CC BY
676
Пономарев Евгений Георгиевич
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры теории и истории государства и права Северо-Кавказского федерального университета _(тел.: 89624018364)
Политический терроризм в России во второй половине XIX века
В статье рассматриваются вопросы зарождения террористического движения в России в XIX в., положение террористических организаций, цели их деятельности и последствия совершенных ими террористических актов.
Ключевые слова: история России, террор, терроризм, противодействие терроризму, политический терроризм.
E.G. Ponomarev, Doctor of law, professor, professor of the chair of theory and history of state and law of North Caucasian Federal University; tel.: 89624018364.
Political terrorism in Russian in the second half of fix century
Questions of origin of terrorist movement in Russia in the XIX century, position of the terrorist organizations, the purposes of their activity and a consequence of the acts of terrorism made by them are considered in this article.
Key words: Russian history, terror, terrorism, counteraction to terrorism, political terrorism.
В понимании сущности терроризма важное значение имеет выяснение причин его возникновения, т.е. тех социально-политических и историко-правовых явлений, которые способствуют его появлению и проявлению. Причины терроризма всегда отличались многообразием. Среди них внутригосударственные и межгосударственные факторы политического, национального, культурного, социального, экономического, психологического, религиозного содержания. Например, в современной России к причинам, порождающим терроризм, относят: противоречия в экономической сфере; социальную дифференциацию населения; слабую эффективность деятельности институтов государственной власти; рост тенденций к разрешению возникающих противоречий в корпоративных интересах силовым путем; усиление криминализации общества и влияния исламского фундаментализма и т.д. [1]. К перечисленному можно добавить кризис, связанный с развалом Советского Союза и возникшими трудностями при построении нового общества, основанного во многом на диаметрально иных принципах. Именно на такие переходные этапы, характеризующиеся неустойчивостью государственной власти, приходятся возникновение и рост террористических проявлений, что подчеркивают многие исследователи [2].
В этой связи изучение исторического опыта формирования политического терроризма в России во второй половине XIX в. несет как
теоретическую, так и практическую значимость. В первую очередь, это вызвано тем, что рассматриваемый период в развитии нашего Отечества также являлся переходным. В нем обострились внутренние противоречия, связанные с разрешением целого комплекса проблем. Противостояние в обществе достигло такого размаха, что надежды на мирное разрешение разногласий уже не оставалось: «Все они начались с мирной пропаганды; после подавления ее правительством перешли к революционной агитации, а безуспешность этой последней привела их к террору» [3]. Г.В. Плеханов писал, что «"терроризм" совершенно логически вырос из нашего "бунтарства"» [4]. П. Кропоткин, в свою очередь, отмечал, что «терроризм был порожден некоторыми особыми условиями политической борьбы в данный исторический момент» [5].
Современные исследователи выделяют ряд причин распространения террористической идеологии в России во второй половине XIX в. Среди них - усилившиеся противоречия между самодержавием и оппозиционными слоями общества, революционные события, произошедшие в некоторых странах Европы. С. Степ-няк-Кравчинский отмечал, что «... русский социализм вступил в воинствующий фазис своего развития, перейдя из кабинетов и частных собраний в деревни и мастерские» [6]. Кроме того, как отмечено в журнале «Былое», «. народовольцы придавали огромное значение общественному мнению Европы и Амери-
27
ки...» [7]. Среди факторов возрастания влияния экстремистских идей следует отметить ослабление среди русского народа нравственных норм православия [8].
Большое влияние оказал и укоренившийся среди населения нигилизм, объектом отрицания которого стали общественные ценности и процессы, происходившие в стране. Показательно то, что понятие «терроризм» российским обществом часто синонимизировалось с понятием «нигилизм». По словам П. Кропоткина, в Западной Европе также нигилизм понимался многозначно: в печати его постоянно смешивали с терроризмом [5]. На протяжении многих лет нигилистов называли настоящей революционной силой [9]. Видимо, с этой неопределенностью в оценке опасности политического нигилизма (терроризма) связаны аморфные и нерешительные правовые оценки и действия государственной власти по пресечению этого опасного радикально агрессивного оппозиционного течения.
Изучение историко-правовых источников обнаруживает несовершенство организационных и правовых методов в сфере противодействия терроризму и тактические ошибки, допущенные властными структурами, которые обнажили всю слабость правительства Александра II перед лицом террористической угрозы. Существовавшая законодательная база не смогла учесть возможные варианты развития общественных противоречий и антиправительственного движения. Исторические документы указывают также на имевшие место просчеты в оперативно-розыскной деятельности и факторы, оказавшие негативное влияние на эффективность работы полиции, на сложности, которые возникали при применении различных законов и предписаний на практике.
Приобщение к террористическим идеям шло параллельно с мирными методами противодействия режиму. В середине 70-х гг. большая надежда народовольцев возлагалась на «хождение в народ». Однако оно длилось недолго и закончилось полным провалом. Очевидно, провал политической пропаганды в народных массах и репрессии против участников заставил радикальную оппозицию обратить более пристальное внимание на такую форму борьбы, как терроризм. По справедливому выражению Е. Щербаковой, «переходу к новой тактике революционной борьбы способствовали и сложности контакта интеллигенции с народом, не отозвавшимся на социалистическую пропаганду» [10].
Мысль, озвученная С.Г. Пушкаревым, что именно политический строй России мешал успешной деятельности революционеров среди крестьянства требует изменение форм борьбы с этим строем, что стало обосновани-
ем причин перехода от пропаганды к терроризму [11]. По воспоминаниям В. Дебагория-Мокриевича, к концу 1877 г. всюду стало пробиваться террористическое течение, особенно на юге, «благодаря, может быть, тому, что отсюда было ближе к театру военных действий и здесь больше резали глаза неурядицы и злоупотребления происходившие в армии» [12]. Терроризм как средство противодействия произволу царских чиновников признали даже те, кому он был не по душе, чтобы не быть «сочувствующим зрителем борьбы [13].
Большое влияние на развитие российских антиправительственных настроений оказали радикальные взгляды виднейшего сторонника анархистского направления М.А. Бакунина, развернувшего за рубежом свою деятельность. «Под влиянием статей Бакунина мы верили в творческие силы народных масс, которые, стряхнув могучим порывом гнет государственного деспотизма, создадут самопроизвольно на развалинах старого строя новые, справедливые формы жизни.», - вспоминала В. Фигнер [14]. В ряде своих работ Бакунин отмечал необходимость насильственных методов свержения существующих порядков, необходимость бунтов в России: «Другой путь боевой, бунтовской. В него мы верим и только от него ждем спасения», «. русская народная революция неминуема» [15]. «Бакунин являлся сторонником активного революционного дела и не удовлетворялся одною пропагандою слова...», - писал В. Дебагорий-Мокриевич [12].
Однако многие современники тех событий отмечали, что Бакунин всегда стремился к созданию организованного всеобщего бунта, а не к осуществлению единичных убийств, что снимает с него ответственность за многие террористические выступления анархистов, которые произошли после его смерти [7].
Исследователи истории выделяют ряд специфических черт, которые были свойственны именно терроризму в России. А.И. Суворов, например, к ним относит многонациональный состав террористов. Несмотря на действительно многонациональный состав, большим нападкам и обвинениям в революционности, в частности в печати, подвергались лица еврейской национальности. Подобные обвинения можно встретить как в рассматриваемом нами периоде, так и десятилетия спустя: «Кровавые ужасы, творимые еврейско-масонской революцией, не прекращаются», - было написано по поводу событий начала XX века в газете «Русское знамя» [6]. Большой удельный вес среди террористов женщин (их приобщение к террористической деятельности было вызвано тем, что они вызывали меньшее подозрение у полицейских органов) и высокую по сравнению с другими странами степень организации [8]. К
28
перечисленному можно добавить то, что совершаемые террористические акты в России часто находили понимание и поддержу у образованных членов общества.
В период самодержавия Александра II основной причиной объединения людей вокруг террористической идеологии служила неудовлетворенность управлением самого царя и высших государственных чиновников. В.В. Витюк и С.А Эфиров писали, что «индивидуальный террор, осуществлявшийся народовольцами. в условиях абсолютистского произвола был с самого начала ограничен задачей покушения на царя и нескольких обладавших неограниченной репрессивной властью и злоупотреблявших ею губернаторов, ряд руководителей жандармерии и деятелей военной прокуратуры, во власть которой, по указу царя и вопреки пожеланиям закона, были отданы революционеры» [17]. Но покушения на высокопоставленных чиновников и их убийства, по мнению террористов, должны были иметь серьезное обоснование, позволяющее выделить их в особый разряд деятельности.
Террористические действия, по мнению некоторых радикалов, должны были привести к революционной вспышке, а терроризм рассматривался и «как своеобразный регулятор политического режима в стране», к которому прибегают в зависимости от проводимой в государстве политики [18]. С.Л. Перовская говорила: «Возводя его в систематический прием борьбы, партия Народной Воли пользуется им, как могучим средством агитации, как наиболее действительным и выполнимым способом дезорганизовать правительство и. принудить к действительным уступкам» [19]. Оценку терроризма как способа борьбы с властью мы встречаем в записках другого участника тех событий (С. Синегуба), поначалу отрицавшего этот метод политической борьбы: «Я признал его, во 1-х, роковым неизбежным явлением в русской политической жизни, - ничем неотвратимым рефлексом живого государственного организма на жгучие муки гнета и насилия, чинимого над ним жестоко, беспощадно и систематически организованной шайкою уголовных преступников - убийц, воров, лгунов, развратников, - в руках которых очутилась государственная власть; во 2-х, только террористические факты оживляли внимание замиравшего политически общества и фиксировали его на главном зле русской жизни - самодержавной бюрократии и полицейском произволе; только террористы вносили жгучую струю в организм угасавшего политически народа и затемняли ореол святости и неприкосновенности того, что все были склонны считать совершенно незаслуженно святым и неприкосновенным» [20].
Изучение материалов позволило некоторым исследователям сделать справедливый, по нашему мнению, вывод о развитии вредности опасной иллюзии быстрого, с «малой кровью» обновления страны с помощью физического устранения самодержца и его окружения, которое должно было привести к дестабилизации системы государственного управления [8]. Обм анчивая эффективность и одновременно с этим внешняя простота террористических акций, подкрепленные отсутствием больших человеческих затрат, притягивала на свою сторону многих радикально настроенных элементов.
Мнение, что «если террор роковым образом неизбежен, то, значит, он целесообразен, он соответствует жизненным условиям» [21] укоренилось в умах на долгие годы, «поскольку речь шла не о вседозволенности» (из проекта устава «Земля и воля») [17].
Не только терроризм в целом, но и конкретные деяния требовали этического оправдания, которое позволило бы «обелить» их в глазах простых обывателей, отличить от уголовных преступлений. После покушения Засулич вошел в «моду» такой мотив для совершения политических убийств, как месть. Именно местью за совершенные злодеяния впоследствии оправдывались покушение на прокурора Кот-ляревского, убийства харьковского губернатора князя Кропоткина и шефа жандармов Мезенцева. Были и другие объяснения. В.Н. Фигнер говорила: «Тогда мы имели в виду систематическим истреблением генерал-губернаторов добиться уничтожения самого учреждения, представителями которого они были» [22]. Идея цареубийства поддерживалась многими потому, что «его осуществление может вынудить правительство на уступки и тем самым облегчить условия работы в народе» [18].
Разногласий в среде тех, кто избрал путь террористической борьбы, избежать не удалось. Был различен, например, подход к идее цареубийства. Некоторые придерживались мнения, что убийство одного государя нанесет вред делу; если истреблять, то всех разом [23]. Другие, как, например, С.Л. Перовская, считали, что убийство Александра II должно произойти параллельно с деятельностью в народе, но так как ее не было, то его можно убить уже из мести за совершенные злодеяния [24].
«Террорист победил», - писал С. Степняк-Кравчинский о событиях 1 марта 1881 г. [6]. Но эта «победа» заключалась лишь в осуществлении цареубийства, которое доказало тот факт, что хорошо организованная группа людей может добиться поставленной цели, какой бы сложной и трудной она не казалась. Успех террористической акции всегда зависел от многих элементов, присущих террористической
29
деятельности. Здесь и организационно-управленческие способности предводителей, и деятельность по материальному, техническому и информационному обеспечению, и профессионализм непосредственных участников.
В то же время мы согласны с теми, кто отмечает, что успешному совершению терактов в немалой степени способствовало снижение эффективности оперативно-розыскной деятельности [25]. Об эффективности террористических методов, имевших место в XIX в., встречаются различные точки зрения. А. Гейфман, например, придерживалась мнения, что «сравнительно редкие эпизоды терроризма в XIX веке, хоть и пугали власти и отчасти служили им отговоркой, оправдывающей нежелание развивать реформы, не угрожали ни государственным устоям, ни естественному течению социально-политической жизни в стране - пожалуй, за единственным исключением убийства Александра II в марте 1881 года. Эти революционные выступления служили лишь прелюдией к кровавым событиям начала XX века, которые совпали с царствованием Николая II.» [26]. Более удручающая картина представлена Н. и А. Литвиновыми, которые писали, что терроризм второй половины XIX - начала XX вв. «разрушил великую державу - Российскую империю, уничтожил цвет нации, уничтожил науку, ослабил промышленность, сгубил крестьянство» [27].
Несмотря на успешность отдельных террористических акций, добиться намеченных целей по революционному переустройству государственного управления в Российской империи террористам не удалось. Правительство не пошло на уступки, а народ не поддержал террористов. «В эпоху, когда революционная партия "Народная воля". боролась с самодержавием, мы, по условиям времени, не могли найти опоры в массах», - отмечала впоследствии В. Фигнер [28]. Однако кажущаяся «легкость», с которой террористы добивались намеченных целей по устранению отдельных представителей власти, служила основанием для продолжения следования выбранной тактики. А. Спиридович писал, что «успешные террористические акты всегда побуждали к подражанию.» [29]. Надежда на то, что террористические методы позволят ускорить процесс государственных преобразований, сохранялась. Все это послужило «возвращению» терроризма на арену борьбы с царизмом в начале XX в. Терроризм надолго занял одно из главенствующих мест среди способов противоборства с режимом. У А. Гейфман отмечено, что «не все противники самодержавия были согласны посвятить свою жизнь профессиональной революционной или террористической деятельности, однако к концу XIX в. было до-
стигнуто понимание и даже сотрудничество между большой частью российского образованного общества и экстремистами» [26].
Можно условно выделить три возможных варианта последствий действий какой-либо террористической организации:
широкая общественность не приняла идей, целей, средств и форм борьбы террористической организации - в этом случае данная организация приобретает статус маргинальной, и ее при достаточном желании со стороны властей можно ликвидировать;
идеи и цели террористической организации нашли поддержку у народа - существует угроза как серьезных потрясений политического режима и насильственных актов, так и возможность сохранения за властями проведение прежнего курса;
в том случае, если террористы получили поддержку не только народа, но и части чиновничества или, тем более, армии, то все может окончиться государственным переворотом и сменой политической власти.
Следует констатировать, что финалом действия «Народной воли», выдвинувшей терроризм в качестве способа борьбы и других экстремистских организаций второй половине XIX века стал первый вариант.
1. Бакунин М.А. Философия. Социология. 1. Вакуленко В.Ф. Феномен терроризма. Методологические аспекты анализа // Закон и право. 2004. № 4.
2. Павлова О. К. Терроризм: психологические корни и правовые оценки// Государство и право. 1995. № 4
3. Борцы за свободу (биографии революционеров казнивших Александра II). М., 1917.
4. Плеханов Г. В. Социализм и политическая борьба. Наши разногласия. Л., 1939.
5. Кантор Р.М. В погоне за Нечаевым. Петербург, 1922.
6. Степняк-Кравчинский С. Сочинения в двух томах. Т. 1. М., 1958.
7. Письма Исполнительного Комитета партии Народной Воли к Американскому народу, Л. Гартману, Карлу Марксу и к А. Рошфору // Былое. 1917. № 1 (23).
8. Суворов А.И. Политический терроризм в России Х1Х-начала XX веков. Истоки, структура, особенности // Социологические исследования. 2002. № 7.
9. Кропоткин П.А. Речи бунтовщика. СПб., 1906.
10. Щербакова Е. Отщепенцы // Свободная мысль. 1998. № 1.
11. Пушкарев С. Г. Россия в XIX веке (18011914). Нью-Йорк, 1956
12. Гриб Н.Н. История становления системы противодействия терроризму в России //
30
История государства и права. 2004. № 6.
13. Тырков А.В. К событию 1 марта 1881 года // Былое. 1906. № 5.
14. Фигнер В. В борьбе. М, 1934.
15. Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989.
16. Булацель П. Борьба за правду. - СПб., 1908.
17. Витюк В.В., Эфиров С.А. «Левый» терроризм на Западе: история и современность. М., 1987.
18. Твардовская В.А. Н.А. Морозов в русском освободительном движении. М., 1983.
19. Иванов С. Из воспоминаний о 1881 годе// Былое. 1906. № 4.
20. Синегуб С. Воспоминания чайковца // Былое. 1906. № 10.
21. Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. М., 1993.
22. Из показаний В.Н. Фигнер // Былое. 1906. № 7
23. Кантор Р.М. В погоне за Нечаевым. Петербург, 1922.
24. К биографии А. И. Желябова и С.Л. Перовской // Былое. 1906. № 8.
25. Гриб Н.Н. История становления системы противодействия терроризму в России // История государства и права. 2004. № 6.
26.Гейфман А. Революционный террор в России, 1894-1917. М, 1997.
27. Литвинов Н., Литвинов А. Антигосударственный террор в Российской империи // Новый мир. 2003. № 11.
28. Фигнер В. Запечатленный труд. Т. 3. М., 1933.
29. Фигнер В. В борьбе. М, 1934.
1. Bakunin M.A. Philosophy. Sociology. Policy. M, 1989.
2. Pavlova O.K. Terrorism: psychological roots and legal estimates // State and Law. 1995. № 4.
3. Fighters for freedom (biographies of revolutionaries executing Alexander II). M., 1917.
4. Plekhanov G.V. Socialism and political struggle. Our disagreements. Leningrad, 1939.
5.Cantor R.M. In a pursuit of Nechayev. Petrograd, 1922.
6. Stepnyak-Kravchinsky S. Works in two volumes. Vol. 1. M.,1958.
7. Letters of Executive Party committee of National Will to the American people, L. Gartman, Charles Marx and to A. Roshfor // The Past. 1917.
№ 1 (23).
8. Suvorov A.I. Political terrorism in Russia of XlX-early XX centuries. Sources, structure, features // Sociological researches. 2002. № 7.
9. Kropotkin P. Notes of the revolutionary. Lon-don-SPb., free thought.
10. Shcherbakova E. Turncoats // Free thought. 1998. № 1.
11. Pushkarev S.G. Russia in the XIX century (1801-1914). New York, 1956.
12. Grib N.N. History of formation of system to terrorism's contraction in Russia // History of State and Law. 2004. № 6.
13. Tyrkov A.V. To an event on March 1. 1881 // The Past. 1906. № 5.
14. Figner V. In fight. M, 1934.
15. M.A. Bakunin's letters to A.I. Herzen and N.P. Ogaryov. SPb., 1906.
13. Kropotkin P. Notes of the revolutionary. London-Saint Petersburg, free thought.
15. Litvinov N., Litvinov A. Anti-state terror in Russian Empire // New World. 2003. № 11.
16. Bulatsel P. The struggle for the truth. - St., 1908.
17. Vityuk V.V., Efirov S.A. «Left» terrorism in the West: history and present. M., 1987.
18. Tvardovsky V.A. N.A. Morozov in Russian liberation movement. M., 1983.
19. Ivanov S. From memoirs about 1881 // The Past. 1906. № 4
20. Sinegub S. Memoirs of a chaykovets // The Past. 1906. № 10.
21. Chernov V.M. Before a storm. Memoirs. M., 1993.
22. From indications of V.N. Figner // the Past. 1906. № 7.
23. Cantor R.M. In a pursuit of Nechayev. Petrograd, 1922.
24. To A.I. Zhelyabov's and S.L. Perovskaya's biography // The Past. 1906. № 8.
25. Grib N.N. History of formation of system to terrorism's contraction in Russia // History of State and Law. 2004. № 6.
26. Geyfman A. Revolutionary terror in Russia, 1894-1917. M., 1997.
27. Litvinov N., Litvinov A. Anti-state terror in Russian Empire // New World. 2003. № 11.
28. Figner V. The embodied work. Vol. 3. M., 1933.
28. Figner V. The embodied work. Vol. 3. M., 1933.
29. Figner V. In fight. M, 1934.
31
