Познай себя Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Восток-Запад

Т.П.Григорьева

Познай себя

Познавший себя узнает, откуда он.

Плотин. Эннеады. 6, 9, 7

Путь Запада

Прежде о том, почему не совпадают пути Востока и Запада, есть ли в этом некая предопределенность? О несовпадении их путей свидетельствует, в том числе, разное отношение к хаосу, предопределившее отношение человека к миру и к самому себе. На Востоке (Индия, Китай, Япония) не было понятия изначального хаоса и противостоящего ему космоса1. Не было традиции противопоставлять одно другому, т.к. все недвойственно по природе. Оппозиция «хаос или космос» могла возникнуть лишь в западной ойкумене, где, начиная с греков, возобладало дуальное мышление, разделившее две стороны Единого: субъект - объект, дух - материю, человека - природу, пространство -время и т.д. Уже в греческой мифологии Земля противостоит Небу. (Небо-Уран оскоплен Кроносом по наущению Земли-Геи. Потрясенная космическим преступлением Ночь-Нюкта рождает то, что разрушает род человеческий: ложь, властолюбие, недуги души и тела, старость и смерть.) Так начался процесс распада, продолжающийся до сих пор. Будучи односторонним, он стал необратимым.

Признание одного начала (будь то вода Фалеса, огонь Гераклита, воздух Анаксимена или число Пифагора), одной отправной точки порождало линейное мышление, одномерную, формальную логику,

1

1 Подробнее см.: Григорьева Т.П. Дао и Логос. М., 1992. Главы «Хаос у греков» и «Хаос в Китае». С. 73-132.

принцип исключенного третьего. По Аристотелю: «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле. И это, конечно, самое достоверное из всех начал... Равным образом не может быть ничего посредине между двумя противоречащими суждениями, но об одном всякий отдельный предикат необходимо либо утверждать, либо отрицать»1. (Тогда как на Востоке признавали, что лишь Срединный Путь ведет к Истине, к спасению.) Не мог Аристотель принять и апейрон Анаксимандра: «Некоторые считают таким [единым и простым началом] бесконечное, а не воздух или воду, чтобы все прочее не уничтожалось от их бесконечности, так как [эти элементы] противоположны... Если бы один из них был бесконечным, все остальные были бы уничтожены» («Физика». 3, 5). Бесконечность внушала ужас не потому ли, что неподвластна человеку? Властвовать же можно над тем, что делится на части. Над целым невозможно властвовать, оно само себе принадлежит. Потому и понадобилось разделение на субъект и объект, чтобы субъекту было чем распоряжаться.

Принцип властвования-архе для Аристотеля наиболее достоверное из «начал», наряду с законом противоречия. Этот взгляд на сущее как доступное вмешательству обусловил на долгие годы путь борьбы, сначала с враждебной природой, потом с враждебными народами. И мудрейший из философов Гераклит полагал: «Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что все рождается через распрю и по необходимости» (В10). Тем не менее борьба для него лишь путь к Единому: «Учитель же толпы Гесиод. Они убеждены, что он знает больше всех, он, который не знал, что день и ночь - одно», что «целое и нецелое, сходящееся и расходящееся, согласное и разногласное; из всего одно и из одного все» (В10). «Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию» (В2). «Не мне, но Логосу внимай, что все едино» (В50). Но хотя «Логос присущ всем» (В2), большинство живет так, будто имеют собственное понимание. Потому и увековечился римский девиз: «разделяй и властвуй». А Лаоцзы, старший современник Гераклита, убеждал китайцев: «Дао совершенномудрого - это деяние без борьбы». «Умеющий побеждать врага не нападает» - побеждает силой духа-Дэ. «Небесное Дао не борется, но нет ему равного» (Даодэцзин. 81, 68, 73)2.

Разные точки отсчета или разный угол зрения на происхождение сущего обусловили разные пути развития. Вместе с тем это не мировая

1 Аристотель. Метафизика. М., 1934. С. 75.

2

2 Китайские мудрецы цитируются по изданию: Сочинения китайской классики. В 20 т. Т. 1. Ицзин и комментарий к нему («Десять крыльев»). Токио, 1966. Т. 6. Даодэцзин. Токио, 1968. Т. 3. Конфуций. Луньюй. Токио, 1965. Т. 4. Чжунюн. Токио, 1967. Т. 7-8. Чжуан-цзы. Токио, 1970.

случайность, не роковая ошибка, как полагают некоторые, а закономерность, соответствующая закону Целого. Не принимая во внимание это обстоятельство, невозможно понять закон эволюции, два плана бытия, путь, предназначенный человеку. Нет ничего случайного в мега- и микромире, есть непознанное, закрытое от сознания. И сейчас, на новом витке эволюции, когда происходит поворот к целостному мышлению, - дальше дробить некуда, - ум не готов принять вызов Реальности. Но, по крайней мере, начинают задумываться над причиной прогрессирующего распада, от которого не спасет и глобализация, «вструктурированная» в сознание.

Нельзя выпрыгнуть из прошлого, запрограммированного на борьбу, хотя парадигма борьбы исчерпала себя, запас позитивной энергии. Потому силовое воздействие ничего больше не решает, лишь мешает двигаться к Свободе. А вне Свободы ничто состояться не может, и прежде всего сам человек. Не познав себя, он будет отброшен за пределы бытия как инородное тело. Значит, от целостного мышления или свободного существования, предполагающего верность себе истинному, зависит, продлится ли жизнь на Земле. Об этом уже полвека назад возвестили ученые в Манифесте Рассела - Эйнштейна (Пагуошское движение, 1955 г.). На весь мир прозвучали их слова: люди не выживут, если не научатся думать по-новому. Через двадцать лет академик М.А.Марков напоминает: сохранить жизнь на нашей планете - лейтмотив обращения к человечеству в историческом Манифесте Рассела -Эйнштейна. Он написан не от лица какого-то народа или сторонников вероучения, а касается всего рода человеческого. Но мало что изменилось с тех пор. «Стало общеизвестным фактом, что цивилизованное общество пока интенсивно "работает" над превращением нашей планеты, где прежде самой природой были созданы условия для возникновения жизни, в пустыню, уничтожающую жизнь»1. В наше время бьют в набат устроители форумов: «Должны быть найдены способы нарушить порочную связь, которая провоцирует внутренние и внешние принуждения к потреблению, приобретению и накопительству как движущей силе Нового Глобального Мирового Порядка. Общество должно прославлять духовные ценности и достижения. Необходимо культурное и духовное контрнаступление», - сказано в Родосской декларации, принятой на форуме «Диалог цивилизаций»2. Выступавшие говорили о необходимости построения нового мирового порядка в противовес глобализаторскому пути однополярного, однолинейного мира; о кризисе рационализма. Отдали дань Манифесту нобелевских лауреатов Рассела и Эйнштейна, напомнив, что в 1996 г.

1

1 Марков М.А. Научились ли мы мыслить по-новому? // Вопросы философии. 1977. № 8. С. 39.

2

2 Родосская декларация // Вестник. 2004. № 1. С. 8.

Пагуошское движение было отмечено Нобелевской премией мира. Но, похоже, мир бурлит по-прежнему, осознавшие катастрофу как бы сами по себе, а поток сознания сам по себе. Не оттого ли, что сознание это не изменилось?

Что-то мешает воплотиться интуиции Целого. Не превратное ли представление о целом как состоящем из частей? Уже Анаксимандр говорил, что части меняются, целое же неизменно. Однако представление о Целом как состоящем из частей укоренилось в сознании и живет до сих пор. По словам Сенеки: «Высшее благо заключается в самом сознании и в совершенстве духа... Ведь понятие о целом не допускает возможности какой-нибудь не входящей в его состав части, равно как нельзя допустить, чтобы что-либо находилось дальше конца»1. Значит, все-таки «сумма частей», притом находящихся в замкнутом пространстве. А может быть, Целое - это то, что не организуется извне, а произрастает изнутри, если все изначально целостно? Может быть, это отношение, правильное отношение сторон, которые могут взаимодействовать, по закону Гармонии, благодаря единому центру? Этот центр у каждого свой и у всех один. Целое, таким образом, центрировано. Благодаря центру каждая сущность индивидуальна. Через индивидуальную душу сообщается с Духом. Значит, Целое духовно, доступно духовному разуму, осознавшему относительность всех противоположностей и абсолютность Единого.

К Единому идут разными путями, чтобы было с чем встретиться: подобие пресекает движение. Должно быть, по закону высшей целесообразности (энтелехии) Западу предназначена программа действия и, соответственно, двойственности, ибо какое же действие без субъекта и объекта. Востоку же - программа недействия, недвойственности, ненарушения Целого, которое уже есть, задано Божьим Промыслом или Великим Дао - предсуществует и проявляется самоестественно, когда пробуждается сознание. Половина ни при каких обстоятельствах не может стать целым, на макро- и микроуровне, в жизни одного человека и всего космоса. И наука, развившаяся на Западе, нуждается в недостающей половине Знания. Какие бы надежды ни возлагали на системный подход, возникший на той же основе (от греч. systë та - целое, составленное из частей). Но Будда говорил в последней сутре о Великой Нирване: состоящее из частей подвержено распаду. Истинная природа сущего неделима. Есть над чем задуматься. Будда есть Сознание, сказано в лотосовой сутре, которое потенциально присуще всему, но познается лишь пробужденным умом. Для пробужденного - центр везде, в каждой точке: «Одно во всём и всё в Одном». Такой тип связи и есть Целое, недоступное линейному мышлению,

1

1 Цит. по: Антология мировой философии. В 4 т. М., 1969. Т. 1. С. 514.

лишенному свободы. Но если бы интуиция Целого не была присуща вселенскому Разуму, то не прозвучало бы тютчевское: «Всё во мне - и я во всём». А Владимир Эрн не сказал бы: «Целое становится целым при допущении, что оно не механическая сумма отдельных частей, отдельных жизней, а живой организм, обладающий своим особым центром жизни»1. Но это нужно было доказывать. Проблема Целого особенно актуальна в наше время, для которого столь характерна неустойчивость. Что же мешает самореализоваться Целому? Не забвение ли Великого Предела, без которого энергия Инь-Ян превращается в свою противоположность?

Но вернемся к началу, к истокам, чтобы не блуждать в иллюзорном мире-майе, где не найти ответа. Попробуем понять, для чего грекам понадобилась категория хаоса.

Прежде всего во Вселенной Хаос зародился, а следом

Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный...

Черная Ночь и Эреб родились из Хаоса...

(Гесиод. Теогония, 116-120)

Греческое слово хаос происходит от Лато - разверзаюсь. Философы под хаосом понимали неупорядоченную материю, «состояние древнего беспорядка», «великой неразберихи», предшествующей возникновению космоса (Платон. «Политик», 273). Неупорядоченную материю, согласно Анаксагору, способен упорядочить Ум-Нус. Свойства Нуса греки, возомнившие себя «богоравными», приписали себе. Как писал Софокл в «Антигоне»: «В мире много сил великих, Но сильнее человека нету никого». Всесильные греки достигли высочайшего в науке и искусстве: «Чрез меня открыто, что будет, //Было и есть, чрез меня согласуются песни и струны» (Овидий. «Метаморфозы». 1, 317-318). Но хаос продолжал преследовать их по пятам, внося разлад в жизнь, как предвидел Платон: «Когда же космос отделился от кормчего, то в ближайшее время после этого отделения он все совершал прекрасно; по истечении же времени и приходе забвения им овладевает состояние древнего беспорядка, так что в конце концов он вырождается, в нем остается немного добра, и, вбирая в себя смесь противоположных [свойств], он подвергается опасности собственного разрушения и гибели всего, что в нем есть» (Тимей. 28а).

Не потому ли так все получилось, что роль кормчего взял на себя человек, далекий от совершенства? Возомнив себя центром Вселенной, он утратил этот центр в себе. Антропоцентризм определил судьбу, обусловил тип мышления и характер западной цивилизации, кажется, навечно.

1 Эрн В. Борьба за Логос. М., 1911. С. 250.

Если природа сущего двойственна, то и чувству всесилия человека должно было противостоять нечто противоположное: неверие в возможность что-либо изменить. Оно и породило трагическое мироощущение. «Мы не можем изменить мировых отношений, - сетовал Сенека. - Мы можем лишь одно: обрести высокое мужество, достойного добродетельного человека, и с его помощью стойко переносить все, что приносит нам судьба»1. Чем дальше, тем больше притупляла волю человека вера в неотвратимость рока, случайности:

Вот счастья баловень - вот горя сын -И что ж? Случайность манием единым Того низвергнет, этого возвысит,

А как - того не скажет и пророк2.

Греческая трагедия чтила человеческую свободу настолько, что допускала борьбу своих героев с могуществом судьбы, соглашается Шеллинг, но «примирить свободу и гибель не могла и греческая трагедия. Лишь существо, лишенное свободы, могло подчиниться судьбе»3.

Архетип случайности, как и хаоса, укоренился в сознании, казалось бы, навечно. Противопоставив разуму чувство, обескровили то и другое. «Высшее благо заключено в разуме, а не в чувствах. Что в человеке самое лучшее? Разум. Силой разума он превосходит животных и идет вровень с богами», - уверял Сенека4. Всякая односторонность отдаляет от Целого. Блаженный Августин упрекал надменных предков: «Душа в своих грехах, в гордой, извращенной и, так сказать, рабской свободе стремится уподобиться Богу. Так и прародителей наших оказалось возможным склонить на грех только словами: "будьте, как боги"» (Блаж. Августин. «О Троице». 11; 5, 8). Плотин называл «двоицу» Пифагора первым различением и «дерзостью», разъявшей Единое на множество; т.к. ум отпал от Единого, отпала от ума и душа. Неприемлемо для Плотина и представление греков о красоте и гармонии, как правильной пропорции, симметрии частей. «Душа никогда не увидит красоты, если сама раньше не станет прекрасной»; «Прекрасное ведь и есть не что иное, как цветущее на бытии» (Энн. 5, 8). А ученик Плотина, Порфирий, уточняет: «Душа, которая поворачивается к материи, страдает и нищенствует, лишается своей силы. Но если она вернется к Разуму, она получит полноту и обретет вновь свою целостность» (Порфирий. «Начала». 37; 32).

1

1 Цит. по: Эрн В. Борьба за Логос. С. 506.

2 Софокл. Антигона, 1160 // Софокл. Драмы. М., 1990. С. 162.

3 Шеллинг Ф.В. Соч. В 2 т. М., 1987. Т. 1. С. 84.

4 Цит. по: Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1. С. 506.

Но так и не вернулась душа к Разуму - и возникла фаустовская цивилизация. Гений Гёте проник в причину падения: «Чем больше Люцифер сосредоточивался в самом себе, тем было хуже ему и всем духам, которых он лишил радости сладостного восхождения к их пер-воистоку. Так свершилось то, что мы зовем отпадением от ангелов... Поскольку же все зло, если простительно так называть его, пошло от Люциферовой односторонности, то совершенно понятно, что сотворенному им бытию недоставало лучшей половины»1. А выступавшая на Форуме директор Института Шиллера Х.Зепп-Ларуш поделилась своей тревогой - Шиллер описывает нарушенное духовное состояние людей своей эры в терминах, фактически называющих то, что мы видим сегодня: «Навечно прикованный к одному обломку целого, человек развивается только как фрагмент; вечен только шум колеса, которое он вращает; он не развивает гармонии своего существа и, вместо того чтобы запечатлеть гуманизм в своем сознании, он становится просто отпечатком своего дела, своей науки»2. (Фактически речь идет о том, что теперь называют «клиповым сознанием».)

Не удивительно, что в ХХ в. заговорили о «Закате Европы». Русские приняли к сердцу книгу Шпенглера, пытаясь вместе с ним понять причины случившегося. Культура или цивилизация - «третьего не дано». Федор Степун подхватывает мысль Шпенглера: «Цивилизация - это умирание созидающих энергий в душе... Цивилизация, по Шпенглеру, -неизбежная форма смерти каждой изжившей себя культуры. Смерть мифа в безверии, живого творчества в мертвой работе, космического разума в практическом рассудке, нации в интернационале, организма в механизме». (И в наше время видят причину падения в бездуховной, механической цивилизации, противостоящей живому духу, но она, как ни в чем ни бывало, продолжает господствовать над умами людей.) По мнению самого Степуна, «история есть мир, цветущий в образе. Таким знали мир Платон, Рембрандт, Гёте. Созерцать - значит добывать из мира историю». Но что-то лишило человека чувства целого, или интуиции. «Пифагорейское число, лежащее в основе всех вещей, не что иное, как мера и пропорция, как чувственная плоскость античной статуи голого человека... Пафос дали, пафос бесконечности абсолютно чужд ей. Потому античная математика никогда не могла бы принять концепции иррационального числа, которое есть расторжение связи между числом и телом и созданием связи между числом и бесконечностью». Семен Франк добавляет: настоящее живое знание достигается «не блужданием в хаосе изменчивости и разрозненного

1 Гёте И.В. Поэзия и правда // Гёте И.В. Собр. соч. М., 1976. Т. 3. С. 296-297.

2 Зепп-Ларуш Х. Шиллеровское понятие красивой души - вклад немецкого романтизма в новый гуманный мировой порядок // Вестник. 2004. № 1. С. 79-80.

многообразия, а проникновением в абсолютное и вечное живое единство бытия и жизни»1.

Однако «блуждания в хаосе» не удалось избежать «человеку разумному», отчужденному от человека чувствующего, соболезнующего. «Мыслю - значит, существую» - максима Декарта таит в себе подвох одномерности. Полнота человека заменена одной лишь рассудочной функцией. («Я стыжусь, следовательно, существую», - парировал Вл.Соловьев). Человек потерял себя, как теряет себя часть, занявшая место Целого. Чем дальше, тем больше. Чем меньше ощущал человек хаос в себе, тем более ощущал его снаружи, как в недавние времена: «"Мы, - внушают они покорным массам, призваны (кем?) руководить отсталыми массами, хаосом, но вот когда выведем вас из хаоса, - уж потерпите! - тогда...!" Когда? - Это только им известно»2.

Философы ХХ в. заговорили о «несчастном сознании», об «одномерном человеке». Экзистенциалисты, пытаясь вернуть человек в лоно бытия, не вернули чувства целого. Отсюда одинокость, бездомность, порой крайнее отчаяние, как у Сартра: «В этом перевернутом мире, в котором окончательное поражение есть правда жизни, идя от одной истины к другой, мы узнаем лишь одно: нашу полную беспомощность... Мы вдруг узнаем, что ничего не сделали, достигнув того возраста, когда задумываешься о составлении своего завещания»3. И Хайдеггер признает: «Ни одна эпоха не имела столько разнообразных знаний о человеке, как нынешняя. Ни одна эпоха не могла так быстро и легко получать эти знания, как нынешняя. Но ни одна эпоха не знала так мало о том, что такое человек, как нынешняя. Никогда человек не был до такой степени проблемой, как в нашу эпоху»4. Человек из цели превратился в средство, в «человека-машину», животное, производящее орудия. «Человек, не пожелавший быть образом и подобием Божьим, делается образом и подобием машины», - подвел итог Бердяев5.

Итак, в западной ойкумене победило линейное мышление, устремленное вперед, подгоняющее под себя пространство и время. Свойство линейного мышления - отсекать одну половину от другой ради ускорения движения: прошлое от настоящего, разум от чувства, материю от духа, что не могло не исказить сознание, которое уже Гегель назвал «несчастным». И Бердяев называет сознание «несчастным», ибо сознание подчинено закону, который знает общее и не знает индивидуального.

1 Освальд Шпенглер и Закат Европы. М., 1922. С. 13, 9, 17, 39.

2

2 Шмелев И. Пути мертвые и живые // Русская идея. В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 212.

3 Цит. по: Гароди Д. Ответ Жан-Полю Сартру. По поводу последней работы Сартра «Критика диалектического разума». М., 1962. С. 8.

4 См.: Вестник истории мировой культуры. 1964. № 5. С. 46.

5 Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 324.

«Самая структура сознания легко создает рабство... Космос, человечество, нация находятся в человеческой личности, как в индивидуализированном универсуме или микрокосме, и выпадение, выбрасывание их во внешние реальности, в объекты, есть результат падшести человека, подчинения его безличной реальности, отчуждению»1.

Никакая часть себе не принадлежит, обречена на несвободу: «быть, чтобы иметь». Но именно «часть» довлеет над человеком, диктует истории, что делать дальше. Психология части порождала войны и революции, совершавшиеся во имя господства «целого», которое целым не являлось, ибо состояло из частей, себе не принадлежащих. Потому-то ни мировое господство, ни стремления сверхдержав не могут осуществиться. Не потому ли, что не отвечают высшему Закону, онтологической Справедливости, исключающей существование одного за счет другого.

Так или иначе - больше не уповают ни на науку, ни на логику. По крайней мере, не теряют надежду на обновление того и другого: вернув человеку «меру», «очеловечить» их. Слишком долго господствовало левополушарное мышление, отвечающее за числовую упорядоченность мира, но порядка не наступило и, похоже, не предвидится. Может быть, время вспомнить о том, для чего же человеку дано полушарие правое, отвечающее за целостность мира?

С одной стороны, наступает фаза Свободы - по закону восходящей эволюции. С другой, стремление к свободе принимает дикие формы. И получается, что свобода недостижима в петляющей линии одномерности. Таково свойство линейного мышления - превращать все в свою противоположность: победу в поражение, друзей во врагов, цель в средство. Любая «глобализация» обернется против человека, если не изменится сознание.

Клиповое сознание и японское хокку

И все то, что взаимно не согласуется, согласуется с низшим миром.

Августин Блаженный

Сознание, собственно, не может не меняться, если всему присущ закон самоорганизации. Но меняясь на поверхности, оно остается неизменным внутри, на глубине, чему свидетельство так называемое «клиповое сознание», которое становится предметом обсуждения2. Что это? Признак распада, кризиса культуры или естественный процесс,

1 Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека (Опыт персоналистической философии). Париж, 1939. С. 36-37.

2

2 В частности, эта тема обсуждалась на ТВ в «Апокрифе» Виктора Ерофеева. 26.01.2005.

смена одной фазы другой? Но если смена, то в том ли направлении: вверх, к свету, или вниз, во тьму? Не все новое во благо, особенно в наше шаткое время квазиценностей. Если новое отрицает прошлое, то отрицает и себя. Прерывая связь с Основой, теряет жизнь. Потому «бездомность становится судьбой мира» - по Хайдеггеру. От судьбы не уйдешь; но можно уйти от кармы, осознав ее причины. Бездомность, потерянность «коренится в покинутости сущего бытием», - заверяет Хайдеггер. «Существует лишь бесконечный круговорот, состоящий во взаимном обмане и самообмане посредством идеологий. Сознание эпохи отделяется от всякого бытия и заменяется только самим собой. Тот, кто думает, ощущает и самого себя как ничто. Его сознание конца есть одновременно сознание ничтожности его собственной сущности. Отделившееся сознание времени перевернулось»1.

Но если сущее отпало от Бытия, то все переворачивается на 180о, верх и низ меняются местами, что заставило Сартра говорить о «перевернутом мире». И сколько ни надеялись на «философию жизни», все осталось без изменения. Не потому ли, что боги предали забвению нравственный смысл истории, «скрытое в глубине сердца каждого народа начало, составляющее его совесть, тот способ, которым он воспринимает себя и ведет себя на путях, предначертанных ему в общем распорядке мира»2.

В оправдание «клипового сознания» говорят, что слово утратило силу, уступив место изображению. Склонные к психоанализу натуры находят общее с наскальными рисунками древних, свидетельствующих не столько о рациональном, сколько о зрительном восприятии мира. Действительно, отпавшее от Логоса слово, утратив Божественный смысл, теряет силу. Вслед за словом, по той же причине, отпав от Логоса, теряет доверие логика. Она как бы сделала свое дело, организовала сознание, теперь уступает место попранной интуиции. Связывая по горизонтали последующее с предыдущим, логика, не приобщенная к чувству, волей-неволей обрекает то и другое на зависимость. Отсюда неприятие линейности любого рода, штампов, ущемляющих свободу мысли. В логике, конечно, не отпала необходимость, без нее и интуиция не реализуется, но им предстоит встреча.

В предчувствии эона свободы (о его неизбежности писали философы России) происходит бунт против всякой одномерности, ограниченности, в том числе формальной логики, на смену которой должна прийти «многомерная». Но предчувствуя на подсознательном уровне

1 Цит. по: Человек и его ценности. М., 1988. С. 67. Интересно, что русские философы не теряли веру в верховный разум: «Отпадение не есть полная потеря связи с Абсолютным Разумом, с Логосом; связь эта остается, и в ней дан выход к бытию и познанию бытия в его абсолютной реальности» (Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1989. С. 120).

2 Чаадаев П.Я. Сочинения и письма. М., 1914. С. 240.

грядущую свободу как необходимость, человек не может ее воспринять. Не потому ли, что ищет не там - вовне, а не внутри. Сказано: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32). Заметьте: сначала познаете истину, потом станете свободными. Или -лишь познавший истину может быть свободным. Потому и не могли за всю историю обрести свободу, сколько ни боролись за нее, что начинали не с того, не с себя. Лишь живущий по Истине может быть свободен. Познавший Истину совершенен, совершенный не посягает на свободу другого. Однако время предъявляет счет. Пробуждается инстинкт свободы, проявляясь в стремлении избавиться от прежних форм зависимости. Освобожденное от слов пространство заполняется чем-то логически необоснованным: сценой, случайным фрагментом - «клипом». Собственно, разрыв логической связи, ее замена спонтанным фрагментом началась уже давно - в искусстве авангарда, в философии. Называют Василия Розанова, Льва Шестова, который уверял, что философия должна стать «фрагментарной», как у Ницше. Почему? Не потому ли, что настало время свободы, но «фрагмент» не укоренен в бытии, не может быть свободным, ибо Свобода есть Целое? Освобождаясь от уз, не освободиться бы от Основы, без которой все рушится, обречено на «бездомность».

Но те, кто не утратил чувства Целого, пришли не к «атомизации», а к Всеединству, к «индивидуализации любви» (по Вл.Соловьеву) или к «сингулярному сознанию», каждая точка которого сопряжена с вечностью (по Бердяеву, для которого свобода духовна - «дух индивидуализирует»). Однако человек, не привыкший к Свету, зажмурился и пошел по прежнему пути: не индивидуализируется в духе, а дробится в материи. Пошел по доступному пути, не требующему душевных усилий, приняв часть за Целое. Об опасности подмены целого частью века назад предупреждали святые отцы. Истинным душам свойственно «видение и знание не от части и не по частям... но целостное и всеобъемлющее» (Августин Блаженный. «Исповедь». 12, 13). Бог привел все к единому порядку, продолжает богослов, но человек «разрывает» единое целое, предпочтя из личной гордости «одну часть», «мнимое единство», таким образом, ставит «часть» выше «целого».

Оттого и стало наше сознание «одномерным», «несчастным». Не желая с этим мириться, бунтуют. Не только глашатаи «контркультуры», выступившие против подавления в человеке природного начала, но почти все искусство ХХ в. направлено против ущемления человеческой свободы1. Но и бунтуют по старинке: не то, так другое, третьего не дано. Оттого впали в другую крайность и пришли к тому же -

1

1 По признанию японского писателя Мисима Юкио: «Нам методично внушают мысль, что мы обломки и ничего более» («В защиту культуры», Тюокорон. Токио, 1968. № 7).

к зависимости от свободного чувства (либидо). Уповают на фрагмент, на часть, а потом удивляются, что перестали понимать происходящее. И социологи признают, «что наша жизнь все больше раскалывается на автономные области, никак не связанные или связанные тем, что вставляются в автоматизированную организацию, в механизмы, господствующие в нашей жизни»1.

Так что дело не в Логосе, а в унаследованном образе мышления, разделившем все на противоположные части, чтобы удобнее было перекраивать природу по своему усмотрению. Но, напомню, все искусственное, состоящее из частей, подвержено исчезновению, в отличие от того, что существует вечно. На Востоке извечен Разум Будды, Великое Дао; на Западе - Логос, Бог. То, что не возникает, не может исчезнуть, и, стало быть, человек не обречен. Извечно благое - то, что задано свыше, назови это волей Неба или Божьим Промыслом, - не может не осуществиться, если, конечно, человеческое существование не прекратится.

А чтобы этого не случилось, инстинкт самосохранения заставляет задуматься, почему все идет не туда. Каков Путь, предназначенный человеку? Ведь не только искусство рассекается, уподобляясь «клипу», но разрываются все жизненные связи: человека с природой, семейные, национальные. Не оттого ли, что не меняется сознание человека?

Теряя человеческое измерение, жизнь начинает уподобляться случайности, стихии. И чем выше поднимается технология, тем ниже опускается человек, хотя задумано было иначе. Средство и цель поменялись местами. Волей-неволей человек начинает озираться в поиске альтернативного Пути. И есть, видимо, причина интереса к японской культуре; даже сравнивают «клиповое сознание» с японским хокку. В этом стоит разобраться. (Но о хокку чуть позже. Скажу только, что при внешнем сходстве этих явлений наблюдается их полное внутреннее несоответствие, как не соответствует часть целому.)

Итак, с одной стороны, закономерно, что появилось «клиповое сознание» - потребность в открытости, в преодолении линейного мышления, замкнувшегося на самом себе в своего рода петлю. С другой, сознание не вышло за рамки того же дихотомического мышления, скорее, представляет его конечную остановку или «плод» (если воспользоваться буддийским пониманием причинности - инга: созревший плод несет свое семя). Может быть, это сигнал бедствия? Дальше делить некуда. Отпадая от Целого, все превращается в свою противоположность. Время, отпадая от вечности, превращается в разрушительную стихию, начинает тиранить человека2. Предоставленное самому

1 Mumford L. Art and Technics. N.Y., 1952. Р. 51.

2 См., напр.: Эриксен Т. Тирания момента. Время в эпоху информации. М., 2003.

себе время набирает скорость, а на скорости человек не успевает ни думать, ни чувствовать, автоматизируется. Красота, отпадая от морали, теряет себя и уже не возвышает человека над собой, а опускает его ниже себя. Отсюда потеря художественного вкуса, невзыскательность, - стихия вульгарности, которая поглощает все, начиная с языка. Порча языка - от порчи души. Легализация бранных слов - свидетельство заболевания, духовной деградации нации. Как нужно ненавидеть Россию, чтобы надругаться над ее языком, над душой нации, заменив живые слова мертвыми. (И не возродится Россия без возрождения языка, что положило бы конец и демографическому кризису. Все связано гораздо в большей степени, чем это кажется, скажем, организаторам «Культурной революции»; само название парадоксально: там, где есть культура, не нужны революции.)

Участь дробления миновала японскую культуру. На ее почве не могло возникнуть «клиповое сознание». Не потому ли, что мастера дорожили целостной природой сущего, ощущая Неизменное в Изменчивом. Река жизни течет, меняясь на поверхности, не меняясь на глубине. Говоря словами даоса Чжуан-цзы: «В разделении есть нераздельное, в спорном есть бесспорное... Великий спор бессловесен» (Чжуан-цзы. Гл. 2. О равенстве вещей). Чувство Неизменного в Изменчивом возвысило японское искусство, поставило его над временем. Менялись стили от эпохи к эпохе, но неизменным оставался дух или стремление к Истине-Макото, к извечно Прекрасному. Отсюда и независимость от времени традиционного искусства Японии: поэзии, театра, живописи - на протяжении веков оно сохранялось почти в первозданном виде. Оттого растет к нему интерес, и не только в Японии. Не потому ли, что японское искусство ориентировано не на свободную волю человека, теряющую себя вне духа, а на волю богов-ками? От них потомки унаследовали «светлое, чистое, прямое сердце» (акаруки киёки наоки кокоро), свидетельствуют древнейшие памятники Японии. И нет того, кто не имел бы своего сердца-кокоро: человек ли, поэзия или сердце весны. Кокоро едино и у каждого свое, о чем века спустя сказал проповедник «Учения о сердце» Сёо: «Если у Вселенной одно сердце, значит каждое сердце - Вселенная».

А насколько это естественно для японской души, свидетельствует реакция японского романтика конца XIX в. Китамура Тококу на европейскую науку: «Ныне существует некая философия... В Древности же не было иного пути к познанию истинной сущности Вселенной кроме как через сердце человека. И потому, поддаваясь очарованию цветов, приближаясь душой к явлениям иного мира, здесь под блуждающей луной, слушая ветер и созерцая дождь, мы проникаем в сущность единого бытия Природы»1. И вряд ли новому романтику могла прийти

1

1 Цит. по: Долин А.А. Японский романтизм и становление новой поэзии. М., 1978. С. 44.

в голову мысль, что те же чувства испытывал его далекий предок, поэт Ки-но Цураюки, когда писал в предисловии к антологии «Кокинсю» в 905 г.: «Песни Ямато! Вы вырастаете из одного семени - сердца и превращаетесь в мириады лепестков речи - в мириады слов. Люди, что живут в этом мире, погружены в густые заросли суетных дел; и все, что наполняет их сердца, они высказывают в связи с тем, что они слышат и что они видят. И когда слышится голос соловья, поющего среди цветов свои песни, или голос лягушки, живущей в воде, кажется: что же из всего, что живет на земле, не поет собственной песни?» (перевод А.Е.Глускиной). Это было естественно для японского поэта любого времени, которое он мог не замечать, как и не замечал себя во времени. Он как бы не сам сочиняет стихи, а берет их от цветов, от птиц, от лунного сияния, лишь настраивая свое сердце в унисон с тем, что видит и слышит. Благодаря этому и проникает в то, что невидимо, но радует душу во все времена, ибо вечно и прекрасно.

Несосредоточенность на себе обусловила законы художественного мышления: через каждое явление природы, даже самое незаметное, можно прикоснуться к Истине-Макото, которую они отождествляли с Красотой. Отсюда и непривычные для нас приемы: ёдзё - сверхчувства, позволяющего пережить мир невидимый, но истинно-сущий. Особая роль паузы-ма: в Пустоте все уже есть, полнота непроявленно-го, таинственно-прекрасного1. То Неизменное, о котором поэт Мацуо Басё (1644-1694) напомнит: «Без Неизменного (Фуэки) нет Основы. Без Изменчивого (Рюко) нет обновления». То есть в любом явлении мастер может почувствовать душу, соединяющую одно с другим, если он приведет свое сердце-кокоро в состояние безмятежности. В этом особенность японской культуры: «Сердцевиной японского исполнительского искусства являются так называемые ма (паузы). Причем это пауза не временная. Она также не связана с психологией выражения. К этому понятию паузы близко подходит то, что в японском искусстве называется кокю (унисон, сопереживание) или ёхаку (оставленное незаполненным пространство, белое пятно). Это можно было бы назвать проявлением сущности национальной специфики»2.

Дух Пустоты, позволяющий проявиться Единому в конкретной форме единичного, дает о себе знать не только в искусстве, но и в быту японцев, в устройстве дома. Главное - не отгородиться от Природы, источника Жизни. Ничего лишнего, заслоняющего естественный свет: подвижные, раздвижные перегородки, сёдзи, фусума, которые в любой момент можно убрать. Как видят мир, так и строят

1

1 Когда Моцарта спросили, что важнее всего в его музыке, он ответил: «Паузы». А Бетховен на тот же вопрос ответил: «Молчание - это тоже музыка».

2 Масакацу Гундзи. Японский театр Кабуки. М., 1969. С. 24.

свои жилища. «В японском традиционном доме, например, "дзасики" становится то гостиной, то спальней, то столовой - так свойства пространства меняются в зависимости от характера происходящих в нем в какой-то данный момент конкретных действий... Иными словами, во многом зависит от действующей интуиции общающихся»1. Можно сказать, интуиции подвижной неподвижности или «неизменного в изменчивом».

Иначе говоря, стремление не стеснять, не посягать на свободу другого, ибо у каждого своя душа, обусловило между ними прозор («промежуток» - одно из значений «ма»). Ничто не должно мешать сердцу биться в своем ритме, самовыражению мастера и того, с чем он имеет дело. Так появилась проза дзуйхицу (букв. «следовать кисти»). Об их свободной манере позволяют судить «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон. Как заметил мастер Дзэн Дайсэцу Судзуки, «можно сказать, что кисть движется сама по себе, независимо от художника, который лишь позволяет ей двигаться, не напрягая свой ум. Если только логика или рефлексия встанут между кистью и бумагой, все пропадет... Цель рисунка тушью-сумиэ - заставить сам дух изображения двигаться по бумаге. Каждый удар кисти должен пульсировать как живое существо. Кисть становится живой... Мы, восточные люди, чувствуем присутствие некоего движущегося Духа, который каким-то таинственным образом парит вокруг штрихов, точек, придавая всему ритм живого дыхания»2.

И в музыке каждый звук как бы сам по себе, подчинен не линейному, ладовому строю, а точечному. Каждый звук сакрален. Говорят -через один Звук можно стать Буддой, но это должен быть именно тот, неповторимый звук, - АУМ или ОМ (семя, росток). Упанишады называют его основой всех звуков, олицетворением Брахмана: «Слог, который возглашают все веды и который произносят все подвижники... Это -ОМ. Поистине, этот слог - Брахман» (Катха упанишада. 11, 15-16)3. А японские буддисты говорят: звук «а» - несотворенный, олицетворяет «тело Будды» (Дхарма-кая), изначальную сущность, светлую и благую.

Ту же роль играет незаполненное пространство в живописи, уже упомянутое «ёхаку»: главное не сказанное, а недосказанное. Эти паузы, во времени и в пространстве, дают свободу звуку, цвету, линии. Отсюда принцип «несмешиваемости»: все само по себе таково. По закону Целого одно едино с другим, оставаясь самим собой.

1

1 Современный эстетик Накамура Юдзиро. Цит. по: Скворцова Е.Л. Современная японская эстетика. М., 1996. С. 47.

2 Suzuki D.T. Zen Buddhism. Selected Writings. N.Y., 1956. P. 280.

3 Упанишады. М., 1967. С. 102-103 / Пер. А.Я.Сыркина.

Естественно, принцип «Одно во все и все в Одном» не мог не найти своего выражения в языке. По мнению лингвиста Божьей милостью А.Холодовича, «множество конкретное противопоставляется множеству дискретному... Именно в силу этого как бы индивидуализируется и представляет нам множество в образе единицы... Японское имя - это слово, в котором отражено единство целого и части, то понимание, где единица и множество если и имеют место, то присутствуют на заднем плане, в тени, "вне светлого поля сознания". И это - господствующее отношение в японском языке»1.

«Покой есть главное в движении» (Лаоцзы). В театре Но интересны именно те сцены, когда замирает движение (сэну токоро га омосироки -букв. «интересно то, где нет действия»), чтобы зритель мог сопереживать тому, что невидимо присутствует, пробуждая «светлое, чистое, прямое сердце». Тогда и донесет актер «Красоту Небытия» (Му-но Би), когда войдет в состояние неприсутствия: «не-я» (муга), «не-мыслия» (мусин), и даст другим пережить невидимое, таинственно-прекрасное. По мысли Дайсэцу Судзуки: «Не только великие духовные открытия, но и великие моральные и социальные явления происходили в результате мгновенной работы Подсознания. Преодолеть эгоцентризм и значит обратить наше внимание на это обстоятельство. Для японского мышления "Муга" и "Мусин" означают то же самое. Когда кто-то достигает "Не-я", "Не-мыслия", значит, он проник в Подсознание. "Не-я" - особое состояние экстаза, когда пропадает ощущение, что именно я это делаю. Ощущение своего "я" служит главной помехой в Творчестве»2.

Прикасание к первичному позволяет видеть вещи в их подлинности, Таковости-Татхате. Проникая в подлинную природу другого, познают себя, своего внутреннего человека. Мацуо Басё скажет: «Кто следует Духу Творения (Дзока), становится другом четырех времен года. На что ни смотрит, во всем видит Цветок. О чем ни думает, думает о Луне. Кто не видит во всем Цветка, тот дикарь. У кого нет в сердце Цветка, тот похож на зверя. Не будь дикарем, изгони зверя, и воплотится в тебе Дух Творения»3. А Судзуки пояснит: «Басё жил не там, где мы. Он прошел сквозь поверхностные слои сознания до его

і

1 Холодович А. Проблемы грамматической теории. Л., 1979. С. 175, 185.

2 Suzuki D.T. Zen Buddhism. P. 290. Интересно, что и русская мысль в лице Николая Бердяева сама по себе пришла к тому же отрицанию антропо- или эгоцентризма: «Всякое знание абсолютного бытия есть акт самоотречения отпавшего индивидуального разума во имя Разума универсального, и благодать интуиции дается этим смирением... Только в приобщении к Абсолютному Разуму постигается смысл целого... Разум по природе своей интуитивен, а не дискурсивен» (Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1989. С. 120).

3 Мацуо Басё. Сочинения // ПСС японской классической литературы. Токио, 1972. Т. 41. С. 311.

глубочайших глубин, в Бессознательное, которое глубже бессознательного в понимании современных психологов... Интуитивное постижение Реальности невозможно, если мир Пустоты (Шуньяты) представляется по ту сторону наших повседневных чувств, ибо оба мира - чувственный и сверхчувственный - нераздельны»1.

И разве мы не ощущаем этой таинственной глубины в хокку Басё!

По горной тропинке иду.

Вдруг стало мне очень легко.

Фиалки в густой траве!

(Перевод Веры Марковой)

Отсюда и соответствующее восприятие формы: и она дышит в сердечном ритме, следуя своим путем, на который ни один мастер не может посягнуть. Известный современный эстетик Имамити Томонобу напоминает, что слово «форма» (япон. сугата) имеет также значение «ветер», что свидетельствует о наличии в ней «подвижной, невидимой, нематериальной энергии», в отличие от понимания формы в западном искусстве2. А причина все в том же подсознании или архетипе, разделившем субъект и объект, сущность и существование, покой и движение в западном сознании. От необратимого уже разделения и «клиповое сознание». С одной стороны, безудержное движение, опережающее мысль. С другой - статика, застывшая форма. На Востоке первичен покой: движение исходит из сосредоточенного покоя, а не наоборот. Потому и не дается свобода, сколько ее ни взыскуют, ведь свобода есть Целое.

Эту разницу не мог не подметить первый (по времени и по значению) японский философ Нисида Китаро (1870-1945), изучивший за десяток лет философию Запада, от Аристотеля до Бергсона и Хайдеггера. Уже в ранней работе «О Добре» он писал: «Конечно, в ярчайшем развитии западной культуры, которая воспринимает Форму как Бытие и верит в созидание Добра, немало того, что заслуживает уважения и чему нам стоит поучиться. Но не скрыто ли в Основе восточной культуры, доведенной нашими предками за прошедшие тысячелетия до совершенства, стремление видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного? Наша душа постоянно стремится к этому, и я хотел бы создать философию, отвечающему этому стрем-лению»3. Нисида повторил слова Лаоцзы - «форма бесформенного, голос беззвучного», но, думается, это в большей степени соответствует японскому чувству.

1 Suzuki D.T. Zen and Japanese Culture. L., 1959. Р. 241.

2 См. об этом в книге: Скворцова Е.Л. Современная японская эстетика. С. 221.

3 Нисида Китаро. ПСС. Токио, 1948. Т. 1. С. 6.

Недаром именно в Японии воплотился дзэнский дух, выражающий себя «вне слов» (гэнгай), вне текста (фурю мондзи): непосредственно -«от сердца к сердцу», «от учителя к ученику». Можно вспомнить слова из нобелевской речи Кавабата Ясунари «Красотой Японии рожденный»: «Громовым молчанием» ответил Вималакирти, мирянин, переживший Просветление, на вопрос о природе недуальной Реальности. Писатель, традиционно настроенный, не мог мыслить иначе, чем мыслили его предки, не мог не выразить сути национального духа. «В дзэнских залах для медитации сидят молча, неподвижно, с закрытыми глазами, пока не наступит состояние полной отрешенности (мусин). Исчезает Я (муга), наступает состояние Ничто. Но это не то Ничто, как понимают его на Западе. Напротив. Это Пустота, где нет преград, ограничений, где все становится самим собой. Бескрайняя Вселенная души... Ученик - единственный хозяин своих мыслей и Просветления достигает собственными усилиями. Здесь важнее интуиция, чем логика, акт внутреннего Пробуждения-Сатори, чем приобретенные знания. Истина не передается "начертанными знаками" (фурю-мондзи), истина "вне слов" (гэнгай). Это вроде "громового молчания" Вималакирти».

Потому и начал свою речь Кавабата поэзией дзэнских монахов XIII в. Догэна и Мёэ. В медитативном состоянии Мёэ общается с луной: «Глядя на луну, я становлюсь луной. Луна, на которую я смотрю, становится мною. Я погружаюсь в Природу, сливаюсь с ней»1. Японцам с древности знакомо чувство всеродства: «Одно во всём и всё в Одном», что и позволяет говорить об «эстетике целого»2. Другое дело, что эта идеальная модель неосуществима в социальной жизни, построенной на запретах и регламентациях разного рода, но осуществима в том смысле, который придавал ей Вл.Соловьев: «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в веч-ности»3. Японские же боги завещали воплотить их волю в искусстве, в образах прекрасного, потому что Прекрасное и есть Истина. Потому традиционная культура так мало подвержена влиянию времени, что ориентирована не на социо-историческую жизнь, не на «изменчивое», а на «неизменное», что и позволило ей обрести измерение вечности. По крайней мере, у мастера Но, Сэами, были основания сказать: «Есть предел человеческой жизни, но нет предела Но». Его взгляды разделяли и европейские приверженцы искусства Но в начале ХХ в.

1 Кавабата Ясунари. Нобелевская речь. «Уцукусий Нихон-но ватакуси» (Красотой Японии рожденный). Токио, 1969.

2 Накамура Юдзиро называет ее «эстетикой Пустоты» - «Ку-хаку-но бигаку» (ку - усто-та, хаку - белое, незаполненное, бигаку - эстетика), т.е. и эстетика сообразна закону Целого, миру видимого и невидимого в единстве.

3 Соловьев В.С. Соч. В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 220.

Уже первый бог, о котором повествуют «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.), назывался Амэ-но Минака-нуси-но ками -Повелителем Священного Центра Небес. Он мгновенно исчез, но задал программу на все времена. Заложенное в Подсознании не может не проявиться. Всему назначено - по Небесному образцу - иметь свой Центр, свое кокоро. Но чтобы отдельные сущности не распались, вслед за первым появились еще два бога: Таками Мусуби-но ками и Ками Мусуби-но ками, призванные соединить небесное с земным. Потому и назывались «мусуби» (что значит «связывать одно с другим, соединять», а еще значит «завязь, зародыш», свидетельствуя о естественном, органическом происхождении сущего, и о двуединстве, устремленного к одухотворенному Триединству, как повествуют «Кодзики»).

Мог ли человек выпасть из этой божественной Программы, несмотря на жесткие правила подчинения низших высшим? Наверное, мастерам нелегко было сохранять свою свободу, они уходили странствовать и нередко попадали в опалу. Но это все происходило на том уровне, который не достигал национальной души - Ямато дамасий, или того Подсознания, о котором говорил Судзуки. Национальная душа не может исчезнуть, как не может исчезнуть Неизменное в изменчивом мире. Не может исчезнуть и Человек, носитель этой души. Еще любимый просвещенными японцами даос Чжуан-цзы говорил: «Небо и Земля родились одновременно со мной; мир и я - одно целое. Поскольку мы - целое, можно ли что-то еще сказать? Поскольку уже сказано, что мы целое, можно ли еще что-то не сказать?» (Чжуан-цзы. Гл. 2). И современный японец, судя по всему, совмещает в себе дух общинности с чувством уникальности своего кокоро, неповторимости Пути каждого человека.

Естественно, европейский ум, жаждущий вернуть себе целостность, не мог не обратиться к опыту Востока. В этом преуспел К.Г.Юнг. Он заметил удивительную разницу: «На Востоке внутренний человек всегда имел настолько сильную власть над внешним человеком, что окружающий мир не имел ни малейшего шанса оторвать человека от его внутренних корней; на Западе внешний человек получил настолько значительный перевес, что в конце концов отделился от своей глубинной сущности»1. Внешний человек принимает во внимание внешний, изменчивый мир и отпадает от мира внутреннего, от духовной Основы, и это гораздо опаснее, чем может показаться.

«[Мирами] асуров называют те миры, покрытые слепою тьмой; в них после смерти идут люди, убившие [в себе] атмана» - сказано в упанишадах (Има упанишада, 3).

1

1 Цит. по: Судзуки Д.Т. Мистицизм христианский и буддистский. Киев, 1996. С. 199.

Поверхностное, «зауженное сознание», как шагреневая кожа, сжимает сферу жизни и может привести к ее исчезновению. (И это, по-моему, особенно опасно для России. Если европейские страны как-то противостоят разрушительной силе техногенной цивилизации, власть которой не распространяется на внутреннего человека, - за счет развитой цивилизации, рациональной конституции, навыка законопос-лушания, правопорядка, то русскому человеку не на что опереться, кроме собственной совести и памяти. А именно в беспамятстве, в забвении прошлого, своих корней причина его нескончаемых бед. И никакое покаяние не поможет, если не пробудится память, сознание не пройдет обратный путь до истоков болезни. Все негативные стороны нашей жизни, от алкоголизма до бюрократии, превращающей национальное чувство и национальную энергию в пустые хлопоты, чтобы оправдать свое существование, есть тупиковый путь саморазрушения).

Об одинокости, об отчуждении человека от мира вследствие отчуждения от самого себя японцы узнали от писателей-экзистенциалистов. Их собственная традиция развивала чувство причастности всему в этом мире, благоговения перед прошлым, чувство целого, того, что невидимо присутствует в их жизни. «Идеал японского исполнительского искусства, - пишет театровед Масакацу Гундзи, - направлен не в будущее... В нем сильна тенденция обращения к предкам... Искать идеалы и образцы в прошлом - это своего рода специфика восточного мышления». Само слово кэйко - репетиция - означает «обращаться к прошлому». Этим японский театр отличается от западного: «Перемены, происходившие в западном театре, представляли собой эволюцию предшествующих форм, исчезновение старых форм по мере возникновения новых. В противоположность этому в Японии происходила не смена старых форм новыми, а имело место одновременное сосуществование старых и новых форм»1.

Потому и говорят о «непрерывности» японской традиции и японской культуры. Не только культура, но и государство для них живой организм (кокутай - тело государства), заболевание которого не может не сказаться на каждом. Не отсюда ли чувство всеобщей ответственности, интуиция предвечного человека (на современном языке - «антропный принцип», противоположный антропоцентрическому).

Наконец, что же такое хокку? Для Мацуо Басё это вестники «Духа Творения», который поднимает человека над собой до вселенского Чувства. И хокку есть некое завершение Пути, но противоположного тому, который привел к «клиповому сознанию». При внешнем сходстве - те же неожиданные, казалось бы, сцены. Однако хокку -

1

1 Масакацу Гундзи. Японский театр Кабуки. С. 20, 29.

не случайные фрагменты, а цветы бытия, рожденные интуицией, в той точке, где время и пространство сжимаются до предела или вовсе исчезают в «вечном теперь». Возможно, и это связано с божественным происхождением песни. Первые танка - «короткие песни» в 31 слог сложили Небесные Боги в восторге (аварэ) перед возникающим миром. Они задали ритмический порядок чередования слогов 5-7-5-7-7. Пружинный ритм, асимметрия слогов вводит в бесконечность. Бесконечной оказалась и жизнь танка или вака (японской песни), как и хокку-трехстиший.

Несколько веков поэты воспевали Природу, предаваясь чувству восторженной печали. Потом и танка оказалась многословной. Оставили лишь верхнюю строфу-хокку из 17 слогов. (Отсюда название «хокку», позже стали называть «хайку»). Наверное, стяжение энергии в центральную точку, извне вовнутрь, характерное не только для японской поэзии, но и для других традиционных искусств, связано с памятью

о Боге Священного Центра. Чем ближе к душе-кокоро, тем ближе к сокровенной Красоте, которая таится в обычных вещах. Все может вызвать озарение, если сосредоточить ум на одном. Хокку рождаются мгновенно, спонтанно, как неожиданно раскрывается цветок. Или как дровосек валит могучее дерево, скажет Басё.

Хокку, таким образом, не сочиняются, а проявляются в момент Сатори, из Пустоты, из того самого «прозора» - ма, который позволяет видеть вещь в ее «таковости», «как есть» (коно мама): «Одно во всем и все в Одном». Потому Басё и наставлял учеников: «Учитесь сосне у сосны, бамбуку у бамбука. К Истине не приблизишься, следуя за собой. "Учиться" - значит проникать в самое сердце вещи, сопереживать ей. Тогда и родится хокку». Увидишь то, что раньше не замечал. От звука прыгнувшей в пруд лягушки содрогнется сердце; при виде ворона на засохшей ветке вдохнешь вечность.

Карээда-ни На засохшей ветке

Карасу-но томарикэри. Сидит ворон.

Аки-но курэ. Осенний вечер.

А Судзуки скажет: «Есть великое Над в одиноком вороне, застывшем на ветке. Всё появляется из неведомой бездны тайны, и через всё

можно заглянуть в нее. Не нужно сочинять поэму из сотен строк, чтобы дать выход чувству, которое возникает, когда заглядываешь в бездну. Когда чувство достигает высшей точки, мы замолкаем, потому что нет слов выразить это. Даже семнадцати слогов бывает много. Вставшие на Путь мастера Дзэн выражают свои чувства двумя-тремя словами или ударами кисти. Если они выразят их слишком полно, не останется места для намека, а в намеке - вся тайна японского искусства.

Мазок кисти, пятно может выразить что угодно: птицу, холм, человека, - всё во всём»1.

Поэтому и называют Басё «поэтом ёдзё» - выразителем невыразимого, что поверх чувств. Ощущение Неизменного позволяет ему видеть Единое: «Вака Сайгё, рэнга Соги, картины Сэссю, искусство чая Рикю - их Путь одним пронизан. Это Прекрасное (Фуга). Кто следует Духу Творения, становится другом четырех времен года»2. Прекрасное доступно просветленному сердцу, пульсирующему в ритме года: весны, лета, осени, зимы. У каждого времени - свое коко-ро. О поэтических приемах можно говорить лишь условно. Это не столько приемы, сколько состояния души. Хокку «подлинного стиля» (сёфу) окрашены в свой цвет или источают свой аромат, позволяя пережить чувство «саби» - просветленной печали или просветленного одиночества (санскр. вивикта-дхарма). Ученик Басё, Кёрай, называл саби окраской стиха. Скажем, если старый человек натягивает тяжелые доспехи, чтобы отправиться на поле брани, или наряжается в дорогие одежды, чтобы пойти на вечеринку, то в этом есть что-то от саби. Прием «сиори» (гибкость, утонченность) выражает сострадание, но не словами, а каким-то внутренним чувством, исподволь.

«Сиори» называют той самой Формой-Сугата, о которой уже шла речь: Форма, исходящая из сердца. «Сиори - это гибкость слов, благодаря которой возникает ёдзё, позволяющее пережить саби»3. Можно сказать, ёдзё - чувство, переполняющее душу, - отсюда и сострадание. Рассказывают, как-то Басё с учеником Кикаку шли по рисовому полю, и тот, наверное, увидев стрекозу, сложил хайку:

Оторви пару крыльев

У стрекозы

И получится стручок перца.

Басё возразил: нет, это не хайку: ты убил стрекозу. Чтобы получилось хайку, нужно сказать:

Прибавь пару крыльев

К стручку перца

И получится стрекоза.

1 Suzuki D.T. Zen Buddhism. Р. 287.

2 Мацуо Басё. Сочинения. С. 311. Басё назвал мастеров, которым нет равных: Сайгё (1118-90) - в вака, Соги (1421-1502) - в рэнга (нанизанные строфы), Сэссю (1420-1506) -в живописи, Рикю (1522-1591) - в чайном искусстве.

3 Об этом, в частности, пишет Эбара Тайдзо в книге «Литература хайкай» (Хайкай бун-гаку). Токио, 1938. С. 76.

Сострадание - не только к людям, но к чему угодно, - к растениям, к лунному свету. Все живет и помнит о прежних жизнях.

Пестик из дерева!

Был ли он сливой когда-то?

Был ли камелией?

Сострадание возможно и к самому себе:

Как свищет ветер осенний!

Тогда лишь поймете мои стихи,

Когда заночуете в поле.

(Басё в переводе Веры Марковой)

Что говорить! Вся великая поэзия рождена открытой душой, повышенной чувствительностью, как у Блейка:

В одном мгновеньи видеть вечность,

Огромный мир - в зерне песка,

В единой горсти - бесконечность.

И небо - в чашечке цветка.

Другое дело, что японцы культивировали в себе это чувство или сверхчувство Единого. Оно неповторимо у каждого и присуще всем. Не потому ли, что исходит из «единого сердца» (иссин)? И если бы этого не было, общей прапамяти, то и не появилась бы любовь к хайку в другой традиции, скажем, в России. Появляются кружки любителей хайку, им посвящают книги, журналы, устраивают конкурсы. Конечно, и время таково: душа, уставшая от многословия, пустых иллюзий, тянется к покою, тишине, постигая сокровенное Ничто. Сергей Есенин уповал на извечное Слово: «В мире важен безначальный язык, потому что у прозревших слово есть постижение Огня над ним». И в эссе «Ключи Марии» вспоминает «Голубиную книгу»:

У нас помыслы от облак Божиих...

Дух от ветра...

Глаза от солнца...1

Разве это не похоже на то, что называют «японским чувством»? Павел Флоренский завещал хранить «мудрость как целомудрие». А Николай Бердяев сам по себе, вне буддийской традиции, провозглашает мысли в дзэнском духе: «Познание Божества предполагает прохождение через катастрофу сознания, через духовное озарение,

1 Есенин С. Собр. соч. В 3 т. М., 1970. Т. 3. С. 132, 142.

изменяющее самую природу разума. Просветленный, озаренный разум есть уже иной разум, не разум мира сего». И говорил, что «грех есть прежде всего утеря целостности, целомудрия, разорванность, раздор»1. А Врубелю принадлежат слова: «Истина - в красоте. Искусство - вот наша религия». В Серебряном веке происходит чудо, прорыв к вселенскому Чувству (к «тихой и печальной музыке человечества» - по Вордсворту): в поэзии, философии, в музыке. «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель! Вечно носились они над землею, незримые оку» (А.К.Толстой). Философы России видят возможность спасения от распада, разрушения сущего в Логосе. Нужно осознать мысль в Природе и природу в мысли, вернуться к Природе как сущему, призывал Владимир Эрн. «Предвечно сущее Слово, Которое Само о Себе говорит: "Аз есмь сый", явилось тем творческим принципом, в котором и которым сотворено все существующее. Вселенная, космос, есть раскрытие и откровение изначально сущего Слова. Будучи этим раскрытием и откровением, мир в самых тайных недрах своих "логичен", т.е. сообразен и соразмерен Логосу»2. Потому и потянулись души современников к философам ушедшей эпохи. Распавшиеся пары притягиваются к единству: ум-сердце, прошлое-настоящее, человек-природа. Ни одна из сторон не может обойтись без другой.

Казалось, наступает время избавления от тотальной зависимости, поработившей сознание, от горизонтального мышления: соединить Землю с Небом, подняв повергнутую вертикаль. Связь по вертикали, земного с небесным, все ставит на свои места, в соответствии с собственным назначением. Это в корне изменило бы отношение к сущему, которое теперь не воспринималось бы «по частям», а как само по себе целое, микромир. При этом образуется не моноцентрическая модель: здесь - центр, там - периферия, здесь - главное, там - второстепенное, здесь господин, там раб, и никто из них не свободен, а «сингулярная» (по Бердяеву). Всякое противопоставление порабощает. Все единичное содержит в себе Единое, причастно вечности. Не «то или это», как думали веками: «разделяй и властвуй», - пока не разделили самого человека так, что он уже не может властвовать над самим собой, - а «это есть то» - «тат твам аси» - как сказано в Упанишадах.

Процесс индивидуализации, самостояния каждого неизбежен в процессе духовной эволюции, по закону человеческого пути, - назови его Великим Дао или Божьим Промыслом (отсюда и «богочеловеческая» интуиция Вл.Соловьева). Пусть мир все еще живет по законам абсурда, не ведает, что творит, но восхождение к Духу, к Ноосфере

1

1 Бердяев Н.А. Философия свободного духа. С. 62, 137.

2 Эрн В.Ф. Борьба за Логос. С. 97.

остановить невозможно. Об этом свидетельствует и наука, обретающая человеческое измерение, и искусство, уставшее от авангардных форм, из которых выхолощен дух. Потому и обращаются к японскому искусству сосредоточения: к садам из камней, чайной церемонии, к хайку. В поиске себя постигают Истину Дзэн: «Каждый миг человеческой жизни, становясь выражением внутренней сущности, изначален, божественен, творится из Ничто и не может быть восстановлен. Каждая индивидуальная жизнь, таким образом, есть великое произведение искусства. Сумеет или не сумеет человек сделать его совершенным, зависит от степени ощущения Пустоты, действующей в нем самом»1. Пустоты или подлинной Свободы от заблуждений, от «затемнения» («авидья») изначально чистого и светлого сознания.

Пустота и есть любовь: Нас обретая всецело, Становится светом она.

Это строки нашего современника, Виктора Куропатова. В «Автобиографии» он скажет: «Главное, что занимало, - проблема Ничто. Очень не хотелось верить в пустое, бездушное пространство». Знамение времени: пробуждается чувство того, что мир, потерявший из-за бесконечных взрывов психики и материи свою изначальную форму, уже не кажется единственно возможным. Впору «закрыть глаза //и стать ушами // мира»2. Существует иной мир, за этим видимым, управляемый высшим Разумом, Верховной Душой, и нет человеку без него пути. Нужно лишь найти себя истинного, человеку и народу.

Душу России

Слово одно лишь вместит -Всеединство!3

Всеединство, ощущение родственности - звуков, красок, ветра, дождя - в пробужденном сердце поэта, увидевшего другое «как есть». Эпиграфом к хокку питерца Андрея Соболева можно поставить его слова: «Больше любите друг друга, // Озябшие души». Все становится живым, когда душа оживает. Не только человек водит кистью, выводя письмена, но и кисть ведет человека к тому, что таится в прапамяти:

1 Suzuki D.T. Mysticism Christian and Buddhist. L., 1957. Р. 31.

2

2 Это хайку Ирины Новицкой. См.: Хайкумена. Альманах поэзии хайку. Вып. 1. М., 2003. С. 34. Немало интересного вы найдете в этом альманахе, что соответствует иероглифическому его названию - «Страна хайку», и не только в географическом смысле.

3

3 Куропатов В. Сад тишины. Трехстишия. М., 2001.

Кисть встрепенулась -Воспоминаниями Тушь на бумагу легла.

Японцы назовут это «следовать кисти» (дзуйхицу), которой следовали во все времена, не навязывая себя, а предоставляя всему свободу: цветам в икэбана, - каждый цветок сам по себе притягивает к Небу; камни сада расположены свободно, - один оттеняет красоту другого. И это видение доступно русскому сердцу, хотя непросто войти в состояние «не-я», «не-мыслия». И все же:

О! Это небо,

Деревья, травы, цветы -Творенья под сенью Единого!1

А может быть, и не нужно русской душе входить в состояние самозабвения. У каждого народа свой Путь, лишь бы не идти в обратную сторону. Это случается даже с японцами: от правильного порядка (дзюн-гяку) могут повернуть к неправильному (гяку-дзюн), и начинаются невзгоды. В период увлечения Европой, после «открытия дверей», реставрации императорского правления Мэйдзи (1868) в Японии появились ниспровергатели традиций, и хайку утратили глубину: из сферы Неизменного перешли в мир изменчивый. Были такие, что отвергли исконную традицию - следовать времени года, забыв, что могут быть относительны человеческие чувства, но не Чувство Природы. Однако японцы лишь на время могут отойти от исконного Пути, расплачиваясь за отступление дорогой ценой. Поэт-модернист Нацуиси Банъя, родившийся в 1955 г., не может не ощущать того, что ощущали его предки:

Вон там мой разум, в прогалах хлопчатых туч2.

Что уж говорить о поэте и исследователе японской классики Мурамацу Томоцугу (псевдоним Кока), который видит мир глазами хайку, основал журнал «Снег», где уже много лет печатает своих собратьев, живущих в Японии и в иных странах. Для него «сезонное

1 Соболев А. Русское хокку. СПб., 2003.

2

2 Подробнее см. статью Татьяны Соколовой-Делюсиной «Поэзия хайку в Японии в ХХ веке» и ее переводы (Хайкумена. С. 255-223). Пусть не смущает обратная нумерация страниц, это принято у японцев не случайно.

слово» (киги) священно. Вот несколько из «снежного цикла» 1994 г. -«Благие хайку»:

На снегу

Под снежным небом

Люди живут.

На снегу

Под снежным небом

Живет любовь.

На снегу

Под снежным небом

Жизнь прошла...

Не потому ли, что снег ассоциируется с Россией, в любви к которой он признается. «Мой "Символ веры": Я люблю русских. Я думаю, что русские - самая удивительная нация в мире. Из всего, что я прочел за жизнь, меня более всего потряс роман Льва Толстого "Война и мир". В музыке - больше всего люблю Пятую симфонию Чайковского. Думаю, что с романом Толстого "Война и мир" можно сравнить лишь японские хайку»1.

Вот вам и «клиповое сознание»! Что посеешь, то и пожнешь.

Об этом говорит и китайская мудрость.

Путь китайских мудрецов

Мудрость имеет отношение к созерцанию вечного, а знание к действию

Августин Блаженный. О Троице.

12, 14

Изначальный Хаос столь же органичен для западного мышления, сколь его отсутствие для восточного. Как в Китае понимали Изначальное, обусловившее жизнь во Вселенной? За Основу древние китайцы принимают двуединое Тайцзи - Великий Предел или Беспредельное (то самое беспредельное, которое устрашало греков2).

1

1 Я пишу об этом удивительном, но очень по-японски настроенном человеке в очерке «Мурамацу, верящий в Россию». (Григорьева Т.П. Путь японской культуры. М., Альфа-М, 2005. Т. 1. С. 339-356).

2 Пифагору приписывают мысли о том, что «ложь присуща природе беспредельного, бессмысленного и неразумного» (Цит. по: Шестаков В.П. Гармония как эстетическая категория. М., 1969. С. 25).

«И понял я Предел Великий: в нем обе Формы коренятся» (Чжу Си). В Тайцзи инь-ян пребывают в Покое, самопроявляются без вмешательства извне, Кормчего ли, Нуса. Самопроявляются в силу разности потенциала, частотности; инь интровертно, склонно к покою; ян экстравертно, склонно к движению. Греческая модель соотносится с китайской, как два и одно, движение и покой, действие и недействие1. Можно сказать, янское сознание закономерно пришло к признанию Большого взрыва, положившего начало Вселенной, а иньское - к признанию Великого Покоя или Великого Единого (еще одно название Тайцзи). Однако само понятие Великого Предела настолько трудно для постижения, что и высокий ум Чжу Си прозрел его суть спустя более тысячи лет, в Х11 в. Впервые понятие Тайцзи упоминается в Сицы-чжуань.

Инь-ян не могут сталкиваться, как не сталкиваются солнце и луна, день и ночь, тепло и холод. Они присутствуют друг в друге, сообща образуют целое на любом уровне макро- и микромира, клетки и галактики. Эманируя из Великого Предела, инь-ян сохраняет с ним родовую связь. Тайцзи изображают в виде вселенского зародыша, эмбриона: две полуизогнутые половины круга готовы перейти друг в друга; темная точка-инь на светлой половине и светлая-ян на темной свидетельствуют об их нераздельности. Чего-то больше, чего-то меньше, ян поднимается, инь опускается, и наоборот - все как в природе. Инь-ян предназначены друг другу, как вдох и выдох, прилив и отлив. Представьте себе, что было бы что-то одно. Лишь в одной из 64 гексаграмм Ицзина (Книги Перемен) происходит их взаимоотталкивание: ян притягивается к Небу, инь - к Земле и наступает всеобщий Упадок-Пи. Так и называется эта 12-я гексаграмма, знаменуя кризисную ситуацию, разрыв всеобщих связей. И если бы ей на смену не пришла следующая, то наступил бы всему конец.

Развертывается Тайцзи по принципу двойной спирали, изначальная, светлая энергия-юаньци расходится в разные стороны: легкое ян поднимается кверху и образует Небо, тяжелое инь опускается вниз и образует Землю, но связь между ними не прекращается. Инь-ян не могут отпасть друг от друга, как Хаос от Космоса, ибо они взаимопро-ницаемы, взаимообусловлены; то самое «разделение без отделения», которое Чжуан-цзы назвал «жизнью», а христиане - неслиянным и нераздельным единством.

Потому и познавали сущее, не прибегая к анализу и синтезу, не расщепляли одно на два, не нарушая целостную природу, а вникая, наблюдая за тем, что происходит на Небе и на Земле. Недеяние

1 Вспомним Аристотеля: «Что деятельность первее, это признает Анаксагор (ибо ум есть деятельность)... Поэтому первое предпочтительнее» (Соч. Т. 1. М., 1975. С. 125).

(Увэй), невмешательство в процесс самостановления обусловило метод познания, о чем сказано и в древнем комментарии к Ицзину «Сицы-чжунь»: совершенномудрые «поднимали голову вверх, чтобы видеть небесные письмена (образы-сян). Опускали голову вниз, чтобы наблюдать земные знаки (Ли). Так познавали причины явного и скрытого, возникновение и завершение, узнавали причину рождения и смер-ти»1. Во второй части того же комментария сказано: «В Поднебесной разные Пути ведут к одному. Множество размышлений возвращают к Единому. Зачем Поднебесной размышления? Солнце заходит, луна восходит. Луна восходит, солнце заходит. Солнце и луна взаимодви-гают друг друга, и все совершается. Что уходит, сворачивается, что приходит, выпрямляется. То, что сворачивается, и то, что выпрямляется, действуют друг на друга и рождается благое (Ли)... Чистота и Справедливость пребывают в Духе (шэнь)».

Чем же объяснить такую силу проницательности, наблюдая Образы, узнавать Законы, что позволило комментатору Ицзина Чэн И-чуаню (Х1 в.) сказать: «Перемены - это изменчивость, в которой мы меняемся в соответствии с временем, для того чтобы следовать Пути мирового развития. Книга эта столь широка и всеобъемлюща, что через нее мы надеемся встать в правильное отношение к законам нашей сущности и судьбы, проникнуть во все причины явного и скрытого, исчерпать до конца всю действительность предметов и событий и тем самым указать путь открытий и свершений. Да, можно сказать, что авторы ее достигли наивысшего в своих заботах о последующих поколениях»2. Ицзин действительно задал программу на все времена. «В древности совершенномудрые создали (учение) о Переменах, -говорится в комментарии Шогуа-чжуань, - чтобы следовать вселенским заонам (Ли), изначальной Природе (Син). Установили Путь Неба и назвали его Инь-Ян. Установили Путь Земли и назвали Мягкость-Твердость. Установили Путь Человека и назвали Человечность (Жэнь) и Справедливость (И). Соединив три потенции (сань цай), удвоили их. Потому в гексаграмме шесть черт». И Сицы-чжуань акцентирует двуединство: «Движение и покой имеют постоянство» (1, 1). Японцы комментируют: «Когда движение и покой в равновесии, уравновешивается твердое и мягкое»3. С тех пор отношение к Ицзину, расписавшему мировые ситуации, чтобы человек мог вести себя сообразно, не изменилось, разве что вырос к нему интерес во всем мире.

И все же, что позволило рожденным в человеческом облике совершенномудрым заглянуть столь далеко? Не то ли, что их сознание не

1 Соч. кит. классики. Т. 1. С. 486.

2

2 Цит. по: Щуцкий Ю.К. Китайская классическая Книга Перемен. М., 1960. С. 54-55.

3 Соч. кит. классики. Там же. С. 475.

было закрыто (говорят, наше сознание задействовано в лучшем случае на 10%). Их тончайшая энергия-цзин (семенная энергия духа) давала возможность считывать Законы прямо с небес. Мне уже приходилось писать в «Дао и Логосе», что цзин - это тончайшее ци, образующее светила - солнце, луну, звезды; природные явления - ветер, дождь, молнию. В человеческом организме цзин концентрируются в пяти органах: сердце, легких, печени, в желчном пузыре и в почках. Благодаря энергии цзин, говорят даосы, глаза видят, уши слышат, речи разумны, мысли проницательны, если цзин не загрязнены суетными мыслями. Само по себе Цзин, как и великое Дао, изначально прозрачно-чистое, беспримесное, неделимое, целостное (цюань). Потому тот, кто пребывает в покое, в безмятежности, сосредоточивается на Едином, проникает духом до Девятого Неба, где находится самое совершенное Цзин. «Образ Совершенного цзин никто не призывает, он сам приходит, -сказано в 6 главе "Хуайнань-цзы", - никто ему не приказывает, он сам уходит. Глубокая, глубокая тьма. Кто здесь творит - неизвестно, а все само по себе совершается».

Так как эти Цзин отвечают за самое существенное в мире и в человеке, - чтобы светила светили и органы не бездействовали, - они и не могут с чем-либо смешиваться, потому их и называют «прозрачной чистотой» (цин цзин). И потому кто следует Дао, возвращается к прозрачной чистоте, следует Недеянию. «В покое пестует свою природу, в безмолвии определяет место разуму - и так входит в Небесные врата. То, что называю небесным, - это беспримесная чистота, безыскусственная простота, изначально прямое и белоснежно-белое, то, что никогда ни с чем не смешивалось. То же, что называется человеческим, -это заблуждения и пустые ухищрения ума, изворотливость и ложь, которыми пользуемся, чтобы следовать своему поколению, общаться с пошлым миром». И дальше, во 2 главе «Хуайнань-цзы» говорится о том, что же разрушает Цзин: «Тот, у кого разум преступает границу, говорит цветисто; у кого благо (дэ) выходит из берегов, - поступает лживо. Совершенное цзин погибает внутри, а обнаруживается это в речах и поступках. И тут неизбежно тело становится рабом вещей. Тот, чьи поступки лживы, заставляет свои частицы цзин устремляться вовне. Но частицам цзин есть конец, а поступки не имеют предела, и потому волнуется сердце, замутняется разум, корень приходит в смятение».

Обладая Цзин, мудрецы древности, где бы ни жили, прозревали беду, подстерегающую человека: «Сон разума рождает чудовищ». Ап. Павел наставлял: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим. 12, 2). Русские мыслители, семья Рерихов в лихую годину предупреждали о том же. Но утратившие цзин утратили способность видеть и слышать - инстинкт жизни.

В суете и корысти разрушается тонкая энергия, питающая сердце и разум. (А потом удивляются, почему все идет не туда, и ждут возмездия, «конца света».)

Если разрушается тонкая энергия, разрушается и плотная, сама материя. Если в опале дух, страдает тело. Если в Цзин - Истина и Искренность, как говорит Лаоцзы, то отступая от Истины, уничтожают «семена» жизни1. Если люди перестали быть искренними, из страха ли из равнодушия, то погибают те «семена», благодаря которым работает сердце и разум. Цзин предназначены каждому человеку, у каждого - пять органов чувств, и значит, каждому дана от рождения тончайшая духовная энергия и нужно лишь не замутнять ее ненужными хлопотами. «Все боги живут в человеческой груди, - говорил Блейк, - и не стоит им досаждать».

Истинная реальность предсуществует в мире неявленном. «Дао -скрытое, неясное. В неясном, скрытом существуют Образы. В скрытом, неясном существуют вещи (материальное и духовное нераздельны. -Т.Г.). Глубинно-прекрасное, сокровенное - внутри Семена (Цзин). Эти Цзин и есть сама Истина (Чжэнь). В ней - Искренность (Синь). С древности и поныне их имена не проходят. От этого узнаем о причине вещей» (Даодэцзин, 21). Значит, человеку не нужно вмешиваться в процессы, навязывать себя Вселенной, малое большому, а нужно следовать Пути. Тогда человек, забывший о себе или о своем ничтожестве, достигнет наивысшего, станет вровень с Небом и Землей, как существо, наделенное высочайшей интуицией, доступной искренности.

Предсуществуют не только Образы вещей, но изначальная Искренность, без которой ничто состояться не может. Об этом не раз говорится в учении о Середине («Чжун юн», IV в. до н.э.): «Искренность - Дао Неба. В стремлении к Искренности - Дао человека. Достигшему Искренности все доступно; не мудрствуя, пребывая в покое, он сливается с Дао Срединности. Таков совершенномудрый... Искренний - просветлен, просветленный - искренен... Искренность -начало всех свершений, без Искренности - ничто не может состоять-ся»2. Не только Искренность предсуществует в Надформенной сфере

1

Интересно сопоставить с тем, что понимали под «семенами»-гомеомериями греки. Аристотель оспаривал Анаксагора: «Нелепо утверждать изначальное смешение всех вещей - и потому, что они в таком случае должны были бы ранее сущестовать в несмешанном виде; и потому, что от природы не свойственно смешиваться чему попало с чем попало» («Метафизика». 1, 8). Аристотель возлагал надежды на Ум, Деятельность, потому предпочел «универсальному семени» (spermata) качественно однородные гомеомерии, нуждающиеся в участии Разума. Ум-Нус, по Анаксагору, «беспределен и самодержавен и не смешан ни с одной вещью... он не мог бы ни над одной вещью властвовать, подобно тому, как он властвует, будучи один и сам по себе» (Цит. по: Рожанский И.Д. Анаксагор. М., 1983. С. 133). Дао же ни над кем не властвует, и все само по себе организуется (цзыжань).

2 Чжаны 20, 21, 25 (чжан - единица текста). См. разные варианты переводов и толкований в книге: Конфуцианский трактат Чжун-юн. М., 2003.

Небытия, но и то, что человек стал называть «культурой», сама Вэнь -письмена, ниспосланные Небом (Тянь-вэнь). Можно прочесть об этом у мастера Лю Се (465-522): «Начало письмен человеческих - вэнь исходит из Великого Предела», т.е. первоистоки словесности лежат за гранью бытия. Словно куколка будущей прекрасной бабочки, расцвеченной самыми немыслимыми узорами, идея литературы, по мнению Лю Се, уже пребывала в своем коконе - Великом Пределе, когда мир как таковой еще не существовал и таинственный механизм дао только еще ждал первоначального импульса, чтобы начать «развертку» мира1. Остается сказать, что этим первоначальным импульсом были инь-ян, затаенные до поры до времени в Тайцзи. «Тогда Инь-Ян пребывали в покое, в равновесии; покой и движение сменяли друг друга и четыре времени года шли своим чередом. Ни одна вещь не ущемлялась, ни одно живое существо не уходило преждевременно... Все пребывало в полном Единстве, следуя своей природе» (Чжуан-цзы. Гл. 17).

В гексаграммах Ицзина прерванная черта, иньская, чередуется с целой, янской, характеризуя наступающую ситуацию и показывая человеку, как вести себя, чтобы не попасть впросак. Не чувствующий Перемен отпадает от Пути и обрекает себя на страдания. Только две первые гексаграммы Ицзина состоят из шести целых, янских черт, знаменуя чистое Творчество (Цянь) и шести прерванных, иньских, знаменуя чистое Исполнение (Кунь). Остальные 62 гексаграммы состоят из смешанных черт: где больше иньского начала, где янского, и человек должен сообразно вести себя, не удваивая инь или ян, ибо их чрезмерность приводит к вырождению, всякого рода напастям, как в человеческом организме, так и в Поднебесной. Зато первые две гексаграммы, чистое Ян и чистое Инь, реализуются в совершенном человеке, для которого между высшим Творчеством и высшим Исполнением нет разницы. Совершенный человек не противопоставляет одно другому, не нарушает Срединный Путь, Путь Справедливости, становится Триединым с Небом и Землей.

Помимо Человечности и Справедливости изначальная Природа-Син, согласно традиции, включает Благожелательность-Ли, Искренность-Правдивость-Синь и Мудрость-Чжи - все «пять посто-янств» (у чан), пять извечных свойств человека, но проявляются эти качества у пробужденного, пребывающего в безмятежности: «Достигни предельной Пустоты, утвердись в Покое, и все будет само собой совершаться. Сможешь созерцать возвращение вещей... к своему истоку. Возвращение к истоку назову Покоем - велением Неба. Возвращением к велению Неба назову Постоянством (Чан). Знающий Постоянство -Просветлен. Не знающий Постоянства своим неведением творит злое

1

1 Лисевич И.С Литературная мысль Китая. М., 1979. С. 19.

(сюн). Знающий Постоянство - терпим. Терпимый - справедлив», -говорит Лаоцзы в 16 чжане Даодэцзина, а в 55-м добавляет: «Знание Гармонии (Хэ) назову Постоянством. Знание Постоянства назову Просветленностью (Мин)». Собственно, хэ часто переводят как «гармония», но это не то, что принято понимать под «гармонией», не симметрия, правильная пропорция, а правильная уравновешенность сторон, не фигура, а процесс, сбалансированность, пульсация, наподобие сердечного ритма.

В первом чжане учения о Середине сказано: «Срединность (Чжун -Центр) - великая Основа Поднебесной. Равновесие (Хэ) - совершенный Путь Поднебесной», - Путь преображения. Благодаря Центру две стороны, Инь-Ян, находятся в подвижном равновесии, удерживая мир от распада. Потому недвойственность, непротиводействие одного другому ставилось во главу угла. Если инь-ян не уравновешены, скажем, чрезмерное ян или чрезмерное инь, то они превращаются в разрушительную стихию. Если в Индии принцип адвайта (не имеющий подобного) понимается как абсолютное отрицание двойственности: существует лишь одна Реальность, назови ее Брахман или Атман, - то в Китае иначе. Китайская традиция признает две реальности: явленную и неявленную. С этого начинается Даодэцзин: «Явленное Дао не есть постоянное Дао». И в буддизме существует представление о двух истинах: абсолютной, неизменной и относительной, изменчивой. Два аспекта единого Сознания или Разума Будды: разум Татхаты или подлинная природа вещей, и разум, омраченный неведением, авидь-ей (помраченное сознание)1. Помраченное сознание видит одно и не видит другого, принимает видимый мир за истинно-сущий, потому и впадает в бесконечные заблуждения.

Однако и помраченный ум призван к Просветлению, о чем напоминают буддологи: «Жизнь простых смертных управляется неведением (авидья), которое является оборотной стороной праджни, а не просто отсутствием этого качества. Это отдельный элемент, который, вероятно, действительно присутствует в каждом обычном человеке наряду с его дремлющей способностью мудрости. Но это (неведение) не постоянное свойство: оно может быть подавлено (ргаЫпа) и совершенно выброшено из потока сознания, которое делается тогда чистым

1 В «Дао физики» Ф.Капра определяет авидью как беспокойное сознание, порождающее множественность: «Вследствие своего невежества мы пытаемся разделить воспринимаемый нами мир на отдельные и самостоятельные части, и таким образом воплотить текучие формы реальности в фиксированных категориях мышления. До тех пор, пока мы рассуждаем так, нас ждет разочарование за разочарованием». И приводит последние слова Будды: «Разложение - удел всех составленных вещей. Настойчиво трудитесь» (Капра Ф. Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. СПб., 1994. С. 81, 82).

или безгрешным (агуа)»1. И это обнадеживает, ибо неведение, непонимание происходящего рано или поздно приводит к катастрофе, которые бывали и раньше, но эта может стать последней для человечества. Спасение возможно потому, что авидья безначальна, но конечна, в отличие от изначальной Просветленности. Признавая нерожденность и неразрушимость истинной природы (свабхава), буддисты предлагают следовать Пути очищения сознания, чтобы сделать его абсолютно чистым, сострадательным.

В XI в. сунские ученые заострили внимание на двойной природе сущего: в каждой вещи есть две природы, первичная, изначальная природа (Син) Неба и Земли (тянь ди чжи син) и вторичная, явленная в форме (цичжи чжи син). В своей первой природе все вещи едины, во второй - различны. Цель того, кто следует Пути, - восстановить изначально благую природу. По сути, нет того, что не имело бы предрасположенности к Божественному и человеческому. И эволюция бывает двух родов: на физическом плане и на духовном, опасно их не различать. Существует и два хаоса, разрушающий и созидающий; последний синергетики возвели в закон становления: благодаря хаосу идет структурное обновление мира. Казалось бы, и у греков всего по два, но между двумя иной тип отношений: борьба противоположностей -у одних, и отсутствие борьбы, закона противоречия - у других. Для китайцев Уравновешенность - Хэ совершенный Путь Поднебесной.

Если функциональная асимметрия - закон Целого, то не могут быть подобны и страны Востока. Когда-то я предложила три модели. Белое или черное - западноевропейская: предельно динамичная, взрыв одной структуры и замена ее другой; соответственно, 4 первоэлемента, квадрат. Белое станет черным, и наоборот - умеренно динамичная модель инь-ян: круг Тайцзи с двумя полуизогнутыми половинами, соответственно - 5. (В способности к сбалансированию причина устойчивости китайской системы, почти не изменившейся за тысячелетия.) И индийская - белое и есть черное, и наоборот; нединамичная или внутренне динамичная; пустой круг, соответственно, шестерка: 5 первоэнергий + Сознание. Но невозможно говорить о преимуществах какого-то пути, каждый органичен для своего народа, его традиционного уклада и его предназначения в общем движении народов к Единому. Не зная Великого Предела, греки не захотели вовремя повернуть вспять. Всякая же односторонность конечна, и та цивилизация, которой они положили начало, теперь вынуждена искать Равновесия (Хэ), судя по интересу к китайским учениям2.

1 Щербатской Ф.И. Избранные труды по буддизму. М., 1988. С. 208.

2 Впервые я писала об этом: Махаяна и китайские учения (попытка сопоставления) (Изучение китайской литературы в СССР. М., 1973).

Сингулярное Ли

В индивидуальности заключена вся тайна бытия.

Вильгельм фон Гумбольдт

В Тайцзи, где «обе Формы коренятся», два должны иметь единый центр, чтобы не отпасть друг от друга, не превратиться в две половины. Роль центра, соединившего небесное и земное, выполняет вездесущее Ли, которое переводится не соответствующим ему словом «принцип». Для нашего сознания непривычно видеть в единичном Единое, но для китайцев, признающих двойную природу сущего, Ли - внутренняя форма, душа вещей, индивидуально и всеобще; это потенция целого. Без Ли вещь не может состояться, это ее изначальная программа, которая со временем должна осуществиться. Ли позволяет каждому человеку стать самим собой, - то, что в нем неизменно и неповторимо. Именно потому, что никакое Ли на себе не замкнуто, отражает Ли извечное, т.е. единичное не может осуществиться вне Единого. В учении о Середине сказано: «Изначальная Природа (Син) и есть Ли». Иначе говоря, нельзя быть свободным при несвободе других. Если Ли есть внутренняя сущность, «Божья искра», душа каждого, то человеку предстоит заглянуть в себя, чтобы узнать себя, не принять за другого, такого, как все. Поэтому следующий Пути очищается от вторичной, эгоцентрической природы ради выявления своего Ли, чувства всепричастности.

Энергия Ци - это металл, дерево, вода, огонь, по определению Чжу Си. Ли - это Человечность, Справедливость, Благожелательность, Мудрость1. (Он не упоминает Искренность, как само собой разумеющуюся, - тот самый Центр, без которого не реализуются остальные Постоянства.) Вторичная же природа бывает более и менее светлой, но далекой от совершенства. По учению Чжу Си, весь одушевленный мир обусловлен Ли, которое у каждого свое и у всех одно: в Тайцзи заложены Ли всех вещей. От Ли зависят не только природные явления и отношения людей, но и саморазвитие каждой сущности, устремленной к реализации изначального праобраза2. А в III в. Хан

1

1 Здесь уместно вспомнить опасения японского автора Х1Х в. Охаси Дзюндзо, что наука Запада, проникающая в Японию, нанесет ущерб их морали: разделяя методом анализа Ци, она разрушает Ли. Потому их учения свели на нет «Человечность, Долг - Справедливость, Искренность и Верность».

2 А.Уотс в книге «Дао Воды» дважды упоминает в связи с категорией Ли имя Петра Кропоткина: «Принцип "взаимного возникновения" гласит, что, если предоставить всему следовать своим путем, во вселенной воцарится гармония... В политической сфере этот принцип может быть проиллюстрирован "кропоткинской анархией" - теорией, которая утверждает, что если людей оставить в покое и позволить им делать все, что они пожелают, они последуют своей природе... и тогда общество упорядочится само собой» (с. 80).

Фэй-цзы говорил: «Дао - это то, благодаря чему все вещи Таковы, благодаря которому все Ли согласуются. Ли - это образ целостной вещи. Благодаря Дао все целостно, потому что содержит в себе Ли. Благодаря Ли каждая вещь не похожа на другую, но Дао приводит все Ли к согласию»1. А век спустя чаньский мастер Дао-шэн уточнил: «Будда - это Дао, Закон-Ли, изначальная Природа».

Итак, Ли пребывает внутри, человеку дана возможность реализовать его, настроив свое сердце в лад с небесной волей, с ритмом Дао. Известно, что к китайским учениям проявлял большой интерес немецкий мыслитель Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716). Если его «Монадология» (1714 г.) и не написана под влиянием Ли, то имеет с этой традицией немало общего. Не потому, что один мыслитель испытал влияние другого, а потому что таков Закон: сознание самоорганизуется в процессе движения к Истине. То, что открылось Лейбницу, до сих пор не утратило своего значения, как причастное Истине. «Монадология» явление знаковое: преодолеваются архетипы, унаследованные от греков, в частности понимание части-целого, изначального Хаоса. (Похоже, Лейбниц заложил основы того мышления, которое в наше время называют «голографическим», предваряющим квантовую теорию.)

Итак, попробуем разобраться, что объединяет Ли и монаду и что различает. Монада, согласно Лейбницу, «простая субстанция, которая входит в состав сложных, простая - значит не имеющая частей»2. Монады можно назвать энтелехиями, ибо они имеют в себе известное совершенство, которое делает их источником их внутренних действий. Но «в Боге эти атрибуты безусловно бесконечны и совершенны, а в монадах сотворенных, или в энтелехиях, это лишь подражания, в той мере, насколько монады имеют совершенство» (48). (В этом, конечно, различие, обусловленное христинской верой: Ли не сотворены, извечны, присутствуют в неявленной форме в Дао, в Тайцзи.) Вместе с тем каждая монада представляет всю Вселенную, устроенную в совершенном порядке. «Таким образом, во Вселенной нет ничего невозделанного, или бесплодного: нет смерти, нет хаоса, нет беспорядочного смешения» (69). Поэтому нет ни полного рождения, ни совершенной смерти: «то, что мы называем рождениями, представляет собой развития и увеличения, а то, что мы называем смертями, есть свертывания и уменьшения» (73). (И это напоминает не только Эмпедокла, но и Перемены Ицзина.) Потому не только неразрушима душа (зеркало неразрушимой Вселенной), но и само живое существо. «Душа следует

1 Цит. по: Fung Yu-lan. A History of Chinese Philosophy. L., 1952. V. 1. Р. 177.

2

2 «Монадология» Лейбница и отрывки из других работ цит. по: Антология мировой философии. М., 1970. Т. 2. С. 450-486.

своим законам, тело - также своим; и они сообразуются в силу гармонии, предустановленной между всеми субстанциями, так как они все суть выражения одной и той же Вселенной» (78). По закону гармонии «вещи ведутся к благодати собственными путями природы» (88).

В предисловии к «Новым опытам о человеческом разуме» Лейбниц говорит о предсуществовании (о семенах вечности), отвергая идею души как чистой доски (tabula rasa), на которой ничего не написано, по мнению Аристотеля. Если все предсуществует, порядок задан, значит, можно говорить о «предустановленной гармонии». Если существует «предустановленная гармония», значит, нет места изначальному Хаосу. С одной стороны, Лейбниц признает непрерывный процесс жизни, с другой убежден в неповторимости каждой монады. (И Дао одновременно непрерывно и точечно, самопроявляется в Ли: «Одно во всём и всё в Одном».) Не во всем соглашаясь с Аристотелем, Лейбниц разделяет веру Платона в предсуществование идей и апостола Павла в Закон Божий, написанный в сердце человека.

Шел непрерывный процесс наращивания знаний - по горизонтали, накопление информации, но время от времени происходил прорыв по вертикали, по закону небесного притяжения (количество переходит в преображенное качество). Лейбниц верил в восхождение душ, наделенных своей энтелехией, к духу. Совокупность духов и составляет «град Божий», что и позволяло ему верить в «универсальную культуру человечества». Признавая вечные законы разума, Лейбниц сомневается во всесилии опытного знания, на которое опирается наука: «Животные - чистые эмпирики и руководствуются только примерами»1. Существует нечто в бесконечности, та связь, в которой находится каждое существо со всей Вселенной. «По моему убеждению, в силу метафизических оснований все во Вселенной связано таким образом, что настоящее таит в себе зародыш будущего»2 (идея, акцентируемая в синергетике). Близка современной науке и голографическая структура: Ли - одновременно и центр и окружность, поскольку он есть круг, центр которого в каждой точке. «Китайцы, наделяя Ли совершенной цельностью, не считают, что оно способно делиться. Ли можно рассматривать как первую форму, т.е. как душу мира, а самостоятельные души являются всего лишь ее модификациями»3.

У Лейбница были основания говорить о преждевременности своих идей: «Я горжусь тем, что у меня есть несколько идей истинной философии, но наше столетие еще не способно их понять». Можно доба-

1 Антология мировой философии. Т. 2. С. 466.

2 Там же. С. 484.

3

3 См.: «Рассуждения Лейбница о религии и философии в Китае» в переводе и с комментариями В.Яковлева (Вопросы философии. 1999. № 12. С. 96, 97, 115).

вить, что и в наше время его идеи не проникли глубоко в сознание, не осмыслены теми, кто не сумел соединить логику и интуицию, или две истины, по выражению Лейбница: «Есть также два рода истин: истины разума и истины факта. Истины разума необходимы, и противоположное им невозможно; истины факта - случайны, и противоположное им возможно» («Монадология», 33). И это приходится доказывать в наше время, хотя много веков назад о двух истинах говорили и буддийские мудрецы и китайские.

Итак, если Чжун-Срединность призвана гармонизировать отношения, то не могло не появиться понятия Центра-Ли, внутренней формы или неповторимой сущности каждого существа. Ли индивидуально и всеобще, не извне даровано, а произрастает изнутри, самозарождает-ся в Тайцзи и претворяется в жизни. Этот тип связи, который можно передать словами третьего патриарха буддизма чань Сэн Цаня -«Одно во всём и всё в Одном», не поддается линейному мышлению, формальной логике1. Не имея представления о традиционной структуре мышления, невозможно понять постулаты китайских мудрецов. Особенность этой структуры в том, что все существует не столько в последовательном порядке, сколько в параллельном, одновременном, не только взаимочередуется, но и взаимопроникается, со-возника-ет. В качестве образца нередко приводят Аватамсака сутру (Сутра о величии Цветка), где мир - огромная сеть, украшенная драгоценными камнями, притом так, что каждая драгоценность отражает все остальные. Тела всех живых существ, сказано в Сутре, входят в одно тело (тело Будды - Дхарма-кая), из одного тела исходят. Все слова и звуки входят в одно слово и один звук, а одно слово и один звук входят во все слова и все звуки. Все три мира (прошлое, настоящее и будущее) входят в один мир, а один мир входит во все миры.

В этой сутре Будда сказал о взаимной связи всего, притом что каждая сущность остается самой собой, ибо цель Пути - не нарушая природу отдельного, приобщать к Единому. Лишь индивидуально завершенное способно к истинному единству. Не замыкаясь на себе, нечто может состояться, достигнув полноты, стать единым с другим. Достигшее целостности не посягает на свободу другого. Все сообщается между собой: «Одно во всём и всё в Одном», и потому, нанося вред другому, вредишь себе; спасая себя, спасаешь всех, говорят буддисты.

1 В «Доверяющем разуме» Сэн Цаня сказано: «Совершенный Путь подобен бездне, где нет недостатка и нет избытка. Лишь оттого, что выбираем, теряем его. Не привязывайтесь ни к чему внешнему и не живите во внутренней пустоте. Когда мир покоится в единстве, двойственность сама собой исчезает» (Essays in Zen Buddhism by D.T.Suzuki. N. Y., 1961. Р. 197). И разве это не перекликается с Дао А.Уотса: «Если вы не доверяете Природе и другим людям, значит, вы не доверяете себе. Если вы не доверяете себе, значит, выпадаете из всей природной системы. Вы и Природа - один и тот же процесс. Это и есть Дао» (Watts А. Dao: The Watercours Way. N.Y., 1975. Р. 32).

Не случайно автор «Дао физики» Ф.Капра несколько раз обращается к образу Аватамсака сутры, называя ее душой буддизма Махаяны. «Основная тема "Аватамсаки" - единство и взаимосвязь всех предметов и явлений. Это представление не только составляет основную сущность всего восточного мировоззрения, но также является одним из основных элементов мировоззрения современной физики»1. Но это доступно лишь просветленному, ссылается Капра на мнение Судзуки: «Можно осознать значение "Аватамсаки" и ее философию только в том случае, если мы однажды достигнем состояния, в котором наше "я" полностью растворяется, и исчезают разграничения между телом и сознанием, субъектом и объектом»2. Под «я» имеется в виду внешний, частичный человек, то самое эго, которое препятствует свободе, доступной целому, внутреннему человеку. Мысль эта - о части, подменившей Целое, - чрезвычайно важна для автора. «Раздробленность распространяется и на общество, которое мы делим на нации, расы, религиозные и политические группировки. Уверенность в том, что все эти осколки - в нас самих, в нашей окружающей среде и в обществе - действительно не связаны между собой, можно рассматривать как основную причину целого ряда социальных, экологических и культурных кризисов современности... Картезианское разделение и механистическое мировоззрение были благотворны для развития классической механики и техники, но во многом отрицательно воздействовали на нашу цивилизацию»3. По мнению автора, есть два пути в современной физике: «первый ведет к Будде, второй - к Бомбе, и каждый ученый сам волен выбирать свой путь»4.

Итак, Ли - то, что позволяет быть единым, не теряя себя; выполняет функцию Центра, звена, соединяющего Небо и Землю. Все сообщается между собой благодаря способности энергии к резонансу через соответствующие центры. Потому и сравнивают Ли с энтелехией каждой вещи, ее предназначением: оставаясь самой собой, она служит благу всего. Именно потому, что не сосредоточена на себе, следуя Вселенскому Дао. Таков Дао-человек: проницая Великий Предел, становится вровень с Небом и Землей. Потому и называют Тайцзи вместилищем всех Ли, олицетворением Пути к Свободе. Если следуют своему Ли, то пребывают в гармонии, сообщаясь с другими Ли в едином поле Дао. Это обусловило традиционную картину мира, в сущности, мало отличную от буддийской.

1 Капра Ф. Дао физики. Исследование параллелей между современной физикой и мистицизмом Востока. С. 85.

2 Там же. С. 149.

3 Там же. С. 18.

4 Там же. С. 7.

По характеристике Юрия Рериха, в буддизме Махаяны сосуществуют два структурообразующих начала: «прерывность» и «непрерывность», или «точечное» (корпускулярное) и «линейное» (волновое). Они комплиментарны, присущи одному и тому же. Соответственно, сознание - это мгновенное проявление океана бессознательного, притом что в каждом моменте присутствует весь временной ряд - прошлое, настоящее, будущее. Каждое мгновение-кшана есть сжатая Вселенная и сжатая вечность. Время и пространство так же недуальны, присутствуют друг в друге. Весь круг жизнедеятельности возникает одновременно1. Стоит ли удивляться, что открывший закон дополнительности датский физик Нильс Бор находит подтверждение своим идеям на Востоке, призывая обратиться к философским проблемам, «с которыми уже столкнулись такие мыслители, как Будда и Лао-цзы, когда пытались согласовать наше положение как зрителей и как действующих лиц в великой драме существования»2. Как истинный ученый, он не мог не касаться сферы человеческой культуры: каждая культура «представляет собой гармоническое равновесие традиционных условностей, при помощи которых скрытые потенциальные возможности человеческой жизни могут раскрываться так, что обнаружат новые стороны ее безграничного богатства и многообразия»3. То есть и национальные культуры принципиально дополнительны, не достигая сходства, притягиваются друг к другу.

Естественно, картина мира, где все согласуется, не теряя себя, не могла не сказаться на законах искусства. «Пейзажная живопись возникла в Китае задолго до ее появления в Европе, - напоминает Уотс, -именно благодаря порядку ли... которое следует понимать как органический порядок, отличающийся от механического или юридического порядка, который сверяют по книге. Ли - это несимметричный, неповторяющийся и нерегулируемый порядок, который мы обнаруживаем в структуре движущейся воды, в очертаниях деревьев и облаков, в кристаллах изморози на оконном стекле или в камнях, разбросанных по песчаному берегу моря»4. (Ср. фракталы синергетиков.) Естественно, если мир - единый живой организм, где все самоорганизуется, к нему неприложим метод анализа и синтеза. Целостная картина предполагает целостный подход, невторжения в живую Природу. Целостный метод познания даосы называли Недеянием. «Мудрец вдыхал и выдыхал эфир инь-ян, а вся масса живого ласково взирала на его благое дэ,

1

1 См.: Рерих Ю.Н. Буддизм. Философская энциклопедия. М., 1960. Т. 1. С. 197.

2

2 Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961. С. 35.

3 Там же. С. 49.

4 Уотс А. Дао - Путь Воды. Киев: София, 1996. С. 83.

чтобы следовать ему в согласии, - сказано во 2 главе "Хуайнань-цзы". В те времена никто ничем не руководил, ничего не решал, в скрытом уединении все само собой формировалось. Глубокое-глубокое, пол-ное-полное. [Первозданная] чистота и простота еще не рассеялись. Необъятная эта ширина составляла одно, а тьма вещей пребывала в ней в великом согласии. И тогда хоть и обладали знанием Охотника, его негде было применять».

Но тысяча лет прошла, а отношение к знанию или его добыванию не изменилось, хотя многое переменилось в жизни людей. У Чжу Си в комментарии к «Великому Учению» тот же ответ: знание приходит, если приведешь свое сердце в созвучие с сердцем другого. «Чтобы создать в себе знание, следует приникнуть к вещи и постигнуть ее закон. Ибо у человека есть духовное знание его сердца, у вещей Поднебесной - их закон... Когда усилия будут приложены в течение долгого времени, в один прекрасный день всё в вещах - их лицевая сторона и обратная, тонкое в них и грубое - всё, как озаренное светом, станет ясным для нашего сердца и в своей сущности... и в своем проявлении»1.

Иная участь постигла западную методику, не только научную, но и художественную. В качестве примера хотелось бы привести размышления Павла Флоренского о прямой и обратной перспективе или об отсутствии внутренней устремленности у художников, нарушивших Срединный Путь, закон равновесия. Казалось бы, в «Обратной перспективе» Флоренский ведет речь о принципах живописи Средневековья, утраченных современным человеком, но фактически говорит о несвободе, пребывая в которой человек теряет себя. В средневековом искусстве «нет пространственного единства, нет схемы эвклидо-кантовско-го пространства, сводящейся, - в пределах живописи, - к линейной перспективе и пропорциональности». При этом предполагается, что никаких форм в природе не существует, ибо вообще «не существует никаких реальностей, имеющих в себе центр и потому подлежащих своим законам». (То есть то, что китайцы имели в виду под внутренним центром - Ли, а если нет центра, то нет и самостоятельной сущности. Кстати, о. П.Флоренский отмечает, что у китайцев отсутствует прямая перспектива, как она отсутствует и в иконописи.) Прямая перспектива предполагает однородность пространства, его бесформенность, - «отрицает и природу и человека», признавая лишь «пассивный материал для заполнения схем».

Одномерное мышление, замыкающее человека, зауживает не только сознание, но выворачивает наизнанку жизнь. «Есть только два отношения к жизни - внутреннее и внешнее, как есть два типа

1 Цит. по: Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1972. С. 190.

культуры - созерцательно-творческая и хищнически-механическая». (Последняя привела к отрицанию культуры как таковой, к замене ее зрелищем, устрашающим человека, не утратившего инстинкт самосохранения.) Потому Флоренский и ратует за «обратную перспективу», внутреннюю цельность в едином духовном поле. Сторонники прямой перспективы видят лишь одну, «монархическую точку» - местопребывание самого художника, точнее - «оптический центр его правого глаза». Этот «царь и законодатель природы - мыслится одноглазым как циклоп, ибо второй глаз, соперничая с первым, нарушает единственность, а следовательно, абсолютность точки зрения». Правый глаз и объявляется «центром мира». Притом это «глядение (правым глазом) не сопровождается ни воспоминаниями, ни духовными усилиями». Поистине, каков человек, такова и жизнь. Мир воспринимается как «нерасторжимая и непроницаемая сеть канто-евклидовских отношений, имеющих средоточие в Я созерцателя мира, но так, чтобы это Я было само бездейственным... неким мнимым фокусом мира - субъективность, сама лишенная реальности»1.

Такова конечная точка антропоцентризма: всякий надуманный центр не может найти себе места; содрогаясь от неуместности, теряет последние силы и сбивает других с Пути. Притом, именно правый глаз доминирует, и он связан с левым, рациональным полушарием; но левое не может обойтись без правого. Отпавшие друг от друга инь-ян, - правое и левое полушария - неминуемо саморазрушаются. Но может ли однополушарный творить красоту, культуру, сопричастную Логосу, а в них последняя надежда.

Русские философы предчувствовали беду. Евгений Трубецкой предупреждал, к чему приведет вырождение культуры: когда биологизм возводится в принцип, происходит отречение от всего человечного, что было в человеческой культуре.

Но человек не смог подняться над собой и получил две кровавые войны и революции, подорвавшие его веру в смысл жизни. Возвышенные идеи, подвиг самопожертвования не меняют дела, если человек себе не принадлежит. Неизбежно настигает кара - Содом и Гоморра.

Итак, вернемся к китайским учениям о мире и о себе. Ничто не исчезает, со-существует, со-возникает (сян шэн); пребывая в невидимой форме, воздействует на текущие события и поступки людей. Все Ли уже пребывают в Тайцзи, как пребывает в нем изначальная Природа, «пять энергий», «пять постоянств», моральных свойств, присущих не только человеку, но лишь человек в состоянии осознать

1 Флоренский П.А. Обратная перспектива //Труды по знаковым системам. № 3. Тарту. 1967. С. 389-409.

и претворить их. По закону Дао одно не может существовать за счет другого. Структурирующим началом для китайцев была не четверка, порождающая прямые углы, крутые повороты, а пятерка - символ подвижного круга - при наличии единого Центра. В пределах круга происходило вращение первоэнергий - в благоприятном порядке взаимоподдержки, в неблагоприятном взаимопреодоления, но не уничтожения (как у греков: «Огонь живет смертью земли, воздух живет смертью огня, вода живет смертью воздуха, а земля - смертью воды» (Гераклит. В76). Ни одна из энергий не главенствовала, но все располагались вокруг Центра-Земли, сменяя друг друга в прямом и обратном порядке. Если наступала янская эпоха, время Огня, то нужно было вести себя сообразно, умеренно, в иньском духе, чтобы не удваивать ян и не спровоцировать огненную стихию. Об этом Книга Перемен.

По описанию знатока Ицзина сунского ученого Чжоу Дуньи (XI в.): «Беспредельное, и вслед за тем - Великий предел. Великий предел движется и рождает ян, в своем движении доходит до предела - и успокаивается, успокаиваясь же, он рождает инь. Когда покой доходит до предела, вновь возникает движение. То движение, то покой, - они коренятся друг в друге... Ян превращается, а инь гармонирует с ним, и они рождают воду, огонь, дерево, металл и землю. [Эти] пять ци располагаются в порядке, и тогда устанавливаются четыре времени года.... Два ци отзываются друг на друга, и в их превращениях рождается десять тысяч вещей. Десять тысяч вещей постоянно рождаются, и превращения их неисчерпаемы»1. И все это покоится в Тайцзи, потому и называют его Великим Единым, отождествляют с Сердцем-Разумом и с Духом: «Дух собирается в сердце, ци собирается в почках, формы собираются в голове. Формы и ци сменяются, а главное для них - дух. ...Дух - это главное в человеке. Во время сна - он в селезенке, во время же крепкого сна - он в почках. Во время бодрствования - он в печени, во время же сосредоточенного бодрствования - он в сердце»2.

Дао-человек, пребывающий в Центре, сообщается с Духом-Шэнь. Забыв себя внешнего, находит себя внутреннего, истинного человека; достигает наивысшего, вселенского милосердия. Потому Лаоцзы и начинает 21-й чжан словами «Великое Дао и есть великое Дэ» - свершение человека, который ничему не противостоит, но все ведет к Благу (Шань). А Чжуан-цзы скажет: «Небо и Земля родились одновременно со мной; мир и я - одно целое. Поскольку мы - целое, можно ли что-то еще сказать? Поскольку уже сказано, что мы целое, можно ли еще что-то не сказать?» (гл. 2). И это сопоставимо с откровением немецких

1 См.: Калкаев Е.Г. Категория «Великий предел» в философии Шао Юна // Человек и духовная культура Востока. М., 2000. С. 86-87.

2 Там же. С. 96.

мистиков, таких как Мейстер Экхарт: «...я сам есть своя первопричина, источник своего вечного и временного бытия. Таким я родился; и поскольку жизнь моя проистекает из вечности, я никогда не умру. Сама природа вечного рождения такова, что я есмь ныне и присно и во веки веков... Я был первопричиной себя самого, равно как и всего остального»1.

Ли, сущность вещи, то, что делает ее такой в буддийском понимании - в ее подлинности, таковости. Наверное, не без влияния буддизма сунские ученые сосредоточились именно на Ли, неповторимой душе каждой вещи. Если энергия Ци всеобща, имеет градацию - более тонкая, более грубая, но не имеет индивидуального лица, то Ли индивидуально и всеобще, и в этом тайная сила его притяжения. Не зная Великого Предела, Запад пришел к крайним формам индивидуализма, который вместо свободы породил чувство отчаяния и бездомности. Иначе и быть не могло: всякая замкнутая система подвержена энтропии, саморазрушается.

В предчувствии надвигающейся катастрофы мысль обостряется, приходит осознание того, что не человек продиктовал Вселенной ее законы, а она диктует ему правила поведения и метод мышления, многомерную логику. И нет другого выхода, как понять эти законы и действовать в согласии с ними. Вместе с тем исчезает предубеждение против буддизма, который долгое время называли «пессимизмом» и «безличностным учением». Тогда как почти век назад русский буддо-лог О.О.Розенберг писал: «В теории дхарм мы действительно имеем дело с анализом личности человека, ибо только в нем, а не в неодушевленных предметах содержатся все элементы, т.е. и чувственнное, и сознание, и процессы». Притом если «предметом исследования теории дхарм является субъект или его внешний и внутренний мир, то окажется, что так называемое живое существо, или "континуум", является не существом, живущим в мире, а существом, переживающим мир»2. А в наше время на этом заостряет внимание А.Н.Зелинский: «Центр внимания в буддизме перенесен с мира явлений на внутренний мир личности, в то время как внешний мир рассматривается прежде всего как функция ее психических процессов, проецирующих в сознании иллюзию мирового круговорота (микрокосм - сансара), причем сами эти процессы, в свою очередь, выступают как отражения некоторых "метапсихологических" явлений или онтологических универсалий (макрокосм - нирвана), не поддающихся, с точки зрения буддистов,

1

1 Цит. по: Судзуки Д.Т. Мистицизм христианский и буддистский. Киев, 1996. С. 71. Судзуки справедливо находит общее у всех мистиков, проникающих в сверхсознание, или единое вселенское сознание.

2 Розенберг О.О. Проблемы буддийской философии. Пг., 1919. С. 140, 103.

рациональному исследованию»1. Наконец, недавно вышел перевод отдельных глав последней сутры Будды - Сутры о Великой Нирване, где говорится: «Добрый сын! Без мыслей о себе не может быть тех мыслей, от которых рождается сострадание к живым существам, мыслей, которые не допускают даже возможности нанесения вреда кому-либо. Таково неразличающее сознание архата». И еще сказано: в Татхагате есть вечность, счастье и атман. Но если атман присущ природе будды, т.е. всем существам, то как атман может не быть в человеке? Атман и делает человека неповторимым и вечным, бессмертным. Потому в 23-й главе Сутры и сказано: «Срединный Путь воистину сокрушает рождение и смерть... Срединный Путь и есть природа будды». Таким образом, природа будды «вечна, блаженна, обладает атманом и чиста». Нирвана же не угасание жизни, а «безусловная свобода от всех зависимостей. Высшее счастье»2.

Однако ничто так трудно не изживается, как стереотипы мышления, тем более если они утверждаются такими авторитетными учеными, как Шопенгауэр. Известно увлечение Шопенгауэра индийскими упанишадами, которые он считал вершиной мудрости, но в понимании буддизма был далек от истины, хотя и считал сострадание величайшим его достоинством. «Если в глазах какого-нибудь человека пелена Майи, рппйршт individuationis, стала так прозрачна, что он не делает уже эгоистической разницы между своей личностью и чужой, а страдание других индивидуумов принимает так же близко к сердцу, как и свое собственное, и потому не только с величайшей радостью предлагает свою помощь, но даже готов жертвовать собственным индивидуумом, лишь бы спасти этим несколько чужих, то уже естественно, что такой человек, во всех существах узнающий себя, свое сокровенное и истинное Я, должен и бесконечные страдания всего живущего рассматривать как свои собственные и приобщить себя к несчастию Вселенной»3. Пессимизм философа объясняют влиянием на него буддизма, но на самом деле буддизм приобретает пессимистический оттенок, потому что Шопенгауэр смотрит на него.

Таково традиционное видение: неощущение «как бы двойного бытия» или ощущение его как изначального Хаоса, ме-она, откуда ничего хорошего не появляется. Таково традиционное понимание Ничто - послебытие, а не добытие, непроявленная полнота сущего, как понимают Ничто на буддийском Востоке. Шопенгауэр принимал

1

1 Зелинский А.Н. Идея космоса в буддийской мысли // Страны и народы Востока. Вып. XV. М., 1973. С. 323.

2 См.: Махапаринирвана Сутра. Избранные главы / Перевод и комментарий Ф.В.Шведов-ского. СПб., 2005.

3

3 Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1900. Т. 1. С. 392.

за истинно-сущее то, что буддисты называют майей, миром иллюзий. Можно сказать, Шопенгауэр проникся одной стороной буддизма, вселенским Состраданием-Каруна, но не проникся вселенской Мудростью-Праджней. Этого не могли не заметить японские философы: «Ни Шопенгауэр, ни отталкивающийся от него Ницше не поняли истинного смысла буддизма». Ницше говорил о буддийском характере «тоски по небытию» и воспринимал европейский нигилизм как вторичный приход буддизма, видя в буддизме «полное отрицание жизни и воли, предел декаданса», понимал слово «пустота» как бессодержательность, отсутствие чего бы то ни было1.

Насколько архетип Хаоса все еще довлеет над сознанием человека западной культуры, свидетельствует С.Н.Трубецкой в своей книге «Учение о логосе»: «Но если начало мира есть хаос и ночь, то и конец его - в хаосе и ночи, и в настоящем они должны господствовать. Хаос сам из себя родил сознание и разум в процессе своего движения; ночь сама из себя родила свет,

Тот гордый свет, что матерь свою ночь,

Стремится низложить и с места гонит прочь,

Но безуспешно: сколько свет ни тщится,

К телам он лепится, телам красу дает И вместе с ними гибель его ждет.

Как случай хаоса и ночи, свет сознания, разум, никогда не может победить окончательно хаос и ночь темную, бессознательную основу существования. В самом деле, в глубине своего духа человек находит эту основу в безотчетном стремлении к жизни, в слепом инстинкте самоутверждения, который Шопенгауэр сводил к бессознательной воле»2.

Но в русской философии произошел поворот, до сих пор, видимо, до конца не осмысленный: прозрение духовных основ жизни. «На темной основе разлада и хаоса невидимая сила выводит светлые нити всеобщей жизни и сглаживает разрозненные черты Вселенной в стройные образы»3. Идеи Вл.Соловьева о Всеединстве и Богочеловечестве противостоят кризису европейской культуры, односторонности «отвлеченных начал». Что уж говорить о русских космистах? Идея изначального Хаоса не укладывалась в их представления о сущем. Циолковский уверял, что ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей

1 Ниситани Кэйдзи. Нигилизм. Токио, 1970. С. 230.

2 Трубецкой С.Н. Учение о логосе в его истории. М., 1906. С. 8-9.

3 Соловьев Вл. Духовные основы жизни (1882-1884). Памяти И.О.Лапшина и И.Е.Гудлета. Париж, 1925. С. 73.

разумной жизни. «Если космос имеет причину, то и причине этой мы должны приписать такие же свойства - всеобщей любви... Причина создала вселенную, чтобы доставить атомам ничем не помраченное счастье. Она поэтому добра. Значит, мы не можем ждать от нее ничего худого»1. В.И.Вернадский полагал, что в космосе нет противостояния косного и живого вещества; верил в необратимость эволюции живого вещества, в нарастание разума, в Ноосферу. И это согласуется с идеями греческих мистиков: «В бурных волнах обегающей крови питается сердце; //В нем же находится то, что зовем мы так часто мышленьем: // Мысль человека есть кровь та, что сердце вокруг омывает, // Разум растет у людей в соответствии с мира познаньем» (Эмпедокл. «О природе». 105-106). Разум не только растет, но и убывает, когда проливается невинная кровь, ибо именно в крови пребывает душа, а убиение души самый великий грех, за которым неизбежно следует возмездие. (Примеров тому не счесть: древнейшие цивилизации погибали из-за человеческих жертвоприношений. И Россия никак не придет в себя по той же причине: не вернется к себе, пока не смоет позор невинно пролитой крови лучших своих сыновей, не очистится покаянием.)

Идею изначальной разумности, логичности мира горячо отстаивал в книге «Борьба за Логос» Вл.Эрн. «Логос - лозунг, зовущий философию от схоластики и отвлеченности вернуться к жизни и не насилуя жизни схемами, наоборот, внимая ей, стать вдохновенной и чуткой истолковательницей ее божественного смысла, ее скрытой радости, ее глубоких задач... Логос есть коренное и глубочайшее единство постигающего и постигаемого»2. (Можно сказать, философ предвосхитил переосмысление субъектно-объектных отношений в большой науке, что Нильс Бор назвал единством зрителя и актера, наблюдателя и наблюдаемого, видя в этом единстве возможность достоверного знания, которое прежде отличалось субъективностью.)

И Вл.Эрн упрекал приверженцев механического миросозерцания. Декарт и Бэкон, с его точки зрения, порвали с Природой как сущим, но Природа полна творческих энтелехий. «Материя не существует - вот последовательнейший, парадоксальнейший вывод, неизбежно вытекающий из Бэкона-Декартовского отрицания природы, как сущего». И это чуждо русскому уму, чувству Всеединства. Для России не характерен меонистический рационализм. «Это факт любопытный и замечательный... Наша кровь мистической наследственностью оплодотворена скрытыми семенами созерцательных и волевых достижений великих Отцов и подвижников Церкви... Все мышление

1

1 Циолковский К.Э. Воля Вселенной. Неизвестные разумные силы. Калуга, 1928-1930. С. 6-7, 30.

2

2 Эрн В. Борьба за Логос. С. VII.

Соловьева извнутри проникнуто пламенным стремлением к всече-ловечности». Русская философская мысль не страдает дурной отвлеченностью, всегда «существенно конкретна, т.е. проникнута онтологизмом, естественно вытекающим из основного принципа Логоса... Она достигает всечеловеческих вершин в глубоко философском творчестве Тютчева, Достоевского, Толстого. Она же обуславливает любопытную черту: отсутствие систем. Всякая система искусственна, лжива и, как плод кабинетности, меонична». Изумительно цельным, проникнутым онтологизмом Эрн называет мировоззрение «русского Сократа» Г.С.Сковороды.

Интуиция Целого позволила Эрну проникнуть в суть буддизма, где «пробужденному» подлинная действительность открывается с полной достоверностью; пробужденному или «целому человеку, в котором достигается полное совпадение субъективно-переживаемо-го с объективным порядком Вселенной». Через человека реализуется Божественный замысел. «Человек призван быть посредником между двумя мирами, той точкой, в которой оба мира реально соприкасаются, утвердить царство свободы в царстве необходимости». Вера в человека позволяла смотреть с надеждой на будущее: «История мира - это органический процесс, и как бы зло ни торжествовало в промежуточных фазах его, конец, к которому придет он - будет уже окончательной, полной и вечной победой Добра»1. Хаос порождается механистическим темпом жизни, торжеством рационализма, глубоко враждебного культуре. В Ницше он распознал болезнь духа и считал его безумие следствием всей истории новой философии, вне-человеческой по существу. Потому и жизнь, лишенная формы, смысла, Логоса, предстает в виде чистого хаоса. «И это уже не тот зиждительный, родной, хотя и страшный хаос, который воспевается Тютчевым, который играет огромную роль в космогониях древних». Первоначальный Хаос - темная мощь творящей природы, живая сила неосуществленных возможностей, непросветленная основа космической жизни. Но современный хаос есть абсолютная тьма, погашение жизни в мертвящей атмосфере систематического меонизма. «Это хаос пустой, не имеющий силы, ничего не рождающий, наоборот, все убивающий». Воспринимая мир как однородное пространство, историю как однородное время, «рационализм исповедует точку зрения универсальной непрерывности»2.

Насколько идея непрерывности или одномерного, линейного мышления настораживала русских мыслителей, свидетельствует и Павел Флоренский: «С началом текущего века научное понимание претерпело сдвиг, равного которому не найти, кажется, на всем протяжении

1 Эрн В. Борьба за Логос. С. 85, 29, 244.

2 Там же. С. 92, 341, 359.

человеческой истории. Эти два признака суть прерывность и форма... Непрерывность изменений имеет предпосылкою отсутствие формы: такое явление не стянуть в одну сущность изнутри. Эволюционизм, как учение о непрерывности, существенно подразумевает и отрицание формы, а следовательно - индивидуальности явлений»1. (Внутренняя форма, сопоставимая с китайским Ли.) Флоренский предвидел, к каким человеческим жертвам может привести т.н. «коллективное мышление», не оставляющее просвета, возможности свободы, враждебное индивидуальному, инстинкту совести.

Тем не менее полвека спустя в высокой науке, синергетике, возрождается интерес к Хаосу. На Хаос возлагают надежды как на конструктивную силу, залог перемен к лучшему. «Стали замечать, что в Хаосе содержится своего рода единство противоположностей: Хаос все раскрывает и все развертывает, всему дает возможность выйти наружу; но в то же самое время он все поглощает, все нивелирует, все прячет вовнутрь... Образ Небытия или первородного Хаоса во многом совпадает с нашим пониманием нелинейной среды, в которой в потенции, в непроявленном виде скрыт спектр всех возможных в данной среде форм, спектр структур-аттракторов эволюции». Более того - «малое и хаотическое прекрасны, ибо открывают возможность нового»2.

В этом стоит разобраться. С одной стороны, возрождение Хаоса соответствует закону Дао: «Возвращение к истоку есть действие Дао; слабость - его свойство. Все вещи рождаются из Бытия, а Бытие рождается из Небытия» (Даодэцзин, 40). Но не причастна ли к этому и чуткая душа ученого, готового и в хаотическом видеть прекрасное? С одной стороны, пожалуй, нет в синергетике того, чего не было бы в Дао. Более того, законы относительности, вероятности, квантового устройства мира скорее соответствуют Дао, чем классической науке. По закону Соответствия (Хэ) мышление не может не отражать преображенную картину мира. Одномерному, линейному мышлению («логике твердых тел» - по выражению А.Бергсона) недоступна Истина или Целое. А без осознания Целого жизнь становится проблематичной. Потому и потянулись мысли с одной части света в другую, обнаружив свое родство. Когда Единое проникает множественное, как ли проникает Дао, тогда рождается «сингулярное сознание»: каждая точка - центр, сопричастна вечности.

Следуя эволюции, наука не могла не повернуть от схемы, в чем ее упрекали русские философы, к самой жизни. Произошел поворот на 180о: от отрицания отрицания, анализа и синтеза, когда среда

1 Флоренский П.А. Пифагоровы числа //Труды по знаковым системам. Тарту, 1971. № 5. С. 504-505.

2

2 Князева Е.Н, Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб., 2002. С. 97, 65.

служила объектом, подтверждающим теорию, к признанию самостоя-ния среды с ее законами нелинейности, открытости, самоорганизации. Произошел переход от одностороннего Вэй-воздействия на объект к двустороннему Увэй-недействию, невосприятию среды как объекта: не учить природу, а учиться у нее тому, что есть и как есть, рассчитывая на самоорганизацию, самодостраивание. Помимо обратимого движения - по горизонтали - существует необратимое, движение по вертикали. Тем самым человек избавляется от страха перед «вечным возвращением». Соединяя разрозненное в пространстве и времени, методику Запада с методикой Востока, ученые обращаются к древней мудрости Востока и к собственной традиции (Платону, Аристотелю). Синергетическое видение, новый тип сознания, соединяет, а не отсекает одно в ущерб другому, не отрицает, а обновляет традиционные понятия. Скажем, «фрактальную геометрию» воспринимают как геометрию живого, самой Природы. Или видят в монаде Лейбница не замкнутость на себе, а «отражение как в зеркале тотальных свойств мира в целом», как это делает Сергей Павлович Курдюмов - сам по себе явление нового человека, соединившего талант ученого (прадж-ню) и чуткость души (каруну).

Синергетика, таким образом, признает в природе не объект, а субъект, живущий по своим законам, не всегда доступным человеку, но с которыми нельзя не считаться. Синергетическое мировоззрение, отойдя от антропоцентризма, рождает чувство сопричастности всему и, значит, ответственности за все. Человек способен познавать Природу, резонируя, откликаясь на нее. Способен возвыситься над собой внешним, пробудить в себе человека внутреннего, стать в троицу с Небом и Землей, как предрекали мудрецы Востока и Запада. Если поворот происходит в сознании, это не может не отразиться на образе жизни. Вникая в законы эволюции и коэволюции, ученые, признавая случайность, не идут у нее на поводу. Процесс бифуркации могут спровоцировать люди, которые не ведают, что творят, но кто ведает, не может не искать выхода, не задумываться над аттрактором: оптимальным вариантом выхода из сложной ситуации.

Значит, синергетика, становясь открытой, прозрачной для разных форм знания, вникает в прошлое, чтобы понять будущее, берет на себя религиозно-духовную, нравственную функцию, спасения мира. Методика синергетики подчинила задаче понять причины превращения разумной энергии в неразумную стихию (в любой сфере, от экономики до культуры, вне которой и экономика не может развиваться), чтобы стихия не приняла необратимый характер, не поглотила все живое. Отсюда метод «акупунктуры» - несилового, резонансного воздействия на точки больного организма: без вскрытия, чтобы не нарушить целое, а восстановить его естественный характер.

Итак, что сближает синергетику с восточными учениями, что едино и что различно? Един, прежде всего, принцип самоорганизации: не человек организует Вселенную, а все само по себе таково. «Человек следует Земле. Земля - Небу. Небо - Дао. А Дао - самому себе (цзыжань -самоорганизуется)» (Даодэцзин, 25). А даос Чжуан-цзы наставлял: «Не губи природного человеческим, не губи естественного искусственным, не жертвуй собой ради приобретения» (Чжуан-цзы. Гл. 17). Из закона самоорганизации следует, что все изначально разумно, недвойственно; двуедино - лишь две стороны могут взаимодействовать. То есть в синергетике преодолевается еще один архетип или стереотип мышления - дуализм, раздвоение сущего, закон исключенного третьего, предполагающий борьбу одного с другим до взаимного изнеможения. Оказавшись необратимым, путь раздвоения привел к «войне всех против всех» (по выражению Гоббса из его «Принципов индивидуализации»). Буддийский Путь потому и называют Срединным, что он исключает борьбу противоположностей, противостояние любого рода. «И все же, Махамати, - наставляет Будда ученика, - что значит "неду-альность"? Это значит, что свет и тьма, длинное и короткое, черное и белое, суть относительные названия, Махамати. Они взаимозависимы, как Нирвана и Сансара. Все вещи нераздельны, нет одного без другого» (Ланкаватара сутра. 3, 3)1. Совершенное сознание уже существует в обыденном, нужно лишь очистить его от самомнения.

Однако не все свойственное Дао присуще синергетике: ни Хаоса в нем нет, ни Случайности. Это, собственно, противоречило бы Пути, в котором нет ни уподобления сторон, ни их борьбы. «Одно Инь, одно Ян и есть Путь». Сдвоенное же Инь или сдвоенное Ян ни к чему хорошему не приводят. Разве что к катастрофе - мировому пожару или к мировому потопу, цунами. (Знали бы об этой опасности заранее, не тревожили Землю сверх меры.) Это касается и традиционного мышления. Проницательный ум Юнга увидел разницу: «То, что мы называем случайностью, для мышления китайцев является, судя по всему, главным принципом, а то, что мы превозносим как причинность, не имеет значения... Их, видимо, интересует сама конфигурация случайных событий в момент наблюдения, а вовсе не гипотетические причины, которые якобы обусловили случайность. В то время, как западное мышление тщательно взвешивает, анализирует, отбирает, классифицирует, вычленяет, китайская картина мгновенно все сводит к незначительной детали, ибо все ингредиенты и составляют наблюдаемый момент... Этот необычный для нас принцип я назвал синхронностью...

1 Suzuki D.T. The Lankavatara Sutra. L., 1966. Р. 67. (Кстати, та самая индийская модель: белое есть черное, черное есть белое - незаполненный Круг, олицетворяющий Пустоту-Шунью, или Нуль.)

и он диаметрально противоположен нашей причинности. Древние китайцы смотрели на космос, как современный физик, который не может отрицать, что его модель есть не что иное, как психофизический образ мира»1.

Естественно, синергетика предпочитает янский Огонь иньской Воде. (Тогда как в Даодэцзине нет ни одного упоминания об Огне.) «Горение (или огонь) можно рассматривать, пожалуй, в качестве одного из архетипических символов - символа самовозобновляющегося и саморегулирующегося начала в универсуме»2. Архетип Огня, устремленного ввысь, обусловил «психофизичесий образ» западной ойкумены, проявился и в храмовой архитектуре, и в душах людей. «Есть упоение в бою». И Логос Гераклита отождествляется с Огнем: «Грядущий огонь всех объемлет и всех объемлет» (Ф.66), - тех, кто не внемлет Логосу. Для Эмпедокла - огонь, как видимый, так и невидимый, обладает мышлением, разумен. Аристотель по-своему толкует идеи Эмпедокла, для которого соединение однородного ведет к вражде, а соединение разнородного к дружбе: «Когда целое под действием Вражды распадается на элементы, тогда огонь собирается вместе... Когда же элементы снова под действием Дружбы сходятся в единое целое, то из каждого элемента части (его) должны опять рассеяться» («Метафизика», 14).

Если Логос - Огонь, то Дао - Вода. Свойство Огня - необратимость. Огонь по прямой восходит к Небу. «По прямому пути, - говорит Платон, - Бог приводит всё в исполнение». Дао же необратимо и обратимо одновременно, движется туда-обратно (шунь-ни) (по принципу электрического тока). Логос-Огонь, созидая сущее из противоположных стремлений», не возвращается к Основе (отсекает прошлое, пока не появляется необходимость «ренессанса»). Поднимаясь ввысь, Огонь самосжигается, жертвует собой, подвигая на Путь жертвенности. Дао уравновешивает, не требует жертвы, не допускает существования одного за счет другого; не отрываясь от Основы, восходит по вертикали. Но и природа Огня двойная, в этическом смысле: очищающая и карающая. Бог Яхве - «огнь поядающий», «ибо огонь возгорался во гневе Моем, жжет до ада преисподнего, и поядает землю и произведения ее, и попаляет основания гор» (Второзаконие. 32, 22-23). А Исаак Сирин скажет о жаре Бога, который ублажает достойных и мучительно жжет чуждых Ему обитателей ада.

У Будды встречается образ пагубного огня, исходящего от тех, кто обуян страстями: глаз - в огне, ухо - в огне, язык - в огне, творимом

1 Jung C.G. Psychology and Religion: West and East. L., 1958. Р. 591.

2 Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. С. 30.

помраченным сознанием, авидьей. Огонь воспламеняется суетностью мира. У Лаоцзы же нет ни одного иероглифа «огня». Само Дао отождествляется с Водой. «Вода - самое мягкое и слабое, но преодолевает твердое и крепкое», «Великое Дао растекается повсюду. Благодаря ему все рождается и процветает... С любовью питая все существа, не считает себя их господином» (Даодэцзин. 8, 78, 34). А по Чжуан-цзы: «Подобно спокойной воде, мудрец хранит все внутри, не проявляет внешнего беспокойства. Совершенствуя духовную силу (дэ), распространяет Гармонию (Хэ)» (Чжуан-цзы. Гл. 5). Таков Дао-человек, не мнит о себе, потому не горит в огне, не тонет в воде, все в природе ему родное. И это чувство доступно западному уму, судя по репликам К.Г.Юнга: «Неоткрытая вена внутри нас является жизненной частью психики. Классическая китайская философия называет это внутренним путем Дао и сравнивает с потоком воды, который неумолимо движется к цели. Оставаться в Дао означает достижение целостности, свершение чьей-либо судьбы, выполнение чьей-либо миссии; начало, конец и полная реализация смысла экзистенции врождены во все вещи. Личность есть Дао»1.

Другое дело христианство: вода Божественна, крещение водой приобщает к Царствию Небесному. В Библии сказано: «Да произведут воды душу живую, не такую, как производит земля» (Бытие. 1, 20). И блаж. Августин говорил в «Исповеди»: «Есть над этой твердью, верю я, другие воды, бессмертные, недоступные земной порче». А древнерусский богослов Иосиф Волоцкий сравнивает с водой человеческую мысль: свободная, непринужденная, она растекается, а стесненная горем и заботой - уходит, поднимается в высоту.

Кто знает, может быть, будущее поколение примирит стихии, а если примирит, то они перестанут быть стихиями, вернется их изначальная разумность. Все дело в правильном отношении Инь-Ян, в их взаимном согласии. Пока этого нет, потому и разбушевались подземные воды и вулканы. Но Мысль, отражая вечное, опережает события. Еще Платон верил, что наступит конец страданиям: человеческий разум победит силу огня и воды, воздуха и земли, одолеет их стихийное буйство, и мир вернется в прежнее, лучшее состояние. Кормчий «вновь устрояет космос, упорядочивает его и делает бессмертным и непреходящим» (Тимей, 28а). Тогда и воцарится истинное бытие «тождественное идее, не рожденной и не гибнущей» (Тимей, 52а). И идеи, естественно, бывают двух родов: истинные, ведущие к спасению, и ложные, ведущие к гибели, но последние, слава Богу, не вечны. Много было искушений - наукой, техникой, политикой, - но

1 Цит. по: Князева Е.Н, Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1994. С. 147.

приходит ощущение неизбежности третьего, духовного измерения, без которого «два» так и будут сражаться до последнего вздоха, до взаимного уничтожения.

«Одно Инь, одно Ян и есть Путь». А дальше сказано: «Следуя этому, приходят к Добру-Благу (Шань). Осуществляя, проявляют изначальную Природу (Син)». Шань - это Благо, совершенная жизнь всего пребывающего на Земле и за ее пределами, преображение человека, реализация всех пяти Постоянств: Человечности, Справедливости, Доброжелательности, Мудрости, Искренности. Когда Инь-Ян, две стороны одного, находятся в правильном отношении, один к одному, не отталкивая друг друга, то рождается третье - вертикальный вектор. И это постигает интуиция Бердяева: «Повсюду, где есть жизнь, есть тайна Троичности... Бытие было бы безнадежно разорванным и разделенным, если было бы только два. Бытие раскрывает свое содержание и обнаруживает свое различие, оставаясь в единстве, потому что есть три. Такова природа бытия, первичный факт его жизни. Жизнь человека и жизнь мира внутренний момент мистерии Троичности»1.

Горизонтальные связи, сколь бы ни возрастали, не меняют качество жизни, но под воздействием притяжения по вертикали все начинает тянуться к духовному. Видимо, это имеет в виду Лаоцзы, говоря: «Дао рождает Одно. Одно рождает два. Два рождают Третье. Третье рождает все остальное. Сверху - Инь, внутри - Ян, энергия-Ци образует Гармонию-Хэ» (Даодэцзин, 42). Если не было бы Третьего, не было бы и Гармонии - «Совершенного Пути», о котором в предыдущем чжане сказано: «Дао скрыто и безымянно, но лишь оно ведет к Благу-Шань». Дух преображает сущее, соединяя двоицу единым центром или вертикальной осью, делает все целостным. «Справедливость, проникая в Семена (Цзин), приобщает к Духу (Шэнь)» (Сицы-чжуань. 2, 5). И там же сказано: «Когда Инь и Ян не поддаются измерению, появляется Дух (Шэнь)»2. Не означает ли это осуществления двух первых гексаграмм Ицзина: абсолютное Творчество (шесть целых янских черт в гексаграмме) и абсолютное Исполнение (шесть прерванных иньских черт, в других случаях черты смешанные) не поддаются измерению, воплощают наивысшее Триединого человека - Теурга, Богочеловека в нашей традиции. (Не потому ли, что «дух не генерализирует, а индивидуализирует» - по словам Бердяева.) И в этом глубочайший смысл: лишь индивидуальное духовно. Проникший в суть китайских учений Алан Уотс постиг индивидуальную природу Ли: «Понятие Дух-Шэнь,

і

1 Бердяев Н.А. Философия свободного духа. С. 135-136.

2

2 Дух, Дао не исчисляется. Дао не сводится к одному свойству, как Число у греков, заложившее основу математического, числового измерения. Число, как и Слово, одна из функций Дао.

то, что переводится как врожденный Ум каждого организма в отдельности и мира в целом, т.е. ли. Так же, как любая точка на поверхности сферы может рассматриваться как центр поверхности, каждый орган тела и каждое явление космоса - как его центр и повелитель. С даосской точки зрения, нет ни того, кто управляет, ни того, кем управляют. Все происходит самоестественно (цзыжань). Все со-возни-кает... Понять Дао можно лишь наблюдая за процессами и образами Природы. Приведя свой ум в состояние покоя, сосредоточенности, мы поймем, что это такое, но вряд ли сможем передать словами»1.

Третье или Единое возможно, если есть Центр; все сущее устремляется к нему, чтобы проявить свою внутреннюю природу. В этом кажущийся парадокс: чтобы узнать себя истинного, своего внутреннего человека, о котором мало кто догадывается, нужно отказаться от себя внешнего, привычного, но вечно маящегося. Но об этом свидетельствуют все восточные мудрецы. «Пока "я" и "не-я" не стали парой, человек соединен с осью Пути, пребывает в центре бесконечности» (Чжуан-цзы. Гл. 2). Значит, если «я» и «не-я» стали парой, субъектом и объектом, то «я» отпадает от Пути, мельчает и вырождается, как вырождается всякая часть, противопоставившая себя Целому. В каждом заложена изначально благая природа, разум Будды или «искра Божья» (по Экхарту), но не каждый ощущает ее, не каждый способен преодолеть себя ради другого. «Тот, кто перестал различать "то" и "это", свое и чужое, не живет ради себя, тот становится "осью Дао". Вошедший в ось Дао пребывает в центре круга бесконечных превращений, становится Просветленным», - сказано в той же главе «Чжуан-цзы». Вообразив себя центром мира явленного, имеющего свои границы, человек стремится расширить их, но не достигает предела своих желаний. Разумная природа не терпит суеты, потому все неистинное, придуманное человеком себе в угоду, не может осуществиться. Целый человек не стремится раширить свои владения, он и так всеобщ. Целое свободно, свободный не посягает на свободу другого. Так что Целый человек не может не быть моральным, и напрасны все усилия сделать моральным или свободным частичного, одномерного человека.

Потому и говорят: вошедший в троицу становится Всеединым. «Великий человек соединяет свое Дэ с Небом и Землей; свой Свет -с Солнцем и Луной; живет в ритме четырех времен года», судя по древнему комментарию к Ицзину «Вэньянь-чжуань». А Чжуан-цзы скажет: кто узнал Постоянство Неба и Земли, может влиять на шесть энергий, странствовать в бесконечности. Таков Дао-человек, познав Великий Предел, становится вровень с Небом и Землей. Его называют «Человеком Истины» (Чжэнь жэнь). Благодаря Искренности он узнает

1 Watts A.W. Tao: The Watercours Way. N.Y., 1971. Р. 51, 55.

волю Неба; не зная пороков, достигает бессмертия. Назначение истинного Человека, «обретая духовность, просветлять сущее» (Сицы-чжу-ань. 1, 12). Истинный человек укоренен в Основе, что бы он ни делал, все идет на благо. Потому Конфуций и называет его благородным -цзюньцзы, в отличие от мелкого человека - сяожэня. «Благородный всеедин, но не групповой. Мелкий групповой, но не всеедин» (Конфуций. «Беседы и суждения» // Луньюй. 2, 14). (А Бердяев скажет: гений одинок, он не принадлежит никакой социальной группе.) «Цзюньцзы пребывает в Центре, сяожэнь наоборот» (Чжун-юн. 2, 1). Цзюньцзы - Сердце Вселенной, пульсирует в ее ритме, сообщается со всеми, не навязывая себя. Цзюньцзы скорее откажется от жизни, чем от Человечности.

На вопрос ученика, что такое Человечность-Жэнь, Конфуций ответил: «Преодолеть себя, вернуться к Благожелательности-Ли и значит Человечность. Когда однажды, победив себя, вернуться к Ли, Поднебесная вернется к Человечности. Но Человечность достигается лишь самим, не с помощью других» (Луньюй. 12, 1)1. Потому сяожэнь, не имеющий собственного мнения, ради выгоды готовый на все, опускается все ниже и тянет за собой других, связанных с ним круговой порукой. «Цзюньцзы идет вверх, сяожэнь идет вниз» (Луньюй. 14, 23). На вопрос, есть ли принцип, которому можно следовать всю жизнь, Конфуций ответил: «Отзывчивость» (Ши - взаимность, согласие). «Не делай другому того, чего не желаешь себе» (Луньюй. 15, 23).

На нашем языке это и есть Божий дар Любви, как о том говорили святые: «Итак, два града созданы двумя родами любви: земной - любовью к себе, доведенною до презрения к Богу, и небесный - любовью к себе, доведенною до презрения к самому себе» (Августин Блаженный. «О граде Божием». Х^, 28). Но, по сути, то же самое говорит дзэн-ский монах Догэн: «Узнать Будду, значит узнать себя. Узнать себя, значит забыть себя. Забыв себя, станешь единым со всеми». А сов-ременнный японский ученый, ссылаясь на Догэна, разъясняет суть дела. В статье «Индивидуум в философии буддизма Махаяна» Уэда Ёсифуми напоминает, что все школы Махаяны признают первичной Реальностью «Дхарма-кая» (Тело Будды), но она недоступна западной логике, тем более аристотелевского типа. Буддизм ставит своей целью

і

1 Не могу не напомнить слова Бердяева: «Внутренно личность получает силу и освобождается через богочеловечность, внешне весь мир, все общество и вся история преображается и освобождается через человечность. ...Человечность и есть главное свойство Бога, не всемогущество, а человечность, свобода, любовь, жертвенность... Бог сотворил личности, творческие экзистенциальные центры, а не мировой порядок ... Внутренний источник рабства связан с утратой внутреннего центра» (Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека (опыт персоналистической философии). Париж, 1939. С. 41, 75, 113). Бердяев верил, что человек призван преобразить космос в «новое небо и новую землю».

«узнавание» реально существующего субъекта, не приспосабливая его к своим представлениям о мире. Подлинное «Я» возможно, когда есть ощущение, что познающий и познаваемое одно, т.е. подлинное «Я» открывается в опыте неразличения субъекта и объекта, в состоянии «глубинной мудрости» (мула-джняна) или праджни. В праджне реализуется подлинное «Я»; пробуждается не только твое истинное «Я», но и все в этом мире находит себя.

Иначе говоря, существует только-субъект (виджняна-матра) и не существует объекта. Но только-субъект есть не-субъект (анатман - «не-я», ачитта - «не-мыслие»). Значит, нет субъекта, противостоящего объекту. «Это означает не что иное, как свободу от всего субъективного и частичного, видеть вещи, как они есть. Только-субъект, или не-я, есть истинное Я, которое осознает себя и одновременно весь мир, как он есть (только-объект)»1. Познавший себя и все вокруг познает Татхату (истинную Реальность), синонимами которой являются - Пустота-Шуньята, Дхармата - все вещи в их подлинном виде. В сочинении «Сёбогэндзо» Догэн говорит о Дхармате, истинной природе вещей, которая не возникает и не исчезает. Дрова пребывают в дхармате дров и тогда, когда от них остается одна зола. Увидеть дрова в их древеснос-ти, золу в ее зольности - и значит увидеть дхармату: дух дерева, дух золы, то, что вечно. (Как вечные идеи или эйдосы греков. И согласно Эмпедоклу, ничто не возникает и ничто не исчезает, лишь переходит из одной формы в другую: «Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном //Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти; // Есть лишь смешенье одно с размещением того, что смешалось, // Что и зовут неразумно рождением темные люди» - Эмпедокл. «О природе». 8, 11-12.) Отличие разве что в традиционной структуре: у одних одновременность, у других последовательность.

В буддизме, продолжает Уэда Ёсифуми, отношение между миром и индивидумом есть отношение «одного во многом и многого в одном», т.е. одно идентично многому и многое - одному. Все различно и одновременно едино. «Мир существует не только как объект, наблюдаемый индивидумом, но как нечто творимое каждым индивидом в процессе своего становления. Индивид не просто наблюдатель, но и актер. Индивид и мир взаимно создают друг друга... Но если многие соединяются в одном, значит, каждый индивид есть центр Вселенной». Когда аналогичные идеи встречаем у Нисида Китаро, то это естественно, и не обойдешь молчанием, настолько это позволяет проникнуть в поставленную проблему. «Наше истинное Я и есть субстанция универсума. Когда мы узнаем свое истинное Я, мы не только

1 Yoshifumi Ueda. The Status of the Individual in Mahayana Buddhist Philosophy // The Japanese Mind. Honolulu, 1981. P. 169-170.

соединяемся со всем человечеством, но соединяемся с субстанцией универсума, в духе проникая в Божественный Разум»1. А блестящий знаток Японии Лафкадио Хэрн скажет: «Это - божественное в каждом существе. По-японски оно называется "Муга-но тайга" - "великая личность" без себялюбия. Иной истинной "личности" не существует»2.

Другое дело - открытие закона двуединства физиком Нильсом Бором. А еще у Николая Бердяева - ощущение взаимоприсутствия человека и Бога. На высшем уровне действительно все Едино, и пробужденному это доступно. «В результате долгого духовного и умственного пути я с особенной остротой осознал, что всякая человеческая личность, личность последнего из людей, несущая в себе образ высшего бытия, не может быть средством ни для чего, в себе имеет экзистенциальный центр и имеет право не только на жизнь, отрицаемое современной цивилизацией, но и на обладание универсальным содержанием жизни. Личность не может быть частью какого-либо иерархического целого, она есть микрокосм в потенциальном состоянии... Личность есть потенциальное все, вся мировая история»3.

Европейский индивидуализм не выдержал испытания временем и не мог выдержать в силу своей односторонности: чревата последствиями всякая замкнутая система. Тем более человек, явившийся в мир не ради себя самого. Если человек замыкается на себе, то отторгается миром за ненадобностью. Это естественно. Но не все естественное доступно сознанию. Юнгу было с чем сравнивать, когда он уверял, что сознание западного человека невообразимо без эго. Если нет эго, тогда просто некому что-либо сознавать. Поэтому эго совершенно необходимо для сознательного процесса. Однако восточный ум не испытывает затруднений в понимании сознания без эго. Считается, что сознание способно преступать пределы своего эго-состояния, ведь в «высших формах сознания эго бесследно исчезает». Я уже упоминала мысль Юнга: «На Западе внешний человек забрал такую власть, что она заставила его отвернуться от своей сокровенной сущности и глубинного бытия»; притом что «внутреннему человеку хочется совсем не того, что хочет внешний, и мы вступаем в войну с собой». Естественное следствие дуализма, дихотомического мышления.

Но все, не имеющее отношение к Истине, конечно. «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется», -сказано апостолом Павлом (2 Кор. 4, 16). Ну а близкий моему сердцу Бердяев подтвердит: «Дух всегда пребывает в глубине, дух и есть

1 Нисида Китаро. О Добре. Токио, 1924. С. 261.

2 Хэрн Л. Душа Японии. Кокоро. М., 1997. С. 269.

3 Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека (опыт персоналистической философии). С. 11-12, 34.

глубина... Подобно тому, как нет в духовной жизни внеположенности и раздельности, нет в ней и противоположности между единым и множественным... Единое не противостоит множественному, как внешняя для него реальность, оно проникает множественное и создает его жизнь, не снимая самой множественности. "Я в Отце Моем, и вы во Мне, а я в Вас" (Ин. 14, 20)»1. В разделении субъекта и объекта Бердяев видел болезнь бытия: «Само противоположение субъекта и объекта, самоубийственное рационализирование всего живого в познании, есть результат того же заболевания бытия»2.

Но тогда прав и Карл Густав Юнг, веря во всеобщность знания или сознания: «Мы действительно научимся чему-то у Востока только тогда, когда поймем, что psyche достаточно богата сама по себе и нет никакой необходимости заполнять ее снаружи... Мы должны прийти к пониманию ценностей Востока изнутри, а не снаружи - искать их в себе, в своем бессознательном... То, что Восток называет "разумом", имеет больше общего с "бессознательным", чем с "разумом" в нашем понимании, согласно которому разум в большей или меньшей степени отождествляется с сознанием»3. Дело остается за немногим: пробудить сознание, привести в действие не использованные резервы, которые составляют большую его часть. Но это требует возрождения памяти, знания нетленного, но забытого в суете. Потому я так усердно напоминаю о том, что было известно во все времена, но постепенно забывалось, оставалось закрытым и как бы открывалось каждый раз заново, чтобы «познавший себя узнал откуда он». Чтобы на грани Великого Предела прояснился ум, чтобы вслед за ним не погибло бы тело. И так ли сложно узнать Путь Будды, не говоря уже о Пути Христа, если все это уже Есть. «Царство Божие внутри вас есть». И Будда учил: каждый есть Будда, изначально пробужденный, только не каждый понимает это.

Завершить же свои заметки мне бы хотелось словами Сергея Павловича Курдюмова, своего рода завещанием. Я имею в виду его последнее выступление на конференции «Космическое мировоззрение - новое мышление XXI века» (август 2004). Именно новым мышлением озабочен ученый, чтобы жизнь человечества не оборвалась раньше времени, если человек не научится отдавать себе отчет в содеянном, не пробудится в нем совесть. Потому так важны вопросы, поставленные Сергеем Павловичем: куда идет человечество на данной стадии развития? Каковы надвигающиеся кризисы и как их пре-долеть? Какова будет следующая, посткризисная ступень развития? А она будет, потому что «мертвой природы не существует. Элемент

1 Бердяев Н.А. Философия свободного духа. С. 31.

2 Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1989. С. 130.

3

3 Цит. по: Судзуки Д.Т. Мистицизм христианский и буддистский. Киев, 1996.

духовности, элемент прогноза, элемент памяти есть в каждом элементе мира». И цель науки - попытаться понять закономерности развития на основе научного прогноза, а не методом проб и ошибок. В условиях неустойчивости системы малое воздействие может привести к катастрофическим результатам, дальнейшим цепным реакциям, которые развиваются по своим законам и приводят в действие мощные энергии. «Мы привыкли считать, что на любые мировые процессы можно влиять только мощным внешним воздействием. Это глубочайшая ошибка! У природы есть свои пути развития, которые необходимо знать, а не навязывать ей то, что нам хочется, хотя бы из самых лучших побуждений». Тем более в момент обострения, когда «сумбур в наших головах, и постмодернизм, где перемешиваются самые различные искусственные вещи, и вызов всему, и отрицание всего, и усиления неоднородности человечества»1.

В этом весь Сергей Павлович, которого и китайские мудрецы, и духовные философы России назвали бы Всечеловеком. Потому и выходит за пределы России, заостряя внимание на коэволюции развивающихся с различной скоростью стран, как племена аборигенов в Африке или Австралии, которые могут быть встроены в порядок постсоциализма, скажем, Швеции, - по закону взаимообратимости энергий, но, главное, по закону совести: не может быть тебе хорошо, если другому плохо.

1 См.: Курдюмов С.П. Новые тенденции в научном мировоззрении //Космическое мировоззрение - новое мышление XXI в.: В 3 т. Т. 1. С. 82-91.