CC BY
173
УДК 811.161.1
ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ КАК ВЕРБАЛИЗАТОРЫ КОНЦЕПТА «ВОЙНА» В РОМАНЕ
В.П.АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ»
А.А.Осипова
PROVERBS AND SAYINGS AS VERBALIZERS OF THE CONCEPT "WAR" IN THE NOVEL "PROKLIATY I UBITY [THE DAMNED AND THE DEAD]" BY V.P.ASTAFYEV
А.А.Оз1роуа
Магнитогорский государственный университет, [email protected]
Паремии, вербализующие концепт «Война» в анализируемом романе, редко функционируют в своей традиционной форме, зачастую они подвергаются различным трансформациям. Авторское интерпретирование паремий обусловлено желанием наиболее достоверно, с точки зрения простого солдата отобразить саму войну и отношение к ней. Некоторые из представленных единиц репрезентируют не только концепт «Война», но и концепты «Жизнь», «Смерть», «Вода». Ключевые слова: В.П.Астафьев, роман «Прокляты и убиты», концепт «Война», пословицы и поговорки
Paroemias verbalizing the concept «War» in the analyzed novel rarely function in their traditional forms, more often they are transformed. The author's interpretation of paroemias is caused by the desire to picture the war authentically from the point of view of a common soldier. Some of the analyzed language units represent not only the concept "War", but also the concepts "Life", "Death", "Water".
Keywords: V.P.Astafyev, the novel «Prokliaty i ubity [The damned and the dead]», the concept «War», paroemia
Среди ключевых концептов (таких, как «Жизнь», «Смерть», «Охота», «Рыбалка», «Детство», «Деревня», «Вода») в творчестве В.П. Астафьева выделяется концепт «Война», который лингвисты причисляют к одному из самых значимых в русской языковой картине мира [1]. Анализируемый концепт относится к числу ведущих в романе В.П.Астафьева «Прокляты и убиты». По существу, этим произведением автор попытался скорректировать традиционный взгляд на саму Великую Отечественную войну и на победу в ней. И главным здесь стал вопрос о цене победы: «...не было победы, а тем более Победы, потому что мы просто завалили врага своими трупами, залили его своей кровью» [2]. Сам В.П.Астафьев, как известно, в 1942 г. ушел на фронт добровольцем, был шофером, артразведчиком, связистом; участвовал в боях на Курской дуге, освобождал от фашистских захватчиков Украину, Польшу, был тяжело ранен, контужен. В своем романе он нарисовал впечатляющую картину нового апокалипсиса, где человек убивает человека, теряя при этом свое человеческое обличие. В.П.Астафьев неоднократно был ругаем читателями, критиками и высшими военными чинами, но между тем многие фронтовики поддержали писателя и восхищались достоверностью и психологической убедительностью изображенного в романе бытия солдат на войне.
В своем творчестве В.П.Астафьев активно использует различные образные средства, которые отражают специфику языковой картины мира нации в целом, а в произведениях писателя реализуют особенности индивидуально-авторского мироощущения. Среди множества таких образных средств в структуру поля вербализаторов (ПВ) концепта «Война» входят фразеологические единицы, авторские сверхсловные
образования, крылатые единицы, паремии. Воспроизводимость паремий способствует трансляции культурно значимых установок и тем, накопленных обществом знаний, понятий, которые создаются в результате непосредственного отражения предметов и явлений действительности. Подобные вербализаторы в силу своей экспрессивности располагаются на периферии ПВ концепта. Необходимость изучения паремий как одного из средств репрезентации того или иного концепта обосновывает Л.Б.Савенкова: «. концепт как понятие-представление в своем выражении с языковых позиций не может быть ограничен исключительно лексическим или лексико-фразеологическим уровнем. Его реализация много-планова <...> на наш взгляд, особое, чрезвычайно значимое место в воссоздании семантики культурных, принадлежащих целым этносам концептов следует отвести паремиям, потому что они заключают в себе не камерное, а общее для всех (или значительного множества) носителей конкретного языка знание» [3].
В романе «Прокляты и убиты» пословицы и поговорки редко функционируют в своей традиционной форме, нашедшей отражение в специальных словарях. Примеры таких употреблений немногочисленны: Нежданно-негаданно выступил на вид Петька Мусиков, человек, про которого старшина Шпатор говорил: «Живет не тужит, никому не служит» [4] (далее во всех примерах в круглых скобках указывается страница произведения); Бога нет. - А што есть-то, товарищ капитан? - Н-ну, первичность сознания, материя... - Ученье — свет, неученье — тьма (с. 109); - Бывали хуже времена <...> Ничего, Корней Измоденович, ничего, как вы говорите: Бог не выдаст, свинья не съест... (с. 266); Однако дружба дружбой, но служба — службой (с. 294) и др.
Для В.П.Астафьева характерно всевозможное трансформирование паремий, связанное с особой творческой задачей писателя. В пословичном фонде русского народа закреплена, например, единица Кому война, а кому мать родна ('о том, кто даже в трудные для всех минуты жизни преследует свой интерес, ищет выгоду, пренебрегая чужими проблемами'). Один из героев романа — старик Завьялов, у которого остановились в селе солдаты, — не получив от жены поллитровку, с тоской говорит: Кому война, кому х...евина одна (с. 263). Замена компонента в пословице влечет за собой зеркальное изменение ее смысла и придает ей противоположную стилистическую окраску.
Среди новобранцев в запасном полку особенно выделяется Леха Булдаков — выходец из неблагополучной семьи, только призывом в армию отвертевшийся от тюрьмы, острый на язык и политически грамотный. Речь Булдакова пестрит всяческими присловьями-присказками, пословицы и поговорки он всегда интерпретирует по-своему. Так, например, происходит с паремией, прозвучавшей в докладе товарища Сталина, который, затаив дыхание, слушает весь запасной полк: « ... Погнавшись за двумя зайцами: и за нефтью, и за окружением Москвы, - немецко-фашистская стратегия оказалась в затруднительном положении». — За двумя за заяйцами погонишься, ни одного за яйца не поймаешь! - звонко врубил патриотическую остроту все тот же Булдаков... (с. 40). В данном примере трансформация паремии выходит на уровень языковой игры, когда производится замена слова другим — близким по звучанию, что превращает пословицу в скабрезную остроту. Не менее пошлый смысл, чем русские, вкладывают в паремии немцы: «Лучше синица в кулаке, чем журавль в небе» (с. 540). Вообще когда паремия выражает нечто существенное, ей не страшны трансформации, т.к. она содержит сигнализаторы, которые позволяют говорящему видоизменять оборот, оставляя узнаваемое.
Интересно контекстуальное употребление пословицы На Бога надейся, а сам не плошай. В романе В.П.Астафьев резко критикует политику коммунистической партии, выявляя противоречия, возникающие между партийными установками и реальным положением вещей на фронте. Герои романа понимают, на кого рассчитывать точно не придется, в связи с этим пословица приобретает несколько иной смысл: Вот теперича совсем все ясно! — бодро заключил Шорохов, взваливая на себя катушку, твердо про себя решив, что на командование, конечно, надо надеяться, но и самому при этом не плошать (с. 415); Ныне даже у грамотея и начетчика-командира четвертой батареи по машинам приты-рено десяток-другой снарядов, свинья засоленная лежит <...> конфетки в коробочках — на родину надейся, да сам не плошай! (с. 452).
В романе «Прокляты и убиты» функционирует ряд единиц, дающих представление о войне как о беде: Покатила беда — открывай ворота, уж после отбытия хозяйки похоронка на хозяина пришла (с. 238); Беда не ходит в одиночку, беда, как вода,
откуда и когда хлынет — не угадаешь (с. 597); И выходит, что спереду у нас вода, сзаду беда (с. 373); У нас ведь не лучше: сзади — вода, да впереди — беда, боец от бойца — голоса не слыхать (с. 617). Во всех приведенных примерах паремии подвергаются различным трансформациям (ср. узуальные: Пришла беда, отворяй (растворяй, открывай) ворота [5]; Беда не ходит одна [6], Спереди вода, сзади беда, слева мох, справа «ох», а сверху — один Бог [7]).
Вторая книга романа посвящена переправе через Великую реку (Днепр), где погибают тысячи людей, в связи с этим здесь на передний план выступают не только концепты «Война», «Жизнь», «Смерть», но и концепт «Вода» (причем релевантной становится область этого концепта, репрезентирующая представление о воде, как о гибельной силе, забирающей жизни). Поэтому в приведенных выше примерах значение паремий с компонентом вода буквализировано, как и в следующем примере: Покалывая живой щетиной одряблую от воды кожу на щеке Родиона, Ероха и какой-то дядек подхватили, замкнули его руки на шеях <... > — Держись, браток, держись... Кому сгореть, тот не утонет. — Кучей свалились на берег... (с. 440).
Как мы говорили выше, на страницах анализируемого произведения функционируют паремии, являющиеся вербализаторами не только концепта «Война», но и концептов «Жизнь», «Смерть»: — Рискуешь, Лева. В нашей армии насчет доверия в последние годы... — Дальше фронта не пошлют, больше смерти не присудят (с. 165); . если бы санитары могли разобрать, чего молвит истекающий кровью командир <... > услышали бы <... > складный монолог: «Погибает Герка — горный бедняк.... погибает... ни за хер, ни за морковку, а за <... > красную окантовку! (с. 396); Он потерял мгновение из-за малых ботинок, ища опору для броска. Не зря говорят чалдоны: с покойника имущество снимать да на живое надевать — беды не миновать (с. 678) и др. Самая частотная из подобных паремий — Живы будем — не помрем. Эту пословицу не единожды повторяет один из главных героев романа — Лешка Шестаков: — Лан, лан, не дрейфь, орлы! Живы будем — не помрем! — хорохорился Лешка (с. 174); Лешка что-то силился сказать. Щусь встал на колени, подставил ухо к жарко дышащему ртом раненому: — Живы будем — не помрем... (с. 712). В астафьевском духе данная паремия также трансформируется путем замены компонента и становится стилистически более сниженной: — Ничего, ничего, товарищ Прахов! — перевозбужденно закричал Лешка, — живы будем — хрен помрем! — кричал громко, фальцетом, сам себя не слыша (с. 378).
Еще один прием трансформации паремии, который использует В.П.Астафьев, — увеличение компонентного состава единицы. Так, например, пословица голод не тетка в романе с учетом национального фактора расширяет «родственную» сферу: Гольбах на минуту подключил слух и нюх — иваны с голоду могут рвануть в атаку <... > «Голод — не тетка». Вот уж воистину — не тетка, и не муттер, и даже не кузина (с. 682-683).
Конечно, в романе, кроме непристойных (хотя их достаточно много), встречаются и паремии, отображающие серьезное отношение к войне и восхваляющие русского солдата: «Война и тайга — самая верная проверка человеку», — говорят однополчане-сибиряки (с. 347); И по тому, что он не разбрасывался, не суетился <... > угадывался в нем бывалый вояка <... > Видно, не напрасно говорится: народ любит гриба белого, а командир — солдата смелого (с. 671); Солдат идет селом, глядит орлом! (с. 267); Как мой папа говаривал: «Рать кормится, мир жнет» (с. 273) и др. С другой стороны, у русских в ходу и другое суждение о войне: «Нигде столь не врут, как на войне и на охоте», — гласит русская пословица, и никто так не искажает понятия любви и правды, как военные (с. 572). Пословица эта на самом деле содержит в себе одну из главных мыслей писателя. Изображая войну как всеобщую массовую смерть, В.П.Астафьев преследует определенную цель — низвергнуть те лживые представления о Великой Отечественной войне, которые были навязаны советской пропагандой. Не случайно в комментариях к роману автор пишет: «. об этой войне столько наврали, так запутали все, с нею связанное, что в конце концов война сочиненная затмила войну истинную. Заторами нагромоздилась ложь не только в книгах и трудах по истории прошедшей войны, но и в памяти многих сместилось многое в ту сторону, где была война красивше на самом деле происходившей...» [8].
Таким образом, рассмотренные паремии, входящие в периферийную зону ПВ концепта «Война», позволяют представить данный концепт более объективно с точки зрения человека, участвовавшего в войне и испытавшего на себе ее тяготы. Не случайно В.П.Астафьев использует народные пословицы и поговорки, выражающие обобщенное отношение к войне, с которым писатель солидарен. Они помогают ему показать войну такой, какой видели ее из окопов. Формирование новых компонентов у паремий и новых значений, вызванное стремлением В.П.Астафьева наиболее полно, ярко и оригинально охарактеризо-
вать то или иное явление, — индивидуально-авторская специфика представления исследуемого концепта.
1. Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. завед. М., 2001. С. 207.
2. Астафьев В.П. Сюжеты и судьбы. (Монолог о времени и о себе) // В.П.Астафьев. Всему свой час. М., 1993. С. 14.
3. Савенкова Л.Б. Русская паремиология: семантический и лингвокультурологический аспекты. Ростов н/Д, 2002. С. 127.
4. Астафьев В.П. Собрание сочинений: в 15 т. Т. 10. Прокляты и убиты: Роман. Красноярск, 1997. С. 126.
5. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. М., 1967. С. 364.
6. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г., Николаева Е.К. Большой словарь русских пословиц. М., 2010. С. 39.
7. Там же. С. 130.
8. Астафьев В.П. Комментарии // В.П.Астафьев. Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск, 1997. Т. 10. С. 746.
References
1. Maslova V.A. Lingvokul'turologiia: Ucheb. posobie dlia stud. vyssh. ucheb, zavedenii. [Cultural linguistics: Higher education institution training manual]. Moscow, 2001, p. 207.
2. Astafyev V.P. Siuzhety i sud'by. (Monolog o vremeni i o sebe) [Plots and destinies. (Monologue about self and time)]. V.P.Astafyev. Vsemu svoi chas [For everything there is a season]. Moscow, 1993, p. 14.
3. Savenkova L.B. Russkaia paremiologiia: semanticheskii i lingvokul'turologicheskii aspekty [Russian paremiology: semantic and lingvoculturological aspects]. Rostov-on-Don, 2002, p. 127.
4. Astafyev V.P. Sobranie sochinenii: v 15 t. T. 10. Prokliaty i ubity: Roman [Collected works in 15 vols. Vol. 10. The Damned and the Dead: Novel]. Krasnoyarsk, 1997, p. 126.
5. Zhukov V.P. Slovar' russkikh poslovits i pogovorok [Dictionary of Russian proverbs and sayings]. Moscow, 1967, p. 364.
6. Mokienko V.M., Nikitina T.G., Nikolaeva E.K. Bol'shoi slovar' russkikh poslovits [The Great Dictionary of Russian proverbs]. Moscow, 2010, p. 39.
7. Ibid, p. 130.
8. Astafyev V.P. Kommentarii [Commentaries]. V.P.Astafyev. Sobranie sochinenii: v 15 t. [Collected works in 15 vols]. Krasnoyarsk, 1997. Vol. 10, p. 746.
