Н. Н. Покровский и польский вопрос Текст научной статьи по специальности «История и археология»

А. А. Курганский

Н. Н. Покровский и польский вопрос

На основе анализа мемуарной литературы рассматривается позиция министра иностранных дел Российской империи Н.Н. Покровского по польскому вопросу и по возможным вариантам предоставления автономии Польше накануне Февральской революции 1917 г. Срав-

нение взглядов Покровского с его предшественниками во главе МИД позволяет сделать вывод, что он продолжил курс С.Д. Сазонова и выступил оппонентом Б.В. Штюрмера, подготовив российское общественное мнение к осознанию неизбежности государственного отделения Польши в будущем.

Тридцатого ноября 1916 г. главой российского МИДа был назначен Николай Николаевич Покровский (1865—1930). Его деятельность на этом посту не становилась предметом специального исследования в отечественной историографии. О Покровском-дипломате И.М. Морозовой написана одна статья биографического характера, которая приурочена к 200-летию российского МИДа [12]. В исторических исследованиях о нем упоминалось в основном в связи с экономическими отношениями России и США [3, с. 278—283]. Как и его предшественник Б.В. Штюрмер, Покровский не имел опыта дипломатической работы. Заметим, что Штюрмер в июле 1916 г. сменил С.Д. Сазонова, смещенного, как вспоминал Я.В. Глинка1, «за настойчивость свою в проведении реальных мер, обещанных полякам» [4, с. 282]. Речь шла о предоставлении Польше «широкой автономии». Сазонов докладывал царю о необходимости немедленных мер в решении польского вопроса, он писал, что «решил взять в свои руки дело примирения России и Польши... на благо русского и польского народа и всего славянства... это должно случиться по почину русского царя и именно в эту пору, как предельный момент его достижимости» [19, с. 352].

Незадолго до своей отставки, 9 июня 1916 г., Сазонов представил Николаю II записку, составленную управляющим Юрисконсультской частью МИДа Б.Э. Нольде, в которой были намечены три возможных решения польского вопроса: «1) независимость Царства Польского, 2) самобытное существование Царства в единении с Россией, 3) более или менее широкое самоуправление края» [9, с. 145]. Нольде был противником решения польского вопроса по первому и второму пути, он предполагал «создать в Польше такую политическую организацию», которая бы сохранила ее в составе России и поставила польский народ «не на путь продолжения исторической тяжбы с Россией, а на путь

1 Я.В. Глинка (1870—1950) — начальник канцелярии Государственной думы, мемуарист.

правильного устроения внутренней политической жизни края» [9, с. 145]. Сам Сазонов был настроен более радикально и считал, что нельзя дальше откладывать решение польского вопроса. Тем самым он вступал в конфронтацию со Штюрмером, предлагавшим повременить до возвращения российских войск в Польшу [11, с. 183—187, 190—194].

В то время как либеральные газеты в 1916 г. восхваляли Сазонова, консервативная и черносотенная пресса, напротив, выражала сильное недовольство деятельностью «самого долговечного министра иностранных дел при Николае II» [10, с. 181]. Позднее еще больше критики было высказано в адрес Штюрмера, которого обвиняли в стремлении к сепаратному миру с Германией и в том, что польский вопрос он не желал обсуждать гласно. Известный русский дипломат В.Б. Лопухин впоследствии очень эмоционально написал: «...когда мы узнали, что министром к нам назначен Штюрмер, мы испытали такое чувство, как будто нас окатили помоями» [7, с. 270]. Франция, Англия, США, Италия уже высказывали пожелания о предоставлении Польше полной независимости, для Штюрмера же даже обещание полякам автономии представлялось чрезмерным. Г.Н. Михайловский1 вспоминал, как Штюр-мер, ознакомившись с «сазоновской инструкцией», ужаснулся ее «уступчивости польскому шовинизму» [10, с. 230].

Деятельностью Штюрмера были недовольны послы Антанты. Английский посол в России Д. Бьюкенен, описывая аудиенцию у Николая II, вспоминал, как «сделал попытку убедить императора порвать со Штюрмером ввиду того, что он не пользуется доверием союзных правительств, и прозондировать у его величества почву относительно возможности возвращения Сазонова» [2, с. 195].

В такой обстановке Покровский и был назначен главой МИДа. Это назначение многих удивило. Французский посол в России М. Палеолог писал:

Выбор неожиданный... У него нет никакого представления о делах внешних и дипломатии, но. я ничего не имею против его назначения... За тридцать пять лет, с тех пор как он служит в

1 Г.Н. Гарин-Михайловский (Михайловский) (1890—1946) — юрист, сотрудник российского Министерства иностранных дел в 1914—1920 гг.

государственном контроле, его никогда не коснулась даже тень подозрения [15, с. 176].

Назначение Покровского вызвало недоумение в Германии. Корреспондент газеты «Русские ведомости» в Копенгагене сообщал:

...Германская печать крайне заинтересована назначением Покровского и теряется в догадках: «Смена русского министра иностранных дел, — говорит "Berliner Tageblatt", — как раз в настоящий момент имеет особый интерес, хотя само появление Покровского всегда заслуживало бы внимания, ибо он — сильная политическая личность» [17, с. 5].

Немецкая пресса также отмечала, что ученый-экономист и финансист Покровский призван в МИД, потому что Россия придает «громадное значение будущему урегулированию своих финансовых и экономических отношений». Высказывалось опасение, что новый министр иностранных дел «может пойти по стопам "воинственных русских либералов"» [17, с. 5]. Реакция прессы из стана врага на назначение Покровского представляется крайне интересной и значимой для понимания и оценки его позиции.

В среде правящей элиты карьерный взлет Покровского вызвал в основном положительные отзывы. Я.В. Глинка писал, что «назначение Покровского всех порадовало» [4, с. 149]. В декабре 1916 г. уже вышедший из правого думского блока В.М. Пуришке-вич отнес Покровского к министрам, являвшимся «политиками государственной пользы, блага и порядка», добавив, что он единственный в правительстве «кристаллически чистый и благородный человек» [5, с. 242]. Следует отметить, что это было произнесено во время «нараставшего конфликта Думы и Совета министров» [20, с. 167]. Свое впечатление от назначения Покровского главой МИДа В.Б. Лопухин выразил словами, что он «был радостно ошеломлен» [7, с. 280].

Россия находилась в состоянии войны, и это обстоятельство усложняло и в то же время расширяло задачи и функции МИДа. Польский вопрос необходимо было позиционировать на внешней арене как сугубо внутренний, ставилась задача восстановления Польши в этнографических границах, и следовало определить юридический характер будущей польской автономии. При этом к концу 1916 г. было уже понятно, что только культурно-

религиозной автономии явно недостаточно в условиях, когда Германия и Австро-Венгрия в ноябре 1916 г. провозгласили акт о создании Польского королевства, а союзники России открыто высказывались за предоставление полякам независимости. Широкий аспект внешних и внутренних задач предстояло решать на фоне жесточайшего внутриполитического кризиса. Показательно, что Покровский за три месяца своей работы в МИДе четыре раза подавал в отставку из-за несогласия с политикой министра внутренних дел А.Д. Протопопова [14, с. 690—691; 21, с. 257—258].

В целом внешнеполитическое ведомство как царского, так позже и Временного правительства придерживалось позиции, что польский вопрос — это внутреннее дело России и он не должен становиться предметом обсуждения с союзниками по Антанте. Однако такое заключение опирается лишь на мемуарную литературу, которая в силу специфики жанра не всегда позволяет передать смысл тех или иных действий документально точно. На наш взгляд, ближе к реальности ситуацию описал Михайловский:

С самого же начала войны. польский вопрос был отнесен к ведению Юрисконсультской части МИДа не в силу его юридического характера, а просто потому, что Сазонов больше доверял знаниям и способностям Нольде, чем Шиллинга, так как, конечно, по компетенции польский вопрос, как касающийся Европы, должен был вестись канцелярией министра (I Политическим отделом) [10, с. 57].

Впервые изданные в 2015 г. мемуары Н.Н. Покровского [16], написанные «по горячим следам» в 1919 г. в Советской России (последняя, пятая глава была закончена в 1922 г. в эмиграции в Литве), позволяют проанализировать его взгляды и понять мотивацию его действий по польскому вопросу на посту министра иностранных дел.

Первая глава «Несколько слов о русской политике в Литве» в основном посвящена полякам. Покровский подробно описывает, как менялись отношения между ними и русскими с XIX в. Как ученый-финансист он анализирует условия экономического развития поляков, последствия запрещения им пользоваться польским языком, отмечая, что ни немцам, ни русским никогда не удавалось запретить кому-либо родной язык. Наиболее слабым местом русской политики в Северо-Западном крае Покровский

называет низкую квалификацию и моральный облик российских служащих, которые не способны обеспечить «строгое соблюдение законности» [16, с. 41], а единственно верной считает национальную политику П.А. Столыпина, которой он снискал у польского общества «если не сердечные симпатии, то чувство глубокого и всеобщего уважения» [16, с. 36]. Эти слова Покровского подтверждаются строками из книги князя Алексея Оболенского «Мои воспоминания», изданной в Париже в 1955 г., о том, что «поляки очень любили и уважали Столыпина» (цит. по: [22, с. 237]). Взяточничество и вымогательство царской полиции, казенных врачей — «этот развращающий элемент» — порождал, по его мнению, «враждебное отношение» к царской власти [16, с. 37]. Покровский пишет:

Политика, преследовавшаяся правительством в СевероЗападном крае, в видах его воссоединения с русскою государственностью, фактически привела к совершенно противоположному результату: за 50 лет, протекших с последнего польского восстания, мы сумели оттолкнуть от себя и польское дворянство, и литовское крестьянство [16, с. 39].

Покровский утверждает, что «есть две системы управления покоренными инородными местностями: германская и английская». По его мнению, немцы ставят превосходство своей культуры над покоренным населением, чьи традиции не находят у них «не только уважения, но и пощады». Такое выдавливание местной культуры, языка, религии, считает Покровский, никогда не примирит две культуры, а наоборот, вызовет «огонь ненависти ко всему немецкому», поэтому он рекомендует вспомнить Чехию и Познань, известные своими восстаниями [16, с. 39].

Вторую систему, противоположную немецкой, Покровский условно называет английской, хотя Франция, к примеру, действует в таком же духе по отношению к Эльзасу. Ее характеризуют «самые целесообразные меры к тому, чтобы привлечь население покоренной страны к своей культуре не силою, а добровольно, в силу очевидных преимуществ этой культуры». На основании разбора преимуществ английской системы Покровский говорит об ошибочном выборе России, сделавшей ставку на немецкую систему. Результат этой ошибки очевиден: «Немцы приносили на окраины свою высшую культуру, мы же являлись не только не с

высшею, но иногда и более слабою, например в Царстве Польском» [16, с. 39—40]. Он замечает, что, с одной стороны «мы посылали на окраины не лучших наших людей», а с другой — «никакие должности в крае не были доступны местным жителям» [16, с. 40].

После заключения Версальского мирного договора Покровский писал: «И только теперь, когда Литва и Польша у нас отняты, мы можем надеяться на возникновение симпатий к России, по контрасту с надвигающейся немецкой опасностью». Он считал, что немецкая власть «несомненно гораздо хуже», потому что «за время русского господства было много тяжелого, но национальная самостоятельность и культура остались неприкосновенными». Покровский отмечает, что и среди чиновников, и среди русского населения большая часть к полякам имела «прямую симпатию», а также указывает на послабления в отношении языка и землевладения, произошедшие после 1905 г. [16, с. 41].

Политику царского правительства в Западном крае после 1863 г. Покровский считал несправедливой и непродуманной, имевшей отрицательный результат, и если бы в «основу своей политики в крае мы положили принцип: жить самим и давать жить другим, — результаты получились бы совершенно другие» [16, с. 42].

В завершение главы Покровский признает, что его будут обвинять в том, что он смотрит на вещи «через призму польских симпатий и антипатий» [16, с. 43]. Корни этих симпатий к полякам отчасти объяснил Лопухин, отметив, что Покровский «по своей бабке имел родственников среди поляков, ценивших его и любивших», и «несмотря на то, что он был русский и притом русский бюрократ, с ним поддерживали отношения и польские круги, оказывавшие ему заслуженное уважение» [7, с. 48]. Разумеется, для русского чиновника осуждение действий царских властей по отношению к национальным окраинам в достаточно категоричной форме, как это сделал Покровский, было смелым шагом. При этом сам министр всегда подчеркивал, что им «руководили исключительно мотивы справедливости и политической целесообразности в русских, а не в польских интересах» [16, с. 200]. Годы спустя он считал, что неудача такой политики подтвердила правильность его взглядов [16, с. 202].

К польской теме Покровский в своих мемуарах обращается, вспоминая события 1916 г., когда Германия и Австро-Венгрия провозгласили независимость Польши. Покровский писал, что «это провозглашение до заключения окончательного мира вызвало общее негодование, это был акт произвольный и незакономерный» [16, с. 200]. Покровский сравнивает акт о независимости Польши 5 ноября 1916 г. с воззванием к полякам великого князя Николая Николаевича от 14 августа 1914 года [18, с. 155]. Текст воззвания принадлежал посланнику в Сербии князю Г.Н. Трубецкому, а редактировали его А.В. Кривошеин и С.Д. Сазонов1 [16, с. 321; 10, с. 57]. Современные ученые нередко обращаются к тексту этого воззвания: например, В.А. Зубачевский пишет, что «воззвание неоднозначно оценили в правительстве и в обществе, но его роль мы сегодня тоже недооцениваем» [6, с. 72].

Интересной представляется точка зрения Покровского на это воззвание, которое он считал бесполезным и несвоевременным, как и провозглашение Германией независимости Польши — преждевременным и недопустимым. В стремлении поляков к полной независимости Покровский усматривал и частичную вину России, имеющую начало в воззвании Николая Николаевича:

.Провозгласив наши намерения относительно Польши, мы чрезвычайно напортили себе в Галиции, послав туда целую массу националистов, которые вообразили себе, что нашли широкое поле для своих полонофобских упражнений. Воззвание главнокомандующего, вызвавшее такой восторг, не имело, к сожалению, никаких дальнейших последствий» [16, с. 200].

Покровский считал, что воззвание не повлекло никаких последствий, за исключением того, что глава правительства И.Л. Горемыкин в Государственной думе 19 июля 1915 г. подтвердил намерения императора по завершении войны предоставить Польше автономию при сохранении единой государственности [13, с. 88]. Покровский также вспоминал, что поляки, которые были «около государя» — граф Велепольский, граф Замойский и другие — «усиленно настаивали на оформлении мысли русского правительства» [13, с. 200]. Он писал, что Велепольский «успел вырвать у государя некоторые фразы, которые толковал в смысле

1 По другим сведениям, текст воззвания писали Б.Э. Нольде, Г.Н. Трубецкой и С.Д. Сазонов.

организации будущей Польши на началах полной независимости от России» [16, с. 201].

Двенадцатого декабря 1916 г. Николаем II был подписан приказ №870 по армии и флоту. В нем провозглашалось «создание свободной Польши из всех трех ее ныне разрозненных областей» [18, с. 131]. Покровский писал, что по его инициативе и с его заключением для прояснения позиции правительства в польском вопросе князь А.Д. Голицын доложил государю о необходимости образования Совещания для обсуждения польского вопроса. За время пребывания Покровского главой МИДа это оказалось самым значимым событием по решению польского вопроса. Совещание было образовано под председательством А.Д. Голицына, в его состав вошли М.В. Родзянко, С.Е. Крыжановский, И.Л. Горе-мыкин, С.Д. Сазонов, А.Н. Анциферов и генерал В.И. Гурко.

Еще до созыва Совещания Покровский беседовал с генералом Гурко, который, по его словам, был человеком, «душою болеющим за направление нашей общей политики, видевшим ее опасность, человеком присяги и горячим патриотом», но выступавшим за проект «полного отделения Польши от России не только в гражданском, но даже в военном и династическом отношениях» [16, с. 201]. Против полного отделения Польши вместе с Покровским были Сазонов, Голицын и Горемыкин. Покровский считал, что автономия Польши и, возможно, Литвы может дать полезный стимул для развития местного самоуправления во всей России, и «напротив, выделение Польши в совершенно ничем не связанное с Россией государство повело бы к возникновению в Польше стремлений к собиранию всего количества земель, когда-то входивших в состав польского государства, т.е. Литвы, Белоруссии и т.д.» [16, с. 202]. Явно подчеркивая свои патриотические чувства, он заключал:

Мы с Сазоновым считали, что ни Совещание, ни даже высшие учреждения не вправе распоряжаться так территорией России, чтобы окончательно и бесповоротно отделять от нее целые области, бывшие под русскою державою [16, с. 202].

Г.Н. Михайловский в своих мемуарах отмечал, что в польском вопросе как Штюрмер, так и Покровский не проявляли особой активности [10, с. 230]. Впоследствии и Милюков, заняв пост министра иностранных дел Временного правительства, дистанци-

ровался, как и его предшественники в царском кабинете министров, от проблематики, связанной с польским вопросом. Историк А.Ю. Бахтурина считает, что имеющиеся источники не позволяют говорить о позиции Милюкова в польском вопросе на посту главы МИДа [1, с. 341]. Она отмечает: возможно, отсутствие каких-либо документов на этот счет связано с тем, что свой пост Милюков занимал лишь до апреля 1917 г. [1, с. 341]. В мемуарах Милюкова явно прослеживается, что в ходе его заграничных поездок в апреле — мае 1915 г. в составе делегации Государственной думы и Государственного совета, во время встреч с королем Георгом V, видными деятелями английского правительства, в том числе с министром иностранных дел лордом Эдвардом Греем в либеральном кабинете Кемпбелл-Баннермана, он стремился не допустить превращения польского вопроса в разряд международных [8, с. 209— 210].

Будучи главой МИДа в течение неполных трех месяцев, Покровский сумел оставить свой след в деятельности внешнеполитического ведомства России. Историк И.М. Морозова справедливо замечает:

К заслугам Покровского можно было бы отнести и тот факт, что он был практически единственным человеком в последнем императорском правительстве, о личности и деятельности которого остались лишь положительные характеристики [12, с. 453].

В отличие от многих других деятелей царского правительства, Н.Н. Покровский хорошо осознавал суть польского вопроса, испытывал искренние симпатии к полякам, понимал и отчасти сочувствовал их стремлению к независимости, высказывал обоснованные опасения, что Польше под протекторатом Германии не удастся сохранить свою самобытность. Однако чувство «патриотического долга» не позволяло ему открыто выступить за выход Польши из состава империи, хотя такую возможность он не исключал полностью. Действия Покровского в польском вопросе в какой-то степени были продолжением и развитием курса Сазонова и явно контрастировали с неуступчивой позицией его непосредственного предшественника Штюрмера. Кратковременное пребывание Покровского во главе внешнеполитического ведомства не ознаменовалось радикальными практическими шагами по решению польского вопроса, но способствовало утверждению в

России мнения о неизбежности государственного отделения Польши в будущем.

Список источников и литературы

1. Бахтурина А.Ю. Милюков и польский вопрос // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат : матер. междунар. науч. конф. Москва, 26—27 мая 1999 г. М., 2000. С. 334—343.

2. Бьюкенен Д. Мемуары дипломата. М. ; Минск, 2001.

3. Васюков В.С. Внешняя политика России накануне Февральской революции. 1916 — февраль 1917 г. М., 1989.

4. Глинка Я.В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906— 1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.

5. Государственная дума. 1906—1917 : стенографические отчеты. М., 1995. Т. 4.

6. Зубачевский В.А. Польский вопрос в годы Первой мировой войны в дипломатии России, Германии и Австро-Венгрии // Первая мировая война в истории и культуре России и Европы : сб. ст. Калининград, 2013. С. 102—108.

7. Лопухин В.Б. Записки бывшего директора департамента Министерства иностранных дел. СПб., 2008.

8. Милюков ПЛ. Воспоминания (1859—1917). М., 1990. Т. 2.

9. Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны : сб. док. Тула, 2014.

10. Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. : в 2 кн. М., 1993. Кн. 1.

11. Монархия перед крушением. 1914—1917 гг. Из бумаг Николая II и др. документы. М. ; Л., 1927.

12. Морозова И.М. Н.Н. Покровский (министр иностранных дел 30 ноября 1916 г. — 2 марта 1917 г.) // Дипломатический вестник. 2001. № 12. URL: http://archive.mid.ru/bdomp/dip_vest.nsf/2b52bc67d48fb 95643257e4500435ef7/2187a77244dd5793c3256b480050f80e!0penDocu ment (дата обращения: 18.01.2015).

13. Ораторы России в Государственной думе: 1907—1917. СПб., 2004. Т. 2.

14. ПалеологМ. Дневник посла. М., 2003.

15. ПалеологМ. Царская Россия накануне революции. М., 1991.

16. Покровский Н.Н. Последний в Мариинском дворце: воспоминания министра иностранных дел. М., 2015.

17. Иностранные телеграммы. Германская печать о назначении Н.Н. Покровского // Русские ведомости. 1916. 4 дек. С. 5.

18. Русско-польские отношения в период мировой войны. М. ; Л., 1926.

19. Сазонов С.Д. Воспоминания. Минск, 2002.

20. Соловьев К.А. Дума и Совет министров в годы Первой мировой войны: сотрудничество и конфронтация // Таврические чтения 2014. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность: матер. междунар. науч. конф., Санкт-Петербург, 11—12 декабря 2014 г. СПб., 2015. Ч. 1.

21. Сорокина О.Л. Покровский Н.Н. // Политические деятели России 1917 г. : биографический словарь. М., 1993.

22. Юрковский Р.Я. Окраинные знакомые. Польские депутаты Государственной думы и Государственного совета из СевероЗападного края и их отношения с П.А. Столыпиным в 1906—1911 гг. // Таврические чтения 2014. Актуальные проблемы парламентаризма: история и современность: матер. междунар. науч. конф., Санкт-Петербург, 11—12 декабря 2014 г. СПб., 2015. Ч. 1.

Об авторе

Анатолий Анатольевич Курганский — магистрант, Институт гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград).

E-mail: [email protected]