CC BY
11
References
1. Lyut'ko E.I. Svyaschennik i sovremennyj mir: v poiskah vzaimoponimaniya. Vestnikekaterinburgskojduhovnojseminarii. 2015; Vyp. 3 (11): 84 - 99.
2. Bahtin M.M. 'Estetika slovesnogo tvorchestva. Moskva: Iskusstvo, 1979.
3. Bloh M.Ya. Kommunikativnaya otvetstvennost' v usloviyah informacionnoj revolyucii. Yazyk: kategorii, funkcii, rechevoe dejstvie: materialy Devyatoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem. Moskva - Kolomna, 2016; Vyp. 9: 6 - 9.
4. Burygina T.S. Dva mira Archibal'da Dzhozefa Kronina. Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2014; 3: 196 - 201.
5. Cronin A.J. 'The Green Years', Boston Little and Company, 1944: 185-186.
6. Kronin A. Yunye gody. Perevod s angl. T. Kudryavcevoj, «Inostrannaya literatura», Moskva: 1957.
7. Bloh M.Ya. Diktema v urovnevoj strukture yazyka. Voprosy yazykoznaniya. Moskva, 2000: 58-67.
8. Shanley John Patrick "Doubt". Theatre communication group, New York, 2005: 5 - 37.
Статья поступила в редакцию 12.10.18
УДК 82.14
Magomedova Z.K., Doctor of Sciences (Philology), researcher, Literature Sector, Institute of Language, Literature and the Arts n.a. G. Tsadasy RAS
(Makhachkala, Russia), E-mail: m.zuleyha689@mail.ru
THE NOVEL KH. MUSAYASUL "THE COUNTRY OF LAST KNIGHTS", IN THE LEADING METAPHOR NARRATION. The article is dedicated to consideration of the novel of word famous painter Khalilbek Musayasul. This story is based of the memoirs, but goes far beyond the pictures of personal story. Autobiographic descriptions of the episodes of childhood and adolescence loses its specific descriptions, reaches a high level, and becomes as a symbol of the lost world. The history of his life the painter turned into a bright polyphonic description of the life in his native land. The material in his memories combines subjectivity and objectivity in building his own model of the world. The image of the narrator is rather ambiguous and causes the plurality of the world view in his novel.
Key words: memoirs, world famous painter, autobiographical descriptions, mythologie, historical events.
З.К. Магомедова, д-р филол. наук, ведущий научный сотрудник отдела литературы, Институт языка, литературы и искусства
им. Г. Цадасы ДНЦ РАН, г. Махачкала, E-mail: m.zuleyha689mail.ru
ПОВЕСТЬ Х. МУСАЯСУЛА «СТРАНА ПОСЛЕДНИХ РЫЦАРЕЙ» МОТИВ ДЕТСТВА - ВЕДУЩАЯ МЕТАФОРА В ПОВЕСТВОВАНИИ
Статья посвящена рассмотрению повести всемирно известного художника Халилбека Мусаясул. Повесть построена на мемуарных материалах, но выходит далеко за пределы жанра. Автобиографические описания эпизодов детства и юности постепенно теряют свои конкретные описания и достигают высокого уровня символа потерянного мира. Историю своей жизни в горах художник прекратил в яркое полифоническое полотно, расцвеченное разнообразными способами дескрипций. Материал в воспоминаниях художника объединяет субъективность и объективность в выстраивании модели своего художественного мира. Образ рассказчика отличается множественностью проявлений, что обусловливает плюралистичность картин мира, представленных им в повести.
Ключевые слова: мемуары, всемирно известный художник, автобиографические описания, мифологизм, исторические события.
Во вводной статье сборника по материалам конференции, посвященной юбилею художника Халилбека Мусаясула (Мусаева) академик Г Г Гамзатов отмечал, что в «художественной культуре Дагестана не было фигуры, которую можно было бы сравнить с Халилбеком» [1, с. 3].
Он также отмечает: «Биография художника дополнялась догадками и легендами, возникшими еще при его жизни: сама его короткая жизнь становилась источником для легенд... Он был гениально одарен от природы» [2, с. 7 - 8].
Халилбек Мусаясул родился в с. Чох Гунибского округа в семье капитана царской армии. С детства мальчик увлекался рисованием, резьбой по дереву. Старшие братья пошли навстречу его увлечению и в 1912 году он поступает в Тифлисское училище изящных искусств в Тбилиси. Тогда это был филиал петербургской академии художеств. После первого курса талантливый юноша был направлен в Мюнхенскую королевскую академию живописи в мастерскую знаменитого Франса Рубо.
С началом первой мировой войны Х. Мусаясул вынужден был оставить учебу и вернуться на родину. В 1915-1916 году он преподавал в Темирханшуринском реальном училище, в 1916-1917 гг был помощником начальника 9-го передового отряда Красного Креста при кавказском корпусе на театре войны.
После установления Советской власти Халилбек был назначен заведующим подотделом искусств Дагестанского ревкома.
В 1921 году Х. Мусаясул вновь уехал в Мюнхен для продолжения образования. Поскольку в дальнейшем в стажировке ему было отказано, художник делает выбор - остается в Германии, из-за чего в 1937 подверглись репрессиям многие его родственники.
Халилбек Мусаясул не ограничивался жизнью в Германии. Он много ездил по странам Европы и Ближнего Востока. Работал в Испании, Италии, Швейцарии. Когда встал вопрос о выборе гражданства, остановился на Иране. До конца своих дней он оставался иранским подданным. Свою роль в этом выборе сыграло и то, что семья Манижал-Мусаевых считала эту страну родиной своих предков.
Талант художника был признан в Европе. Выставки его картин с успехом прошли в Англии, Германии, Франции, Америке, Испании, Италии, Турции, Швейцарии и других странах. Мраморные слепки с рук художника хранятся в Метрополитен-музее в Нью-Йорке.
В повести «Страна последних рыцарей» Халилбек Мусаясул описывает свои детские и юношеские воспоминания, связанные с домом, братьями, но при сопоставлении официальных данных (не всегда точных) и тем, как представлены
эти образы в книге, можно отметить, что многие факты их биографии изменены, так же как и хронология самих этих фактов. Он старается избегать точности в воспроизведении их служебной деятельности, взглядов. Скорее всего, это было вызвано стремлением художника уберечь оставшихся родственников от последствий своей эмиграции, а также опасением, что книга может стать обличительным документом для них, так как основной деятельностью мужчин семьи Мусае-вых было служение в царской армии.
В основу повести Х. Мусаясул «Страна последних рыцарей» легли множество событий общего и частного характера, отдельной судьбы и, опосредовано, судеб разных людей, реально существовавших. Эта особенность позволяет нам отнести данное произведение к мемуарно-автобиографической прозе. Реализация в тексте повести основных признаков автобиографического повествования осуществляется посредством характерных жанровых проявлений, таких как избирательный характер памяти, неосознанное стремление досочинить и приукрасить воспоминание, меняющийся временной ракурс повествования, подвижная повествовательная перспектива. Несмотря на то, что повесть построена на мемуарных материалах, она далеко выходит за пределы воссоздания индивидуальной судьбы. Внешне этот текст как будто не претендует на то, чтобы быть чем-то большим, чем ностальгические автобиографические заметки об эпизодах детства и юности, но повествование незаметно теряет конкретные очертания, отходит от жанровой заданности, достигает высокого уровня, отражающего онтологическую суть национального художественного сознания, до символа потерянного для него мира.
Взяв за основу повествования историю своего детства и юности, Халил-бек Мусаясул, благодаря необычному повествовательному дискурсу, превратил его в яркое, полифоничное полотно, расцвеченное разнообразными способами дескрипций
Книга состоит из трех частей. Первая часть - «Детство и юность», вторая -«Мир гор», третья - «Потерянный рай». Память художника выбирает важнейшие, сформировавшие личность, автобиографические воспоминания.
В повести представлены различные состояния рассказчика, его впечатления детства, юношеских лет, зрелости. Все эти состояния не только констатируются, но и переживаются в различных нарративных дискурсах. Множественность интерпретаций различных ситуаций предопределяет и множественность экспликации автобиографического «я» в тексте. Модификации выражения своего «я» становятся незаменимым средством соединения разновременных плоскостей в отражении темы времени.
Материал в воспоминаниях художника, балансирующих между правдой и вымыслом, объединяет субъективность и объективность в выстраивании собственной модели мира. К данной ситуации применимо высказывание Л.М. Ню-биной, которая приходит к выводу о том, что «представление личности автора в различных ликах позволяет выразить полисемантичность содержания воспоминаний и переживаемых эмоций» [3, с. 43].
Свободная и емкая композиция произведения представляет собой мета-текст, который обходится порой без чёткой сюжетной окантовки возникает как бы непосредственно из разрозненных воспоминаний о каком-либо событии из прошлого и порой не имеет замкнутой концовки, которая поставила бы точку при разрешении той или иной сюжетной ситуации.
Вставные эссе, рассказы, действие которых заключено в рамки одного или нескольких дней, а порой в них отражены картины, вбирающие в себя события нескольких месяцев или лет, являются интертекстуальными элементами мета-текста, связь между которыми осуществляется, в основном, на эксплицитном уровне. Эти небольшие рассказы, образующие смысловой каркас повести, являются как бы моментальными эскизами конкретных событий. Часто они состоят из отдельных эпизодов и сценок, которые правдоподобно рисуют ситуацию, порой же они очень условны и стилизованы.
Повесть густо населена персонажами и событиями. Мусаясул четко очерчивает границы правды о себе, своей семье, своем окружении. Для него личная история не существует в отрыве сначала от истории родного края, а затем и от более широкого понимания этого понятия.
Особенностью этого издания является то, что оно проиллюстрировано 33 графическими рисунками и 3 акварелями. Данью жанру мемуаров является зачин повести, который постепенно разворачивается в полноценный метатекст, занимающий значительное место в отдельных главах: «Мой отец, шестнадцатилетний уздень Манижал из Дагестана, являющегося с 1859 года одной из провинций России, был юнкером Петербургского военного училища. Столичная жизнь быстро затянула молодого горца и его друзей в бурный водоворот придворных развлечений и праздников. Они наслаждались непривычным блеском и роскошью светских приемов с неистовством, свойственным лишь тем, кто прожил свою суровую и полную лишений юность в условиях жестокой и отчаянной борьбы. Офицеров новой гвардии подчеркнуто выделяли среди других и баловали, надеясь с их помощью завоевать симпатии и поддержку многих дагестанских тухумов (родов). Надо было закрепить успехи, достигнутые в кровопролитных сражениях, с помощью мирных средств. И эту приятную обязанность придворные дамы брали на себя. Легко себе представить то впечатление, которое производили статные и стройные молодые горцы в роскошной, живописной униформе их национальной одежды, на дамское общество Петербурга, многие представители которого, наверное, пытались завоевать сердца залетных соколов» [4, с. 15].
В приведённом отрывке много информативности. Читатель узнает о том, как формировался класс русскоязычной элиты горного края, какова была политика царского правительства после кавказской войны, в период царствования Александра II.
Указания на соотнесенность вновь формированной прослойки общества с некоторыми элементами европейской культуры встречаются в книге часто. Взгляд художника фиксирует приметы быта, предметы обихода, которые становятся дополнительной характеристикой персонажей автобиографического повествования. Каждый из этих персонажей связан с каким-то или даже целой серией предметов, составляющих бытийный фон повествования. Описание каждой вещицы, окружавшей персонажей повести и самого героя, становятся еще и приметой эпохи, а также является памятным предметом с какой-либо коллизией, веселой или грустной историей.
Изящны не только предметы, о которых рассказывает Мусаясул, изящен и стиль изложения, манера преподносить любую вещь, явление под определенным углом. Иллюстрации, выполненные художником, дополняют его рассказы о прошлом и создают оригинальный мир молодого человека, который мыслит не только словами, но и образами. Его духовное становление проходит на фоне причудливых сочетаний этнической архаики и уже привычных для него разговоров и вещей совсем иной, далекой от окружающего его мира, природы.
Так в книге проходит упоминание о родовых корнях рода Мусаевых, их гербе. Халилбек не педалирует эту мысль, его душа привязана к горному краю с его дикими скалами, в которых живут таинственные существа. Его окружение -сильные, грубоватые, смелые мужчины с диковатыми повадками и нежные слабые женщины, портреты которых он позже будет рисовать карандашом и писать красками.
Вместе с тем, интерес к геральдике сохранился у художника на протяжении всей жизни. В свое время французский ориенталист Жилбер Мерле в статье «Первый гений своего народа», опубликованной в феврале 1929 года в египетской журнале, писал: «Его искусство - это необычайное, яркое сочетание евро-
Библиографический список
пейской мысли и кавказских чувств, где разум и воображение дополняют друг друга... В этой живописи чувствуется неукротимая потребность в свободе, непоколебимое стремление сохранить своеобразие народа, который хочет быть самим собой» [5, с. 40].
Как бы между делом в повествование включаются подробности исторического характера, которые в той или иной степени, но всегда имели отношение к семье Мусаевых. Так, лаконично упоминается восстание 1877 года. Халилбек совершенно определенно ставит точки над «Ь> и сообщает: «В 1877 году началась русско-турецкая война. И в связи с этим в Дагестане поднялся бунт, организаторы которого надеялись таким образом избавиться от чужеземного господства (русских), длившегося около двадцати лет.
Старые борцы за свободу призывали в горах к восстанию, несмотря на то, что турецкая сторона не оказывала им действенной поддержки, впоследствии чего вся эта акция при обстоятельном анализе выглядела поспешной и безнадежной.
Царь сразу распустил черкесскую гвардию, отправил всех офицеров в немилость и передал их красивую форму казакам, на которых она, доставшись с чужого плеча, плохо сидела» [4, с. 16], - так описывает Халилбек переломную ситуацию, которая сложилась в очередной раз в истории Дагестана.
Возвращение молодых дагестанцев, служивших царскому престолу и составлявших костяк тогдашней светской горской интеллигенции, стало поворотным моментом в жизни рода Манижал. В тексте Мусаясул нет оценочных суждений о той или иной политической ориентации горского населения. Он констатирует факты, и делает это без пафоса, легко и просто, но за этой простотой проступают крупные события, изменившие судьбы сотен людей, а также и то, что составляло суть психологического склада выделившейся уже касты национальной светской пророссийской элиты: «Вот так, совершенно неожиданно, пришлось молодым джигитам отвыкать от полной удовольствий цивилизованной жизни и погрузиться в суровую и героическую жизнь своей родины, где насилие и месть, нападение и защита были обычными делами. Теперь их вновь окружали горные вершины, объятые пламенем, как в былые времена детства. Воспоминания о придворной, чуждой светской жизни развеялись быстро как дым» [4, с. 17].
Следует отметить слегка ироничное отношение художника к явлением национальной жизни. Отчасти это объясняется множеством мифов и преданий, пронизывающих первую часть повести «Страна последних рыцарей».
Горы, где он родился и вырос, являются для Мусаясул неким этническим пространством, отмеченным культурной самобытностью. При этом он активно включает его в контекст эпохи - культурный, исторический, социальный, сохраняя особенности стилевой наррации.
В повести Х. Мусаясул живая действительность органично переплетается с мифами и преданиями старины. Мифологические сюжеты в повести не только эстетические категории, не случайный художественный прием, но древнейшее наследие его родины, связующее прошлое с настоящим. Обращение к мифологическим образам - коренное свойство художественного мышления художника. Некоторые же истории, вкрапленные в текст повести трудно отнести к реальности, но столь же сомнительна их мифологическая составляющая. К примеру, рассказ о Хаве, первой няньке мальчика: «Странным существом была эта Хава, женщины, которую отец нанял для ухода за мной. Полумужчина, полуженщина. Мужская кольчуга обтягивала ее сильное тело, женский платок покрывал ее буйную голову. Я уверенно сидел перед нею в седле, в то время как она с стреляла на скаку, бесстрашная, как мужчина. А когда я был еще совсем маленьким, она возила меня по дороге из Караха в Чох, привязав люльку со спящим ребёнком к своей спине» [4, с. 21].
В данном случае мы имеем литературную интерпретацию фольклорного мифа об амазонках, проживавших, по преданию, в горах Кавказа. Смещение мифа и реальности происходит путем использования деталей, относящихся к реальной жизни.
В повести много фантазий, видений, придающих произведению объемность и глубину. Временами горы, окрестности родного села становятся для Ха-лил-Бека загадочным местом, какими-то гранями, соприкасающимися с четвертым измерением, отгороженным от реальной жизни.
Живая действительность органично переплетается с мифами и преданиями старины, описаниями обычаев, ритуалов, такие как, «оцбай» - праздник первой борозды и «гвай» - основанный на взаимопомощи всех односельчан при проведении различных хозяйственных работ, подготовке к свадьбе, похоронам и т. д.
Даже там, где Мусаясул старается избегать всяческих романтических и мифосимволических абстракций и придерживается реалистической основы, действие зачастую перебивается каким-либо воспоминанием и переносится в область юношеских мечтаний и фантазий. И это понятно: в этих воспоминаниях человека, оторванного от родной почвы родина, отчий дом, семья - символы защищенности, которую он по воле судьбы потерял навсегда.
1. Гамзатов Г. Г Вводная статья. Халилбек Мусаясул - художник и личность. Сборник статей к 110-летию со дня рождения Халилбека Мусаясула. Махачкала. 2009.
2. Гамзатов Г. Г Два этюда о Халилбеке Мусаясуле. Сборник статей к 110-летию со дня рождения Халилбека Мусаясула.
3. Нюбина Л.М. Метафоры времени - метафоры судьбы. Известия РАН. Серия литературы и языка. 2006; 1.
4. Мусаясул Халилбек. Страна последних рыцарей. Повесть о мире Кавказских гор. Махачкала. 1999.
5. См.: Мусаев М.К. Символика Дагестана, какой она была. Дагестан. 1993; 165.
References
1. Gamzatov G.G. Vvodnaya stat'ya. Halilbek Musayasul - hudozhnik i lichnost'. Sbornik statejk 110-letiyu so dnya rozhdeniya Halilbeka Musayasula. Mahachkala. 2009.
2. Gamzatov G.G. Dva 'etyuda o Halilbeke Musayasule. Sbornik statej k 110-letiyu so dnya rozhdeniya Halilbeka Musayasula.
3. Nyubina L.M. Metafory vremeni - metafory sud'by. Izvestiya RAN. Seriya literatury i yazyka. 2006; 1.
4. Musayasul Halilbek. Strana poslednih rycarej. Povest' o mire Kavkazskih gor. Mahachkala. 1999.
5. Sm.: Musaev M.K. Simvolika Dagestana, kakoj ona byla. Dagestan. 1993; 165.
Статья поступила в редакцию 24.10.18
УДК 811.351.21
Magomedova M.Sh., postgraduate, Dagestan State Pedagogical University, (Makhatskala, Russia), E-mail: morik-@mail.ru
FEATURES OF REPRESENTATION OF SEMANTICS OF DURATION IN THE LAK LANGUAGE. The article presents an analysis of lexical and grammatical ways and means representing the semantics of the duration of an action or process in the Lak language. Temporary connections between objects and processes of the world around people are reflected in language by means of lexical and grammatical means. In the Lak language, semantics of duration is expressed at two levels of language: morphological and lexical. Morphological means of expressing the duration are presented in the verb system as a durative type and a continuation mode of action. At the lexical level of the Lak language, semantics of duration is expressed by adverbs of time, nouns and adjectives of temporal semantics. Adverbs of time more often than other lexical means are used to represent the semantics of duration.
Key words: Lak language, semantics of duration, temporal vocabulary, adverbs of time.
М.Ш. Магомедова, соискатель Дагестанского государственного педагогического университета, г. Махачкала, E-mail: morik-@mail.ru
ОСОБЕННОСТИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ СЕМАНТИКИ ДЛИТЕЛЬНОСТИ В ЛАКСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье представлен анализ лексических и лексико-грамматических способов и средств, репрезентирующих семантику длительности протекания действия или процесса в лакском языке. Временные связи между объектами и процессами окружающего нас мира находят отражение в языке посредством лексических, и грамматических средств. В лакском языке семантика длительности выражается на двух уровнях: грамматическом и лексическом. Грамматический уровень представлен морфологическими и синтаксическими средствами. Морфологические средства выражения длительности - это дюративный вид и продолженный способ действия в системе глагола. На лексическом уровне лакского языка семантика длительности выражается наречиями времени, именами существительными и прилагательными темпоральной семантики. Наречия времени чаще других лексических средств используются для репрезентации семантики длительности.
Ключевые слова: лакский язык, семантика длительности, темпоральная лексика, наречия времени.
Время и пространство являются основополагающими философскими категориями, вне которых нет реального мира. Поэтому нет в мире языков, в которых не находили бы отражение эти категории. В этом проявляется универсальность понятия языкового времени. Однако различные языки по-разному отражают время, зависит это как от особенностей грамматического строя того или иного языка, так и от идиоэтноспецифики восприятия времени носителями языков.
В данной статье объектом исследования являются языковые средства, репрезентирующие семантику длительности протекания действия в одном из эргативных языков Дагестана - лакском. Вопросы выражения семантики темпо-ральности лексическими и лексико-грамматическими средствами на материале лакского языка не исследованы. Статья представляет собой первую попытку специального исследования лексико-грамматических средств лакского языка, передающих семантику длительности. В наиболее обобщенном виде семантика процессуальности, длительности действия в лакском языке выражается на морфологическом уровне языка грамматической категорией глагольного вида - дю-ратива, например: чичлай ур 'пишет', букв. 'пишущий есть' (находится в процессе писания).
Продолжительность, протяженность действия во времени обозначает в системе глагола также продолженный способ действия, который образуется от формы деепричастия при помощи классных суффиксов -ва / -ра и их фонетических вариантов [1, с. 56], например: чичлай-н-ма бур 'продолжает писать', т1ирт1ун-на дур 'продолжает оставаться открытым' и т.д.
Дарс къуртал хьуну дунугу, жул учительница доскалий х1исавртту чичлайнма бур. 'Хотя урок закончен, наша учительница продолжает писать примеры на доске'.
Жул ч1явусса хъамал кьамул бувсса къатрал нузкьун т1иет1унна дур, цинявппа шаппа-шаппайн лавкуну бунува. 'Двери нашего дома, принявшего много гостей, продолжают оставаться открытыми, хотя все уже ушли по домам'.
Грамматические (видовременные) категории глагола указывают на длительность протекания действия обобщенно, не называя конкретных временных рамок. Лексические средства служат для конкретизации степени длительности действия или состояния. Такими средствами являются наречия места, местоименные наречия, адъективированные формы существительных, устойчивые словосочетания. Одни из них обозначают неограниченную длительность действия или процесса (семантики 'всегда', 'никогда'), другие указывают на конкретные временные рамки протекания действия или процесса.
Неограниченную длительность обозначают следующие наречия и наречные сочетания: абад/ абадлий/абадун абадлий 'всегда, вечно'; даин /даиман 'всегда'; мудан/муданма 'всегда'; тач1ав 'никогда'; оьрмулий 'в жизни', 'никогда'; кьарал дакъа 'беспрестанно' и т.д.
Например:
На ина хъяврин уллан оьрч1 акъара, абадлий вил чагуртшиву дуллангу лагъ акъара. 'Я не мальчик, чтобы ты меня обманывал, и не твой раб, чтобы вечно быть твоим подмастерьем'.
Абадун абадлий дирк1сса дуниял ца - к1ия большевикнаща даххана дан къ-ашайссар. 'Века вечные стоявший мир два - три большевика не могут изменить'.
Слово абад 'вечность' является заимствованием из арабского языка и используется в лакском языке для образования сложного глагола: абад хьун 'стать вечным', абад бан 'увековечить'.
Лексема абадлий представляет собой падежную форму суперэссива, эта же форма входит в состав сочетания абадун абадлий 'века вечные'.
Даиман ина ц1уххлай бик1ай, даин бик1ай Ибрагьимлуя гъалгъа т1ун ччай. 'Всегда спрашивает о тебе, всегда хочет говорить об Ибрагиме'.
Даин ларкьуну кьаритайсса нузкьун, х1акьину хъунавхьусса Жалиллуща т1ирт1унура лирч1уну дия. 'Дверь, которая всегда закрывалась, сегодня осталась открытой старым Джалилом'.
Наречие даим / даин тоже заимствованно из арабского языка непосредственно, а наречие даиман - посредством персидского языка.
... жул взводрал командир жул ч1арах цувагу муданлевчуна ачайва.
'... командир нашего взвода и сам всегда бежал рядом с нами'.
Муданма мудан мавич1идихьлахьи булларда зула дарвазалий бивщусса ч1ут1ул ч1уних. 'Не заставляй меня всегда - всегда прислушиваться к звону колокольчиков ваших ворот'.
Редуплицированная форма наречия имеет усилительное значение, после первого компонента это значение подчеркивает классный суффикс -ма (-ба) -показатель третьего грамматического класса.
От наречных форм суффиксально образуются прилагательные, например: абадлийсса 'вечный', мудансса 'постоянный'.
Агана та душ жува ита бакьирча, абалдийсса лахъуни жуявату яла
къагьант1иссар. 'Если мы эту девушку упустим, вечные насмешки с нас не уйдут'.
Хъат1ий, тирххандаравугу халкьуннан хъама къаритлатисса му къюву ттул къюк1нийгу мудансса щавур. 'Боль, которая не оставляет людей даже во время свадеб, это и моего сердца постоянная рана'.
