CC BY
37УДК 327
ПОЛЬСКИЕ ДЕПУТАТЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ И ГОСУДАРСТВЕННОГО СОВЕТА И ИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В НАЧАЛЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Доктор исторических наук, заведующий кафедрой всемирной истории Варминско-Мазурского университета в Ольштыне, Польша.
Юрковский Роман br@uwm.edu.pl
Аннотация. Показан состав Польского коло в Государственной Думе и Государственном Совете Российской империи в период Первой мировой войны. Охарактеризована политическая дискуссия по вопросам предоставления Польше самоуправления и независимости. Раскрыта ограниченность и непоследовательность позиции имперской власти по польскому вопросу.
Ключевые слова: Российская империя, Царство Польское, международные отношения, польский вопрос, Польское коло, Государственная Дума, Государственный Совет.
POLISH DEPUTIES OF THE STATE DUMA AND THE STATE COUNCIL AND THEIR ACTIVITIES AT THE BEGINNING OF THE FIRST WORLD WAR
Doctor of Historical Sciences, Head of the Department of World History, The University of Warmia andMazury in Olsztyn, Poland.
Jurkowski Roman br@uwm.edu.pl
Abstract. The composition of the Polish Colo in the State Duma and the State Council of the Russian Empire during the First World War is shown. The political discussion on the issues of giving Poland self-government and independence is characterized. The limited and inconsistent position of the imperial power on the Polish question is revealed.
Keywords: Russian Empire, Kingdom of Poland, international relations, Polish question, Polish Colo, State Duma, State Council.
Канун Первой мировой войны был не лучшим периодом для польско-русских отношений, а также для польских политических кругов, настроенных на сотрудничество с Россией. Такая ситуация сложилась, прежде всего, из-за отказа Государственного Совета поддержать 12 мая 1914 г законопроект о самоуправлении в Царстве Польском [3]. Важно, что этот проект, рассмотрение которого началось еще в 1905 г., в июне 1913 г. все же был принят Государственной Думой [7, стб. 2106-2107.]. Вероятно, с ним готовы были согласиться также Николай II и председатель Совета министров Российской империи В.Н. Коковцов, которые по настоянию министра иностранных дел С.Д. Сазонова
и в связи с ухудшающейся международной ситуацией пришли к выводу, что следует в этом вопросе пойти полякам навстречу [23, с. 373]. Решение Государственного Совета, отклоняющее проект, уже одобренный Думой, вызвало недоумение и, возможно, даже недовольство в Зимнем Дворце. Даже такие неприязненно настроенные по отношению к полякам журналы, как «Голос Москвы» [4] и «Гражданин» (последний в лице князя В. Мещерского), подвергли осуждению результаты этого голосования [31, 3. VI. 1914]. 5 июня 1914 г император направил даже специальный рескрипт на имя министра внутренних дел, в котором даже рекомендовал повторное внесение в Государственную Думу всего проекта, отвергнутого Государственным Советом. Четыре дня спустя этот законопроект поступил в канцелярию Государственной Думы [2, 10. VI. 1914], однако война остановила дальнейший ход этого дела.
В такой ситуации Польское коло в IV Государственной Думе, в котором в начале работы насчитывалось 9 членов, в знак протеста рассматривало вариант коллективного отказа от мандатов, чего все же не произошло, но два депутата - председатель Коло Юзеф Свежинский (Радомская губерния) и активный сторонник местного польского самоуправления Мариан Киниорский (Варшавская губерния) в июне 1914 г. сложили с себя депутатские полномочия, после чего в Польском коло осталось 5 депутатов. В Государственном совете в общей сложности в начале 1914 г. было 11 польских депутатов: 6 от губерний Царства Польского, 3 от Виленской, Ковенской и Гродненской губерний и 2 - от курии представителей промышленности и торговли. Решение Государственного Совета, принятое за два месяца до начала войны, уничтожающее подготовленный в течение нескольких лет проект правительства, принятый после долгих дискуссий Думой, было политическим шагом, который значительно ограничивал влияние двух крупных польских политических партий, направленных на поиск сотрудничества с Россией, - Национально-демократической партии (так называемая эндеция) и Партии реальной политики (так называемыя реалисты или угодовцы).
В июле 1914 г. в Варшаву приехал профессор А. Погодин (1872-1947), славист, который в 1902-1908 гг. работал в Варшавском университете и считался приятелем поляков. В ответ на польское выступление, касающееся налаживания сотрудничества с Россией, он сказал открыто и без обиняков, что «у поляка только один друг, т. е. он сам, а остальные граждане русского государства относятся к польскому делу безразлично» [41, s. 171].
Когда 19 июля 1914 г. Германия объявила войну России, ни правительство, ни император, ни две парламентские палаты совсем не были готовы по-новому решить польский вопрос. Польские депутаты в Государственной Думе и в Государственном Совете опередили правительство и русских политиков. 26 июля 1914 г., на чрезвычайном заседании Думы [11, с. 2052], депутат В. Яронский внес официальную декларацию Польского коло [5, с. 21], а на IX сессии Государственного Совета [11, № 190, с. 2054], в тот же день, похожую декларацию внес ковенский депутат А. Мейштович. В. Яронский был единственным депутатом Польского коло, находящимся в это время в Петербурге (остальные уехали на парламентские каникулы). Декларация Польского коло подчеркивала судьбоносный характер момента «столкновения славянства с германским миром» и одновременно указывала на трагическую ситуацию польского народа,
«лишенного независимости и возможности свободно раскрыть свою волю». Этот трагизм, по мнению депутата В. Яронского, заключается не только в превращении польских земель в арену войны и во всех связанных с ней ужасах, но, кроме того, в том факте, что «разорванный на три части польский народ увидит своих детей во вражеских лагерях» [36, s. 220]. Польский депутат с некоей застенчивостью все же предлагал: «Несмотря на разделение нашей земли, мы должны составлять одно целое, через чувство и доброжелательность по отношению к славянам». Занятие такой позиции, кроме правого дела, диктует нам наше политическое чутье. Декларировалось также, что польско-русские дискуссии следует отсрочить на послевоенный период, поскольку значительность времени, которое переживаем, должно передвинуть на задний план «всякие внутренние счеты». Этот тезис также подкреплялся ссылкой на Грюн-вальдскую битву: «Пусть с Божьей помощью славянство, под эгидой России, победит тевтонцев, похоже как пять столетий назад это сделали под Грюнваль-дом Польша и Литва!» Воззвание заканчивается призывом, обращенным к России: «Чтобы пролитая нами кровь, и ужасы этой братоубийственной для нас войны, привели к соединению разорванного на три части польского народа» [36, s. 220].
В Государственном Совете Алксандр Мейштович выступал похожим образом: «Жертвы, которые понес польский народ во время настоящей войны, будут особенно велики... потому что польскому народу, разделенному между тремя державами, придется бороться в рядах враждебных армий» [32, s. 9]. Его декларация была еще более осторожной, чем Виктора Яронского, в ней не было требования объединения польских земель: «Поляки выполнят свою обязанность и начнут бой, чтобы отбить прусский Drang Nach Osten, припоминая известное сражение, в котором рядом с поляками и литовцами храбро боролись смоленские полки. Кровь поляков прольется во имя доброго дела. также для того, чтобы похоронить вечные польско-русские распри для устойчивого вечного согласия поляков с русскими» [32, s. 9]. Обе декларации польских депутатов в начале Первой мировой войны опередили не только русское правительство, но вышли на день раньше первой совместной прокламации «главнокомандования немецкой и австро-венгерской восточной армии», которая провозглашала, что обе армии несут полякам свободу, независимость, свободу вероисповедания, уважение к религии и «освобождение от московского ига» [36, s. 220-221].
Декларацию, внесенную Виктором Яронским, высоко оценил руководитель эндеции Роман Дмовский: «Никогда в жизни ни один наш политический шаг так меня не порадовал. Мой друг, келецкий депутат, сказал в своей декларации то, что следовало сказать в данный значительный момент. Высказал наше стремление к объединению польских земель, представил программу войны за польское дело и поставил ее в форме, которая лишала оружия противников войны, русских германофилов, путем сильного подчеркивания нашей солидарности с Россией» [37, s. 154].
После собственных деклараций и указанных воззваний с противоборствующей стороны, польские политики в Варшаве и Петербурге ожидали решения русского правительства или самого Николая II. Но никакого заявления не прозвучало. 1 августа 1914 г., т. е. спустя 6 дней после польских деклараций,
верховный главнокомандующий российской императорской армией Великий князь Николай Николаевич издал манифест «К полякам», в котором пообещал воссоединение всех польских земель. Среди всех трех воззваний это было наиболее продуманным и обещало больше, чем остальные. Его наиболее весомая часть звучала следующим образом: «Полтора века назад, живое тело Польши было разорвано на части, но ее душа не умерла. Она жила надеждой, что придет время воскресения для польского народа и для братского примирения с Великой Россией. Русское войско несет вам блаженную песнь данного примирения. Пусть сотрутся границы разделяющие на части польский народ. Пусть польский народ соединится в одно целое под скипетром Русского Императора. Под этим скипетром возродится Польша, свободная в своей вере, языке и самоуправлении» [36, s. 223-224].
Данное воззвание произвело достаточно сильное впечатление не только в польской политической среде, но также и в массе польского населения. Даже польские помещики из западных губерний, к которым оно прямо не относилось, потому что говорило только о землях Царства Польского, приняли его с энтузиазмом. «Воззвание Великого князья Николая Николаевича, обещающее автономию Польши, вызвало мой энтузиазм. Я хотел бы вступить в русскую армию и бороться за автономию Польши. Тогда я слепо верил в эти обещания» [34, s. 169], - вспоминал Ежи Мантейффель-Шоеге, польский помещик из Курляндской губернии. Для некоторых помещиков, например Чапских из Минской губернии, воззвание Великого князя давало возможность для нового отношения к русским. Мария Чапская вспоминала: «Такого языка мы не знали. Таких обещаний со стороны царской России никто из нас не ожидал. Мы приняли их с доброй верой, даже энтузиазмом. Впервые отец организовал в Пржилуках прием для русских, которые, как правило, никогда не приглашались в польские дома» [27, s. 256]. Волна верноподданических писем и телеграмм из Царства Польского и западных губерний заполнила канцелярии местных губернаторов и самого Зимнего Дворца. Словно никем не замечалось, что воззвание не имело статуса государственного документа, что его не визировал ни председатель Совета министров Российской империи, ни тем более царствующий император. Однако не вызывает сомнений, что это воззвание Великого князя и позднейшие два дополняющие являлись основой для активных действий польских политиков, связывающих с Россией надежды на восстановление польского государства.
Граф Сигизмунд Велепольский, депутат Государственного Совета от Царства Польского, был принят 28 августа 1914 г. Николаем II. В ответ на слова благодарности за воззвание Великого князя император засвидетельствовал, что тот помнит о своих польских подданных и что уже скоро поляки получат от России значительно больше, чем это обещано Манифестом Великого князя Николая Николаевича. К этим обещаниям присоединились французский и английский послы, которые подтвердили, что для государств, «находящихся в союзе важной является реализация российских обещаний» [41, s. 178].
Но вскоре стало совершенно ясно, что своих обещаний царь выполнять не собирается и на этой декларации все и закончилось. Как писал в своих воспоминаниях М. Родзянко, «на следующий день после публикации воззвания к полякам, начались странствия делегаций крайне правых к царю... повсеместным
было опасение, что признание Польше автономии может привести к расчленению государства и отделению от него Царства. Этот аргумент убедил царя, потому что министру внутренних дел было поручено задание охлаждения растущего народного чувства у поляков» [1, с. 23].
Воззвание Великого князя было для русского правительства неожиданностью. Вероятно, для многих даже неприятной неожиданностью. Акция с адресами вызвала здесь реакцию совсем другую, чем ожидали поляки. Император быстро забыл об обещаниях, данных С. Велепольскому, о чем стало известно уже осенью 1914 г. Поэтому в декабре 1914 г. министр внутренних дел Н. Маклаков, как враг какой-либо автономии для Царства Польского, разослал губернаторам циркуляр, объясняющий, что «воззвание не касалось Надвислянского края, а лишь земель, которые пока не принадлежат Русской Империи, и которые только будут завоеваны в ходе войны» [30, s. 66]. Продолжалась традиционная ограничительная политика по отношению к польскому населению. Новой проблемой стала ситуация в Восточной Галиции, части Австро-Венгрии, занятой русскими войсками осенью 1914 г., где новый военный губернатор граф Григорий Бобринский, общаясь с польским населением, прибегал к особо суровым мерам, не обращая внимания на протесты польских политиков из лагеря эн-деции. Он не принимал логики и аргументов, что на этой территории должна возникнуть Польша, объявленная Великим князем, находящаяся в унии с Россией. В такой ситуации суровость и жестокость российских властей вызывала заметную неприязнь поляков к России.
С осени 1914 г. до начала 1915 г. при Совете министров прошли дискуссии по проектам автономии для Царства Польского. Они проходили при отсутствии поляков, а значит, и при отсутствии польских депутатов. В связи с этим обозначим только основные аспекты дискуссии. Группа противников автономии, или даже введения ограниченного местного самоуправления, была наиболее сильной и влиятельной. К ней принадлежали: председатель Совета министров И. Горемыкин, заместитель председателя Б. Штюрмер, министр внутренних дел Н. Маклаков, министр юстиции И. Щегловитов, министр просвещения Л. Кас-со и граф М. Таубе. Идею автономии поддерживали министр иностранных дел С. Сазонов, заместитель министра А. Нератов, министр сельского хозяйства А. Кривошеин и военный министр В. Сухомлинов. Позиция этих министров была обусловлена в первую очередь практическими аспектами: во-первых, в Министерстве иностранных дел опасались использования этого вопроса государствами Тройственного союза, во-вторых, учитывалось влияние польской эмиграции в Европе и в США.
В свою очередь, военное министерство было заинтересовано в лояльности поляков и спокойствии в тылу фронта. Министр С. Сазонов по поручению премьер-министра, в начале ноября 1914 г., представил свой проект, весьма ограниченный после протестов противников автономии, он был преобразован в правительственный проект, получивший благосклонность царя. Проект предполагал, что будущий Польский Край (избегалось название Польша) будет создан из губерний Варшавского генерал-губернаторства и земель, захваченных Германией и Австрией. Вопрос о политическом устройстве был оставлен до времен окончания войны [40, s. 114]. Также был подготовлен проект министра Н. Маклакова и князя П. Енгалычева (с 23 декабря 1914 г. являвшегося Вар-
шавским генерал-губернатором), который 18 февраля 1915 г. был оформлен в Совете министров как «Главные принципы строя Польского Края» [40, s. 116-118]. Согласно этому проекту автономия сводилась к обычному местному самоуправлению, в небольшой степени отличающемуся от земства по законам 1890 г. Этот проект никоим образом не удовлетворял польских политиков, даже тех, которые принадлежали к самому пророссийскому лагерю. Он вызвал политическое противодействие польских депутатов. Граф С. Велепольский, который имел доступ к Николаю II, во время аудиенции 27 апреля 1915 г. передал ему меморандум по польскому вопросу, согласованный с Национальным польским комитетом. Этот документ включал шесть основных принципов, на которых польские политики хотели основывать автономию польских земель. Главное - это должна быть территориальная автономия с собственными законодательными учреждениями и национальным правительством [12, с. 50-53.]. Последствием этого меморандума было совещание, созванное по поручению царя 21 мая 1915 г., в котором, кроме премьер-министра, министра внутренних дел, министра просвещения (П. Игнатьева) и варшавского генерал-губернатора П. Енгалычева, участвовали тоже поляки: члены Государственного Совета граф С. Велопольский, И. Щебеко, депутаты Государственной Думы Ян Гару-севич, Любомир Дымша; остальные польские политики (Е. Добецкий, В. Граб-ский и Р. Дмовский) были членами Государственного совета и Думы прежних созывов [18, л. 95-112]. Все поляки защищали программу, представленную графом С. Велепольским, но ничего не добились. И. Горемыкин признал встречу лишь как совещание «информационное для российского правительства», и ни один из министров не ответил по существу на польские требования. Это вызвало очередное ходатайство неутомимого С. Велепольского к Николаю II, в результате которого дело продвинулось в том смысле, что все же была создана польско-русская совместная комиссия. Само название комиссии определяло круг вопросов, которые она должна обсудить, т. е. порядок осуществления начал, возвещенных в воззвании Верховного Главнокомандующего от 1 августа 1914 г. [22, л. 2]. Польские представители в этой комиссии (Р. Дмовский, Е. Добецкий, В. Грабский, Я. Гарусевич, И. Щебеко и С. Велепольский), похоже, как и месяц назад, безуспешно пытались убедить русских членов комиссии (7 человек, под руководством государственного секретаря С. Крыжановского), что автономия польских земель даст России одни выгоды, «создавая западный бастион защиты российского императорства, а также других славянских стран от политической и экономической экспансии Германии [22, л. 3-6]. Но это вновь не принесло ожидаемых результатов, русские бюрократы строго придерживались проекта, выработанного Н. Маклаковым и П. Енгалычевым, который обеспечивал Царству Польскому слегка расширенное местное самоуправление по земскому образцу. Комиссия не сформулировала никаких общих положений. Впрочем, заключение ее работы выпало на время внезапного отступления российских войск из Царства Польского, под напором германо-австрийского наступления. В таких условиях любая декларация российского правительства имела лишь пропагандистский характер.
При этом удивительно, что 1 августа 1915 г., когда после проигранной битвы под Горлицами российские войска со 2 мая заметно отступили, премьер-министр Иван Горемыкин, открывая III сессию Государственной Думы,
поднял польский вопрос, говоря: «Его Императорское Величество поручил Совету министров разработать проект законов, признающих право Польши на организацию собственной национальной, культурной и экономической жизни, основанной на автономии под скипетром императоров России и с соблюдением государственного единства» [38, s. 545]. Учитывая, что 5 августа 1915 г. российские войска покинули Варшаву, декларация премьер-министра И. Горе-мыкина являлась лишь очередным устным обещанием, которое для поляков на польских землях уже не имело никакого значения.
В свою очередь, данная декларация для польских депутатов, с момента оформления Прогрессивного блока в Думе [10, с. 500-501], [15] и Государственном Совете, предоставляла новые возможности и формы действия. В Государственном Совете 19 августа 1915 г. был избран состав 5 так называемых особых совещаний, в состав которых вошли также поляки. В Совещании по вопросам обороны оказался И. Щебеко, в Совещании по вопросам обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу - А. Мейштович, по вопросам устройства беженцев (создано 1 сентября 1915 г.) - К. Скирмунт и Ч. Карпинский.
Закулисные договоренности по поводу вступления польских депутатов Государственного Совета в Прогрессивный блок освещал «Дзенник Петрогрод-ски» ("Dziennik Piotrogrodzki") - польская газета, издаваемая в Петрограде. В сентябре 1915 г. в ней сообщалось, что сложившаяся ситуация была вызвана тем, что Польское коло в Государственном Совете хотело занять активную позицию по отношению к оппозиции, возникшей в обеих законодательных палатах. Поляки в Государственном Совете, со времени начала их избирания в эту палату, всегда принадлежали к так называемой Группе центра. Когда возник Прогрессивный блок, вся Группа центра присоединилась к нему, и поляки оказались перед совершившимся фактом. Надо отметить тот факт, что руководство Группы центра даже не связывалось по этому вопросу с польскими депутатами [28, 10. IX. 1915]. По этой причине отношение поляков из Государственного Совета к Прогрессивному блоку было весьма сложное. Польские представители формально поддерживали блок, но с оговоркой, что «оставляют за собой право на отдельное выступление и голосование в Государственном совете по тем вопросам, в которых были наиболее заинтересованы, т. е. в проблематике польско-русских отношений» [13, 1. IX. 1915].
Польские депутаты обеих парламентских палат, вскоре после выступления премьер-министра И. Горемыкина, выступили 13 августа 1915 г. вместе с группой русских депутатов со специальным меморандумом в Думе и Государственном Совете, в котором требовали отмены всех «административных распоряжений против поляков в области политических, гражданских и вероисповедных прав» [40, s. 204]. Тут речь шла о положениях, ограничивающих поляков и католиков, принятых после 1863 г. в западных губерниях в качестве наказания за Январское восстание. Важнейшим требованием являлась отмена запрета на оборот земель поляками и разрешение на свободный доступ к службе в государственных учреждениях. В меморандуме отмечалось, что «в Литве и на русских землях количество поляков составляет два с половиной миллиона и им принадлежит почти половина земельной собственности» [33, s. 30].
Это заявление имело большое значение для всего польского пророссийско-го лагеря, поскольку в военной ситуации поддержка такого обращения могла стать жестом доброй воли правительства и обеих палат по отношению к польскому населению, а тем самым могла бы усилить позиции сторонников России, которые были значительно ослаблены после маневров правительства вокруг вопроса об автономии Царства Польского. Но Дума не проявляла желания заняться требованиями польских депутатов - дебаты постоянно откладывались, и наконец заявление не получило законодательного продолжения [39, s. 313]. К нему вернулся виленский депутат Государственной думы граф Л. Путткамер в феврале 1916 г., когда на заседании Думы он еще раз внес заявление об отмене ограничений, но встретился с резким сопротивлением русских националистов из западних губерний. Против выступил также министр юстиции А. Хвостов, который считал, что отмена ограничений приведет к «развитию опасного для России "полонизма"» [39, s. 315].
Польских депутатов Государственного Совета из Царства Польского охватывало также военное законодательство, касающееся выборов в Государственный Совет из губерний, занятых врагом. В 1915 г. заканчивались полномочия 6 выборных польских депутатов. С. Годлевский, Ч. Карпинский, С. Лещин-ский, И. Щебеко, граф С. Велепольский и С. Велиовейский должны, согласно положению о выборах, покинуть Государственный Совет осенью 1915 г., потому что с момента последних выборов в 1912 г. прошли предусмотренные законом три года. Но выборы из-за германской оккупации, конечно же, не могли состояться, поэтому потребовалось создание правового прецедента на период войны. Уже в середине июня 1915 г. было обсуждено в правительстве объявление специального правового акта, продлевающего мандаты этих депутатов до конца войны. 12 июля 1915 г. И. Голубев, как член Законодательной комиссии Государственного Совета, направил заявление министру внутренних дел Н. Щербатову с вопросом: если бы Государственный совет одобрил идею продления полномочий, может ли Совет министров, согласно параграфу 54 Закона о Государственном Совете, принять на себя разработку проекта такого права, или это должен сделать сам Государственный Совет? [19, л. 144]. На заседании Совета министров 14 июля было принято решение, что этим вопросом будет заниматься Государственный Совет, в котором на заседании Законодательной комиссии был подготовлен соответствующий проект, рассмотренный 21 июля 1915 г., «О временном отступлении в действии Государственного совета от законов о выборах членов Государственного совета среди населения Царства Польского» [20, л. 3]. На пленарном заседании Государственного совета 24 июля 1915 г. проект был принят единогласно [8, с. 55], а 25 июля был передан в канцелярию Думы с просьбой к председателю Думы М. Родзянко как можно скорее рассмотреть его в нижней палате. Законодательная комиссия, работавшая под председательством Н. Антонова, 3 августа 1915 г. дала положительное заключение, и проект 11 августа 1915 г. был принят Государственной Думой [20, л. 6-9.]. Он стал правовым актом 22 августа 1915 г., после того как свою подпись под ним поставил царь Николай [24, с. 1768].
Год спустя аналогичным юридическим решением были продлены полномочия трех польских членов Госсовета из Виленской, Ковенской и Гродненской губерний: С. Лопацинского, А. Мейштовича и К. Скирмунта, - поскольку
губернии, от которых они были выбраны, оказались в значительной части заняты немцами. Проект продления их полномочий был внесен в Законодательную комиссию Государственного совета 17 февраля 1916 г. [19, л. 191-192], а 14 марта 1916 г. был принят на пленарном заседании этой палаты [9, с. 775777.]. Дума проголосовала за него 4 апреля 1916 г. [21, л .15], а царь утвердил 8 апреля 1916 г. [25, с. 837]. Германская оккупация западных губерний лишила избранных от них дворян-землевладельцев доходов от имений. Возник вопрос об их финансовом обеспечении во время работы в Государственном Совете в Петрограде.
Константин Скирмунт, хотя никогда не был государственным чиновником, но с 1910 г. имел чин коллежского асессора, а с 1911 г. - придворный чин камергера [17, л. 10]. А. Мейштович с 1904 г., после торжества открытия в Вильнюсе памятника Екатерине II, получил чин камер-юнкера [16, л. 6]. Таким образом, они оба имели придворные чины при царском дворе. К. Скирмунт обратился к государственному секретарю С. Крыжановскому с просьбой о «возмещении из средств Государственной Казны ущерба, который был нанесен ему в связи принужденным продлением сессии Государственного совета» [17, л. 22]. Ссылаясь на письмо С. Крыжановского, он обращался в августе 1915 г. к премьер-министру И. Горемыкину с письмом, в котором ходатайствовал о предоставлении одноразовых субсидий. Премьер-министр согласился, и это решение затем утвердил Николай II. О решении императора, назначившего ему 3500 руб. «одноразовой выплаты», премьер-министр информировал К. Скирмунта в сентябре 1915 г. [17, л. 25]. Несколько позднее с подобным ходатайством к С. Кры-жановскому обратился А. Мейштович. В октябре 1915 г. государственный секретарь информировал премьер-министра «о исходатайствовании возмещения ему, в путях Монаршей личности, убытков понесенных в связи с преждевременным прекращением сессии Государственного совета» [16, л. 11]. Похоже, как в случае с К. Скирмунтом, император согласился на одноразовую сумму 2500 руб., о чем премьер-министр И. Горемыкин проинформировал Государственного секретаря в письме от 28 октября 1915 г. [16, л. 12]. Такую же сумму получил Станислав Глезмер - депутат Государственного совета от курии торговли и промышленности. Следует отметить, что оба члена госсовета стали затем министрами в свободной Польше - Константин Скирмунт - министром иностранных дел (1921-1922), а Александр Мейштович - министром юстиции (1926-1928).
На протяжении всего 1916 г. польские депутаты продолжали активную законодательную работу, выдвигали также другие проекты, например, ускорения работы над уставом Царства Польского, дискутировали по некоторым аспектам польского вопроса, поставленным в программе Прогрессивного блока, и выступали после деклараций премьер-министра Б. Штюрмера и министра С. Сазонова (известная речь Яна Гарусевича 22 февраля 1916 г.). До момента объявления Германией и Австро-Венгрией так называемого акта 5 ноября 1916 г., провозглашающего создание под их эгидой польского государства, в России ничего в польском деле не было решено, ни русским правительством, ни законодательными палатами (впрочем, у них и не было полномочий решать такие серьезные вопросы, как изменение политического устройства).
Только 19 ноября 1916 г. новый премьер-министр А. Трепов сказал в Думе: «Мы хотим восстановить свободную Польшу в ее этнографических границах и в неразрывной связи с Россией» [14, № 249]. Поляки также после германо-австрийского акта от 5 ноября 1916 г. дождались наконец-то официального поднятия польского вопроса Николаем II. Только в Новогоднем приказе по армии и флоту от 12 декабря 1916 г. император сказал, что одной из целей войны для России является «создание свободной Польши, состоящей из трех сегодня разорванных районов» [35, s. 450]. Однако это были лишь объявления. Дальнейшие действия царского правительства, Думы и Государственного Совета, к сожалению, ничего не изменили - основным барьером был здесь вопрос признания независимости Польши. Этот барьер сломало только Временное правительство в воззвании «К полякам», опубликованном 18 марта 1917 г., которое прямо говорило о «независимой и суверенной Польше». Нужно согласиться с мнением, что нерешенность в годы Первой мировой войны национальных вопросов, первым среди которых стоял польский, и восприятие их как «чужих»-«других» стали «весомой причиной углубления общенационального конфликта и распада Российской империи» [26, с. 109].
Литература
1. Родзянко М.В. Государственная Дума и февральская революция 1917 года // Архив Русской Революции. Т. VI. Берлин, 1922. С. 23.
2. Голос Москвы. 10. VI. 1914.
3. Голос Москвы. 14. V. 1914; Речь. 13. V. 1914.
4. Голос Москвы. 22. V. 1914.
5. Государственная Дума, стенографические отчеты. Четвертый созыв, чрезвычайная сессия, заседание 26. VII. 1914. СПб., 1914. С. 21.
6. Государственная Дума, стенографические отчеты. Четвертый созыв, чрезвычайная сессия, заседание 26. VII. 1914. СПб., 3.
7. Государственная Дума, стенографические отчеты. Четвертый созыв. созыв, сессия 1. Ч. III. СПб., 1913. Стб. 2106-2107.
8. Государственный Совет, стенографические отчеты, сессия XI, заседание 5. 1915 г. С. 55.
9. Государственный Совет, стенографические отчеты, сессия XII, заседание 2. 1916 г. С. 775-777.
10. Демин В.А. Прогрессивный блок // Государственная Дума Российской Империи 1906-1917. Энциклопедия. М., 2008. С. 500-501.
11. Императорский указ об одноразовом, чрезвычайном созыве Государственной думы // Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. 1914, I отделение. № 188. С. 2052.
12. Меморандум члена Государственного Совета гр. Сигизмунта Веле-польского от 27 апреля 1915 года // Русско-польские отношения в период мировой войны / предисл. М.Г. Валецкого; текст подготовлен для печати Н.М. Ла-пинском, М.-Л., 1926. С. 50-53.
13. Новое время. 1. IX. 1915.
14. Правительственный Вестник. Речь Председателя Совета Министров, статус секретаря А.Ф. Трепова. 1916. № 249.
15. Прогрессивный блок был создан в Думе 25 августа 1915 г. и объединял 236 депутатов из общего числа 397, участвующих в заседаниях Государственной думы в августе 1915 г.
16. РГИА. Ф. 1162. Оп. 6. Д. 746. Л. 11
17. РГИА. Ф. 1162,. Оп. 6. Д. 803. Л. 10. 1 января 1917 г. получил IV гражданский чин реального советника.
18. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 95-112.
19. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 8. Л. 144.
20. РГИА. Ф. 1278. Оп. 5 (1915 г.) . Д. 807. Л. 3.
21. РГИА. Ф. 1278. Оп. 5. Д. 838. Л. 15.
22. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1162. Оп. 4. Д. 57. Л. 2. (Заседание комиссии состоялось 22-27, 29-30 июня 1915 г.) Протокол Высочайшего учрежденного совещания для предварительного обсуждения вопроса о порядке осуществления начал, возвещенных в воззвании Верховного Главнокомандующего от 1 августа 1914 г.
23. Сазонов С. Воспоминания, Париж, 1927. С. 373.
24. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенат. 1915, I отделение. № 233.С. 1768.
25. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. 1916, I отделение. № 108. С. 837.
26. Циунчук Р. А. Национальный вопрос в Государственной думе накануне и в годы Первой мировой войны // Российская история. 2014. № 5. С. 109.
27. Czapska M. Europa w rodzinie. Wstçp Philippe Ariès. Poslowie Konstanty Jelenski. Warszawa, 1989. S. 256.
28. Dziennik Piotrogradzk. 10. IX. 1915.
29. Gazeta Warszawska. 26. V. 1914.
30. Grossfeld L. Sprawa polska w pierwszej wojnie swiatowej // Ruch robotniczy i ludowy w Polsce (1914-1923). Warszawa, 1960. S. 66.
31. Ksi^zç Mieszczerski o samorz^dzie // Gazeta Warszawska. 3. VI. 1914.
32. Ksiçga tçczowa Polakow. Zbior dokumentow niedyplomatycznych od 8 sierpnia 1914 roku do 4 kwietnia 1915 roku. Warszawa, 1915. S. 9.
33. Kumaniecki K.W. Odbudowa panstwowosci polskiej 1912-styczen 1924. Warszawa, 1924. S. 30.
34. Manteuffel-Szoege R. Inflanty, Inflanty, wspomnienia rodzinne zebral R. Manteuffel-Szoege. Warszawa, 1991. S. 169.
35. Niepodleglosc, t. VI (1932). Z. 3 (14). S. 450.
36. Powstanie II Rzeczypospolitej, Wybor dokumentow 1866-1925. Warszawa, 1981. S. 220.
37. Dmowski R. Polityka polska i odbudowa panstwa. Warszawa, 1925. S. 154.
38. Seyda M. Polska na przelomie dziejow. Fakty i dokumenty. Poznan -Warszawa, 1927. T. 1. S. 545.
39. Spustek I. Polacy w Piotrogrodzie 1914-1917. Warszawa, 1966. S. 313.
40. Toporowicz W. Sprawa polska w polityce rosyjskiej 1914-1917. Warszawa, 1973. S. 114.
41. Kidzinska A. Stronnictwo Polityki Realnej 1905-1923. Lublin, 2007. S. 171.
