CC BY
39
современного российского федерализма. М., 1998. 14. Ushakov N. A. State in the system of inter-
14. Ушаков Н. А. Государство в системе меж- national legal regulation. Moscow, 1997. дународно-правового регулирования. М., 1997. 15. Heffner Y. Christian social doctrine. Mos-
15. Хеффнер Й. Христианское социальное cow, 2001.
учение. М., 2001. 16. Khropanuk V. N. Theory of state and law.
16. Хропанюк В. Н. Теория государства и пра- Moscow, 1995.
ва. М., 1995. 17. Shakhrai S. M. Constitutional justice in the
17. Шахрай С. М. Конституционное правосудие system of Russian federalism. Saint Petersburg, в системе российского федерализма. СПб., 2001. 2001.
18. Pius XI. Quadragesimo Anno. Vatican, 1931. 18. Pius XI. Quadragesimo Anno. Vatican, 1931.
УДК 34 (091) (470) ББК 67.0
E. С. Палухина, С. П. Федоренко
ПРАВОВАЯ ОЦЕНКА ТЕРРОРИЗМА КАК СИСТЕМНОЙ УГРОЗЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
В статье рассматривается такая угроза национальной безопасности Российской империи, как терроризм. Проведенная авторами правовая экспертиза данного явления подтверждает изменение его институционального статуса от локального политического инструмента в борьбе за власть до глобального средства устрашения путем применения насилия.
Ключевые слова: Российская империя, национальная безопасность, терроризм, угроза национальной безопасности.
LEGAL EXPERTISE OF TERRORISM AS A SYSTEMIC THREAT TO THE NATIONAL SECURITY
OF THE RUSSIAN EMPIRE
The authors of this study treat terrorism in the unity of three dimensions: socio-political, legal, and psychological. The authors conducted on these three areas of legal expertise of terrorism as one of the main threats to the national security of the Russian Empire confirms change its institutional status of the local political tool in the struggle for power to global means of deterrence by means of application of violence to achieve political change.
Key words: Russian Empire, national security, terrorism, threat to national security.
Во второй четверти XIX века Российская империя столкнулась с новым и очень опасным феноменом - антигосударственным терроризмом. Терроризм в России стал инструментом противоборствующих сил, выступающих под социальными и национальными знаменами и преследующих цели захвата власти, свержения монархии, переустройства границ, внедрения в массовое сознание новых идеологических установок. Динамика его развития в Российской империи заставила правительство ужесточить меры борьбы с данным явлением, создать новые институты противодействия ему.
Первым крупным и уже достаточно массовым террористическим актом в российской истории стало выступление декабристов. Следственной комиссией, учрежденной специально для расследования этого дела, был установлен главный
умысел преступников - «потрясение Империи... испровержение коренных отечественных законов... превращение всего государственного порядка», для достижения которого злоумышленники были готовы совершить убийство не только императора, но и всей императорской фамилии [1, с. 755].
В российской истории и раньше происходили дворцовые перевороты, приводившие лишь к замене монарха на другого, более подходящего, по мнению заговорщиков, на роль главы государства кандидата. В программных же установках декабристов ставились задачи упразднения и полной трансформации государственного устройства России: предполагалось ликвидировать монархическое самодержавие и заменить его республиканской формой правления, уничтожить крепостное право, учредить конституционный строй
с выборными органами управления и гарантировать весь спектр прав и свобод населению. Вот только методы для этого были выбраны негуманные: в случае необходимости руководители тайных обществ декабристов планировали применять террор, подобно якобинцам.
На протяжении первой половины XIX века террористические действия носили форму социального протеста, а ответ государства, выразившийся в виде террора по отношению к недовольному дворянству путем введения чрезвычайных законов, спровоцировал проблемы социально-политического характера, которые и стали благодатной почвой для развития антигосударственного терроризма в Российской империи.
В 60-е годы XIX века терроризм в России претерпевает значительные трансформации. На смену дворянским революционерам приходят революционеры-разночинцы, которые стараются ускорить осуществление социальной революции и в качестве основного средства достижения поставленной цели выбирают индивидуальный политический террор.
4 апреля 1866 года совершено первое покушение на императора Александра II, а уже к июню 1879 года в стране функционировала хорошо законспирированная революционно-террористическая организация с разветвленной иерархической структурой и строгой дисциплиной -«Народная воля». На смену террористам-одиночкам пришли профессионально подготовленные боевики, составившие ядро «Народной воли», ее исполнительный комитет. 26 августа 1879 года исполнительный комитет вынес Александру II смертный приговор [9, с. 219]. С этого момента началась настоящая охота на императора.
Рассматривая монархию в качестве «векового предрассудка», террористы стремились уничтожить ее посредством физического устранения правящего императорского дома. И в этом смысле цареубийство 1 марта 1881 года стало тем «великим событием», в результате которого был «нанесен непоправимый удар идее царизма и всей системе, социальной и политической, на знамени которой красуется монархизм» [14, с. 299].
Со страниц революционного издания «Набат» один из идеологов террора К. М. Турский призывал «каждого честного человека устранять тиранов и мучителей народа... Кому не представляется случая устранить большого тирана, пусть устранит помельче. Пусть каждый в этом случае действует по возможности» [11, с. 145]. И в 1905 году террористы фактически объявили правящему монарху и политическому режиму войну. Инди-
видуальный политический террор сменился массовым.
Начало XX века характеризуется возрастанием количества террористических актов. С октября 1905 года по октябрь 1906 года было убито и ранено 3 611 должностных лиц. Еще через год это число увеличилось до 4,5 тыс. человек. Среди гражданского населения убито 2 180 человек и 2 530 граждан получили ранения. Общее число жертв террора в 1905-1907 годы достигло 9 тыс. человек. Согласно официальным данным, с января 1908 года по май 1910 года совершено 19 957 терактов и экспроприаций, в результате которых погибло 732 должностных и 3 051 частное лицо, 1 022 государственных деятеля и 2 829 человек гражданского населения получили ранения. Кроме того, есть основания полагать, что значительная часть «местных» терактов не попала в официальную статистику. В связи с этим общее количество жертв террора 1901-1911 годов исследователями оценивается в 17 тыс. человек [7, с. 32].
Радикалы не останавливались ни перед чем для достижения своих целей. Тем и опасен терроризм: жертвой террористического акта может стать каждый, даже тот, кто не имеет ни малейшего отношения к конфликту, породившему его. Так, в результате взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 года погибло 11 и было ранено 56 человек. Все погибшие - нижние чины лейб-гвардии Финляндского полка, герои Русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Во время покушения на Александра II 1 марта 1881 года, кроме императора и И. Гриневицкого, увечия получили 20 человек, двое из которых скончались. При взрыве дачи П. А. Столыпина на Аптекарском острове 12 августа 1906 года погибло 27 и более 30 человек было ранено, включая маленького сына и дочь премьер-министра.
После взрыва дачи Столыпина лидер террористической организации революционеров-максималистов, подготовившей и осуществившей теракт, М. И. Соколов (революционная кличка Медведь) так прокомментировал ситуацию со случайными жертвами: «...Эти "человеческие жизни"? Свора охранников, их следовало перестрелять каждого в отдельности... дело не в устранении [Столыпина], а в устрашении, они должны знать, что на них идет сила. Важен размах... Каменную глыбу взрывают динамитом, а не расстреливают из револьверов»[4,с. 180].
Циничное отношение к разгулу террора в стране наглядно демонстрирует следующий пример. Когда министр внутренних дел П. А. Столыпин, выступая перед депутатами Государственной Думы в июне 1906 года, привел данные о коли-
честве убитых и раненых сотрудников полиции («...с октября месяца по 20 апреля их было убито 288, а ранено 383, кроме того, было 156 неудачных покушений» [2, с. 39]), с мест раздались смешки и язвительные возгласы: «Мало!» [12, с. 167].
Именно «моральная санкция» общества стала катализатором террористической активности в России. Так, известная террористка, член исполнительного комитета «Народной воли» В. Н. Фигнер писала: «.. .Так как мы имели сообщников не только по губернским городам, но и по провинциальным закоулкам (и все эти сообщники имели друзей и близких) и были окружены целым слоем так называемых сочувствующих, за которыми обыкновенно следуют еще люди, любящие просто полиберальничать, то и выходило в конце концов, что мы встречали повсюду одобрение и нигде не находили нравственного отпора и противодействия» [13, с. 221].
Важную роль в деле «героизации» террористов сыграла русская литература. Художественное изображение терпящих преследования и лишения террористов-революционеров в произведениях А. И. Герцена, И. С. Тургенева, Н. Г. Чернышевского, В. Г. Короленко, Д. Н. Мамина-Сибиряка, А. П. Чехова, А. М. Горького, поэзии Н. А. Некрасова, Я. П. Полонского, С. Я. Над-сона, И. Я. Франко воспитывало в читателях уверенность в их непогрешимости и правоте, убеждало в том, что это «лучшие сыны отечества», а их цель - освободить простой народ от оков рабства и нищеты - возвышенна и справедлива. Достигнуть этой цели можно только одним способом - путем террора и революции. «Так, мало по малу, мы приближались к революционному мировоззрению, - впоследствии вспоминал революционер-народник В. К. Дебагорий-Мокриевич, -и, нужно сказать, что в этом вопросе, в вопросе специально о революции, большую роль сыграла наша литература. Благодаря цензуре прямой проповеди революции, конечно, не было, но было другое: сочувствие к революционным методам борьбы сквозило между строк у многих русских писателей» [8, с. 59].
К началу XX века широкое распространение и огромное влияние получили революционные СМИ. Выполняя свою обязанность - информирование общественности, газеты и журналы фактически «играли на руку» террористам, задача которых и состояла в том, чтобы максимально большое количество людей узнало об их «героических поступках», об угрозе их повторения, для того чтобы, во-первых, посеять страх среди власть предержащих и тем самым ослабить руководство страны, вынудить его принять выгод-
ные террористам условия, во-вторых, распространить свои революционные идеи путем «пропаганды действием» среди различных слоев населения.
Но не только демонстрация и тиражирование информации об уже свершившемся насилии, но и распространение слухов о предполагаемых покушениях на царствующего императора, членов императорской фамилии, высокопоставленных сановников способствовали возникновению у населения чувства незащищенности и страха: перед вероятным количеством жертв, опасностью оказаться подвергнутым насилию, невозможностью жить в безопасности.
Несомненно, в начале XXI века, как и сто лет назад, терроризм представляет угрозу всему Российскому государству и его гражданам. Для эффективной борьбы с этим явлением необходим глубокий анализ причин и условий, его порождающих, а также сущностных характеристик. Основная же причина существования множества подходов в определении сущности и содержания терроризма, на наш взгляд, заключается, прежде всего в том, что проявления данного феномена различны.
Анализ российской и зарубежной научной литературы показал, что большинство трактовок терроризма включает в себя такой признак, как недовольство существующим социально-политическим положением, нарушающее правовые основы жизнедеятельности и связанное с идеологическим и психологическим самовыражением. Таким образом, терроризм можно рассмотреть с трех позиций: социально-политической, правовой и психологической [5, с. 17].
Интерпретируя терроризм в качестве крайней формы политической борьбы, можно определить его как осознанное и целенаправленное использование кем-либо насилия или угрозы насилием для принуждения политического руководства страны к реализации политических, экономических, религиозных или идеологических целей террористической организации.
Экстремизм и диверсионно-террористиче-ская деятельность в целом являются инструментом политики. Следует отметить, что политический терроризм никогда не ограничивался в своих целях и политических задачах конкретными территориальными границами. Ни одно экстремистское течение не обходится без участия иностранных граждан и политических организаций. Зарубежные спецслужбы используют террористические организации для борьбы с политическими противниками в интересах собственных стран.
Современный исследователь истории дореволюционного терроризма Н. Д. Литвинов последовательно доказывает активное участие иностранных правительств в финансировании организационно-террористических формирований, действовавших на территории империи в XIX -начале XX века. Объясняя проявляемый интерес зарубежных «инвесторов» тем, что активная деятельность террористов на территории России «в определенной степени ослабляла внутреннее и международное положение империи», а это в свою очередь позволяло иностранным державам «достигать своих интересов за счет России без ведения военных действий», автор отмечает, что «внешнее финансирование значительно усиливалось в периоды обострения взаимоотношений России с зарубежными странами». Таким образом, можно утверждать существование «террористической интервенции» против Российской империи [10, с. 219, 221].
Терроризм нуждается в международном признании и политических контактах на высоком уровне. От этого зависит объем иностранной помощи и степень политической поддержки субъектов террористической деятельности. Здесь важную роль играет, с одной стороны, идеологическое прикрытие экстремистских террористических организаций, а с другой - предлагаемые спонсорами политические и экономические выгоды.
С правовой точки зрения терроризм экспер-тируется как преступное деяние, подлежащее юридическому закреплению и во внутреннем законодательстве, и в источниках международного права. Именно понимание терроризма как уголовного преступления создает возможность эффективного сотрудничества по вопросам правосудия, в частности использования института экстрадиции и оказания правовой помощи по уголовным делам [3, с. 36].
В Российском законодательстве XIX - начала XX века терроризм не выделялся в качестве самостоятельного состава преступления. Однако мы солидарны с мнением С. С. Галахова о том, что составы государственных преступлений, зафиксированные в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года и Уголовном уложении 1903 года, содержат элементы, «вписывающиеся в современное понятие терроризма» [6, с. 19]. К ним относятся бунт, мятеж и смута.
Для Европы и Северо-Американских Соединенных Штатов конец XIX века стал периодом непрерывного анархистского террора. Именно поэтому зарубежные партнеры по антитеррористическому блоку при подготовке международ-
ной конвенции по борьбе с терроризмом настаивали на введение в плоскость уголовно-правового воздействия преступную деятельность террористов-анархистов, оставляя вне сферы действия международного права террористов, принадлежащих к другим революционным группам и партиям, что делало невозможным их экстрадицию на родину. В этой связи было выработано следующее правило: в случае поступления ходатайства об экстрадиции лица его принадлежность к анархистам оставлять на усмотрение правительства, в котором находится требуемое лицо.
Психологический аспект правовой экспертизы можно определить как деятельность отдельных личностей или групп лиц с неадекватной реакцией на происходящие процессы в стране или мире. Основу психологии терроризма составляет его мотивация - как правило, не внешне видимые причины поведения отдельных лиц, совершающих террористические акты. Один из крупнейших исследователей терроризма У. Ла-кер, отмечая, что у терроризма много различных причин и проявлений, приходит к выводу о том, что они зависят от культурных традиций, социальной структуры общества и других особенностей различных стран [16, с. 3]. Каждый психологический тип человека имеет индивидуальные черты, обусловленные географическим местом рождения, генетическим кодом, социокультурной средой.
Таким образом, правовая экспертиза терроризма, проведенная в рамках настоящей статьи, подтверждает изменение его институционального статуса: от локального политического инструмента в борьбе за власть до глобального средства устрашения путем применения института насилия для достижения политических изменений или оказания длительного психологического и социокультурного влияния, тиражируемого средствами массовой информации, что выводит данный феномен за рамки его криминологической интерпретации. Благоприятными условиями для возникновения и осуществления террористической деятельности в России являлись политическая нестабильность и ослабление государственности, кризисное состояние экономики и социальная напряженность, конфликтогенный характер межнациональных отношений, духовно-нравственная деградация общества и так далее, продуцирующие протестное поведение и повышенную социальную агрессивность, что в свою очередь снижало эффективность не только правовых форм противодействия терроризму, но и силовых акций.
Литература
1. Именной, объявленный из Сената «О государственных преступниках, осужденных к разным казням и наказаниям». С приложением Доклада Верховного уголовного суда. 1825. 13 июля // Полн. собр. законов Российской империи. СПб., 1830.
2. Ответ П. А. Столыпина как министра внутренних дел на запрос Государственной Думы о Щербаке, данный 8 июня 1906 года // Нам нужна великая Россия...: полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном Совете. 1906-1911 / сост. Ю. Г. Фельштинский. М., 1991.
3. Баранов П. П. Понятие терроризма: политико-правовой дискурс // Юристъ-Правоведъ. 2001. № 2.
4. Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX века). М., 2000.
5. Вакуленко В. Ф. Феномен терроризма. Методологические аспекты анализа // Закон и право. 2004. №4.
6. Галахов С. С. Криминальные взрывы. Основы оперативно-разыскной деятельности по борьбе с преступлениями террористического характера. М., 2002.
7. Гейфман А. Революционный террор в Рос-сии, 1894-1917 / пер. с англ. Е. Дормана. М., 1997.
8. Дебогорий-Мокриевич В. К. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения России: энциклопедический словарь «Гранат» / под ред. Ю. Ю. Фигатнера. М., 1989.
9. Календарь Русской революции / под общ. ред. и с предисл. В. Л. Бурцева. Пг., 1917.
10. Литвинов Н. Д. Криминологические проблемы борьбы с антигосударственным терроризмом в дореволюционной России (1861-1917): дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2000.
11. Рудницкая Е. Л. Русский бланкизм: Петр Ткачев. М., 1992.
12. Сидоровнин Г. П. Петр Аркадьевич Столыпин: жизнь за Отечество. М., 2007.
13. Фигнер В. Н. Запечатленный труд: воспоминания: в 2 т. М., 1964. Т. 1.
14. Черный передел. 1881. Сентябрь. № 4 // Черный Передел. Орган социалистов-федералистов 1880-1881 годов / пред. В. Невского; вступит. статья О. Аптекмана. М.-Пг., 1923. Т. I.
15. Устинов В. В. Экстремизм и терроризм. Проблемы разграничения и классификации // Российская юстиция. 2002. № 5.
16. Laqueur W. Interpretations of terrorism: fact, fiction and political science // Journal of contempo-rary history. 1977. № 12 (1).
Bibliography
1. Registered, declared from the Senate On state offenders sentenced to different executions and punishments. With the application of the Report of the Supreme Criminal Court. 1825. July 13 // Complete collection of laws of the Russian empire. Saint Petersburg, 1830.
2. The response of P. A. Stolypin, the Minister of internal Affairs, on the request of the State Duma on Shcherbak, this June 8, 1906 // We need a great Russia...: Complete collection of speeches in the State Duma and the Council of State. 1906-1911 / comp. Y. Felshtinsky (comment.); forew. C. F. Chatzilla. Moscow, 1991.
3. Baranov P. P. Concept of terrorism: political and legal discourse // Lawyer. 2001. № 2.
4. Budnitsky O. V. Terrorism in the Russian liberation movement: ideology, ethics, psychology (second half of XIX - beginning of XX century). Moscow, 2000.
5. Vakulenko V. F. Phenomenon of terrorism. Methodological aspects of the analysis // Law and right. 2004. № 4.
6. Galakhov S. C. Crime explosion. Fundamentals of operative-search activity on combating terrorist crimes. Moscow, 2002.
7. Geifman A. Revolutionary terrorism in Russia, 1894-1917 / trans. angl. E. Dorman. Moscow, 1997.
8. Dabgari-Mokriyevych V. K. Autobiography // Leaders of the USSR and the revolutionary movement of Russia: granat encyclopedic dictionary /ed. by Y. Y. Figatner. Moscow, 1989.
9. Calendar of the Russian revolution / ed. by V. L. Burtsev. Saint Petersburg, 1917.
10. Litvinov N. D. Criminological problems of the fight against anti-state terrorism in pre-revolu-tionary Russia (1861-1917): dis. ... Doctor of law. Moscow, 2000.
11. Rudnitskaya E. L. Russian Blanquism: Petr Tkachev. Moscow, 1992.
12. Sidorovnin G. P. Petr Stolypin: a life for the Fatherland. Moscow, 2007.
13. Figner V. N. Imprinted work: Memories: in 2 vols. Moscow, 1964. Vol. 1.
14. Black division. 1881. September. Vol. 4 // Black Division. The body of socialists-federalists 1880-1881 / prev. V. Nevsky, will take. the article O. Aptekman. Moscow-Petrograd, 1923. Vol. I.
15. Ustinov V. V. Extremism and terrorism. The problem of separation and classification // Russian justice. 2002. № 5.
16. Laqueur W. Interpretations of terrorism: fact, fiction and political science // Journal of contemporary history. 1977. № 12 (1).
