Правовой режим цифровых прав
Рудой Артем Альбертович,
аспирант кафедры гражданского и корпоративного права Санкт-Петербургского государственного экономического университета
E-mail: Artyrudoy@gmail.com
В статье рассматривается вопрос о правовом режиме цифровых прав как объектов имущественных гражданских прав и разновидности имущества. На основе анализа действующего законодательства РФ о цифровых правах сделан вывод о том, что существующие на сегодняшний день цифровые права (цифровые финансовые активы и утилитарные цифровые права) должны подчиняться правовому режиму бездокументарных ценных бумаг, выявлено наличие пробелов в правовом регулировании оборота цифровых прав и предложена необходимость их устранения на базе положений, ранее выработанных в сфере оборота бездокументарных ценных бумаг. Анализируя правовую природу цифровых прав, автор делает вывод об абсолютном характере правоотношений, возникающих по поводу обладания ими, и о необходимости конструирования способов защиты таких прав по аналогии с вещно-правовыми способами защиты.
Ключевые слова: цифровые права, цифровые финансовые активы, утилитарное цифровое право, бездокументарные ценные бумаги, объекты гражданских прав, субъективные гражданские права, имущество.
Вопрос о правовом режиме цифровых прав дискутируется в отечественной науке гражданского права с момента их законодательного признания самостоятельным объектом гражданских прав и до настоящего времени не получил окончательного разрешения ни на законодательном, ни на доктринальном уровне, ни на уровне судебной практики. В науке гражданского права отсутствует единый подход к понятию правового режима объектов прав. Т.В. Дерюгина и А.О. Иншакова выделяют три магистральных подхода к его значению: 1) как характеристику самого объекта, 2) как свойства субъекта по осуществлению прав в отношении объекта (оборотоспособность), и 3) как совокупность этих свойств [9]. В любом случае данное понятие используется для обозначения особенностей определенной группы объектов прав, обусловливающих специальное правовое регулирование отношений, возникающих по их поводу. Исходя из этого, для ответа на вопрос о том, какому правовому режиму должен подчиняться тот или иной объект гражданских правоотношений, необходимо установить правовую сущность соответствующего объекта, т.е. ответить на вопрос, что с юридической точки зрения он представляет собой (вещь, имущественное право, информацию, результат интеллектуальной деятельности и т.д.). Анализ литературы по обозначенному вопросу позволяет утверждать, что в основе дискуссии о правовом режиме цифровых прав лежат два основных подхода к объяснению их правовой природы: первый, основанный на законодательной классификации объектов гражданских прав (статья 128 ГК РФ), отводит цифровым правам место в составе имущественных прав, ставя их в один ряд с иными имущественными правами, включая бездокументарные ценные бумаги и безналичные денежные средства [7, с. 187; 12, с. 251]; второй подход, отталкиваясь от содержания цифровых прав и отдавая в вопросе квалификации правового явления приоритет содержанию перед внешней формой его выражения, рассматривает цифровые права не как отдельный вид имущественных прав наряду с другими, а как те же самые права, только удостоверенные особым образом, т.е. как классические гражданские права, облеченные в цифровую форму [5, с. 113]. Иными словами, первый подход использует в качестве квалифицирующего (объектообразующего) признака цифровых прав форму воплощения соответствующего имущественного актива (вещь, запись по счету или запись в реестре, цифровой код (цифровое обозначение) и т.д.), а второй - его юридическое содержание (обязательственное, корпоративное, вещно-правовое и т.д.). Далее в настоящей статье будем условно называть эти подходы
5 -о
сз ж
■с
соответственно формальным и содержательным. Сообразно с этим сторонники формального подхода отстаивают мнение о необходимости конструирования особого правового режима цифровых прав как объекта прав sui generis, учитывая усматриваемую в них особую правовую сущность, в то время как их оппоненты настаивают на отсутствии такой необходимости.
Отметим, что каждый из обозначенных нами подходов, несмотря на их взаимное противоречие, находит подтверждение в законе: с одной стороны, статья 128 ГК РФ обозначает цифровое право как видовое понятие по отношению к категории имущественных прав (под этой рубрикой объединяются все субъективные права с имущественным содержанием, в т.ч. отдельно поименованы в таком качестве бездокументарные ценные бумаги - см. абз. 2 п. 1 статьи 142 ГК РФ), что дает основание судить о самостоятельности категории «цифровое право», выделяя ее из массы иных имущественных прав, и тем самым подтверждает правильность формального подхода; с другой стороны, статья 141.1 ГК РФ определяет цифровые права как обязательственные и иные права, названные в таком качестве в законе, что служит аргументом в пользу содержательного подхода. В свою очередь, некоторые имущественные права, удостоверяемые с использованием конструкции цифрового права (а именно цифровые финансовые активы), включают в себя права, удостоверяемые бездокументарными (эмиссионными) ценными бумагами, в т.ч. акциями (см.ч. 2 статьи 1 Федерального закона от 31.07.2020 № 259-ФЗ (далее - Федеральный закон о цифровых финансовых активах)). Более того, утилитарные цифровые права (вторая разновидность цифровых прав) сами удостоверяются особой бездокументарной (неэмиссионной) ценной бумагой (цифровым свидетельством) (см. статью 9 Федерального закона от 02.08.2019 № 259-ФЗ (далее - Федеральный закон о краудфандинге)). Представляется, что такая множественность юридических конструкций при неизменности содержания удостоверяемого ими блага не отвечает потребностям оборота.
Таким образом, следует сделать вывод о внутренне противоречивом подходе российского законодателя, который одновременно использует две разные правовые конструкции для обозначения одного явления: само субъективное право (статья 141.1 ГК РФ) и инструмент, служащий способом его удостоверения (статья 128 ГК РФ). Содержательно же на сегодняшний день конструкцией цифрового права удостоверяется только два вида гражданских прав: обязательственные (они могут удостоверяться цифровыми финансовыми активами и утилитарными цифровыми правами) и корпоративные (они могут удостоверяться толь-^ ко цифровыми финансовыми активами). Примеча-S2 тельно, что обозначенная двойственность правово-£3 го явления характерна и для самих ценных бумаг: еЗ бездокументарные ценные бумаги признаются за-5в конодателем одновременно обязательственными
и иными (корпоративными) правами с одной стороны, и самостоятельным видом объектов прав -с другой. Как справедливо указывает Е.Н. Абрамова, создание нового объекта в данном случае происходит за счет применения приема юридической фикции к способу фиксации права [1]. Более того, документарные и бездокументарные ценные бумаги, признаваемые законодателем разнородными правовыми явлениями (вещами и имущественными правами соответственно), казалось бы, искусственно объединяются под общим собирательным понятием «ценные бумаги» и даже отчасти регулируются общей нормативно-правовой базой (правилами параграфа 1 главы 7 ГК РФ). Так, например, в силу п. 6 статьи 143 ГК РФ правила об именных документарных ценных бумагах распространяются на отношения с бездокументарными бумагами, если только иное прямо не предусмотрено законом либо не вытекает из особенностей фиксации прав по последним.
Между тем при более тщательном анализе содержания исследуемых конструкций отмеченное сходство между цифровыми правами и бездокументарными ценными бумагами представляется неслучайным, а наблюдаемое единство правового регулирования разных на первый взгляд явлений -вполне оправданным. Дело в том, что и ценные бумаги (как документарные, так и бездокументарные), и цифровые права сущностно (содержательно) ничем не отличаются от прав, не воплощенных в соответствующих материальных и нематериальных формах (ср., например, права кредитора по договору займа и права держателя облигаций, размещение которых опосредует заключение договора займа по правилам п. 4 статьи 807 ГК РФ). Различие наблюдается разве что в установлении ограничений на допустимость удостоверения определенных прав тем или иным из рассматриваемых инструментов. Так, корпоративные права (права участия в капитале акционерного общества) могут удостоверяться только акциями как эмиссионными ценными бумагами (публичных и непубличных акционерных обществ) и акциями, выпускаемыми в форме цифровых финансовых активов (непубличных акционерных обществ - см. статью 13 Федерального закона о цифровых финансовых активах), но не могут существовать в документарной форме. В то же время обязательственные требования о передаче исключительных прав (прав на объекты интеллектуальной собственности) могут удостоверяться утилитарным цифровым правом (ч. 1 статьи 8 Федерального закона о краудфандинге), но не могут воплощаться в какой-либо ценной бумаге. Это обусловлено принципом numerus clau-sus ценных бумаг, присущим, впрочем, и цифровым правам: виды соответствующих финансовых инструментов и содержание удостоверяемых прав определяет только закон.
Следовательно, сам по себе способ фиксации (учета) соответствующего права не меняет ни его существа, ни содержания: субъективное право неизменно представляет собой вид возмож-
ного поведения субъекта, вне зависимости от того, в какой форме оно выражено. Поэтому более корректным, на наш взгляд, являлось ранее действовавшее легальное определение бездокументарных ценных бумаг как способа фиксации прав, удостоверяемых ценной бумагой, к которой применяются правила о ценных бумагах (п. 1 статьи 149 ГК РФ в первоначальной редакции). Такой же подход к легальной дефиниции был бы уместен и при определении цифровых прав, так как он позволяет устранить обозначенное нами выше противоречие законодательных формулировок.
В литературе высказано мнение, что бездокументарные ценные бумаги не являются в собственном смысле ценными бумагами, поскольку не имеют вещественной оболочки [8, с. 407-409]. Отсутствие вещной формы при таком подходе рассматривается как обстоятельство, препятствующее применению к данным инструментам вещно-правового режима и, как, следствие, возможности применения вещных способов владельческой защиты в случае нарушения прав, связанных с их обладанием (например, в случае неправомерного списания со счета владельца, хищения и т.п.).
Вместе с тем очевидно, что сущностное свойство документарных ценных бумаг заключается вовсе не в их овеществленности, а исключительно в самом удостоверяемом ими праве. На вторичный характер вещественной формы ценной бумаги указывал, в частности, М.М. Агарков, характеризуя данное правовое явление как «овеществление права в бумаге» [4, с. 174]. Альтернативой вещественной формы закрепления прав со временем стали бумажные реестры (списки держателей бумаг), которые велись обязанным по бумагам лицом, затем - формы нематериальной фиксации, а именно сначала электронная, а позднее - цифровая формы их учета [2, с. 5-7; 15, с. 76-86]. Иначе говоря, различие между документарными, бездокументарными ценными бумагами и цифровыми правами лишь техническое, но не сущностное: в одном случае гражданские права фиксируются на бумаге (документарные ценные бумаги), в другом - в форме записи по счету (бездокументарные ценные бумаги), а в третьем - в виде записей в информационной системе, отвечающей определенным законом признакам.
Таким образом, по существу, единственный признак, характеризующий цифровое право и отличающий его от бездокументарных ценных бумаг - особая форма нематериальной фиксации прав. Одна из главных функций, для которой предназначена фиксация прав как таковая - формальная легитимация управомоченного лица, позволяющая всем третьим лицам полагаться на видимость субъективного права, т.е. его принадлежность лицу, которое в силу известных признаков считается правообладателем. Для документарных бумаг эта видимость права обеспечивается благодаря тому, что её предъявитель (держатель): а) просто владеет ею (предъявительские бумаги), б) прямо указан в ней как управомоченный или если бумага пере-
шла к нему от первого держателя по беспрерывному ряду индоссаментов, совершенных на бумаге (ордерные бумаги), в) указан как управомоченный в учетных записях либо в самой бумаге или если она перешла к нему от первого владельца по беспрерывному ряду цессий (именных передаточных записей на бумаге) (именные бумаги) (статья 143 ГК РФ). Для бездокументарных ценных бумаг видимость обеспечивается за счёт ведения уполномоченным субъектом реестра прав управомочен-ных лиц: управомочен тот, кто указан в этом качестве в реестре (его учётной записи) (п. 1 статьи 149 ГК РФ). Наконец, по цифровым правам управомо-чен тот, кто указан таковым в учётной записи в реестре и имеет доступ к системе, в которой осуществляется их выпуск и обращение. При этом указание п. 2 статьи 141.1 ГК РФ на то, что управомочен-ным признается лицо, имеющее возможность распоряжаться цифровыми правами (в силу правил информационной системы), не может пониматься в значении единственного критерия легитимации обладателя цифровых прав по следующим соображениям. Фактическая возможность распоряжения правом (наличие доступа к цифровому активу в информационной системе) сама по себе не гарантирует, что перед нами управомоченное лицо, ибо для этого необходимо также наличие надлежащего правового основания возникновения права [13]. Так же, как и в случае с бездокументарными ценными бумагами надлежащая легитимация правообладателя обеспечивается, в первую очередь, записью о нем в реестре (информационной системе). Об этом свидетельствуют и нормы специального законодательства, определяющие признаки обладателя цифровых прав. Так, согласно ч. 7 статьи 4 Федерального закона о цифровых финансовых активах, обладателем таких активов признается лицо, 1) имеющее доступ к информационной системе посредством обладания уникальным кодом и 2) включенное в реестр пользователей соответствующей информационной системы. В свою очередь, ч. 7 статьи 8 Федерального закона о кра-удфандинге предусматривает, что утилитарные цифровые права возникают у их первого обладателя, переходят к другим лицам или прекращаются с момента внесения соответствующих сведений в инвестиционной платформе.
Изложенное выше означает, что правовой режим цифровых прав должен выстраиваться по модели правового режима бездокументарных ценны бумаг, ибо подобно последним, они представляют собой не что иное, как нематериальную (в противоположность вещественной документарной) форму внешнего выражения прав к должнику (лицу, выпустившему их), обладателем которых признается лицо, указанное в реестровой записи. Общая правовая природа данных нематериальных объектов диктует необходимость применения к ним принципиально единого правового режима (правил оборота, способов и порядка осуществления и защиты соответствующих прав). Конечно, между разными инструментами фиксации прав могут существо-
5 -о
сз ж
■с
вать различия технического и организационного характера, могут устанавливаться ограничения на выпуск и обладание цифровыми правами в зависимости от правового статуса лица (ограничение обороноспособности) и т.п., но все эти различия правового режима относятся в основном к публичному праву. Гражданско-правовой же режим обладания, осуществления и защиты прав от особенностей их фиксации, по нашему мнению, не зависит.
Обращаясь к действующему регулированию оборота цифровых прав, нужно заметить, что оно не содержит выработанных ранее в практике, доктрине и законодательстве о ценных бумагах правил, относящихся, в частности, к обеспечению доступности и публичной достоверности сведений об обладателях прав и защите доверия к этим сведениям лиц, полагавшихся на них при заключении сделок с цифровым правом; о принципах функционирования реестра их обладателей (будет ли этот реестр функционировать по модели негативной регистрации прав, как например, реестр недвижимости, или по иным правилам); о том, зависит ли действительность перехода права от действительности его основания (абстрактность или каузальность сделок с цифровыми правами), о критериях добросовестности приобретателя данных активов, значения характера его выбытия из обладания управомоченного лица при решении споров о последствиях приобретения права от неупра-вомоченного отчуждателя; о применимых способах защиты в случае нарушения цифровых прав (в т.ч. какие требования и к кому вправе предъявить лицо, цифровое право которого нарушено). Эти и другие вопросы, не получившие разрешения при введении в законодательство понятия цифровых прав, подлежат урегулированию законодателем с целью упрочения оборота нового вида имущественных активов, обеспечения правовой определенности при совершении с ними сделок, и, как следствие, повышения доверия к ним со стороны инвесторов и иных участников оборота, а с экономических позиций - повышения их ликвидности.
С учетом выявленного нами сходства правовой природы ценных бумаг и цифровых прав, при регулировании обозначенных вопросов законодатель должен отталкиваться от правил, ранее выработанных в сфере оборота соответствующих финансовых инструментов. Так, например, отношения, связанные с обладанием цифровым правом, несомненно, носят абсолютный характер, поскольку их содержанием выступает обязанность всех третьих лиц воздерживаться от неправомерных посягательств на осуществление обладателем цифрового права своих правомочий, удостоверенных им [10; 3, с. 19], что позволяет в этой части применять к ним по аналогии вещно-правовой режим, как, к слову, и к бездокументарным ценным бумагам „ (см. статью 149.3 ГК РФ). О возможности приме-2 нения к бездокументарным ценным бумагам (акци-£3 ям) норм вещного права до реформы о специаль-еЗ ных способах защиты их владельцев Высший арби-Л тражный суд указал еще в 1998 году [11]. Сказан-
ное означает допустимость применения к цифровым правам абсолютно-правовых (а по сути вещно-правовых) способов их защиты (восстанавливать господство над утраченным активом по аналогии с классической защитой владения вещами). С учетом технических особенностей фиксации прав, конкретным способом такой защиты в данном случае могло бы являться восстановление доступа к цифровому коду в информационной системе (с одновременным блокированием доступа к нему неупра-вомоченного держателя) [14, с. 60].
Литература
1. Абрамова Е.Н. К вопросу о понятии цифрового права как объекта гражданских прав // СПС «КонсультантПлюс».
2. Абрамова Е.Н. Форма ценной бумаги: эволюционное развитие юридической конструкции от бумажного документа к цифровому. СПб.: Изд-во СПбГЭУ, 2022. - 261 с.
3. Абрамова Е.Н., Брагинец А.Ю. К вопросу о понятиях права собственности и имущества в цифровую эпоху // Хозяйство и право. 2020. № 6. С. 12-21.
4. Агарков М.М. Основы банковского права. Учение о ценных бумагах. Курс лекций. Научное исследование - 2-е изд / М.М. Агарков. - М.: БЕК, 1994. - 350 с.
5. Аюшеева И.З. Цифровые объекты гражданских прав // Jus Privatum. 201021. № 7. С. 3243.
6. Василевская Л.Ю. Токен как новый объект гражданских прав: проблемы юридической квалификации цифрового права // Актуальные проблемы российского права. 2019. № 5. С.111-119.
7. Гонгало Б. М., Новоселова Л.А. Есть ли место «цифровым правам» в системе объектов гражданского права // Пермский юридический альманах. 2019. № 2. С. 179-192.
8. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв. ред. д-р юрид. наук., проф. Е.А. Суханов. -3-е изд., перераб. и доп. - Москва: Статут, 2023. Т. 1: Общая часть - 624 с.
9. Дерюгина Т.В., Иншакова А.О. Оборотоспо-собность и правовой режим объектов гражданских прав: соотношение понятий // СПС «КонсультантПлюс».
10. Ефимова Л.Г. Цифровые активы и права на них в контексте изменения гражданского и банковского законодательства // СПС «КонсультантПлюс».
11. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 21.04.1998 № 33 «Обзор практики разрешения споров по сделкам, связанным с размещением и обращением акций» // Вестник ВАС РФ. 1998. № 6.
12. Кириллова Е.А., Зульфагарзаде Т.Э., Мете-лёв С.Е. Институт цифровых прав в гражданском праве России // Правоприменение. 2022. № 6. С. 245-256.
13. Лескова Ю.Г., Ванин В.В. Правовосстанови-тельные способы защиты корпоративных цифровых прав // СПС «КонсультатнтПлюс».
14. Лоренц Д.В. Цифровые права в сфере недвижимости: юридическая природа и способы защиты // Российская юстиция. 2020. С. 57-60.
15. Шевченко О.М. Влияние новых технологий на развитие законодательства о рынке ценных бумаг // Актуальные проблемы российского права. 2022. № 11. С. 76-86.
LEGAL REGIME OF DIGITAL RIGHTS
Rudoy A.A.
St. Petersburg State University of Economics, department of Civil and Corporate Law
The article discusses the issue of the legal regime of digital rights as objects of civil rights and a type of property. On the basis of the analysis of the current legislation of the Russian Federation on digital rights the author concludes that currently existing digital rights (digital financial assets and utilitarian digital rights) should be under the legal regime of uncertificated securities, the author also reveals the existence of legal regulation gaps in the turnover of digital rights and provides the necessity to overcome them on the basis of the regulations previously developed in the sphere of the turnover of un-certificated securities. Analysing the legal nature of digital rights, the author concludes that the legal relations arising in connection with their possession are of an absolute nature and it is necessary to construct remedies for the protection of such rights by analogy with the property rights remedies.
Keywords: digital rights, digital financial assets, utilitarian digital right, uncertificated securities, civil rights objects, civil rights, property.
References
1. Abramova E.N. On the Concept of a Digital Right as an Object of Civil Rights // legal reference system «ConsultantPlus».
2. Abramova E. N. Form of a security: evolutionary development of legal construction from a paper document to a digital one. SPb.: Publishing house of St. Petersburg State University of Economics, 2022. 261 p.
3. Abramova E.N., Braginets A. Yu. On the issue of the concepts of property rights and property in the digital era // Economic and Law. 2020. № 6. p. 12-21.
4. Agarkov M.M. Fundamentals of banking law. The doctrine of securities. Course of lectures. Scientific research - 2nd edition / M.M. Agarkov. - M.: BEK, 1994. - 350 p.
5. Ayusheeva I.Z. Digital objects of civil rights // Jus Privatum. 201021. № 7. P. 32-43.
6. Vasilevskaya L. Yu. Token as a new object of civil rights: problems of legal qualification of digital law // Relevant problems of Russian law. 2019. № 5. P. 111-119.
7. Gongalo B. M. M. M., Novoselova L.A. Is there a place for "digital rights" in the system of objects of civil law // Perm Legal Almanac. 2019. № 2. P. 179-192/
8. Civil Law: textbook: in 4 vol. / ed. by Dr. juridical sciences, prof. E.A. Sukhanov. - 3rd ed., revision and addendum - Moscow: Statute, 2023. T. 1: General part - 624 p.
9. Deryugina T.V., Inshakova A.O. Turnover and legal regime of objects of civil rights: the correlation of concepts // legal reference system «ConsultantPlus».
10. Efimova L.G. Digital assets and rights to them in the context of changes in civil and banking legislation // legal reference system «ConsultantPlus».
11. Information letter of the Presidium of the Supreme Arbitration Court of the Russian Federation from 21.04.1998 № 33 "Review of the practice of resolving disputes on transactions related to the placement and circulation of shares" // Bulletin of the Supreme Arbitration Court of the Russian Federation. 1998. № 6.
12. Kirillova E.A., Zulfagarzade T.E., Metelev S.E. Institute of digital rights in the civil law of Russia // Law Enforcement. 2022. № 6. P. 245-256.
13. Leskova Y.G., Vanin V.V.. Legal remedies for the protection of corporate digital rights // legal reference system «Consultant-Plus».
14. Lorenz D.V. Digital rights in the sphere of real estate: legal nature and ways of protection // Russian Justice. 2020. P. 57-60.
15. Shevchenko O.M. Influence of new technologies on the development of legislation on the securities market // Relevant problems of Russian law. 2022. № 11. C. 76-86.