CC BY
2ФИЛОСОФСКИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ. ОНТОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
Постижение России: прорывы и тупики в развитии отечественной гуманитарной мысли (XVIII - начала XXI вв.)
10.34823/SGZ.2023.11.52031
Аванесова Галина Алексеевна,
д.ф.н., профессор E-mail: [email protected]
Миронов Анатолий Васильевич,
д.с.н., профессор, заслуженный работник высшей школы, почетный работник ВПО РФ
Авторы анализируют, как осмысляли некоторые направления отечественной гуманитарной мысли особенности России -ее истории, общества и культуры Нового времени. Основное внимание уделено консервативной мысли. Эти процессы научно-философского самопознания прослеживаются, во-первых, по ходу взаимодействий России с западноевропейской цивилизацией, с ее гуманитаристикой и теорией познания, во-вторых, в контексте внутренних трансформаций культурно-цивилизационного и парадигмального характера в империи, в советское и постсоветское время.
Ключевые слова: эпистемология/гносеология, отношения между знанием и реальностью в науке, теоретический рационализм, познавательные субстанции разных цивилизаций, парадигма изучения России русской консервативной мыслью, ракурсы понимания России советским марксизмом, теория отражения, наука и политика, понимание научной истины и правды, псевдонаука в период Постмодерна.
£7
CJ
со
см
см
Z
148
4.5. Актуальность парадигмального анализа исторической и современной России (19911999 гг.)1
От когнитивного кризиса к подъему патриотических настроений и к пониманию современной России
Авторы продолжают исследовать аналитический потенциал научно-гуманитарной среды РФ, а также эффективность общественных форм познания в условиях острой стадии цивилизационного кризиса 90-х гг. ХХ в. Выше мы отмечали, что в это время наиболее болезненно и сложно проходили массовые процессы повседневного познания/ понимания. Граждане осознавали, что, описывая западный посткапитализм, многие СМИ необъективны, что официальные лица в публичных выступлениях уходят от реалистического анализа положения в стране. Погруженные в повседневные заботы, люди пребывали в состоянии когнитивного шока, обсуждая между собой погром советского уклада, расхищение общественных ресурсов, пытаясь сохранить свой жизненный мир. Но массовые слои не могли самостоятельно продумать выход страны из кризиса. Утратив религиозную веру и навыки социальной самоорганизации, не владея приемами объективного анализа, граждане понимали, что власть готовит им незавидное будущее.
В обществе нашлось немного квалифицированных специалистов разных сфер деятельности, в т.ч. ученых-гуманитариев, которые могли через патриотические СМИ объяснять в общих чертах, что происходит со страной, российским государством. Основная же часть этих слоев к публичному разговору с согражданами оказалась не готова. Специалисты далеко не всегда могли прояснить, как развиваются государства Запада, страны других континентов, каковы результаты их модернизации, какие цели ставят они по отношению к РФ. Мало, кто из наших исследователей достоверно знал, что западные формы развития серьезно отторгают власти и население стран разных континентов, в т.ч. Китая, Индии, мусульманского и латиноамериканского мира. Далеко не все специалисты понимали, что Запад подчиняет многие страны своей деструктивной политике, перекладывая издержки собственного развития на другие народы.
В отсутствии подлинных знаний о современной России на первый план выдвигались беспомощные аналитики, псевдоученые, специалисты, забывшие об интересах отчизны. Особо скажем о гуманитариях либерального направления, которые пытались в условиях кризиса придать своим проектам нормативно-прикладной или догматический статус, как это было с марксизмом в СССР. Одни из них проектировали переход РФ к капитализму за 500 дней, другие обосновывали успех в стране
1 Продолжение. Начало см. в № 3, 4, 5, 6-2021 г., № 1, 2, 4-2022 г., № 1, 4, 6-2023 г.
псевдорелигиозных коммерческих сект и т.п. Столь неприглядные процессы делали очевидным крах не только 70-летнего доминирования марксистской науки, советской идеологии, высшего образования, включая его ученые звания, но и подрывали попытки быстро распространить в РФ американские стандарты научного анализа и понимания мира. Подобные процессы рождали в РФ стратегическую неопределенность.
Во второй половине 90-х гг. в массах стали проявляться национальные интересы, патриотические настроения, меняя ситуацию не в пользу власти и олигархов РФ. Дефолт перекрыл возможность возврата как к советскому укладу, так и к попыткам верхов встроиться в американский однополярный мир. Для высших слоев этот поворот стал холодным душем, хотя десуверенизация РФ и перевод экономических ресурсов за рубеж продолжались. Но с этого периода в обществе стало больше специалистов, начавших поиск своих форм развития РФ.
Рассмотрим ситуацию в научно-гуманитарной среде, абстрагируясь от либералов, позицию которых мы уже охарактеризовали; но и в этом случае среда была весьма неоднородной. Говоря о доминирующих в ней общественно-мировоззренческих ориентациях, выделим: а) сторонников советского социализма; б) патриотов России, отвергавших и марксизм, и либеральный анализ; в) тех, кто обращался к приемам интуитивного или обдуманного эклектизма, объединяя принципы разных методологических направлений; г) тех, кто не смог определится с профессионально-аналитическими ориентирами в новых условиях; д) тех ученых из национальных субъектов федерации, которые обосновывали или повышение статуса, или необходимость выхода из РФ своих административных единиц.
Вместе с тем к середине 90-х гг. эта часть научной среды одна из первых стала понимать Россию, как активного субъекта мировой истории, а также неизбежность появления в науке обоснованных идей о ее нынешнем и будущем состоянии. Основная масса аналитиков-гуманитариев начинала признавать, что бессмысленно ждать от западных ученых теорий, раскрывающих суть России. Что касается отдельных западных идей и поворотов анализа (о роли в культуре габитуса, о конструировании реальности обыденным мышлением и др.), то российские исследователи могли со временем до этих аспектов познания дойти самостоятельно. Таким образом кризис в обществе и застой в науке одинаково теряли влияние на здравых, активных ученых, желающих понять ситуацию в стране, чтобы изменить ее к лучшему. Подчеркнем: похожая потребность давала о себе знать в России не впервые; она осмыслялась в империи в 3060-х гг. XIX в.
Раздвоение когнитивных позиций в понимании России XIX в.
В первой половине XIX в. развитие государства, общества и культуры в империи не могли осмысляться российскими аналитиками без новых подходов в их изучении. Архаисты и славянофилы выясняли лишь отдельные аспекты России, связанные с православием, государством, с русским народом, развитием русского языка. Между тем в известном споре между А.С. Пушкиным и автором «Первого философического письма» П.Я. Чаадаевым были вскрыты не проясненные аспекты развития российского государства и общества. Ныне эти аспекты для нас важны, ибо никто до этого не поднимал проблемы России в глубоких метафизических ракурсах, в исторически значимых масштабах. Позиция Чаадаева все сводила к тому, что власти и народ не хотели менять Россию к лучшему по европейским нормам; тем самым массовым
слоям приписывали когнитивную виновность, отчуждая их от понимания отечества и самих себя.
Пушкин, прочитав статью Чаадаева, стал полемизировать с автором, владеющим философским анали-зом1. Поэт в споре не выглядел учеником; скорее наоборот - он глубже мыслил, оспаривая идеи Чаадаева. Так, в судьбах России Пушкин видел более фундаментальные основы нашей истории и конструктивные свойства русского сознания. Он был уверен, что выбор веры зависит от провиденциальных сил, ибо не всё в этом мире могут изменить разум, воля человека. Поэт учитывал также реальные цели властей, практические стремления народов страны. Его позиция в целом была консервативной, хотя он допускал умеренные инновации. Главное, что поэт не отчуждал население от прошлого, от государства и насущных проблем, но мотивировал читателей любить Россию, а если надо, то и защищать ее.
Разница мнений философа и поэта в трактовке отечества становилась устойчивой тенденцией в высших слоях, в образованной среде. По степени активности здесь доминировали сторонники Чаадаева - аристократы, интеллигенция, учащаяся молодежь. В ходе XIX в. эта среда, намереваясь спасать Россию, увлекалась самыми разными идеями и проектами Запада - от либерализма, буржуазной благонамеренности до анархизма и радикального марксизма. Сторонники Пушкина были в основном патриотами. Именно для них русские писатели, поэты создавали чарующие образы отчизны, не скрывавшие при этом невзгоды, культурные контрасты в обществе. Однако отображение разных издержек не было для авторов самоцелью. Скорее литература сплачивала читателей, мотивируя их трезво смотреть на жизнь, любить родину, сохранять душевную отзывчивость.
Но наступало время, когда только литература и публицистика уже не могли удовлетворить запросы любознательной среды в понимании отечества. В середине XIX в. философы И.В. Киреевский, Н.Н. Страхов, поэт, литературный критик А.П. Григорьев углубляли идею народности (на языке Модерна - идею национальности), как альтернативу космополитизму. Понимая, что немалая часть населения смутно представляла имперское общество в целом, они призывали развивать философию и научный анализ России в фокусе народности. По их мнению, такой синтез позволит сблизить русское и нерусское самопознание, усилит умственную самостоятельность разных сословий, консолидирует народы империи [1]. Патриотическая среда рождала запрос на целостное, доступное грамотной аудитории понимание России с помощью науки, философии и на базе народного, т.е. одухотворенного чувства отчизны. На этот запрос отозвался Н.Я. Данилевский теорией о локальных цивилизациях, где парадигмально-консервативный анализ России был проработан весьма основательно [2].
Анализ империй и крупных сообществ учеными Западной Европы
В Новое время в ряде стран Европы велось изучение крупных государств, а также их культурной интеграции на сопредельных пространствах. Эти исследования стали возможными на основе национального осмысления консолидированной жизни данных сообществ. Анализ проводился с помощью философско-теоретических, исторических идей о сложных структурах: масштабных государствах, имперских народах, которые создавали новые культурные системы. В период Модерна значение столь сложного анализа росло, ибо позволяло осознавать на-
сз о
сг
=Е
0
1
-1 У
-о
=Е СГ
Чаадаев был учеником французского философа-консерватора Ж.де Местра.
селению многих стран свою роль в макрорегиональных взаимодействиях. Ученые же, изучая такие структуры, учитывали древние смыслы, народные ценности, национальные символы, позволявшие понять европейские этносы и государства, как культурно-историческое единство. Такой анализ особо вдохновлял немецких мыслителей, которые в XVШ-XIХ вв. были обеспокоены, что их земли оставались разрозненными, в то время, как в Европе существовали сильные империи.
Уже тогда было известно, что первичные гетерогенные системы появлялись на базе государств Древнего и Средневекового мира, где они обретали форму мощных империй (как Византия, затем Россия и др.). Позже рождение осевых цивилизаций было сопряжено с появлением мировых религий, конфессиональных систем -даосизмаконфу-цианства, буддизма, христианства, ислама. История создавала уникальный пример Древней Индии, где разнородные сообщества объединялись трудно и долго через войны, кастовые размежевания, опираясь на местные низовые религии. Так появилась индуистская цивилизация, которая и ныне не имеет аналогов своим уникальным формам в других культурных типах. Чаще цивилизации возникали на базе одной из мировых религий и центрального государства (или группы стран). К нему с его религией начинали тяготеть сопредельные сообщества, осваивая его основные культурные достижения. Таковы дальневосточная (во главе с Китаем), европейская/христианская, арабо-мусульманская цивилизации и др. Ныне в мире существуют 6 цивилизаций, которые охватывают не все население планеты [3].
Парадигмальные основы россиеведения в теории Данилевского; их сопоставление с принципами марксизма
В середине XIX в. Данилевский переосмыслил указанный материал ученых Европы. Он распознавал в имперских народах, в полинациональных союзах прошлого локальные цивилизации. Теоретик и его сторонники учитывали предпосылки появления цивилизаций как масштабных и сложных по структуре культурных систем; но научных материалов у них было недостаточно. Сам Данилевский изучал особенности романо-германской (европейской), а также, по его мнению, «всеславянской» (российской) цивилизации, затрагивая исчезнувшие из истории культурные типы. Во второй половине XIX в., консерваторы, дополняя анализ славянофилов государства, православия, русского народа, развернули масштабное изучение отечества, как империи, полиэтнического, поликонфессионального сообщества, как цивилизационной системы.
Русский мыслитель обосновал неизбежность принципиального разнообразия культурно-цивилизационных форм жизнедеятельности крупных сообществ на планете, в то время как ученые Европы признавали прогрессивным лишь свой культурно-исторический тип, полагая, что все народы повторят в истории его этапы и формы развития. В сбалансированной гетерогенной России ученый видел расширение ее возможностей к современному динамичному развитию; диспропорциональное многообразие страны, беспорядочное копирование достижений других цивилизаций напротив, создавали, по его мнению, препятствия на таком пути. Эти подходы к пониманию России, стран Запада были важной особенностью анализа Данилевского.
Другая особенность сводилась к тому, что циви-— лизационно-парадигмальный подход усложнял анализ о России; но при этом он позволял изучать состояние го-« сударства, общества в их структурной неоднородности, == целостности, в исторической динамике. Прослеживая £ эти состояния в неразрывной связи со стадиями их эво-г люции, предыстории, ученые могли оценивать конструк-
тивный потенциал новшеств, создаваемых, как в России, так и в Европе, разрабатывать реформы на базе отечественных реалий, заимствуя те достижения Запада, которые в адаптированном виде укрепляли бы безопасность государства, общества. Наконец третья особенность парадигмы сводилась к созданию разветвленной методологии изучения России, которая заключала в себе структурно-смысловые процедуры гуманитарного анализа ХХ в. В парадигме апробировались фундаментальные подходы, междисциплинарные методы, новые понятия, а также прояснялись глубинные фокусировки анализа, которые прозревал Пушкин, но которых не было у классиков марксизма и в советской науке.
Парадигма заключала в себе критерии истины, правдоподобия, заблуждения при объяснении фактов, исторических процессов. Критерии истины Данилевский не сводил к практической эффективности, ибо в этом случае истина могла носить локальный или краткосрочный характер. Она не являлась также зеркальным отражением реальности в мышлении человека. Критерии истины в цивилизационной эволюции связывались ученым с формами адаптации всего сообщества к историческим переменам и с его сохранением. Разработанный в парадигме анализ страны/цивилизации, не всегда позволял понять проблемы, неразрешимые на той или иной фазе истории. Фиксируя их, сами ученые порой не понимали Россию; но со временем трудности рождали новые повороты анализа, разрешая проблемы.
Из сказанного следует, что парадигмальный жанр в гуманитаристике специфичен. Парадигма понимания той или иной страны могла опираться, например, на статьи Конституции. Но ее не следовало смешивать с историей, с политическими программами, с воззрениями на народ или государство даже высших сословий или компетентных слоев. Этот жанр отличен от богословского анализа (хотя и учитывает его отдельные принципы, выводы). Научная парадигма далека и от политической идеологии, столь важной для власти; но в империи не было идеологии современного типа; самодержцы властвовали, исходя из ситуативной прагматики, отдельных норм идеологии, из традиций, в т.ч. религиозных. Ими был принят невнятный императив «православие, самодержавие, народность». Но все в империи знали, что православие расколото, а смысл «народности» оставался размытым для образованных и массовых слоев населения. В СССР, напротив, доминировала марксистская идеология, подчиняя себе науку.
Личные когнитивные качества ученых нередко приобретали в россиеведении немалую значимость, как это было и с Данилевским, зоологом, ботаником по образованию, профессии. В этом сказались его врожденные задатки, опыт работы с теоретическим аппаратом естествознания и то, что он был квалифицированным ученым-прикладником Министерства государственных имуществ. Выезжая в научные экспедиции, наш аналитик изучал отрасли сельского хозяйства, промыслы, наблюдая бытовые и трудовые традиции людей в империи, иных странах. В Персии, Норвегии он отслеживал использование природных ресурсов. Одновременно он развивал у себя умение распознавать социальные, культурно-духовные противоречия, кризисные коллизии разного характера и масштаба. При этом он не сближал общество с закономерностями развития животного мира, хотя в целом исходил из того, что люди, животные, растения являются неотъемлемой частью земной природы.
Теоретический инструментарий парадигмы россиеведения
Рассмотрим теоретический инструментарий и методы, задействованные Данилевским в парадигме россиеве-
дения. Сначала укажем методологические направления, междисциплинарные области, аналитические приемы, используемые русским ученым. Уточним: мы применяем прежние и нынешние их названия. Во второй половине XIX в. ряд направлений, методов не имели наименований в науке; аналитики только начинали с ними работать. Так, Данилевский оттачивал приемы анализа, исходя из широкого понимания термина «культура». В науке РФ лишь в 90-х гг. XX в. официально оформилась межпредметная область культурологии с ее дисциплинами, методами, тезаурусом, к отработке которых ученый прилагал усилия сто лет назад. В гуманитарных науках Запада и ныне отсутствует эта область анализа; в какой-то мере ее заменяет культурная антропология.
В изучении России автор применял историософский, онтологический, экзистенциальный, гносеологический, социальный, социологический и другие подходы анализа, которые позволяли обосновать новое, более многоаспектное цивилизационное направление. Данилевский стал в нашей науке зачинателем прикладных форм знания и делал первые шаги в разработке междисциплинарных областей - политологии, геополитики, госуправления, науковедения, страноведения, антропологии, культурологии, этнической психологии и др. Ученый развивал системно-функциональный метод, впервые используя приемы цивилизационной компаративистики, сравнивая этнические, национальные уклады жизни народов; при этом учитывались и общечеловеческие качества их развития. Многие когнитивные ракурсы применялись по отдельности или в логике поливекторного изучения объекта, что было внове для аналитиков и читателей России, Запада. Позже гуманитаристика в СССР не располагала столь широким диапазоном методологических направлений, прикладных форм знания, межпредметных областей. Ее ядром была принятая классиками марксизма в XIX в. упрощенная дисциплинарно-смысловая структура гуманитарной мысли - политэкономия, диамат, истмат и др.
Содержательные аспекты изучения России
Скажем о сферах общественной жизни в их содержательно-организационных аспектах, с помощью которых ученый исследовал цивилизации. Он выделял в теории 4 ведущие сферы: религиозную активность; культурную в узком смысле (искусство, мораль, наука, образование); политическую и общественно-экономическую активность. В анализе становилось ясно, что все сферы тесно переплетаются между собой в истории, в жизни. Так, военная активность подчинена политике; при этом у военной среды были свои образовательные центры; военная среда отображалась в искусстве, изучалась в науке. Автор учитывал эти пересечения, взаимосвязи, не выделяя лидерство какой-то одной сферы (например, экономики), как ключевой для понимания других.
Ученый также анализировал те виды активности, которые нельзя отнести лишь к одной из сфер. Межэтнические взаимодействия пронизывали все сферы. Известно, что и связь людей с окружающей природой осуществляется не только через экономику/труд, но и через рекреацию, через эстетические чувства. Помимо этого, Данилевский предвидел новые сферы науки и практики, которые появятся в будущем; в его время начиналось их развитие. Так, он ратовал за создание общественно-политической пропаганды, которую внедряли в то время страны Европы. Имперскую пропаганду ученый видел нацеленной на популяризацию русско-российских идей, смыслов развития (в т.ч. Всеславянского союза), адресованных населению России и Европы. В итоге в цивили-
зационной модели ученого каждый вид активности, любая сфера деятельности по-своему, прямо или косвенно взаимодействовали с остальными, создавая в обществе сложные сети связей, которые «распутать невозможно», о чем ниже мы еще скажем.
Данилевский изучал государственное управление, его издержки, связанные с подготовкой преобразований в стране. По мнению ученого, реформы изначально следовало наделять сугубо российским характером -по замыслу, целям, способам и субъектам воплощения, итогам, что расходилось с либерализмом, с марксизмом. Реформы должны проектировать и реализовать отечественные политики, ученые с глубоким пониманием различий России и стран Запада. Вначале сложные инновации апробируются в практике активных социальных групп, что позволило бы скорректировать возможные ошибки, издержки. Вслед за этим преобразования охватывают широкие круги населения. В этом цикле технологии и цели европейцев адаптируются к российским условиям, создавая межцивилизационный синтез.
Применение культурно-мировоззренческого подхода
Рассмотрим культурно-мировоззренческий подход, используемый в анализе связей между властью и народными слоями. Аналитик исходил из цивилизационного принципа самосохранения отечественной государственности и народа, когда изучались возможности выхода из подчинения Золотой Орде. Но после религиозного раскола, по мере присоединения новых народов и территорий Московия становилась Россией-империей цивилизационного типа. Прежнее мировоззренческое, т.е. соборно-духовное единение властей с церковью, православными верующими ослаблялось, а затем становилось невозможным. Главный фактор отъединения власти от верующих ученый связывал с чуждой мировоззренческой и культурной основой восприятия России и мира, с изменением образа жизни высших слоев, интеллигенции, предпринимателей, т.е. с их «европейничанием». В этом случае в обществе возникали необратимые социальные разногласия, этнические конфликты, духовная вражда и раскол. Ученый был первым в стране, кто обосновал эту опасность на языке научной теории.
Последователи Н.Я. Данилевского в изучении России Н.Н. Страхов, К.Н. Леонтьев, принимая его теорию, углубляли ведущие ее направления - критику издержек западной цивилизации и «европейничания» высших слоев империи, обоснование важной роли российского взгляда на мир и на свою страну, укрепление народных форм познания/понимания и т.п. Но по ряду концептуальных аспектов единомышленники Данилевского выдвигали альтернативные оценки, новые смыслы, которые, развиваясь в жизни, не нашли отражения в его теории. Так, они отвергали политику власти, вызвавшую раскол православия; Данилевский специально не изучал этот вопрос. Леонтьев «приглядывался» к идеям социализма на Западе [4]; Данилевский к трудам Маркса не обращался. Леонтьев, Страхов не видели оснований для включения в империю славян Западной Европы, на чем настаивал Данилевский. Позиция ученого в последнем вопросе, пожалуй, одна из ключевых в его теории; однако она не подтверждена историей до сего времени. Между тем Данилевский не возражал, чтобы сторонники развивали доктринальные аспекты его теории; это рождало научные дискуссии вокруг нее, в т.ч. ее прикладных ее проблем.
Раскрывая последний вывод, сошлемся на статью Н.Н. Страхова о поляках, поневоле оказавшихся в России в конце XVIII в. [5] Автор фиксирует факт: поляки-католики в середине XIX в. так и не адаптировались
сз о
сг ш
0
1
-1 У
"О ш
сг
к имперскому обществу; здесь они бунтуют, презирают правителей и коренные народы. Их поведение ослабляет единство гетерогенной империи. Автор настаивает: в этой ситуации общество, власть должны дать полякам право выбора своего цивилизационного статуса - европейского или российского. Выбор первого варианта потребует предоставить им свободу выхода из империи. За такие идеи автора крепко ругали «просвещенные» россияне, которые «европейничали»; его перестали печатать журналы. Но публикация труда Данилевского показала, что позиция Страхова обрела теоретическую основу в понимании цивилизационно-мировоззренческих процессов в России.
Польский вопрос остро обозначил не только проблему критериев, которые в свое время мотивировали власть интегрировать в православную империю часть крупной католической страны Западной Европы. Н. Страхов затронул в критическом ключе межнациональные, межконфессиональные отношения в империи. В любой цивилизации эти отношения обретали предельно сложный, конфликтный характер. Но по ходу эволюции одни цивилизационные сообщества учились преодолевать их конфликтность, другие распадались.
Устойчивость и уязвимость российского культурного типа
Данилевский изучил структуру российской культуры/цивилизации - государственности, систему безопасности (в т.ч. армии и боевых форм активности), хозяйственно-трудовых занятий людей, их социально-общественные, межэтнические, природно-экологические, бытовые связи, духовно-религиозные, научные, художественные запросы и др. Все эти аспекты выражали парадигмальную полноту и сложность имперской жизни XIX в. Более того, ученый констатировал, что в этой структуре разные стороны, компоненты, многочисленные субъекты и их отношения «имеют свои корни, свой ход и темп развития; множество этих сторон идут параллельно, переплетаются, и взаимно действуют друг на друга... Этой сложности распутать невозможно» [2, с. 398]. Тем самым наш мыслитель не умножал рациональных теорий об универсальных законах исторического развития человечества, спрос на которые в странах Запада был в XIX в. весьма высок. Он обосновал рождение на определенной стадии эволюции локально-цивилизационных систем, каждая из которых самобытна, самодостаточна, взаимодействуя в своем режиме с остальными. Мыслитель имел смелость признать сверхсложность строения и динамических процессов каждой системы, а также трудность их научного анализа.
Глубина авторского вывода о сверхсложном характере каждой цивилизации была оценена учеными Запада во второй половине ХХ в., когда аналитики с помощью новых когнитивных подходов, а также технических приемов обработки цифровых данных пытались понять эти запутанные взаимодействия внутри цивилизаций и в меж-цивилизационных связях. Они убеждались, что во всей полноте эти многомерные связи и отношения остаются малодоступными для рационально-теоретического анализа. В наше время рождается методология создания простых моделей в рамках теории сложности, в основу которых заложены особые методы разработки, не специфицирующие эти модели полностью, а гибко адаптирующие их к внешним требованиям [6].
Ныне мы можем сделать еще один важный вывод: „ сверхсложная структура российской цивилизации, а также ее системные механизмы саморазвития придавали ^ глубокое своеобразие коллективному ее субъекту -сэ историческим поколениям российского сообщества, т- сохранявшими в разных формах отечественной госу-аЁ дарственности свою жизнеспособность, самобытность
по ходу тысячелетия. Вместе с тем их совместная жизнедеятельность заключала в себе и потенциалы скрытой деструкции, масштабной неустойчивости. Такие потенциалы могли по разным причинам пробуждаться, сливаясь с ситуативными трудностями, казалось, с забытыми обидами народов, с антипатиями сословий и страт друг к другу. Одна из таких скрытых форм неустойчивости связана с гетерогенными этноконфессиональны-ми, расовыми анклавами, интегрированными российской властью вместе с территорией. Так, власть присоединяла к стране народы или по их просьбе (малороссов в XVII в. и др.), или насильственно (поляков в XVIII в, западных украинцев в ХХ в.). Анализ Н. Страховым польской проблемы вскрывал, сколь непредсказуемыми и опасными могли стать в будущем подобные присоединения.
Сам Данилевский обосновывал условие единства гетерогенного сообщества: изначально цивилизации зарождаются спонтанно, затем развиваются народами, живущими рядом, и при этом предрасположенными друг к другу, близкими по духу, психике, способными трудиться и жить вместе. Через сто лет Л.Н. Гумилев назвал эту психо-душевную, слабо осознаваемую предпосылку консолидации комплиментарностью [7]. В империи/СССР было, кроме поляков, немало таких некомплиментарных народов, что, конечно, сказалось на двойном распаде страны в ХХ в. Однако в империи власть не интересовалась этими процессами. В поздний советский период аналитикам позволялось открыто, но в догматическом ключе марксизма изучать межэтнические отношения; в то же время межконфессиональные, межтерриториальные связи анализировались в закрытом режиме. В том и в другом случае допускалось вскрывать лишь отдельные недостатки этих процессов, абстрагируясь от целостного их состояния.
Судьба парадигмы россиеведения в империи
При жизни Данилевского его труд был позитивно оценен авторитетными для национального сознания писателями, поэтами - Ф.М. Достоевским, Ф.И. Тютчевым, А.Ф. Писемским, А.А. Фетом и др. Ряд крупных ученых-гуманитариев тоже активно поддержали воззрения мыслителя на Россию [8]. Немаловажно и то, что сразу после выхода книги автор обрел сторонников в науке, о чем выше мы упомянули. Однако в обществе были аналитики, неубедительно критиковавшие Данилевского с либеральных позиций; его российский патриотизм они считали реакционным, ненаучным (Вл.С. Соловьев, П.И. Милюков и др.).
Более драматичными факторами, негативно повлиявшими на судьбу исследования «Россия и Европа», были другие обстоятельства. На рубеже XIХ-ХХ вв. множились явные признаки грядущих перемен в стране и мире, что могло пробудить общественный интерес к труду Данилевского; но не пробудило. В России появились политические партии, религиозные организации, разные по целям, программам. Между ними сохранялась мировоззренческая поляризация - прозападная,задававшая тон, и пророссийская, «пушкинская», начинавшая утверждаться в политике и общественном мнении. Но программы монархических, народнических партий, казачьих организаций, по-разному отражали российский патриотизм, не опираясь на ведущие идеи Данилевского. Теоретические представления ученого по своей новизне и сложности в целом были недоступными для освоения порой и образованным людям. Не случайно в империи этого времени не оказалось гуманитариев, которые смогли бы конвертировать семантику, инновационные повороты в понимании российских проблем на язык политических дискуссий, массовой пропаганды.
На рубеже XIX-XX вв. руководители партий, чьи цели, задачи базировались на принципах западной мысли - либеральных, социал-демократических, соглашательского или радикального марксизма и др. - обходили вопрос о России, как цивилизации, о возможности ее самобытного развития. Враждебные силы Запада активно пытались нейтрализовать в империи массовые про-российские позиции, продвигая к власти прозападные партии с европейскими целями, методами. Сторонникам этих партий удалось добиться отречения от власти Николая II. Государство возглавило временное правительство, утвердив республиканское правление. Но из-за полной некомпетентности его быстро свергли радикалы из РСДРП(б), захватив власть. Поэтому признание научных достижений Данилевского не состоялось в империи и в период правления временного правительства.
Советский марксизм не был парадигмой понимания России; политика Сталина в отношении исторической России
Взявшая власть партия большевиков готова была впервые в мире начать реализацию проекта Маркса, нацеленного на уничтожение частной собственности, классового неравенства, на создание справедливого социального устройства. Однако в следующие 10-15 лет внутри партии шла борьба группировок за лидерство, за разные варианты строительства социализма - по Марксу, по Ленину, Троцкому или по Сталину. Единого, конструктивного подхода к преобразованию общества у членов партии не было, хотя объединяло их общее негативно-уничижительное отношение к населению и в целом к России. Сам проект социализма/коммунизма не годился на роль парадигмы россиеведения; он оставался отвлеченно препарированным европейским продуктом «на вынос» в другие страны и цивилизации; население же Западной Европы, США утопию Маркса отвергло.
Мы не беремся осмыслять тему «мировой системы социализма», от которой ныне сохранились отдельные страны-участники. Для нас важно уточнить, что советский марксизм, теория социализма в СССР из-за их чуждого происхождения и генезиса принципиально были не в состоянии долгосрочно мотивировать активность народных масс Евразии в труде, защите отчизны, повседневной жизни. Лишь отдельные компоненты марксистской мысли и советской политической практики пересекались с исторической моралью, картиной мира, трудовыми нормами граждан СССР. В условиях индустриализации 30-х гг. политика Сталина, не отказываясь от утопии Маркса, стимулировала в массах трудовые традиции, а в период ВОВ она опиралась на русскую отвагу, боевой настрой, народную веру в победу. Партийная пропаганда утверждала, что политика партии эффективна. Но никто не имел возможности объяснить, что в безвыходных ситуациях вождь цинично воспользовался укорененным трудолюбием народов Евразии, их патриотизмом, непримиримостью к врагам, которые развивались веками, задолго до марксизма.
Подчеркнем, что демонстративно ориентированная на народы политика вождя в 30-40-е гг. была для большевиков единственной возможностью сохранить власть и советское государство. Сталин в это время поддерживал патриотизм народа, его историческую память, ненависть к врагам, хотя это не совмещалось с каноническим марксизмом, с ленинизмом, левыми взглядами Троцкого. Но спонтанным или сознательным сторонником исторической России, поклонником идей Данилевского, как ныне характеризуют вождя некоторые его приверженцы, Сталин не являлся; он всегда был предан социализму Маркса и Ленина. В СССР труд Данилевского оставал-
ся недоступным для масс. После смерти вождя первой скрытно начала отторгать марксизм/социализм основная часть партийной и государственно-хозяйственной номенклатуры. Это идейное предательство верхов, их желание присвоить общественные ресурсы раскрывало заведомую обреченность советского проекта. Однако проект имел и конструктивный потенциал, ибо в 3040-е гг. массы с энтузиазмом воплощали и защищали его своим трудом и жизнями.
Идеи консерваторов в восприятии российской аудиторией 90-х гг. ХХ в.
В первой половине 90-х гг. XX в. в РФ книга Данилевского начала публиковаться разными издательствами, немалыми для этого периода тиражами и раскупалась. Вскоре были изданы и главные труды Н, Страхова, К. Леонтьева, на идеи которых тоже был спрос. Тем не менее, мы полагаем, что история выбрала для встречи парадигмы понимания России с массовой аудиторией весьма сумбурное и противоречивое время, когда сочинялось, помещалось в информационное пространство и читалось в нем всё, что кому заблагорассудится. Этому способствовали такие важные и при этом неоднозначные для любого общества социально-политические, медийно-познавательные факторы, как свобода слова и информации, освоение Интернета, компьютерных технологий, массовая аудитория печатной и медиа-продукции и др.
В первой половине 90-х гг. новое информационно-когнитивное пространство РФ создавалось отчасти на базе рыночных принципов, при том, что скрытые приемы его жесткой, политической корректировки для всех были очевидными. В завалах «умных» или пошлых текстов, непроверенных данных, мусорной информации труды Н. Данилевского и в целом консерваторов империи поначалу терялись, были старомодными, не рождали бурных полемик. Отчасти это было закономерно; после падения монархии общество в Российской республике/СССР/РФ стремительно менялось, в то время как консервативные идеи, созданные в XIX - начале XX вв., утрачивали актуальный аналитический потенциал, обретая сугубо историческую значимость. Вместе с тем консервативная парадигма России Данилевского оказалась способной сберегать в будущем (т.е. в нашем настоящем) свою аналитическую роль, но применительно к пониманию отдельных аспектов россиеведения. Поэтому так важно в РФ внимательное прочтение работ Н. Данилевского, Н, Страхова, К. Леонтьева; они во многом сохранили свою эвристику применительно к современной России.
Тот факт, что поначалу в РФ читательский интерес был в большей мере проявлен к другим формам науки, публицистики империи и русского зарубежья, можно назвать явлением закономерным. Массовая аудитория обращалась к тем авторам и книгам, которые были ей понятны, вызывали ответные идеи, чувства (например, Н.А. Бердяев «Истоки и смысл русского коммунизма», Н.Н. Берберова «Курсив мой», «Люди и ложи. Русские масоны XX столетия» и др.).
Если посмотреть на темы книг авторов-патриотов РФ, то и они в это время прорабатывали вопросы развития российских регионов, причины распада СССР (в т.ч. о роли американских спецслужб), проблематику русской идеи, русского характера и др. Темы вполне уместные в новых условиях; но сам анализ отражал поверхностный интерес авторов и читателей прежде всего к кризисным процессам, к запретным в советской науке вопросам, к сенсационным проблемам прошлого и настоящего. Мало кто из постсоветских авторов мог раскрыть эти темы достаточно глубоко, объективно, даже если он занимался до этого их анализом специально.
сз о
сг
=Е
0
1
-1 У
-о
=Е СГ
Вместе с тем ситуация в условиях кризиса постоянно и заметно обновлялась, в т.ч. и в понимании России. Авторы, еще недавно вызывавшие ажиотаж, к концу 90-х гг. утрачивают читателей; их книги уже не обсуждаются, интерес к ним упал. Между тем, труды авторов-консерваторов начинают изучаться с большим вниманием; то, что читатели недавно считали в их книгах неважным, ошибочным, вдруг становилось актуальным в современной России. Была еще одна причина, которая стимулировала массовый интерес граждан к целостному и объективному пониманию России. В нашем обществе появляются ученые-гуманитарии, которые открыто заявляют о своем намерении продолжать традиции отечественной консервативной мысли XIX в. в понимании прошлой, современной и будущей России. Как раз эту тему мы продолжим анализировать в следующем разделе.
Литература
1. Ильин Н.П. Трагедия русской философии. - М., 2008. - С. 235-544.
2. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М., 2003.
3. Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. Сост., ред., вступ. ст. Б.С. Ерасов. - М., 1998.
4. Леонтьев К.Н. Славянофильство и грядущие судьбы России. - М., 2010.
5. Страхов Н.Н. Роковой вопрос // Н. Страхов. Борьба с Западом. - М., 2010.
6. Буданов В.Г. Методология проектирования и прогнозирования в контексте синергетики и теории сложности // Философия науки. Вып.16. / Отв. ред.
B.И. Арщинов, В.Г. Горохов. - М.: ИФ РАН, 2011.
7. Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. - М., 2001.
C. 43-45.
8. Ефремов А.В. Концепция Н.Я. Данилевского в оценках современников: 1870-1890-е годы: Автореферат дисс. ... канд. истор. наук: 07.00.02 / МПГУ. - Москва, 2006. - 16 с.
UNDERSTANDING RUSSIA: BREAKTHROUGHS AND DEAD ENDS IN THE DEVELOPMENT OF RUSSIAN HUMANITARIAN THOUGHT (XVIII - EARLY XXI CENTURIES)1
Avanesova G.A., Mironov A.V.
Higher Education, Higher Education Institution of the Russian Federation
The authors analyze how the peculiarities of Russia - its history, society, and culture of Modern times-have interpreted some areas of Russian humanitarian thought. The main focus is on conservative thought. These processes of scientific and philosophical self-knowledge are traced, first, in the course of Russia's interactions with Western European civilization, with its humanitarianism and theory of knowledge, and secondly, in the context of internal transformations of cultural and civilizational and paradigmatic nature in the empire, in the Soviet and post-Soviet times.
Keywords: epistemology/epistemology, relations between knowledge and reality in science, theoretical rationalism, cognitive substances of different civilizations, the paradigm of studying Russia by Russian conservative thought, perspectives of understanding Russia by Soviet Marxism, reflection theory, science and politics, understanding of scientific truth and truth, pseudo-science in the Postmodern period.
References
1. Ilyin N.P. The Tragedy of Russian Philosophy. - M., 2008. - pp. 235-544.
2. Danilevskiy N.Y. Rossiya i Evropy [Russia and Europe]. - M., 2003.
3. Comparative Study of Civilizations. Reader. Sost., ed., vst. .B.S. Erasov. - M., 1998.
4. Leontiev K.N. Slavophilism and the Coming Destiny of Russia. -M., 2010.
5. Strakhov N.N. Rokovoy vopros [Fatal question]. Fight with the West. - M., 2010.
6. Budanov V.G. Methodology of Design and Forecasting in the Context of Synergetics and Theory of Complexity. Vyp.16. / Otv. Eds. V.I. Arshchinov, V.G. Gorokhov. - M.: Institute of Physics of the Russian Academy of Sciences, 2011.
7. Gumilev L.N. The End and the Beginning Again. - M., 2001. -pp. 43-45.
8. Efremov A.V. Kontseptsiya N.Y. Danilevskogo v otsenki sovre-mennikov: 1870-1890-e gody: Avtoreferat diss. ... Cand. History. Sci.: 07.00.02 / MPGU. - M., 2006. - 16 p.
1 Continuation. For the beginning, see Nos. 3,4,5,6 (2021, Nos.
1, 2, 4-2022, Nos. 1, 4, 6-2023).
