CC BY
158
УДК 796.01 В. П. Крутоус
профессор, доктор философских наук, профессор кафедры философии МГЛУ; e-mail: [email protected]
ПОСТМОДЕРНИЗМ КАК ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРФИЛОСОФИЯ
В статье предпринята попытка перейти от «инвентаризации» отдельных признаков философии постмодернизма к уяснению их внутренних связей и взаимообусловленности. Автор очерчивает логику возникновения постмодернистского движения, его место и роль в современной философско-культурной парадигме.
Ключевые слова: природа; социум; культура; антиэссенциализм; плюрализм; отказ от диалектики противоречий; кризис миметизма; симулякр; фан-тазм; смерть субъекта; посткультура.
Krutous V. P.
Ph.D., Professor of Philosophy, Department of Philosophy, MSLU; [email protected]
POSTMODERNISM AS PHILOSOPHY AND PHILOSOPHY OF CULTURE
This article attempts to turn from inventorying the stand-alone characteristics of postmodern philosophy to analysing the internal connections between those characteristics and their interdependence. The author defines the logic of origins of the postmodern movement, its place and role in the contemporary philosophical-cultural paradigm.
Key words: nature; society; culture; anti-essentialism; pluralism; refusal of contradictions of dialectics; mimetic crisis; simulacrum; phantasm; death of the subject; post culture.
Дух постмодернизма активно сопротивляется охвату его как некоего целостного явления. Провозгласив девиз: «Война целому!» (Ж.-Ф. Лиотар), последователи этого учения любому единству -онтологическому, гносеологическому, аксиологическому - противопоставляют множественность и рассогласованность, даже хаотичность как признак подлинности, неподтасованности и жизненности. Применительно к их собственному воззрению это означает отсутствие в нем системности, вариативность составляющих, нечеткость, размытость границ.
В том же расхолаживающем направлении действует и такая характерная для постмодернизма установка, как антиэссенциализм.
Ошибка эссенциализма, говорят его критики, связана «с убеждением, что всякое исследуемое и определяемое явление имеет какую-то одну существенную, основную и окончательную природу, без вскрытия которой невозможно определение этого явления ... Эссенциализм ведет всегда к редукционизму, к односторонним концепциям» [1, с. 19-20]. А кому хочется быть, или хотя бы слыть, редукционистом?
И все же ответ на вопрос «Что такое постмодернизм?» продолжает оставаться актуальным. Общая характеристика постмодернизма, взятого в его специфической сущности, востребована, в частности, историко-философской наукой, озабоченной классификацией различных направлений мысли; системой высшего образования, предполагающей передачу молодежи философских знаний и т. д.
Указанная потребность так или иначе удовлетворяется - в различных формах и в неодинаковом объеме, что понятно. Литература по постмодернизму насчитывает тысячи и тысячи публикаций. Разработкой проблем, поставленных на повестку дня приверженцами постмодернизма, занимается целая когорта ученых в разных странах, особенно молодых исследователей, чутких ко всему новому. Важной формой суммации и частичного обобщения достигнутых здесь результатов стало издание энциклопедий и других штудий справочного типа, где взяты на учет все мэтры постмодернизма, главные их труды, основные идеи, принципы и специфические термины, репрезентативные для данного направления [8].
Кроме большого числа монографий и диссертаций, посвященных отдельным аспектам и основным проблемам постмодернистской философии, есть немало опытов сжатого изложения ее основ - в виде специальных очерков или отдельных глав каких-либо обширных тематических работ. Многие из них следует признать удачными и в целом весьма полезными. В то же время нередко в них обнаруживается перевес аналитизма (который в принципе заслуживает одобрения) над синтетизмом общего взгляда (которого нам в них явно не хватает).
Так, в одной из современных монографий по проблемам культуры [13] автор, подчеркивая невозможность, по ее мнению, однозначного определения и оценки постмодернизма, дает читателю нечто более конкретное и заведомо более доступное: перечень основных черт «постмодернистской культурной ситуации». Приведем их и мы, в той же последовательности: «Плюрализм и фрагментация»,
«Повышенное внимание к проблемам языка», «Симуляция», «Интеграция в повседневную жизнь», «Отказ от бинаризма», «Стирание пространственных и временных границ», «Медиатизированный характер постмодернистской культуры». Все они, заметим, реально присущи постмодернизму (не только культурному, но и собственно философскому) и вполне квалифицированно прокомментированы в названной книге.
Значит ли это, что, сложив вместе эти отдельные черты, мы получим цельное представление о постмодернизме как таковом? Мы бы не стали утверждать этого. То, что мы восприняли, скорее, мозаика, puzzle, чем единая картина или теоретическая модель данного явления. К сожалению, мы лучше знаем постмодернизм «по частям», нежели «в общем и целом».
Одной из характерных черт постмодернизма является его радикальный, воинствующий критицизм в отношении традиционной или классической философии. При крайнем заострении этой установки поневоле складывается представление, будто «новая» и «старая» философия - абсолютные антиподы, будто постмодернизм есть своего рода растение без исторических корней, и его рождение связано только с уникальными условиями новейшей эпохи. Между тем хорошо известно наличие в западноевропейской и русской философии XIX -XX вв. развитой антирационалистической линии, порой вплотную подводящей к постмодернизму, почти смыкающейся с ним [5; 10]. Имеются также опыты «встраивания» этого современного явления в еще более глубокую, тысячелетнюю, философскую традицию [11]. И все-таки сегодня, спустя несколько лет после этих публикаций, приходится с огорчением признать, что предпринятые усилия по определению собственного места постмодернизма среди других течений оказались явно недостаточными. Вопрос и по сей день остается, по существу, открытым.
В статье автор хотел бы провести «свой утлый челн» между Сцил-лой эссенциализма и Харибдой мозаичности, паззловости. Свою задачу мы видим в том, чтобы попытаться выявить ряд интенций, лежащих глубже наблюдаемых реальностей постмодернизма, а значит, помогающих понять логику возникновения и развития данного течения, внутреннюю взаимосвязь образующих его компонентов, установок и принципов.
Все мы хорошо знаем, что у философии постмодернизма есть не только многочисленные сторонники или, по крайней мере, непредвзятые наблюдатели, но и отдельные противники, весьма острые критики. (Пример на грани курьеза. Упомянутое выше Послесловие к минскому «Новейшему философскому словарю. Постмодернизм» имеет подзаголовок ... «Против постмодернизма»! [3]. В данной статье мы постараемся придерживаться старой, проверенной временем максимы «не смеяться, не плакать, а понимать».
Одним из главнейших стимулов развития постмодернистских исследований явился, как мы полагаем, пересмотр их авторами сложившихся представлений о взаимоотношениях Природы и Общества (социума, человеческой культуры). Положения об их принципиальном единстве, о том, что история общества есть продолжение и развитие возможностей, заложенных еще в «суверенной» «дочеловеческой» природе и т. д., стали хрестоматийными. Участившиеся обращения современных философов к этой теме объясняются нарастающим неблагополучием в сфере экологии; размышления таких мыслителей направлены на то, чтобы защитить природу от непродуманных губительных покушений на нее со стороны технизированного человечества. У философов-постмодернистов интенция прямо противоположная. Они сознательно или же неосознанно стремятся освободить общество и культуру от чрезмерного, по их мнению, подчинения власти «первой природы».
Качественные различия между природой и обществом, между действующими в них законами обычно не игнорируются, даже специально акцентируются (по крайней мере, декларативно). Но философы-постмодернисты по-своему чутко реагируют на то, что мир природы и мир человека часто (может быть, ненамеренно, бессознательно) слишком сближаются. В системе «природа - общество» при этом более фундаментальная роль признается за природой; последняя заведомо служит как бы образцом, ориентиром для социума и его культуры. А между тем «зазор» (система сложных взаимоопосредований) между «первой» и «второй» природой все же существует; игнорирование его в перспективе ведет к досадным, неприемлемым вульгаризациям [6, с. 52].
Обозначенный природно-фундаменталистский подход неприемлем для философов-постмодернистов. Они отстаивают не автоно-
мию, а именно суверенность социума, культуры по отношению к первозданной природе. Что конкретно это означает? В философии есть деление учений на разделы или аспекты: онтологию, гносеологию, аксиологию и др. С точки зрения постмодернистов, разделов общих для природы и общества не должно существовать. У социума, как и его культуры, есть своя, самостоятельная и независимая, онтология, гносеология, аксиология.
Сказанное выше об исходной интенции постмодернистов следует дополнить еще двумя существенными замечаниями.
Идею природы в качестве естественного образца для человека и его культуры активно проводила, как известно, философия Просвещения (Ж.-Ж. Руссо и др.). Этим во многом объясняется подчеркнутая неприязнь постмодернистов к духовному наследию XVIII в. Идеология постмодернизма открыто и последовательно позиционирует себя как «антипросвещение».
Далее. «Первую природу» (т. е. «дочеловеческую») изучали преимущественно естественные дисциплины; их принципы и подходы часто неправомерно переносились на процесс познания социокультурных объектов. Такова еще одна односторонность традиционного мышления. Против такого приоритета природного над социальным, обнаружившего в XX в. свою полную несостоятельность, и выступают постмодернисты.
Если подойти к характеристике указанного течения с этой стороны, то мы придем к выводу, что философия постмодернизма представляет собой своего рода «социоцентризм» и «культуроцентризм». И покажется совершенно не случайным, что виднейшими теоретиками данного направления являются специалисты в сфере наук гуманитарного, культурологического цикла - лингвистики, семиотики, литературоведения, искусствознания, антропологии, этнографии, аналитики мифов, идеологий и т. п. Их труды по праву могут быть зачислены по разряду философии культуры.
Еще одной ведущей интенцией постмодернистских штудий является их инновационная устремленность. Теоретики постмодернизма сознают, что он - детище особого этапа в развитии европейской культуры. Американский ученый Ф. Джеймисон определил этот этап как «поздний капитализм». (В аналогичном смысле используются также понятия и термины «постиндустриальное общество», «общество потребления» и др.) Философы-постмодернисты в своих исследованиях
стремятся не только обосновать самозаконность культуры как таковой, но и уловить, выявить характерные черты, инновационные признаки ее нынешнего состояния.
В культуре современного общества исключительное место заняли средства массовой коммуникации. Понятия «современное общество» и «информационное общество» стали едва ли не синонимами. Соответственно в постмодернистских работах особое внимание уделяется коммуникационным процессам и их отражениям в теории (теории информации; роли технических средств в ее - информации - сохранении, передаче и преобразовании; знаковым системам и процессам; образованию особой, компьютерной «виртуальной реальности», ее соотношению с реальностью онтологически первичной, обычной и т. п.).
В этом плане постмодернизм не без оснований претендует на роль летописца и аналитика именно нынешнего социума и его культуры, на роль философии и идеологии «эпохи позднего капитализма». Как аналитики и диагносты современной культуры западного общества, представители постмодернизма весьма компетентны - в их трудах отражены многие характерные моменты и тенденции, присущие нынешней кризисной эпохе «излома и разлома», эпохе «между».
Едва ли не весь корпус постмодернистских работ проникнут, повторим еще раз, пафосом инновационности и радикального антитрадиционализма. Это объясняется рядом причин.
Еще в самом начале мирового постмодернистского движения неоднократно высказывалась мысль, что нынешний этап (тогда XX в.) принципиально отличается от всего, что ранее знала история [4]. Современная культура мыслилась не как новая фаза эволюции, а как нечто уникальное, ни с чем не сопоставимое. Постмодернизм еще более усилил, обострил этот радикализм. Получила распространение характеристика современной реальности как «посткультуры», человека рубежа ХХ-ХХ1 вв. - как «постчеловека» и т. д. Порой радикализм постмодернизма граничит уже с ультрарадикализмом.
Еще один стимул для развития в подчеркнуто инновационном направлении постмодернизм получил из художественно-эстетической сферы. Здесь мы считаем уместным сделать небольшое отступление для того, чтобы разграничить два значения термина «постмодернизм» - широкое и узкое.
Комплекс мировоззренческих и методологических представлений, утвердившихся начиная с эпохи Возрождения и развиваемых затем
в течение пяти веков (Х^Х1Х), часто обозначают термином «проект модерн». Постмодернизм в широком смысле есть та качественно измененная, новая философско-культурная парадигма, которая пришла на смену прежним традиционным воззрениям. Эта смена парадигм явственно обозначилась на рубеже XIX и XX вв.
Постмодернизм в узком смысле также противополагается «модерну», но другому - художественно-эстетическому. Зарождение модернизма в европейском искусстве относится к 1960-1970-м гг. (импрессионизм, символизм, стиль модерн и т. д.); художественно-эстетический постмодернизм начал утверждаться с середины 1950-х гг. (время первых выставок поп-арта), который к нашему времени вырос в весьма влиятельное, если не сказать доминирующее, направление искусства и соответствующей теории.
Специалисты не раз констатировали досадную раздвоенность, присущую эстетике с начала ее самоопределения (в трудах А. Г. Ба-умгартена, середина XVIII в). Одной своей стороной эта дисциплина повернута к целостности чувственного опыта человека и посредством него - к охвату в особом ракурсе всего мироздания, другой стороной - к человеческому художественному творчеству, искусству. В результате этой двойственности в наиболее невыгодном положении оказалась именно вторая часть баумгартеновской науки -«философия искусства». Ориентируясь на некие универсальные параметры бытия, выраженные в традиционных категориях прекрасного, безобразного и т. д., баумгартеновская эстетика постоянно отставала от стремительно обновлявшегося искусства, поневоле превращаясь в консервативную силу, в некое «прокрустово ложе» для новых направлений и течений, не вписывающихся в прежние каноны.
Когда в середине XX в. произошел окончательный раскол с образованием двух эстетик - «классической» (универсальной, устойчивой) и «неклассической» (инновационной, постмодернистской), эта последняя связала себя только с искусством, пожертвовав всем остальным; более того, даже не с искусством вообще, а только с искусством авангарда. Тем самым эстетическая «нонклассика» внесла немалый вклад в инновационное заострение постмодернистских штудий вообще. Заметим, что разработки идей постмодернизма в широком и более узком, специфически-эстетическом смысле со временем (в 1960-1970-е гг.) практически слились в единый поток, и такое их взаимоопосредование, взаимостимулирование продолжается до сих пор.
Что касается участия постмодернистов в собственно философских разработках, то надо признать их неподдельный интерес к истории философии, к учениям мыслителей прошлого - от древнегреческих, древнеримских до крупнейших авторитетов Нового времени. При этом в своем анализе теоретики-постмодернисты обращают внимание не на общеизвестные, ставшие хрестоматийными их положения, а отыскивают некие суждения, выпадающие из общего контекста, даже противоречащие ему. Их особенно интересуют моменты, оставленные без внимания прежними историками, комментаторами. В этих «неоприходованных» частностях постмодернисты ищут зародыши своего нового неклассического мировоззрения. Чтобы на равных дискутировать с мэтрами постмодернизма, необходимо внимательно читать и перечитывать труды Платона, Аристотеля, стоиков, Лейбница, Канта, Ницше и других мыслителей разных эпох.
Это непросто уже само по себе. Кроме того, труды постмодернистов далеки от классической ясности текстов таких представителей философской мысли, как, например, Р. Декарт. Приходится с сожалением отмечать, что эта (декартовская) традиция в современной французской постмодернистской литературе явно утрачена.
На острие критики у постмодернистов находится диалектический метод, особенно в той его форме, которую он приобрел в философии Гегеля. Понятие противоречия, а также связанные с ним «бинарные оппозиции» отвергаются ими как слишком грубые, неадекватные познавательные средства. Традиционный «диалектический дуализм», утверждают они, делит единую сущность всего лишь надвое, и при этом чаще всего возвышает одну противоположность над другой, подавляя вторую. В основе диалектического противоречия заложен принцип «или - или». Диалектика противоречия оставляет вне поля зрения множество нюансов в самих вещах и оттенков в мышлении, значение которых в сфере культуры и духа особенно велико. Отвергая категорию противоречия, философы-постмодернисты придают важную роль понятию «различие». А место гегелевского «снятия» противоположностей, по их мнению, должно занять «смешение».
Одним из своих предшественников в критике традиционного метода диалектики постмодернисты считают Ф. Ницще. Последний ввел в философию, отмечают они, не-субстанциальные понятия: «центры сил», «игра сил» (т. е. их противоборство), «воля к власти» и др. На этом пути субстанциальные представления сменились
энергетическими. Облик мира теперь окончательно приобрел, по словам постмодернистов, энергийный, активно динамический характер. Именно этого не хватало, по их мнению, традиционной диалектике гегелевского типа. Отвергая диалектические противоречия и бинарные оппозиции в принципе, постмодернисты, тем не менее, отдельным из них уделяют особое внимание. Это в первую очередь относится к оппозиции «единство / множественность». В европейской философской традиции, согласно их утверждениям, множественность всегда приносилась в жертву единству. Одним из основоположников этой традиции считается Платон. Отсюда непреходящая актуальность борьбы с платонизмом во всех его ипостасях. Принцип приоритета единства господствует во всей социокультурной сфере современного общества. Он ненавистен философам-постмодернистам, и они ведут с ним жесткую, бескомпромиссную борьбу. В этой борьбе слышны и чисто политические обертоны, поскольку при господстве принципа единства на вершине пирамиды всегда оказывается Власть.
В противовес традиционной онтологии, подлинной основной мира постмодернисты признают множественность, радикальное разнообразие, причем в особенно свободной, ничем не скованной форме «хаоса». Множественность и хаотичность для них - синоним жизненности, верное свидетельство подлинности, неподтасованности. Единство же, напротив, ассоциируется с насильственным усреднением, нивелированием различий, рационалистическим сведением к «общему знаменателю».
Непосредственно в сфере культуры постмодернисты отвергают любые нормы, всё общезначимое. «Весь универсум культуры конвенционально признается за игровой калейдоскоп текстов, смыслов, форм и формул, символов, симулякров и симуляций. Нет ни истинного, ни ложного, ни прекрасного, ни безобразного, ни трагического, ни комического. Всё и вся наличествуют во всем в зависимости от конвенциональной установки реципиента или исследователя»1 [2, с. 463].
Постмодернисты отвергают также оппозицию «центр / периферия», ибо в смешении и хаосе все ингредиенты, их составляющие,
1 Цитата взята из характеристики эстетики постмодернизма, в которой авторы ссылаются на признанных теоретиков этого направления - Ж. Деррида, Ж. Делеза, Ч. Дженкса, Ж. Бодрийара, В. Джеймса, В. Велша и др.
равноправны. Зато в их методологическом арсенале главную роль играет понятие и принцип маргинальности. Наибольший интерес для них представляет не явление уже ставшее и достигнувшее полноты развития, а находящееся в пограничном состоянии между двумя определенностями, на грани включения / исключения его из данной категории. Так, постмодернистская эстетика уделяет особое внимание опытам художественной деятельности детей, аутсайдеров, заключенных, душевнобольных - явлениям, расположенным «по краям» собственно искусства, там, где можно наблюдать максимум нюансов, парадоксов и фаз перехода явлений из одной сферы в другую.
Основная для постмодернизма интенция социоцентризма, куль-туроцентризма получает свое дальнейшее развитие и конкретизацию в ряде других методологических установок. Важнейшее место среди них занимает критика принципа мимесиса (отражения, воспроизведения) в различных областях культурной деятельности, культурного творчества. Представления классической философии о взаимосвязях природы и общества (культуры) неизбежно приводят, говорят постмодернисты, к возникновению дихотомий: первичного / вторичного, изначального / производного, естественного / искусственного. Приоритет первых членов этих диалектических пар подразумевается как бы сам собой. Возникает якобы фундаментальное отношение мимесиса, подражания (отражения), а с ним вместе - феномен образа, где критериальную роль выполняет принцип сходства, подобия. Философская мысль столетиями и даже тысячелетиями движется, утверждают постмодернисты, по этой «наезженной колее» и не может выбраться из нее.
Теоретики постмодернизма порывают с этой, как они считают, отжившей традицией самым решительным образом, развенчивая принцип репрезентации («удвоения мира», «имитации» и т. п.), в какой бы культурной сфере он ни применялся. Мир природы и мир социума, конечно, сущностно связаны друг с другом «узами родства» (как отец и сын), но социальные и культурные формы не обязаны вечно хранить в себе эту память, вновь и вновь обращаясь к «первозданной природе» как прообразу и прототипу всего впервые образующегося.
Вопросы онтологии в постмодернизме тесно связаны с вопросами гносеологии. Ярким свидетельством этого может служить постмодернистская критика традиционной теории образа и традиционной
теории знака. Теориям образов, основанных на подобии оригиналу (образы-аналогии, «иконы»), философы данного направления противопоставили свою теорию симулякров. В классической гносеологии образы служат средством проникновения через явления и видимость (кажимость) в сущность объектов. Мир же, порождающий симуля-кры, лишен глубины, в нем все вынесено на поверхность. Только подспудная энергия различия порождает симулякры как ложные, обманные образы, замещающие собой реальность.
В семиозисе (процессе функционирования знаков) в принципе участвуют три элемента: денотат (предмет мысли) - собственно знак (соотносимый с ним материальный «заместитель») - значение (мысленное представление субъекта о денотате). Но может существовать, утверждают постмодернисты, и нетипичная, модифицированная ситуация. Симулякр - это знак, утративший свой денотат, ничего реального не обозначающий. Симулякр отсылает нас не к денотату, а только к другому знаку (знакам). Симулякр есть выхолощенный знак, скрывающий этот факт и, наоборот, внушающий иллюзию существования некой реальности (симуляция).
Предметный базис такой концепции постмодернисты усматривают во многих процессах и явлениях современной потребительской культуры (в частности, рекламе). Культурные знаки составляют, таким образом, некую замкнутую, изолированную от всего внешнего сферу (семиосфера). Применительно к «культуре позднего капитализма» такая констатация может быть достаточно репрезентативной. Но правомерно ли экстраполировать ее на культуру вообще, это еще нуждается в доказательстве.
В трудах мэтров постмодернизма понятие симулякра приобретает еще одно, дополнительное, значение, симулякр понимается как фан-тазм. Данным термином постмодернисты обозначают те иллюзорные, обманные образы, заблуждения, кошмары и т. д., которые игнорировались классической теорией образа, или же были на ее периферии. Фантазмы - это особый род симулякров, не только индивидуальных, но и социальных [12].
Одно из центральных мест в философии постмодернизма занимает тезис «Смерть субъекта». Это, конечно, метафора, иносказание. За ним реально стоит критика классического представления о субъекте познания и действия, о его «привилегированном положении» как «начале начал». Применяя к анализу субъекта свой исходный принцип
плюрализма, философы-постмодернисты при этом опираются на труды представителей психоанализа (Фрейд, Лакан и др.). И те, и другие утверждают, что субъект всегда принципиально расколот. Человеческое «Я», говорят они, не имеет прямого доступа к самому себе, к своему «Я». Этот путь загорожен от него многими посредствующими слоями и факторами.
Одной из модификаций тезиса «Смерть субъекта» является положение о «Смерти автора». Оно было выдвинуто и обосновано в одноименной статье Р. Барта (1968) и докладе М. Фуко «Что такое автор?» (1969). Мэтры постмодернизма переносят акцент с экзистенциального представления об авторе (автор биографический, психологический и т. д.) на его функциональную характеристику. «Бывший» автор -это 8спр1;ог, «тот, кто пишет», он рождается и существует в процессе письма. При этом дилемма внутреннего / внешнего и «выражения» себя уходит, снимается. Автор творит в контексте культуры, используя ее языки, стили письма, образы, мотивы, опыт предшественников и современников. Лично ему принадлежит лишь малая часть.
Итак, в творческой деятельности субъекта надо видеть, заявляют постмодернисты, не только индивидуально-личностную составляющую, но и социокультурную. С этим связано постмодернистское понятие «интертекстуальность», обозначающее «перекличку» данного, вновь создаваемого текста с другими текстами культуры. В самых радикальных трактовках индивидуально-психологическое, личностное «Я» полностью растворяется в социокультурных факторах и детерминантах.
Несмотря на то, что постмодернистский субъект принципиально расколот, а, может быть, именно поэтому - с повестки дня не снимается проблема обеспечения инварианта во всех различных вариациях субъектности, во всех ипостасях «Я». Реально такой синтез, утверждают психоаналитики и постмодернисты, невозможен. Но все же некоторое интегрирование необходимо, и оно осуществляется путем создания фиктивного «Я», «квази-Я». Говоря словами Ницше, это «необходимая для жизни иллюзия». Только нельзя принимать этот конструкт за реальную целостность «Я». «...Постулирование такого центра должно с самого начала учитывать его условный, псевдопредметный, символоподобный смысл...» [9 с. 123].
Критики той деконструкции субъекта, которую осуществляют постмодернисты, со своей стороны, справедливо отмечают, что
вместе со статусом реальности «квази-Я» утрачивает и атрибут ответственности. «Это и значит, - резюмирует В. Н. Порус, - что человек как личность не несет ответственности ни за что происходящее. Это вполне прагматично и устраняет массу неудобств» [7, с. 233].
Как уже отмечалось, в статье мы стремились «не смеяться, не плакать, а понимать». Тем не менее в процессе знакомства с философией постмодернизма у нас появлялись и некоторые критические замечания относительно содержащихся в ней идей. Главные из них сводятся к следующему.
1. Стремление ревнителей новизны истолковывать соотношение постмодернизма и философской классики только в негативном ключе, как отрицание первым этой последней, некорректно и неприемлемо, явно односторонне. Между полюсами этой противоположности есть и позитивная связь, подчиненная законам преемственности.
2. Претензии многих сторонников этого течения представить его единственным полномочным выразителем духа современности считаем безосновательными, ибо:
- современная философско-культурная парадигма формировалась многоцентрово. Свой вклад в ее утверждение внесли и такие направления, как «фундаментальная онтология» (М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер), диалогическая философия (Р. Дж. Коллингвуд, М. Бу-бер, М. М. Бахтин). В современной философии и культуре постмодернизм является весьма влиятельным или даже доминирующим направлением, но не единственным. Нельзя сбрасывать со счетов существующие традиции русской религиозной философии, духовных исканий Востока, современное эволюционное учение, философию космизма, экзистенциализм и др.;
- отрицать все это многообразие ради престижа одного только постмодернизма означало бы совершить ошибку методологического характера: присоединиться фактически к крайне упрощенной концепции «линейного развития», неадекватной многоцветью реальной культуры;
- считая единственно достойной современности философию постмодернизма, высокомерно отворачиваясь от всего классического как «косного», «устаревшего», постмодернисты изменяют своему собственному исходному принципу плюрализма. Рядом с постмодернистами никому из современных философов и ученых якобы нет и не может быть достойного места...
3. Постмодернистские анализы процессов, происходящих в современной культуре, могут иметь разную степень теоретической строгости. Одни из них могут преимущественно преследовать цель описания; другие - содержать первичные обобщения и оценки выявленных тенденций; третьи - возвышаться до научного объяснения явлений на уровне теории; четвертые - совмещать в себе все эти исследовательские жанры. С учетом этого едва ли стоит относиться к каждому постмодернистскому культурфилософскому сочинению как к «истине в последней инстанции», где всё «с подлинным верно». Здесь уместно провести аналогию с природой литературно-художественной критики, главная задача которой - подвергать рефлексии текущий художественной процесс (что, конечно, не мешает ей в лучших своих проявлениях достигать уровня теоретического искусствознания и даже «движущейся эстетики»). Проводя такую аналогию, следует также помнить, что литературно-художественная критика индивидуально-личностна и не только допускает, но и предполагает параллельное существование других интерпретаций того же исследуемого и оцениваемого явления. То же самое мы вправе сказать и о постмодернистской «культурфилософской критике».
4. Теоретические положения постмодернистов часто носят крайний, до предела заостренный, характер. В более умеренных формулировках они часто обнаруживают вполне рациональный смысл, заслуживающий внимания других мыслителей и ученых. Так их, наверное, и следует воспринимать - «в разумно сниженной, трезвой тональности».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Американская философия искусства. Антология. - Екатеринбург : Деловая книга ; Бишкек : Одиссей, 1997. - 320 с.
2. Бычков В. В., Бычков О. В. Эстетика / Новая философская энциклопедия. - Т. 4. - М. : Мысль, 2001. - С. 456-466.
3. Дубровский Д. И. Постмодернистская мода // ВФ. - 2001. - № 8. - С. 42-55.
4. Зиммель Г. Конфликт современной культуры // Избранное. - Т. 1. - М. : Юрист, 1996. - С. 445-474.
5. Крутоус В. П. Эстетика и время. Книга взаимоотражений. - СПб. : Алетейя, 2012. - 672 с.
6. Ленин В. И. Философские тетради. - М. : Политиздат, 1965. - 366 с.
7. Порус В. «Конец субъекта» или пострелигиозная культура? // Полигнозис. -1998. - № 1. - С. 110-116.
8. Постмодернизм: Энциклопедия. - Минск : Интерпресс-сервис; Книжный Дом, 2001. - 1040 с.
9. Разинов Ю. А. «Я» как объективная ошибка. - Самара: Изд-во «Самарский университет», 2002. - 260 с.
10. Самохвалова В. И. Вячеслав Иванов и русский постмодернизм // Вопросы философии. - 2001. - № 8. - С. 66-76.
11. Филиппович А. В., Семенова В. Н. Послесловие к книге: Новейший философский словарь. Постмодернизм / гл. науч. ред. и сост. А. А. Грицанов. -Минск : Современный литератор, 2007. - С. 791-810.
12. Фуко М. ТЪеай-ит рЫ1о8орЫсит / пер. с фр. Я. Я. Свирского. - М. : Раритет ; Екатеринбург : Деловая книга, 1998. - 480 с.
13. Шапинская Е.Н. Образ Другого в тексте культуры. - М. : КРАСАНД, 2012. - 216 с.
