CC BY
19
Библиографический список
1. Сунь Найсюй. И.С. Тургенев и современные китайские писатели. И.С. Тургенев и Китай. Шанхай: Сюе Линь, 1988: 447.
2. Ван Цзяныжао. Художественная эпоха: Тургенев и китайский поэтический роман. Дружба китайской и русской литературы - русская и советская литература и новая китайская литература в 20-м веке. Гуйлинь : Ли Цзян, 1999: 125 - 146.
3. Лю Шолиан. Тургенев. И. С. Полное собрание сочинений. Шицзячжуан: Хэбэй образование, 1994.
4. Чжу Сяньшэн. Между поэзией и прозой: о творчестве и стиле И.С. Тургенева. Сиань: Шэньси Жэньминь Образование, 1999.
5. Ван Чжилян. Тургенев. И.С. Стихотворения в прозе. Гуандун: Хуа чен, 2010.
6. Чжу Хунцюн. Столетняя история восприятия «Стихотворений в прозе» И.С. Тургенева в Китае. Мир русского слова. 2014; 1: 45 - 48.
7. У Цзяюй. Краткий отчет об исследовании И.С. Тургенева. Журнал Хуаншаньского университета. 2006; 6: 127 - 131.
8. Лю Цзюмин. Юй Дафу и И.С. Тургенев. Иностранная литература. Исследования. 2000.
9. Ван Лие. И.С. Тургенев в восприятии классиков китайской литературы XXвека. Балтийский филологический курьер. 2004; 4: 312 - 320. References
1. Sun' Najsyuj. I.S. Turgenev isovremennye kitajskiepisateli. I.S. TurgeneviKitaj. Shanhaj: Syue Lin', 1988: 447.
2. Van Czyan'chzhao. Hudozhestvennaya 'epoha: Turgenev i kitajskij po'eticheskij roman. Druzhba kitajskoj i russkoj literatury - russkaya i sovetskaya literatura i novaya kitajskaya literatura v20-m veke. Gujlin' : Li Czyan, 1999: 125 - 146.
3. Lyu Sholian. Turgenev. I. S. Polnoe sobranie sochinenij. Shiczyachzhuan: H'eb'ej obrazovanie, 1994.
4. Chzhu Syan'sh'en. Mezhdu po'eziej iprozoj: o tvorchestve i stile I.S. Turgeneva. Sian': Sh'en'si Zh'en'min' Obrazovanie, 1999.
5. Van Chzhilyan. Turgenev. I.S. Stihotvoreniya vproze. Guandun: Hua chen, 2010.
6. Chzhu Huncyun. Stoletnyaya istoriya vospriyatiya «Stihotvorenij vproze»I.S. Turgeneva v Kitae. Mir russkogo slova. 2014; 1: 45 - 48.
7. U Czyayuj. Kratkijotchet ob issledovanii I.S. Turgeneva. Zhurnal Huanshan'skogo universiteta. 2006; 6: 127 - 131.
8. Lyu Czyumin. Yuj Dafu i I.S. Turgenev. Inostrannaya literatura. Issledovaniya. 2000.
9. Van Lie. I.S. Turgenev v vospriyatii klassikov kitajskoj literatury XX veka. Baltijskij filologicheskij kur'er. 2004; 4: 312 - 320.
Статья поступила в редакцию 11.10.18
УДК 8; 80, 81
Lyubimova E.A., postgraduate, English Grammar Department, Moscow State Pedagogical University (Moscow, Russia),
E-mail: [email protected]
SERMON AS A SPECIAL FORM OF EDIFICATION (ON THE BASIS OF A. J. CRONIN'S NOVEL 'THE GREEN YEARS' AND J. P. SHANLEY'S PLAY 'DOUBT'). The aim of the article is to analyse images of clergymen and their instructive preaching in the above-mentioned twentieth century literary works. Contextual, dictemic and stylistic analyses are used to expose the interconnection between the authors' confessional personalities and the clerical characters' professional speeches. The research also employs the notion of 'theolinguistic analysis' and summarises linguistic aspects of the literary extracts. Considerable attention is given to the semantics of the sermons and to the special connection between religious and pedagogical spheres of communication. The results of the research can be applied to the further study of religious discourse, not only within the literary context but also within the sphere of religious communication. The article is intended for university students and doctoral candidates studying linguistics, and also for linguists, philologists and theologists.
Key words: confessional linguistic personality, theolinguistical analyses, dictema, Catholicism, homily, canon.
Е.А. Любимова, аспирант каф. грамматики английского языка, Московский педагогический государственный университет,
E-mail: [email protected]
ПРОПОВЕДЬ КАК ОСОБАЯ ФОРМА НАСТАВЛЕНИЯ
(НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА АРЧИБАЛЬДА ДЖОЗЕФА КРОНИНА «ЮНЫЕ ГОДЫ»
И ПЬЕСЫ ДЖОНА ПАТРИКА ШЕНЛИ «СОМНЕНИЕ»)
Целью статьи является анализ образов священнослужителей и их назидательных проповедей в художественных произведениях двадцатого века. Контекстуальный анализ наряду с диктемно-стилистическим разбором выступают основными методами нашего исследования, в ходе которого была выявлена взаимосвязь между конфессиональными личностями авторов и профессиональной речью героев-священников, введено понятие «теолингвистический анализ», выделены и обобщены основные лингвистические составляющие фрагментов речи проповедников. Значительное внимание уделяется семантике проповеди и связи религиозной и педагогической сфер общения. Результаты данного исследования могут быть применены при дальнейшем изучении религиозного регистра, как в контексте литературного произведения, так и непосредственно в сфере религиозного общения. Статья предназначена для студентов и аспирантов языковых вузов, а также для лингвистов, филологов и религиоведов.
Ключевые слова: конфессиональная языковая личность, теолингвистический анализ, диктема, католичество, гомилия, каноник.
Гомилетика, как раздел богословия, изучающий аспекты проповеднической деятельности, представляет одну из самых актуальных и интересных сфер для изучения как непосредственно у теологов, так и у лингвистов. Такой повышенный научный интерес, прежде всего, объясняется чутким и трепетным отношением священнослужителя той или иной христианской конфессии к устному и письменному слову и способам взаимодействия с прихожанами [1, c. 84]. Еще одним фактором служит необходимость детального изучения таких понятий как «языковая личность» и «конфессиональная языковая личность». Эти предпосылки обусловлены нарастающим вниманием к личности, так как наука все больше становится антропоцентричной. Лингвистический феномен «конфессиональной языковой личности» особенно интересен с точки зрения теолингвистического анализа, так как находится внутри совершенно особой «духовной» сфере коммуникации. За последние годы в отечественном языкознании появилось множество работ, посвященных языку религиозного общения [Бобырева Е.В. 2007, Ицкович Т.В. 2011, Крысин Л.П. 1994, Гадомский А.К 2007]. На западе вопросами жанра проповеди и ее классификацией занимался проповедник Джон Киллинджер (John Killinger). Несмотря на все исследования в этой области, духовным назиданиям в художественной литературе до этого момента не уделялось должного внимания.
Мир художественной литературы представляется обширным полем для проведения подобного рода исследования, так как между реальностью и язы-
ковой зарисовкой, отображающей жизнь, выстраиваются непростые отношения. С одной стороны, эти миры похожи, с другой стороны, они неразрывно взаимосвязаны, так как художественное слово - это явление развитого общественного сознания [2, с. 281]. Более того, литературное произведение, как результат творческого процесса, становится исключительным языковым явлением, так как вбирает в себя наилучшие языковые образцы [3, с. 7].
В данной работе мы предприняли попытку проанализировать репрезентации проповедей в произведениях шотландского романиста Арчибальда Джозефа Кронина и американского драматурга ирландского происхождения Джона Патрика Шенли. Объектами нашего лингвистического исследования стали роман Кронина «Юные годы» (1944) и пьеса Патрика Шенли «Сомнение» 2005. Предметом же являются непосредственно проповеди героев-священнослужителей, обращенные, прежде всего, к ученикам-подросткам. Новизна данного исследования состоит в анализе образов священнослужителей и их проповеднической деятельности через призму художественного текста.
Необходимо подчеркнуть, что понятия «языковая личность писателя» и «языковая личность персонажа» того или иного произведения будут взаимосвязаны. Безусловно, писатель, как носитель определенной культуры и религиозных убеждений, вложит особые смысловые элементы и в свое произведение, и в характеристики своих героев. Зачастую автор проецирует свои собственные
черты на определенного персонажа, делая произведение во многом автобиографичным. Таким, например, является роман Кронина «Юные годы» ('The Green years'). Это первая часть дилогии о Роберте Шенноне - талантливом враче-ученом, который вырос в маленьком шотландском городке Ливенфорд. Рано оставшись сиротой, Роберт вынужден покинуть свою родную Ирландию и переехать к родственникам матери в Шотландию. Роберт несчастен, среди чужих людей ему приходится нелегко. Он страдает от того, что у него рыжие волосы, что у него нет обычной школьной формы, что он католик, ходит на праздничные мессы и посещает воскресную школу Мальчик любит природу холодного серого края и увлекается естественными науками. Он верит во Всевышнего, но нелегкая жизнь ввергает его в уныние и ставит под сомнение тезис о любви Господней. На помощь подростку приходит второстепенная, на первый взгляд, фигура каноника Роша - католического соборного священника. Это человек средних лет, глава воскресной школы и активный член католической общины. Он не фанатичен, не настаивает на посещении церкви. Святой отец дает понять Роберту, что придерживается весьма либеральных взглядов по отношению к его бабушке-протестантке. Это выходит из экуменических взглядов самого Кронина, выступавшего за объединение всех христианских церквей [4, с. 200].
Эпизод разговора Роберта Шеннона и святого отца представляет собой интересный по своей структуре отрывок. Внезапно встретив подростка на улице, каноник не упрекает мальчика в непочтении и долгом непосещении храма. Наоборот, добродушно поприветствовав ребёнка, Рош начинает диалог который потом перейдет в проповедь-монолог
Сославшись на то, что нужно навестить больного, каноник продолжает идти рядом с Робертом и завязывает беседу. Но теперь он выбирает тему, которая интересна его подопечному - книги. Увидев, что в руках у ребёнка роман «Братья Карамазовы», священник делает следующий комментарий: 'What have you got there? // "The brothers Karamazov". Not at all bad. I commend Alyosha to your notice. He's a young man with some grace in him'. - «Что это у тебя?//«Братья Карамазовы». Неплохо. Рекомендую обратить особое внимание на Алешу Наглядный пример молодого человека, который не отступил от бога».[5, p. 185; 6, c. 283] (здесь и далее перевод Т. Кудрявцевой). Интересен выбор автором слова "grace" - «Благодать, Милость Господня». Рош намекает на то, что во всех нас есть Божья благодать. Нужно только уметь ее сохранить для себя и для других людей. Роберт никак не прокомментировал высказывание святого отца. Тогда каноник прямо спросил мальчика о причине его отдаления от церкви и от сестер из воскресной школы, которые его очень любят. Роберт ответил, что больше не верит в Бога: "I don't believe in God any more. I've given up the whole thing". С этого места диалог между духовником и учеником переходит в монолог, довольно интересный по своему строению и содержанию.
Со структурной точки зрения это законченная и логическая речь с дикте-мой-вступлением, диктемой - основной, объяснительной частью и диктемой - заключением. Для начала определим понятие «диктема». В своей работе «Диктема в уровневой структуре языка» Марк Яковлевич Блох говорит об этом языковом явлении как о строевой элементарной единице текста, которая образуется из одного или нескольких предложений как единиц непосредственно нижележащего уровня языка [7, с. 61]. Рассмотрим эти фрагменты детально.
Во вводной части падре обозначает проблему: невозможность постижения Господа человеческим разумом и необходимость верить безоговорочно. Само же высказывание начинается с повтора отрицания Роберта: "You don't believe in God, you've achieved a triumph of reason...Well no wonder you are rather proud of it [...] But what do you know about God? For that matter, what do I know of Him?... I'm afraid the answer is nothing. He is absolutely unknowable, incomprehensible....infinitely beyond the grasp of the imagination, of all the senses." - «Ты больше не веришь в Бога: разум, говоришь, победил веру.Что ж, неудивительно, что ты гордишься этим. [...] Но что ты, собственно, знаешь о боге? Да если говорить откровенно, что знаю о нем я? ... Боюсь, что придется ответить, пожалуй, - ничего. Он непознаваем....непонятен...недоступен силе воображения и нашим чувствам.» [5, p. 186; 6, с. 283] Интересно, что святой отец, иронизируя над попыткой Роберта разобраться во всем только при помощи разума, в то же время ставит себя в одно положение со своим подопечным, признаваясь, что сам ничего не знает о Боге. Огромный внушающий потенциал этого вступления придает градация эпитетов 'absolutely unknowable, incomprehensible....infinitely beyond the grasp of the imagination', которые на образном уровне воздействуют на мальчика эффективнее, нежели фактические доводы. Таким образом, священник объясняет, что представить всю мощь Господню только человеческим разумом невозможно, так как все люди мыслят исключительно «в рамках своей человечности», а измерить что-либо неизмеримое невозможно. Понимая, что Роберт начал слушать, отец Рош переходит к следующей части своего монолога (диктеме - основной части), но теперь его задача - постараться удержать внимание ребёнка и адаптировать наиболее сложные образы и понятия к восприятию юного существа. Падре знает, что Шеннон увлекается естественной историей и приводит в пример глубоководных существ, которые обитают в океане и вслепую ползают во тьме. Эти живые организмы не переносят солнца и, если их вынести на дневной свет, - погибают. То же самое можно сказать и о людях, которые приближаются ко Всевышнему только путем разума, без веры. Эта метафора с продуцированными образами позволяет Роберту осмыслить свое отношение к Господу и осознать, что Всевышний не есть один лишь logos. В этом эпизоде писателю удалось сделать речь
святого отца действенной не только с позиции логики и внушения, но с точки зрения эмоциональной насыщенности.
Заключительная диктема - это подтверждение тезиса: "The greatest sin of all is intellectual pride" - «Величайший грех - это гордиться своим разумом». Кронин-символист, как и его герой-каноник Рош делает эту мысль лейтмотивом проповеди, что позволяет читателю посмотреть на мир не только с точки зрения одного лишь здравого смысла. В финале своего монолога священник «синтезирует» понятия мира духовного и материального, апеллируя к теории креационизма - учению о создании мира созидательной силой Творца. Обращаясь напрямую к Роберту, Рош приводит в пример все тех же простейших: "You've reduced everything to terms of the single cell. You can tell me exactly the chemical composition of protoplasm...Oh, very simple substances. But can you synthetize these substances into life? Until that happens, there's nothing for it, Shannon, but to go in humility and faith". - «Ты свел все к понятию клетки. Ты можешь рассказать мне, из каких химических веществ состоит протоплазма. О, из самых простых. Но ты можешь сделать из этих веществ такое соединение, чтобы получилась живая материя? И пока этого не случиться, Шеннон, придется жить в смирении и вере» [5, p. 186; 6, р. 284].
Использование параллельных конструкций, начинающихся с личного местоимения "you" создают своего рода «закрытый смысловой блок» и помогают святому отцу выявить ошибочную модель поведения своего подопечного и указать на верный путь поиска духовного начала. Значительную роль эмоционального регулятора играет риторический вопрос об отсутствии благодати создавать жизнь из элементарных химических соединений человеческими усилиями, на который Роберт Шеннон, безусловно, ответил бы отрицательно. Завершается данный фрагмент утверждением отца Роша о необходимости смирения и веры. Синтаксически это высказывание начинается с конструкции 'there is nothing for it...but', которая сама по себе несет значение единственности выбора.
Завершая свою проповедь святой отец, иносказательно говорит растерянному подростку о любви господней и о том, что Всевышний все время с ним: "You may not be seeking God, Robert, but He is seeking you. And he will find you, my dear boy; He will find you in the end." [5, p. 186]. Компенсируя чувство потерянности и психологической нестабильности, отец Рош говорит о том, что мы вовсе не одиноки в этом мире. Это создает у ребёнка ощущение безопасности, комфорта и ментальной стабильности. Обратим внимание, что святой отец говорит с подростком на его языке и облегчает смыслы религиозной догматики на основе познаний и интересов своего же подопечного. Каноник не прибегает к обычным в таком случае «трюкам», к фразам о борьбе добра и зла или о «кознях сатаны», не делает мальчику «выговоров за отступничество». Напротив, говоря с подростком на общем языке, разговаривая наедине с ним, понимая, естественную потребность юного существа самому разобраться во всем, каноник твёрдо, но доброжелательно направляет Роберта в нужное русло. Эта проповедь не была подготовлена заранее, поэтому в тексте Кронин использует большое количество многоточий и запятых для обозначения паузации и изображения сбивчивости речи. Благодаря этому приему читатель улавливает вдохновение и сердечность проповеди. В конце романа мы понимаем, что усилия приходского священника не были напрасны: Роберт Шеннон заходит в храм, перед тем как надолго покинуть Ливенфорд и уехать продолжать образование.
Такие же цели ставит перед собой и отец Брендан Флинн - церковный пастырь и один из главных героев пьесы «Сомнение» ("Doubt"). Действие этого произведения разворачивается в Америке шестидесятых годов, перед войной во Вьетнаме. Общественный порядок американцев пошатнулся: Советский Союз отправил в космос первого человека, прогремела сексуальная революция, убит первый президент-католик Джон Кеннеди. Великолепный драматург Джон Партик Шенли создает непревзойденную атмосферу ортодоксальной католической школы в Бронксе, которую посещают дети небогатых ирландцев и итальянцев. Отец Флинн - церковный пастырь церкви святого Николая. Это человек средних лет, весельчак, который выступает за либерализацию, как католической церкви, так и церковного образования. Он сластена, носит длинные ногти, любит баскетбол и поет светские песни. Его антипод - сестра Элоиза Бовье, монахиня-консерватор. Она активная, по-своему волевая женщина, которая совмещает социальную реальность со сложившимися духовными идеалами. Она не одобряет шариковых ручек, мирских песен об оживших снеговиках на Рождество (по ее мнению, это чистое язычество - 'Frosty the snowman' exposes a pagan belief in magic').
Экспозиция пьесы - это проповедь отца Флинна, на которую Шенли отводит весь первый акт. Это прием своего рода «мгновенного погружения» читателя и зрителя в обстановку церковного прихода и определенного временного отрезка. Интересно отметить, что это гомилия воскресной мессы в школьной церкви, поэтому она обращена, прежде всего, к ее воспитанникам. Речь сразу начинается с оглашения темы, которой предшествует риторический вопрос: "What do you do when you are not sure?" - «Что вы делаете в минуту сомнений?» (здесь и далее перевод выполнен автором статьи). Это перекликается с самим названием произведения. Священник говорит, что мы все время от времени в чем-либо сомневаемся. Он разворачивает повествование словами об убийстве президента Кеннеди, о том, что связующим звеном для всего общества стало отчаяние в это непростое время: "It was a public experience, shared by everyone in our society. It was awful, but we were in it together!" [8, р. 5]. Затем святой отец приводит пример одинокого человека и говорит о том, что нет ничего страшнее изоляции. Для
понятноготолкования смысла метафоры подросткам он использует сравнение с окном, через которое человек может лишь смотреть на мир, но не коммуници-ровать с ним. Постепенно отец Флинн подходит к кульминационной части своего выступления - к тезису о том, что Господь всегда с нами, даже в момент сомнений, даже, когда мы чувствуем себя потерянными: "For those so afflicted, only God Knows their pain. Their secret. The secret of their alienating sorrow." [8, с. 6] Подкрепляя данное положение, служитель Божий обращается к притче о моряке, оказавшемся посреди океана после кораблекрушения. Беднягу двадцать дней носило по океану, и сомнения закрались в его душу: "Had he set his course right? Was he still going on towards his home? Or was he horribly lost and doomed to a terrible death? \\ Or had he seen Truth once, and now had to hold on to it without further reassurance?" [8, с. 6] Интересно, что Брендан Флинн в своем монологе утверждает, что среди паствы есть люди, переживающие кризис веры. Этот прием весьма эффективен с точки зрения риторического канона, потому что создает особый контекст для всех участников речевого акта. Более того, проповедник в конце выступления приходит к тому с чего начал, к связи человека с обществом и Господом: "There are those of you in church today who know exactly the crisis of faith I describe. I want to say to you: Doubt can be a bond as powerful and sustaining as certainty. When you are lost you are not alone. In the name of the Father, the Son and the Holy Ghost. Amen " [8, с. 6]. Эта вводная часть пьесы представляет собой равномерное сочетание педагогического и религиозного знания, в котором немного снижен рациональный компонент. В нем речь идет об особой способности человеческой души - вере. Действие только началось, зритель не догадывается о том, что его ждет.
Конфликт завязывается, когда молодая и чуткая сестра Джеймс сообщила свои опасения Сестре Элоизе. Юной учительнице показались неестественными отношения между Дональдом Мюллером и отцом Флинном. Подозревая отца в растлении подростка, сестра Бовье вызывает священника на разговор «при свидетеле». Мужчине приходится объясняться, однако, это не производит должного эффекта. Тогда святой отец решает сделать особое выступление на воскресной службе. По своей структуре речь канонична, это классическая дидаскалия (didascalia), то есть проповедь-поучение. Обратим внимание, что на это раз проповедь рассчитана не столько на учеников, сколько на саму сестру Элоизу Бовье. Этот эпизод есть кульминация всей пьесы, и опять, как и первая речь отца Флин-на, фрагмент растягивается на целый акт. Стержнем данной композиции автор делает идею о том, что лжесвидетельство - это большой грех. Эта идея пронизывает всю проповедь целиком и, безусловно, образует «архитектонику» текста, то есть соразмерное и гармоничное соединение частей с единое целое. Завязка повествует читателю о женщине, распускавшей сплетни о человеке, которого она едва знала. Той же ночью ей приснился кошмар. Во сне гигантская рука указала на нее, заставляя почувствовать себя виноватой. На следующий день женщина пришла на исповедь и покаялась в своих деяниях, и священник ответил ей, что следовало бы ей просить прощения у Всевышнего: "You have borne false witness against your neighbour, you have played fast and loose with his reputation, and you should be heartily ashamed!" - «Ты возвела лжесвидетельство на своего соседа, ты опрометчиво поступила с его репутацией, тебе должно быть очень стыдно» [8, c. 36]. Женщина стала молить о прощении, и священник наложил на нее своеобразную епитимью: "I want you to go home, take a pillow up on your roof, cut it open with a knife, and return here to me." - «Иди домой, возьми подушку, распори ее на крыше, а затем возвращайся» [8, c. 37]. Сделав все в точности, как было велено, дама вернулась и сказала святому отцу, что повсюду были перья. Тогда духовник дал ей следующее задание - пойти и собрать все перья до одного. Женщина сказала: "Well, it can't be done. I don't know where they went. The wind took them all over". На что святой отец лаконично, но емко ответил: "And that is gossip! In the name of the Father, Son and the Holy Ghost, Amen" [8, c. 37]. Эта аккламация, типичный сигнал окончания проповеди, служит как кода последнего композиционного фрагмента.
Проповедь несет в себе черты личности автора, но в большей степени, это ответ персонажа, отца Флинна, на обвинения со стороны сестры Бовье. Все части этого монологического фрагмента соразмерны и уравновешенны, четко просматривается ритм и интонация. Как перед читателем, так и перед зрителем сразу же возникает аудиовизуальный образ главного героя в воскресной сутане, спокойно и прямо комментирующего заповедь: "You shall not bear false witness". Цезурами данного речевого образца выступают комментарии самого святого отца и «разыгрывание» диалога между воображаемым священником и женщиной из притчи.
Библиографический список
Чтобы приблизиться к слушателю, отец Флинн сразу же заверяет своих юных слушателей в том, что знает о том, что никто и никогда не сплетничал: "A woman was gossiping with a friend about a man she hardly knew -1 know none of you have ever done this - and that night she had a dream" [8, c. 36]. Священник намеренно меняет манеру повествования, принимая наигранно «ирландский акцент» (Irish brougue) пастора, намекая на свое ирландское происхождение. Координация содержания, лаконичная структура и использование изобразительных средств, таких как ремарки священника, нарочито простые реплики героев, метафора с подушкой и перьями, олицетворяющими необдуманные слова обвинения, реализуют облегчение евангельских смыслов для учеников и прямое увещевание антагониста - сестры Бовье. Читателю так и не удается понять, оказались ли подозрения сестры правдой или все это плод ее фантазии и неприязни к свободолюбивому священнику. Автор не предлагает готового ответа, так как проблемы такого рода зачастую неразрешимы, он лишь помещает читателя в ситуацию морального выбора и заставляет задуматься о неоднозначности жизни. Неслучайно подзаголовок этой пьесы - 'a parable' 'притча'.
Таким образом, конфессиональные личности авторов и героев-священнослужителей связаны друг с другом. Сам по себе образ священнослужителя - это своеобразный транслятор мира духовного, символического, который существует за пределами обыденного, физического мира. Зачастую герой-священник весьма образованный и харизматичный проповедник, обладающий способностью убеждения и влияния. Это живое воплощение религии, внешнее и внутренне проявление культуры. Его ораторские способности способны привести в лоно церкви отчужденных людей и помочь им в поиске божественного начала. Каналами же их религиозной миссии в литературном произведении может выступать как проповедь-монолог, так и проповедь-диалог На примере двух святых отцов (каноника Роша и отца Флинна) можно проследить, что все их взаимодействия с другими героями несут в себе те или иные религиозные послания, которые, в свою очередь, зависят от взглядов и целеполаганий самих авторов. По своему содержанию выступления или беседы с духовными чадами могут представлять собой как обычную катехизаторскую проповедь, так и дидаскалию (поучение). Семантическая специфика гомилии в канве художественных произведений чаще всего характеризуется синтезом понятий мира духовного и материального. Немаловажен тот факт, что передача набора духовных знаний и основ моральных ценностей представляет собой комбинацию религиозной и педагогической сфер коммуникации. Здесь присутствуют адресант-учитель или духовный наставник и адресаты - ученики (паства или школьники). Непосредственно в процессе коммуникации со стороны «священника-учителя» можно наблюдать предложение определенной интерпретации действительности и объяснение картин мира, предоставление аргументов или пояснений-иллюстраций к аргументам. Содержание формируется как исходя из целей авторов и канвы произведений, так и в соответствии с поводом чтения данной проповеди (отец Рош пытается вернуть Роберту Шеннону веру, отец Флинн хочет помочь пастве в момент кризиса веры, обличить ложную модель взаимоотношений между людьми). Характерными чертами лексического уровня проанализированных нами отрывков выступают повторы слов, синонимы архаичной и церковно-религиозной лексики 'God, The Truth, The Source of Grace', использование местоимений первого лица 'we, you, all of us', создающими ощущение равенства всех присутствующих перед лицом Всевышнего. Для структурного фундамента проповедей характерны простые предложения, использование простых грамматических времен (в основном Present и Past simple), обилие побудительных предложений 'I want you to go, take the pillow', риторических вопросов 'Had he set his course right? Was he still going on towards his home?' и устойчивых конструкций-аккламаций 'In the name of the Father, Son and the Holy Ghost, Amen'. Данные приемы помогают построить своего рода диалог между прихожанами и катехизатором, даже, если это проповедь-монолог, и создают атмосферу соборности и единства.
Анализируемые нами художественные произведения и репрезентации проповедей - это великолепные образцы авторского мастерства и глубокого понимания духовной культуры. Профессия священнослужителя, благодаря особому религиозному сознанию, была и до сих пор остается как бы дистанцированной от внешних обстоятельств. Часто образ служителя Божия в литературе - это особенная литературная категория, определенный духовный маяк. Так каноник Рош и отец Флинн преображают своих подопечных и проповедуют евангельские начала, делая их еще доступнее и внушительнее не только для героев романов и пьес, но и для зрителей и читателей.
1. Лютько Е.И. Священник и современный мир: в поисках взаимопонимания. Вестник екатеринбургской духовной семинарии. 2015; Вып. 3 (11): 84 - 99.
2. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Москва: Искусство, 1979.
3. Блох М.Я. Коммуникативная ответственность в условиях информационной революции. Язык: категории, функции, речевое действие: материалы Девятой научной конференции с международным участием. Москва - Коломна, 2016; Вып. 9: 6 - 9.
4. Бурыгина Т.С. Два мира Арчибальда Джозефа Кронина. Сибирский филологический журнал. 2014; 3: 196 - 201.
5. Cronin A.J. 'The Green Years', Boston Little and Company, 1944: 185-186.
6. Кронин А. Юные годы. Перевод с англ. Т. Кудрявцевой, «Иностранная литература», Москва: 1957.
7. Блох М.Я. Диктема в уровневой структуре языка. Вопросы языкознания. Москва, 2000: 58-67.
8. Shanley John Patrick "Doubt". Theatre communication group, New York, 2005: 5 - 37.
References
1. Lyut'ko E.I. Svyaschennik i sovremennyj mir: v poiskah vzaimoponimaniya. Vestnikekaterinburgskojduhovnojseminarii. 2015; Vyp. 3 (11): 84 - 99.
2. Bahtin M.M. 'Estetika slovesnogo tvorchestva. Moskva: Iskusstvo, 1979.
3. Bloh M.Ya. Kommunikativnaya otvetstvennost' v usloviyah informacionnoj revolyucii. Yazyk: kategorii, funkcii, rechevoe dejstvie: materialy Devyatoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem. Moskva - Kolomna, 2016; Vyp. 9: 6 - 9.
4. Burygina T.S. Dva mira Archibal'da Dzhozefa Kronina. Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2014; 3: 196 - 201.
5. Cronin A.J. 'The Green Years', Boston Little and Company, 1944: 185-186.
6. Kronin A. Yunye gody. Perevod s angl. T. Kudryavcevoj, «Inostrannaya literatura», Moskva: 1957.
7. Bloh M.Ya. Diktema v urovnevoj strukture yazyka. Voprosy yazykoznaniya. Moskva, 2000: 58-67.
8. Shanley John Patrick "Doubt". Theatre communication group, New York, 2005: 5 - 37.
Статья поступила в редакцию 12.10.18
УДК 82.14
Magomedova Z.K., Doctor of Sciences (Philology), researcher, Literature Sector, Institute of Language, Literature and the Arts n.a. G. Tsadasy RAS
(Makhachkala, Russia), E-mail: [email protected]
THE NOVEL KH. MUSAYASUL "THE COUNTRY OF LAST KNIGHTS", IN THE LEADING METAPHOR NARRATION. The article is dedicated to consideration of the novel of word famous painter Khalilbek Musayasul. This story is based of the memoirs, but goes far beyond the pictures of personal story. Autobiographic descriptions of the episodes of childhood and adolescence loses its specific descriptions, reaches a high level, and becomes as a symbol of the lost world. The history of his life the painter turned into a bright polyphonic description of the life in his native land. The material in his memories combines subjectivity and objectivity in building his own model of the world. The image of the narrator is rather ambiguous and causes the plurality of the world view in his novel.
Key words: memoirs, world famous painter, autobiographical descriptions, mythologie, historical events.
З.К. Магомедова, д-р филол. наук, ведущий научный сотрудник отдела литературы, Институт языка, литературы и искусства
им. Г. Цадасы ДНЦ РАН, г. Махачкала, E-mail: m.zuleyha689mail.ru
ПОВЕСТЬ Х. МУСАЯСУЛА «СТРАНА ПОСЛЕДНИХ РЫЦАРЕЙ» МОТИВ ДЕТСТВА - ВЕДУЩАЯ МЕТАФОРА В ПОВЕСТВОВАНИИ
Статья посвящена рассмотрению повести всемирно известного художника Халилбека Мусаясул. Повесть построена на мемуарных материалах, но выходит далеко за пределы жанра. Автобиографические описания эпизодов детства и юности постепенно теряют свои конкретные описания и достигают высокого уровня символа потерянного мира. Историю своей жизни в горах художник прекратил в яркое полифоническое полотно, расцвеченное разнообразными способами дескрипций. Материал в воспоминаниях художника объединяет субъективность и объективность в выстраивании модели своего художественного мира. Образ рассказчика отличается множественностью проявлений, что обусловливает плюралистичность картин мира, представленных им в повести.
Ключевые слова: мемуары, всемирно известный художник, автобиографические описания, мифологизм, исторические события.
Во вводной статье сборника по материалам конференции, посвященной юбилею художника Халилбека Мусаясула (Мусаева) академик Г Г Гамзатов отмечал, что в «художественной культуре Дагестана не было фигуры, которую можно было бы сравнить с Халилбеком» [1, с. 3].
Он также отмечает: «Биография художника дополнялась догадками и легендами, возникшими еще при его жизни: сама его короткая жизнь становилась источником для легенд... Он был гениально одарен от природы» [2, с. 7 - 8].
Халилбек Мусаясул родился в с. Чох Гунибского округа в семье капитана царской армии. С детства мальчик увлекался рисованием, резьбой по дереву. Старшие братья пошли навстречу его увлечению и в 1912 году он поступает в Тифлисское училище изящных искусств в Тбилиси. Тогда это был филиал петербургской академии художеств. После первого курса талантливый юноша был направлен в Мюнхенскую королевскую академию живописи в мастерскую знаменитого Франса Рубо.
С началом первой мировой войны Х. Мусаясул вынужден был оставить учебу и вернуться на родину. В 1915-1916 году он преподавал в Темирханшуринском реальном училище, в 1916-1917 гг был помощником начальника 9-го передового отряда Красного Креста при кавказском корпусе на театре войны.
После установления Советской власти Халилбек был назначен заведующим подотделом искусств Дагестанского ревкома.
В 1921 году Х. Мусаясул вновь уехал в Мюнхен для продолжения образования. Поскольку в дальнейшем в стажировке ему было отказано, художник делает выбор - остается в Германии, из-за чего в 1937 подверглись репрессиям многие его родственники.
Халилбек Мусаясул не ограничивался жизнью в Германии. Он много ездил по странам Европы и Ближнего Востока. Работал в Испании, Италии, Швейцарии. Когда встал вопрос о выборе гражданства, остановился на Иране. До конца своих дней он оставался иранским подданным. Свою роль в этом выборе сыграло и то, что семья Манижал-Мусаевых считала эту страну родиной своих предков.
Талант художника был признан в Европе. Выставки его картин с успехом прошли в Англии, Германии, Франции, Америке, Испании, Италии, Турции, Швейцарии и других странах. Мраморные слепки с рук художника хранятся в Метрополитен-музее в Нью-Йорке.
В повести «Страна последних рыцарей» Халилбек Мусаясул описывает свои детские и юношеские воспоминания, связанные с домом, братьями, но при сопоставлении официальных данных (не всегда точных) и тем, как представлены
эти образы в книге, можно отметить, что многие факты их биографии изменены, так же как и хронология самих этих фактов. Он старается избегать точности в воспроизведении их служебной деятельности, взглядов. Скорее всего, это было вызвано стремлением художника уберечь оставшихся родственников от последствий своей эмиграции, а также опасением, что книга может стать обличительным документом для них, так как основной деятельностью мужчин семьи Мусае-вых было служение в царской армии.
В основу повести Х. Мусаясул «Страна последних рыцарей» легли множество событий общего и частного характера, отдельной судьбы и, опосредовано, судеб разных людей, реально существовавших. Эта особенность позволяет нам отнести данное произведение к мемуарно-автобиографической прозе. Реализация в тексте повести основных признаков автобиографического повествования осуществляется посредством характерных жанровых проявлений, таких как избирательный характер памяти, неосознанное стремление досочинить и приукрасить воспоминание, меняющийся временной ракурс повествования, подвижная повествовательная перспектива. Несмотря на то, что повесть построена на мемуарных материалах, она далеко выходит за пределы воссоздания индивидуальной судьбы. Внешне этот текст как будто не претендует на то, чтобы быть чем-то большим, чем ностальгические автобиографические заметки об эпизодах детства и юности, но повествование незаметно теряет конкретные очертания, отходит от жанровой заданности, достигает высокого уровня, отражающего онтологическую суть национального художественного сознания, до символа потерянного для него мира.
Взяв за основу повествования историю своего детства и юности, Халил-бек Мусаясул, благодаря необычному повествовательному дискурсу, превратил его в яркое, полифоничное полотно, расцвеченное разнообразными способами дескрипций
Книга состоит из трех частей. Первая часть - «Детство и юность», вторая -«Мир гор», третья - «Потерянный рай». Память художника выбирает важнейшие, сформировавшие личность, автобиографические воспоминания.
В повести представлены различные состояния рассказчика, его впечатления детства, юношеских лет, зрелости. Все эти состояния не только констатируются, но и переживаются в различных нарративных дискурсах. Множественность интерпретаций различных ситуаций предопределяет и множественность экспликации автобиографического «я» в тексте. Модификации выражения своего «я» становятся незаменимым средством соединения разновременных плоскостей в отражении темы времени.
