CC BY
58УДК 130.2 © Л. К. Нефёдова, 2018
Правовая пропедевтика отношения к ребенку
(из опыта античной мысли)
Л. К. Нефёдова, Омский государственный педагогический университет. Е-таП: [email protected]
Обращение к истории античной греческой и римской философии позволяет прояснить субъект-объектную природу правового статуса ребенка, выявить тенденцию формирования правового отношения к нему. Исторически у ребенка не было прав, что зафиксировано в античной мифологии, философии, литературе. Инфантицид был ненаказуемой практикой. Правовое отношение формируется на основе личного гуманного отношения к ребенку (Фалес, Гераклит, Эпикур), в теории и практике воспитания гражданина (Платон, Аристотель), в осмыслении ценности детского возраста (Платон, Сенека). Ребенок рассматривался преимущественно как объект воспитания, меняющего и исправляющего его природу по направлению к взрослости на основе представлений о необходимом для социума результате. Субъектность ребенка представлена в античной культуре имплицитно как признание в нем иного по отношению к взрослому носителю ценности красоты и блага.
Ключевые слова: правовой статус; ребенок; взрослый; норма; субъект; Античность; философия.
Legal Propaedeutics of an Attitude to a Child (from the Experience of Classical Antiquity Thought)
L. K. Nefedova, Omsk State Pedagogical University (Omsk, Russia). E-mail: [email protected]
Studying the history of the ancient Greek and Roman philosophy enables the author to clarify the subject-object nature of a child legal status and reveal the tendency of forming legal attitude to a child. Historically a child had not had any rights, and this can be found in ancient mythology, philosophy and literature. Infanticide was not punishable. The legal attitude is formed on the basis of personal human attitude to a child (Thales of Miletus, Heraclitus, Epicurus), in theory and practice of educating a citizen (Plato, Aristotle), in considering valuable childhood (Plato, Seneca). A child was primarily viewed as the object of education which changed and corrected his nature towards adulthood basing on the visions of the results necessary for the society. A child as the subject is presented in the culture of antiquity implicitly being recognized as different in comparison with an adult bearer of value of beauty and good.
Keywords: legal status; child; adult; norm; subject; antiquity; philosophy.
Отношение к ребенку с позиций права в настоящее время становится как никогда актуально в связи с тем, что в субкультуре детства (наряду с развитием образовательно-воспитательных культурных практик и социальным конструированием, обеспечивающим оптимальную инкультурацию и социализацию) имеет место широкий спектр деструктивных явлений, требующих немедленного практического реагирования. Таковыми выступают беспризорность, безнадзорность, сиротство, отказ от детей, жестокое обращение с ними, различные виды насилия над детьми, детская преступность, суицид. Можно считать их издержками воспитания и социального конструирования и предположить, что в сфере права существует возможность некоторой компенсации социального ущерба, приносимого этими явления-
ми. Однако в крайних ситуациях речь идет о непоправимом нарушении нормы человеческого общежития — преступлении, которое не исправляется, но фиксируется и наказывается. Преступление, совершаемое как в отношении детей, так и самими детьми, есть деяние, которое оказывается в рамках функционирования судебно-правовой системы и для восстановления попранной нормы, действительно, требует наказания. В фокусе воспитательной системы пребывает непосредственно сам этико-правовой субъект, чья деятельность формируется и нацеливается на оптимальный для социума результат. Правовая система имеет дело с фактом нарушения правовой нормы, следовательно, признает силу деструктивных явлений в сфере детского бытия. Воспитательная система всегда подразумевает идеал, который часто
оказывается достижимым. Превентивные правовые меры, нацеленные на сохранение нормы, в отличие от воспитательно-образовательного воздействия, как правило, не приводят к ожидаемому положительному результату, фиксируют бессилие органов опеки и судебной системы в достижении цели оптимального взращивания ребенка. Показательна в этом отношении современная полемика о развитии юве-нальной юстиции, одной из функций которой могло быть предупреждение преступлений в отношении детей. Однако само понимание сущности ювеналь-ной юстиции является неоднозначным и находится в стадии формирования, а явные и имплицитные последствия применения ее нормы еще не подвергались всесторонней рефлексии '. Актуализация юве-нальной юстиции и полемика вокруг нее указывают на тенденцию к осмыслению правового положения ребенка, на необходимость защиты его настоящего и будущего, на стремление преодолеть деструктивные тенденции, мешающие успешной инкультура-ции и социализации.
Полагаем, осмысление проблемы оптимального с позиций права включения ребенка в социальную и культурную деятельность предполагает выход из частных сфер теории и практики юриспруденции, педагогики, психологии, медицины в область философии для выработки методологически убедительной позиции правового отношения к ребенку. В философском осмыслении нуждается правовой статус ребенка, его субъект-объектная природа. Субъект — деятель, выходящий в процессе своей деятельности за границы себя, меняющий при этом себя и действительность. Детерминируя действительность своей деятельностью, субъект несет определенную ответственность за ее результат. И здесь возникает вопрос: всегда ли ребенок — субъект? Насколько субъектны детская беспризорность, безнадзорность, суицид, детская преступность? В ряде случаев в правовой практике возникает парадокс: будучи деятелем, ребенок по умолчанию не является субъектом своей деятельности. Ребенком по нормам международного права принято считать человека в возрасте от рождения до совершеннолетия, а полная мера ответственности за деяние предполагается в юриспруденции с момента достижения совершеннолетнего возраста. Следовательно, ребенок не считается полноценным субъектом права, ответственным за свою деятельность. Субъектность ребенка вполне определенно и конструктивно проявляется в его обучении и развитии, в том числе и раннем профессиональном. Достижения детей в сфере овладения научным знанием, успехи в художественном творчестве, спор-
тивные результаты нередко превосходят возможности взрослых индивидов и вызывают неподдельное изумление. Мощные интенции к росту и развитию не означают, что ребенок столь же стремительно становится физически и социально зрелым субъектом и сознательно овладевает необходимыми паттернами поведения в социальной сфере. Онтологически ребенок находится в состоянии укоренения в бытии, что определяет неустойчивость его психофизики и служит основанием неопределенности его субъект-объектного статуса. Правовая практика опирается на это основание, что, во-первых, дает ребенку ряд необходимых преференций перед взрослым индивидом со стороны его защиты, а во-вторых, открывает возможность безнаказанного расшатывания этической и правовой нормы самим ребенком, перенося ответственность за совершенное им деяние на того, кто не является субъектом его (ребенка) деятельности. Издержки и дисбалансы в отношении к детству и ребенку в современной правовой практике в определенной мере являются компенсацией фатальной драмы детства [1, с. 11], стремлением культуры взрослых оправдаться перед субкультурой детства, поскольку исторически у ребенка не было прав [2, с. 9].
Прояснение основ правового статуса ребенка возможно на базе философского понимания детства в истории культуры. В настоящей статье мы рассмотрим, какое отражение нашло формирование правового статуса ребенка в античной философии, а отчасти и в художественной литературе, представляющей собой неспецифичную форму философствования.
Античная литература в различных ее жанровых формах (эпос, драма, лирика) зафиксировала мотив жестокого отношения взрослых к детям: отказ родителей от детей, подбрасывание их чужим людям, принесение их в жертву. Пьяные титаны глумятся над подростком Дионисом, Агамемнон предает костру юную Ифигению, персонажи античного романа бросают своих детей. Чудовищное, с позиций современного уголовного права (ст. 134 УК РФ), отношение к детям зафиксировала римская эпиграмма [8, с. 44, 103, 318], живописуя нравы, быт, характеры, занятия, развлечения взрослых римлян. Инфантицид являлся ненаказуемой и непорицаемой социальной практикой отношения к детям в античной культуре. В литературе есть представление о хрупкости, незащищенности ребенка, раскрыта глубина материнской любви к нему [3, с. 27, 28], а также отражена стратегия воспитания и социализации гражданина, формирование профессионального воина, защитника полиса [9].
1 Существует ли ювенальная юстиция в России? URL: http://dassomsk.com/semejnoe-pravo/sushhestvuet-H-yuvenalnaya-yusticiya-v-rossii.html (дата обращения: 03.06.2017).
Философия представляет отношение взрослых к ребенку еще более определенно, чем литература. Сохранились свидетельства, говорящие о непосредственном личном гуманном отношении философов к детям 2. Гераклит, «удалившись в святилище Артемиды... играл с детьми в кости (астрагалы), а обступившим его эфесцам сказал: „Что удивляетесь, негодяи? Не лучше ли заниматься этим, чем с вами участвовать в государственных делах?"» 3. Фалес не заводил детей из детолюбия. Анаксимандр, узнав, что дети подняли на смех его пение, сказал: «Ну что же, ради детей нам следует петь лучше» 4. Эпикур писал письма детям друзей, давая им наставления к послушанию взрослым, проявлял заботу об осиротевших детях своих друзей [4, с. 790]. Диоген заботился о своих учениках [5, с. 223].
Поиски архэ, размышления о началах мира и вещей, о красоте и благе включали обращение к сущности детства и ребенка. Детство понималось в единстве социально-бытовых, физиологических, метафизических аспектов. Оно мыслилось как начало физического существования человека, основа его телесного существа. Греческие философы, пытаясь разгадать тайну рождения человека, иной раз мыслили весь период детства внутриутробным (как Анаксимандр) или полагали, что беременная земля рождала отдельные части, которые срастались, давая целостность (как полагали Парменид и Эмпедокл). Древние философы пытались проникнуть в процесс образования человеческого зародыша, размышляли о том, какая часть человека формируется первой, но вынуждены были признать тайну рождения непостижимой. Так, «Алкмеон признался, что он не знает ничего определенного, полагая, что никто не может постичь, „проникнуть взором", „разглядеть", какая часть младенца образуется первой» 5. Тайной казался пол, граница между бытием и небытием человека, между сущим и не сущим.
Уровень социальной и культурной ценности детства в сознании древних был невысок, но философы признавали ценность детства, осмысляли сущностные характеристики ребенка вопреки представлениям современников о его незначительности. Так, бог-ребенок Эрот у Платона является носителем любви и блага [4, с. 50-69]. Сущность детства представлена через такие качества, как неуловимость, изменчивость, шаловливость, заключенные в самой природе тела, через двойственность и стремление к изначальной целостности. Цель Эрота — овладение благом. Онтологическая семантика Эрота включает архетипические, социально-бытовые, психологиче-
ские характеристики детства. Он являет полное соответствие феноменологическим характеристикам архетипа ребенка: заброшенности, непреодолимости, единству начального и конечного, гендерной редуцированности [6, с. 345-381]. В нем отмечены и возрастные особенности эмпирического ребенка: шаловливость, склонность к игре, неряшливость и небрежность в одежде, равнодушие к богатству.
Однако признание ценности ребенка в мифе об Эроте не является признанием его равноценности взрослому человеку, это, скорее, признание наличия чего-то иного, другого по отношению к взрослому. Имплицитно ребенок понимается как существо становящееся, но еще не ставшее. Эта идея лежит в основе античных систем воспитания, которые строились на понимании природы ребенка и были нацелены на формирование витального, сущего в человеке, на благо и красоту. Предусматривались физический, морально-этический, эстетический, гражданский аспекты воспитания [4, с. 152-162, 182]. Таковы педагогические системы Платона и Аристотеля. Цель воспитания — формирование будущих граждан, лично ответственных за судьбу полиса [3, с. 9-14]. Платон учитывает восприимчивость детского возраста: «Во всяком деле самое главное — это начало, в особенности, если это касается чего-то юного и нежного. Тогда всего вернее образуются и укореняются те черты, которые кто-либо желает там запечатлеть» [4, с. 152]. В связи с этим этической цензуре подвергается учебный материал — мифы. Поступки мифологических персонажей должны служить примером для подражания, поэтому полагается недопустимым приобщение детей к сакральному смыслу мифов о началах бытия. «Вовсе не следует излагать и расписывать битвы гигантов, богов и героев. А о том, что на Геру наложил оковы ее сын, что Гефест, сброшен с Олимпа собственным отцом, когда тот избивал его мать. такие рассказы недопустимы. Ребенок не в состоянии судить, где содержится иносказание, а где нет, и мнения, воспринятые в таком раннем возрасте, становятся неизгладимыми и неизменными» [4, с. 152-162, 182, 183, 206, 208, 247-249, 338-340].
Платоновский постулат о силе воздействия прямого конкретного смысла текста на ребенка закрепился в педагогике и определяет современные основы обучения. Поведение персонажей текстов, отобранных для обучения, должно быть примером для детей. При этом важен их прямой смысл, однозначно приемлемый или неприемлемый поступок персонажа, тем самым в системе воспитания закладывается само представление о норме и формируется отношение к ней.
2 Фрагменты ранних греческих философов : в 2 ч. Ч. 1. М., 1989.
3 Там же. С. 176.
4 Там же. С. 117.
5 Там же. С. 270.
Платон считает, что нельзя «допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой, какие попало и кем попало выдуманные мифы, большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют... Мы уговорим воспитательниц и матерей рассказывать детям лишь признанные мифы, чтобы с их помощью формировать души детей. а большинство мифов... надо отбросить» [4, с. 153-154]. Речь идет об этическом и эстетическом воспитании, о формировании этической нормы, которой должен руководствоваться ребенок, когда вырастет. Именно норма определяет необходимость педагогической цензуры, которой Платон подвергает весь воспитательно-образовательный обиход. По его мнению, следует убрать из него то, что трогает, задевает душу ребенка, чтобы дети не сделались от эстетических потрясений чересчур чувствительными. Содержание произведений, адресованных детям, должно способствовать воспитанию рассудительности и воздержания. Примеры взяточничества, корыстолюбия, разнузданности, неистовства, наслаждения, а также примеры комического должны быть убраны из произведений. Он предлагает контролировать игры детей, их поведение в быту. Все это должно соответствовать определенным законам, правилам, быть упорядоченным. Таким образом, в воспитании определяется этическая составляющая, формирующая строгое следование норме этически приемлемого поведения.
Каков же статус ребенка в данной системе воспитания? Он должен вырасти гражданином, осознанно защищающим полис, готовым на гибель ради него. Иначе говоря, формируется субъект деятельности. Однако вся система вполне определенно носит объектную направленность. Ребенок не имеет права выбора предмета, учебного материала и вполне может быть отторгнут от семьи для лучших результатов воспитания.
Система Аристотеля, будучи менее жесткой, является продолжением и развитием взглядов Платона на воспитание и саму сущность ребенка в качестве объекта. Ребенок рассмотрен в контексте семьи, в бинарной оппозиции дети-взрослые, где положение детей соотносимо с положением подданных: «Родитель властвует над детьми в силу своей любви к ним и в силу того, что он старше их. А такой вид власти и есть именно царская власть» [4, с. 463]. Естественность подвластного положения ребенка, обусловленная состоянием детства, его подневольность, близость детей женщинам и рабам рассматриваются как норма. Однако Аристотель опережает свое время, приближаясь к христианскому пониманию детства, когда говорит об отцовском характере власти
6 Там же. С. 184.
взрослых над детьми. Он не принимает идею обобществления детей, предложенную к рассмотрению Платоном: «Люди ведь более всего заботятся о том и любят. то, что им принадлежит. что им дорого» [4, с. 472]. Таким образом, углубляется понимание ценности ребенка, отношение к нему становится дифференцированным, хотя ребенок остается объектом воспитательного воздействия взрослых, пребывая в их полной власти. Это обусловлено тем, что философы, хотя и видят в ребенке потенциал будущности, мыслят его несовершенным в настоящем. «Принимая во внимание неразвитость ребенка, явно нельзя говорить о его самодовлеющей добродетели, но лишь, поскольку она имеет отношение к дальнейшему развитию ребенка и к тому человеку, который этим ребенком руководит» [4, с. 466]. Ребенок — объект воспитания, любви, управления. Он должен соответствовать необходимой норме, но по отношению к нему самому норма только вырабатывается.
Греческая, а вслед за нею и римская философия предчувствовала в самом детстве и в детях скрытый критерий для выработки этической, а на ее основе и правовой нормы. Так, Гераклит выражал возмущение нравами соотечественников в письме к Гер-модору: «А я удивляюсь смеющимся или на женщину, убившую ядами своего ребенка, или на отроков, чье наследственное состояние промотано. или на девочку, изнасилованную и лишенную девства во время всенощных праздников, или на гетеру — еще не женщину, но уже обладающую женским опытом» 6. Гераклит откровенно сочувствует детям, не принимает жестокого отношения к ним. Греческая философия засвидетельствовала момент переоценки морально-этической нормы античного язычества в отношении к детям, понимание ценности ребенка и недопустимость причинения ему ущерба, однако еще не подошла к норме отношения к нему.
В римской философии этико-аксиологический аспект отношения к детству и ребенку ярко представлен у Сенеки, который определяет детство как иное, другое (по отношению к взрослости) состояние человека. «Не ново, что многое, вырастая, изменяется. Был ребенком — стал взрослым и качество уже другое: ребенок неразумен, взрослый — разумен. Многое благодаря приросту делается не только больше, но и другим. Есть вещи, которые от умножения не меняют ни рода, ни свойства, и есть такие, что после многих добавлений от последнего превращаются в нечто другое» [7, с. 304].
Понимание детства как иного качественного состояния, по сравнению с состоянием взрослости, является чрезвычайно важным и лежит в основе правового статуса ребенка в современной культуре.
Однако, создавая правовую культуру, Рим отличался пренебрежительным отношением к ребенку. В письме к Маруллу, который горько оплакивал смерть младенца-сына, Сенека не утешает горюющего отца, а усовещает его: «Ты ждешь утешений! Так получи упреки! Вот какую слабость ты обнаружил, когда умер твой сын! А что бы ты делал, потеряв друга? Умер сын, чье будущее неясно, совсем крохотный; загублен самый короткий век» [7, с. 247]. Культурная ценность ребенка определенно уступает культурной ценности взрослого индивида, который прагматически предпочтительнее для настоящего времени. Размышляя об основаниях блаженной жизни, совершенной и согласной с природой, Сенека полагает, что ребенок способен воспринимать благо, не более, «чем способно дерево или бессловесное животное» [7, с. 321], потому что у него нет разума. «Благо пребывает не во всяком теле и не во всяком возрасте; оно также далеко от младенчества как последнее от первого, как совершенство от начала; значит, его нет и в нежном, едва крепнущем теле. Как оно могло бы в нем быть? Да не больше, чем в семени!.. И как все в природе являет свое благо, только созрев до конца, так и благо человека есть лишь в том человеке, чей разум уже достиг совершенства» [7, с. 321]. В ребенка меньше вложено культурных усилий, разум его не сформирован, следовательно, ценность его ниже, чем ценность взрослого человека. Такова прагматика основ римского права в отношении ребенка.
Таким образом, отметим некоторую двойственность в отношении к ребенку и детству в античной культуре. Античная литература и философия, обращаясь к ребенку и детству, затрагивают метафизику начала человека, диалектику его взросления, отмечают ценность ребенка. Ребенок осмысляется в оппозиции взрослому, где примат взрослости над детством является онтологической данностью, детерминирующей социальную, этическую, правовую нормы, подкрепляемые эмпирикой субъект-объектного статуса ребенка. Ребенок полагается как начало человека: незавершенное, несамодостаточное, неразумное, не вмещающее благо. Данное состояние ребенка требует воспитательного воздействия взрослых, обусловливает абсолютную власть взрослых над детьми и определяет объектный статус ребенка в процессах инкультурации и социализации. Имплицитно осмысляется и субъектность ребенка через необходимость и возможность воздействия на него того или иного воспитательно-образовательного содержания, его места и роли в социально-профессиональном конструировании его (ребенка) будущего. Античные системы воспитания свободных граждан социально и профессионально ориентированы на выращивание будущих стражей государства — воинов, земледельцев, атле-
тов, поэтов, философов, государственных деятелей, что предполагает необходимость признания определенного субъектного статуса ребенка.
В целом отношение к правовому статусу ребенка в античной культуре можно назвать пропедевтическим, имплицитно представленным в системе воспитания. Философы осмысляют роль семьи, школы, полиса, культуры в формировании ребенка. Они дифференцируют детство по отношению к иным возрастам человека: юности, зрелости, старости. Ребенок мыслится как иной, другой по отношению к взрослому. Основанием дифференциации являются физическое состояние, разум, добродетель. Однако культурные и правовые приоритеты при этом отдаются состояниям, в которых человек наиболее оптимален с позиции данных маркеров — взрослости. В ребенке же фиксируется несовершенство, необходимость приведения его в состояние должной социально-культурной нормы, что и делает ребенка объектом воспитательного воздействия. Статус объекта, который необходимо довести до состояния должной нормы, имеет проявление в диапазоне от абсолютной власти взрослого над ребенком (для его блага) до откровенного инфантицида.
Непосредственный опыт взращивания дает богатый эмпирический материал для понимания ребенка как изначальной данности: несовершенного физически, интеллектуально, этически, но воплощающего начала любви, красоты, жизни, блага. Состояние детства и социальное положение ребенка начинает осознаваться с позиций незащищенности самого ребенка, что можно полагать основанием для дальнейшего определения в статусе ребенка субъектного начала. Явный контекст отношения к ребенку в античной культуре не включает правового аспекта. Подчеркнем, что этическое отношение к ребенку фиксируется прежде всего в философии, где рождается интуиция ценности детства. Это связано как с исторической спецификой правовой культуры в эпоху Античности, так и со спецификой понимания ребенка, детства и практиками взращивания. В целом правовое отношение к детям еще не сформировано.
Отметим, что тема детства в античной философии раскрывается в образах и понятиях. Помимо художественных образов (Тиртей, Симонид, Марциал), фактографическими образами являются свидетельства древних об отношении к детям: игра с детьми, пение для детей, высказывания о своих детях. Художественно-эпистолярными образами, выражающими авторский этико-эстетический идеал, являются письма к детям и друзьям. Образное осмысление детства представлено через мифологему и аллегорию. Понятийный аспект преобладает в суждениях об изменчивости бытия, его единых началах, в обосновании систем воспитания.
Образы и умозаключения о детях в античной философии в определенной мере стали основанием для выработки и вербализации нормы права. Образ, воздействуя на чувственную сферу, формирует эмоционально-интеллектуальное отношение к правовому статусу ребенка, а умозаключение является основанием для конструирования практики взращивания, которая убеждает взрослого в необходимости увидеть в ребенке не только объект воздействия, но формирующегося субъекта. Пребывая в синтезе, понятие и образ выражают целостное понимание детства в единстве метафизического, диалектического, социального, бытового в нем с позиций его смысло-жизненной ценности, которая определяет пропедевтику формирования основ правовой культуры отношения к ребенку в Античности. Отметим наиболее значимые положения.
Во-первых, античная культура зафиксировала опыт гуманного отношения к ребенку, необычного для архаических культур. Фалес и Гераклит, Анакси-мандр и Диоген увидели в ребенке человека, достойного их взрослого внимания. Эпикур подчеркивает необходимость социальной заботы об осиротевших детях.
Во-вторых, правовая пропедевтика просвечивает в системах воспитания. Так, воспитание стражей государства у Платона строится на поиске нормы, сопряженной с идеалом гражданина. В связке находятся два временных модуса — настоящее обучение ребенка и его будущая гражданская деятельность. Отсюда приобретает значимость критерий этической цензуры касательно допустимого и недопустимого в отношении ребенка.
В-третьих, в пропедевтику основ правовой культуры отношения к ребенку философия и литература положили отношение заботливой и бескорыстной любви к нему. Об этом говорят поэты (Симонид) и философы (Аристотель). Еще нет правовой нормы в отношении к детям, нет явного оперирования этой категорией, но имплицитно практика отношения к детям строится на понимании необходимости любви и заботы о них.
В-четвертых, понимание ребенка и пропедевтика правового отношения к нему в античной культуре представлены в вербальных формах в философском и литературно-художественном дискурсах, что определяет в дальнейшем возможность формирования прецедентного права в отношении к ребенку.
Список литературы
1. Демоз Л. Психоистория. Ростов н/Д, 2000.
2. Кислов А. Г. Оправдание детства: От нравов к праву. Екатеринбург, 2002.
3. Гаспаров М. Л. Об античной поэзии: Поэты. Поэтика. Риторика. СПб., 2000.
4. Платон. Государство // Древнегреческая философия: от Платона до Аристотеля. М., 2003.
5. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986.
6. Юнг К. Г. Божественный ребенок. М., 1997.
7. Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977.
8. Марциал. Эпиграммы. М., 1968.
9. Тиртей. К согражданам. URL: http://ancientrome.ru/antlitr/tirteios/tirt.htm (дата обращения: 03.06.2017).
