CC BY
16
Шедяков В. Е. Постсоветское социокультурное пространство: совершенствование элиты -фактор успешной реализации новой модернизации // Вестник Прикамского социального института. 2017. № 1 (76). C. 146-152.
Shedyakov V. E. Post-Soviet socio-cultural space: improving of elite - a factor in the successful realization of a new modernization. Prikamsky Social Institute. 2017. No. 1 (76). Pp. 146-152. (In Russ.)
УДК 631.4:631.11
В. Е. Шедяков
Киев, Украина
ПОСТСОВЕТСКОЕ СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО: СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ЭЛИТЫ - ФАКТОР УСПЕШНОЙ РЕАЛИЗАЦИИ НОВОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
Шедяков Владимир Евгеньевич - доктор социологических наук, кандидат экономических наук, независимый исследователь.
E-mail: shedyakov@mail.ru
На фоне кардинальных трансформаций мирового масштаба изучаются роль и место постсоветских региональных элит. Аргументируется их значение для успеха новой модернизации. Анализируются реальные и вероятные коллизии при развертывании общественно важных инноваций.
Ключевые слова: элита, регион, новая модернизация.
V. Е. Shedyakov
Kiev, Ukraine
POST-SOVIET SOCIO-CULTURAL SPACE: IMPROVING OF ELITE - A FACTOR IN THE SUCCESSFUL REALIZATION OF A NEW MODERNIZATION
Shedyakov Vladimir Е. - Dr. Sc. (Sociology), Ph. D. (Economics), free-lance.
The role and place of the post-Soviet regional elites are studied against the background of a fundamental transformation of global scale. Its importance to the success of the new modernization is argued. The real and possible conflicts in the deployment of socially important innovation are analysed.
Key words: elite, region, modernization.
Динамизм и направленность конечного вектора преобразований во многом определяются качеством принимаемых решений и их осуществления. Перед ойкуменой остро встали вопросы наполнения содержания стратегического управления переменами и адекватности элит - как региональных, так и общенациональных - вызовам времени. Как полагает А. Панарин, изучение исторического опыта убедительно подтверждает тот факт, что «ни один противник не может принести столько вреда собственной стране, как ее властные элиты, испытывающие к ней страх и ненависть. Целенаправленная эксплуатация этих фобий - главная находка нашего противника в холодной войне и главная причина российских катастроф» [8, с. 31]. При этом региональный уровень выступает, во-первых, как важней-
© Шедяков В. Е., 2017
шее направление в повышении степени конкуренции идей и подходов, разнообразия творческих поисков и продуктивных возможностей, во-вторых, как вызов в обеспечении баланса интересов и всей общественной безопасности.
Так, при подготовке и осуществлении глубоких социальных перемен для итогового вектора трансформаций (и, в частности, роли регионов) особенно существенно качество общественного согласия. «Ключевой (но крайне вяло продуманной и слабо реализованной) проблемой постсоветской России остается проблема институциональной организации -строительства и автономии институтов, реальных субъектов социального действия. Как помним, в многообразных процессах европейской модернизации при формировании современных обществ наделялись особым статусом "локомотивов" социального развития прежде всего формы конкурентной инициативы и позитивной кооперации» [3, с. 262].
С усилением в планетарном масштабе тенденций постглобализации в выработке проектов развития и в практическом осуществлении регулирования дополнительно и резко возросла именно роль разноуровневых регионов (в том числе культурно-цивилизационных миров) и региональных объединений. Сумеют ли они стать инновационными кластерами на традиционных для себя ценностно-смысловых основах, зависит во многом от качества стратегического управления в них. На плечи принимающих решения ложатся безотлагательные задачи обновления своих культурно-цивилизационных миров, но в приемлемых для них формах, без разрушения остовов существования и развития. Для постсоветского пространства эта проблема не только обогащается особенностями собственной истории, но и является критичной: вне ее эффективного разрешения трудно говорить о выживании в условиях гиперконкуренции и обостренного соперничества. Формирование же и закрепление именно этого нравственного выбора происходит в мириадах повседневных решений, в массе мельчайших развилок [4; 10; 16].
Сам период форсированных перемен открывает дополнительные возможности в конкуренции культурно-цивилизационных миров. Вместе с тем «...поведение любой крупномасштабной политической системы в принципе невозможно прогнозировать на основе изолированного исследования фактов или "переменных", поскольку их взаимодействие создает качественно иное измерение - сеть системных отношений. Сетевой конфликт является одной из системных функций, которая при определенных обстоятельствах может перерасти в необратимый кризис. Появление таких пороговых значений сетевого конфликта можно назвать "кризисом системы", а их прогноз - "кризисным планированием". Решающее значение имеют характер господствующих групп, их ментальность и выбранные ими формы социального и экономического порядка. Период 1991-1999 гг. - это время крупномасштабного политического эксперимента, сущность которого состоит в перегруппировке господствующего слоя российского общества - "номенклатуры". Первыми видимыми результатами этих попыток стали распад политической "элиты" господствующего класса на теневые "клики" и замена узаконенного процесса согласования политики между сегментами "элиты" на закулисный сговор между теневыми "кликами". <...> В отличие от "клана", который формируется на родовой, племенной либо территориальной основе, "клика" - это, прежде всего, негласная групповая принадлежность» [7, с. 120]. Причем в разных фазах культурно-цивилизационных миров складывается свой баланс человеческих свойств и черт характера, востребованных общественно или же отражающих сугубо индивидуальную специфику личности. Разумеется, где бы то ни было засилье во власти представителей олигархов - алчно-аморальных функционеров, поднаторевших в коррупции и переделе ренты от природных ресурсов и народной собственности, - не может способствовать решению задач подготовки и проведения новой модернизации.
Между тем и само понимание элиты тяготеет к производности либо от лучших представителей общества, либо от обладающих властью (борющихся за нее). Альтернативными формами поиска путей для совершенствования места элит как субъектов стратегического управления становятся ответы на вопросы: должно ли государство способствовать обеспечению наиболее полной реализации эгоистических интересов некоторых - или же (при опоре и на частную заинтересованность) выходить на решение гораздо более широкого и кардинального круга проблем? Соответственно, должно ли государство гарантировать рамочные условия жизнедеятельности - или же формировать условия социального согласия, общественной соборности?
Соответствующим образом трансформируется понимание роли и задач элиты, в частности - региональной, при подготовке и осуществлении новой модернизации, когда пересекаются затухающие и восходящие тенденции. «Суть периода политической нестабильности можно определить как системный кризис власти, т. е. необратимое нарушение баланса между основными элементами политической системы. Во-первых, это раскол в политическом сознании элит (например, одна из фракций избрала "политику катастрофы" в отношении зарождающихся институтов псевдопарламентской демократии, другая - политику создания эрзац-демократических институтов, которые только по форме напоминают демократию, но не являются таковыми по внутренней сути). Во-вторых, нарушен баланс отношений между политической элитой и административными структурами из-за неспособности элит наладить правильное соотношение между политическим руководством и административными структурами. В-третьих, наблюдается нарушение баланса между бюрократией и социальным порядком: самоориентированные административные аппараты не обеспечивают важнейшие функции государственного управления. В-четвертых, патологическая политическая активность масс ведет к снижению показателей хозяйственной активности, а как результат -и к такому же состоянию в области экономического благосостояния» [7, а 75].
В то же время качество элиты зависит от целей и алгоритма ее формирования. Для человека элиты необходимо находить, понимать и правильно применять символы, добросовестно трансформировать мир, его тенденции и процессы. В случае негативного алгоритма отбора элиты осуществляется противоестественная «селекция худших». Тогда де-факто члены элиты с высоким положением в обществе, конвертируемым в разные формы власти: идеологическую, экономическую, политическую, административную и т. д., -по своему образу мышления могут быть типичными «людьми толпы», хотя и занимающими «элитные» должности (возможно, и с элитарным образованием, проживанием и образом жизни). Толпа же всегда есть сборище людей с резко выраженным эмоциональным, иногда называемым «женским», типом мышлением. Соответственно, «человек толпы» полностью управляем, например, средствами массовой информации (прежде всего посредством формирования и направления эмоций образами и символами). Элиты, к сожалению, тоже могут превратиться в разновидность «людей толпы»: процесс управления тогда приобретает иррациональные варианты. Превращение в «человека толпы» осуществляется под влиянием врожденных интеллектуальных качеств, системы образования, социальных факторов, но значительную роль может сыграть и направленная селекция качеств, в том числе деинтеллектуализм, совмещенный с безнравственностью. Достаточно опасен и тот факт, что сегодня появился влиятельный слой «золотой молодежи» - наследников крупных состояний, представители которого не знают, часто и не хотят знать условий реальной жизни, а также строить свое «дело» в контексте усиления своего культурно-цивилизационного мира. Наоборот, симптоматично, что и в условиях реального социализма, например, существовала сложная система кадрового выдвижения и роста, когда доступ к трамплину вверх получали только те, кто имел опыт деятельности в трудовом коллективе и проявил свою
способность работать с людьми и управлять ими. Если общество предполагает решить проблему самовоспроизводства и, в частности, воссоздания систем власти, то обеспечение комплексной кадровой работы по созданию и продвижению элиты, в том числе на региональном уровне, является абсолютной необходимостью.
Качество стратегического управления определяется умением найти баланс в реализации ближайших и долговременных задач общежития и развития, проявляющихся в первую очередь в параметрах жизни и культуры. Ценности первой из них, в частности, фиксируются демографическими, социально-экономическими, правовыми и технико-технологическими показателями и характеризуют отношение к человеку, его правам и свободам, длительность его жизни, ее качество и т. п. Ценности второй демонстрируют отношение к слою материальной и духовной культуры общества - прошлой, созданной трудом предшественников, и новой, творимой современниками. Соотношение звериного, святого и собственно человеческого складывается по-разному и принимает специфические формы в различных культурно-цивилизационных мирах. Так формируется культура человеческих отношений (складываются ценностно-смысловые комплексы, общая воля, нормы поведения, социальные табу, продуктивные традиции и проч.), деятельность же человека не замыкается в достижении узких целей индивидуального и группового эгоизма, а обретает миссии более широкого общественного диапазона.
При этом социокультурное пространство как прочное основание экономического развития предполагает сохранение и развитие в отдельно взятой стране и в мире в целом культурных различий и норм, признаваемых в данных условиях справедливыми, т. е. базирующихся на ценностно-смысловых комплексах своего культурно-цивилизационного мира. Человек, общество, хозяйство - феномены органические, а не механические. Следовательно, и их нельзя описывать исключительно в терминах материальных интересов и эгоистического выбора, и этнос часто выступает при общественных переменах как самостоятельная недробимая хозяйственная величина с собственными задачами, волей, привычками, тем более - при усилении постглобализма [11; 12; 15].
При кардинальности перемен и, соответственно, парадигмальном характере поиска увеличивается и арсенал решений, и диапазон последствий. Вместе с тем будущее по-прежнему во многом предопределяется сосуществованием сонма цивилизаций, социокультурных стилистик, сведенных в культурно-цивилизационные миры. Их судьбы часто определяются силой исходных импульсов, геополитическими обстоятельствами (качеством внешнего вызова, наличием союзников, etc.), уровнем управления. Именно культурно-ци-вилизационные миры воплощают сочетание общечеловеческого и конкретно-специфического начала, обогащая сокровищницу человеческой материальной и духовной культуры, объединяя поражающее разнообразие индивидуальных и групповых стремлений к генерализующему вектору и формируя черты сохранения, передачи, существования и развития базовых ценностно-смысловых комплексов.
Итог общественного баланса подходов и мнений в культурно-цивилизационном мире складывается и закрепляется в адекватном его итоговому выбору Сверхпроекте, который призван, в частности, связывать отдельные (групповые и индивидуальные) интересы в единое целое, обеспечивая соборность разнообразного. Со временем сверхпроекты трансформируются, приобретая черты своих новых носителей. Их судьбы разнятся в большом диапазоне. Например, сегодня прежний модерный Сверхпроект эмансипации личности, ставший осью развития Запада, заметно оборачивается освобождением инстинктов. При этом история изобилует примерами того, как выход из точки общественной бифуркации избирался либо в повышающей уровень дальнейшей жизнедеятельности культурно-цивилиза-ционного мира плоскости, либо в понижающей его - вплоть до нахождения согласия
в отказе от развития. Обеспечение продуктивно-созидательного, соборного состояния регионального компонента общественной безопасности тесно связано с цементированием текущего Сверхпроекта культурно-цивилизационного мира массой конкретных проектов, вовлекающих каждого в процессы модернизации.
Развитие трансформирует структуру и дизайн общественных отношений. Ранее Сверхпроект того или иного культурно-цивилизационного мира пытались навязать менее успешным и конкурирующим мирам, что становилось дополнительной формой закрепления господства. Причем изменения длительности, направленности и характера перемен во многом определяются особенностями базовых ценностно-смысловых комплексов куль-турно-цивилизационного мира, что выливается в разительные отличия. Поэтому чрезвычайно важно видеть в имеющихся противоречиях начало длинной и сложной трансформации культурно-цивилизационных миров на основе своих собственных ценностно-смысловых комплексов в контексте глубоких общемировых изменений.
Вместе с тем понимание мультикультурализма как чуть ли не направления насильственного навязывания прокрустова ложа единого Сверхпроекта, сформированного в рамках одной культурной матрицы определенной цивилизации на конкретном этапе ее развития, с переделыванием всех под определенный стандарт совершенно не соответствует задачам стабильного развития и эффективной общественной консолидации. Скорее, эти функции могут быть обеспечены широким распространением принципа превращенных форм как ввода межсистемного взаимоприемлемого эталона на основе взаимного уважения, толерантности, политкорректности и безрепрессивности в отношениях между культурно-циви-лизационными мирами. Полиструктура мирохозяйственных связей, основанная на выработанных и взаимоприемлемых нормативах отношений, а не блок из идентичных атомов-элементов, приобретает вид постглобальной действительности. Исчезает понятие периферийной культуры: они равноценны и равноправны. Мультикультурализм и культурно-социальная интеграция различных этнических и культурных групп - это аспекты равноправного взаимодействия и взаимной терпимости, заключающиеся в защите существования разнообразных культур при их проникновении, обогащении и развитии на принципах, признаваемых в данном культурно-цивилизационном мире справедливыми.
Так, обеспечение адаптации внешних инноваций и развития специфики своего социокультурного пространства всегда было важным направлением деятельности элит. Ныне защита своего культурно-цивилизационного мира выдвигает на передний план творческую одаренность, вооруженную знанием (в частности, методологией поиска и воздействия). Но для предохранения от саморазрушительных и губительных для мира сил интеллекто-емкие формы материального и духовного производства должны прочно покоиться на фундаменте нравственности. Собственно, в рамках региональных стратегий и приходится решать вопросы поддержания как стимулирующей среды, так и кластеров роста, находя пути решения противоречия между объективной потребностью в культивировании творческой одаренности (прежде всего духовной) и «оттоком мозгов» в направлении наиболее благополучных регионов [5; 9; 13; 14].
Между тем региональные элиты постсоветского пространства могут стать не только источником общественно важных инноваций, но и окном уязвимости новой модернизации [1; 2; 6; 17; 18]. «Ловушки» форсированного развития стран с соответствующим кризисом «политикосоздающего» слоя известны. Так, с одной стороны, ставка на абсолютизированный экономический либерализм для использования мощи инициативы капитала чревата резким расслоением общества, недовольством широких слоев, усилением ориентации на применение репрессивных мер с ростом численности соответствующего аппарата - и, следовательно, потерей достижений либеральной демократии: опять отчуж-
дение не изживается, не «снимается», а лишь «упраздняется», видоизменяясь и наращивая иррационально превращенные слои социокультурного пространства. С другой стороны, сохранение системы государственного патернализма может угрожать концентрацией экономических функций у политических лидеров, принятием неэффективных решений, эшелонированным монополизмом и коррупцией. Обе крайности могут нести угрозу социального регресса. Карнавальность постсоветской политико-партийной жизни и состояние «кентавров» исторического процесса значительно разнообразит межрегиональные отличия. Между тем уже для А. Токвиля стремление к свободе (т. е. уже имеется осознание себя свободным, а свободы - как природного, нормативного состояния) есть неотъемлемая составная часть и условие политической свободы. По его мнению, «внешние атрибуты свободы» и являются, собственно, демократическими институтами. Однако тирания может приходить не вместо них, а вместе с ними, когда встает вопрос угрозы «нового деспотизма» и произвола. И именно авторитаризм может стать следствием невыполнимой демократизации общества и формой мобилизации ресурсов нации на проведение новой модернизации. Опыт многих стран подтверждает: харизматические режимы меняют демократии, если демократические институты уже не воспринимаются как «настоящая власть».
Соответственно, представления об обществе и государстве общего процветания (благополучия) сегодня связываются, скорее, с ценностно-смысловыми комплексами не праздности и потребительства, а созидания и творческого поиска. Это ориентирует не на скопление разнообразных социальных иждивенцев и их обслуги, а на активную поддержку творчества (прежде всего интеллектуального и духовного) с реализацией приоритета человека, его прав и свобод, социальной справедливости, т. е. социального равенства людей в правах и возможностях, солидарности, понимаемой как выражение общности человечества и сочувствия к жертвам несправедливости. И в этом смысле жесткость требований к элите в вопросах защиты общественного достояния и отстаивания общих интересов вовсе не предполагает очередной период «затягивания поясов» во имя светлого будущего. Более того, качество и уровень дальнейшего социально-экономического развития напрямую зависят от создаваемого в период форсированной трансформации основания; эти периоды мощно связаны. Доминантная при преобразованиях методология системообразующих отношений и моделей ключевых решений получает свое развертывание и в параметрах экономического роста переформатированного общества. Потому задействование спусковых крючков в механизмах запуска позитивных изменений во всем культурно-циви-лизационном мире требует приоритетного внимания к управлению знаниями посредством государственной и региональной поддержки образовательно-научно-производственных кластеров, где преподаватели выступают также экспертами-консультантами в повседневном решении практико-теоретических вопросов.
Качество же выработки и реализации элитой региональных стратегий приобретает кардинальное значение. С одной стороны, новая эпоха создает условия для развертывания свободы, разнообразия, диалога. С другой стороны, если отпущенные временами возможности не будут использованы, то будут безвозвратно лимитированы возможности последующего исторического развития. Выход за границы прошлого «коридора свободы» может обернуться не только прорывом к позитивным постиндустриальным перспективам, но и возвращением к социальному каннибализму и варварству. Теоретическое и практическое игнорирование этих изменений, ориентация социального управления исключительно на линейный характер развития общественных отношений, попытки некритического заимствования западных управленческих шаблонов, сформированных в пределах модернистского мировосприятия и акцентирующих экономическую организацию общественных отношений, - все это может усилить тенденции дезорганизации постсоветского социокультурного пространства.
Таким образом, для социально-экономического (в частности - хозяйственного) успеха и обеспечения конкурентоспособности насущным становится переход от превалирования привычек и стереотипов директивного администрирования к практикам и технологиям стимулирования в развитии и реализации инновационно-инвестиционного потенциала региона: на индивидуальном уровне - деятельность, на общественном - желательные трансформации в направлении совершенствования своего культурно-цивилизационного мира, эффективные механизмы чего предлагаются новой модернизацией, а основание социокультурного пространства скрепляется его соборностью. Построение же модели формирования стимулов интеллектуальной деятельности позволяет выделить в ней элементы непосредственные (производство, потребности, интересы, заинтересованность, отношение к труду, творческая активность) и косвенные (опосредствование стимулов влиянием способностей, целей и ценностей, усиление роли мотивов). Исчерпание прямых рычагов ставит задание более активно использовать косвенные. От комплекса формирования стимулов следует отличать систему их реализации в хозяйственной практике (собственно стимулирование), которая охватывает распределительную и воспроизводственную подсистемы, а также стимулирование более полного развития способностей и повышения заинтересованности каждого в их созидательном применении.
Библиографический список
1. Бард А., Зодерквист Я. №Шкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. 252 с.
2. Власть и элиты в российской трансформации / под ред. А. В. Дуки. СПб.: Интерсоцис, 2005. 296 с.
3. Дубин Б. В. Россия нулевых: политическая культура - историческая память - повседневная жизнь. М.: РОССПЭН, 2011. 391 с.
4. Ильин И. А. Путь к очевидности. М.: Республика, 1993. 432 с.
5. Китинг М. Новый регионализм в Европе // Логос. 2003. № 6. С. 18-27.
6. Ламажаа Ч. К. Клановость в политике регионов России: Тувинские правители. СПб.: Але-тейя, 2010. 208 с.
7. Ожиганов Э. Н. Стратегический анализ политики: Теоретические основания и методы. М.: Аспект Пресс, 2006. 272 с.
8. Панарин А. С. Стратегическая нестабильность в XXI веке. М.: Алгоритм, 2003. 560 с.
9. Советов И. К. Региональная безопасность - составная часть национальной безопасности России // Вестник Прикамского социального института. 2016. № 2 (74). C. 6-10.
10. Солоневич И. Л. Великая фальшивка Февраля. М.: Алгоритм; БСК, 2007. 304 с.
11. Шедяков В. Е. Всемирная децентрация и тенденции сепаратизма сквозь призму постглобализма // Politicus. 2016. № 3. С. 100-103.
12. Шедяков В. Е. Постглобализм как социально-экономическое явление // Pyxes. 2016. № 4 (3). С. 104-114.
13. Шедяков В. Е. Постсовременная геополитика: социокультурное содержание, региональное измерение // Регион: проблемы и перспективы. 1998. № 2-3. С. 45-53.
14. Шедяков В. Е. Регионы и постмодерн: совместимы ли права человека и национальное возрождение? // Интеграция 21 век. 1996. № 3. С. 11-13.
15. Шедяков В. Е. Экономическое мышление за пределами либерализма // Содружество. 2016. № 5. С. 90-94.
16. Шульгин В. В. Дни. 1920: Записки. М.: Современник, 1989. 559 с.
17. Шедяков В. С. Елга та проведення ново! модершзацп // Пол^олопчний вюник. Зб-к наук. праць: На замовлення Полгголопчного центру при КНУ iм. Тараса Шевченка, 2011. Вип. 53. C.78-89.
18. Шедяков В. С. Розвиток ел^и як обов'язкова умова ефективного захисту сустльних ште-реав // Нова парадигма. 2012. Вип. 110. С. 72-83.
