЕ^БЬДТЮМ • 09-2024
нитета как социального явления, отражающего его историческое и логическое понятия. В рамках этой дифференциации следует выделять формы суверенитета как результат квалификации его носителя (источника), типы суверенитета как результат определения исторических разновидностей эволюции данного явления, а виды суверенитета — как проявление данного явления в каждой отдельной сфере общественной жизни (культуре, политике, праве и др.).
Правовой суверенитет следует рассматривать в качестве логического продолжения такой дифференциации, поскольку для ее проведения существуют достаточные основания.
Во-первых, выделение отдельных проявлений суверенитета обусловлено многоаспектностью рассматриваемого понятия. Несмотря на наличие концептуального внутреннего единства своего содержания, объем данного понятия неоднороден: так, суверенитет по-разному проявляется в различных сферах деятельности государства — праве, экономике, культуре и др.; по-разному государство действует в этих сферах для обеспечения своего суверенитета, его надлежащего функционирования как правового института [22, с. 17—20], что обусловливает необходимость их доктринального анализа в различных аспектах в рамках теории государства и права. Это разнообразие взглядов на проявление суверенитета государства в разных областях общественной жизни достигается, в частности, за счет выделения видов суверенитета.
Во-вторых, классификация как один из древнейших и хорошо зарекомендовавших себя средств научного познания применяется в целях наиболее полного познания закономерностей существования юридических явлений, посредством применения которого достигается упорядочение «исследуемого массива явлений, процессов путем их деления на устойчивые группы, виды» [21, с. 280].
Правовой суверенитет проистекает из государственного суверенитета не тем же образом, каким следствие проистекает из причины — в последнем случае присутствует определенная хронологическая последовательность. Правовой суверенитет имплицитно содержится в концепции (конструкции) суверенитета государства и посредством активных действий государства в интересах всех становится явленным в правовой сфере.
Следовательно, понятие суверена является первичным, государство понимается как субъект,
конституирующей чертой которого является не только его власть, но и право, регулирующее волю, которая одновременно и выступает его основанием: «суверенитет... существует только как уверенная в себе субъективность и как абстрактное и тем самым не имеющее основания самоопределение воли» [8, с. 319].
Поддержанный некоторыми авторами, наряду с традиционными подходами к правовому суверенитету, инструментальный подход может быть достаточно плодотворен. Инструментальный подход к пониманию особенностей правового суверенитета позволяет рассматривать в качестве составляющих его правовых средств те правовые явления, которые находят свое выражение в конкретных установлениях и технологиях, благодаря применению которых государство достигает поставленной цели — укрепления государственного суверенитета.
Так, В.С. Бреднева признает справедливость постановки вопроса об инструментальной теории, но предлагает другой термин: «инструментальный подход» [5, с. 32—34]. Но наиболее обоснованной в этом вопросе представляется концепция В.Ю. Панченко, который наравне с термином «инструментальный подход» предлагает ввести в научный оборот понятие «инструментальная концепция правопо-нимания» [15, с. 6—9].
Исходя из предложенного подхода можно условно выделить два уровня функционирования правового суверенитета: ценностно-ориен-тирующий, который позволяет раскрыть его значение в формировании правовой системы государства; и практикориентирующий, функция которого состоит в том, чтобы показать, каков принцип и механизм обеспечения суверенитета государства.
Следовательно, различение механизмов формирования и средств реализации права позволяет констатировать, что механизм внутреннего правового суверенитета формируется на основе двух взаимообеспечивающих звеньев, в рамках которых одни инструменты выступают внешними по отношению к воле субъектов права, а другие — представляют собой результат реагирования субъекта на данное правовое воздействие.
Таким образом, конкретные инструменты и технологии, применяемые государством в целях укрепления внутреннего правового суверенитета, эксплицируют его как проявление суверенитета государства в целом.
ЗАКОН И ПРАВО • 09-2024
Все изложенное позволяет сформулировать следующие выводы
Во-первых, так называемый правовой суверенитет можно рассматривать с различных сторон — как внешний и внутренний, направленный на решение различных задач. Деление на внутренний и внешний правовой суверенитет может демонстрировать сложность и неоднородность в структуре данного феномена.
Различение двух аспектов суверенитета государства — внутреннего и внешнего, на наш взгляд, позволяет рассматривать внутренний правовой суверенитет как институционализиро -ванную форму воздействия государства на общество, которая реализуется при помощи приме -нения особого инструментария — правовых средств, где посредством юридического воздействия государства достигается последовательное упорядочивание общественной жизни, стабилизация и предсказуемость течения общественных отношений.
Юридическое воздействие государства в рамках установленного круга полномочий позволяет оперативно предотвращать негативные последствия противоправного поведения участников общественных отношений и восстанавливать утраченный в результате нарушения права баланс частных и публичных интересов.
Внутренний правовой суверенитет государства проявляется и в наличии у государства уникальных компетенций, т.е. совокупности полномочий, определяющих предназначение государства как субъекта юридического воздействия на поведение участников общественных отношений. Специфика компетенций государства как проявление его суверенитета опирается на наличие аппарата государственного принуждения (монополия на насилие), который, как отмечает С.В. Бошно, отражает «исключительный характер государственной власти, ее правомочия на принуждение по отношению к гражданам» [3, с. 68].
Во-вторых, внутренний правовой суверенитет государства необходимо рассматривать в качестве модуса общего суверенитета государства, природа которого заключается в наличии суверенных прав государства осуществления правового воздействия на общественные отношения, определение важнейших путей развития правовой системы государства и совершенствования инструментов правового регулирования.
В-третьих, внутренний правовой суверенитет обладает всем комплексом характеристик,
типичных для суверенитета государства в целом (неделимость, абсолютность, верховенство, полновластие), а также отличается рядом специфических особенностей (самообусловленность, автаркия, иммунитет). Внутренний правовой суверенитет реализуется в пределах определенного правового пространства, не совпадающего в своих границах с физическим пространством или территорией данного государства, но действует в рамках триады действия права (во времени, в пространстве, по кругу лиц). Внутренний правовой суверенитет государства предполагает локализацию сферы действия суверенных прав государства, в рамках которой осуществляется независимое и самостоятельное правовое воздействие государства на общество.
В-четвертых, самообусловленность как атрибут внутреннего правового суверенитета позволяет отличать его от ряда смежных правовых явлений, которые носят производных характер (из числа уже рассмотренных выше, например, юрисдикции). Причина существования и действия внутреннего правового суверенитета находится в самой его природе как неотъемлемого атрибута государства: поскольку государство существует, оно является внутренне суверенным. Самообусловленность внутреннего правового суверенитета также позволяет констатировать, что источником суверенных решений государ -ства в области права является само государство, обладающее качеством суверенности.
В-пятых, внутренний правовой суверенитет является основанием для функционирования ряда правовых институтов (юрисдикция, иммунитет государства), поскольку природа данных институтов субординационно подчиняется и проистекает из атрибутов внутреннего правового суверенитета и обусловливается ими. Механизм внутреннего правового суверенитета представляет собой специфическую особенность рассматриваемого правового явления, которое может быть представлено в виде совокупности правовых средств (инструментов), применяемых государством в целях укрепления своего суверенитета.
Эти положения отражают базовые свойства внутреннего правового суверенитета государства и позволяют в дальнейшем изучать функционирование этого правового явления во взаимосвязи с иными социально-правовыми явлениями (прежде всего исследовать взаимосвязи самоограничения государства), другими видами суверенитета и их ролью в формировании и развитии внутреннего правового суверенитета.
LAW & LEGISLATION • 09-2024
Список источников
1. Антоненко С.Б. Виды суверенитета и формы их реализации в Республике Беларусь // Актуальные проблемы достижения целей устойчивого развития в условиях цифровой трансформации государства и права в Республике Беларусь: Матер. Республиканской науч.-практ. конф. Минск, 2022. С. 364-368.
2. Артемьев А.Б. Государственный суверенитет как научная категория // Юрид. мысль. 2008. № 4. С. 5-10.
3. Бошно С.В. Государство // Право и современные государства. 2013. № 6. С. 64—79.
4. Бредихин А.Л. Юридический суверенитет государства: понятие и содержание // Вестник Белгородского юрид. ин-та МВД России им. И.Д. Путилина. 2010. № 1 (15). С. 67—69.
5. Бреднева В. С. Инструментальная теория права в российском правоведении // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2015. № 10-3. С. 32—34.
6. Виноградова Е.В. К вопросу о влиянии международных договоров на государственный суверенитет // Образование и право. 2021. № 3. С. 11—16.
7. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. 364 с.
8. Гессен С.И. Обоснование правового социализма // Избранное. М., 2010. 304 с.
9. Грачев Н.И. Государственный и народный суверенитет в их «внешнем» и «внутреннем» выражении // Философия права. 2006. № 4 (20). С. 27—31.
10. Лапаева В.В. Правовая демократия и правовой суверенитет как альтернативы «суверенной демократии» // Современное государство: Политико-правовые и экономические исследования: Сб. науч. тр. Сер.: Правоведение. Центр социал. науч.-информ. исслед.; отв. ред. Е.В. Алферова. М., 2010. С. 160—171.
11. Лахтина Т.А. Роль внутреннего суверенитета государства в административно-правовом регулировании отношений в обществе // Обеспечение прав и свобод человека в современном мире: Матер. конф.: В 4-х ч. 2017. С. 143—147.
12. Левин И.Д. Суверенитет. СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. 261 с.
13. Мирзоев А.К. Императивное и диспози-тивное правовое регулирование: проблемы проявления внутренних качеств суверенитета // Правовое поле совр. экономики. 2015. № 7. С. 58—69.
14. Палиенко Н.И. Учение о существе права и правовой связанности государства. Харьков, 1908. 315 с.
15. Панченко В.Ю. Современное правопони-мание и правоприменение / / Вестник Омского ун-та. Сер.: Право. 2012. № 4. С. 6—9.
16. Пивоваров Д.В. Сущность и существование // Интеллект. Инновации. Инвестиции. 2016. № 1. С. 59—62.
17. Ромашов Р.А., Ромашова Г. Т. Суверенитет личности: понятие, признаки, гарантии // Вестник Санкт-Петербургского ун-та МВД России. 1999. № 3 (3). С. 47—48.
18. Склярова Е.С. Внутренние и внешние аспекты правового суверенитета в системе обеспечения национальной безопасности Российской Федерации // Актуальные проблемы конституционного и международного права: Матер. Пятой ежегодной конф. Ставрополь, 2021. С. 73—77.
19. Сырых В.М. Логические основания общей теории права. Т. 1. Элементный состав. М., 2004. 528 с.
20. Тихомиров Ю.А. Правовой суверенитет: сферы и гарантии // Журнал рос. права. 2013. № 3 (195). С. 5—20.
21. Толстых В.Л. Государство в историческом и международно-правовом контексте // Моск. журнал междунар. права. 2017. № 2 (106). С. 18—28.
22. Шарифов М.Ш. Суверенитет как атрибут суверена: субъектно-правовой подход // Актуальные проблемы рос. права. 2009. № 4 (13). С. 16—21.
References
1. Antonenko S.B. Types of sovereignty and forms of their implementation in the Republic of Belarus / / Actual problems of achieving sustainable development goals in the context of digital transformation of the state and law in the Republic of Belarus: Materials of the Republican scientific and practical conference. Minsk, 2022. Pp. 364—368.
2. Artemyev A.B. State sovereignty as a scientific category // Legal thought. 2008. № 4. Pp. 5—10.
3. Boshno S.V. The State // Law and modern states. 2013. № 6. Pp. 64—79.
4. Bredikhin A.L. Legal sovereignty of the state: concept and content // Bulletin of the Belgorod Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after I.D. Putilin. 2010. № 1 (15). Pp. 67—69.
5. Bredneva V.S. Instrumental theory of law in Russian jurisprudence / / Historical, philosophical, political and legal sciences, cultural studies and art
ЗАКОН И ПРАВО • 09-2024
criticism. Questions of theory and practice. 2015. № 10-3. Pp. 32-34.
6. Vinogradova E. V. On the issue of the influence of international treaties on state sovereignty // Education and law. 2021. № 3. Pp. 11—16.
7. Hegel G. V.F. Philosophy of Law. M., 1990. 364 p.
8. Gessen S.I. Substantiation of legal socialism // Izbrannoe. M., 2010. 304 p.
9. Grachev N.I. State and national sovereignty in their «external» and «internal» expression // Philosophy of Law. 2006. № 4 (20). Pp. 27—31.
10. Lapaeva V.V. Legal democracy and legal sovereignty as alternatives to «sovereign democracy» // Modern State: Political, legal and economic research. Sat. scientific. tr. Ser.: Jurisprudence. Center of social. scientific-inform. research; ed. by E.V. Al-ferova. M., 2010. Pp. 160—171.
11. Lakhtina T.A. The role of the internal sovereignty of the state in the administrative and legal regulation of relations in society // Ensuring human rights and freedoms in the modern world: Conference materials: In 4 parts. 2017. Pp. 143—147.
12. Levin I.D. Sovereignty. St. Petersburg: Law Center Press, 2003. 261 p.
13. Mirzoev A.K. Imperative and dispositive legal regulation: problems of manifestation of internal qualities of sovereignty / / The legal field of the modern economy. 2015. № 7. Pp. 58—69.
14. Paliyenko N.I. The doctrine of the essence of law and the legal connectedness of the state. Kharkov, 1908. 315 p.
15. Panchenko V.Yu. Modern legal understanding and law enforcement / / Bulletin of Omsk University. Ser.: Law. 2012. № 4. Pp. 6-9.
16. Pivovarov D.V. Essence and existence // Intelligence. Innovation. Investment. 2016. № 1. Pp. 59-62.
17. Romashov R.A., Romashova G.T. Sovereignty of personality: concept, signs, guarantees // Bulletin of the St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 1999. № 3 (3). Pp. 47-48.
18. Sklyarova E.S. Internal and external aspects of legal sovereignty in the system of ensuring national security of the Russian Federation / / Actual problems of constitutional and international law: Proceedings of the Fifth Annual Conference. Stavropol, 2021. Pp. 73-77.
19. Syrykh V.M. Logical foundations of the general theory of law. Vol. 1. Elemental composition. M., 2004. 528 p.
20. Tikhomirov Yu.A. Legal sovereignty: spheres and guarantees // Journal of Russian Law. 2013. № 3 (195). Pp. 5-20.
21. Tolstykh V.L. The state in the historical and international legal context // Moscow Journal of International Law. 2017. № 2 (106). Pp. 18-28.
22. SharifovM.S. Sovereignty as an attribute of a sovereign: a subject-legal approach // Actual problems of Russian law. 2009. № 4 (13). Pp. 16-21.
Информация об авторе
Подосинникова Л.А. — кандидат юридических наук, доцент кафедры адвокатуры и уголовно-правовых дисциплин
Статья поступила в редакцию 09.07.2024; одобрена после рецензирования 08.08.2024; принята к публикации 14.08.2024.
Information about the author
Podosinnikova L.A. — candidate of law, associate professor of the department of advocacy and criminal law disciplines
The article was submitted 09.07.2024; approved after reviewing 08.08.2024; accepted for publication 14.08.2024.
LAW & LEGISLATION • 09-2024
