CC BY
104
Тимофеева О. В. Февральская революция в России и польский вопрос по дневникам Александра Ледницкого // Вестник Прикамского социального института. 2017. № 3 (78). C. 160-171.
Timofeeva O. V. The February Revolution in Russia and the Polish question on the diaries of Alexander Lednitsky. Bulletin of Prikamsky Social Institute. 2017. No. 3 (78). Pp. 160-171. (In Russ.)
УДК 94(470+438)«1917»
О. В. Тимофеева
Пермский государственный национальный исследовательский университет;
Прикамский социальный институт, Пермь, Россия
ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ И ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС ПО ДНЕВНИКАМ АЛЕКСАНДРА ЛЕДНИЦКОГО
Тимофеева Ольга Валерьевна - старший преподаватель кафедры всеобщей истории; старший преподаватель факультета среднего профессионального образования.
E-mail: olga. timofiejewa@gmail com
Февральская революция 1917 г. создала для поляков в России условия для максимально быстрого и максимально выгодного решения польского вопроса. Решения Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и Временного правительства в марте 1917 г. привели к провозглашению независимой Польши. С целью оптимального решения непростых задач Временным правительством была создана специальная Ликвидационная комиссия по делам Царства Польского. Основываясь на дневнике Александра Ледницкого, автор приходит к выводу, что вопрос независимости Польши был решен во многом благодаря личным связям А. Ледницкого с представителями Временного правительства. Этому принципиальному решению и изданию важнейших для дальнейшей судьбы польского народа документов предшествовали многие годы активнейшей профессиональной, общественной, политической деятельности Александра Ледницкого в России.
Ключевые слова: Александр Ледницкий, польский вопрос, Февральская революция, Ликвидационная комиссия по делам Царства Польского.
O. V. Timofeeva
Perm State University;
Prikamsky Social Institute, Perm, Russia
THE FEBRUARY REVOLUTION IN RUSSIA AND THE POLISH QUESTION ON THE DIARIES OF ALEXANDER LEDNITSKY
Timofeeva Olga V. - Senior Lecturer at the Department of General History; Senior Lecturer of the Faculty of Secondary Vocational Education.
The February Revolution of 1917 created conditions for the Poles in Russia to maximally expeditiously and maximally profitably solve the Polish problem. The decisions of the Petrograd Soviet of Workers and Soldiers Deputies and the provisional government in March 1917 led to the proclamation of an independent Poland. For the purpose of optimal solution of difficult issues, the provisional government set up a special liquidation committee for the Kingdom of Poland. Based on the diary of Alexander Lednitsky, the author comes to the conclusion that the problem of Poland's independence was resolved
© Тимофеева О. В., 2017
largely thanks to Lednitsky's personal connections with représentatives of the Provisional Government. This fondamental decision and the publication of the most important documents for the future of the Polish people were preceded by many years of active professional, public, political activities of Alexander Lednitsky in Russia.
Key words: Alexander Lednitsky, the Polish question, the February revolution, the liquidation commission for the Kingdom of Poland.
Революция 1917 г. в России, как и мировая война, во многом вызвавшая ее к жизни, стала не только мощным толчком для множества значимых процессов внутри страны, но и важным рубежом на пути создания ряда независимых государств. В частности, российская революция создала для поляков в России хорошую конъюнктуру, которой необходимо было воспользоваться в кратчайшие сроки с максимальной выгодой для создания независимой Польши.
Российская империя до последнего не желала выпускать польский вопрос из сферы своей внутренней политики в сферу международных отношений. Решения же Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и Временного правительства кардинально изменили ситуацию, решив польский вопрос абсолютно в революционном духе. Петроградский Совет в обращении от 27 марта «К народу польскому» первым высказался о том, что Польша имеет право на независимость. 30 марта появилось известное воззвание Временного правительства «К полякам». В нем также идет речь о независимой Польше, но с некоторым уточнением. Для того чтобы принять оптимальное решение по непростым вопросам, Временное правительство создало специальную Ликвидационную комиссию по делам Царства Польского.
Срок жизни Ликвидационной комиссии был недолог: период ее активной деятельности совпал с периодом, предшествующим провозглашению независимости Польши (после ряда реорганизаций комиссия была окончательно упразднена в 1920 г.). В это время комиссию возглавлял Александр Ледницкий - поляк по происхождению и католик, один из самых известных представителей польской диаспоры того времени в России, успешный адвокат, общественно-политический деятель с широчайшими связями как в польских, так и в российских кругах. Судить о деятельности А. Ледницкого на посту главы Ликвидационной комиссии дают возможность в числе прочего его личные материалы: опубликованные воспоминания Александра Ледницкого [6], разрозненные материалы его архива, хранящиеся в архиве Польской академии наук1, а также воспоминания его сына Вацлава [7], связанные с защитой отца от нападок политических оппонентов2.
Имя Александра Ледницкого не слишком широко известно в польской историографии, в российской же мы найдем о нем совсем мало упоминаний. Однако именно ему удалось сыграть немаловажную роль в выработке и становлении тех положений о пребывании польского народа в составе Российской империи, которые составили, например, основу политической программы партии кадетов (одной из наиболее влиятельных партий периода первого российского опыта парламентаризма) в части решения национального вопроса, а впоследствии оказали влияние на становление независимого польского государства.
Александр Ледницкий родился 15 июля 1866 г. в Минске, в связи с чем белорусы также с полным правом считают его своим соотечественником [1]. Высшее образование Ледницкий получал на юридическом факультете Московского университета, а затем в Де-
1 АгсЫитит Polskiej Akademii №ик w Warszawie, Ш-123 Materialy Aleksandra Lednickiego, sygn. 2, 4, 8.
2 Здесь и далее перевод источников с польского принадлежит автору статьи.
мидовском юридическом лицее в Ярославле. Предложения продолжать научную деятельность были Ледницким сразу отброшены. Он занялся адвокатурой.
Карьера А. Ледницкого развивалась стремительно. Начав ее в канцелярии известного московского цивилиста Н. С. Тростянского, Ледницкий добился быстрого повышения до помощника (1891), а затем и до шефа канцелярии (1893). В 1894 г. Ледницкий стал адвокатом и уже в 1896 г. принял канцелярию в собственность. Под его руководством адвокатская канцелярия стала одной из известнейших во всей России.
В начале XX в. А. Ледницкий был уже знаменитостью. Об этом свидетельствует и тот факт, что в 1903 г. его выбрали в состав Московского союза адвокатов. Он был одним из немногих цивилистов, допущенных к ведению дел в Сенате. А. Ледницкий читал показательные лекции на юридическом факультете Московского университета. Канцелярия приносила ему огромный доход. Свою обширную профессиональную деятельность он сочетал с деятельностью общественно-политической [11].
А. Ледницкий, строя карьеру в центре Российской империи, не забывал о своем польском происхождении. Своим соотечественникам-полякам Ледницкий был известен в первую очередь как глава польской диаспоры в Москве, талантливый организатор множества благотворительных акций, с 1893 г. выполнявший функции секретаря Римско-католического благотворительного общества в Москве, а с 1896 и вплоть до 1917 г. являвшийся его председателем. Благодаря трудам Ледницкого возникали и действовали в Москве такие организации, как Польский клуб «Лютня», Союз польских Соколов, Союз польских женщин (возглавляемый его женой Марией), Польский дом. А. Ледницкий был среди организаторов празднования столетия со дня рождения Адама Мицкевича в 1898-1999 гг., пятисотлетия Краковского университета - в 1900 г.
Уже в начале XX в. А. Ледницкий вышел на политическую арену, завязывая отношения как с варшавскими кругами, так и с российскими либералами. В первую очередь Лед-ницкий известен тем, что был активным участником сотрудничества польских консерваторов и российских либералов, более того, являлся инициатором и организатором нескольких польско-российских конференций в Варшаве и Москве [3], на которых обсуждалась возможность и даже необходимость реформы российского государственного строя в направлении конституционной монархии. Был период, когда А. Ледницкому казалось, что диалог необходимо вести с группой так называемых польских угодовцев; он считал их, как об этом вспоминает его сын, наиболее влиятельной польской политической группой, не стремящейся к политическому перевороту [9].
Вероятно, именно благодаря профессии и тому положению, которое он как известный адвокат занимал в обществе, А. Ледницкий не мог принимать участие в деятельности польских радикальных организаций и выражать им сочувствие. Подобная позиция была и по сей день остается достаточно дискуссионной как в российском, так и в польском обществе. Людям с подобной позицией отказывают в патриотизме и обвиняют в предательстве национальных интересов. Достаточно сложно избежать подобной участи. А. Лед-ницкому, пожалуй, это удалось. Не оставляя никогда мыслей о благе родной Польши и польского народа, Ледницкий размышлял о том, каким образом улучшить его положение легальным путем. По мнению Ледницкого, достичь этого можно было лишь путем демократизации России и сотрудничества в этом деле россиян и поляков.
В апреле 1905 г., уже будучи членом (и даже одним из организаторов) партии кадетов, Ледницкий в своем доме организовал конференцию московской организации кадетов, на которой и был принят постулат Ледницкого о наделении Царства Польского автономией в рамках Российской империи [13, с. 90]. Именно как представитель партии кадетов А. Ледницкий стал членом Государственной думы от Минской губернии.
В июле 1906 г. Ледницкий подписал Выборгскую декларацию, протестуя тем самым против разгона первой Государственной думы1, считая это грубым нарушением прав народа. (Проведя три месяца в тюрьме, Ледницкий, однако, не лишился после этого прав судебного защитника.)
Начало Первой мировой войны, события первого года военных действий, реальная угроза со стороны немцев отчасти вынудили Ледницкого перейти от последовательно разделяемой им программы объединения польских земель и их автономии в рамках российской империи к сотрудничеству с польскими реалистами и эндеками2. В итоге его все более радикальная позиция по вопросу независимости Польши привела к разрыву в 1916 г. с лагерем эндеков и прекращению сотрудничества с партией кадетов, из которой он вышел в том же 1916 г., не сумев убедить коллег принять пункт о независимости Польши.
Падение монархии создало в стране абсолютно новую реальность. Среди членов Временного правительства оказалось много личных знакомых Ледницкого, и новые общественно-политические условия позволили ему развернуть крайне активную деятельность в российских и польских кругах с целью провозглашения независимости Польши.
Оставил адвокатскую практику А. Ледницкий лишь в 1917 г., когда был назначен Временным правительством на должность председателя Ликвидационной комиссии по делам Царства Польского (учреждение на правах министерства). До последнего протестовал он против планов польской народной демократии создать польские военные силы в России. Уже в конце Первой мировой, после окончания которой на карте Европы вновь появилось польское государство, именно за отстаивание российских интересов Ледницкий был обвинен в прессе в предательстве польских национальных интересов. Он отстаивал в суде свое доброе имя, что удалось ему формально и юридически в суде второй инстанции, однако обвинения создали неблагоприятную атмосферу для продолжения им политической карьеры в Польше.
Карьера А. Ледницкого как юриста и общественного и политического деятеля в имперской России и в независимой Польше, с одной стороны, известна: опубликован ряд воспоминаний о нем, сохранились архивные документы; с другой стороны, и через столетие оценка его деятельности остается неоднозначной. Виной тому - имеющаяся источни-ковая база. Опубликованные источники дают нам полярные суждения о мотивах поступков Ледницкого. Воспоминания сына, друзей, коллег по политической и общественной деятельности характеризуются однозначной апологетикой [4; 8; 10], материалы процесса «Ледницкий против Василевского» [14] содержат обвинения в предательстве Ледницким национальных польских интересов в период мировой войны. Ценность личного дневника Александра Ледницкого [5] в данной историографической ситуации представляется невероятно высокой. События, описанные в дневнике, относятся к 1914-1918 гг., т. е. к периоду участия Российской империи в Первой мировой войне и выходу из нее уже революционной России. Дневник дает возможность узнать о закулисье политических событий, свидетелем или участником которых стал Ледницкий, его мнение о политических и общественных событиях, взгляды на вопрос независимости Польши, а значит, дает возможность отследить эволюцию взглядов А. Ледницкого. В дневнике описаны встречи и разговоры с политиками, отношение автора к падению монархии, к Февральской и Октябрьской
1 Archiwum polskiej Akademii Nauk III-123, Inwentarz materilow A. Lednickiego, s. 2.; Milukow P. Aleksander Lednicki jako rzecznik polsko-rosyjskiego porozumienia. Warszawa, 1928. S. 18.
2 Польские реалисты (Польская партия реальной политики, угодовцы) - польская консервативная партия (1905-1923); эндеки (Национально-демократическая партия) - польская правая националистическая партия (1897-1947). Обе партии в начале XX в. были сторонниками сотрудничества Польши с Россией с учетом уважения национальных прав польского народа (см., напр.: Польша в XX веке. Очерки политической истории. М., 2012. С. 44-47).
революциям, огромная тревога от текущих революционных событий. Безусловно, на основе дневниковых записей можно получить представление о борьбе Ледницкого за судьбы поляков, оказавшихся в тяжелой ситуации из-за войны и последующей революции в России. Дневник написан человеком, который принимал непосредственное и самое деятельное участие в исторических событиях. Безусловно, нельзя не отдавать отчета в субъективности подачи: дневник - документ личного характера. Однако воспоминания подготовлены к печати из отдельных фрагментов, которые создавались на основе текущих записей, сделанных по горячим следам событий, и в тот момент, в момент написания, вряд ли создавались автором с целью показать односторонне описываемую ситуацию. Дневник опубликован, издан на польском языке уже достаточно давно - в 1994 г. Нужно отметить, что его публикация не делает его менее ценным в силу его невысокой включенности в российский научный оборот. В издание, подготовленное к печати Збигневом Козиньским, вошли небольшие тексты, относящиеся к некоторым значимым для автора моментам или ситуациям. Дневник состоит из семи частей, как машинописных, так и рукописных, их оригиналы находятся в отделе рукописей Ягеллонской библиотеки. Причем, как указывает З. Козинь-ский, неизвестно, какие планы были у самого автора на счет их публикации, собирался он публиковать эти фрагменты как единое целое (как сделал в итоге Козиньский) либо отдельными частями (что сам Ледницкий делал ранее с некоторыми своими записями [6]).
Обращаясь к участию Ледницкого в событиях вокруг провозглашения независимости Польши, важно отметить, что в разгар военных действий в декабре 1915 г. российские поляки, собственно окружение А. Ледницкого, организовали подпольную организацию «Кружок друзей независимости Польши». Первое собрание даже проходило в номере отеля, который занимал Ледницкий. В состав кружка со стороны россиян входил ряд известных представителей социал-демократии. Во втором разделе дневника под заголовком «У порога революции» [5, с. 39] Ледницкий описывает, как на очередном заседании кружка в январе 1917 г. встретился с Александром Керенским и общался с ним по пути с заседания до Английского отеля на Исаакиевской площади. Ледницкий пишет о подтверждении Керенским предположения о том, что текущая революционная ситуация была уже достаточно напряженной, народные низы были возбуждены, но о революционном взрыве никто не помышлял: «Никто не держит в руке запал, который должен подорвать всероссийскую пороховницу». Там же Ледницкий описывает события февраля 1917 г., когда дела требовали его частых визитов в столицу из Москвы, где он в то время проживал. По словам Ледницкого, около 20 февраля 1917 г. он «был вызван» своими знакомыми по вопросу «Петроградского вестника» и грозившего тогда его редакторам административного наказания. А. Ледницкий писал, что, прочитав стенограмму выступления Керенского в Думе, его выпады против монархии в очень острых выражениях (а именно о том, что «следует сорвать рукой народа корону с головы "Тушинского вора"» [5, с. 46]), понял, что в ближайшие дни должны случиться события первостепенного значения. При чем он видел только два варианта развития событий: либо член Государственной думы, отзывающийся таким образом о монархе, будет повешен, либо царская власть уже лежит на улице как несуществующая.
Александр Ледницкий в этой же части дневника рассказывает о том, что А. Керенского он, конечно, знал [5, с. 46]; описывает его как человека моложе себя, не занимающего должности в адвокатуре, но при этом политика, в течение нескольких лет звучащего все громче и громче. А. Ледницкий в дневнике упоминает, что в конце 1914 г. он был крайне раздосадован пораженческой позицией Керенского относительно участия Российской империи в войне. Как пишет Ледницкий, А. Керенский был ослеплен борьбой с царизмом, желал России поражения и в этом поражении видел и ее избавление. Ледницкий же, описывая свою
позицию, говорит о том, что всеми фибрами души был за победу России над немцами, т. к. сам видел только в поражении немцев от России перспективы для возрождения Польши. Ледницкий вспоминает также совместный завтрак с Керенским и Николаем Дмитриевичем Соколовым, адвокатом и политическим деятелем, связанным поочередно с большевиками и меньшевиками, также членом кружка друзей независимости Польши [5, с. 47]. (Ледницкий называет Н. Соколова автором известного «Декрета № 1», но речь идет скорее всего об участии Соколова в качестве главы профильного комитета в создании декрета.) Н. Соколов и А. Керенский вдвоем убеждали Ледницкого, что он как поляк должен горячо желать разгрома российских войск, т. к. от реакционной России никогда ничего не получить, и что все будет таким же обманом, как и Манифест Великого князя Николая, оказавшийся пустой фразеологией без каких-либо реальных последствий. По словам оппонентов А. Ледницкого, только поставленная на колени царская власть даст возможность создать основы новой жизни. «Тогда, - пишет Ледницкий, - мы расстались холодно» [5, с. 47].
Однако позднее, в 1915 г., А. Ледницкий вспоминает, что вновь сблизился с Керенским. По словам Ледницкого, объединяло их то, что А. Керенский всегда был последовательным глашатаем идеи независимости Польши и не только выступал с этим тезисом на политических собраниях и в петербургских салонах, но и в Думе горячо его защищал, за что «получал в лоб», как образно выразился Ледницкий, «не только от своих, но и от наших». Собственно, именно реакцией на одну из думских перепалок Керенского с представителем Польского коло Гарусевичем называет Ледницкий создание Кружка российских друзей независимости Польши. И как описывает Ледницкий, ночные собрания, великие дискуссии на тему окончания войны, ее внутренних последствий для России, обсуждение независимости Польши - все это сближало участников тех обсуждений, несмотря на принадлежность их к различным политическим и национальным группировкам [5, с. 49]. Именно так, видилось Ледницкому, и рождались великая общность духа и явления огромного исторического значения. Тут мы видим, что А. Ледницкий фактически анализирует случившееся ранее, «оглядываясь» из 1917 г. назад, и уже понимает, что исторические события складываются без учета деления на политические лагери, даже вопреки ему.
И именно в последние дни февраля 1917 г. А. Ледницкий, пребывая с женой в Петербурге, озаботился судьбой «приятеля Польши» А. Керенского. А. Ледницкий очень красочно описывает свой телефонный звонок Керенскому, на который тот ответил «своим полным металла голосом, который захватывал толпы истеричным восторгом и отдавал массы в его власть». На шутливый вопрос Ледницкого, жив ли еще приятель после своих острых заявлений в Думе по поводу особы монарха, Керенский многообещающе ответил, что «будущий диктатор в наиболее бурный период, какой когда-либо знала история, приедет к нему в 6 для разговора» [5, с. 49].
Заехавший к Ледницкому вечером того же дня Керенский застал там, судя по воспоминаниям, Эустахия Добецкого и Констанитина Скирмунта, поляков, представителей лагеря угоды, активных политических и общественных деятелей, близкие отношения с которыми опять же свидетельствуют о том, что в случае Ледницкого гораздо более значимым были не формальные политические лагери, а реальный прагматизм, который позволял сотрудничать с представителями различных течений и взглядов, и он был обусловлен не беспринципностью и неразборчивостью, а, скорее, стремлением даже в формально чуждом лагере найти почву для решения общих вопросов и проблем, обнаружить сближающие позиции моменты. Так было и в случае с польскими угодовцами, и в случае с эсером Керенским. Ледницкий вспоминает встречу конца февраля 1917 г. в ресторане на Большой Морской. Тогда в разговоре с Керенским А. Ледницкий пришел к выводу, что у Керенского нет еще ясного понимания, что подготовительная работа проведена, и штаб готов к вос-
станию, несмотря на рассуждения Керенского о нарастании настроя (вероятно, революционного) в массах. Из его смутных рассказов, говорит Ледницкий, никак не следовало, что уже завтра-послезавтра случится революция, и что он контролирует ситуацию. Выходя со встречи, Ледницкий был озадачен тем, что на данный момент нужно беспокоиться скорее о судьбе Керенского, чем о судьбе монархии в России [5, с. 51].
В следующей части дневника «Революционный взрыв» речь идет непосредственно о днях революции. 26 февраля А. Ледницкий по адвокатским делам вновь прибыл в Петербург - и попал в гущу событий: толпы людей на улицах, войска, препятствующие перемещению в центре города, неудавшийся отъезд из города, стрельба на Невском. И, как констатирует Ледницкий, «братание войск революционных, и тех, кто должен им противостоять, пара убитых на улицах и... трехсотлетняя монархия пала!» [5, с. 55].
Вновь в тексте поднимаясь над ситуацией и анализируя свои воспоминания, А. Лед-ницкий пишет, что в первые дни переворота не чувствовал в себе энтузиазма, опасался кровавой реакции, помня о событиях 1905 г., был объят глубоким беспокойством за то, чтобы поляки не включились слишком активно в революционные события и возможные будущие партийные столкновения. С начала войны он занимал позицию представителя Польши и польских интересов, и поэтому не хотел открыто включаться в политическую борьбу в России, придерживался нейтралитета. Ледницкий пишет также, что шел рука об руку с российской демократией и именно на ее успехах строил свою подготовку к разрешению польского вопроса. Ко всему происшедшему он подходил под углом зрения не внутренних событий в России и его в них участия или неучастия, а с точки зрения внешнего отношения польского народа к России [5, с. 60]. Иными словами, А. Ледницкий утверждал, и это следует из его записей, что уже с начала войны и особенно в ходе революционных событий рассуждал о Польше исключительно с позиции международной, относясь заранее к ней как будущему независимому государству, и не оценивал ситуацию с точки зрения внутренней политики России.
Уже 2 марта Ледницкий издал обращение к польскому народу, в котором приветствовал освобождение русского народа и триумф борьбы за свободу, при этом призывал поляков к спокойствию, напоминая о том, сколь велика их забота о родине, что они гости в чужом государстве, из которого они могли бы счастливо выйти. Воззвание, по словам Ледницкого, произвело впечатление [5, с. 60]. Не получив согласия на издание воззвания от имени президиума Совета съездов польских организаций, на следующий день А. Ледницкий выпустил его от своего имени, призвав «к внесению в свое окружение элементов спокойствия и рассудка, с тем чтобы поляки, как маленький кораблик, не потерпели крушение в разбушевавшемся российском море» (см. [12]).
Через пару дней А. Ледницкий получил известие о приезде в Москву нового министра юстиции, депутата Думы гражданина Керенского. Ледницкий приводит бытовавшие в прессе сообщения о том, что его якобы роднили с Керенским близкие отношения еще со времен службы того в адвокатской канцелярии самого Ледницкого [5, с. 61]. Фактически он опровергает эту информацию, вновь говоря, что, несмотря на расположение свое к новому министру за его решительную и последовательную позицию в польском вопросе, А. Керенский был значительно младше, был социалистом-революционером, и его радикализм, политический и общественный, никак не согласовывался с умеренными взглядами самого Ледницкого. Кроме того, напоминает Ледницкий, в адвокатуре как профессионал Керенский значения не имел, тогда как он сам имел авторитет.
А. Ледницкий продолжает проводить свою мысль о том, что отнюдь не под его влиянием, а исключительно как результат претворения в жизнь собственных убеждений Керенский поддержал в итоге польские инициативы. Однако при этом сам Ледницкий указывает
на то, что, только получив информацию о приезде Керенского в роли министра в Москву, принял решение воспользоваться возможностью и склонить его к изданию декларации по польскому вопросу. Как говорит А. Ледницкий, «позиция его была мне хорошо известна. Уже давно он разделял идею независимости Польши, работал над ней» [5, с. 65].
Во время приветствия А. Керенским 7 марта Союза адвокатов Ледницкому удалось узнать, где тот остановился - у Михаила Васильевича Челнокова, кадета, в тот момент московского градоначальника и опять же личного приятеля Ледницкого. Получив приглашение быть вечером в гости (нужно было успеть переговорить до отъезда Керенского той же ночью обратно в столицу), А. Ледницкий связался со своими товарищами по московскому Польскому демократическому клубу, созданному сразу после переворота и возвращения Ледницкого из Петербурга, сообщил соратникам о предстоящей встрече и обещал постараться привезти на мероприятие клуба и Керенского. Планируемый прием Александра Керенского в Польском демократическом клубе виделся Ледницкому как встреча всех, кто связывает решение польского вопроса с падением царизма и триумфом российской демократии [5, с. 65].
Прибыв в обозначенное время к Челнокову для встречи с Керенским, Ледницкий застал там нескольких известных политиков, с которыми Керенский проводил переговоры на предмет их потенциального участия в правительстве. Ждать пришлось долго. Когда, как описывает автор воспоминаний, дошла и до него очередь, Керенский сказал ему, что планировал предложить ему пост вице-министра юстиции, но не может этого сделать в связи с тем, что Ледницкий всегда разделял идею независимости Польши, и предлагаемый пост не отвечал бы политическим стремлениям самого Ледницкого. А. Ледницкий поблагодарил министра и подтвердил, что для него действительно было бы невозможным принять какое-либо назначение в правительстве, но при этом он целиком солидарен со случившимся переворотом и надеется, что российская демократия сделала великое дело. При этом Ледницкий обратился к Керенскому с просьбой вступить в Польский демократический клуб и провозгласить декларацию по польскому вопросу, на что Керенский охотно согласился и тут же, несмотря на оставшиеся до отправления поезда 40 минут, сел с Ледницким на «лихача» и отправился на встречу клуба. Керенского встретили аплодисментами. В приветственном слове от имени собравшихся А. Ледницкий напомнил всем, что Керенский, «когда черная ночь лежала над польской реальностью», имел отвагу провозглашать в Думе лозунг независимости Польши и популяризировать его в широких кругах российской демократии. Затем оратор подчеркнул, что теперь, когда российская демократия получила власть в свои руки, польский народ ожидает реализации того лозунга. В ответном слове Керенский выразил сожаление, что не может обратиться к собравшимся по-польски, и напомнил, что его позиция по польскому вопросу давно известна. Отметил, что не имеет полномочий говорить от имени Временного правительства, но при этом торжественно заявил, что приложит все усилия, чтобы Временное правительство в официальном акте выразило свою позицию по польскому вопросу, потому что это одинаково важно как для Польши, так и для России и должно стать основой для сотрудничества двух равноправных народов, из которых один не может превосходить другой [5, с. 67]. А. Керенский, со слов Ледницкого, выразил надежду, что «его приятель Александр Ледницкий ему поможет в том, как это нужно сделать, и будет его информировать». Ледницкий тут специально оговаривается, что передает эти слова Керенского, как и все остальные воспоминания, по памяти, но помнит эти события хорошо, поскольку сразу наутро готовил текст о случившемся накануне для издания «Польское эхо», передавая там все детали речи Керенского [5, с. 68].
Через пару дней (Ледницкий сомневается в дате, но полагает, что это было 11 марта) он получил из Петербурга депешу с просьбой прибыть немедленно в столицу. Депеша бы-
ла подписана Керенским. Ледницкий сразу выехал в Петербург, имея уже, как он пишет, готовый план, при этом ни с кем не согласованный.
План Ледницкого заключался в следующем. Он решил добиваться, чтобы Временное правительство, созданное для реализации идеалов всеобщей свободы и освобождения народов, провозгласило акт по польскому вопросу. Венский конгресс 1815 г. международным актом создал Царство Польское с собственной конституцией, королем которого был русский царь. Позднейшие же акты российских монархов, отменяющие конституцию и обособленность Царства Польского, а также создающие Привисленский край без санкции государств - участников Венского конгресса, были самоуправством, и поэтому изменить юридические основы взаимоотношений Царства Польского и Российской империи не могли. После отречения Николая II за себя и сына, а также отказа от прав на трон Великого князя Михаила польский трон освободился, и персональная уния между двумя государствами оказалась расторгнутой. При этом, однако, Ледницкий отмечает, что у историков российского права существовала тенденция рассматривать взаимоотношения между Царством Польским и Россией не как персональную, а как реальную унию. В этой связи, полагал Ледницкий, ему предстояло добиваться от республиканской России отказа от всех прав на Царство Польское и аннулирования тем самым реальной унии [5, с. 68-69].
Интересно, что по прибытии в Петербург Ледницкий отправился сразу не к Керенскому, а к князю Львову, председателю Временного правительства и своему приятелю. Как объясняет А. Ледницкий, к князю Львову он поехал главным образом потому, что помнил о существовавшем между эсерами и кадетами соперничестве, особенно между министром иностранных дел Милюковым и министром юстиции Керенским. А зная позицию Керенского по интересующему его вопросу, Ледницкий намеревался довести свою мысль до всего правительства и, главным образом, получить согласие министра иностранных дел на свою концепцию.
Автор дневника вспоминает, что князь принял его доброжелательно, и они сердечно расцеловались. Ледницкий высказывает мнение, что князь Львов, как «человек с голубиным сердцем», не годился для требующего сильной воли и железной руки поста, который он занимал. Кроме того, Ледницкий отмечает, что боязнь контрреволюции заслоняла для главы правительства реальную угрозу, которая уже была явно обозначена. А. Керенский созвал Совет рабочих и солдатских депутатов, который стал, как отмечает Ледницкий, фактически вторым правительством и стремился к дискредитации и опережению предприятий Временного правительства.
После короткого разговора Ледницкий высказал князю Львову цель своего визита, связанную с необходимостью издания Временным правительством акта о независимости Польши, которое таким образом снимет эту обязанность с российской совести [5, с. 70]. Любопытно и, безусловно, значимо, что Ледницкий не осведомился, планируется ли какое-то решение польского вопроса вообще, не спросил, каким способом будет этот вопрос решен, а сразу назвал меру, которую необходимо реализовать. Ледницкий описывает, возможно, с некоторым удивлением, что ему не пришлось долго объяснять свою позицию. Князь сразу ответил, что стоит на той же самой позиции и не имеет ничего против издания такого акта, а каким должен быть этот акт и в какой форме он может быть издан, должен решить министр иностранных дел, который внесет соответствующую инициативу на рассмотрение Временного правительства. Ледницкий приводит на память слова Львова: «Пусть пан пойдет к Павлу Николаевичу Милюкову и с ним этот вопрос обсудит. Это вопрос международный. Он еще должен будет обсудить это с послами наших союзников» [5, с. 70]. Обрадованный Ледницкий направился к Милюкову, однако, не застав его, поехал к Керенскому. По прибытии к Керенскому Ледницкий тут же был приглашен на завтрак.
Не скрывая, он описывает свою радость от приглашения позавтракать у первого члена демократического правительства России и ее первого министра юстиции.
Керенский сам сообщил своему гостю, что вопрос независимости Польши он уже обсуждал в Совете рабочих и солдатских депутатов, но дальнейшему обсуждению вопроса мешали постоянные визитеры, в связи с чем Ледницкий решил сосредоточиться на предстоящей беседе с Милюковым [5, с. 72].
Далее автор воспоминаний описывает свою встречу на следующий день с Павлом Милюковым, министром иностранных дел Временного правительства. А. Ледницкий шел на встречу не без волнения, т. к. помнил все их споры на протяжении последних десяти лет. Причем на одном из заседаний центрального комитета партии кадетов в 1916 г. Ледницкий, как он вспоминает, опять поднял вопрос о независимости Польши, и традиционно ему противостоял Милюков, отстаивая для Польши проект максимум автономии с ее дальнейшим расширением. В той дискуссии Милюков в качестве аргумента приводил мнение таких известных польских политических деятелей, как Эразм Пильц, представитель угоды, и Роман Дмовский, народный демократ, чья партия проводила в последней Думе политику угоды. По словам П. Милюкова, эти авторитетные в польском вопросе люди доказывали ему, что они не жаждут независимости, а напротив, эта позиция характерна для германофильского лагеря, не имеющего ничего общего с польскими интересами [5, с. 78]. Именно по итогам той дискуссии Ледницкий, по его словам, вышел из партии кадетов, и поэтому сейчас с опаской входил в кабинет Милюкова, предвидя возможный конфликт.
Однако министр иностранных дел принял давнего оппонента сердечно. На заявление Ледницкого о необходимости издания акта по польскому вопросу Милюков заявил, что был против оглашения акта о независимости Польши, пока существовала монархическая власть в России, по двум причинам: с одной стороны, опасался, что российский народ не поймет такого акта, с другой - не хотел давать преимущества в руки правых относительно кадетов противников. И именно на этом и только на этом основывались его с Лед-ницким расхождения. В данный момент, когда власть перешла в руки Временного правительства, Милюков, по словам Ледницкого, считал иначе: «...Полагаю необходимым, чтобы временное правительство выпустило манифест, провозглашающий независимость Польши. И пусть пан сейчас же этим займется и подготовит <...> проект манифеста». Милюков просил лишь о соблюдении тайны [5, с. 80].
Ледницкий был удивлен и обрадован. В воспоминаниях он так описывает свой ответ министру иностранных дел: «Отлично. Сделаю все, как хочет пан, есть, однако, еще один важный момент. Считаю издание манифеста вещью высокой исторического важности, однако этого не достаточно». Как поясняет Ледницкий, польское общество, особенно за границей, не поверит в искренность этого документа в связи с известными последствиями воззвания великого князя Николая Николаевича. Нужно придать этому документу реальное значение и усилить его через претворение в жизнь свершившегося факта. С чем Милюков, отлично поняв, о чем вел речь визитер, согласился и заявил, что в таком случае будет возобновлена работа ликвидированного после ноябрьского восстания 1831 г. Государственного совета по делам Царства Польского. Но с этим не согласился уже Ледниц-кий. По его мнению, реанимация этого органа противоречила бы самому принципу независимости. А. Ледницкий предложил создать новый орган - Ликвидационную комиссию, чтобы подготовить «мирный развод» Польши и России и вернуть польскому государству принадлежащее ему имущество, а гражданам - их политические и гражданские права. На это предложение, по словам Ледницкого, министр пожал плечами и веселым голосом ответил: «Прекрасная мысль. Проработайте вместе с Кокошкиным проект положения Комиссии» [5, с. 81].
Согласно записям участника событий, именно так, без каких-либо долгих дискуссий, переговоров, политических торгов, заседаний, очень частным образом было принято решение, во-первых, о том, что независимости Польши быть, во-вторых, что некий раздел имущества в принципе будет иметь место, и специальный орган будет заниматься проблемами как имущества, так и граждан.
Сойдясь очень легко по столь значимым вопросам, дальше, по описанию Ледницко-го, он беседовал с П. Милюковым без напряжения, оказалось, что у Милюкова уже были и иные «посланцы» по польскому вопросу, а именно представители польской эндеции Га-русевич и Зигмунт Велепольский. Послы хотели узнать у Милюкова, что именно правительство намерено предпринять в отношении поляков, на это получили ответ следующего содержания: правительство существует только несколько дней и не имело еще возможности заняться польским вопросом [5, с. 81]. Это упоминание позволяет нам сделать вывод о том, что молодое правительство по непроработанному этим самым правительством вопросу с одними представителями польского народа было готово сотрудничать, а с другими - нет. А из описываемых событий мы видим не просто готовность к сотрудничеству, а фактически отдачу решения всего вопроса на откуп заинтересованной стороне. Очевидно, что эта самая сторона в лице ее представителя заслужила полное и безграничное доверие у председателя правительства новой демократической России.
П. Милюков порадовал Ледницкого и информацией о том, что находится сейчас в очень дружественных отношениях с послами союзнических государств, что ежедневно имеет с ними конференции, и ни с кем из них не было переговоров о польском вопросе. В связи с этим министр тем более просил о сохранении тайны до финала реализации разработанного только что плана.
А. Ледницкий описывает свои ощущения от произошедшего в кабинете Милюкова так: был счастлив и ошеломлен. Он пишет, что мысленно увидел приближающийся момент реализации работы и стремлений всей своей жизни, всего труда в российском обществе, которое он старался объединить для решения польского вопроса. Тут Ледницкий фактически объясняет свои многократные попытки сотрудничества то с одной, то с другой силой в Польше и в России. Для него политическая сила как таковая не была важна, было важно ее мнение по поводу польского вопроса, по поводу независимости Польши, было важно эту идею обсуждать и прививать в как можно большем количестве формальных и неформальных кружков, сообществ, политических и общественных группировок. Кроме того, можно говорить о том, что А. Ледницкий, предпринимавший в 1904-1905 гг. активные попытки сотрудничества с лагерем польской угоды, впоследствии критиковавший ее крайне остро, не разделявший ее идеологии, вступавший в конфронтацию с лагерем народной польской демократии, которая заимствовала у самих угодовцев тактику, стал именно тем, кому эту тактику, политическую практику угоды, сотрудничества, лучше всех удалось реализовать и довести до логического завершения, более того - до максимума.
В итоге Ликвидационая комиссия была создана 28 марта. Ее целью было выяснить, где и в каком состоянии находится имущество государственных и общественных институтов Королевства Польского, описать, как управлять этим имуществом и как его сохранять до момента передачи польскому государству. Комиссия должна была также заниматься ликвидацией государственных организаций в Царстве Польском. Кроме того, в круг ее обязанностей входили определение взаимоотношений государства и католического костела, выработка норм, касающихся военнопленных и гражданских поляков, которые подверглись репрессиям со стороны неприятеля. Одновременно с декретом о создании Ликвидационной комиссии вышел указ Временного правительства Правительствующему сенату, назначающий Ледницкого главой этой комиссии.
Вывод о событиях по решению польского вопроса в первые месяцы после Февральской революции и роли в них Александра Ледницкого делает его сын Вацлав в воспоминаниях об отце. Вацлав Ледницкий заявляет, что именно политическая и общественная деятельность его отца дала в качестве результата в марте 1917 г. провозглашение польского независимого государства российским Временным правительством князя Львова, которое, по важному замечанию В. Ледницкого, в большинстве своем складывалось из политических приятелей его отца. Заслугой отца Вацлав Ледницкий называет также то, что этот манифест Временного правительства повлек за собой радикальную смену отношения Антанты к польскому вопросу, ведь до марта 1917 г. она не только не говорила о независимости Польши, напротив, Франция давала России свободу в определении ее западных границ [8; 10, с. 68].
Основываясь на дневнике Александра Ледницкого, мы можем сделать следующие выводы. Вопрос независимости Польши был решен во многом благодаря личным связям Ледницкого с представителями Временного правительства. Манифест Временного правительства, положение о Ликвидационной комиссии были созданы почти одномоментно. Однако решение вопроса о независимости Польши нельзя назвать спонтанным. Этому принципиальному решению и изданию важнейших для дальнейшей судьбы польского народа документов предшествовали многие годы активнейшей профессиональной, общественной, политической деятельности Александра Ледницкого в России, в российских и польских кругах Российской империи, что в совокупности позволило ему приобрести тот авторитет, ту репутацию, те связи и политический капитал, которые дали Ледницкому возможность без задержек и почти частным образом решить судьбу российской части Польши. В свою очередь, быстро решить польский вопрос с подачи Ледницкого получилось лишь благодаря тому, что люди, занявшие ключевые посты в постреволюционной России, были многолетней работой Ледницкого уже подготовлены к принятию решения в вполне определенном формате, проекты уже были проработаны и достаточно было инициативы для претворения этих проектов в жизнь.
Библиографический список
1. Перводумцы Минщины // Вечерний Минск. 2006. № 196.
2. Тарасюк Д. Отношение поляков, проживающих в России, к Февральской революции 1917 года // 1917 год в России: социалистическая идея, революционная мифология и практика: сб. науч. тр. Екатеринбург: Изд. Урал. ун-та, 2016. С. 332-342.
3. Bulat W. Zjazd polsko-rosyjski w Moskwie 21-22 kwietnia 1905 roku // Studia z najnowszych dziejow powszechnych. 1962. T. II. S. 187-208.
4. Kozicki S. Pamiçtnik 1876-1939. Slupsk, 2009.
5. Lednicki A. Pamiçtnik 1914-1918, oprac. Z. Kozinski. Krakow, 1994.
6. Lednicki A. Z lat wojny. Artykuly, listy, przemowienia (1915-1918). Warszawa, 1921.
7. Lednicki W. Aleksander Lednicki (Oszczerstwa i prawda) // Zeszyty historyczne. Paryz, 1962. T. LXXIII.
8. Lednicki W. Oszczerstwa I prawda // Zeszyty Historyczne. Paryz 1962.
9. Lednicki W. Rosyjsko-polska entente cordiale (jej pocz^tki i fundamenty 1903-1905) // Zeszyty historyczne. Paryz, 1966.
10. Milukow P. Aleksander Lednicki jako rzecznik polsko-rosyjskiego porozumienia. Warszawa, 1928.
11. Polski Slownik Biograficzny. Т. XVI. S. 610.
12. Smolen M. Aleksandr Lednicki (1866-1934). Pierwsze kroki na niwie spolecznej i politycznej // Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Jagiellonskiego. Prace Historyczne. 1990. Z. 92. S. 55-69.
13. Smolen M. Dzialalnosc polityczna Aleksandra Lednickiego przed otwarciem I Dumy Panstwowej w Rosji // Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Jagiellonskiego. Prace Historyczne. 1993. Z. 101. S. 87-97.
14. Wasilewski Zygmunt. Process Lednickego (Fragment z dziejow odbudowy Polski 1915-1924). Warszawa, 1924.
