CC BY
619
УДК 355/359
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2015. Вып. 2
И. В. Радиков
НОВАЯ СУЩНОСТЬ ВОЙНЫ В XXI В. И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В ВОЕННОЙ ДОКТРИНЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
В статье утверждается, что доминантной тенденцией военной мысли начала XXI в. становится понимание изменяющегося характера, содержания и самой сущности войны.
Автор систематизирует современные представления зарубежных и отечественных исследователей о подготовке и ведении войн и вооруженных конфликтов. На основании анализа их новых характерных черт и особенностей делается вывод об обоснованности принятия новой военной доктрины Российской Федерации. Библиогр. 31 назв.
Ключевые слова: война, сущность, цели и содержание войны, вооруженный конфликт, военная политика, военная опасность, военная угроза, военная доктрина.
I.V. Radikov
NEW ESSENCE OF WAR IN THE XXI CENTURY AND ITS REFLECTION IN THE MILITARY DOCTRINE OF RUSSIAN FEDERATION
This article claims that the understanding of the changing character, content and the essence of the war itself is becoming the dominant tendency of military thought of the beginning of XXI century. The author systematizes the contemporary foreign and domestic scientists conceptions of preparations and prosecution of wars and armed conflicts. Based on analysis of their new characteristics and particularities the conclusion about the justification of the Russian Federation military doctrine embracement is made. Refs 31.
Keywords: war, essence, targets and the content of the war, armed conflict, military policy, military risk, military threat, military doctrine.
Двадцать первый век заявил о себе как об эпохе смены характера вооруженной борьбы, сущности войны. Невзирая на то, что военные эксперты все чаще признают войну «ограниченно полезной» и одновременно неконтролируемой, безысходной, неуправляемой, мировое сообщество стремительно погружается в хаос больших и малых войн, этнополитических и религиозных конфликтов с применением военной силы. В 2015 г. в мире зафиксировано не менее 45 войн и военных конфликтов [1]. Уже в начале 2014 г. 52% российских граждан считали, что существует военная угроза для России со стороны других государств [2]. У россиян заметно усилились опасения по поводу начала ядерной войны: с 8% в январе 2013 г. до 17% в январе 2015 г. [3]. Главной враждебной страной россияне считают США, и если шесть лет назад так полагала четверть респодентов, то сегодня — уже три четверти (25 и 73% в 2008 и 2014 гг. соответственно^]). В связи с этим официальные взгляды на подготовку и вооруженную защиту, на основные положения военной политики и военно-экономического обеспечения обороны Российской Федерации привлекают внимание не только иностранных политиков и исследователей, но и российских граждан. Возрастает необходимость в более пристальном рассмотрении современной военной
Радиков Иван Владимирович — доктор политических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; [email protected]
Radikov I. V. — Doctor of Political Sciences, Professor, St. Petersburg State University, 7/9, Uni-versitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; [email protected]
39
политики как российского государства, так и недружественных по отношению к нему стран, а также факторов, определяющих ее содержание, тенденций развития.
Американский политолог, директор частной разведывательно-аналитической организации STRATFOR Дж. Фридман в своей книге «Следующие 100 лет. Прогноз событий XXI века» предсказывает миру логику изменений в XXI в. Он считает, что ослабление США — иллюзия, а вторая половина XXI в. будет золотым веком Соединенных Штатов Америки. Обоснованию этой мысли посвящены все страницы книги. В частности, речь идет об экономическом могуществе и географическом положении, о самых мощных в мире вооруженных силах. Дж. Фридман напоминает пять постулатов американской «большой стратегии»: полное военное доминирование в Северной Америке; недопущение появления угрозы для США в Западном полушарии (доктрина Монро); полный контроль над морскими подходами к США; господствующее положение военно-морских сил США на океанских и морских ТВД, глобальное военно-морское присутствие США для гарантированного контроля над международной торговлей; недопущение появления любого государства (или союза государств), способного бросить вызов военной мощи США [5].
Превалирующая идея современной военной политики американского государства состоит в переходе от идеи взаимного гарантированного уничтожения в ходе войны наличествующим ядерным оружием к идее гарантированного уничтожения противника. С этой целью в США за последние годы были сформулированы и реализуются концепции «стратегического анализа», «превентивной обороны», «умной обороны», «сетецентрической войны», концепции «врага как системы», стратегии 3D (defence, diplomacy, development), концепции «твердой» (hard), «мягкой» (soft) и «смешанной» (smart) силы, концепции «молниеносного глобального удара».
Подтверждением приверженности идее военного превосходства как основе всей политики американского государства являются высказывания президента США на выпускной церемонии в военной академии в Вест-Пойнте в 2014 г. Б. Обама, в частности, заявил: «Америка должна лидировать на мировой арене... Соединенные Штаты будут прибегать к военной силе — если необходимо в одностороннем порядке — в тех случаях, когда этого требуют наши ключевые интересы. хотя мнение международной общественности очень важно, но Америка ни у кого не будет спрашивать позволения» [6].
Среди современных дополнительных способов сохранения «непревзойденной военной мощи» в США сегодня называют инвестиции в средства ведения наступательной и оборонительной кибернетической войны, в технологии малозаметности, средства радиоэлектронного подавления; создание современных гидроакустических станций для обнаружения сверхтихих дизель-электрических подводных лодок, систем вооружений для их уничтожения на расстоянии; в подготовку к реальному применению лазерного оружия, рельсовых пушек, создание автономных беспилотных систем [7]. Документы, определяющие современное развитие вооруженных сил США, называют пять возможных сфер ведения военных действий: наземная, воздушная, морская, космическая и информационная (киберсфера). Воздействие на противника в указанных сферах может осуществляться на физическом, информационном и когнитивном уровнях. Особенностью сегодняшнего дня является активное развитие информационной сферы ведения военных действий. Единый устав ОШ КНШ ВС США J-02, уточненный 15 июля 2011 г., определяет киберсферу
40
(киберпространство) как глобальную область информационной сферы, состоящей из взаимосвязанных и взаимозависимых сетей структур информационных технологий, включая Интернет, телекоммуникационные сети и компьютерные системы, встроенные процессоры и управляющие устройства (цит. по: [8]).
В 2010 г. редактор журнала «Electronic Defense» Дж. Ноуэлс сообщил, что, «стратегическое командование ВС США разработало новый доктринальный документ, неофициально известный как концепция войны в ЭМСЧ (Electromagnetic Spectrum Warfare — EMSW), причем новая концепция значительно отличается от существующей доктрины электронной войны (ЭВ) ВС США. Вводится понятие «электромагнитное сражение (бой)» (цит. по: [8]).
В феврале 2014 г. штабом сухопутных войск США был подготовлен устав FM 3-38 («Cyber Electromagnetic Activities»), который ввел в действие новые терминологию и оперативно-стратегическую доктринальную концепцию киберэлектромаг-нитной деятельности войск (цит. по: [8]).
Россия вынуждена корректировать свою военную политику с учетом существующих в мировой политике напряженности в различных областях межгосударственного и межрегионального взаимодействия, соперничеством ценностных ориентиров и моделей развития, неустойчивости процессов экономического и политического развития на глобальном и региональных уровнях, тенденции к силовому разрешению возникающих противоречий. Декларацией о политике государства в области военной безопасности является военная доктрина — система официально принятых в государстве взглядов на подготовку к вооруженной защите и вооруженную защиту Российской Федерации [9]. Заметим здесь, что решение о необходимости уточнения действующей доктрины было принято еще 5 июля 2013 г. на заседании Совета Безопасности РФ, задолго до событий на Украине.
В корректировании военного курса российское государство принимает во внимание также необходимость недопущения военного превосходства США и НАТО. Принципиальное влияние на военное строительство оказывает трансформирующаяся сущность современной войны.
Единого понимания сущности и содержания современной войны в мировом сообществе и в России нет. Большинство имеющихся определений войны традиционно рассматривает ее как средство (для достижения политических целей), как процесс (вооруженное противоборство, столкновение, борьба), как состояние общества (характеризуемое доминантой вооруженного насилия).
В российской науке сформировалось несколько подходов к сущности войны. Для классического подхода (М. А. Гареев, О. А. Бельков, В. В. Серебрянников, С. А. Тюшкевич, М. Н. Шахов) определяющим признаком войны остается военное насилие, основанное на применении оружия с целью подавления противника, подчинения его своей воле. Их оппоненты, апеллируя к различным трактовкам «стратегии непрямых действий» Б. Лиделл Гардта, настаивают, что применение вооруженного насилия не всегда является определяющим признаком военного столкновения между государствами (В. И. Слипченко, В. К. Потехин, Ю. В. Громыко и др.).
Природа войн и вооруженных конфликтов XXI в. по-прежнему может быть концептуализирована в контексте подхода К. Клаузевица. Напомним его мысли о том, что всякая эпоха имеет свои собственные войны, свои собственные ограничивающие условия и затруднения. Утверждая это, прусский военный теоретик
41
характеризовал войну как «подлинного хамелеона» (даже как нечто большее, чем хамелеон), всегда изменчивого и меняющего свой облик в зависимости от различных социополитических условий, в которых она ведется. В своей работе «О войне», поясняя эту метафору, он выделял три элемента войны («война суть странная троица»): насилие — как первоначальный ее элемент, творчество стратегов и рациональность политиков, принимающих решения [10]. Формы каждого из этих элементов под воздействием социальных изменений, трансформации политических отношений, технологического прогресса меняются. Взаимозависимость первоначального насилия, стратегической изобретательности и политической рациональности является фактором, вызывающим наиболее глубокие и значительные изменения в формах, которые принимает война. Сконструированная К. Клаузевицем концепция войны, отражающая такие ее неотъемлемые черты, как непредсказуемость и многокомпо-нентность, вполне может быть применима для анализа современной войны, традиционных и нетрадиционных способов ее ведения.
Внутренняя многосложность войны осознавалась еще в самой глубокой древности. Так, автор знаменитого трактата о военной стратегии «Искусство войны» Сунь Цзы свое понимание изменчивости сущности войны отразил в следующей мысли: «Как вода не имеет постоянной формы, так война не имеет постоянных условий» [11, с. 22].
Если в понимании Клаузевица война начинается, когда дипломатия подводит, то Сунь Цзы уделяет внимание стратегиям, предшествующим самой битве: от военных приготовлений до дипломатических акций [12].
Значительное влияние на сущность войны оказывает технологический аспект эволюции форм и способов ее ведения. Только в XX в. средства и способы ведения войны переходили в новый формат, как минимум, пять раз, видоизменяя характер вооруженной борьбы. Уже в начале века кавалерия как единственный подвижный род войск стала заменяться артиллерией и пулеметами, а затем танками и самолетами. В 1940-х годах появляются атомная бомба и ракеты, оружие массового поражения, в 1960-х — информационное и психологическое оружие, в 1970-х — космическое и высокоточное оружие. С началом XXI в. человечество начало создавать новое консциентальное и кибероружие. Информационные технологии стали рассматриваться как оружие первого удара.
Доминантной тенденцией военной мысли начала XXI в. становится понимание изменяющихся характера, содержания и самой сущности войны. В свою очередь, эта тенденция находит свое отражение в практике подготовки и применения ведущих армий мира. Ее анализу сегодня уделяется большое внимание исследователей. Например, Руперт Смит в книге «Эффективность силы: искусство войны в современном мире» (2008) утверждает, что война перестала рассматриваться как столкновение двух государств, она является переплетением самых различных конфликтов, включая столкновения государства с террористическими сетями, инсургентами, иррегулярными формированиями. Он утверждал, что «мы участвуем в конфликте для достижения целей, которые не приводят к разрешению вопроса непосредственно силой оружия, так как на всех, за исключением самых основных, тактических уровнях наши цели связаны с намерениями людей и их лидеров, а не с территориями и силами» [13, р. 3-28; 269-335].
Фрэнк Г. Хоффман в статье «Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов», опубликованной в 2009 г. в издании
42
«Strategic Forum» Института национальных стратегических исследований национального университета обороны США, утверждает, что конфликты станут муль-тимодальными и многовариантными, а противник будет представлять собой уникальную комбинацию угроз. Угрозы будущего он характеризует как гибридное сочетание традиционных и нерегулярных тактик, децентрализованное планирование и исполнение, участие негосударственных акторов, с использованием простых и сложных технологий в инновационных направлениях. По мнению исследователя, гибридные угрозы включают в себя различные режимы ведения войны, включая стандартное вооружение, нерегулярные тактики и формирования, террористические акты (в том числе насилие и принуждение) и криминальный беспорядок. И далее: гибридные войны могут быть мультиузловыми — проводимыми и государством, и различными негосударственными акторами [14]. Аналогичные идеи изложены в одной из самых известных книг последних лет по военной стратегии и тактике — работе Д. Килкаллена «Спускаясь с гор: грядущая эпоха войны в городах» [15], а также в бестселлере Э. Симпсона «Война с нуля: сражения двадцать первого века как политика» (2012) [16].
Анализ современных представлений зарубежных и отечественных исследователей о войне и вооруженных конфликтах позволяет сделать вывод, что в них об изменении сущности войны заявляют на основании того, что:
— она сегодня не выражается в явном противостоянии, а противники напрямую не сражаются друг с другом и не взаимодействуют (концепция бесконтактной войны);
— вооруженные силы в современных условиях считаются лишь одним из элементов системы обеспечения национальной безопасности, а достижение политических и других целей государства на международной арене возможно только при комплексном, синергетическом применении всех составляющих национальной мощи, т. е. политических, дипломатических, экономических, информационно-психологических и собственно военных мер;
— основные ее участники (правительство—армия—народ) в современных условиях, как правило, отделены друг от друга и имеют разные права и обязанности. На основании этого М. ван Кревельд в противовес идее тринитарной войны Клаузевица вводит понятие «нетринитарная война» — война, не скованная правилами [17];
— нет более монопольного права на насилие у государства. Право применения насилия явочным порядком взяли на себя негосударственные организации и группировки [18]. Происходит приватизация войны. Она развивается не только благодаря тому, что на многих театрах боевых действий воюющими сторонами являются гражданские лица, взявшиеся за оружие, или из-за того, что некоторые преступные организации сегодня используют частные армии (например, наркоторговцы). Другой важный факт состоит в возрождении частных армий наемников [19, с. 52]. Снижается порог политической значимости конфликтов с уровня государства до уровня организаций, групп и даже частных лиц. Нелегитимное расширение субъектов военного насилия ведет к новому типу войн («партизанские» войны, терроризм, асимметричные войны);
— характер конфликта не может определяться природой его участников: государство сегодня может использовать тактику иррегулярной вооруженной борьбы, а террористические группы — передовые технологии и ОМУ;
43
— конфликты, считающиеся локальными, в сегодняшних условиях поглощают не меньше ресурсов, а следовательно, являются не менее определяющими при военном планировании, чем краткосрочные войны;
— происходит стирание границ между классическими категориями войны. Этот процесс достигает своей кульминации в размывании самих понятий войны и мира. «Холодная война» или «горячий мир»: война в ее разных формах становится постоянным состоянием. В то же время это стирание границы между исключением (каковым является война) и нормой (которой обычно является мир) [19, с. 54-55].
Отметим также, что часто за фундаментальное изменение природы войны выдаются изменяющиеся характеристики форм и способов ведения войны. Так, Ален де Бенуа делает вывод, что формула Клаузевица о войне как продолжении политики другими средствами ставится с ног на голову. Полагая, что Клаузевиц сузил сущность войны тем, что не включил в нее используемые в ней невоенные формы борьбы (дипломатическую, экономическую, социальную, научно-техническую, культурологическую, этническую и религиозную), он делает вывод, что война становится «разрушением политики другими средствами» [19, с. 56].
Вместе с тем война претерпела много изменений в формах и методах ее ведения. По этому поводу Э.Тоффлер заметил, что «способ ведения войны отражает способ создания богатств» [20]. Изменилась и цель войны. Распространено утверждение, что войны ведутся ради заключения мира. Это выразил в начале своего знаменитого трактата «О праве войны и мира» Гуго Гроций [21]. Но если на протяжении всей человеческой истории эта конечная цель войн достигалась через захват территориальных, людских, энергетических, сырьевых и иных ресурсов, то сегодня ее предполагается достичь путем полной аннигиляции политической власти, национальной идеи, государственности противника.
Отметим также и то, что войны и вооруженные конфликты XXI в. характеризуются качественным расширением возможного пространства конфликта. В традиционных войнах главным приоритетом оставалось физическое пространство (оборонный потенциал, вооруженные силы, экономический и демографический потенциал противника). С началом нового столетия формат противоборства сместился в сторону ментального (сознание политической элиты, массовое сознание народа, их психологическое состояние, средства массовой информации) и духовного (религиозное сознание народа, общественная мораль, межрелигиозные и внутрирелиги-озные отношения, а также традиционная религиозная система) пространства. При этом военная сила постепенно начинает использоваться в первую очередь для поддержки масштабных «несиловых» операций.
Основной формой войны до начала XXI в. была война на истощение, на физическое уничтожение противника — его населения, экономики, вооруженных сил. Сегодня все чаще заявляется, что поскольку реальная цель войны (как расширенной дуэли, расширенного единоборства) — подчинение противника вражеской воле, то сделать это возможно не только военным путем, но и таким специфическим образом, как уничтожение «достаточного количество мозгов, или правильных мозгов». В этом случае, по мнению, например, американского военного эксперта Р. Шифран-ски, «воля» обязательно умрет вместе с организмом [22]. Этот теоретик считает, что
44
в отличие от формулы Клаузевица его формула «неокорковой (пеосоШса1) войны» направлена на подчинение противника без насилия.
Таким образом, мы можем констатировать, что сущность и содержание войны сегодня расширяются за счет, во-первых, более полного использования глобальных политических, социальных, экономических, культурологических, этнических и религиозных факторов, явлений; во-вторых, использования принципиально новых и более разнообразных видов оружия; в третьих, в связи с более полным включением в нее окружающей и природной среды.
Сегодня война часто приобретает совершенно другой, не явно выраженный характер, как это было в ХХ в. В наши дни война ведется на гораздо более качественном уровне, затрагивающем помимо вооруженных сил и дипломатических каналов информационную, социально-культурную, мировоззренческую, технологическую сферы, а также науку, психологию и внутренний мир человека — область духа и души.
Сложность, динамичность, аритмичность, запутанность и многоакторность современной войны позволяют говорить о появлении нового типа войн, которые могут быть названы многомерными нелинейными войнами. Формой такой войны можно назвать, например, «консциентальную» войну. Ее можно представить как согласованную по целям, задачам, месту и времени систему информационно-пропагандистских и психологических мер, проводимых с применением средств массовой информации, культуры, искусства и других (психотропных, психотронных) средств в течение длительного времени. Предметом поражения и уничтожения в такой войне становятся определенные типы сознания, а их носители, наоборот, могут быть сохранены, если они откажутся от форм сознания, составляющих предмет разрушения и поражения. При этом уничтожение определенных типов сознания предполагает разрушение и переорганизацию общностей, которые консолидируют данные типы сознания. Такая война является комплексной формой воздействия на народ и государство в целом. Она ведется оружием поражения сознания: современными информационными и психологическими методами воздействия на отдельную личность и массы населения.
Такую «новую» войну часто пытаются представить как «войну без потерь», как «безопасную» войну, бесконтактную вооруженную борьбу новейшими военными технологиями и высокоточным оружием шестого поколения, исключающим поражение мирного населения. По расчетам разработчиков, цели этой войны достигаются морально-психологическим подавлением населения, созданием невыносимых условий жизни, разрушением всей социальной и бытовой инфраструктуры.
По их мнению, государство, побежденное в информационно-психологической войне, будет гораздо более выгодной добычей, чем страна, разрушенная в ходе «классических» боевых действий. Они считают, что победитель, сохранив ресурсы, армию и население такого государства, может впоследствии использовать их по своему усмотрению — например, в информационной или «классической» войне против своих геополитических противников.
Алгоритм реализации концепции такой войны был апробирован США в Ираке. Авторы этой концепции — полковник ВВС США Джон Уорден и Д. Дептула, назвали ее теорией пяти колец. По их мнению, для разгрома врага, понимаемого как система, нужно всего лишь просчитать центры тяжести в этой системе и нанести по
45
ним точечные удары при неконтактном ведении боевых действий. Иными словами, суть войны здесь сводится к системе согласованных по целям, месту и времени организационных, разведывательных, пропагандистских, психологических, информационных и других воздействий на противника, заставляющих его двигаться в нужном активной стороне направлении. Авторы концепции рассчитывают, что с помощью системы подобных воздействий можно направить политику противостоящей стороны в стратегический тупик, измотать экономику объекта агрессии неэффективными и непосильными программами, развалить социальную сферу, исказить основы национальной культуры, создать среди интеллигенции «пятую колонну» и т. п. В итоге в государстве будет создана обстановка внутриполитического хаоса, ведущая к снижению его социально-психологического потенциала, экономической и военной мощи.
При этом американские теоретики, осознавая, что вооруженные силы менее всего подвержены психологической обработке, предлагают наносить основной удар по нарастающей схеме: воздействуя на население путем психологических атак, на базовое производство экономическими санкциями, на инфраструктуру путем ее физического вывода из строя и, наконец, их сочетание применить против военно-политического руководства страны.
По их мнению, такая война приводит к тому, что государство будет «взорвано изнутри»: власть потеряет доверие населения, руководство страны и вооруженных сил будет дезориентировано, поскольку любое управленческое решение будет вызывать саботаж и, как итог, армию противника будут встречать в стране как армию освободителей. Даже если армия такого государства сохранит морально-психологическую устойчивость и боевую мощь, то, не имея поддержки населения, без управленческих решений руководства страны, она, в лучшем случае, сможет оказать лишь очаговое сопротивление — организованное на свой страх и риск отдельными командирами.
Вместе с тем анализ концепции «сетецентрической войны» позволяет сделать вывод, что это не новый специфический метод или форма ведения войны, а лишь способ интеграции технических средств разведки, автоматизации управления и огневого поражения посредством информационно-телекоммуникационных сетей связи и передачи данных в целях повышения эффективности ведения боевых действий путем согласования и координации действий имеющихся сил и средств на основе единого информационного пространства и ускорения, вследствие этого — темпов операции и эффективности поражения противника [23, р. 20].
Подготовка к такой войне становится центральной в военной политике США.
Перемещение военных действий в информационное поле повлекло за собой появление в военной доктрине Российской Федерации 2014 г. среди основных внешних военных опасностей пункта об использовании информационных и коммуникационных технологий в военно-политических целях для осуществления действий, противоречащих международному праву, направленных против суверенитета, политической независимости, территориальной целостности государств и представляющих угрозу международному миру, безопасности, глобальной и региональной стабильности.
Добавился также пункт о тенденции смещения военных опасностей и военных угроз во внутреннюю сферу. Так, среди основных внутренних военных опасностей отмечаются: деятельность, направленная на насильственное изменение
46
конституционного строя Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, дезорганизацию функционирования органов государственной власти, важных государственных, военных объектов и информационной инфраструктуры Российской Федерации, а также по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющему целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества.
Особого внимания в анализе современных войн заслуживает вопрос о победе в ней. Принято считать, что война, в отличие от вооруженного конфликта, всегда должна заканчиваться победой. В классическом понимании победа — это «боевой успех, нанесение поражения войскам противника, достижение целей, поставленных на бой, сражение, операцию и войну в целом» [24, с. 561]. В терминологии блока НАТО понятие «победа» тождественно понятию «успех», под которым понимается возможность сворачивания военных действий и вооруженного присутствия в побежденной стране с последующей передачей ответственности и полномочий управления «побежденным государством» местным властям [25]. Традиционные представления о достижении победы в войне сегодня изменяются. Более того, в самых высоких эшелонах международного военного руководства приобретает широкое признание понимание того, что современная война — это устаревший и неадекватный в настоящее время инструмент, заведомо непригодный для достижения требуемых политических результатов. Б. У Брайен в книге «Генералы и война двадцать первого века» пишет: «.война в XXI веке, попросту не работает, она чрезмерна» [26, с. 33].
В 2014 г., после проведения референдума в Крыму, департамент подготовки и научных исследований сухопутных войск США опубликовал с учетом происходящих изменений в сущности войны, ее хаотического и непредсказуемого характера, концепцию действий сухопутных войск в перспективных военных конфликтах с названием «Победить в сложном мире» («Win in a complex world») [27]. Предполагается, что данная концепция будет принята на 2020-2040 гг. Следует обратить внимание — в контексте множественности появившихся рассуждений о войнах будущего как бесконтактных войнах — на сохранение в этой концепции важной роли сухопутных войск.
Во введении к концепции, написанном генералом Д. Дж. Перкинсом, формулируются три современные задачи армии: предотвращение конфликтов, формирование среды безопасности и завершение войны победой. Подчеркнем здесь два важных момента: во-первых, концепция определяет понимание армией облика войны будущего как обязательное условие успешности действий; во-вторых, здесь подчеркивается, что армия будет завершать войну. Тем самым заявляется, что стратегическая победа в этой войне будет определяться не только огневой мощью. В концепции выделяются три системы предпосылок стратегической победы: «несколько дилемм», которые поставят противника в сложное положение выбора вариантов, исключающих друг друга; «нескольких вариантов», позволяющих армии выполнять различные задачи, от непосредственного участия в боях до оказания помощи гражданским структурам во время стихийных бедствий, при этом выполнение задач, не связанных с ведением боев, должно стать одной из основных специализаций армии; «несколько союзников» — других видов и родов войск, помогающих и дополняющих друг друга при выполнении различных задач.
47
Новая оперативная концепция пока не утверждена, однако нет сомнений, что сформулированные в ней подходы станут официальным планом развития сухопутных войск США [27].
Таким образом, уточнение текста военной доктрины РФ обусловлено новыми характерными чертами и особенностями современных военных конфликтов, в частности: комплексным применением военной силы, политических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций; массированным применением систем вооружения и военной техники, высокоточного, гиперзвукового оружия, средств радиоэлектронной борьбы, оружия на новых физических принципах, сопоставимого по эффективности с ядерным оружием, информационно-управляющих систем, а также беспилотных летательных и автономных морских аппаратов, управляемых роботизированных образцов вооружения и военной техники; воздействием на противника по всей глубине его территории одновременно в глобальном информационном пространстве, в воздушно-космическом пространстве, на суше и море; избирательностью и высокой степенью поражения объектов, большей маневренностью войск (сил) и огнем, применением различных мобильных группировок войск (сил); сокращением времени подготовки к ведению военных действий; усилением централизации и автоматизации управления войсками и оружием в результате перехода от строго вертикальной системы управления к глобальным сетевым автоматизированным системам управления войсками (силами) и оружием; созданием на территориях противоборствующих сторон постоянно действующей зоны военных действий; участием в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний; применением непрямых и асимметричных способов действий; использованием финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений [9, п. 15].
Характеризуя принятие новой военной доктрины на расширенном заседании коллегии министерства обороны в декабре 2014 г., Президент РФ В. Путин заявил следующее: «Наша военная доктрина не меняется, она носит исключительно оборонительный характер, однако свою безопасность мы будем отстаивать последовательно и жестко» [28]. Принципиальным в новом документе остается положение о том, что Россия прибегнет к использованию военной силы для отражения агрессии против нее и (или) ее союзников, поддержания (восстановления) мира по решению Совета Безопасности ООН, других структур коллективной безопасности, а также для обеспечения защиты своих граждан, находящихся за пределами Российской Федерации, в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации не иначе как лишь после исчерпания возможностей применения мер ненасильственного характера. Не изменен также и порядок возможного использования ядерного оружия. Оно может быть применено в ответ на применение против России и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против нее с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства [9, п. 27].
Из 14 внешних военных опасностей, способных при определенных условиях привести к возникновению военной угрозы, особо выделим наращивание силового потенциала Организации Североатлантического договора (НАТО) и наделение ее
48
глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права; приближение военной инфраструктуры стран — членов НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем дальнейшего расширения блока; развертывание (наращивание) воинских контингентов иностранных государств (групп государств) на территориях государств, сопредельных с Российской Федерацией и ее союзниками, а также в прилегающих акваториях, в том числе для политического и военного давления на Российскую Федерацию; создание и развертывание систем стратегической противоракетной обороны, подрывающих глобальную стабильность и нарушающих сложившееся соотношение сил в ракетно-ядерной сфере; реализацию концепции «глобального удара».
Об этом свидетельствуют факты. Только за последние 5-7 лет НАТО вложило огромные средства в совершенствование военной инфраструктуры в Польше и странах Балтии. В частности, в Польше по стандартам НАТО оборудованы 7 аэродромов, способных принимать все типы летательных аппаратов, модернизированы литовский аэродром «Зокняй» и латвийский «Лиелварде», реконструирована авиабаза «Эмари» в Эстонии, на которой летом 2012 г. уже базировались американские штурмовики А-10 и заправщики КС-135. На каждом аэродроме созданы центры управления воздушным движением, которые в час Х станут центрами управления воздушными операциями. Еще в 2010 г. в странах Балтии были отработаны вопросы стратегических перегруппировок, оборудованы порты, железнодорожная и шоссейная инфраструктура, даже в балтийских дюнах были построены дороги в направлении на Восток.
Боевые корабли НАТО освоили акватории Балтийского моря. Продолжаются работы по развитию инфраструктуры прибалтийских портов, практически готов к наращиванию военно-морской группировки в Балтике порт Клайпеда, восстановлена Болдерайская военно-морская база.
Появилась информация, что США в рамках развития системы ПРО планируют ставить в Балтийском море плавающие платформы с ракетами-перехватчиками. На территории Польши и Прибалтики создана система разведки и контроля воздушного пространства «Балтнет», в которую входят национальные центры контроля воздушного пространства, сеть новейших РЛС, узлы связи. Сама же система «Балт-нет», региональный центр которой расположен в поселке Кармелава, недалеко от Вильнюса, интегрирована в объединенную систему воздушного наблюдения и раннего обнаружения НАТО. Она позволяет обеспечить сбор и обработку информации о воздушной обстановке над территорией восьми государств, включая Россию и Беларусь. Более того, в Кармелаве размещается современное оборудование известной глобальной разведывательно-информационной системы «Эшелон» [29].
На юге Румынии, на военно-воздушной базе Девеселу в 2015 г. и в Польше в 2018 г. — в Редзиково под городом Слупск на севере страны, недалеко от Балтийского побережья, — будут размещены по 24 противоракеты 8М-3 [30].
В начале февраля 2015 г. генеральный секретарь Йенс Столтенберг заявил о намерении осуществить крупнейшее расширение на восток со времен «холодной войны» — создании сил быстрого реагирования, которые будут сформированы из военнослужащих шести стран — членов ЕС: Франции, Германии, Италии, Польши, Испании и Великобритании. По словам Й. Столтенберга, нынешний состав группы
49
сил реагирования НАТО будет увеличен с 13 до 30 тыс. человек. В странах Прибалтики, в Польше, Румынии и Болгарии, помимо того, будут развернуты шесть командных центров [31].
В доктрине как угрозы также отмечаются намерение разместить оружие в космосе и развертывание стратегических неядерных систем высокоточного оружия; наличие (возникновение) очагов и эскалация вооруженных конфликтов на территориях государств, сопредельных с Российской Федерацией и ее союзниками; растущая угроза глобального экстремизма (терроризма) и его новых проявлений в условиях недостаточно эффективного международного антитеррористического сотрудничества, реальная угроза проведения терактов с применением радиоактивных и токсичных химических веществ, расширение масштабов транснациональной организованной преступности, прежде всего незаконного оборота оружия и наркотиков; наличие (возникновение) очагов межнациональной и межконфессиональной напряженности, деятельность международных вооруженных радикальных группировок, иностранных частных военных компаний в районах, прилегающих к государственной границе Российской Федерации и границам ее союзников, а также наличие территориальных противоречий, рост сепаратизма и экстремизма в отдельных регионах мира; использование информационных и коммуникационных технологий в военно-политических целях для осуществления действий, противоречащих международному праву, направленных против суверенитета, политической независимости, территориальной целостности государств и представляющих угрозу международному миру, безопасности, глобальной и региональной стабильности; установление в государствах, сопредельных с Российской Федерацией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам Российской Федерации; подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств и их коалиций против Российской Федерации.
Невзирая на резкое обострение военно-политической обстановки, Россия по-прежнему считает необходимым нейтрализацию существующих военных опасностей и угроз, прежде всего политическими, дипломатическими и иными невоенными средствами.
Литература
1. Идущие войны на начало XXI века. URL: http:www.warconflict.ru/rus/catalog/?action=shwprd &id=1135(дата обращения: 2.02.2015).
2. Военная угроза и состояние российской армии // ВЦИОМ, пресс-выпуск № 2529. 2014. 4 марта. URL: http//www.wciom.ru (дата обращения: 1.02.2015).
3. Чего боится Россия? // ВЦИОМ, пресс-выпуск № 2762. 2015. 29 января. URL: http//www.wciom. ru (дата обращения: 1.02.2015).
4. Россия и Запад: друзья? враги? // ВЦИОМ, пресс-выпуск № 2761. 2015. 28 января. URL: http// www.wciom.ru (дата обращения: 1.02.2015).
5. Фридман Дж. Следующие 100 лет. Прогноз событий XXI века. М.: Эксмо, 2010. 336 с.
6. Обама Б. Речь президента США на выпускной церемонии в Военной академии Соединенных Штатов // The White House. 2014. 31 мая.
7. Majumdar Д. America's Military Might Is Unmatched: 5 Ways to Keep It That Way // The National Interest. 2015.29.01.
8. Горбачев Ю. Е. Борьба в электронном пространстве усиливается // Независимое военное обозрение. 2015. 30 января. URL: http//www.nvo.ng.ru/concepts/2015-01-30/6_cyber.html (дата обращения: 2.02.2015).
50
9. Военная доктрина Российской Федерации // Российская газета. 2014. 30 дек.
10. Клаузевиц К. О войне / пер. с нем. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2003. 860 с.
11. Сунь-Цзы. Искусство войны. М.: Эксмо, 2011. 480 с.
12. Бергер Дж. Сунь Цзы и Клаузевиц: кто более релевантен современной войне? // Информационно-аналитический портал. Геополитика. 28.11.2013. URL: http://www.geopolitica.ru/article/sun-czy-i-klauzevic-kto-bolee-relevanten-sovremennoy-voyne (дата обращения: 1.02.2015).
13. Rupert Smith R. The Utility of Force: The Art of War in the Modern World. New York, 2008. 448 р.
14. Хоффман Фрэнк Г. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов // Информационно-аналитический портал. Геополитика. 2013. 21 октября. URL: http://www.geopolitica.ru/article/gibridnye-ugrozy (дата обращения: 4.02.2015).
15. Kilcullen D. Out ofthe Mountains: The Coming Age ofthe Urban Guerrilla. Oxford: Oxford University Press, 2013. 352 p.
16. Simpson E. War from Ground Up: Twenty-first century Combat as Politics (Crisis in the World Politics,). Oxford: Oxford University Press, 2012. 285 p.
17. Кревельд М. ван. Трансформация войны. М.: ИРИСЭН, 2005. 344 с.
18. Гаджиев К. С Размышления о тотализации войны: политико-философский аспект // Вопросы философии. 2007. № 8. С. 3-22.
19. Бенуа А. де. Карл Шмитт сегодня / пер. с франц. М.: ИОИ, 2013. 192 с.
20. Тоффлер Э., Тоффлер Х. Война и антивойна: что такое война и как с ней бороться. Как выжить на рассвете XXI века. М.: АСТ, 2005. 379 c.
21. Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Ладомир, 1994. 868 с. (репринт с изд. 1956 г.).
22. Szafranski R. Neocortical Warfare. The Acme of Skill // Military Review. November. 1994. P. 41-45.
23. Cebrowski A. K., Garstka J. Network-Centric Warfare: Its Origins and Future // U.S. Naval Institute Proceedings. 1998. January. 124I. P. 28-35.
24. Военный энциклопедический словарь. М.: Военное изд-во, 1986. 922 с.
25. Рогозин Д. Война и мир в терминах и определениях. Военно-политический словарь М.: Вече, 2011. 640 с.
26. Брайен Б. У. Генералы и война двадцать первого века / пер. с англ. М.: Дом друзей, 2010. 50 с.
27. Win in a Complex World. URL: www.tradoc.army.mil/tpubs/pams/TP525-3-1.pdf (access date: 4.02.2015).
28. Расширенное заседание коллегии Министерства обороны 19 декабря 2014 г. URL: http//www. kremlin.ru/transcripts/47257 (дата обращения: 3.02.2015).
29. В учении НАТО «Трайдент Джанкче-2015» будет задействовано 40 тыс. военнослужащих // Военно-политическое обозрение. АНАЛИТИКА. Геополитика и безопасность. 2013. 4 декабря. URL: http://www.belvpo.com/ru/32143.html (дата обращения: 1.02.2015).
30. Цилюрик Д. США обзавелись земноводными ракетами-перехватчиками // Независимая газета. 2014. 23 мая. URL: http//www.ng.ru/world/2014-05-23/1_usa.html (дата обращения: 4.02.2015).
31. Силы быстрого реагирования НАТО будут состоять из военных шести стран // Федеральное агентство новостей. 2015. 5 февраля. URL: http//www.riafan.ru/209505-silyi-byistrogo-reagirovaniya-nato-budut-sostoyat-iz-voennyih-shesti-stran-es (дата обращения: 3.02.2015).
Статья поступила в редакцию 20 января 2015 г.
51
