CC BY
46
Сер. 9. 2007. Вып. 3. Ч. II
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
С. С. Тавастгиерна
ПОНЯТИЕ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ У ДРЕВНЕИНДИЙСКИХ ЯЗЫКОВЕДОВ И ЛИНГВОФИЛОСОФОВ
Санскрит, священный язык индусов, всегда имел особый статус не только потому, что на нем были созданы тексты откровений - Веды, но и благодаря деятельности индийских языковедов, разработавших в I тыс. до н. э. уникальные методы кодификации языка, что позволило санскриту стать нормой для других языков. При отношении к санскриту как «божественному», «безначальному» языку индийские языковеды не могли выработать понятия диалекта и даже «иного языка», и поэтому все родственные санскриту языки рассматривались в качестве его искаженной (апабхрамша) формы, а неродственные - вообще в качестве языка не рассматривались (.млеччха - термин, принятый для неродственных санскриту языков означает, собственно, «невнятное бормотание»). Данное ограничение, казалось, лишало индийцев возможности выйти методологически за рамки санскрита и развивать лингвистику, однако именно это ограничение позволило им выработать оригинальные суждения о структурах значения, о чем и пойдет речь далее.
Древнеиндийская лингвистика зародилась в первой половине I тыс. до н. э. Ее бурное развитие связывают, в первую очередь, с языковыми процессами, происходящими в обществе. С одной стороны, в указанный период намечается оформление канона священных текстов - Вед, создаваемых, возможно, более тысячелетия и передаваемых в устной форме, а с другой стороны, языки древнеиндийского сообщества уже значительно отличались от языка Вед на всех уровнях: от фонетики и морфологии до лексики и синтаксиса. Именно поэтому были разработаны различные средства описания языка, направленные на сохранение сакральных текстов. Были созданы трактаты по фонетике шикша и прати-шакхья (с VII в. до н. э.), возникла школа семантического анализа нирукта (V в. до н. э.), зародилась грамматическая дисциплина въякарана (У-1У вв. до н. э.), которая, в определенном смысле, объединила усилия фонетистов и экзегетов. Целью всех указанных наук было описание «правильного» языка, который впоследствии получил название санскрита (затзкПа - букв, «правильный», «совершенный»), хотя очевидно, что язык, на котором говорили ученые, был не единственным в Индии. При этом не может не удивить тот факт, что индийские лингвисты, описывающие санскрит, как будто намеренно игнорируют существование диалектов, отличных от санскрита.
Самый ранний из дошедших до нас среднеиндийских диалектов, язык пали, получил распространение в середине I тыс. до н. э. Считается, что это язык, на котором проповедовал Будда (У1-У вв. до н. э.). Пали - язык значительно отличающийся как от древнеиндийского, так и классического санскрита, прототип которого мы видим в ранних грамматических текстах. До нас также дошли наскальные эдикты царя Ашоки (II в. до н. э.), написанные на различных диалектах, близких пали. С начала новой эры уже известны пракриты, представляющие собой следующий этап развития среднеиндийских диалектов. Несмотря на прочный статус и авторитет санскрита, эти пракриты постепенно получают статус литературных языков. Сначала ими пользуются в драме, где на пракритах (народных говорах) общаются представители низших сословий и женщины, т. е. все те, кому не положено
© С.С. Тавастшерна, 2007
знать санскрит. Позднее роль разговорных языков возрастает. Пракритская литература, как это ни парадоксально, становится неотъемлемой частью санскритской словесности, а иногда рассматривается в качестве образцовой для норм санскритской поэзии и поэтики. Например, трактат по (санскритской!) поэтике Анандавардханы XI в. «Дхваньялока» изобилует примерами именно из пракритской поэзии1 (ср. также пьесу на пракрите шау-расени «Карпураманждари» санскритоязычного поэта Х1У-го века Раджашекхары: «Язык произведений на санскрите груб, на пракрите же - нежен и красив, разница между ними как между женщиной и мужчиной»)2. Но даже при том, что оценка «разговорных» языков в различные периоды меняется, и в положительную сторону, общим остается отношение к ним как к искаженной форме санскрита, что выражено даже в их названии - пракриты: «Пракрит - это такой [язык], основой (пракрити) которого является санскрит»3.
В самых ранних лингвистических текстах по фонетике санскрита, мы не сможем обнаружить сколько-нибудь достоверных сведений о «других» языках. Исключение составляет разве что «Рик-пратишакхья» (ок. VII в. до н. э.) - фонетическое руководство к Ригведе. В этом трактате целая глава посвящена т. н. ошибкам (доша) в произношении. Ряд из них, например, артикуляция со сжатыми губами4, с опущенной нижней челюстью5, говорение в нос6 и др., можно отнести к «дефектологии», т. е. к ошибкам индивидуального порядка, связанным с проблемами в артикуляции конкретных носителей. Однако, некоторые из перечисляемых «ошибок» наводят на мысль о том, что речь идет не только о «логопедии», но и о тех влияниях, которые оказывали разговорные языки на произнесение ведийских текстов. Например, указываются нарушения в произношении долгот гласных7, звука висарджания8, который полностью утрачен во всех диалектах уже на ранней стадии, сочетаний щелевых с носовыми9 (ср. санскр. Вишну - пали Венху), слогообразующих сонантов р и л]0, которые отсутствуют в большинстве ранних диалектов. Все эти явления вполне объясняются на материале среднеиндийских языков. Хотя это лишь предположение, вполне может оказаться, что автор фонетического трактата отчасти отразил некоторые особенности диалекта или диалектов, современных ему.
Первое подробное упоминание о «другом» языке, мы обнаруживаем в знаменитом «Великом комментарии» (Махабхашья) Патанджали (II в. до н. э.) к грамматике санскрита Панини «Аштадхьяи» (V в. до н. э.). Во вводной части к комментарию Патанджали употребляет термины «апа-шабда» (собственно, означает «плохое слово») и «апа-бхрамша» (букв, «отпавшее», т. е. слово, отклонившееся от правильного употребления)11. Если первый термин дает, скорее, оценочную характеристику всего «не-санскритского», то второй, апабхрамша, позднее стал употребляться в качестве названия определенных диалектов, в т. ч. и литературных. Никаких подробностей о данных языках, кроме единичных примеров, Патанджали не сообщает. Сам автор вводит указанные термины лишь в контексте методологии обучения правильному языку. Любому предмету, согласно Патанджали, можно учить двояко: 1) необходимо исчислить все, что правильно по данному вопросу (как, к примеру, у Панини), а неправильным, следовательно, будет все, чему не учили; 2) наоборот, можно перечислить все, что неправильно, запрещено (как, например, это делается в уголовном праве), следовательно, все остальное будет правильным, легитимным. Патанджали подходит к обучению языку исключительно с рационалистической точки зрения и поэтому ограничивается лишь общим соображением, что неправильным словам учить неэкономично, поскольку их гораздо больше, чем правильных12.
При том, что тема «неправильных» слов оказывается закрытой для древнеиндийских санскритологов, она находит неожиданное развитие в лингвофилософском трактате
Бхартрихари «Вакьяпадия» (V в. н. э.). Во-первых, Бхартрихари употребляет два новых термина: «садху» - для правильных слов, и «а-садху», то же с отрицанием, - для неправильных13. Слово «садху» возводится к санскритскому корню «садх» - «достигать», поэтому буквально означает «достигающий результата», «ведущий к результату» или, попросту, «результативный». Поэтому проблема «неправильных» слов у Бхартрихари сформулирована гораздо острее, чем у Патанджали: неправильные слова «нерезультативны». Оппозиция садху -асадху вводится Бхартрихари в контексте его концепции слова как силы, реализуемой в коммуникации14. Вот что он говорит: «Правильные [слова] (садху), полученные от авторитетов через традицию, есть средство [следования] Высшему Закону (Дхарме). Неправильные же (асадху) - обратной природы, хотя и не отличны в том, что касается [их способности] передавать смыслы»15. Последняя фраза - ключевая в понимании Бхартрихари проблемы неправильной речи. По функции правильные и неправильные слова не отличны, поскольку и те, и другие - слова. Однако Бхартрихари различает два уровня постижения смысла: непосредственный, т. е. из самого слова как оно есть, и опосредованный, выводной. Демонстрирует он это следующим примером. У правильного слова «ама» (конь) есть «неправильная» искаженная форма «оууя» (ср. пали «а«а»). Это вообще характерное явление для среднеиндийских диалектов, в которых чаще всего нет различения глухих щелевых, инвариантом которых выступает один щелевой «8». Вопрос состоит в легитимности данной формы. Если предположить, что форма «дауа» при именовании коня правильная, санскритская, то, при соответствующем указании на коня, мы ее правильно поймем, например, как «[конь], у которого нет ничего своего» («а» - отрицание, «буэ» - свой, собственный, собственность)16. Если же это слово неправильное, то произойдет следующее: неправильное слово «аэуа», которое все равно слово и поэтому обладает значением, выступает в качестве причины понимания правильного слова «авуа», которое только и «ответственно» за обозначение «коня», а уже через правильное слово познается смысл. Иными словами, референтом неправильного слова является правильное, а неправильные слова, вероятно, и можно было бы употреблять, но только в случае знания правильных.
Для Бхартриари важно, что неправильные слова не могут передавать смысл независимо от правильных17, и их смысл уже предопределен правильными, иначе мы их не поняли бы18, но в силу привычки неправильные слова входят в употребление из-за несостоятельных, необразованных людей, которые смешали Божественную Речь с неправильной, и для них уже правильные слова ничего не значат (авачака)19. Именно поэтому Бхартрихари говорит о важности образования и, в первую очередь, изучения грамматики, которая не дает «разлагаться» правильному языку.
Подводя итоги, можно выделить следующие важные моменты. Если на начальном этапе развития лингвистической мысли индийские языковеды уделяли больше внимания внешней, звуковой стороне языка, то поздние грамматисты сосредоточиваются уже на семантике. При четком отделении правильного языка от всех остальных для лингвистов была недопустима мысль об изменении или развитии языков, т. е. их позиция заключалась в том, что язык в простой, необразованной среде может только деградировать, но при этом в традиции всегда были средства возврата к безначальному и неподверженному влиянию времени языку - санскриту.
1 ВЬуапуа1ока оГ АпапёауагсШапа / Её. К-КлвИпатоогЛу. Ое1Ы: МоШа! ВапагаааББ, 1982.1.4,1.14,2.1,2.21,2.24 еЕс.
2 Mahakavi Sri-rajasekhara-viracita Karpuramanjari / Sampadaka Sri Ramakumara Acharya. Banaras, 1955. P. 9.
3 Markandeya's Prakrta-Sarvasva / Critically edited with introduction, variant readings and useful indices etc. by Dr. Krishna Chandra Achaiya. Ahmedabad, 1968. P. 3.
4 Rgvedapratisakhya / Ed. by Mangal Deva Shastri. Vol. П. Banaras, 1931. Su. 14.4.
5 Ibid. Su. 14.6.
6 Ibid. Su. 14.9.
7 Ibid. Su. 14.10.
8 Ibid. Su. 14.30-33. » Ibid. Su. 14.35.
10 Ibid. Su. 14.38,45,46
11 Mahabhashya of Patanjali / Ed. by F. Kielhorn. Vol. I. Bombay, 1892. Vol. I. P. 5.
12 Ibid.
13 Vakyapadiya of Bhartrhari with the commentaries Vrtti and the Paddhati of Vrshabhadeva, kanda I / Critically ed. by K.A. Subramania Iyer. Poona, 1966. Ka. 1.27.
14 Тавастшерна C.C. Терминология «силы» в трактате «Вакьяпадия» Бхартрихари // История философии. 2004. № 11. С. 94-118.
15 Vakyapadiya of Bhartrhari. Op.cit.Ka. 1.27.
16 Ibid., Ka. 140 [148].
17 Ibid. Ka. 1.142 [150].
18 Ibid. Ka. 1.144[152].
19 Ibid. Ka. 1.145-146 [153-154].
Статья принята к печати 26 февраля 2007 г.
