Потенциал и практики политических элит в социальном пространстве российского общества Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

УДК 323

И.И. Имгрунт

ПОТЕНЦИАЛ И ПРАКТИКИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ В СОЦИАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

В статье рассматриваются перспективы российской модернизации и прежде всего роль деятельности политико-управленческих элит в ней. Автор анализирует потенциал политических элит в социальном пространстве России и делает вывод, что политико-управленческая активность элит зачастую направлена на защиту частно-групповых интересов. Ключевые слова: политические элиты, социальное пространство, социальный порядок, региональные элиты, гражданское общество, модернизация.

И.И. Имгрунт

кандидат биологических наук, соискатель Южного федерального университета E-mail: [email protected]

© Имгрунт И.И., 2013

I.I. Imgrunt

THE POTENTIAL AND THE PRACTICE OF POLITICAL ELITES IN THE SOCIAL SPACE OF THE RUSSIAN SOCIETY

This article examines the prospects for Russia's modernization and especially the role of the political and administrative elites in it. The author analyzes the potential of political elites in the social space of Russia and concludes that the political and administrative elites activity often is aimed at protecting the interests of private interests.

Keywords: political elites, the social space, the social order, the regional elites, civil society, modernization.

I.I. Imgrunt

Candidate of Biological Sciences, Researcher of Southern Federal University E-mail: [email protected]

© Imgrunt I.I., 2013

Современное российское общество уже более двадцати лет находится в состоянии перехода от советской модели экономики и политической системы к новому типу институциональной организации, призванной обеспечить развитие свободных рыночных отношений в экономике и демократии в политической жизни, однако, несмотря на длительный срок осуществления преобразований, в настоящее время все еще трудно сказать, что поставленные реформаторами цели близки к достижению [1]. Можно полагать, что формирующаяся в российском обществе модель социального порядка и режима хозяйствования очень своеобразны и не вполне вписываются в классические институциональные стандарты.

Этот факт, как бы его ни оценивать, достаточно зримо связан с проблемой модернизации российского общества и экономики. Трудности модернизации, о которых много написано в последние годы, интерпретируются по-разному. Ряд авторитетных исследователей [2, с. 17] полагают, что основной причиной трудностей нужно считать факторы культурного характера: специфику национальной ментальности россиян, которая остается ориентированной на традиционные ценности и консерватизм. Тем самым низкая эффективность модернизационных процессов находит объяснение в слабости адаптационных ресурсов и традиционализме широких масс населения, мешающих воспринимать инновационные культурные образцы и следовать им в повседневных практиках. Таким образом, задача повышения эффективности модернизации превращается в культурологическую по своей сути проблему, решение которой возможно лишь в эволюционной перспективе, поскольку процессы культурных изменений обладают значительной инерцией и охватывают в своем течении много поколений.

Другая позиция, альтернативная только что приведенной, связывает проблему низкой эффективности российской модернизации на ее нынешнем витке главным образом с социально-групповыми характеристиками правящей элиты, ее мотивациями, управленческими качествами, культурным потенциалом, особенностями самопозиционирования [3]. Масштаб и разнообразие ресурсов, которыми обладает правящая элита, -экономических, административных, культурных, образовательных, информационных - обеспечивают ей возможность постоянного интенсивного влияния на ценности и представления масс, благодаря чему происходит дрейф массовых ориентаций и установок в сторону собственных ценностей и представлений элиты. Аналогичной точки зрения придерживается видный отечественный элитолог О. Гаман-Голутвина, полагающая, что в основе неудач модернизационнных проектов на постсоветском пространстве выступает слабость модернизационных ценностей и установок в структуре мотивационых характеристик элит [4, с. 79].

Разделяя вторую из обозначенных здесь позиций, мы связываем социально-практическую и теоретическую актуальность заявленной нами темы исследования в первую очередь с неотложностью задачи экономической, технико-технологической и социокультурной модернизации российского общества. Мы полагаем, что социальное развитие определяется прежде всего соответствующей направленностью действий элит, их ориентацией преимущественно на ценности развития, а не на сохранение статус-кво. Эффективность модернизации зависит также от объема ресурсных вложений в цели, связанные с развитием, причем речь идет не только об экономической или технологической составляющих развития, но также и о политической и гражданской составляющих, о стратегической роли правящей элиты в определении приоритетов.

В такой постановке проблема эффективности российской модернизации ориентирует прежде всего на исследование самих правящих элит как их деятельности и выражаемых в ней групповых интересов, так и структурных характеристик, состава, специфики элитогенеза и других особенностей. Необходимо, в частности, выяснить, какие качества и позиции политической элиты приводят ее к незаинтересованности в ценностях развития, переориентируют ее на консервативные установки. Нужно исследовать вопрос, какие факторы приводят к росту закрытости современных российских элит и их дистанцированию от массового слоя и что означает закрытость и дистанцированность от народа элит с точки зрения стоящей перед страной задачи модернизации.

Особый интерес представляет изучение региональных властных элит как социальных групп, задающих мотивации и поведенческие установки российской провинции. В отличие от столичных мегаполисов провинция обладает совершенно другими параметрами образованности и информированности населения, иной степенью его гражданского и политического участия, характеризуется большей зависимостью поведения рядовых граждан от позиций и поведения элиты.

В то же время необходимо отметить, что исследования элиты, в особенности политической, обычно осуществляются в предметных рамках политических наук, тогда как со стороны социологии исследование этого предмета может дать не меньше значимой для общества информации. Более того, эмпирическая база, которую, в отличие от политологии, может обеспечить социология, позволили бы существенно обогатить имеющие теоретические представления о роли политической элиты в модернизаци-онном процессе в России. Недостаточная исследованность политической элиты в социологическом ключе средствами соответствующей методологии является фактором, обусловливающим научно-теоретическую актуальность данной темы.

Социально-практическая актуальность темы нашего исследования обусловлена фундаментальной ролью элит в процессе реализации стоящих перед обществом модернизационных задач. Ее теоретическая актуальность определяется имеющейся диспропорцией в исследованности проблематики политических элит между политологической наукой и социологией.

В настоящее время объективно наиболее значимой для российского общества и его элиты проблемой остается продолжение модернизации экономики, социальных институтов и социокультурной среды. Современная действительность такова, что уже не допускает маятникообразных колебаний между попытками модернизации и традиционализацией. От эффективности и бесповоротности модернизации зависит и сохранение экономического суверенитета, и благосостояние населения, и имидж страны в восприятии международного сообщества.

Однако очередная модернизационная попытка - реформы 90-х -2000-х гг. - тоже, как и все предыдущие, оказалась малоэффективной. Трансформация формальных институтов, на которую возлагали основные надежды реформаторы, почти не принесла ожидаемого улучшения качества жизни основной массы населения, более того, создала многочисленные трудности и тяготы, потребовав от большинства людей заново адаптироваться к изменившимся условиям. Массовая усталость и разочарование сказались в изменении отношения к самой реформаторской инициативе: население, напуганное «шоковой терапией», метнулось в своих ценностях и оценках в сторону традиционализма, что засвидетельствовали эмпирические исследования.

Но эти же исследования дали основание и повод заговорить о «социокультурной уникальности» россиян, их непреодолимом традиционализме и принципиальной немодернизируемости как решающем факторе малоэффективности российской модернизации.

Нам представляется, что, хотя эти взгляды, разделяемые рядом видных отечественных социологов, не лишены оснований - низкоресурс-ность и социальная малоинициативность населения остается серьезной проблемой для всего общества, - все же этот фактор не является определяющей причиной малоэффективности модернизации. Не меньшее, а, возможно, и большее значение имеет позиция и характер практик политико-управленческой элиты, во многом определяющие пробуксовку институциональных новаций.

Мы поставили перед собой задачу дать анализ влияния деятельности политико-управленческих элит на эффективность модернизации. Решение этой задачи необходимо было начать с обоснования социологической операционализации политической элиты как социального субъекта. Мы полагаем, что социальная субъектность раскрывается как в объектив-

ных (функционально-ролевых), так и в субъективных (идентификационных и самоидентификационных) параметрах. Опираясь на структурно-функциональную методологию, мы показали, что одной из основных функций политико-управленческой элиты как института современного российского общества является стратегическая функция, содержание которой в нынешних условиях измеряется приоритетным участием в выработке и осуществлении стратегии социально-экономической модернизации. Идентификационные параметры социальной субъектности можно выявить на основе использования понимающей парадигмы - через рассмотрения целевого и ценностного измерений смыслообразования социального действия. В этом отношении современная ситуация в России требует от политической элиты идентификации с ценностями развития и соответствующую этому ориентацию на цели развития. При этом условии характер деятельности элиты как ключевого коллективного актора в процессе модернизации мог бы быть социально-конструктивным.

Однако, как показывают современные исследования по теории модернизации, возможны различные модели этого процесса. Известно, что российская модернизация является догоняющей, реактивной и рецидивирующей. Осуществляясь рывками и являясь, по сути, ответом на приходящие извне вызовы, российская модернизация исторически не имела иных источников внутри локального социокультурного контекста, кроме стратегической инициативы элит, заинтересованных в сохранении и укреплении национального суверенитета. Поэтому важнейшим отличием российской модели модернизации была также ее мобилизационность: элиты предлагали массам тот или иной проект будущего, ради реализации которого население должно было прилагать максимальные усилия и нести значительные и разнообразные издержки. Участие в модернизационных проектах было для масс принудительным и безальтернативным, кроме того, оно требовало больших жертв и усилий. Но, прилагая все эти усилия, массы оставались социально и экономически депремированными, не имея возможности воспроизводить свои истощающиеся ресурсы.

Что касается элиты, ее стратегическая деятельность в условиях неразвитости гражданских институтов носила компенсаторный и ограниченный характер. Будучи единственным инициатором модернизационных изменений, элита всегда ограничивала их технико-технологической и экономической сферой, не доводя этот процесс до полномасштабных либера-лизирующих социальную жизнь преобразований. В то же время и для элиты, инициирующей модернизацию, издержки и риски этого процесса были велики, а бонусы и привилегии определялись служебным по отношению к абстрактному идолу государственности, хотя и высоким, социальным статусом.

В настоящее время мобилизационная модель модернизации применительно к российскому обществу, по-видимому, себя исчерпала. После вступления в очередной модернизационный виток население убедилось в том, что быстрых позитивных результатов от него ожидать не приходится, а адаптация к реалиям модернизирующегося общества требует больших усилий. С другой стороны, элита тоже оказалась неготовой к вложению новых усилий в развитие и фактически, как видно по характеру ее практик, перестала идентифицировать себя с ценностями и целями развития. Как отмечала Гаман-Голутвина, возник «негативный консенсус элиты и масс по отношению к ценностям развития».

Уход российской политико-управленческой элиты от стратегической роли в процессе модернизации объясняется, как мы полагаем, целым рядом причин.

Основная причина, на наш взгляд, связана с характером ее рекру-тинга и уходит своими корнями в советское прошлое. Институциональная трансформация 90-х гг. проходила, в отличие от аналогичных процессов в других посткоммунистических обществах, без радикальной смены политико-управленческой элиты. Партийно-советская номенклатура, уже на тот период значительно отчужденная от массового слоя, имела возможность не только, поступившись идеологическими ценностями, сохранить прежние высокие статусные позиции, но и повысить их еще более, а кроме того, конвертировать их в финансовые бонусы, пользуясь статусом и возможностями высоких государственных чиновников как своего рода монополией на бюрократические разрешительные правомочия. Выход экс-номенклатуры на поле иллегальных обменных взаимодействий стал предпосылкой для образования уже намечавшейся в советский период неформальной солидарности власть имущих.

В условиях неразвитого гражданского общества и социальной индифферентности масс эта неформальная солидарность превратилась в не-иссякающий источник дисфункциональности официальных институтов и сформировала иллегальные механизмы приватизации и закрепления элитных статусов и связанных с ними привилегий.

Приватные групповые интересы федеральной и региональных политико-управленческих элит, аффилированных между собой и с некоторыми бизнес-структурами, направлены в первую очередь на поддержание собственных привилегий и, следовательно, на сохранение сложившегося общественного статус-кво. Поэтому для элит принципиальным является ограничивать рекрутинг и поддерживать его закрытый для общества характер, что приводит ко все большей дистанцированности элит от массовых слоев. Социокультурная модернизация по либеральной модели пробуксовывает не столько в силу традиционализма массового слоя, сколько из-за того, что она приведет к открытию вновь каналов элитообразования

и изменит взаимные диспозиции элиты и масс в социальном пространстве, тем самым ликвидировав результаты неформальной приватизации привилегий.

В этой ситуации у элиты есть выбор: либо ориентировать свои действия на смыслы и цели, связанные с частногрупповыми интересами, либо же - на интересы общества в целом, и действовать в соответствии с ними. В первом случае она вынуждена отказаться от выполнения стратегической функции и усиленных вложений в развитие; во втором ориентация на развитие является необходимой. Судя по характеру практик элиты, она выбирает первый из вариантов.

Об этом свидетельствуют не только неизменное присутствие в российском обществе неформальной солидарности власть имущих, но и объем иллегальных практик теневой политики, расцвет политической и управленческой коррупции, большая заинтересованность элиты в силовиках, нежели в ученых и мыслителях, сохраняющийся несмотря на все декларативные меры дефицит вложений в массовое здравоохранение и образование. Сохранение статус-кво, включающего неформальные элитные привилегии, заботит политико-управленческие элиты гораздо больше, чем реальная результативность модернизации. Отсюда активные поиски валидной консервативной идеологии и использование потенциала тради-ционализации общества, которым располагает РПЦ.

Следует подчеркнуть, что консервативную и традиционализирую-щую окраску имеет и обладающий бесспорным позитивным значением для общества процесс консолидации элит, поскольку сама консолидация вовсе не ограничивает на уровне регионов феодальные тенденции в практиках этнократических элит. Региональные элиты по-прежнему содержат мощный этнократический элемент, хотя, конечно, сейчас они гораздо глубже интегрированы в федеральную государственность, чем в 90-е гг. Однако их интеграция базируется скорее на неформальных патрон-клиентельных связях и вассалитете почти феодального типа, что тоже не способствует развитию модернизации в регионах.

Практика деятельности региональных элит показывает, что они вполне вписаны в федеральную вертикаль власти. С одной стороны, выстраивание субординации разноуровневых элит после всплеска сепаратизма 90-х являлось необходимой мерой по сохранению государственности. С другой же стороны, укрепление вертикали отнюдь не подменяет собой восстановления социальной горизонтали, которая, собственно, и составляет подлинную базу демократии. В этом смысле региональные элиты, вероятно, должны были бы более эффективно совмещать свою управленческую деятельность в рамках соответствующего этажа вертикали с принятием мер по укреплению горизонтальных связей и развитию конструктивной гражданской инициативы. Но политико-управленческая

активность региональных элит направлена преимущественно на защиту частногрупповых интересов, в которые входит и выгодное вложение своих статусных позиций и неформального влияния в регионе в корпоративную общефедеральную солидарность элитного слоя с вытекающими отсюда бонусами и привилегиями.

Анализ факторов, влияющих на эффективность российской модернизации, и прежде всего роли в этом деятельности политико-управленческих элит, является одним из наиболее важных для общества и перспективных направлений исследовательской деятельности в современной отечественной социологии.

Примечания

1. Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). М.: ИС РАН, 2011.

2. Лебедева Н.М., Ясин Е.Г. Культура и инновации // Форсайт. 2009. № 2(10).

3. Шляпентох В.Э. Элиты, а не массы - главный хранитель консерватизма и главный мотор социальных изменений в России [Электронный ресурс]. URL: http://www.isras.ru/files/ File/Blog/Blog_modern_Shlyapentoh.pdf.

4. Гаман-Голутвина О.В. Авторитаризм развития или авторитаризм без развития: судьбы модернизации на постсоветском пространстве // Вестник МГИМО(У). 2010. № 4.

Annotation

1. Twenty years of reform through the eyes of Russians (the experience of many years of sociological measurements). M., 2011.

2. Lebedeva N.M., Yasin E.G. Culture and Innovation // Forsyth. 2009. № 2 (10).

3. Shliapentokh V.E. Elites, not the masses - the chief curator of conservatism and the main motor of social change in Russia [Electronic resource]. URL: http://www.isras.ru/files/File/Blog/Blog_ modern_Shlyapentoh.pdf

4. Gaman-Golutvina O.V. Authoritarianism development or development without authoritarianism: the fate of modernization in the post // Vestnik MGIMO(U). 2010. № 4.