CC BY
1245
методы и МЕТОДОЛОГИЯ
ИССЛЕДОВАНИЯ КУЛЬТУРНЫХ ПРОЦЕССОВ
УДК 141.132
ББК 87.2
ПОСТМОДЕРН: НЕДОВЕРИЕ К МЕТАНАРРАТИВАМ
Волков Владимир Николаевич,
доктор философских наук, профессор кафедры гуманитарных наук, Академия переподготовки работников искусства, культуры и туризма, ул. 5-я Магистральная, д. 5, Москва, Россия, 123007,
e-mail: vnickvo@gmail.com
Аннотация
Жан-Франсуа Лиотар был одним из первых, кто сформулировал основное отличие классической и современной науки, рассмотрел проблемы легитимации классического и постклассического знания, выявил основные причины отказа постмодерна от метанарраций, обратил внимание на роль интерпретации в научных, исторических, культурологических, социологических дискурсах, создал свою концепцию языковых игр. Его идеи ныне стали классикой философского постмодернизма.
Ключевые слова
Постмодерн, дискурс, языковая игра, метанарратив, легитимация, знание.
Отказ от великих повествований. Одним из первых понятие постмодерна использовал французский философ Жан-Франсуа Лиотар (1924-1998). В работе «Состояние Постмодерна: доклад о знании», опубликованной в Париже в 1979 г. 1, он утверждает, что по мере вхождения общества в эпоху, называемую постиндустриальной, а культуры — в эпоху постмодерна, изменяется статус знания. Лиотар обратил внимание на то, что основной формой «употребления» знания является «нарратив» — повествование, характеризующее определённый тип дискурса в различные исторические периоды, структура,
1 См.: Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.-СПб.,
1998.
организующая наше эмпирическое восприятие. К «великим повествованиям», метанарративам современности, модерна он отнёс такие фундаментальные идеи, как рационализм, сциентизм, антропоцентризм, возможность абсолютной свободы личности, освобождение человечества, просвещенческий исторический прогресс, эмансипация, легитимность знания, просвети- 3 тельская трактовка знания как инструмента разрешения любых проблем, познаваемость всего и вся наукой, классический социализм и коммунизм, христианское спасение, гегельянский мировой дух, романтическое единство, нацистский расизм, кейнсианское равновесие, материальное изобилие и т.п. Данные представления,
4
доминирующие в культуре метаповествований, утверждают нормативный образ будущего, конструируют историю, задавая ей определённый вектор развития. Эти нарративы, как в своё время мифы, имеют целью легитимировать определённые общественные институты, социально-политические практики, законодательства, нормы морали, способы мышления и т.д., но, в отличие от мифов, они ищут эту легитимность не в прошлом, а в будущем 2.
Научное знание — это вид дискурса 3. Модернистская наука, не обладая собственными средствами легитимации, за обоснованием знания обращается к спекулятивному философскому или политическому метаповествованию: диалектике духа, герменевтике смысла, освобождению человека разумного или трудящегося, либо увеличению благосостояния. Таким образом, ме-танарративы можно рассматривать как своеобразную идеологию модернизма, которая навязывает обществу и культуре определённый мировоззренческий комплекс идей. Эти идеи, ограничивая, подавляя, упорядочивая и контролируя сознание и поведение человека, осуществляют над ним насилие. «Метанаррация» — это эпистемологический конструкт, легитимирующий способы мышления, социальные институты, социальную систему и создающий тем самым возможность тотального мировоззрения. В связи с этим Лиотар подвергает сомнению идеи модернизма и настаивает на игровой равноправности множества сосуществующих картин мира 4.
Понятие «нарратив» стало чрезвычайно популярным и востребованным в постмодернистской философии и культурологии. Так, согласно Фредрику Джеймисону, всё воспринимаемое осваивается посредством повествовательной фикции или вымысла. Джеймисон рассматривает «великие повествования» как своеобразные идеологии, обладающие собственной логи-
2 Лиотар Ж.-Ф. Заметки на полях повествований // Комментарии. 1997. № 11. С. 215.
3 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна С. 15.
4 Ф. Анкерсмит отмечает: «Любому очевидно, что ме-танарративы Лиотара идентичны так называемой спекулятивной философии истории. Спекулятивная философия истории, т.е. тот вид систем, который был построен Гегелем, Марксом, Шпенглером, Тойнби и многими другими, свирепо критиковался в пятидесятые годы такими философами, как Поппер, Манделбаум и Хайек. От этой критики, несмотря на несколько попыток ответить ранее, спекулятивная философия истории не оправилась никогда» (Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлёт и падение метафоры. М., 2003. С. 350).
кой и ценностной системой представлений. В то же время метанаррация трактуется им как речевая ситуация «пересказа в квадрате». По его мнению, существуют «доминантные повествования» или «доминантные коды», которые функционируют в соответствующей традиции как нерефлексируемая система координат, пара-дигмальная матрица, внутри которой «коллективное сознание» в рамках данного кода моделирует «культурно опосредованные артефакты» в «социально символических актах» 5.
Р. Музиль также настаивает на том, что «большинство людей в осмыслении своего отношения к самим себе — повествователи» 6. Он считает, что тексты повествовательного мира обладают значительно большим трансляционным потенциалом,— они лучше запоминаются и поддаются пересказу, чем компактные, последовательные и связные тексты мира доказательных суждений. Дело в том, что понимание повествовательных текстов есть одновременно понимание человеком самого себя.
Ж.-Ф. Лиотар констатирует, что в ХХ в. в западной философии произошёл лингвистический поворот, породивший закат универсальных дискурсов, метафизических доктрин современности, усталость от «теории». «Всё это свидетельствует о том, что пришло время философствовать»,— считает он 7. Характеризуя современное состояние культуры как «постмодерн», Лиотар основывается на концепции «языковых игр» Л. Витгенштейна, избирая её в качестве метода, и понятиях «дискурсивность» и «власть-знание» М. Фуко. Знание, говорит Лиотар, в своей основе имеет языковые игры, каждой из которых соответствует свой критерий компетенции, своя истина, своя технологическая эффективность, своя справедливость, своя красота.
Лиотар отмечает, что модерн и постмодерн тесно и неразрывно связаны между собой: нет модерна без включённого в него постмодерна, поскольку всякий модерн содержит в себе утопию своего конца. В ответ на гегелевское положение о том, что «истина — это целое», он призывает объявить «войну целому», видя в этой категории прямой источник тоталитаризма. Возражая Ю. Хабермасу в отношении его те-
5 Jameson F. Postmodernism, or, The cultural logic of late capitalism. Durham: Duke University press, 1991.
6 Музиль Р. Человек без свойств. М., 1984. Кн. 1. С. 729.
7 Lyotard J.-F. The Differend: Phrases in Dispute.
Minneapolis: University of Minnessota Press, 1988. P. XIII.
зиса «модерн — незавершённый проект», он утверждает, что этот проект был не только искажён, но и полностью разрушен. Практически все идеалы модерна оказались несостоятельными и потерпели крах. В первую очередь такая участь постигла идеал освобождения человека и человечества. Исторически этот идеал принимал ту или иную форму религиозного или философского метанарратива, с помощью которого осуществлялась «легитимация», обоснование и оправдание смысла человеческой истории и её конечной цели — освобождения. Христианство говорило о спасении человека от вины за первородный грех силою любви, обещало установить «царство Божие» на земле. Просвещение видело освобождение человечества от невежества и деспотизма в прогрессе разума, который должен был обеспечить построение общества, основанного на идеалах гуманизма — свободе, равенстве и братстве. Гегелевская философия излагала свой метанарратив как историю самопознания и самоосуществления абсолютной идеи через диалектику абсолютного духа, которая должна была завершиться торжеством свободы. Либерализм обещал избавить человечество от бедности и привести его к богатству как необходимому материальному условию освобождения, полагаясь на прогресс науки и техники. Марксизм провозгласил путь освобождения трудящихся от эксплуатации и отчуждения через революцию и всеобщий труд. История, однако, показала, что несвобода меняла формы, но оставалась непреодолимой. Все эти грандиозные проекты по освобождению человека и человечества не состоялись, поэтому постмодерн означает, в первую очередь, «недоверие к метанарративам».
По мнению Лиотара, эра постмодерна обещает быть свободной от идеологического рабства 8. Постгуманизм утверждает, что гуманистические ценности не могут более оставаться нормой и даже открыто оспариваются. Символом отказа от гуманизма и его краха, утверждает Лиотар, стал Освенцим — «тотальное событие» нашей эпохи, «преступление, которое открывает постмодерн». Освенцим — имя конца истории, после него говорить о гуманизме уже невозможно. Трагедия тоталитаризма в Европе неразрывно связана с самой сутью европейского мышления, ориентированного на поиск безальтернативной ис-
8 См.: Lyotard J.-F. The Inhuman: Reflection on Time. Cambridge: Polity Press. 1991.
тины. Ненамного лучшей представляется участь прогресса. Сначала прогресс незаметно уступил место развитию, а сегодня и оно всё больше вызывает сомнение. Лиотар полагает, что для происходящих в современном мире изменений более подходящим является понятие сложности, весь постмодерн можно определить как «неуправляемое возрастание сложности».
Проблема легитимации знания. Опираясь на идеи Ю. Хабермаса и М. Фуко о процедуре «легитимации знания», Лиотар рассматривает легитимацию как процесс, посредством которого законодатель наделяется правом оглашать данный закон в качестве нормы. Человек в этой ситуации оказывается в полной зависимости от стереотипов, ценностей, провозглашённых приоритетными в данном обществе. Социальная реальность оказывается искусственно сконструированной в результате взаимодействия различных дискурсивных практик, где метанарративы служат средством легитимации знания, общественных институтов и всей эпохи модерна в целом. «Вопрос о легитимации науки ещё со времён Платона неразрывно связан с вопросом легитимации законодателя. В этой перспективе право решать "что верно, а что нет", не может не зависеть от права решать "что справедливо", даже если высказывания, подчинённые соответственно той и другой власти, имеют различную природу. Существует родство одного рода языка, который называется наукой, с другим, называемым этикой или политикой: и первое, и второе вытекает из одной перспективы или, если угодно, из одного и того же "выбора", который зовётся Запад» 9.
Традиционное знание исходит из плюрализма языковых игр. Повествовательный характер данного знания отливается в форму рассказа, легенды, сказки, мифа. Это знание, имеющее множество слоёв, в нём можно найти денотативные высказывания относящиеся к небу, ко временам года, к флоре и фауне. Это знание передаёт слушателю посредством героя и его поступков свод прагматических правил, образующих общественные связи. Традиционное знание син- 5 хронично, оно не нуждается в поддержке прошлого, не нуждается в легитимации, так как имманентно повествованию.
Классическое знание, по мнению Лиотара, делает ставку на один тип языковой игры, главная задача которой истина. Такое знание добро-
9 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. С. 28.
6
вольно изолировано от всех других языковых игр, в том числе и социальных. Связь знания и общества носит внешний характер и требует легитимации и институализации. Философия выступает легитимирующим дискурсом классической науки, примером могут служить «великие легитимирующие рассказы». Главным достижением считается консенсус между отправителем и получателем ценностного высказывания об истине, если оно вписывается в перспективу единодушия научного сообщества по какому-либо вопросу. В процессе передачи знания преподаватель выступает носителем истины, одновременно являясь экспертом в данной проблематике. Классическое знание характеризуется диахроничностью, верифицируемостью и фальсифицируемостью.
Лиотар указывает на то, что в эпоху модерна в нарративных практиках большое значение придаётся понятию «народ» — герой, с помощью которого решается проблема легитимации новых авторитетов. Именно он имеет право решать за общество, именно он становится знаком легитимности консенсуса, способом нормативной регуляции обсуждения. Из этого неизбежно вытекает идея прогресса, который представляет собой ничто иное как движение, якобы аккумулирующее знание. Народ спорит сам с собой о том, что справедливо, а что нет, точно так же, как сообщество учёных о том, что истинно, а что ложно. Этот «народ» не встречается в традиционном нарративном знании, не имеющем претензии на всеобщность. Более того, представители новой легитимации через посредство «народа» являются активными разрушителями традиционных народных знаний, отныне осуждёнными пребывать в обскурантизме и отсталости. «Народ» не довольствуется знанием: он устанавливает законы, формулирует предписания, имеющие значение норм. Такой способ легитимации вводит заново рассказ как форму обоснования знания и в таком качестве может действовать в двух направлениях, в зависимости от того, представляет ли он субъекта рассказа как когнитивного или как практического: как героя познания или как героя свободы. Право науки на превосходство над нарративными стилями обыденного знания маскирует основу её легитимации, традиционно опирающуюся на две формы метанарратива.
Модернизм, по мнению Лиотара, содержал два великих легитимирующих мифа: нарратив
Просвещения и нарратив Духа. Первый из них имеет исток во французской революции и рассказывает историю о человечестве как героическом деятеле, освобождающем самого себя через продвижение в познании; второй, происходящий от немецкого идеализма, рассказывает историю о духе как последовательном развёртывании истины. Следствием такого притязания на монопольное обладание истиной явилось тотальное насилие. В результате разум стал иррациональным, а поиск глобального смысла превратился в бессмыслицу. После катастрофических событий ХХ в. метанарративы лишаются своей правомочной силы. В связи с отчуждением от метанарративного механизма легитимации «великий герой» и «великая цель» утрачивают свою нарративную функцию 10. Выясняется, что носители знания (историки, теологи, философы, социологи, политологи, культурологи) в действительности ничем бесспорным не обладают, не носят истину в кармане, более того — не могут договориться даже по поводу того, что такое истина. Кризис метафизической философии приводит к разрушению метанарративного механизма легитимации. Лиотар называет постмодерном недоверие в отношении метанарраций.
Но в постмодернистской ситуации не все нарративы утрачивают доверие: множество разнообразных микронарративов продолжают плести ткань повседневной жизни. Не доверяя метанарративам, постмодерн пользуется ми-кронарративами, которые и формируют агони-стический, соревновательный характер универсума языковых игр. «Маленький рассказ,— пишет Лиотар,— остаётся образцовой формой для творческого и, прежде всего,— научного воображения» 11. Постмодернистская наука не препятствует появлению большого количества малых нарративов. Место мобилизующих повествований с их легитимирующей функцией занимают микронарративы, законные в рамках локальных коммуникативных сообществ и не претендующие на тотализацию. Однако микро-нарратив отказывается от употребления понятий «великий герой» и «великая цель».
Ж.-Ф. Лиотар одним из первых обратил внимание на то, что по мере вхождения общества в постиндустриальную эпоху, а культуры — в эпоху постмодерна, меняется социокуль-
10 Там же. С. 10.
11 Там же. С. 144.
турный статус знания. Раньше знание имело ценность само по себе. В науке не было частной собственности. Сегодня наука обслуживает экономику, производство и потребительское общество. Старый принцип — получение знания неотделимо от формирования разума и от личности — устаревает и выходит из употребления. Знание перестаёт быть самоцелью, теряет свою «потребительскую стоимость», всё больше превращается в товар. Оно производится для того, чтобы быть проданным, потребляется, чтобы обрести стоимость в новом продукте и чтобы быть обмененным. Происходит отстранение от истины: критерием знания выступает не истина, а практическая польза, эффективность, успех. Прежний вопрос «верно ли это?» уступает место вопросам — «можно ли это продать?», «эффективно ли это?» 12
В эпоху постмодерна знание делает человека продвинутым потребителем, но не делает его более просвещённым, совершенным, гуманным. Учёных, техников, аппаратуру покупают не для того, чтобы познать истину, но чтобы увеличить производительность. Под угрозой оказывается всякая легитимация, всякое обоснование, что таит в себе опасность произвола и вседозволенности. Происходит слияние техники и науки в огромный технонаучный аппарат. Усиливающийся плюрализм языковых игр ведёт к неограниченному релятивизму, который создаёт превосходство языковой игры технонауки над всеми другими. Технонаука подчиняет знание власти, науку — политике и экономике. Лиотар подчёркивает, что ни наука, ни тем более тех-нонаука не могут претендовать на роль объединяющего начала в обществе, поскольку в этом случае она будет ещё одним «метанарративом освобождения». «Традиционная теория всегда находится под угрозой быть включённой в программирование общественного целого как простое орудие оптимизации достижений общества оттого, что её желание абсолютной и всеобщей истины основывается также на единой и всеобщей практике управляющих системы» 13.
Если раньше статус знания определялся ме-танарративами, то в эпоху постмодерна появляются такие новые формы его легитимации, как операционализация, прагматизация, технологи-зация. Доверие к метанарративам исчезает в ре-
12 Там же. С. 124.
13 Там же. С. 39.
зультате развития самих наук. С одной стороны, формируется плюрализм, возникают аргументации, связанные с распространением парадоксов и паралогизмов, с другой — происходит технизация доказательства, сводящего «истину» к «результативности».
Операционализация знания связана с распространением новых информационных технологий, которые диктуют необходимость придания знанию «машинного» характера, переведения знания на язык «информации», которую можно распространять посредством машин. Лиотар отмечает, что технологичное, операциональное знание не связано с развитием разума и формированием личности, на что ориентировалось классическое образование. Могущество государств, как и других субъектов политической, экономической, социальной деятельности, зависит от того, насколько эффективно используется ими операциональное, технологичное знание. Знание, которое не «технологизирует-ся», не способное приносить «пользу» (например, философское, культурологическое, историческое, этическое, эстетическое и т.п.),— становится неактуальным, невостребованным обществом, или, по крайней мере, большинством. Гуманитарные знания, литература, философия, искусство воспринимаются как нечто «лишнее».
Изменение статуса знания оказывает мощное влияние на систему образования, задаёт направление научных исследований, воздействует на рынок труда, формируя спрос на специалистов, владеющих соответствующими запросам эпохи навыками. Образование, прежде всего высшее, становится платной рыночной услугой, приобретаемой в массовых масштабах. Использование критериев эффективности и товарности ведёт к иному пониманию истины — она определяется через понятие полезности.
Согласно Лиотару, в эпоху постмодерна знание стало главной производительной силой. «В форме информационного товара, необходимого для усиления производительной мощи, знание уже является и будет важнейшей, а, может быть, самой значительной ставкой в мировом соперничестве за власть. Также как национальные государства боролись за освоение территорий, а затем за распоряжение и эксплуатацию сырьевых ресурсов и дешёвой рабочей силы, надо полагать, они будут бороться за освоение информации. Здесь открывается,
8
таким образом, новое поле для индустриальных и коммерческих стратегий, а также для стратегий военных и политических» 14.
Идея, что знания принадлежат государству, постепенно отживает, поскольку общество существует и развивается только тогда, когда сообщения, циркулирующие в нём, насыщены информацией и легко декодируются. Государство начинает проявлять себя как фактор непроницаемости и «шума» для идеологии коммуникационной «прозрачности». В этих условиях проблема отношений между экономическими и государственными инстанциями проявляется с новой остротой.
Исследуя современный статус знания, Лио-тар указывает на связь знания и власти: проблема знания в век информатики более чем когда бы то ни было является проблемой правления. Знание, обладая легитимностью, задаёт определённые рамки поведения в культуре, регламентируя их: знание выступает в качестве инструмента, который наделяет его носителей способностью формулировать «правильные» предписывающие и «правильные» оценочные высказывания. Это и сближает знание с обычаем. Роль консенсуса состоит в том, чтобы отделить тех, кто владеет нормативным знанием, от тех, кто не владеет им.
Лиотар отмечает, что вместе с современной наукой в проблематике легитимации появились новые составляющие. В постиндустриальном обществе и постмодернистской культуре «великий рассказ» утрачивает своё правдоподобие, вне зависимости от способа унификации, который ему предназначался: спекулятивный рассказ или рассказ об освобождении. Деление разума на когнитивный или теоретический, с одной стороны, и практический — с другой, имеет следствием атаку на легитимность научного дискурса, не прямо, а косвенно раскрывая нам, что он является языковой игрой, имеющей собственные правила. Научный дискурс становится равным любым другим дискурсам. Наука играет в собственную игру, она не может легитимировать другие языковые игры. Например, прескриптивная игра ускользает от неё. Но наука не может легитимировать сама себя. При таком рассеянии языковых игр социальный субъект тоже кажется растворённым. Социальная связь — связь языковая, но она состоит не из
14 Там же. С. 20.
одной нити. В этой ткани пересекается неопределённое количество языковых игр, подчиняющихся различным правилам. Лиотар замечает: «Сильной стороной Витгенштейна было то, что он не стал искать выхода в позитивизме, развиваемом Венским кружком, а прокладывал в своём исследовании языковых игр перспективу другого рода легитимации — перформатив-ность. Именно с перформативностью и имеет дело постмодернистский мир. Ностальгия по утраченному рассказу и та была утрачена большинством людей. Отсюда ни в коей мере не вытекает, что они были обречены на варварство. Препятствует им в этом то, что они знают: легитимация не может прийти ни откуда, кроме их языковой практики и их коммуникационного взаимодействия. Прежде всякой другой веры, наука, которая "улыбается в бороду", научила их суровой воздержанности реализма» 15.
Специфика постмодернистской ситуации в том, что отсутствует как универсальный метаязык, на поиск которого была ориентирована классическая наука, так и традиционная легитимация знания. Наука является нестабильной и открытой системой, а поэтому, по Лиота-ру, для обоснования знания к ней неприменим критерий производительности. Производительность, во-первых, не подходит для суждения об истинности или ложности; во-вторых, она основывается на представлении о стабильной системе и детерминизме: причина должна стабильно определять следствие, наука же продуцирует не известное, а неизвестное, продукт науки никогда не может быть задан заранее. Применение критерия производительности означает террор системы по отношению к языковым играм.
Наука, обслуживающая власть, видит легитимацию знания в эффективности. Лио-тар же в качестве легитимации знания предлагает паралогию, которая изоморфна понятию «ёЙегапсе» Деррида и предполагает «открытую систематику», локальность, «антиметод». Пара-логия легитимирует высказывания науки в той мере, в какой они разрушают прежние высказывания и правила игр и генерируют новые. Прагматика постмодернистского знания имеет мало общего с поиском результативности. Работать над доказательством значит искать конкретный пример; разрабатывать аргументацию значит искать «парадокс» и легитимировать его с помо-
15 Там же. С. 100-101.
щью новых правил игры. Эффективность не является самоцелью. Расчёту поддаётся только вероятность, что это высказывание будет скорее о том-то, а не о том-то.
По Лиотару, подлинная прагматика постмодернистской науки лежит не в совершении результативного, но в производстве паралогического — в микрофизике, фракталах, открытии хаоса, теоретизации собственной эволюции как дискретной, катастрофической, непоправимой и парадоксальной. Микронарративы конкурируют друг с другом и становятся важнейшей формой научного воображения. Его социальным аналогом выступает тенденция к использованию во всех сферах социального бытия (профессиональной, сексуальной, культурной, политической) временного контракта, который является более экономичной, гибкой и творческой связью, чем обязательства эпохи модерна. Лио-тар показывает, что «постмодернистская наука» является скорее исследованием парадоксов, непостоянств и неопределённостей. В современную эпоху в науке микронарративы — основной исследовательский инструмент.
Дискурсы языковых игр. Плюралистическую философию языковых игр Жан-Франсуа Лиотар назвал основным источником постмодернистской мысли 16. В своей важнейшей философской работе «Differend: Фразы в споре» (1983) 17, он подвергает сравнению дискурсы «языковых игр». Как языковые игры, дискурсы представляют собой дискретные системы, функционирующие в соответствии с правилами, которые устанавливаются внутри самого языка. Потому не существует никакого общего набора допущений, с помощью которых можно было бы рассудить и примирить разные и противоречащие одна другой точки зрения. Иначе говоря, не существует никакого универсального «разума» или «истины», дискурсы, как правило, несоизмеримы. Основной императив постмодернистской политики, таким образом, заключается в создании сообществ, в которых уважается целостность различных языковых игр, сообществ, основанных на неоднородности, конфликте и несогласии.
Анализ структуры языка приводит Лиота-ра к выводу, что его структура строится так, что
16 Lyotard J.-F. The Postmodern condition: A Report on Knowledge. Minneapolis: University of Minnessota Press, 1984. P. 10, 40-41.
17 Lyotard J.-F. The Differend: Phrases in Dispute. Minneapolis: University of Minnessota Press, 1998.
определённые факты в ней остаются невыраженными и невыразимыми. Эти невыразимые факты он и называет ёЙегепё. Так, например, ШАТегепё маскирует несправедливость, и тот, кто руководствуется чувством справедливости, должен решить эту проблему. Лиотар обращает внимание на то, что потребность в решении обостряется тем, что маски ШАегепё несправедливости или насилия созданы для тех, кто, в связи с характером дискурса, не может выразить свои желания, потребности и ситуацию в целом. Структура языка как такового в этом случае с необходимостью становится репрессивной.
Лиотар рассматривает постмодерн не столько как эпоху, сколько как глубокое изменение в модерне, благодаря которому современное общество предстаёт как сложная сетка без единого контролирующего центра, без какого-либо идеологического, политического или этического укоренения. В нём исчезают отношения «лицом к лицу» — с другими людьми или объектами, всё опосредствовано всевозможными «протезами», что не делает межчеловеческие отношения более прозрачными, но ведёт к их усложнению и требует от каждого больше решений и выбора. У человека сокращается возможность встреч с другими в традиционном смысле, ибо эти встречи всё чаще происходят на расстоянии, являются виртуальными. Окружающее человека информационное поле становится всё более насыщенным, плотным, он включается в множество потоков, которые уносят его и которым он не в силах противостоять. В то же время процесс атомизации и индивидуализации выключает человека из социального поля, делает его одиноким. Человеку больше не на кого положиться, он вынужден быть судьёй самого себя.
Капиталистической экономике и финансовому капиталу не может быть противопоставлен какой бы то ни было гуманистический дискурс. Для их описания Лиотар использует метафору «большой эфемерной плёнки», которая указывает на отсутствие центра капиталистического производства и одновременно на его тотальный 9 характер. Постоянная смена идеологий подтверждает, что вера в господство разума, правовую свободу и социальный прогресс подорвана. Право на индивидуальный выбор в своей реализации приводит к практике сосуществования множества различных языков, гетерогенных «языковых игр». Задачей социальной политики
становится не насильственная унификация множественности в единое «коллективное тело» социума и даже не поиск универсального языка для возможности диалога между ними, но сохранение этой разнородности, поддержка практики различных «языковых игр».
Лиотар отмечает, что революционер полагал себя вещающим от имени истины и выражающим нравственный идеал. Революционные ожидания не сбылись. Как следствие — крах революционных ценностей, определяемых ныне как ценности религиозные (поиск спасения людей путём отмщения всем виновным) и клерикальные (просвещённый интеллектуал выступает ныне в ипостаси доброго пастыря масс). Истина революционной теории не более чем идеал; она являет собой лишь выражение желания истины, но обусловлена той же верой в истину, что и религия. Социализм, по Лиотару, гораздо менее революционен, чем капитализм; социализм религиозен, капитализм же циничен, ибо для него нет ничего святого. Капитализм ликвидирует всё, что человечество почитало святым, и эту тенденцию, считает французский философ, нужно сделать «ещё более ликвидирующей».
Сама сущность философствования в постмодернизме усматривалась Лиотаром именно в том, что постмодернистские тексты в принципе не подчиняются заранее установленным правилам, им нельзя вынести окончательный приговор, применяя к ним общеизвестные критерии оценки. Обусловлено это тем, что как правила, так и одиночные критерии не предшествуют тексту, но, напротив, сами суть предмет поисков, которые ведёт произведение. Текст создаётся не по правилам, предшествующим ему в своём бытии,— правила вырабатываются одновременно с созданием текста. Текст и создаётся с той целью, чтобы сформулировать правила того, что ещё только должно быть сделано. Именно этим обстоятельством Лиотар объяснял тот факт, что произведение и текст обладают характером события. Более того, с позиции 10 постмодернизма, уже сам факт наличия «универсального метаязыка» выступает критерием системной организации феномена и, следовательно, признаком духовного «террора».
С точки зрения практического использования языка в качестве инструмента власти, существуют различные методы обработки языкового материала: начиная с минимальных нарра-
тивных единиц слов, из которых строятся предложения, и заканчивая специальными типами дискурса, подчинёнными конкретной цели. Так появляются «режимы» предложений, «жанры» дискурса, «правила пользования» языком, посредством которых власть манипулирует им, присваивая себе его содержание. Несмотря на зависимость таких правил от контекста истории, «проигравшим» всегда неизбежно оказывается референт, потребитель, подчинённый. Производимый посредством риторики дискурс власти захватывает позицию «центра» в коммуникативной среде и стремится подчинить себе все остальные дискурсивные практики, не допуская их ускользания из-под контроля. Так, в современных языковых играх преобладает «проскрипция», что приводит к подавляющему доминированию экономического дискурса.
В эпоху постмодерна метанаррации теряют своих «действующих лиц», «великих героев», «великие приключения» и «великую цель», рассыпаются на множества локальных языковых элементов и утрачивают свою легитимирующую мощь. Катализатором этого процесса оказалась постнеклассическая наука с её неопределённостью, неполнотой, неверифицируемостью, катастрофичностью, парадоксальностью. Темы энтропии, разногласия, плюрализма, прагматизма, языковой игры вытеснили «великие рассказы» о диалектике и просвещении, антропологии, истине, свободе и справедливости, основанные на духовном единстве, консенсусе между говорящими. Прогресс современной науки превратил цель, функции героев классической философии истории в языковые элементы, прагматичные ценности постмодернистской культуры с её чувствительностью к дифференциации и несоизмеримости различных объектов.
Лиотар исходит из того, что человеческая природа и развитие общества непредсказуемы, они не могут прогнозироваться и, тем более, управляться человеком. Движущей силой деле-гитимации, по Лиотару, выступает сам процесс легитимации, обращаемый на самого себя. Иными словами: как доказать доказательство? Как легитимировать легитимацию? Главной чертой постмодернистского научного знания является «эксплицитная имманентность самому себе» дискурса о правилах, которые его узаконивают. Постмодернистский тип языковой игры отличается от ненаучного (традиционного) и классиче-
ского научного типов языковых игр. Постмодернистская наука играет в собственную языковую игру, не нуждается больше в легитимирующих метанаррациях и довольствуется малыми повествованиями 18.
Таким образом, согласно Лиотару, ключевыми характеристиками отказа от модерна и перехода к постмодерну являются: информационная перенасыщенность, обусловленная развитием новых технологий; изменение характера и статуса знания; противоречивость и многообразие; отсутствие определённости; проблема-
18 Ф. Анкерсмит указывает на то, что «как теория об истории, идея Лиотара есть критика общепринятых концепций фундаментального единства прошлого: прошлое разбито им на множество несоизмеримых фрагментов, а фрагментация современного интеллектуального мира является зеркальным отображением распада прошлого» (Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлёт и падение метафоры. М., 2003. С. 349).
тизация истины и самой реальности; тенденция к превращению знания, информации — любых культурных знаков в товар; рост гедонистических, потребительских настроений; превращение жизни в игру, стилизацию; отказ от принципа иерархии культурных содержаний; свобода выбора как данность, и обусловленная ею неопределённость и многообразие поведения. В целом культура постмодерна — это культура «заката метанарративов», она основана на отказе от самообмана, от ложного постулирования возможности выразить в усилии конечной индивидуальности семантическую бесконечность бытия. Развивая идеи интертекстуальности и диалоговости, Ж.-Ф. Лиотар сформировал методологию «новой непрозрачности», переориентировавшую науку на поиск различий, неста-бильностей, случайностей и противоборствующих стратегий со стороны её объекта.
Список литературы
1. Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М., 2003. С. 349-350.
2. Лиотар Ж.-Ф. Заметки на полях повествований // Комментарии. 1997. № 11. С. 215.
3. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.-СПб., 1998. С. 10, 15, 20, 28, 39, 100-101, 124, 144.
4. Музиль Р. Человек без свойств. М., 1984. Кн. 1. С. 729.
5. Jameson F. Postmodernism, or, The cultural logic of late capitalism. Durham: Duke University press, 1991.
6. Lyotard J.-F. The Differend: Phrases in Dispute. Minneapolis: University of Minnessota Press, 1998.
7. Lyotard J.-F. The Inhuman: Reflection on Time. Cambridge: Polity Press, 1991.
8. Lyotard J.-F. The Postmodern condition: A Report on Knowledge. Minneapolis: University of Minnessota Press, 1984. P. 10, 40-41.
POSTMODERNITY: DISTRUST BY METANARRATIVE
Volkov Vladimir Nikolaevich,
DSc in Philosophy, Professor of the Department of Humanities, Academy of Retraining Arts, Culture and Tourism, 5-ia Magistralnaia Str. 5, 123007 Moscow, Russia, e-mail: vnickvo@gmail.com
Abstract
Jean-Francois Lyotard was one of the first who formulated the main difference between the classical and the modern science, considered the problem of legitimation of classical and post-classical knowledge, has identified the main causes of failure of postmodern grand narratives, drew attention to the role of interpretation in a scientific, historical, cultural, sociological discourses, created his concept of language games. His ideas have now become a classic of philosophical postmodernism.
Keywords
Postmodernity, discourse, language game, metanarrative, legitimation, knowledge.
11
