CC BY
67
© 2015 Проблемы истории,
филологии, культуры 2015, №3, с. 422-429
А. А. Осипова
ЛОЗУНГИ КАК СРЕДСТВО ВЕРБАЛИЗАЦИИ КОНЦЕПТОВ «ВОЙНА» И «СМЕРТЬ» В РОМАНЕ В. П. АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ»*
Советские лозунги, используемые В. П. Астафьевым в романе «Прокляты и убиты», призваны отразить авторское отношение к идеологии, к политическим установкам Коммунистической партии СССР. Цель писателя — низвергнуть лживые представления о Великой Отечественной войне, навязанные советской пропагандой. Противостоят лозунгам в романе библеизмы, несущие единственно подлинный человеческий смысл.
Ключевые слова: В. П. Астафьев, советские лозунги, библеизмы, концепты «Война» и «Смерть»
В романе «Прокляты и убиты» В. П. Астафьева отошел от своей манеры письма, характерной для более ранних произведений, и сосредоточил внимание только на негативных аспектах войны, за что неоднократно осуждался читателями, критиками и высшими военными чинами. Писатель показал «... быт воюющего, убивающего друг друга ЧЕЛОВЕКА, озверевшего, потерявшего всякое подобие человека»1. Этот роман нарушил традиции литературы, посвященной Великой Отечественной войне. Между тем многие фронтовики поддержали В. П. Астафьева и восхищались достоверностью и психологической убедительностью изображенного в романе бытия солдат на войне.
В рассматриваемом произведении В. П. Астафьева выделяются тесно связанные друг с другом концепты «Война» и «Смерть». Ранее мы уже обращались к описанию особенностей этих концептов2, анализируя ядерные, околоядерные и периферийные зоны их полей вербализаторов (ПВ). В качестве периферийных единиц исследовались пословицы, поговорки, фразеологизмы. Сюда же примыкают и всевозможные лозунги, которыми насыщено творчество В. П. Астафьева 1980-1990-х гг. и которым до настоящего времени не уделялось должного внимания.
Лозунг — один из актуальных жанров современного языкового существования. Диахроническое описание лозунгов в числе других агитационных политических текстов как «могущественного оперативного средства одновременного влияния на большие массы людей» представлено в монографии В. В. Ученовой3. Лингвисты обращались к исследованию лозунгов в связи с изучением феномена
Осипова Александра Анатольевна — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательской словарной лаборатории ИТЦ Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова. E-mail: osashenka@yandex.ru
* Работа выполнена при поддержке Гранта РГНФ «Публицистический арсенал общественных движений в России и Германии. Вербальные средства преодоления конфликтов и достижения толерантности» (2015, № 15-24-06001 а(м)).
1 Астафьев 1997, 751.
2 Осипова 2012а; Осипова 2012б; Гладких, Осипова 2014; Осипова 2014; Осипова, Щеглова 2014.
3 Ученова 1979.
тоталитарного языка4, который способствует формированию особого, идеологически заданного мышления. Именно язык выступает в качестве основного инструмента идеологии, с помощью которого осуществляется воздействие на массовое сознание.
Лозунги как средство воздействия на граждан всегда были очень популярны в СССР. Обращение в лаконичной форме представляет собой некую жизненную мудрость, следуя которой человек сможет решать стоящие перед ним задачи. Это своего рода формула успеха. В годы Великой Отечественной войны лозунги позволяли в краткой форме сформулировать цели и задачи государственной политики и мобилизовать граждан на выполнение этих задач.
События, о которых говорится в первой книге романа В. П. Астафьева «Чертова яма», происходят в запасном полку, где новобранцев готовят к отправке на фронт. Контингент их довольно пестрый: среди простых крестьян и городских жителей особо выделяются уголовники и блатные, а также группа старообрядцев — людей путных, хозяйственных, следующих божьим законам. С самого начала пребывания новобранцев в полку с ними регулярно проводится политагита-ционная работа с целью усмирить, подчинить и настроить на патриотический лад. В. П. Астафьев пронизывает текст «чужими» словами, фразами, исходящими из уст политически «правильно» воспитанных военачальников.
Из страницы в страницу кочуют в первой книге романа своего рода зачины перед постановкой конкретной задачи: — Наши доблестные войска, перемалывая превосходящие силы противника, ведут упорные кровопролитные бои на всех фронтах... 5; доблестная Красная Армия6; во имя любимой Родины и героического советского народа7; сознавать свой долг перед Родиной8 и др. Автор использует прием многоголосия, центром которого становится голос самого товарища Сталина, его доклад слушают по радио в запасном полку. Вождь озвучивает задачи Советского правительства, и все они выглядят как лозунги: Первая задача: ... уничтожить гитлеровское государство и его вдохновителей. Вторая задача: ... уничтожить гитлеровскую армию и ее руководителей. Третья задача: ... разрушить ненавистный «новый порядок» в Европе и покарать его строителей9. Вообще речь Сталина пронизана интертекстемами-советизмами, созданными партийной наукой, сам же человек с его характером, мыслями, эмоциями теряется в жестких, четких формулировках: Да здравствует победа англо-советско-американского боевого союза! Да здравствует освобождение народов Европы от гитлеровской тирании... Проклятие и смерть немецко-фашистским захватчикам, их государству, их армии, их «новому порядку» в Европе! Нашей Красной Армии — слава!10. Во время доклада у основной массы людей, слушавших Сталина, сдавливало грудь, утишало дыхание, жалко делалось вождя и все на свете <... > Вот и страдает, мучается за всех великий человек, воистину отец родной. Хорошие, жалостливые, благодарные слушатели были у вождя, от любого, в особен-
4 Геллер 1994; Гловиньский 1996; Клемперер 1998; Купина 1983; Левин 1998; Серио 1993.
5 Астафьев 1997б/10, 23.
6 Астафьев 1997б/10, 24.
7 Астафьев 1997б/10, 26.
8 Астафьев 1997б/10, 40.
9 Астафьев 1997б/10, 41.
10 Астафьев 1997б/10, 41-42.
ности проникновенного, слова раскисающие, готовые сердце вынуть из груди и протянуть его на ладонях: возьми, отец родной, жизнью мою, всего меня возьми ради спасения Родины, но главное, не печалься, не горюй — мы с тобою, мы за тебя умрем все до единого ...п. Говоря о том, что страна не была готова к затяжной войне, повествователь развенчивает и образ вождя, и достоверность его доклада: Сталин привычно обманывал народ, врал напропалую в праздничной ноябрьской речи о том, что в тылу уже полный порядок, значит, и на фронте тоже скоро все изменится12. А между тем дети рабочих, крестьян, переселенцев, пролетариев жили в уверенности, что строгими властями и науками завещана им вечная борьба, смертельная борьба за победу над темными силами, за светлое будущее, за кусок хлеба, за место на нарах, за... за все борьба, денно и нощно13.
Наряду с описанием бравого патриотического настроя, который пытаются внушить будущим солдатам с первых дней их пребывания в полку, автор изображает нечеловеческие условия, в которых живут люди, здесь они болеют и умирают от голода и холода, местные командиры считают для себя обычным делом забить слабого бойца, устроить показательный расстрел ни в чем не повинных людей. В описание быта солдат в казарме автор также с первых страниц вкрапляет слова несмелой молитвы: Боже милостив, Боже правый, избави меня от лукавого и от соблазна всякого...14, — которую тут же прерывает начальство. В серой массе новобранцев, безропотно внемлющих политагитаторам, выделяется колоритная фигура старообрядца Коли Рындина, который обладает богатырской силой, работает не по приказу, а по призванию, наивно засыпает на политбеседах, не знает мирских и строевых песен и вставляет в такт шага свои слова: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас.»15. В лице Коли Рындина, которого впоследствии будут уважать и любить многие, В. П. Астафьев незаметно и как бы мимоходом представляет то, что противостоит партии и ее политике, — ненавязчивое миропонимание божьего человека, живущего по привычным с детства законам и не помышляющего менять их. Как для других людей высшей истиной была вера в партию, для Коли ею была вера в Бога.
В противовес Коле Рындину в романе представлен ряд героев, фанатично преданных делу партии. Все они изображаются В. П. Астафьевым в ироническом ключе. Это, например, начальник политотдела Мусенок, которого ненавидели все солдаты и который ни разу не участвовал в военных действиях, но при этом сражался, палил словами, поддерживая боевой дух воинов16. Это также один из самых опытных и слабообразованных политработников капитан Мельников, который даже мыслит пропагандистскими формулировками: Работал капитан Мельников так много, так напряженно, главное, так политически целенаправленно, что ему не только пополнять свои куцые знания, но и выспаться некогда было. Он считал, что так оно и должно быть: сгорать на партийно-агитацион-нойработе дотла во имя любимой Родины и героического советского народа —
11 Астафьев 1997б/10, 39.
12 Астафьев 1997б/10, 74-75.
13 Астафьев 1997б/10, 10, 62.
14 Астафьев 1997б/10, 12.
15 Астафьев 1997б/10, 35.
16 Астафьев 1997б/10, 732.
его назначение .17. Колоритно представлена фигура матери Феликса Боярчика. Степанида Фалалеевна — железная большевичка, «задуманная и поначалу творимая как девка, где -то с половины задела пошла в мужика <.. .> Звали это существо Степой»18: Придерживая мужицкую шапку на голове, тормозя себя мужицкими сапогами, чуть было не торкнулась в сына, он ее на лету поймал, прижал ко груди. Дыша табачищем, мать лупила сына в грудь: — За Родину!.. За Сталина!.. Смерть врагу!.. Гони ненавистного врага! Гони и бей!.. Гони и бей...19. В описание облика и характера этой женщины В. П. Астафьев вложил все свое поистине негативное отношение к советской власти и коммунистической партии, к их всяческому творчеству. Степанида обреталась в области того советского искусства, которое скорее и точнее назвать бы бесовством. Изрыгая слова под бойкий топот местных самородков, поборники местной культуры, деятели передовой и боевой пропаганды вроде бы совсем не слыхивали о великой русской музыке, живописи, литературе, брезговали родным, в первую голову деревенским, наследием в силу его полного и непоправимого отставания, идейной невооруженности, лишенной накала классовой непримиримости к врагам партии и советской власти. Новоявленные творцы сами сочиняли свое слово, искусство, скетчи, пьесы, программы с чтением вслух, с выкрикиванием лозунгов, шагом на месте под барабанный бой <... > Да все в темпе, в темпе! Выше! Дальше! Вперед! До полной победы коммунизма!20 Клуб, где работала Степанида, был украшен лозунгами со лба, выписками из военного устава по дверям и по стенкам, старыми красочными кинорекламами, плакатами типа «Родина-мать зовет!», карикатурами на немцев и строго написанным барельефом вождей мирового пролетариата21. Злая ирония слышится в словах автора: Еще в детстве Боярчик с почетной грамоты научился срисовывать упряжку из вождей Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина22.
Надо отметить, что чем дольше жили люди в запасном полку, чем больше они страдали, тем чаще хотелось им отступиться от политики партии и чаще возникало сомнение: Не может же такой пресветлый, так приветливо сияющий мир, который еще недавно звался Божьим, быть ко всему и ко всем недобрым, безразличным, пустым23. Молитвы Коли Рындина звучат все отчетливее, все громче, им внимают уже многие: жутко было слушать Колю Рындина, даже вполуха, но хотелось слушать, хотелось мучиться Божьими муками, да не казармой, казарма — она уж точно от дьявола, хотелось Бога почитать24. Почтение к Богу испытывают и некоторые представители командного состава, спасаются молитвой от ужасов окружающей их жизни. Так, младший лейтенант Щусь, переживая за очередного убитого своим же командиром, так и оставшегося «будущим» солдата, творит в ночи молитву, которой обучила его тетушка: Упокой, Господи, души усопших раб Своих... и прости им все согрешения, вольные и невольные...25. Молитва
17 Астафьев 1997б/10, 26.
18 Астафьев 1997б/10, 134.
19 Астафьев 1997б/10, 139.
20 Астафьев 1997б/10, 134.
21 Астафьев 1997б/10, 148.
22 Астафьев 1997б/10, 148.
23 Астафьев 1997б/10, 69.
24 Астафьев 1997б/10, 69-70.
25 Астафьев 1997б/10, 10, 90.
и слезы помогают облегчить душу военному человеку. Одной из самых ужасных сцен первой книги романа становится сцена расстрела братьев Снегиревых, самовольно ушедших на несколько дней к матери в деревню. Парни даже не поняли, что совершили преступление и искренне удивлялись, что их ищут. На расстрел отправили четыреста человек: такое количество считалось достаточным для «высокоидейного воспитательного мероприятия». Само мероприятие сопровождалось политически объективными, точными обвинениями, доходящими до уха каждого бойца. Текст приговора был невелик, но вместителен и очень содержателен, по нему выходило, что на сегодняшний день страшнее, чем дезертиры Снегиревы, опозорившие всю советскую Красную Армию, подорвавшие мощь самого могучего в мире советского государства, надругавшиеся над честью советского бойца, нет на свете26. Отметим, что даже в тексте приговора содержатся лозунговые фрагменты, настолько универсальным был этот жанр для Коммунистической партии. Употребление подобных фраз, созданных в верхах КПСС, многократно апробированных и неминуемо воздействующих на массы, задает тон холодной расчетливости, неподкупности и так полюбившейся партии установки на то, что все равны, за преступления против Советского государства ответит каждый. После смерти Снегиревых старообрядцы, нарисовав на бумаге крест, во главе с Колей Рындиным всю ночь творят молитву по убиенным, молятся открыто, ни на кого не обращая внимания. Перед этой верой и страданием за убитых преклоняются все — и командиры, и солдаты. В. П. Астафьев воспроизводит текст молитвы целиком, давая возможность читателю остановиться, задуматься, прочувствовать трагизм случившегося.
Неслучайно обе книги романа начинаются с эпиграфов-интертекстем: первая — со слов апостола Павла, вторая — с отрывка из евангелия от Матфея. Слова апостола Павла: Если же друг друга угрызаете и съедаете. Берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом27- на протяжении романа постоянно пульсируют у читателя в сознании, они находятся как бы над текстом. Не обладая, в отличие от экспрессивных лозунгов, установкой на призыв, на безоговорочное подчинение и выполнение задач, библеизмы, тем не менее, подкупают нейтрально-спокойным поучительным тоном, ни к чему не обязывающим и никого не принуждающим.
Во второй книге романа «Плацдарм» наблюдается резкое снижение употреблений лозунгов. Это связано с тем, что солдаты перемещаются из запасного полка на фронт. В. П. Астафьев описывает переправу через Великую реку. Здесь политические установки изничтожают сами себя, т.к. на смертоносной, тактически непродуманной, голодной и холодной этой переправе отсутствуют те, кто проповедовал и внушал их, ведь власть всегда бессердечна, всегда предательски постыдна, всегда безнравственна28. В пекле войны у человека срабатывает только один инстинкт — выжить несмотря ни на что и не во имя партии и Сталина, а во имя себя. В. П. Астафьев противопоставляет всякой власти Христа, единственного за всю историю человечества «товарища», который не посылал никого вместо себя умирать, Сам взошел на крест29. Перед началом очередной военной опера-
26 Астафьев 1997б/10, 202.
27 Астафьев 1997б/10, 8.
28 Астафьев 1997б/10, 326.
29 Астафьев 1997б/10, 325-326.
ции слова командира дивизии помогай нам Бог пытается поправить начполитот-дела Мусенок: Наш бог — Сталин30', на что командный состав брезгливо морщится. Пафосные речи в трагической и сложной ситуации кажутся неуместными и лишними. Оставаясь на безопасном берегу, замполит Мартемьяныч считает неловким читать мораль тем, кто идет на верную смерть. Он вынужден талдычить «чужие» и чуждые слова, давно утратившие всякую нужность, может, и здравый смысл: «Не посрамите чести советского воина», «До последней капли крови», «За нами Родина», «Товарищ Сталин надеется» — и тому подобный привычный пустобрех перед людьми, тоже давно и хорошо понимающими, что это — брех... 31. Заметным становится мотив стыдливости за так называемые заповеди мнимого Бога-КПСС. В. П. Астафьев, выбирая для примеров очень яркие лозунги, призванные играть на самом сокровенном, что есть в жизни человека, принижает всю систему советского политвоспитания.
Лозунги, а с ними и политическое воспитание иногда подводят человека к совершению абсолютно абсурдных поступков. Так, один из героев романа Фини-фатьев рассказывает товарищам случай из своей военной жизни, когда на разных берегах одной и той же реки находились русские и немцы: Заспавшийся, полуголодный полк никуда и ни в кого не стрелял, ни с кем не воевал. А немцы с ним воевать не хотели <... > фрицы и иваны ходили за водой на Оку, подштанники и портянки полоскали, перекликались.32. Но эта мирная обстановка сохранялась до тех пор, пока не начали прибывать свежие части и кто-то из комсомольцев-добровольцев, начитавшийся книг, допрежь всего бестселлера соцреализма «Как закалялась сталь», и внявший воплям неистового публициста: «Хочешь жить — убей немца!», «Где увидишь, там и убей!» — завидевши на другом берегу врага... схватил винтовку и подстрелил его33. Сарказм звучит в словах героя В. П. Астафьева по отношению, прежде всего, к советской власти, воспитывающей «беспощадных защитников Родины», не способных вникать в обстоятельства и ориентироваться в конкретной военной ситуации. Злая ирония слышится как в самой крылатой единице комсомольцы-добровольцы, так и в словах бестселлер соцреализма, вопли неистового публициста. В итоге один только выстрел уничтожил негласный договор о временном перемирии между противоборствующими сторонами и дал толчок к возникновению новых, в данной ситуации, совершенно бессмысленных жертв: Бредут, едут люди к воде безо всякой опаски и не знают, что, вняв зову патриотических идеологов, комсомолец-доброволец долбанул врага, за что уже и награду получил — командир роты по фамилии Щусь лично морду набил <...> Сошлись, съехались беспечные братья-славяне массой к реке. Немцы, не умеющие размениваться на мелочи, осветили берег, да ка-ак жахнули из миномётов, да как подчистили бережок из пристреленных пулемётов...34.
Обширных молитвенных текстов во второй книге романа тоже становится меньше, но, тем не менее, герои постоянно пользуются фразеологизмами с компонентом Бог: помогай Бог, спасай Бог, дай Бог, ради Бога, Бог миловал и др. Сол-
30 Астафьев 1997б/10, 351.
31 Астафьев 1997б/10, 359.
32 Астафьев 1997б/10, 306.
33 Астафьев 1997б/10, 306-307.
34 Астафьев 1997б/10, 307.
даты вспоминают обрывки молитв: Господи, спаси и помилуй нас от напасти!35, Спаси и помилуй, Господи!36, Господи, еси на небеси37 и др. Когда солдаты окажутся брошенными в самую горячую точку, перед смертельной опасностью, они не вспомнят ни одного лозунга, которые им вдалбливали те, кто остался в стороне от настоящих сражений. Каждый из них будет понимать, что здесь уповать можно только на Бога. Характерно в этом ключе высказывание одного из героев романа — Володи Яшкина: — Они что, и на фронте будут молиться? — будто не слыша Яшкина, пошел в наступление комиссар. — Если успеют, — непременно взмолятся. Там раненые Боженьку да маменьку кличут. Но не политрука. Имертвенькие все сплошь с крестиками лежат. Перед сражением в партию запишутся, в сраженье же крестик надевают... 38.
В одном из своих поздних произведений «Из тихого света», жанрово обозначенном как «попытка исповеди», В. П. Астафьев, рассуждая о современном обществе, где люди озлоблены, ненавидят и калечат друг друга, и связано это, прежде всего, с политикой нашего государства, искореженного коммунистическим прошлым, пишет: Я бы просил, где и у кого можно, на всех наших газетах и журналах рядом с лозунгом: «Пролетарии всех стран соединяйтесь» — писать: «И из-бави нас от лукавого! »39. В данном контексте ярче всего прослеживается прямая зависимость: «пролетарий/лукавый» — «главная идея коммунистической партии/ ложь, обман».
Итак, в действительности выходит, что советские идеалы, политика партии оказываются совершенно лишними, они тяготят, в критические минуты никто не вспоминает лозунги, а пытается вспомнить молитвы. Борьба политического и человеческого в романе В. П. Астафьева «Прокляты и убиты», на наш взгляд, ярче всего проявляется в тесном взаимодействии, поочередном преобладании одних над другими советских лозунгов и библеизмов. Они помогают автору настолько прозрачно представить собственную позицию, что критикам и читателям не остается предмета для разгадывания и домысливания. Думается, именно этого и добивался писатель, создавая, как сам он уточнял, «свой роман», делая в данном словосочетании акцент на первом слове40.
Периферийные единицы, среди которых выступают советские лозунги, являются зачастую самыми яркими вербализаторами тех или иных концептов и качественно обогащают их. В романе о войне, естественно, они репрезентируют два основных концепта — «Война» и «Смерть», т.к. их главная идеологическая цель — призыв к уничтожению врага и защите своей родины.
ЛИТЕРАТУРА
Астафьев В.П. 1997а: Комментарии // В. П. Астафьев. Собр. соч.: в 15 т. Т. 10. Красноярск, 745-767.
35 Астафьев 1997б/10, 363.
36 Астафьев 1997б/10, 429.
37 Астафьев 1997б/10, 461.
38 Астафьев 1997б/10, 210.
39 Астафьев 1997а/13, 712.
40 Астафьев 1997б/10, 746.
Астафьев В.П. 19976: Прокляты и убиты // В. П. Астафьев. Собр. соч.: в 15 т. Т. 10. Красноярск, 5-744.
Астафьев В.П. 1998: Из тихого света: попытка исповеди // В. П. Астафьев. Собр. соч.: в 15 т. Т. 13. Красноярск, 707-728.
Геллер М. 1994: Машина и винтики. История формирования советского человека. М.
ГладкихЮ.Г., ОсиповаА.А. 2014: Взаимосвязь концептов «Жизнь», «Смерть» и «Время» в художественной картине мира В. П. Астафьева (к проблеме отбора материала для словаря ключевых концептов писателя) // ПИФК. 3 (45), 330-333.
Гловиньский М. 1996: Не пускать прошлого на самотек. Краткий курс ВКП(б) как мифическое сознание // Новое литературное обозрение. 22, 142-160.
Клемперер В. 1998: Язык третьего рейха. Записная книжка филолога. М.
Купина H.A. 1983: Смысл художественного текста и аспекты лингвосмыслового анализа. Красноярск.
Левин Ю.И. 1998: Семиотика советских лозунгов // Ю. И. Левин. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 542-558.
Осипова А.А. 2012а: Концепты «Жизнь» и «Смерть» в художественной картине мира В. П. Астафьева. М.
Осипова А.А. 2012б: Сравнительные конструкции как средство создания языковой игры в романе В. П. Астафьева «Прокляты и убиты» (к особенностям вербализации концепта «Война») // Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Симферополь. Т. 25 (64). 2 (1), 211-217.
Осипова А.А. 2014: Пословицы и поговорки как вербализаторы концепта «Война» в романе В. П. Астафьева «Прокляты и убиты» // Вестник Новгородского государственного университета им. Я. Мудрого. 77, 193-195.
Осипова А.А., Щеглова Е.П. 2014: Концепт «Война» как элемент русской языковой картины мира (по лексикографическим данным) // «Благословенны первые шаги...». 8, 179-198.
Серио П. 1993: В поисках четвертой парадигмы. О языке власти: критический анализ // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков.
Ученова В.В. 1979: Публицистика и политика. М.
SLOGANS AS THE MEANS OF VERBALIZATION OF CONCEPTS "WAR" AND "DEATH" IN THE V. P. ASTAFIEV'S NOVEL "THE DAMNED AND KILLED"
A. А. Osipova
Soviet slogans, used by V. P. Astafiev in his novel "The Damned and Killed", are aimed to reflect the author's attitude to ideology, political directions of the Communist Party of the Soviet Union. The author's aim is — to overthrow false ideas about the Great Patriotic War, imposed by the Soviet propaganda. The slogans in the novel oppose to biblical expressions which carry the only genuine meaning.
Key words: V P. Astafiev, Soviet slogans, biblical expressions, concepts "War" and "Death"
