УДК 341
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2013. Вып. 1
Д. З. Мутагиров
ПРАВО ЧЕЛОВЕКА НА СОПРОТИВЛЕНИЕ:
ЕГО ПОНИМАНИЕ В ПРОШЛОМ И В НАСТОЯЩЕМ
Среди прав человека, под которыми понимаются действия или акты, необходимые для поддержания жизни и повышения ее статуса (качества), совершаемые в соответствии или в согласии с требованиями природы и нормами общественной морали, исключительно важное место занимает право на самозащиту, оборону и сопротивление насилию со стороны других участников общественной жизни. В основе всех прав человека лежат объективные условия и факторы, необходимые для нормальной жизни. Круг признаваемых прав человека расширяется с углублением познаний людей о различных сторонах жизни и необходимых для их поддержания условиях. Они систематизированы и закреплены в многочисленных соглашениях о правах человека: региональных, континентальных и универсальных. Эти соглашения постоянно дополняются поправками и протоколами, как расширяющими содержание конкретных прав, так и признающими новые, а также усиливающими механизмы контроля над реализацией международно признаваемых прав и свобод человека в странах — участницах соответствующих соглашений.
Хотя все эти процессы происходят под давлением приверженной правам человека и демократии части общества, непосредственно в разработке и принятии всех этих документов она непосредственно не участвует. Государства, не всегда учитывая волю своих граждан, берут на себя те или иные обязательства и учреждают международные институты, призванные следить за тем, как эти обязательства выполняются. Сами субъекты прав продолжают оказывать влияние на данные процессы, подавая иски в эти институты против своих правительств, когда те нарушают их права, или организуя акции протеста, которые нередко заканчиваются задержаниями и арестами наиболее активных участников.
Поскольку государства считаются главными институтами по защите жизни и обеспечению безопасности социума и его членов, подобное их поведение рассматривается как понятное и закономерное. Но при этом не всегда учитывается фактор многообразия форм и типов государств, степень их народности и демократичности, то, что государства сами могут превратиться, а нередко и превращаются, во враждебные учредившим их обществам силы, а их долженствующие быть правоохранительными органы — в главных правонарушителей. Искаженному пониманию истинной природы взаимоотношений между человеком и государством способствуют и некоторые встречающиеся в обиходе ложные формулы организации государственной жизни: «закон есть закон», «приказ начальника — закон для подчиненных», «недопустимость оказания сопротивления лицам, находящимся при исполнении...» и т. д.
Но есть закон и закон — закон, являющийся выражением воли социума, и таковой, выражающий волю только диктатора, тирана, автократа или групп стоящих вокруг них
Мутагиров Джамал Зейнутдинович — д-р филос. наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, e-mail: [email protected] © Д. З. Мутагиров, 2013
67
людей. Поэтому с древнейших времен постоянно сталкивались две противоположные формулы закона: сторонники авторитарной власти придерживались лозунга «закон есть закон», а «закон — это наша воля», на что защитники свободы и демократии отвечали: «несправедливый закон не есть закон» (Lex injusta non es lex). Справедливым же считается только закон, который является выражением истинной воли народа, установленной правовым путем. Совпадение воли народа и государственного права — суть демократии. Демократическим закон становится только тогда, когда он, во-первых, является выражением истинной воли народа в лице его большинства, во-вторых, принят в полном соответствии с нормами и обычаями жизни народа и, в-третьих, служит интересам не отдельных групп людей, а общего блага всего социума в целом. Так называемые законы, подчиненные пользе отдельных людей или узкой группы общества, не могут и не должны считаться правовыми и демократическими, а сам факт существования подобных, по формулировке Аристотеля, «подлых законов» [1, с. 210] говорит не о государственном устройстве, а только о внутренних распрях в обществе. Государства, где закон не имеет силы и находится под властью какой-либо группы, не могут считаться прочными. Прочны только те из них, считал мыслитель, где закон — владыка над правителями, а правители — рабы закона. Уместно помнить при этом и о природных основах законов, на что обращали внимание еще первые теоретики права. «Определяя правду юстиции, — писал Цицерон, — позвольте нам начинать с высшего закона, который был рожден за столетия до того, как любой закон был написан или любое государство было учреждено» [см.: 2, p. 308-309]. Высшими являются законы природы, детерминирующие логику и основные аспекты человеческой жизни. Они, говоря словами Г. Гроция, суть основа и руководство всей человеческой жизни, постоянны и даже Бог не может изменить их [3, vol. I, p. X; vol. II, p. 5]. Законы людей не должны противоречить им.
Этим смешением понятий и ложным пониманием правовых отношений между людьми активно пользуются и преступные элементы, проникающие в структуры государственных органов и в ряды сотрудников правоохранительных органов государства, наделенных широчайшими правами при обязанности граждан беспрекословно повиноваться им и не оказывать сопротивления даже очевидным противоправным действиям с их стороны. Мол, обжалуйте приказы, а пока же продолжайте исполнять их. Забывают также, что при исполнении должности находятся не только работники правоохранительных органов, но граждане, работающие в разных сферах общественного производства, идущие на работу и возвращающиеся с нее. А исполнение каждым человеком своего гражданского долга, предполагающего защиту общественного строя, прав человека, демократии и верховенства закона и решительное выступление против всех тех, кто покушается на них?
Подобное понимание правовых отношений привело к игнорированию и даже отрицанию естественного права человека, как и любого живого существа, на сопротивление и на самозащиту1, о чем свидетельствуют как национальное, так и международное право. Речь идет об одном из фундаментальных прав человека, неразрывно связанном с другими, не менее фундаментальными его правами, с его честью, достоинством и безопасностью. Это является следствием множества обстоятельств, в том числе и не
1 Под самозащитой здесь автор понимает не только защиту своей и членов семьи жизни, но и чести, достоинства, гражданственности, т. е. прáва поступать в согласии с Основным законом общества, а не слепое повиновение приказам начальства.
68
вполне корректного понимания частью обществ некоторых социально-политических процессов в обществах, чему во многом поспособствовали как мировые религии, так и некоторые философы политики и правоведы. Речь идет прежде всего о таких постулатах мировых религий, как «всякая власть на земле — это власть от Бога», которой люди должны беспрекословно повиноваться во всем, «непротивление злу насилием» (подставь вторую щеку обидчику), автократия как наиболее соответствующая христианскому миропониманию форма правления и т. д. Весьма близко к этим постулатам, ставшим правилами жизни верующих людей, стоит, оправдывая и усиливая их, так называемое государствоцентристское понимание общественной жизни, связанное с именами Никколо Макиавелли, Жана Бодена, Томаса Гоббса и др. В частности, Гоббс одним из первых настаивал на том, что люди, создавая государства, передали им все свои права и свободы, а потому обязаны безропотно повиноваться властителям и их представителям. Но так ли это в действительности?
Люди объединяются в сообщества для совместного решения жизненных проблем, которые невозможно решать в одиночестве, индивидуально. Общества учреждают системы институтов, каждый из которых призван решать какие-то специфические задачи: экономические, социальные, политические, культурные и т. д. Государства являются институтами по коллективному обеспечению безопасности учредивших их обществ и защите прав и свобод их членов. Государство, таким образом, один из многочисленных институтов гражданского общества, призванный служить учредившему его обществу, решая специфические задачи. Эту точку зрения обосновывали такие исследователи законов природы и наций и теоретики демократии, как Самюэль Пуфендорф, Жан Барбейрак, Джон Локк, Адам Смит, Вильгельм Гумбольдт, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и другие.
Человек всегда действует во благо себе, а не во вред, писал Пуфендорф, критикуя Гоббса за его вышеприведенное суждение. А потому передает учреждаемому им институту в лице государства только часть необходимых для успешного исполнения им своих функций прав, сохранив за собой все фундаментальные права, в том числе и право контроля над его деятельностью. По мнению этого исследователя и основателя первой в мире кафедры естественного права, интересы обществ и граждан, а именно их безопасность, являются основой и целями, во имя которых государства существуют и достижению которых последние обязаны подчинить свою деятельность [4, р. XVIII]. С ним был солидарен и его соотечественник И. Кант. Не надо думать, что объединяясь в содружество, люди жертвуют ему какую-то часть своей врожденной свободы для каких-то целей, писал он. Они отказываются только от дикой и необузданной свободы во имя сохранения в полном объеме своей врожденной свободы [5, р. 110].
Именно это детерминирует поведение члена общества и гражданина государства в случаях, когда государство не выполняет своих обязанностей перед ним и пытается прибегнуть к нелегитимному насилию в отношении народа. Боден признавал за народом право на сопротивление подобным актам властей, но без оружия. Классики демократии и идеологи республиканизма шли значительно дальше. Поскольку правительства учреждаются свободным согласием людей для решения определенных задач, считал поборник республиканского строя в Англии Алджернон Сидни, в новое время повторивший трагическую судьбу Сократа2, люди имеют право свергать правительства,
2 За свои взгляды, изложенные в трактате «Дискурс относительно правительства», А. Сидни был приговорен к смерти и казнен в 1683 г., но этот приговор был отменен после «Славной революции» 1688 г.
69
когда они не решают этих задач или переступают за пределы своих полномочий. Благо людей наилучшим образом может быть обеспечено только верховенством закона, являющегося выражением воли народа. Отталкиваясь от известной формулы «несправедливый закон не есть закон», Алджернон Сидни писал: «То, что несправедливо, не является законом, и тому, что не является законом, не должны повиноваться» [6, р. 11].
Аналогичного мнения придерживался современник А. Сидни Джеймс Харрингтон. Власть магистратуры является чисто исполнительной и ответственной перед народом [7, р. 433, 450], считал он. Поскольку народ обладает суверенной властью, когда беды и страдания народа исходят от правителей, он может сопротивляться им с оружием в руках [7, р. 494].
Теоретически обосновано право народа на сопротивление власти Джоном Локком. По его мнению, «цель гражданского общества состоит в том, чтобы избегать и возмещать те неудобства естественного состояния, которые неизбежно возникают из того, что каждый человек является судьей в своем собственном деле. Это достигается путем установления известного органа власти, куда каждый член этого общества может обратиться, понеся какой-либо ущерб или в случае любого возникшего спора...» [8, с. 312— 313]. Первым и фундаментальным позитивным правом всех обществ является учреждение законодательной власти, а первым и основным естественным законом, которому должна подчиняться сама законодательная власть, — сохранение общества и каждого его члена. Верховная власть устранять или заменять представительный орган власти, когда этот орган действует вопреки оказанному ему доверию, всегда остается у народа. Когда власти «этой целью явно пренебрегают или оказывают ей сопротивление, то доверие по необходимости должно быть отобрано, и власть возвращается в руки тех, кто ее дал, и они снова могут поместить ее так, как они сочтут лучше для их безопасности и благополучия» [8, с. 349]. Сообщество постоянно сохраняет за собой верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих собственных законодателей, в тех случаях, когда последние создают опасность и осуществляют заговоры против свободы народа. Даже тогда, когда законодательный орган не действует, а исполнительная власть доверена одному лицу, которое также участвует в законодательном органе, это лицо лишь с натяжкой может быть названо верховным. Хотя ему приносится присяга и клятва на верность, она приносится ему не как верховному законодателю, а как верховному исполнителю закона. Присяга представляет собой лишь повиновение в соответствии с законом; когда же исполнитель сам нарушает этот закон, он теряет право притязать на повиновение.
Исполнительная власть является подчиненной и подотчетной законодательной власти и может быть по желанию последней изменена. Но правом созывать и распускать законодательный орган обладает исполнительная власть, что, однако, не дает ей верховенства над законодательной. Исполнительная власть может стремиться к отсрочке созыва законодательного органа, являющегося выразителем воли народа, и прибегать при этом к силе. Но применение исполнительной властью силы в отношении народа без всякого на то права и в противоречии с доверием, оказанным ей, означает вступление в состояние войны с народом, и народ вправе устранять эту силу силой же. Во всех случаях лучшее средство против силы произвола — это противодействовать ей силой же. Применение силы без полномочий всегда ставит того, кто ее применяет, в положение агрессора и дает народу право поступать с ним соответствующим образом [8, с. 353].
70
Право на сопротивление Локк называл естественным правом человека. Отношения между людьми, между людьми и обществом, между обществом и государством, а также между народами строятся на определенных нормах, вытекающих как из законов природы, так и из позитивного права. Нарушение этих норм влечет (во всяком случае, должно повлечь) за собой определенные санкции. Всякое живое существо, а тем более разумное, сопротивляется не только насилию, но и нарушению его естественных и позитивных прав, независимо от того, кто является нарушителем. Если кто-либо из находящихся у власти лиц превышает данную ему по закону власть и использует находящуюся в его распоряжении силу для не разрешенных законом действий по отношению к члену содружества, полагал Локк, он перестает быть должностным лицом. Ему можно оказывать сопротивление, как и всякому другому человеку, который силой посягает на права людей. По законам природы каждый имеет право уничтожать опасность для себя путем уничтожения носителя этой опасности.
Можно и нужно противопоставлять силу для законного и справедливого сопротивления несправедливой и незаконной силе. Это относится к любому лицу, вплоть до первых. Поскольку власть и первому лицу государства дана лишь по закону, он не может уполномочивать кого-либо поступать вопреки закону или оправдывать подобный поступок ссылкой на предоставленные ему полномочия. Поручение или повеление любого должностного лица, когда оно не имеет на то права, является столь же недействительным и незначащим, как если бы оно исходило от любого частного лица. Любой силе, угрожающей жизни человека, можно оказывать сопротивление, вплоть до убийства носителя этой силы. Локк аргументировал подобное право тем, что у человека, жизнь которого оказалась под угрозой, не бывает времени обратиться к закону за защитой, а если бы он лишился жизни, тогда обращаться к закону было бы уже слишком поздно. Закон не может вернуть жизнь его мертвому телу, а потому потеря будет невозместимой; вот почему для предотвращения этого закон природы дает человеку право уничтожать того, кто поставил себя в состояние войны с ним и угрожал ему уничтожением [8, с. 282-283].
Народ, страдающий от злоупотреблений деспотической власти, с которым все время обращаются дурно и права которого постоянно нарушаются, будет искать пути освобождения от этой власти и должен быть готовым к борьбе за это, считал Локк. Он может перенести без бунта и ропота отдельные ошибки власти. Но если народ, в результате длинного ряда злоупотреблений и правонарушений, увидит определенный умысел властей, а также поймет, к чему это может привести, он может восстать и формировать новую власть для достижения целей, ради которых государство создавалось, «ибо восстание — это сопротивление не отдельным лицам, но власти, которая основывается лишь на конституциях и законах правительства; те же, кто силой нарушают их и силой же оправдывают свое нарушение, — кем бы они ни были — являются истинными и подлинными мятежниками» [8, с. 393].
Были и есть немало людей, которые считали и считают опасным признание права народа на восстание, его права на освобождение от повиновения, когда незаконно покушаются на его свободу или собственность, поскольку-де могут возникнуть гражданские войны или внутренние беспорядки. Локк высмеивал эти аргументы, считая их равнозначным утверждению, будто честные люди не могут оказывать сопротивления разбойникам или пиратам, поскольку это может привести к кровопролитию. «Если в подобных случаях и свершится какое-либо зло, то обвинять в этом следует не того,
71
кто защищает свое собственное право, а того, кто посягает на право своего ближнего. Если невинный, честный человек должен для сохранения мира спокойно отдать все, что он имеет, тому, кто захочет захватить это с помощью насилия, то я бы хотел, чтобы подумали о том, какого рода мир будет тогда в мире, состоящем лишь из насилия и грабежа, и который будет поддерживаться лишь ради выгоды разбойников и угнетателей» [8, с. 394-395]. Никто не отрицает права на сопротивление иностранцам или отдельным людям, посягающим силой на собственность какого-либо народа, писал этот теоретик демократии. То, что можно оказывать сопротивление должностным лицам, если они совершают то же самое, до недавних пор отрицалось; как будто бы те, кто по закону обладают величайшими привилегиями и преимуществами, имеют власть нарушать те самые законы, на основании которых они были посажены на лучшие места. Напротив, их преступление тем больше, так как они не проявили благодарности за большую долю, которую они имеют по закону, и нарушили доверие, которое было оказано им их братьями [8, с. 396].
Локк обращал внимание на то, что право каждого человека защищать себя и оказывать сопротивление агрессору признавал даже такой апологет и защитник монархического строя, как Беркли, говоря, что «самозащита есть часть закона природы; сообщество не может быть лишено ее, если даже приходится выступать против самого короля». Но Беркли утверждал, что сопротивление должно оказываться с почтением и не должно сопровождаться возмездием или наказанием, поскольку «низший не может наказывать высшего». Локк, соглашаясь с тем, что «низший не вправе наказывать высшего», все же высмеивал суждения Беркли о способах реализации этого права. «Как оказывать сопротивление силе, не нанося ответного удара, или как ударить с почтением, — иронически спрашивал философ политики, — нужно немалое искусство, чтобы сделать это понятным. Тот, кто будет сопротивляться нападению только со щитом, чтобы прикрываться от ударов, или в какой-либо еще более почтительной позе, не имея меча в руке, чтобы смирить самоуверенность и силу нападающего, быстро окажется не в состоянии сопротивляться и увидит, что такая защита лишь навлечет на него еще худшее обхождение... Следовательно, тому, кто может оказывать сопротивление, должно быть разрешено ударять» [8, с. 398-399].
Право на сопротивление было объектом внимания и других философов политики и правоведов. Разум восстает против злобной власти как против более опасного врага, поскольку она обладает большой силой, писал известный женевский правовед XVIII в. Жан-Жак Бурламаки. Человек не может признавать право такой власти. Напротив, он находит себя обязанным бороться за то, чтобы преодолеть, уничтожить эту власть, от которой будет исходить постоянная угроза для него [9, p. 240-241]. Вспомним еще и Руссо, по мнению которого первым законом любого человека является обеспечение самосохранения. Обязательства, которые связывают нас с политическим органом, действительны только при их взаимности, и их природа такова, что, выполняя их, мы не можем работать на других, не работая одновременно и на себя, считал он [10, vol. 5, p. 54].
Основательнее всех не только о праве на сопротивление, но и о пользе его реализации писал классик современной демократии и политический деятель, утвердивший ее в жизни, Томас Джефферсон. В написанной им Декларации Независимости провозглашено фундаментальное положение: все люди рождаются равными, все они наделяются Творцом определенными (рукой Джефферсона было написано «врожденными»)
72
неотъемлемыми правами, среди которых — право на жизнь, на свободу и стремление к счастью. «Для обеспечения этих прав люди создают правительства, справедливая власть которых основывается на согласии управляемых... Если какой-либо государственный строй нарушает эти права, то народ вправе изменить его или упразднить и установить новый строй, основанный на таких принципах и организующий управление в таких формах, которые должны наилучшим образом обеспечить безопасность и благоденствие народа». Право народа на контроль над учреждениями правительства этим не ограничивается. «...Когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно преследующих одну и ту же цель, обнаруживает стремление подчинить народ абсолютному абсолютизму, то право и долг народа свергнуть такое правительство и создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности» [11, с. 34]. Шесть лет спустя после обретения независимости в «Заметках о Виргинии» он вновь ставил вопрос: сколько же должно быть восстаний, если на каждое неконституционное осуществление власти законодательным органом народ ответит восстанием? [11, с. 200].
Право и способность народа защищать свою власть и оказывать сопротивление своим притеснителям Джефферсон считал непременными условиями демократии: «Дерево свободы необходимо поливать время от времени кровью тиранов и патриотов. Это его естественное удобрение» [12, с. 40]. Кому-то из современных противников насилия это может показаться цинизмом или бесчувственностью, но Джефферсон, как и многие противники тирании до него, был убежден в том, что завоевать и отстаивать свободу без жертв невозможно. «Какая страна может сохранить свои свободы, если ее правители время от времени не будут предупреждаться о том, что их народ сохраняет дух сопротивления? — спрашивал Джефферсон и советовал: — Позвольте ему браться за оружие» [13, vol. 6, p. 356]. В письме на имя Мэдисона от 30 января 1787 г. он писал: «Я придерживаюсь мнения, что маленькие восстания тут и там — это хорошая вещь и также необходимы в политическом мире, как бури в физическом. Неудачные восстания в действительности ведут к посягательствам на права людей, которые подготовили их. Наблюдение этой истины должно сделать честных республиканских руководителей мягкими в их наказаниях восставших, чтобы слишком не обескураживать их. Это лекарство, необходимое для крепкого здоровья правительства» [13, vol. 6, p. 152].
Многие политические и общественные деятели говорят и отстаивают правильные идеи, борясь за власть, но забывают о своих собственных словах, когда оказываются у власти. Этого нельзя сказать о Джефферсоне. Став президентом США, он продолжал считать, что «революционные инструменты (когда только революция вылечит зло государства) [тайные общества] необходимы и обязательны, и право их использования неотделимо от народа.» [13, vol. 8, p. 256]. Он признавался, что предпочитает «шум свободы тишине рабства» [13, vol. 6, p. 25]. Дух сопротивления правительству настолько ценен в определенных случаях, писал он, что я хочу, чтобы это было всегда поддержано. Это будет проявляться часто, когда правительство поступает неправильно, но так будет лучше, чем без него вообще. Мне нравятся маленькие бунты тут и там. Это похоже на бурю в атмосфере, очищающую ее. Указывая на встречающееся в большинстве уголовных кодексов определение измены как действия против страны, Джефферсон обращал внимание на то, что они не делают различий между действиями против правительства, и действиями против притеснений правительства. Между тем акции против притеснений правительств являются выражением достоинства людей. Неудачливые борцы против тирании были главными жертвами законов об измене во всех странах, считал он.
73
Этого мнения он придерживался на протяжении всей жизни. «Неистовое море свободы никогда не бывает без волны» [13, vol. 15, p. 286], — писал он на 78 году жизни.
В стране, конституция которой вытекает из воли народа, прямо выраженной его свободным выбором, где основные функционеры исполнительной и законодательной властей обновляются народом через короткие сроки, где народ лично осуществляет самую большую часть судебной власти в роли присяжных заседателей, где законы так сформированы и исполняются, чтобы ложились равным весом и пользой на всех, не ограничивая никого в преследовании честного бизнеса и обеспечивая всем собственность, которую они приобрели, не нужно будет предполагать, что могут быть необходимы какие-либо гарантии против восстаний, покушений на общественное спокойствие или власть [13, vol. 3, p. 418], писал президент Джефферсон в своем шестом ежегодном послании Конгрессу. Народу следует больше доверять, полагаться на него. В письме на имя Джона Мелиша (Melish), написанном Джефферсоном в 1813 г., содержится интересное признание. Единственное, в чем генерал Вашингтон и он «всегда расходились во мнениях, было то, что я больше доверял природной честности и благоразумию народа, больше верил в его надежность и полагал большими те пределы, в которых люди могут доверить себе контроль над своим правительством» [13, vol. 13, p. 212]. В конечном итоге, заявлял он, здравому смыслу народа мы обязаны тем, что смогли безопасно и постепенно перейти от монархии к республике.
Право на сопротивление притеснениям, наряду со свободой, собственностью и безопасностью, провозглашалось в качестве одного из фундаментальных и во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. (статья 2).
Защиту общества, конституционной власти, сопротивление узурпаторам, искоренение тирании, приостановление, изменение или отмену нелегитимных законов, наказание неверных и продажных должностных лиц философы морали того времени считали не только правом, но и обязанностью каждого гражданина государства [14, p. 106]. Такое понимание достаточно прочно укрепилось в сознании людей и нашло свое отражение и в конституциях некоторых современных государств3. Оно должно стать важным критерием гражданственности во всем мире. И речь в данном случае должна идти не о защите всякой власти, а только той, которая установлена разработанной правовым путем и одобренной абсолютным большинством граждан конституцией государства.
Что касается права человека на самозащиту и сопротивление отдельным лицам и группам лиц, покушающимся на его жизнь, честь, достоинство и имущество, то характер его реализации во многом зависит от государства. Если институт защиты жизни и обеспечения безопасности с его силовыми и правоохранительными структурами будет функционировать должным образом, не возникнет опасности для жизни граждан
3 Статья 20 Конституции Федеративной республики Германия гласит: «(1). Федеративная Республика Германии является демократическим и социальным федеративным государство.
(2). Вся государственная власть исходит от народа. Она осуществляется народом путем выборов и голосования и через посредство специальных органов законодательства, исполнительной власти и правосудия.
(3). Законодательство связано конституционным строем, исполнительная власть и правосудие — законом и правом.
(4). Все немцы имеют право оказывать сопротивление всякому, кто пытается устранить этот строй, если иные средства не могут быть использованы».
74
и необходимости в ее защите только лишь личными усилиями людей. Человек применяет защитные меры в отношении к насильникам, в том числе и исключительные, ведущие к смерти последнего, не потому, что в этом он чувствует некую потребность или находит какое-то удовлетворение. Он вынужден взять задачу защиты собственной жизни и близких ему людей на себя только потому, что государство оказалось неспособным обеспечить такое правовое поле, которое исключало бы опасность для жизни добропорядочных граждан и сделало бы самозащиту излишней. Полагаться на государство, ставшее индифферентным к судьбам своих граждан, в таких условиях бесполезно.
Правоохранительные органы государства должны функционировать четко, оперативно, устраняя все возможные опасности в обществе. Однако правоохранительные органы, особенно в России, как правило, считают своей обязанностью не предупреждение преступлений, а расследование уже совершившихся преступных деяний. Вместо того, чтобы сразу же реагировать на обращения граждан об угрозах их жизни и безопасности и предупредить их осуществление, полицейские органы часто отвечают словами ставшего ходячим анекдота: «побьют вас или убьют, тогда и займемся вашим делом». В результате основным занятием их сотрудников становится регистрация трупов, расследование их принадлежности, поиск следов преступников, а также не всегда оказывающееся успешным установление лиц, совершивших убийства. Не свобода подконтрольных органам полиции территорий от преступности, а количество раскрытых преступлений («раскрываемость преступности») рассматривается как главный критерий эффективности их деятельности. Добропорядочные граждане, потеряв всякую надежду на органы власти, сами вынуждены защищать себя от преступников с «абсолютно необходимым применением силы» [15, ст. 3, п. 4], пределы которой в критической ситуации не всегда можно с точностью определять.
Конечно, оптимально и предпочтительно предотвращение угрозы без нанесения ущерба и боли субъекту, от которого исходит или может исходить опасность для жизни других субъектов. Но этого можно добиться только коллективными усилиями многих людей, в том числе и правоохранительных органов. Если угроза не только не устраняется, а напротив, возрастает, и злоумышленник намерен лишить кого-то жизни, то тот, чьей жизни возникла угроза, имеет право обеспечить свою самозащиту всеми возможными и доступными способами вплоть до убийства агрессора [16, book II, p. 143]. И не только защищая чью-либо жизнь. Защита целомудрия всеми народами ценилась наравне с жизнью, а потому покушающиеся на него подвергались смерти. Это суждение было основано на естественном усмотрении, что честь женщины является ее главным сокровищем и украшением наряду со слабостью прекрасного пола, а потому должна охраняться всеми возможными средствами. Поэтому суды, вынося смертные приговоры насильникам, в то же время освобождали от ответственности женщин, убивших насильника [16, book II, p. 148)4. Причинение смерти во имя защиты чести и безопасности детей также не следует рассматривать как превышение пределов необходимой обороны.
4 Известный английский правовед XVIII в. Вильям Блэкстоун классифицировал убийства на три рода: справедливые, извинительные и преступные. Первые не предполагают и доли вины совершившего его (убийство убийц во исполнение служебного долга), второй вид — очень небольшой (убийство в порядке защиты своей жизни), а третий род убийств является крайним преступлением против законов природы, какое человек вообще может совершить — убийства невинных людей [17, vol. 2, p. 176-177].
75
Международные соглашения о правах человека исходят из того, что человек может быть «вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения» [18], если права человека не будут охраняться властью закона, и провозглашают право человека на личную неприкосновенность [15, ст. 5; 18, ст. 3; 19, ст. 9]. Согласно им, «никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию» и «никто не может быть подвергнут произвольному аресту, задержанию или изгнанию». За каждым человеком признается право на защиту от произвольного посягательства на неприкосновенность его жилища, имущества, на его честь и репутацию.
Статья вторая международного Пакта о гражданских и политических правах возлагает защиту этих прав на государства — участников Пакта, а статья пятая запрещает государствам, какой-либо группе людей или какому-либо лицу «заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия», направленные на «уничтожение или на ограничение любых прав или свобод», признанных в этом Пакте.
«Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью», принятая на 40-й сессии ГА ООН, констатирует, что «жертвам преступлений и жертвам злоупотребления властью, а также зачастую их семьям, свидетелям и другим лицам, оказывающим им помощь, несправедливо наносится ущерб, телесные повреждения или ущерб их собственности и что, помимо этого, они могут подвергаться лишениям при оказании содействия судебному преследованию правонарушителей» [20].
Декларация ГА ООН «О защите всех лиц от насильственного исчезновения» также признает, что «во многих странах часто настойчиво происходят насильственные исчезновения в том смысле, что люди арестовываются, задерживаются или похищаются против их воли, или иным образом лишаются свободы должностными лицами различных ведомств или уровней правительства, или организованными группами или частными лицами, действующими от имени, при поддержке, прямого или косвенного согласия правительства с последующим отказом раскрывать судьбу или местонахождение соответствующих лиц или отказом в признании лишения их свободы, что ставит таких лиц вне защиты закона» [21]. Декларация считает любой подобный акт оскорблением человеческого достоинства и обязывает государства отказаться от такой практики. В названных документах нет ответа на естественный в таких случаях вопрос: что делать человеку и гражданину, когда государство не только не обеспечивает соблюдение его прав, но и само нарушает их, а также преследует своих критиков, арестовывая их и организуя их насильственное исчезновение? Сидеть и ждать, уповая на «милость Бога», или взять дело защиты в свои руки, апеллируя к своим приверженным праву согражданам?
Формы и методы сопротивления во многом определяются тем, кто является виновником нарушения прав человека: государство, отдельные его институты, группа лиц (банда) или отдельные люди. Сопротивление противоправным действиям институтов власти, как правило, начинается с подачи петиций и обращений в соответствующие государственные структуры, организации митингов и демонстраций протеста, забастовок, и, как крайние средства, восстаний и революций. Причем к последующим формам сопротивления граждане прибегают лишь после того, как власти отказываются реагировать на первые. Считается оптимальным, когда конфликт разрешают в самом начале,
76
не давая ему выйти наружу. Неустраненные причины конфликта обязательно приводят к его обострению; он, подобно пожару, будет разгораться все сильнее. Отказ властей объяснять людям, считающим себя жертвами насилия, почему это произошло, что сделано и делается для исправления положения и наказания виновных в нарушении прав человека (это является обязательным и наиболее эффективным способом решения конфликта), запреты митингов и демонстраций протеста — это противоправные и антидемократические меры, могущие иметь лишь временный эффект. Права граждан на свободу слова, собраний, митингов и демонстраций провозглашены в конституциях почти всех современных государств, а также в международных соглашениях о правах и свободах человека, а потому все запреты подобного рода нелегитимны. Никаких разрешений властей на выражение протеста, проведение митингов и демонстраций не требуется. Необходимо только уведомлять соответствующие органы о намечаемых группами граждан актах для их упорядочения.
Необходимость предварительного уведомления о намечаемых митингах и демонстрациях вытекает из естественных ограничений, в полном соответствии с которыми права и свободы человека реализуются. Международные соглашения о правах человека устанавливают несколько таких ограничения. Так, согласно Всеобщей декларации прав человека,
«1. Каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности.
2. При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе.» [18, ст. 29]. Пакт о гражданских и политических правах устанавливает ограничения, «которые, однако, должны быть установлены законом и являться необходимыми: а) для уважения прав и репутации других лиц, Ь) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения» [19, ст. 19].
Таким образом, права человека должны реализоваться с соблюдением нескольких непременных условий, а именно: не создавая угрозы общественной безопасности, уважая общественную мораль, верования людей и права и свободы других людей. Для обеспечения этих условий, власти вправе устанавливать места проведения митингов, собраний и демонстраций протеста, чтобы не мешать не участвующим в актах протеста людям (а они часто составляют большинство населения страны) свободно заниматься своими делами. В то же время не должны запрещать или слишком долго откладывать их проведение. Любой протест эффективен, если он следует немедленно за неправовым актом и является естественной реакцией части общества на него. Граждане имеют право выражать ее, а власти обязаны своевременно реагировать на нее. Нежелание видеть причины конфликта и устранять их означает закрывать глаза на возможную опасность пожара: рано или поздно тлеющий конфликт выйдет наружу, но уже с более тяжкими последствиями, вплоть до народных бунтов и революций, которые не зависят от «лимитов» на них и не случаются по заказу, а определяются исключительно степенью накопившейся в обществе социальной напряженности и происходят взрывоподобно.
Своевременное решение всех возникающих проблем с учетом воли большинства граждан и при уважительном отношении к мнению меньшинства является оптимальным условием функционирования общества и управления общественными процессами.
77
На государстве лежит задача их правового регулирования в соответствии с Основным Законом. Общество, функционирующее преимущественно по естественным законам, ждет от этого своего института строгого соответствия своему назначению и вправе оказывать сопротивление его противоестественным действиям вплоть до его замены новой формой власти, наиболее соответствующей воле большинства народа.
Литература
1. Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 4.
2. Barbeyrac J. Discourse on What Is Permitted by the Laws // Pufendorf S. The Whole Duty of Man According to the Law of Nature. Indianapolis, 2002.
3. Grotius H. The Rights of War and Peace: in 2 vols. Indianapolis: Liverty fund, 2005.
4. Pufendorf S. Of the Nature and Qualification of Religionin Reference to Civil Society. Translated by Jodocus Crull. Indianapolis, 2002.
5. Kant I. The Philosophy of Law: An Exposition of the Fundamental Principles of Jurisprudence as the Science of Right (1796-7). Indianapolis, 2004.
6. Sidney А. Discourses Concerning Government (1698). Indianapolis, 1996.
7. Harrington James. The Oceana and Other Works (1656). Indianapolis, 2010.
8. Локк Д. Два трактата о гражданском правлении // Локк Д. Сочинения: в 3 т. М., 1988. Т. 3.
9. Burlamaqui J. -J. The Principles of Natural and Politic Law [1747]. Indianapolis, 2010.
10. Rousseau J. -J. The Social Contract and Discourses [1761]. Vol. 4. Indianapolis, 2009.
11. Джефферсон Т. Автобиография. Заметки о штате Виргиния. М., 1990.
12. Джефферсон Т. О Демократии. Л., 1992.
13. The Writings of Thomas Jefferson (Memorial Edition). 20 volumes in 10 / Lipscomb and Bergh, editors. 1905.
14. Fordyce D. The elements of moral philosophy. Indianapolis, 2003.
15. Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Подписана в г. Рим, 4.XI.1950 г. Вступила в силу 3 сентября 1953 г.
16. Pufendorf S. Of the Law of Nature and Nations.In VIII books. Indianapolis, 2004.
17. Sir William Blackstone. Commentaries on the Laws of England in Four Books. Vol. 2 [1753]. Indianapolis, 2010.
18. Всеобщая декларация прав человека. Одобрена и провозглашена резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 217 A (III) от 10 декабря 1948 года.
19. Пакт о гражданских и политических правах. Открыт для подписания, ратификации и присоединения 19 декабря 1966 г. резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН. Вступил в силу 23 марта 1976 г.
20. «Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью». Принята на 40-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Резолюция ГА ООН A/RES/40/34.
21. Декларация Генеральной Ассамблеи ООН «О защите всех лиц от насильственного исчезновения». Принята резолюцией ГА ООН 47/133 от 18 декабря 1992 года (A/RES/47/133).
Статья поступила в редакцию 11 сентября 2012 г.
78