CC BY
56
СУДЕБНАЯ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Понятие социальной группы и уголовная ответственность за преступления экстремистской направленности
Королёв Юрий Алексеевич,
Соискатель кафедры уголовного права Уральского государственного юридического университета E-mail: uzefkor@mail.ru
Научная статья посвящена легальной дефиниции преступлений экстремистской направленности. Автор анализирует аргументы сторонников и противников исключения из Примечания 2 к ст. 282.1 УК РФ указания на мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Автор признаёт несостоятельными предложения исключить из дефиниции преступлений экстремистской направленности упоминание социальной группы. Это законодательное решение пошло бы вразрез с нынешним состоянием общественных отношений, а также существенно ослабило бы конституционные гарантии защиты прав человека и гражданина. При этом, термин «социальная группа» нуждается уточнении. Цели и интересы, служащие объединяющей основой социальной группы, не должны противоречить действующему законодательству. Сама по себе не подкреплённая законодательными нормами аморальность целей и интересов социальной группы не лишает её представителей как членов социальной общности повышенных уголовно-правовых гарантий защиты. Именно такое понимание уголовно-правовой сущности социальной группы, по мнению автора, должно найти свое воплощение на практике.
Ключевые слова: социальная группа, экстремизм, преступления экстремистской направленности, экстремистский мотив, ненависть, вражда.
В последние годы в отечественной науке уголовного права всё чаще высказываются критические суждения относительно легальной дефиниции преступлений экстремистской направленности. Юридическая сущность этой категории раскрыта законодателем в Примечании 2 к ст. 282.1 УК РФ посредством указания на побуждающие виновного к совершению преступления мотивы ненависти или вражды, которые изменяют характер и повышают степень общественной опасности деяния. В числе этих мотивов наиболее уязвим для критики мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
Под сомнение ставится необходимость использования термина «социальная группа», который использован законодателем при описании экстремистских мотивов и легальной дефиниции преступлений экстремистской направленности. Однако, вопрос о необходимости его исключения из уголовного закона видится не таким однозначным.
Резким противником криминализации в качестве экстремистского мотива ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы является В.В. Лунев, по мнению которого нахождение этого признака в уголовном законе призвано охранять интересы коррупционеров и, в целом, лиц, неправедно наживших своё состояние [1, с. 108]. Критике термин «социальная группа» подвергается также, в частности, и со стороны А.Г. Кибальника [2, с. 129].
С одной стороны, очевидна размытость и чрезмерная широта объёма понятия «социальная группа», под которое можно произвольно подвести практически любую многочисленную и устойчивую общность людей, которых объединяют совместные интересы и цели. И в этом, безусловно, усматривается опасность чрезмерного и неоправданного применения уголовной репрессии. Так, по оценке С.В. Михайлова, рассматриваемый признак, вкупе с отсутствием в уголовном законе указания на исключительно насильственный характер деяний, делает нормы антиэкстремистского законодательства «каучуковыми», то есть применимыми к неоправданно широкому кругу ситуаций по произвольному усмотрению суда [3, с. 59].
С другой стороны, вряд ли можно отрицать повышенную общественную опасность преступлений, которые совершены, например, по мотивам ненависти или вражды в отношении социальной
5 -о
сз
<
см о см
группы врачей (которых виновный может возненавидеть как объединённую по признаку профессиональной принадлежности общность в силу допущенной в отношении него врачебной ошибки), социальной группы инвалидов, социальной группы болельщиков того или иного футбольного клуба или же социальной группы лиц без определённого места жительства. Как подчёркивает, в частности, Д.А. Мелешко, повышенная общественная опасность таких посягательств обусловлена тем, что их жертвой может стать любое лицо, которое, по мнению преступника, принадлежит к ненавидимой им общности. Тем самым, под угрозу ставится индивидуально неопределённый круг лиц, что также способствует нарастанию в обществе социальных противоречий и конфликтов [4, с. 35].
Подобные преступления направлены на разжигание социальной розни и разобщение членов общества. Поэтому они должны подлежать более суровой юридической оценке, нежели аналогичные деяния, совершённые по мотиву личной неприязни.
Тем самым, посредством соответствующих уголовно-правовых норм антиэкстремистского законодательства обеспечиваются гарантии реализации закреплённого в ч. 2 ст. 19 Конституции РФ принципа равенства. В том числе, и равенства вне зависимости от имущественного и должностного положения, места жительства, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Права граждан не могут быть ограничены по признаку социальной принадлежности.
В этом смысле, как поясняет З.Л. Шхагапсо-ев, «дефиниция социальной группы в уголовном праве имеет более узкие рамки, чем в социологии или других сферах юриспруденции» [5, с. 150]. Указание на социальную группу естественным образом дополняет иные возможные формы дискриминации по иным значимым и прямо прописанным в Конституции РФ признакам - расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности.
Для того, чтобы быть названной социальной, группа людей должна отвечать ряду признаков. В их числе, прежде всего, следующие: многочисленность; устойчивость; соответствие её членов четко усматриваемому единому признаку (половой, территориальной, профессиональной и иной принадлежности и т.п.); единство интересов и целей членов группы. Важное дополнение делает А. Хлебушкин, по мнению которого к социальным группам также следует относить «объединение лиц, осуществляющих совместную социально полезную или социально нейтральную деятельность, вступающих (способных вступить) в общественные отношения именно как представители группы, т.е. устанавливающих в качестве таковых социальную связь с другими субъектами» [6, с. 80].
Совершая преступление по данному экстремистскому мотиву, виновный руководствуется мотивом ненависти, крайней степени неприяз-
ни как в отношении социальном группы в целом, так и, при наличии потерпевшего, к конкретному представителю ненавидимой им социальной группы. С точки зрения уголовного закона, важна именно экстремистская мотивация виновного, при том, что в действительности потерпевший может и не являться представителем той социальной общности, ненависть к которой у виновного послужила побудительной причиной для совершения им преступления.
Вместе с тем, используя рассматриваемый признак, законодатель не делает оговорку относительно направленности целей и интересов, которые должны лежать в основе объединения людей в социальную группу, а также иных характеристик социальной группы. При буквальном толковании текста уголовного закона вполне можно допустить самые абсурдные трактовки, при которых как экстремистский мог бы рассматриваться мотив ненависти к представителям антисоциальной группы. В том числе, например, социальной группы «воры в законе» или же социальной группы «неонацисты».
Поэтому не лишено оснований мнение Е.О. Ру-евой и А.С. Вражнова о том, что «законодателю не стоит исключать из состава ст. 282 УК РФ термин «социальная группа»» [7, с. 40]. Вполне логично и адресованное Пленуму Верховного Суда РФ предложение названных авторов разъяснить понятие социальной группы, посредством указания, в числе прочего, на правомерность целей её существования [7, с. 40]. Сходное предложение было ранее высказано, в частности, Д.И. Леньшиным [8, с. 6].
Однако, если продолжить рассуждения на эту тему, то также неизбежно встаёт вопрос о том, кто именно будет решать, является ли группа асоциальной и преследуют ли её члены правомерные цели? Сам ли виновный, или же асоциальность группы должна объективно подтверждаться посредством законодательного запрета соответствующей общественной организации, либо законодательного запрета целей, которую преследуют члены группы.
Так, к примеру, должно ли получать юридическую оценку по п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ убийство, совершённое по мотиву ненависти или вражды в отношении социальной группы «лица, на возмездной основе предоставляющие сексуальные услуги»? Получается, что нет, так как проституция является не только асоциальным, но и запрещённым ст. 6.11 КоАП РФ видом деятельности. Или, например, если виновный умышленно причиняет средней тяжести вред здоровью лицу в связи с его принадлежностью к социальной группе лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, то деяние должно быть квалифицировано по п. «е» ч. 2 ст. 112 УК РФ в связи с тем, что нетрадиционные сексуальные отношения действующим законодательством не запрещены. Но подобная юридическая оценка видимо уже станет невозможной, если виновный будет объяснять свои действия тем,
что он причинил средней тяжести вред здоровью лицу, являющемуся членом организации, социальной группы, пропагандирующей нетрадиционные сексуальные отношения среди несовершеннолетних. Такая пропаганда запрещена ст. 6.21 КоАП РФ и, следовательно, подобные группы, с точки зрения нынешнего законодательства являются асоциальными. При этом, вопросы вызывает и конституционность самой ст. 6.21 КоАП РФ, карающей в том числе за распространение информации, направленной на формирование у несовершеннолетних «искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений».
Или же, сходный пример: в случае реализации предложения закрепить указание на обязательность правомерных целей социальной группы экстремистским совершенно справедливо не должно признаваться преступление, совершённое по мотивам ненависти или же вражды как в отношении потребителей наркотических средств, так и в отношении торговцев наркотиков, так как оба эти вида деятельности запрещены законом. Первый -административным, а второй - уголовным.
Напротив, не подкреплённая законодательными нормами аморальность целей и интересов социальной группы не должна лишать её представителей как членов социальной общности повышенных уголовно-правовых гарантий защиты. Такой трактовки придерживается правоприменитель и в настоящее время. К примеру, в Кассационном определении от 7 июля 2011 г. № 8-011-10 Верховный Суд РФ указал, что доводы стороны защиты о том, что «панков» нельзя относить к социальной группе, защищаемой Уголовным кодексом РФ, не основан на законе и материалах дела. Суд, проанализировав показания в судебном заседании специалиста Е. и сопоставив их с другими доказательствами, сделал правильный вывод о том, что по смыслу пункта «б» части 1 ст. 213 УК РФ объектом преступного посягательства выступает любая социальная группа как общность людей, связанных системой отношений, регулируемых как формальными, так и неформальными институтами, независимо от того, что они могут противопоставлять себя остальной части общества (в том числе, по показаниям Е., быть с этой точки зрения антисоциальной группой, к каковым она относит и носителей субкультуры «панков») [9].
Острым остаётся вопрос о том, допустимо ли рассматривать в качестве социальной группы в контексте экстремистского мотива преступления социальные группы «чиновники» и «сотрудники правоохранительных органов». Учитывая высказанные замечания, видимо, да, так как интересы и цели этих групп не только не являются асоциальными, но и их представители призваны осуществлять социально полезные функции.
Таким образом, следует признать несостоятельными предложения исключить из дефиниции преступлений экстремистской направленности упоминание социальной группы. Подобное зако-
нодательное решение пошло бы вразрез с нынешним состоянием общественных отношений, а также существенно ослабило бы конституционные гарантии защиты прав человека и гражданина. Совершаемые по мотиву ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы преступления представляют повышенную общественную опасность и должны рассматриваться в качестве экстремистских.
При этом, уголовно-правовое понятие социальной группы уже его социологического понятия, в связи с чем необходимо исходить из обязательной правомерности целей и интересов, которые служат объединяющей основой социальной группы. Сама по себе, без их законодательного запрета, аморальность целей и интересов социальной группы не должна отрицать наличие экстремистского мотива у виновного.
Литература
1. Лунеев В.В. Десять лет Уголовному кодексу Российской Федерации: достоинства и недостатки: (научно-практическая конференция) // Государство и право. 2006. № 9. С. 107-114.
2. Кибальник А. Борьба с экстремизмом и противоречивость уголовной политики // Уголовное право. 2008. № 2. С. 127-131.
3. Михайлов С.В. Юридический анализ дефиниции экстремизма // Судья. 2019. № 4. С. 50-63.
4. Мелешко Д.А. Спорные вопросы квалификации преступлений, совершенных по мотивам ненависти или вражды в отношении социальной группы // Российская юстиция. 2018. № 1. С. 35-36.
5. Шхагапсоев З.Л. Дефиниция социальной группы в преступлениях экстремистской направленности // Общество и право. 2011. № 5. С.147-154.
6. Хлебушкин А. Установление признаков социальной группы при квалификации преступлений экстремистской направленности: теория и судебная практика // Уголовное право. 2013. № 6. С. 74-81.
7. Руева Е.О., Вражнов А.С. Проблемы формулирования дефиниций в преступлениях экстремистской направленности // Российский следователь. 2019. № 4. С. 36-40.
8. Леньшин Д.И. Преступления экстремистской направленности по уголовному праву Российской Федерации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2011. 24 с.
9. Кассационное определение Верховного Суда РФ от 07.07.2011 № 8-011-10 // Справочная правовая система «КонсультантПлюс».
THE CONCEPT OF A SOCIAL GROUP AND CRIMINAL RESPONSIBILITY FOR EXTREMIST CRIMES
Korolev Yu.A.
Urals State Law University
The scientific article is devoted to the legal définition of extremist crimes. The author analyzes the arguments of supporters and oppo-
5
"O
C3
<
nents of the exclusion from Note 2 to Art. 282.1 of the Criminal Code of the Russian Federation indicating the motive of hatred or enmity in relation to any social group.
The author recognizes the proposals to exclude the mention of a social group from the definition of extremist crimes as untenable. This legislative decision would run counter to the current state of public relations, and would also significantly weaken the constitutional guarantees for the protection of human and civil rights. At the same time, the term «social group» needs to be clarified. The goals and interests that serve as the unifying basis of the social group should not contradict the current legislation. The immorality of the goals and interests of a social group, which is not in itself supported by legislative norms, does not deprive its representatives as members of a social community of increased criminal-legal guarantees of protection. It is this understanding of the criminal legal essence of a social group, according to the author, that should be embodied in practice.
Keywords: social group, extremism, crimes of extremist orientation, extremist motive, hatred, enmity.
References
1. Luneev V.V. Ten years of the Criminal Code of the Russian Federation: advantages and disadvantages: (scientific and practical conference) // State and Law. 2006. № 9. S. 107-114.
2. Kibalnik A. Fight against extremism and the inconsistency of criminal policy // Criminal law. 2008. № 2. S. 127-131.
3. Mikhailov S.V. Legal analysis of the definition of extremism // Judge. 2019. № 4. S. 50-63.
4. Meleshko D.A. Controversial issues of qualification of crimes committed based on hatred or enmity in relation to a social group // Russian Justice. 2018. № 1. P. 35-36.
5. Shkhagapsoev Z.L. The definition of a social group in extremist crimes // Society and Law. 2011. № 5. S. 147-154.
6. Khlebushkin A. Establishing the characteristics of a social group when qualifying crimes of an extremist orientation: theory and judicial practice // Criminal law. 2013. № 6. S. 74-81.
7. Rueva E.O., Vrazhnov A.S. Problems of Formulating Definitions in Extremist Crimes // Russian Investigator. 2019. № 4. P. 3640.
8. Lenshin D.I. Extremist Crimes in the Criminal Law of the Russian Federation: Author's abstract. dis. ... Cand. jurid. sciences. M., 2011.24 p.
10. The cassation ruling of the Supreme Court of the Russian Federation dated 07.07.2011 № 8-011-10 // Reference legal system «ConsultantPlus».
CM
o
CM
