CC BY
98
понятие вооруженного насилия в политико-правовой мысли древнего востока и современность
УДК 321.1
Глобальный исторический опыт человечества не позволяет исключить из всего спектра проблем, вызывающих неподдельный интерес специалистов самых разных научных направлений, так или иначе связанные с вооруженным насилием. Многообразие форм его проявления в современных условиях со всей очевидностью актуализирует эту проблему, повышает внимание к ней, снова и снова возвращает мысли обществоведов и, прежде всего, политологов, юристов к проблеме вооруженного насилия, его антропологическим предпосылкам и императивам.
Вне всякого сомнения, вооруженное насилие столь же древнее, как мир и человеческая цивилизация. Уже в первых источниках, дошедших до нас из глубины веков, мы замечаем отражение этого специфического явления, характерного для отношений между людьми с древности, в письменной, графической и иных формах. Так, на обломках памятника, известного ныне как «Стела коршунов», мы наблюдаем описание спора между правителями древних царств Уммы и Лагаша о границах их владений: «Уш, вождь Уммы, снес ранее установленную пограничную стелу, вышел на равнину Лагаша... полностью сразил своих врагов и установил пограничные камни там, где они стояли на равнине» [3, с. 13]. Зафиксированный таким образом исторический факт, имевший место в третьем тысячелетии до нашей эры в Месопатамии, служит убедительным доказательством того, что уже в те времена средством достижения своих целей и удовлетворения интересов человек избирал вооруженное насилие.
Приведенный исторический факт служит наглядным подтверждением тому, что первые идеи о вооруженном насилии зародились на Древнем Востоке. Понятие Востока мы используем «не столько как географическое, сколько как историко-культурное, цивилизационное. На Востоке
Р.Х. ФАйЗРАХМАНОВ
впервые в истории развития человеческого общества сложились те социальные и политические институты, государство, право, мировые религии, которые и породили со времени возникновения античных государств (Древних Греции и Рима) в I тысячелетии до н.э. дихотомию Восток-Запад» [7, с. 30].
При этом следует подчеркнуть, что в древневосточных источниках довольно трудно найти положения, прямо и непосредственно характеризующие вооруженное насилие, уже в то время детерминированное разнообразными обстоятельствами. Чаще всего авторы того времени употребляли термин война и некоторые производные от него понятия, и гораздо реже встречается у них собственно понятие насилия. Что касается понятия войны, то древние мыслители не могли придавать ей тот смысл, который характерен для этого понятия сегодня. Набеги на другие племена, завоевательные походы, грабежи и т.п., описываемые во многих источниках, далеко не всегда идентичны войне, но всегда являли собой насилие.
Наряду с понятием война они апеллируют к аналогичным с насилием терминам и понятиям. Среди них чаще упоминаются такие, как посягательство, надругательство, наказание, конфискация, грабеж, убийство, завоевание, бунт и т. д. Причины их применения, сферы и формы проявления разнились и порой принципиально. Объединяло же их одно - использование соответствующих средств и методов, которые сегодня однозначно интерпретируются как вооруженные.
Так, в должностной инструкции верховному сановнику (везиру) Древнего Египта, относимой к периоду правления фараонов XVIII династии (ХУ1-ХУ вв. до н.э.), изложенной на стене гробницы Рехмира, мы встречаем такие понятия и словосочетания: «право приговора», «телесное наказание», «арест лица, которое
будет грабить» [12, с. 83, 86]. Причем будет несправедливо сводить их только к уголовно-правовым отношениям, ибо за ними кроется никем и ничем неограниченное право правителя на применение силы. При определенных условиях это напрямую вменялось ему в качестве обязанности. То и другое зачастую трансформировалось в прямое насилие, ибо обладая всей полнотой власти, правитель и его окружение не гнушались никакими средствами и методами.
Политические представления, зарождающиеся в Древней Индии, как и в Египте, базировалась на таких основах, «как божественный источник власти, принуждение как главный способ обеспечения установленного порядка, верховенство религиозного закона над царским законодательством» [10, с. 384]. Законы Ману, высказанные от имени верховного правителя, имели своей основной целью закрепление существующего здесь социально-политического устройства.
Основным средством достижения правителем «высшего успеха», закрепленным в Законах, является наказание. Их авторы искренне верили, что «только из страха наказания весь мир служит пользе», и утверждали, что «наказание правит всеми людьми, наказание же охраняет, наказание бодрствует, когда все спят...» [11, с. 104, 105]. Перечисленные здесь и иные виды наказания в большинстве своем невозможны без применения силы. Уличая человека в его несовершенстве, абсолютной эгоистичности, преодолеть которые можно, прежде всего, посредством насилия, осуществляемого в виде наказания и любой иной форме, древние абсолютизируют роль насилия в жизни общества. Однако дальше этого они объективно пойти не могли.
Тем не менее древнеиндийские мыслители предопределили основные функции данного социального феномена. Это вытекает из ряда положений, зафиксированных в Законах:
1) подчеркивается необходимость создания соответствующих структур, а точнее таких политических институтов, с которыми, прежде всего, ассоциируется древнеиндийское государство - царь, советник, войско, крепость. Они наделены правом в процессе решения стоящих пе-
ред ними задач применять вооруженные средства и методы;
2) провозглашая принципы функционирования и деятельности государства, правитель беспокоится о его безопасности и вооруженной защите. Он указывает, что «надо жить, выбрав крепость, окруженную на расстоянии выстрела из лука пустым пространством, имеющую земляные укрепления, защищенную водой или деревьями, людьми или горами» [11, с. 106], поскольку угроза нападения извне была реальной и перманентной;
3) в интересах обеспечения порядка и стабильности акцент делается на военную составляющую, поскольку прямо указывается, что «подчинение страны следует обеспечивать, поместив отряд [воинов] посреди двух [деревень], трех, пяти, а также сотен деревень» [11, с. 106].
Эти и другие нюансы, воспринимаемые нами как общеобязательные нормы (правила) функционирования государства, дают основание утверждать, что в арсенале политических средств и методов, зародившихся в глубокой древности, доминируют военные и/или вооруженные. Использование их служит достижению разных, в том числе противоположных целей. С одной стороны, они обеспечивают отражение вооруженного насилия, активно культивируемого в те времена, с другой стороны, создают все необходимые условия использовать такое насилие в интересах достижения превосходства над иными государствами и народами.
Такая политическая централизация власти в странах Востока закономерно вызывала различного рода социально-политические и иные последствия. В том числе она «обеспечила военную централизацию» [4, с. 10]. Так, например, древнеегипетский фараон, которому, как и Ману, принадлежала верховная власть, обладал полномочиями назначать главнокомандующего войска, начальников отдельных отрядов и флотов. В ряде случаев он сам возглавлял армию.
Заложенное таким образом много веков назад неоспоримое правило в современных условиях нашло свое закрепление в конституциях ныне существующих государств. Глава государства (президент, канцлер, император, король и т.п.) исполняет обязанности верховного главноко-
мандующего вооруженными силами страны. В частности, в ст.87 Конституции РФ сказано: «Президент РФ является Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами РФ». Именно на него возложены обязанности по обеспечению безопасности государства и общества. При этом в условиях постоянно трансформирующегося мира, но, по-прежнему, не способного избавиться от различного рода угроз, включая агрессию, невозможно обойтись без применения военной силы. Современные военные и иные угрозы, наличие которых актуализирует проблемы, связанные с вооруженным насилием, нашли свое отражение в Стратегии национальной безопасности РФ, рассчитанной до 2020 г. Именно они обусловили то, что сегодня Президенту РФ, по аналогии с законодательством США, Франции и других государств, предоставлено право единолично использовать воинские формирования за пределами страны, если национальным интересам России угрожает опасность.
Прообраз элементов военной организации, обеспечивающей нормальное функционирование общества, также сложился еще в древневосточных странах. Достоверно известно, что в Древнем Египте существовал «дом оружия» как прототип современного военного ведомства и/или военно-промышленного комплекса. В его функции входили организация войска, набор рекрутов, изготовление оружия, снабжение войск всем необходимым, постройка кораблей и пограничных крепостей, управление военными действиями.
Само войско организовывалось в форме военных поселений, которые располагались в центре страны и на ее границах, что было обусловлено особенностями задач, определяемых перед ним. Сегодня это общепринято сводить к внутренним и внешним функциям различных элементов военной организации, занимающей особое место в социально-политической системе общества.
По данным Геродота, военнослужащие в Древнем Египте делились на две группы, отличающиеся друг от друга количественно и качественно, включая возраст, с которым связана продолжительность военной службы [4, с. 10 - 11]. Привилегированная каста несла воинскую службу наследственно, что свидетельствовало о
высокой значимости такого особого вида социальной деятельности, дифференциация которой уходит своими корнями в глубокую древность.
В других документальных источниках того времени наблюдается аналогичная ситуация. Только в первых 22 параграфах, излагающих правила, которыми может и должен был руководствоваться в Вавилоне царь Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.) не менее четырнадцати раз употребляются те или иные словосочетания, суть которых прямо сводится к применению силы [11, с. 16-19].
При расширенном толковании смысла этого права-обязанности как прерогативы правителя можно полагать, что здесь содержится прямое указание на возможность и необходимость применения вооруженного насилия. Доминирующая причина такого завуалированного внимания правителей стран Древнего Востока к его проблемам вполне объяснима. И, прежде всего, тем, что в силу ряда обстоятельств они не могли предвосхитить действия со стороны соседей, находящихся на соответствующем уровне своего развития, но так или тоже стремящихся к расширению сфер своего влияния. Они объективно не имели возможности адекватно спрогнозировать и оценить возможные последствия обращения противника к вооруженным средствам и методам. Это, в свою очередь, и порождало такие столкновения, которые издревле, пусть не всегда корректно, но принято именовать войнами, которыми перенасыщена история цивилизации.
Однако представления о вооруженном насилии как разновидности социального насилия в те времена не могли выделиться в самостоятельную отрасль знаний о социуме. Это произошло значительно позже. Только в середине XIX века выделилась группа исследователей, выдвинувших фактор насилия во главу угла всех социально-политических явлений и процессов, имевших место в прошлом и настоящем. Это были Л. Гумплович, Е. Дюринг, К. Каутский. С их именами справедливо связывается становление учения о насилии как социальной теории. Не будет преувеличением утверждение, что одновременно с ними и в какой-то мере «на их плечах» вошли в историю политико-правовой мысли классики марксизма. Трактовка
ими причин и условий возникновения и развития древних государств лишний раз свидетельствуют о том, что вооруженное насилие сыграло если не ведущую, то далеко не последнюю роль в этом многогранном процессе.
Прав был Л. Гумплович, утверждая, что «история не предъявляет нам ни одного примера, где бы государство возникало не при помощи акта насилия, а как-нибудь иначе. Кроме того, это всегда являлось насилием одного племени над другим. Оно состоит в том, что конструирует государство как господство сильного над слабым и признает такое отношение властвования данным самою природою» [5, с. 373]. Он убежден, что если многочисленные представители теологического учения подчеркивали необходимость подчинения божьей воле, чему верили древние, то с точки зрения теории насилия следует подчиняться слепым силам социальной эволюции.
История политико-правовой мысли Древнего Востока не будет полной, если обойти вниманием Китай, развитие которого связано с именем Конфуция. Пребывая на позициях сторонников ненасилия, не приемля насилия как такового, мыслитель обращался к управленцам с вопросом: «Зачем, управляя государством, убивать людей? Если вы будете стремиться к добру, то народ будет добрым. Мораль благородного мужа подобна ветру, мораль низкого человека подобна траве. Трава наклоняется туда, куда дует ветер» [9, с. 63].
В числе первых Конфуций определил основы управления государством. Оно будет иметь успех, «когда достаточно еды, достаточно оружия и есть доверие народа» [9, с. 76]. Тем самым он выделяет три приоритетных направления в деятельности государя по управлению делами общества. Ни одно правительство, рассчитывающее на достижение прогресса в своей внутренней и внешней политике и сегодня не способно проигнорировать:
1) экономику, с которой связано производство материальных благ, включая «еду» и, безусловно, «оружие»;
2) военные вопросы, включая содержание необходимого для обеспечения своей безопасности войска, оснащенного соответствующим «оружием»;
3) необходимость создания такой идеологической и морально-психологи-
ческой обстановки, посредством которой обеспечивается достижение единства всех слоев населения, искренне доверяющих правительству.
Расставляя акценты на этих трех «составляющих», Конфуций замечает, что при необходимости первым из названного «можно исключить оружие», что вовсе не означает пренебрежение или недооценку с его стороны военных проблем. Напротив, здесь можно увидеть и должным образом оценить прозорливость и актуальность взглядов Конфуция на диалектическую зависимость между экономикой, политикой и войной в разных ее проявлениях.
В этой «триаде» война закономерно занимает не последнее по значимости, а зависимое от двух первых слагаемых место. В этом состоит несомненная заслуга Конфуция. Ведь в период его творения еще не сформировались, а только стали появляться зачатки идей о соотношении материального и идеального, объективного и субъективного.
Много позже Ф. Энгельс неоднократно подчеркивал зависимость войны как высшей фазы вооруженного насилия от экономического базиса. На основе знания истории он сформулировал вывод, актуальный по сей день: «Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения» [13, с. 171].
Столь же предметно указывал Конфуций на роль народных масс в историческом процессе. Ему принадлежит гениальная идея о том, что народ можно лишить не только оружия, но и еды, поскольку «смерти издревле никто не может избежать», но если народ потеряет веру, «то не устоять». В своих текстах автор даже не намекает на то, что за этим последует, ибо выводы здесь напрашиваются сами по себе:
1) народ представляет собой колоссальную социально-политическую силу, которую ничем невозможно сокрушить и/или подавить, он активный субъект всех явлений и процессов;
2) народ, естественно и закономерно борясь за лучшие условия своего существования, в случае необходимости осознанно или непроизвольно берется за
оружие, обращаясь тем самым к вооруженному насилию в той или иной форме и используя его как крайнее средство достижения целей.
Потому, чтобы избежать насилия со стороны народных масс, Конфуций не без пафоса говорил о том, что непременной задачей правителя является «их обогатить» и «их обучить». Он тверд во мнении, что если власть в стране в течение ста лет будет принадлежать «хорошим людям», то они могут справиться с любым проявлением насилия. При этом Конфуций просчитал одну любопытную деталь, значение которой непреходяще: «Даже когда приходит к власти истинный правитель, человечность может утвердиться лишь через поколение» [9, с. 83].
Предвосхищая возражения возможных оппонентов, подчеркнем, что концептуальные подходы Конфуция к пониманию и оценке насилия, в том числе и вооруженного, совершенно не однозначны, они полны парадоксов и прямых противоречий. Даже самый беглый взгляд нашего современника на его произведения убеждает в том, что Конфуций, ратуя за добро, гуманизм в отношениях между людьми, апеллирует к насилию, прежде всего, как к злу, и одновременно воспринимает его как некую добродетель, видя в нем нравственное предназначение. Только научный и беспристрастный анализ даст возможность ответить на вопрос, насколько это справедливо и объяснимо.
Зато его соотечественник Сунь-цзы прямо тяготел к идеям силы и зла. Он утверждал, что человек по природе своей зол, а добродетельным становится в результате практической деятельности, а также обучения и воспитания, в основе которого должно лежать наказание. С его именем связывают появление одного из самых первых в мире трактатов о военном искусстве. Причем, будучи военачальником в царстве У, он успешно руководил походами войск против других государств. В Древнем Китае этому виду деятельности уделялось не самое последнее внимание. Войны, захватнические походы и нашествия в арсенале средств и методов, используемых правителями в интересах укрепления собственной власти, были более приоритетными, нежели законсервированными.
В различных источниках доминирует точка зрения о том, что пронизанный элементами стихийной диалектики трактат излагал, прежде всего, основы военного дела. Однако это не совсем так. Этот исторический документ имеет значение не только и не столько военное, сколько теоретико-методологическое. Для политологической науки он представляет ценность, исходя уже из того, что в нем отражен не один аспект разноплановых проблем войны и насилия как социально-политических явлений. В контексте нашего внимания к проблемам вооруженного насилия нельзя не обратить внимания на некоторые основополагающие принципы, изложенные древнекитайским военным мыслителем.
Прежде всего, Сунь-цзы подчеркивает, что «искусство войны имеет первостепенное значение для государства» и далее он безапелляционно утверждает, что «это дело жизни и смерти - путь к существованию либо к погибели» [6, с. 5]. Интерпретируя такую позицию с точки зрения политологической, можно предложить следующие выводы:
1) подчеркивается прямая и непосредственная связь между двумя такими всесторонне значимыми политическими явлениями, как государство и война;
2) война рассматривается как одно из основных и ничем незаменимых средств достижения стоящих перед государем целей и задач. При этом заметим, что основная часть трактата посвящена тем правилам военного искусства, которые более связаны с наступательными действиями, чем с необходимостью держать оборону;
3) под термином война понимается, прежде всего, вооруженное насилие в самых разных его проявлениях. Утверждение Сунь-цзы, что высшим мастерством являются вовсе не сражения и захваты, а сдача армии врага без боя, вовсе не следует рассматривать как гуманное отношение к противнику. Это есть принудительное воздействие на противную сторону, напрямую сопряженное с насилием. Таким образом, за много веков предвосхищается вывод известного военного теоретика К. Клаузевица о том, что «.война есть не что иное, как расширенное единоборство». Она по сей день являет собой не что иное как «акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить вашу волю» [8, с. 20];
4) война как политическое средство и ее исход детерминированы «постоянными факторами», среди которых особо выделяются нравственный закон, метод и дисциплина, полководец. В то же время Сунь-цзы призывает обращать внимание и на «конкретные обстоятельства» - независимо от того, входят они в обычные правила или нет. Это универсальное правило, сформулированное в древности, не может быть распространено на любую сферу общественной деятельности, включая политическую;
5) война как форма вооруженного насилия в социально-политической жизни общества невозможна без армии. Последняя, выступая орудием государства в войне, должна быть соответствующим образом построена, организована, снабжена, вооружена и обучена. При этом акцент справедливо делается на то, что достижение победы определяется, главным образом, моральным духом войска и народа;
6) среди гарантов победы в войне важное значение придается месту и роли полководца. Тем самым Сунь-цзы внес заметный вклад в решение одной из важных проблем о роли народных масс и личности в истории и политике;
7) война не может вестись постоянно, ибо не существует примеров, чтобы страна получала выгоду от длительных военных действий. Вывод о том, что «затевая бой, следует стремиться к скорой победе, иначе оружие ваших солдат напрасно притупится, а сами они постепенно утратят свой пыл. Если вы осаждаете город, то с течением времени вы тратите и истощаете
свои силы» [6, с. 18], не теряет своей актуальности по сей день. Вся последующая история человечества подтверждает это. Затянувшиеся во времени и раздвинутые в пространстве факты применения вооруженного насилия мало способствуют достижению поставленных перед ним целей.
Более того, на рубеже XX и XXI веков отдельные государства, как резонно считает современный немецкий философ Х. Хофмайстер, оказываются просто не способными и бессильными справиться с войной и вооруженным насилием. С ним солидарны другие иностранные, а также некоторые отечественные исследователи.
В связи с этим нельзя не согласиться с позицией С.С. Алексеева, который оценивая события на Северном Кавказе подчеркивает, что недавняя война в Чечне «потрясла Россию, сбросила с общества жалкий «маскарадный костюм», разом раскрыла «кто есть кто» и «что есть что» [1, с. 259]. К сожалению, эта война «возродила и даже легализовала практику вооруженного насилия» [2, с. 155]. В результате Россия с ее юридической системой «оказалась немощной, неспособной» преодолеть выпавшие на ее долю испытания.
Эти и подобные факты из современных реалий закономерно повышают интерес к проблемам вооруженного насилия в различных проявлениях, в разработку которых свой весомый вклад внесли мыслители Древнего Востока. Непреходящая заслуга их в том, что они первыми сумели отразить вооруженное насилие как явление и предначертали магистральные пути исследования его как проблемы.
1. Алексеев С.С. Философия права / С.С. Алексеев. - М., 1997.
2. Алексеев С.С. Уроки. Тяжкий путь России к праву / С.С. Алексеев. - М., 1997.
3. Волков Я.В. Геополитика и безопасность в современном мире / Я.В. Волков. - М., 2000.
4. Военная история. - М., 2006.
5. Гумплович Л. Общее учение о государстве / Л. Гумплович // Антология социально-политической мысли. В 2 т. Т. 1. - М., 2001.
6. Джайлс. Л. Сунь-цзы: искусство войны / Л. Джайлс; пер. с англ. - Ростов-на-Дону, 2004.
7. История государства и права зарубежных стран: учеб. для вузов: в 2 т. Т. 1. Древний мир и Средние века. -М., 2007.
8. Клаузевиц К. О войне / К. Клаузевиц. - М., СПб., 2003.
9. Конфуций. Уроки мудрости. Сочинения. - М., 2002.
10. Лебедева Т.П. Политическая мысль Востока / Т.П. Лебедева // Политология: Лексикон / под ред. А.И. Соловьева. - М., 2007.
11. Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран: В 2 т. / отв. ред. Н.А. Крашенинникова. - Т.1: Древний мир и Средние века. - М., 2005.
12. Хрестоматия по истории Древнего мира / под ред. В.В. Струве; пер. В.В. Струве. - Ч.1. Древний Восток. -М.; 1950.
13. Энгельс Ф. Анти-Дюринг / Ф. Энгельс // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. - Т. 20.
