CC BY
71
Bibliography
1. Ivanov, S.N. Nikolayj Fedorovich Katanov (Ocherki zhizni i deyateljnosti). - M., 1973.
2. Sultanbaeva, K.I. Nikolayj Fedorovich Katanov - vihdayuthiyjsya uchenihyj-vostokoved, tyurkolog, prosvetitelj. - Abakan, 2009.
3. Katanov, N.F. Avtobiografiya i bibliografiya. - M.; Abakan, 1997.
4. Cherez ternii k zvezdam / sost. Iptihshev A.V. - Askiz, 2012.
5. Gladihshevskiyj, A.N. Pochemu rukopisj ne bihla opubltkovana? Iz naslediya pervogo khakasskogo ehtnografa S.D. Mayjnagasheva // Khakasiya. - 2004. - 20 oktyabrya.
6. Baskakov, N.A. K istorii izucheniya khakasskogo yazihka // Uchenihe zapiski KhakNIIYaLI. - Abakan, 1951. - Vihp. 2.
7. Valeev, R.M. N.F. Katanov i gumanitarnihe nauki na rubezhe vekov. Ocherki istorii rossiyjskoyj tyurkologii / R.M. Valeev, V.N. Tuguzhekova [i dr.]. - Kazanj; Abakan, 2008-2009.
8. N.F. Katanov: materialih i soobtheniya. - Abakan, 1958.
9. Katanovskie chteniya: sb. st. - Kazanj, 1998.
10. Materialih nauchno-prakticheskoyj konferencii «Vozvrathenie naslediya N.F. Katanova na rodinu»: sb. st. - M., 2003.
11. Nauchnoe nasledie N.F. Katanova i sovremennoe vostokovedenie: materialih Mezhdunarodnoyj nauch. konf., posvyathennoyj 140-letiyu so dnya rozhdeniya N.F. Katanova. - Abakan, 2003.
12. Nasledie N.F. Katanova: istoriya i kuljtura tyurkskikh narodov Evrazii: Dokladih i soobtheniya Mezhdunarodnogo nauchnogo seminara. -Kazanj, 2006.
13. Nasledie khakasskogo uchenogo, tyurkologa, doktora sravniteljnogo yazihkoznaniya, vostokoveda Nikolaya Fedorovicha Katanova: materialih Mezhdunarodnoyj konf. 2012: v 2 t. - Abakan, 2012.
14. Katanov, N.F. Khakasskiyj foljklor. - Abakan, 1963.
15. Katanov, N.F. Zolotaya kniga. Altihn pichik. Blagosloviteljnihe gimnih - algasih. - Abakan, 1996.
16. Katanov, N.F. Svadebnihyj obryad. - Abakan,1997;
17. Katanov, N.F. Izbrannihe nauchnihe trudih. Tekstih khakasskogo foljklora i ehtnografii. Na khakasskom, tureckom i russkom yazihkakh. -Ankara, 2000.
18. Katanov, N.F. Izbrannihe trudih o Khakasii i sopredeljnihkh territoriyakh. - Abakan, 2004.
19. Troyakov, P.A. N.F. Katanov - foljklorist // Uchenihe zapiski. - Abakan. - 1964. - X (seriya filologicheskaya).
20. Mayjnogasheva, V.E. K voprosu o N.F. Katanove - foljkloriste // Nauchnoe nasledie N.F. Katanova i sovremennoe vostokovedenie: materialih Mezhdunarodnoyj nauch. konf. - Abakan, 2003.
21. Mindibekova, V.V. N.F. Katanov kak issledovatelj foljklora tyurko-yazihchnihkh narodov Sibiri // Nasledie N.F. Katanova: istoriya i kuljtura tyurkskikh narodov Evrazii: dokladih i soobtheniya Mezhdunarodnogo nauch. seminara. - Kazanj: Alma-Lit, 2006.
22. Achitaeva, L.K. Izuchenie khakasskogo foljklora / L.K. Achitaeva, S.K. Kulumaeva, V.E. Mayjnogasheva [i dr.] // N.F. Katanov i gumanitarnihe nauki na rubezhe vekov. Ocherki istorii rossiyjskoyj tyurkologii. - Kazanj; Abakan, 2008-2009.
23. Kosheleva, A.L. Soderzhateljnaya i ehsteticheskaya specifika zhanrovihkh ciklov v knige N.F. Katanova «Obrazcih narodnoyj literaturih tyurkskikh plemen» / R.M. Valeev, A.L. Kosheleva, V.N. Tuguzhekova [i dr.] // N.F. Katanov i gumanitarnihe nauki na rubezhe vekov: ocherki istorii rossiyjskoyj tyurkologii. - Kazanj; Abakan, 2008-2009.
24. Gladihshevskiyj, A.N. O shamanizme v rabotakh N.F. Katanova // Vozvrathenie naslediya N.F. Katanova na rodinu: materialih nauchno-praktich. konf.: sbornik stateyj. - M., 2003.
25. Mayjnogasheva, V.E Khakasskoe geroicheskoe skazanie «Altihn Arihg»: avtoref. Diss. ... kand. filol. nauk. - Novosibirsk, 1967.
26. Achitaeva, L.K. Malihe zhanrih khakasskogo foljklora, sobrannihe N.F. Katanovihm // Nauchnoe nasledie N.F. Katanova i sovremennoe vostokovedenie: materialih Mezhdunarodnoyj nauch. konf. - Abakan, 2003.
27. Kulumaeva, S.K. Materialih N.F. Katanova po svadebnomu obryadu khakasov // Nauchnoe nasledie N.F. Katanova i sovremennoe vostokovedenie: materialih Mezhdunarodnoyj nauch. konf. - Abakan, 2003.
28. Torokova, E.S. «Obrazcih narodnoyj literaturih tyurkskikh plemen», sobrannihe N.F. Katanovihm kak istochnik izucheniya skazochnogo foljklora khakasov // Nauchnoe nasledie N.F. Katanova i sovremennoe vostokovedenie: materialih Mezhdunarodnoyj nauch. konf. - Abakan, 2003.
Статья поступила в редакцию 04.06.12
УДК 417
Ivanenko G.S. THE NOTIONS OF VALUE, MEANING, UNDERSTANDING, PERCEPTION, INTERPRETATION OF THE TEXT IN CONCEPT OF THE TARGET LEGAL LANGUAGE RESEARCH. Value, meaning, understanding, perception, interpretation discussed in the text for the analysis of conflict in the text of the proceedings. Consideration of the applicability of these categories in the expert to form a conceptual unit, which underlies the concept of the target legal language research.
Key words: judicial linguistic research, text, discourse, encoding, decoding, meaning, understanding, perception, interpreting the text, the subjective and objective.
Г.С. Иваненко, канд. филол. наук, доц., докторант каф. русского языка и методики преподавания русского
языка Челябинского гос. педагогического университета, г. Челябинск, Е-mail: [email protected]
ПОНЯТИЯ ЗНАЧЕНИЯ, СМЫСЛА, ПОНИМАНИЯ, ВОСПРИЯТИЯ, ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТЕКСТА В КОНЦЕПЦИИ ЦЕЛЕВОГО ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО СУДЕБНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В работе рассматриваются понятия: значение, смысл, понимание, восприятие, интерпретация - в аспекте декодировки текста, вызвавшего судебное разбирательство. Анализ взглядов на названные категории сквозь призму их применимости в конкретных экспертных целях приводит к формированию понятийного аппарата, положенного в основу концепции целевого лингвистического судебного исследования.
Ключевые слова: судебное лингвистическое исследование, текст, дискурс, кодировка, декодировка, значение, смысл, понимание, восприятие, интерпретация текста, субъективное, объективное.
Перечисленные в названии статьи понятия: значение, смысл, понимание, восприятие, интерпретация - далеко не однозначно рассматриваются современной наукой, несмотря на достаточно пристальное внимание к ним на протяжении последних трех деятилетий. Разнообразие взглядов на данные категории определяется не только спецификой использующей их научной дисциплины (лингвистики, шире - филологии, психолингвистики), но и ракурсом рассмотрения. Для произведений речи одной из основных коррелятивных категорий, обусловли-
вающих, несмотря на целостность объекта анализа, определенную противопоставленность подходов, является оппозиция: кодировка - декодировка. Процессы порождения и получения речевой информации являются звеньями одной цепи, но это далеко не означает, что анализ того и другого позволяет всегда подвести эти величины под общий знаменатель. Такая математическая точность возможна только в случае идеального речевого акта, то есть такого, при котором интенция отправителя информации стопроцентно декодирована получателем. Для этого не-
обходимо множество условий, среди которых на первом месте находятся общность используемого в общении кода двух сторон - тождественность языковой структуры, идентичность речевых систем, этико- стилистических культур, и, безусловно, общность затекстовых знаний в рамках предмета речи.
Вопросы, связанные с адекватностью декодировки текста, наиболее актуальны при осуществлении специфического лингвистического исследования - судебного. Остановимся на конкретном виде судебной лингвистической экспертизы - семантическом исследовании, включаемом в доказательную базу по процессам различных типов. Целевое лингвистическое исследование будет состоятельным только в том случае, если будет базироваться на принципах лингвистического анализа, составляющих в совокупности концепцию. Для создания такой концепции необходимо определиться с пониманием определяющих в рассматриваемом аспекте категорий.
Значение [1] - это то, что открывается в предмете и явлении объективно: в системе объективных связей, отношений, взаимодействий. Значение отражается, фиксируется в языке и приобретает благодаря этому устойчивость. Человек живет в мире значений, которые открыты для него в каждом слове другими людьми. Но сам он не в состоянии усвоить все значения всех слов или даже некоторые значения в их полном объеме.
Значение предшествует наиболее развитой его форме -понятию - и выступает в единстве с личностным смыслом и чувственной тканью, образуя структуру индивидуального сознания.
Личностный смысл - это переживание субъективной значимости предмета, действия или события, оказавшегося в поле действия ведущего мотива. По словам В.П. Белянина, «это одна из главных образующих сознания, осознаваемая как «значение для меня» [2, с. 104].
Некоторые лингвисты считают это противопоставление упрощенным, поскольку значения также подвержены широкому варьированию - «по линии коллективного и индивидуального, узуального и окказионального, нормативного и аномального, языкового и речевого, внеконтекстуального и контекстуального» [3, с. 39]. Мы же согласимся со мнением В.И. Шаховского и В.И. Карасика: «соотношение значения и смысла не противоречит концепции диалектического единства стабильной и вариативной части значения» [4]. Однако в целом разрабатываемая М.В. Никитиным теория значения представляется логичной, целостной и практически ценной для решения задачи -создания концептуальной базы целевого лингвистического исследования. Автор обосновывает противопоставление двух типов значимых ситуаций и, соответственно, выделение двух типов значений - импликационного и знакового. Первый тип моделирует естественную связь между фактами, второй тип отражает условную, собственно знаковую связь. При этом естественная связь между сущностями может быть основана и на знаковой базе. Такая вторичная импликация выступает в качестве «значимой среды, в которую погружены собственно знаковые значения высказываний и текстов» [3, с. 18]. Наряду с импликационным и знаковым значениями автор выделяет в качестве основных типов когнитивные и прагматические значения, отражающие диалектику объективного и субъективного опыта. Отмечено, что «исходными являются прагматические структуры сознания, отвечающие за субъективную оценку всего наблюдаемого и ощущаемого человеком» [3, с. 20]. Критике со стороны автора новой концепции значения подвергается теория Ч. Пирса относительно трех сторон знака: семантики, синтактики и прагматики, принятая во многих работах современных языковедов. М.В. Никитин считает недостатками пирсовской концепции отсутствие разграничения денотативного и сигнификативного значений, гетерогенность прагматики, формальную природу синтактики. Однако при всей противоречивости и сама теория Ч. Пирса, и вытекающее из нее разграничение значения и смысла имеют практическое значение для рассмотрения и научно обоснованного решения нашей проблемы.
Вопрос дифференциации значения и смысла рассматривали многие лигвистисты. Так, классик отечественного языкознания В.А. Звегинцев в монографии «Предложение и его отношение к языку и речи», глубоко и многоаспектно размышляя о многих лингвистических понятиях, в том числе и о понятии «смысл», дает такое его определение: «Согласование значимого содержания предложения с ситуативными потребностями акта общения и образует смысл» [5, с.193]. Эти слова прямо соотносятся с требованием к лингвистической экспертизе рассматривать не только слова в контексте предложения, предложение в контексте текста, но и текст в контексте жизненных реалий, в ситуативном контексте, в контексте печатного издания, преподносимого видео- или аудио - ряда, то есть в дискурсе. Концептуаль-
но близко понимание смысла в работах родоначальника отечественной Н.И. Жинкина [6, с. 13]: «Смыслом мы будем называть такое информационное образование, которое направлено на определенный предмет действительности». Примечательно, что в этом определении смысл дефинируется через понятие информация.
Когда мы говорим об отдельной языковой единице, мы можем для разделения инвариантного и индивидуального употреблять соответственно дифференцирующие понятия значение и смысл. В отношении же текста как сложного единства вообще неприменимо, как нам представляется, понятие «значение», относимое к отдельной языковой единице и характеризующееся, при всей возможной многокомпонентности, одноплановос-тью, цельностью. Применительно к тексту можно говорить только о смысле, очевидно, не совсем о том «личностном смысле» Белянина, а о смысле как содержательной квинтэссенции, выводимой из взаимодействия множественных значений носителями языка.
A.К. Жолковский и И.А. Мельчук пытаются определить ключевые категории текст и смысл: «Понятие текста в разъяснении, видимо, не нуждается. Что же касается смысла, то здесь мы тоже будем исходить из некоторого достаточно тривиального представления, которое должно, на наш взгляд, лежать в основе современной лингвистической семантики. Бесспорно, что в первую очередь владение смыслом проявляется у говорящего в умении выразить одно и то же по-разному, а у слушающего -в умении отождествлять смысл разных по форме высказываний, понять, что они сообщают то же самое. Отсюда, смысл есть то общее, что имеется у всех различных высказываний, признаваемых и используемых носителями языка в качестве равнозначных, или, короче, смысл есть инвариант синонимических преобразований (перифраз). Таким образом, смысл предстает как конструкт - пучок соответствий между реальными равнозначными высказываниями (фиксируемый, когда нужно, с помощью специальной символики - «семантической записи») [7, с. 7].
Разделяем мысль В.А. Звегинцева о том, что в конкретном дискурсе «предложение и его смысл настолько слитны, настолько связаны друг с другом внутридискурсными отношениями (ко-торые...есть вместе с тем выражение ситуативной ориентированности), что не допускают отслоения друг от друга и отдельных манипуляций над каждым из них» [5, с. 197]. Под манипуляциями понимаются в контексте различные синонимичные замены.
К тому же, даже принимая теоретический взгляд на проблему смысла Мельчука-Жолковского, следует понимать, что определение смысла дается с точки зрения кодировки речи, и его жизнеспособность определена этим ракурсом. С позиций же декодировки нельзя не признать практической неприменимости предложенного понимания. Мы не можем выявить инвариант в том случае, когда не имеем возможности сравнить синонимические преобразования. На практике при необходимости проанализировать текст на предмет выявления смысла исследователь лишен возможности теоретически идеального моделирования. Напротив, различными интерпретаторами предлагаются диаметрально противоположные трактовки, претендующие на синонимичность с первичным текстом.
Соглашаясь в целом с критическими замечаниями В.А. Звегинцева, направленными на «действующую модель языка «смысл - текст» А.К. Жолковского и И.А. Мельчука, вычленим в их определении смысла то рациональное зерно, которое способствует решению поставленных задач. Важным в определении Мельчука и Жолковского для создания концепции лингвистического исследования в аспекте типовой декодировки является снятие с понятия смысл печати субъективизма. Слово «инвариант» представляется ценным, хотя мы использовали его в несколько ином аспекте при определении смысла.
B.А. Звегинцев, ставя в центр семантической системы предложение и рассматривая последнее как феномен языковой системы и речевой практики, определяет через его посредство смысл: «Согласование значимого содержания предложения с ситуативными потребностями акта общения и образует смысл. Если такого согласования нет, то у предложения (точнее, псевдопредложения), хотя оно организуется по всем правилам языка, наличествует только псевдосмысл» [5, с. 193].
Такое, казалось бы, очевидное представление о том, что дискурс привязывает предложение к ситуации, вне которой не существует смысла предложения, не является сегодня очевидным в практике лингвистических экспертиз. Сложившееся требование признать порочащими конкретные фразы, как и предложить для опровержения определенные цитаты из конфликтного текста, совершенно противоречит логике формирования смысла: «Изъятие предложения из дискурса и превращение его
в псевдопредложение означает переключение мира мысли в мир языка, что сопровождается процессом абстрактизации как самого смысла предложения, так и значения составляющих его единиц. С этого момента мысль теряет свою подвижность -фиксируется, как нечто отрешенное от человека, существующее независимо от него - в языке» [5, с. 200].
В связи с определением понятия «смысл» В.А. Звегинцев затрагивает еще два аспекта проблемы, вычлененных нами из его концепции в силу связанности с целями осуществляемого исследования.
Первый аспект - непризнание «неграмматичных» предложений и признание наличия смысла у всего, что реально было сказано: «Но верховным принципом для речи является не язык с его «нормами», а смысл, который в свою очередь есть представитель интересов главного руководителя всей этой деятельности - мысли» [5, с. 176]. Лингвисты - последователи Хомского и Карнапа признают достойным семантического анализа только материал, соответствующий нормам языка, забывая о том, что, во-первых, сами эти нормы не были первичны, а появились как результат анализа того же реального речевого материала, и нельзя исключать несовершенства выведенной системы; во-вторых, норма динамична, как динамичны сами закономерности речевой практики; в-третьих, даже предложение или текст, построенные с нарушением грамматических или стилистических норм, являются воплощением акта коммуникации, реализуют какую-либо стратегию и несут какой-либо смысл.
Поясним, с какой позицией мы дискутируем в настоящий момент. Рассматривая конфликтный текст, лингвист выявляет его «неграмматичность», несоответствие или неполное соответствие нормам языка, в результате чего ставит на нем клеймо «ущербного» текста, с чем объективно нет смысла спорить, но из этого делается вывод о невозможности проанализировать неграмотную конструкцию, что вызывает категорическое несогласие. Грамматически ненормативная конструкция может провоцировать неоднозначное понимание, но в таком случае лингвист может выявить возможные варианты смысла. Текст может быть нелогичным, плохо выстроенным, эклектичным, но, если это не искусственно сконструированный материал, он неизбежно реализует какую-либо интенцию и, следовательно, выражает какой-либо смысл, явно или неявно, при помощи пресуппозиций и импликаций, но выражает.
Наличие смысла - константная характеристика любого естественного текста, а необходимость и возможность выявить этот смысл - константная характеристика любого лингвистического анализа текста семантической направленности, в том числе судебной экспертизы соответствующего типа.
Второй аспект, связанный с проблемой смысла, выделенный нами в концепции В.А. Звегинцева, - вопрос о принципиальной постижимости смысла. В судебных заседаниях неоднократно возникал вопрос о способности анализируемого текста выразить законченный смысл. Сторонники «незаконченного смысла» апеллируют к понятию «восприятие», придавая ему исключительно индивидуально-психологический смысл и полностью отказывая в объективных закономерностях. Автор - говорят в таком случае - только задал тему разговора, - а читатель развивает ее в направлении, зависящем от его интеллектуального и культурного уровня, личных ассоциаций и других субъективных факторов.
Такая логика размышления была представлена в процессе о распространении экстремистских материалов (дело НБП в Челябинске). В текстах изображались многочисленные сцены насилия над представителями различных групп населения и прямым текстом говорилось о необходимости насилия как формы выражения социального протеста. Филологическая сущность защиты обвиняемых прежде всего основывалась на том, что натуралистичные жестокие сцены должны вызвать у читателя отвращение и побудить обратную реакцию.
Такая позиция по сути отрицает возможность определенной декодировки текста, а следовательно, объективный характер реализованного в речи языка как знаковой системы. В таком подходе неоправданно смешиваются категории совершенно различной природы.
Реакция на текст, отношение к тексту, его оценка, отклик на него - явления индивидуальные, воплощающиеся во множественных субъективных реализациях, хотя и в этой сфере можно наблюдать определенную типизированность.
Смысл же текста - категория объективного порядка, основанная на закономерностях реализации значений языковых единиц. Отрицание объективной природы смысла по сути означает отрицание коммуникативной функции языка. Невозможно отрицать, что понимание смысла различными реципиентами не бу-
дет абсолютно идентичным, что зависит от множества факторов, однако диапазон этих различий у носителей одного языка, одной культуры не может быть бесконечным и ограничен рамками допустимых толкований, обусловленных значениями языковых единиц всех уровней и пресуппозициями, на которые указывает знаковая система текста. А вот диапазон реакций на текст, типов отношений, оценок и личностных ассоциаций действительно неограничен.
Наличие возможных интерпретаций текста, обусловленное неидеальной кодировкой автором смысла или намеренно созданной двусмысленностью, не отрицает выдвинутого тезиса об объективном характере смысла и о его принципиальной по-стижимости. Два, редко три, только гипотетически возможно -более - принципиально выражаемых смысла - это как раз показатель выявляемости смысла. Обозначенные варианты возможного по законам языка понимания очерчивают определенный круг, отвергая находящиеся за его пределами смыслы. Возможны случаи абсолютной неадекватности декодировки смысла текста, отражающие патологию в усвоении языковой системы и интересные лингвисту, психологу и психиатру в совершенно ином аспекте.
Вторым филологическим доводом в упомянутом деле о распространении экстремистских материалов был тезис о «незаконченности смысла» конфликтных статей, об открытом финале и перспективе домысливания. По сути этот довод перекликается с первым. Ответом на это положение может послужить достаточно категоричное высказывание В.А. Звегинцева: «Нет никакой надобности отдельно говорить о законченности смысла: если он существует, он всегда закончен. Незаконченного же смысла или какого-нибудь «полусмысла» не может быть» [5, с. 177]. Полностью солидаризируясь с автором высказывания, добавим, что смысл - вполне материальная сущность, прямо названная или логически выводимая из приведенных языковых знаков. Повторяем, смысл текста не есть отношение к тексту или размышления по поводу высказанных в нем идей. Реакция на текст, оценка текста, отношение к идеям, высказанным в тексте, - совершенно иные субстанции. Смысл текста - категория объективная, а реакция на текст - субъективная.
Смысл текста можно представить как ответ в алгебраической задаче, которая может иметь различную степень сложности. Но если читатель текста при помощи универсального компьютера - сознания постигает смысл интуитивно, то лингвист-эксперт вскрывает все те шаги, этапы осмысления, которые лежат в основе итогового результата - содержательной сущности (включая все ее компоненты) полученной информации.
Смысл текста и отдельного его фрагмента обусловлен рядом экстралингвистических факторов: временем его получения реципиентом, социальными, экономическими и политическими процессами на территории распространения информации. Так, любое известное классическое высказывание может приобрести новый смысл в конкретных обстоятельствах. В каждом регионе происходят какие-то события, которые широко освещаются местными СМИ и известны всем жителям этой территории. Каждое СМИ создает свою информационную ткань, в которой так или иначе, в большей или меньшей степени все сообщения взаимосвязаны и день за днем цепляются друг за друга подобно звеньям одной цепи. Впрочем, связь эта гораздо более сложная, нелинейная. Переклички между информационными блоками могут осуществляться и на значительных временных расстояниях. Интертекстуальные ссылки на ранее рассмотренные события обогащают новыми компонентами смыслы новых сюжетов, но восприняты они будут в полной мере только носителями тождественного информационного поля. На практике общность информационного поля, как правило, формируется стихийно по административно-территориальному (региональному) принципу.
Подобна территориальной и социальная обусловленность смысловой декодировки текста. Признан факт профессионально-социальной дифферециации нашего общества. Значительная часть информации распространяется в специфических средах: артистической, коммерческой, научной, уголовной, др. Известный любому коммерсанту в городе скандал может остаться незамеченным педагогами, сообщение о скандальном увольнении в государственной структуре не войдет в фоновые знания городской богемы. Следовательно, всяческие намеки не это событие, косвенные указания, метафоры, перифразы, сравнения и другие металогические средства не помогут изначально абсолютно неосведомленному реципиенту в полной мере декодировать смысл имплицитного высказывания.
Не противоречит ли тезис о детерминированности воспринимаемого реципиентом смысла информации рядом названных факторов тезису о принципиальной объективности и постижи-
мости смысла? Как нам представляется, названные тезисы следует рассматривать в соответствии с одним из общих принципов анализа текста в ракурсе координации общего и частного. Действительно, не каждый реципиент в силу ряда обстоятельств: уровня образованности, осведомленности в каких-либо вопросах - способен адекватно декодировать смысл распространенной информации. Однако это не означает самой невозможности такой декодировки. Лингвист же, анализирующий представленный для анализа конфликтный текст, должен учитывать в процессе экспликации смысла специфику исследуемого информационного поля в его территориальном и социально-профессиональном аспекте. Иными словами, качественная лингвистическая декодировка текста возможна только при учете всех возможных пресуппозиций. Анализ, основанный исключительно на словарных значениях и узуальных употреблениях, рискует оказаться поверхностным.
Таким образом, определяя понятие смысл для использования в юрислингвистической практике при осуществлении семантических экспертиз, мы опираемся на несколько постулатов:
1. Смысл объективен, а потому постигаем, выводим из языковой структуры текста.
2. Смысл текста представляет собой инвариант возможных по законам языка пониманий.
3. Смысл рассматриваемого речевого произведения характеризуется целостностью и законченностью.
4. Смысл отдельного предложения или фрагмента необходимо рассматривать в дискурсе, с учетом лингвистических и экстралингвистических факторов.
5. Смысл текста далеко не всегда представлен конкретным предложением или фрагментом и в целях экспликации требует дополнительного оформления средствами естественного языка.
6. Смысл текста исторически, территориально и социально обусловлен.
Смысл текста (в аспекте судебного лингвистического исследования) мы определяем как основанное на языковых законах и на пресуппозициях типовое, инвариантное понимание носителями языка информации, заложенной в тексте.
Конечный итог анализа языковых элементов - выявление их значений, в комплексе с пресуппозитивными знаниями и выявленными импликациями формирующих смысл информации.
Прежде всего эти теоретические положения являются основой чрезвычайно важного для процессов по защите чести и достоинства постулата о допустимости несовпадения интенции говорящего и понимания объекта высказывания. При возникновении такого несовпадения, вернее, при заявлении (отражающем или не отражающем истинное намерение) ответчиком о несовпадении сообщенного и воспринятого («Это Вы так поняли, а мы имели в виду другое»), допускаются две крайности.
Обозначенная нами проблема по сути есть проблема соотношения смысла как личностной категории (смысл для меня) и смысла как категории объективного порядка (как текст понят большинством). Значение - постоянная часть содержания знаков - реализуется в различных смыслах - достояниях индивидов, в личностных категориях (в первом значении). Так что же должен выявлять лингвист в своем анализе: инвариантное значение или личностный смысл?
Одна крайность - прочтение и интерпретация текста, основанные исключительно на субъективном восприятии истца, абсолютизация личностного смысла без учета каких- либо объективных приемов декодировки текста, позволяющих выявить и его значение, и, соответственно, константную часть воспринимаемой основной массой реципиентов информации. В этом случае происходит абсолютизация субъективно выявленного смысла, личностного восприятия, последствия чего в полной мере ощущает на себе ответчик.
Другая крайность - непризнание правовой системой возможности неоднозначного восприятия текста, обусловленного его объективной амфиболией (двузначностью) - результатом случайного или намеренного со стороны авторов текста отсутствия необходимых конкретизаторов. При возможности (вероятной или преобладающей) восприятия реципиентами речи смысла, порочащего чью-либо репутацию, нематериальные права, интересы этого лица должны быть защищены либо опровержением, либо разъяснением.
В связи с понятием «смысл» нельзя не обратиться к понятию «восприятие», вызывающему активную дискуссию и в лингвистике, и в праве, в частности в судебном процессе по защите чести, достоинства и деловой репутации. Процитируем высказывание, отражающее довольно типичный взгляд на эту семан-тико-коммуникативную категорию: «Восприятие направленности текста - понимание текста (передачи) читателями (зрителя-
ми). Восприятие не может быть предметом лингвистической экспертизы по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, так как спорным в таких разбирательствах является текст, а не его восприятие. Для определения хотя бы «усредненного» восприятия необходимы специальные социологические, психологические, культурологические и другие исследования. Восприятие как вкусы, а о вкусах не спорят» [8].
Анализ функционирования понятия «восприятие» позволяет выявить диаметрально противоположные его трактовки.
1. Во-первых, как индивидуальная и неповторимая, обусловленная личностными качествами, опытом жизни, уровнем образованности, психологическим состоянием и другими факторами система вызываемых текстом ассоциаций и реакций.
2. Во-вторых, как типовое и закономерное выведение из текста определенного смысла. В данном случае уместно вспомнить о восхождении в генезисе слов восприятие, приятие, понимание к одному корню со значением собственности. То знание, что было у предающего информацию, перенято, принято, воспринято реципиентами.
Два приведенных значения, только что названные нами противоположными, противопоставлены только на основании критерия объективности/субъективности. В практике реализации реального процесса получения читателями, слушателями, зрителями информации осуществляется восприятие в обоих этих значениях в комплексе. Безусловно, в какой-то части понимание, то есть восприятие, будет индивидуальным, но нельзя отрицать и константной части восприятия, основанной на закономерно реализующих себя в речи языковых значениях единиц различных уровней. Более того, существуют закономерности в экспликации подтекста при восприятии, вполне выводимые логически и лингвистически. Фоновые знания реципиентов также имеют достаточную площадь пересечения, что позволяет сделать вывод о типовом понимании текста. Например, жители области знают, как правило, в лицо губернатора, и его фотография или карикатурное изображение с очевидностью будут связаны с его личностью.
Приведенное утверждение о том, что восприятие текста как понимание текста не может быть предметом лингвистической экспертизы, представляется неубедительным. Полагаем, что спорным в делах о защите чести и достоинства является не текст, как данность, факт, а именно восприятие текста и всего конфликтного дискурса той аудиторией, на которую он был направлен, которой был адресован. Аналогичное мнение высказывает Н.В. Обелюнас, говоря о конфликте интерпретаций как основе правового конфликта. [9, с. 9]. Конфликтный дискурс является объектом экспертизы, предметом же ее, на наш взгляд, должно быть именно типовое понимание, массовое восприятие текста, основанное на законах декодировки.
Не будем забывать, что в рассматриваемой ситуации судебное разбирательство вызвано не замыслом автора, не неким «объективным» комплексом значений, содержащихся в материале, а реальным пониманием смысла текста окружающими. Сами слова «понимание» и «восприятие» объединены характеристикой процесса декодировки текста, а различаются ее аспектами: понимание ориентировано на рациональный аспект, а восприятие - на эмоциональный. Ни то, ни другое слово не исключают субъективного компонента в структуре своей семантики, однако ни то, ни другое в то же время не исключают сочетаемости: «объективное понимание», «объективное восприятие», «адекватное понимание», «адекватное восприятие». В этих точках пересекается представление об инвариантном компоненте информации, заложенном в текст автором и извлеченном из него реципиентом. Это и есть смысл текста.
Как нам представляется, в контексте наших изысканий понятия «понимания» и «восприятия», при всех своих различиях, характеризуют объем и качество реально транслированной читателю (слушателю, зрителю) информации. Именно этот параметр - объем, качество, конкретные составляющие (рациональные, эмоциональные, прагматические) полученной информации - и должен выявлять в ходе лингвистического исследования лингвист. Однако в силу многозначности слов «понимание» и «восприятие», а также по причине их явной принадлежности сфере декодировки избираем для словесного обозначения той сущности, которую в ходе своего анализа стремится извлечь из текста филолог, термин «смысл». Он аккумулирует позицию кодировки и декодировки текста. Смысл закладывается и извлекается, смысл программируется и понимается, выражается и воспринимается. Инвариантный смысл не включает случайного, возможного, вероятностно-личностного и субъективного, но аккумулирует все закономерное.
Семантическое лингвистическое исследование востребовано в тех случаях, когда имеет место конфликт интерпретаций.
Какая из интерпретаций отражает тот смысл, то понимание и восприятие, которые в массе своей должны иметь место в среде определенного круга реципиенов конкретного издания в определенном месте, если осуществлять декодировку по законам языка с учетом ситуативного контекста? На этот вопрос должна отвечать лингвистическая экспертиза. Безусловно, для идеально точного ответа действительно «необходимы специальные социологические, психологические, культурологические и другие исследования». Однако именно разработкой методик декодировки текста, выведением обобщенных законов восприятия и занимаются все коммуникативные направления лингвистики: стилистика, лингвопрагматика, лингвокогнитология, коммуникативный синтаксис, семантический синтаксис.
Текст же не может быть спорным, он объективно существует как данность. Спорным является именно его восприятие, понимание, представленное в ходе судебного разбирательства как минимум двумя вариантами. Стороны в суде оспаривают значение каких-либо языковых единиц, а как следствие - заложенный в тексте смысл и, соответственно, содержание воспринятой массовым читателем (слушателем, зрителем) информации.
Поэтому именно смысл текста, отражающий типовое восприятие, понимание текста реципиентами, и является предметом любой лингвистической экспертизы семантического типа, в том числе судебной лингвистической экспертизы при рассмотрении вызвавшего конфликт текста.
Говоря о значении и смысле, понимании и восприятии, нельзя обойти вниманием и понятие «интерпретация», которое, как и все вышеперечисленные, имеет не одно значение и употребляется в речи, в том числе в судебном дискурсе, в совершенно различных зачениях, в ряде случаев диаметрально противоположных.
Библиографический список
1. Леонтьев, А.А. Основы психолингвистики. - М.,1997.
2. Белянин, В.П. Психолингвистика. - М., 2003.
3. Никитин, М.В.Основы лингвистической теории значения. - М., 1988.
4. Шаховский, В.И. Критика и библиография / В.И. Шаховский, В.И. Карасик // Филологические науки. - 1990. - № 2.
5. Звегинцев, В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. - М.,1976.
6. Жинкин, Н.И. Речь как проводник информации. - М., 1982.
7. Жолковский, А.К. К построению действующей модели языка смысл - текст / А.К.Жолковский, И.А. Мельчук // Машинный перевод и прикладная лингвистика. - М.,1969. - Вып. 11.
8. Памятка по вопросам назначения судебной лингвистической экспертизы / под ред. проф. М.В. Горбаневского. - М., 2004.
9. Обелюнас, Н.В. Конфликт интерпретаций текстов в аспекте оппозиции событийной и оценочной информации (на материале текстов
российских СМИ): автореф. дис. ...канд. филол. наук. - Барнаул, 2012.
10. Рикер, П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике. - М.,1995.
Bibliographi
1. Leontjev, A.A. Osnovih psikholingvistiki. - M.,1997.
2. Belyanin, V.P. Psikholingvistika. - M., 2003.
3. Nikitin, M.V.Osnovih lingvisticheskoyj teorii znacheniya. - M., 1988.
4. Shakhovskiyj, V.I. Kritika i bibliografiya / V.I. Shakhovskiyj, V.I. Karasik // Filologicheskie nauki. - 1990. - № 2.
5. Zvegincev, V.A. Predlozhenie i ego otnoshenie k yazihku i rechi. - M.,1976.
6. Zhinkin, N.I. Rechj kak provodnik informacii. - M., 1982.
7. Zholkovskiyj, A.K. K postroeniyu deyjstvuyutheyj modeli yazihka smihsl - tekst / A.K.Zholkovskiyj, I.A. Meljchuk // Ma-shinnihyj perevod i prikladnaya lingvistika. - M.,1969. - Vihp. 11.
8. Pamyatka po voprosam naznacheniya sudebnoyj lingvisticheskoyj ehkspertizih / pod red. prof. M.V. Gorbanevskogo. - M., 2004.
9. Obelyunas, N.V. Konflikt interpretaciyj tekstov v aspekte oppozicii sobihtiyjnoyj i ocenochnoyj informacii (na materiale tekstov rossiyjskikh SMI): avtoref. dis. ...kand. filol. nauk. - Barnaul, 2012.
10. Riker, P. Konflikt interpretaciyj: ocherki o germenevtike. - M.,1995.
Статья поступила в редакцию 06.06.12
УДК 81'373.612.2
Kireeva D.M. THE ORIGIN OF THE BLENDING THEORY. The aim of this paper is to offer a brief overview of the origin of the Blending Theory and to explain how this approach can be applied to the understanding of the metaphorical expressions. The general frame of the reference used is that of cognitive semantics.
Key words: mental spaces, many-space model, generic space, input spaces, blended space or blend.
Д.М. Киреева, канд. филол. наук, ст. преп. каф. английского языка ГАГУ, г. Горно-Алтайск,
E-mail: DaryaMKireeva@gmail. com
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕОРИИ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ ИНТЕГРАЦИИ
Целью настоящей статьи является краткое рассмотрение происхождения теории концептуальной интеграции и объяснение того, как данный подход может быть использован для понимания метафорических выражений. Статья выполнена в русле когнитивной семантики.
Ключевые слова: ментальные пространства, многопространственная модель, родовое пространство (РП), входные пространства (ВП), выходное смешанное пространство (ВСП) или бленд.
1. Интерпретацией можно называть процесс выявления смысла, то есть сам путь к выявлению инварианта переданной информации.
В книге П. Рикера, само название которой «Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике» как нельзя лучше отражает сущность рассматривемых нами конфликтных ситуаций по выявлению смысла спорного текста, речь идет о художественном тексте, характеризующемся многомерностью смыслов и наличием имплицитной, непрямой информации. Интерпретацией автор называет «работу мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении» [10; 18].
2.Интерпретацией также называется представляемый в результате анализа (профессионального или интуитивного) вариант осмысления текста, вариант смысла. В этом значении слово «интерпретация» включается в контексты: «наша интерпретация», «ваша интерпретация», «субъективная интерпретация». Именно в этом значении употребляется слово для обозначения позиций противостоящих в суде сторон. Собственно, информационный конфликт, вызванный распространением какой-либо информации, и есть конфликт интерпретаций. В отличие от внесудебных интерпретаций, безболезненно сосуществующих в научном филологическом пространстве, интерпретации в рамках судебного дискурса конкурируют, претендуют на единственность, и в конце концов одна из них принимается решением суда, а другая отвергается (полностью или частично).
Итак, в настоящей статье предложены представления о понятиях: значение, смысл, понимание, восприятие, интерпретация, - которые могут быть положены в основу концепции целевого судебного лингвистического исследования конфликтного текста, не противореча принципам состязательности процесса и в то же время объективной постижимости произведения речи.
