CC BY
605
58 РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. 1665 г. Д. 3. Л. 16, 18.
RGADA. F. 123. Op. 1. 1665 g. D. 3. L. 16, 18.
59 Там же. Л. 109.
Ibidem. P. 109.
60 Челеби Э. Книга путешествия (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века). Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. М., 1979. С. 246.
Chelebi E. Kniga puteshestviya (Izvlecheniya iz sochineniya turetskogo puteshestvennika XVII veka). Vol. 2. Zemli Severnogo Kavkaza, Povolzhya i Podonya. Moscow, 1979. P. 246.
61 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 11-12. М., 1991. С. 175.
Solovyev S.M. Istoriya Rossii s drevneyshih vremen. Vol. 11-12. Moscow, 1991. P. 175.
С.Н. Токарева
ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ПОДНАДЗОРНЫЕ: РОССИЙСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАКТИКА ПОЛИЦЕЙСКОГО НАДЗОРА В КУРСКОЙ ГУБЕРНИИ (конец XIX - начало ХХ вв.)
Со времен «охранительных» контрреформ Александра III карательный аппарат Российской империи начал широко применять полицейский надзор за «неблагонадежными» подданными. Раскрывая механизм надзора на основе имперских нормативно-правовых актов и оперативного делопроизводства общей полиции, рассмотрим опыт его применения в Курской губернии - одном из крупных регионов Европейской России - на рубеже XIX-XX вв.
Но прежде отметим, что в постсоветской историографии полиция Российской империи изучается с особенной активностью. Исследователи сосредоточили внимание на организации и различных сторонах деятельности как центральных учреждений полиции, так и местных, на специфике полицейской работы в разные периоды времени и в различных регионах империи. Так, некоторые вопросы истории полиции начала ХХ в. изучены в книгах Ю.А. Рента1 и В.Н. Кручинина2.
В ряде трудов в общих чертах описан и механизм полицейского надзора. К примеру, известный исследователь тайного политического сыска Ю.Ф. Овченко рассматривает надзор как один из этапов правоохранительной деятельности, осуществление которого являлось обязанностью общей полиции3.
В 1990-е гг. появились и первые работы, непосредственно
посвященные полицейскому надзору4. Анализ законодательных актов о полицейском надзоре в Российской империи начала ХХ в. содержится в одной из статей автора5.
* * *
Правовое регламентирование полицейского надзора в Российской империи на рубеже Х1Х-ХХ вв. основывалось на принятых при министре внутренних дел Н.П. Игнатьеве «Положении о негласном надзоре полиции» (от 1 марта 1882 г.)6 и «Положении о полицейском надзоре, учреждаемом по распоряжению административных властей» (от 12 марта 1882 г.)7, которые развили «Правила о полицейском надзоре», принятыми
30 апреля 1867 г.
В дальнейшем нормативно-правовая база системы полицейского надзора конкретизировалась и дополнялась различными уставами (Устав о предупреждении и пресечении преступлений, Устав уголовного судопроизводства) и распорядительными документами Министерства внутренних дел.
В законодательстве Российской империи было установлено понятие «полицейского надзора» как меры предупреждения преступных деяний со стороны лиц, «вредных для общественного спокойствия»8. Судя по определению, он рассматривался как механизм, призванный контролировать деятельность «подозрительных и ненадежных» подданных и предупреждать возможные с их стороны политические преступления. Однако последняя часть определения позволяла широко трактовать понятие «полицейский надзор» и использовать его на практике, ибо «вредными для общественного спокойствия» мог быть признан весьма неопределенный круг деяний.
К началу XX в. в Российской империи сложились три вида полицейского надзора: 1) подследственный, то есть учреждаемый до рассмотрения дела судом, 2) судебный, устанавливаемый по приговору суда, и 3) административный, назначаемый властью во внесудебном порядке. Какой-либо другой вид надзора законодательством не предусматривался, а каждый из трех имел свое специальное назначение.
Помимо этих видов полицейского надзора, было установлено несколько его режимов. Согласно «Правилам о полицейском надзоре» 1867 г. административный надзор подразделялся на секретный (или негласный) и гласный9. Последний, в свою очередь, - на обыкновенный и строгий. По сути, подследственный и судебный надзоры осуществлялись также в «гласном» режиме, так как лицам, подвергшимся ему, было известно об установлении за ними надзора полиции.
Строгий гласный надзор отличался более жестким наблюдением со
стороны полиции, большим ограничением личной свободы (например, в месте жительства, сроках явки в полицию и т.д.). Определение режима зависело от государственного органа, учреждавшего надзор.
* * *
Подследственный надзор, официально именуемый «особым надзором полиции», учреждался над обвиняемым в преступлении для пресечения уклонения от следствия и суда до их окончания10.
Он устанавливался полицией по решению суда или органов Отдельного корпуса жандармов, производивших дознание по государственным преступлениям. Они направляли в соответствующее, по месту жительства обвиняемого, полицейское управление требование подвергнуть того «особому надзору». Получив такое требование, местная полиция докладывала начальству, куда, когда, кто прибыл под «особый надзор», кем он учрежден и на основании чего.
Так, в феврале 1901 г. новооскольский уездный исправник рапортом донес курскому губернатору, что под «особый надзор полиции» прибыли крестьянин Эдуард Кляузе и мещанин Вайгзех Павловский, привлеченные Петроковским (Царство Польское, губернский город - Петроков) губернским жандармским управлением (ГЖУ) к дознанию по обвинению в государственном преступлении11. А Отделение по охране общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге 26 мая 1901 г. сообщило курскому губернатору, что привлеченный С.-Петербургским ГЖУ к дознанию по обвинению в государственном преступлении Михаил Дмитриевич Орехов отдан под «особый надзор полиции»12.
За установлением «особого надзора», в свою очередь, надзирала прокуратура. Скажем, в январе 1902 г. С.Л. Мирленко, «находясь в пьяном виде в помещении народной чайной в с. Глушково, ругал портрет Государя Императора матерными словами». Было возбуждено судебное разбирательство, а до вынесения решения его подвергли «особому надзору». Но прокурор Харьковской судебной палаты 4 февраля 1902 г. отменил надзор за Мирленко, о чем через курского губернатора было сообщено рыльскому уездному исправнику13.
Для осуществления «особого» (подследственного) надзора требование судебного органа или ГЖУ передавалось исполнительному чину местной общей полиции.
Далее полицейский объявлял обвиняемому под расписку полученное распоряжение об учреждении над ним «особого надзора полиции», изымал документы на жительство (паспортную книжку или иной вид на жительство) и брал подписку о том, что поднадзорный без разрешения полиции не имеет права никуда отлучаться. Затем он сообщал полицейскому управлению или
30
иному учреждению, в которое этот подданный должен был обращаться для оформления паспортной книжки, о запрете ее выдачи с указанием причин до особого распоряжения; вносил сведения о подследственном в установленной формы «Книгу о состоящих под надзором полиции»; назначал тому даты и периодичность явки к ближайшему наблюдающему за ним чину полиции; доносил полицейскому управлению об учреждении над подозреваемым (обвиняемым) надзора и прилагал выписку из этой книги со сведениями о поднадзорном.
Получив эти документы от местного чина полиции, полицейское управление заносило данные из выписки на поднадзорного в свою «Книгу о состоящих под надзором полиции» и сообщало об учреждении надзора тому судебному органу или ГЖУ, от которого было получено требование.
Никаких ограничений, кроме периодической явки к полицейскому чину, не устанавливалось. Тот, над кем был установлен «особый надзор», обязывался проживать в определенном месте до нового распоряжения. Полиция лишь следила, чтобы он действительно не покидал избранного им места жительства и мог быть в любой момент вызван или доставлен к тому должностному лицу, распоряжением которого был учрежден надзор. С его разрешения подследственный (обвиняемый) мог переменить свое место жительства. Если же он скрывался, то об этом доносилось в полицейское управление с указанием особых примет и приложением (по возможности) фотокарточки. Полицейское управление начинало розыск, уведомив о побеге судебный орган или ГЖУ, из которого было получено требование об учреждении «особого надзора».
При обнаружении сбежавший задерживался и доставлялся обратно этапным (пешим) или транспортным порядком в зависимости от расстояния. За этот проступок в месте надзора он привлекался к судебной ответственности по ст. 63 Устава о наказаниях, налагаемых мировым судьей, в соответствии с которой назначался арест до трех месяцев или денежное взыскание до 300 руб. О задержании скрывшегося обязательно уведомлялись судебный орган или ГЖУ, из которого было получено требование об учреждении «особого надзора».
Уведомление о прекращении «особого надзора» выдавалось прокурорами судов или окружными судами после окончания (закрытия) дела обвиняемого или после вступления судебного приговора в законную силу. Полученное полицейским управлением, такое распоряжение отмечалось в «Книге о состоящих под надзором полиции», в графе о прекращении надзора. Тому, кто был оправдан или с кого в ходе дознания были сняты обвинения, объявлялось уведомление о прекращении дела, о прекращении надзора и о выдаче отобранного документа на жительство, после чего бывшему обвиняемому возвращались отобранные документы. Тому же, кто был осужден и находился под стражей, естественно, ничего
31
на этот счет не объявлялось. Документы осужденных пересылались на хранение в то учреждение, которое их оформило и выдало.
Установление подследственного надзора не всегда было оправдано. Так, в нижеследующем случае отсутствовала явная его необходимость, равно как и не было привлечения к суду.
Курский полицмейстер донес губернатору, что 25 января 1901 г., что состоящий под «особым надзором полиции» бывший студент дворянин Леонид Владимирович Кишкин выехал, с разрешения начальника Курского ГЖУ, на жительство в с. Клюшниково Фатежского уезда, о чем также сообщалось местному уездному исправнику. А 3 июня того же года Кишкин явился во 2-ю полицейскую часть Курска, а потом и к полицмейстеру, где заявил, что «его хотят убить за измену, что он за деньги выдал своих товарищей и купил себе новые брюки и пиджак, что курский мещанин Ямизинов и вся монополия восстали против него, пишут донос жандармскому ведомству и он купил себе револьвер, но злоумышленники от него отобрали, что он страдает манией умственного расстройства и просит в защиту дать ему городового». Сделав разумные выводы, полицмейстер направил Кишкина к матери, которая приняла его под расписку и «выслала» обратно в Фатежский уезд14.
Законоположениями о полицейском надзоре в Российской империи не предусматривалось освобождение от него ввиду душевной болезни или умственного расстройства поднадзорного. Поэтому полицейские чины не прибегли к врачебному освидетельствованию, но поступили и в соответствии со служебным долгом, и человечно.
* * *
Второй вид надзора - судебный - являлся мерой, установленной приговором суда и направленной на предупреждение совершения преступных деяний со стороны тех, кто уже отбыл назначенное судом наказание. Такое своего рода «продленное» наказание в виде «административной высылки» выполняло функцию частного, а отчасти и общего предупреждения преступлений.
Показательным является дело крестьянина села Подхожее Подхоженской волости Веневского уезда Тульской губернии Владимира Илларионовича Прошина, который 7 июня 1900 г. был обвинен в государственном преступлении и подвергнут «тюремному заключению на
2 месяца, с подчинением затем гласному надзору полиции на два года». Департамент полиции МВД не удовлетворил его просьбу о переезде на жительство в Баку, и срок надзора он провел в Курской губернии. Позднее, в январе 1903 г., ходатайство Прошина было удовлетворено: ему разрешили «повсеместное в империи жительство», о чем ему было сообщено под
32
подписку15.
Исполнение таких приговоров (в их «надзорной части») возлагалось на губернские правления. Каждого осужденного, у которого заканчивался срок заключения, губернское правление заранее просило сообщить о том, в каком месте он желал бы отбыть полицейский надзор. Это было необходимо для того, чтобы исключить возможность избрания той местности, где воспрещалось проживание лиц, отданных по судебным приговорам под надзор полиции. Если заключенный добровольно отказывался от такого выбора, то губернское правление было вправе само назначить один из «дозволенных» уездных городов губернии. Надзор утверждался «в избранном местожительстве вне столиц, столичных губерний, университетских городов, а также тех фабричных местностей, в коих пребывание надзорного лица было признано Министерством Внутренних Дел вредным». К последним относились Тверская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Пермская, Уфимская, Орловская, Екатеринославская, Бакинская, Черниговская, Таврическая, Варшавская и Петроковская губернии, Область Войска Донского, Белостокский уезд, города: Николаев, Елисаветград, Вильно, Рига и Либава, а также местность Кривой Рог Херсонской губернии16. Включение в их число других местностей осуществлялось решением Совета министров по представлению министра внутренних
дел17.
Курская губерния не входила в данный перечень, поэтому, помимо «своих» поднадзорных, в ней проживали поднадзорные, направленные из самых разных мест империи: С.-Петербурга, Москвы, Харькова, Архангельска, а также Варшавской, Владимирской, Калужской, Минской, Новгородской, Олонецкой, Орловской, Петроковской, Тульской губерний, Закатальского округа и других.
Положения о месте пребывания лиц в период действия полицейского надзора были конкретизированы в первые годы XX в., в условиях подъема революционного движения. Были введены следующие ограничения: 1) поднадзорным воспрещалось жительство в указанных законом губерниях, уездах, городах и иных местностях; 2) в случае «неизбрания» места жительства или освобождения из-под наказания оно определялось губернским начальством; 3) поднадзорным запрещалось, без особого разрешения местной полиции, оставлять избранное или назначенное место жительства до истечения полугода по «водворении» в нем; 4) по истечении этого срока позволялось переменить место проживания, но с ведома местной полиции18.
Конкретизируя первый пункт, закон устанавливал, что поднадзорные не имели права жительства или пребывания: а) в столицах и во всех местностях столичных губерний; б) в губернских городах, их уездах и во 33
всех местностях, располагавшихся от губернских городов ближе 25-ти верст; в) во всех крепостях и местах, находившихся от них ближе 25-ти верст, г) в тех городах или местностях, в которых по особым высочайшим повелениям не разрешалось «водворение» поднадзорных19.
Более того, иногда поднадзорному из числа отбывших наказание предлагалось сменить место жительства: например, в случае общественных беспорядков в данной губернии или даже в соседней. К примеру, крестьянин Варшавской губернии Войцех Станислав-Карлов Гачинский за распространение социалистических сочинений находился под гласным надзором в Саратове. В мае 1902 г. в городе произошли «беспорядки», и МВД запретило ему жительство в Саратовской губернии на три года. Воронежский губернатор отказался удовлетворить просьбу Гачинского позволить ему проживать в Воронежской губернии и сообщил курскому губернатору: «...Так как Воронежская губерния граничит с Саратовской, то полиция предлагает ему избрать для жительства другую местность и он избрал г. Курск»20.
Для следования к месту, выбранному или назначенному для проживания под надзором, отбывший наказание, согласно ст. 334 Устава о содержащихся под стражею, снабжался «проходным свидетельством» или же отправлялся по этапу, если не имел достаточных средств к переезду21. В «проходном свидетельстве» указывались срок, за который необходимо было прибыть к месту, и маршрут с точным указанием промежуточных и конечного пункта, а также продолжительность остановок в пути. Если, по мнению полицейских, тюремных и прочих чинов, нравственные качества и поведение поднадзорного не давали достаточных гарантий в добросовестном следовании в назначенное место, то, согласно циркулярам МВД по Департаменту полиции (№ 8761 от 3 июля 1901 г., № 10341 от
20 июля 1902 г., № 356 от 13 января 1903 г., № 538 от 12 января 1904 г.) применялся этапный способ передвижения за счет казны. Губернское правление оповещало соответствующее полицейское управление о прибывающем поднадзорном с приложением выписки из приговора суда.
Поднадзорный, как и в «подследственном» случае, «прикреплялся» к исполнительному чину полиции, которому передавались документы на прибывшего, в том числе и выписка из приговора суда, в силу которого он подвергался ограничению прав и гласному надзору полиции. Копия выписки отсылалась по месту приписки поднадзорного, чтобы он не смог получить вид на жительство (паспортную книжку) до окончания срока надзора.
Полицейский при содействии волостного старшины «водворял» поднадзорного в местное общество (согласия последнего не требовалось), о чем давал знать участковому уряднику или стражнику для наблюдения за ним и для строгого исполнения правил о поднадзорных. Сведения о
прибывшем также вносили в «Книгу о состоящих под надзором полиции», которая велась в полицейском управлении и была предназначена для учета как находящихся под надзором полиции по распоряжению административных и судебных органов, так и для поднадзорных по судебным приговорам.
Чины общей полиции были обязаны и вправе: наблюдать за действиями, поведением и местожительством поднадзорного; удостоверяться днем и ночью о том, находится ли он дома; производить при необходимости в любое время обыски в его жилище; не дозволять у поднадзорного любых «сборищ» (а в случае, если какого-либо «собрание» было намечено, тому следовало получить специальное разрешение); наблюдать за аккуратной явкой поднадзорного к классному чину полиции в установленные сроки; следить, чтобы поднадзорный никуда самовольно не отлучался; доносить непосредственному начальству о побеге поднадзорного, если таковой случится, и принимать меры к его розыску; наблюдать, чтобы в данном районе не проживали поднадзорные из других мест; задерживать и доставлять их непосредственному начальству; доносить о поднадзорном, вторично взятом под стражу; доносить о смерти поднадзорного; наблюдать, чтобы поднадзорные (порой местные полицейские чины именовали их «надзираемыми») не участвовали в общественных собраниях и не подавали голосов, а также не были избраны на должности.
Для легальной перемены места жительства поднадзорный обязан был подать ходатайство в полицейское управление, указав местность, где он желал бы проживать. Но оно не могло дать положительного ответа до получения согласия того полицейского управления, в уезд которого желал переехать проситель. Выезд за границу в любом случае воспрещался.
В случае если поднадзорный скрывался, то его разыскивали полицейские учреждения и после обнаружения обязательно по этапу отправляли обратно, где он привлекался к ответственности за «отлучку» и проживание без установленных видов. Наказание (согласно циркуляру МВД по Земскому отделу № 11 от 18 февраля 1906 г.) выражалось в денежном взыскании в размере не более 15 коп. за каждый день и в целом не более 10 руб.
И напротив: если полицейские чины расценивали поведение поднадзорного как «одобрительное» («по предоставлении положительных к тому доказательств»), то по усмотрению начальника полицейского учреждения тому могла быть выдана паспортная книжка сроком на один год. В ней ставилась отметка о судимости с указанием существа приговора, а также запись о местах, где проживание поднадзорному было запрещено. По окончании надзора такая паспортная книжка заменялась новой, уже без отметки о судимости, если было разрешение губернского начальства
исключить ее.
Срок судебного надзора начинался со дня освобождения осужденного из места заключения. Время, проведенное в «отлучке» или «бегах», тоже засчитывалось в общий срок, так как в законе не было прямого указания, что учитывается лишь фактически проведенное время в месте надзора22. По истечении срока надзора подданному объявлялось о прекращении надзора, о чем делалась отметка в «Книге о состоящих под надзором полиции». О прекращении надзора полицейское управление доносило губернскому правлению или прокурору суда.
* * *
Губернаторы, местная полиция и все воинские начальники для «предупреждения и пресечения» всяких действий по нарушению общественного спокойствия, порядка, «благочиния», личной и имущественной безопасности также наделялись правом учреждения надзора полиции. Таков был третий вид надзора - административный.
С этой целью составлялось представление министру внутренних дел об административной высылке, в котором должностное лицо или учреждение, имевшее право применять административную высылку, указывало основания, срок предполагаемого надзора и персональные сведения (фамилия, имя, отчество, возраст, сословное или иное звание, семейное и имущественное положение и т.д.).
ЭтипредставлениярассматривалисьвОсобомсовещанииприминистре внутренних дел (председательствовал в нем заведующий полицией товарищ министра, состояло из четырех членов - по два от Министерства внутренних дел и Министерства юстиции). Постановления совещания утверждались министром внутренних дел. Высылка устанавливалась на срок от одного года до пяти лет и в тех местах Российской империи, которые не были объявлены на «исключительном» положении. В месте высылки провинившийся в глазах властей в нарушении «благочиния» подчинялся полицейскому надзору23. Если населенный пункт, где он жил, не входил в состав административно-территориальных единиц, воспрещенных для проживания поднадзорных, то полицейский надзор мог быть учрежден и по месту его проживания24.
После того как Особое совещание выносило решение, о нем уведомлялся начальник той губернии, в которой должен был осуществляться полицейский надзор. Сообщалось, что «по рассмотрению в Особом совещании обстоятельства дела о.» (далее указывались фамилия, имя и отчество поднадзорного, его сословное или иное звание, место жительства, а также кратко излагалась суть дела) тот подчинялся гласному надзору полиции на такой-то срок, причем особо оговаривалось
36
начало его отсчета.
Отсчет срока надзора начинался со дня утверждения постановления Особого совещания. Но в этом случае время, проведенное в «бегах», не засчитывалось в срок административной высылки и гласного надзора25.
После прибытия поднадзорного в назначенный населенный пункт полицмейстер или уездный исправник должен был сообщить губернатору и ГЖУ о том, что «надзор за ним учредил».
В местном полицейском управлении на каждого поднадзорного заводилось дело. В первую очередь составлялась специальная Ведомость (или Список) о лице, прибывшем под надзор полиции. В нее заносились: фамилия, имя и отчество, сословное или иное звание, местожительство, вероисповедание, возраст; по какому распоряжению и за что, откуда и куда выслан; с которого времени, какому надзору или ограничениям подвергнут и на какой срок; где «водворен» на жительство, чем занимается, получает ли от казны пособие и в каком размере; из кого состоит семейство и где оно находится. Эта Ведомость при любом перемещении лица должна была немедленно пересылаться в полицейское управление по месту его выбытия, а за три месяца до окончания установленного срока надзора - в Департамент полиции МВД26.
Начальник городской или уездной полиции должен был отобрать у поднадзорного все документы о его личности, заграничный паспорт (если таковой имелся) и вид на жительство (паспортную книжку), которые хранились в местном полицейском управлении. Взамен поднадзорному выдавалось свидетельство на проживание в назначенной местности без обозначения в нем того, что он находится под надзором27.
Так, 30 сентября 1903 г. Департамент полиции МВД сообщил курскому губернатору, что мещанин Арон Львович Юдицкий «за сношения с политически неблагонадежными лицами и распространение произведений подпольной прессы» подлежит гласному надзору в месте жительства на три года. Начальник белгородский полиции сообщал, что, в соответствии с Положением о «гласном полицейском надзоре» (то есть Положением от 12 марта 1882 г.; полицейские чины в служебной переписке часто ошибались в названии законов), он должен отобрать у поднадзорного все документы о его личности и вид на жительство, однако они, по личному заявлению А.Л. Юдицкого, будто бы были оставлены тем в канцелярии курского губернатора при получении заграничного паспорта на поездку в Париж. В соответствии с законом уездный исправник просил канцелярию губернатора переслать все его документы на место для приобщения к делу.
Поднадзорный обязывался жить в определенном месте и не имел права отлучаться без разрешения полиции. В случае перемены квартиры в городе он должен был в течение суток донести об этом соответствующему полицейскому учреждению. При намерении переехать из одной губернии
37
в другую поднадзорный обязан был «испросить» через губернатора разрешение министра внутренних дел.
При «одобрительном» поведении состоящему под надзором разрешались временные «отлучки» по особо уважительным причинам: в пределах уезда - с разрешения местного начальника полиции, по губернии - губернатора, а в другие губернии - министра внутренних дел28. Основаниями для удовлетворения такой просьбы могли быть, к примеру, угрожающая смертью болезнь родителей, жены или детей, опасность разорения семьи, которая не могла быть устранена без личного участия поднадзорного. В пределах уезда передвижение допускалось и при других обстоятельствах29. При перемещении поднадзорного из уезда в уезд начальник губернии сообщал о своем разрешении начальнику ГЖУ.
Так, курский губернатор 12 апреля 1901 г. секретно уведомлял начальника Курского ГЖУ о том, что «разрешена состоящему под гласным надзором полиции в дер. Косторной, Суджанского уезда крестьянину Михаилу Данилову Кутоманову трехдневная отлучка, кроме времени потребного на проезд в село Ракитное, Грайворонского уезда, для присутствия в Ракитянском волостном суде 29 сего апреля, в качестве ответчика, по иску брата его об усадьбе и имуществе»30.
«Отлучки» разрешались на определенный срок и в конкретное место без права остановок в пути. Поднадзорному выдавалось «проходное свидетельство» с указанием маршрута, в которых содержались необходимые сведения (фамилия, имя, отчество и приметы лица, место, срок и т.д.) и куда вносились записи о его отбытии и следовании в пути. После возвращения эти документы сдавались местному полицейскому начальству31.
Так, состоявшая под гласным надзором слушательница Высших женских курсов, жена студента Горного института Неонила Ивановна Мушенко была арестована за участие в демонстрации на Казанской площади в С.-Петербурге 4 марта 1901 г., а после освобождения из-под стражи ей запретили жительство в университетских городах, Риге и Ярославле. С 28 марта 1901 г. Н.И. Мушенко была подчинена гласному надзору и выбыла с «проходным свидетельством» в г. Сумы Харьковской губернии. В конце апреля она прибыла в место жительства родителей
- с. Велико-Михайловку Новооскольского уезда Курской губернии. Местный уездный исправник рапортовал, что она «поведения хорошего и в образе жизни ничего предосудительного не замечено». Департамент полиции МВД 11 августа 1901 г. разрешил ей выехать на две недели к мужу Ивану Наумовичу в Екатеринославскую губернию на Щербиновский рудник возле станции Кривой-Торец, сообщив о том губернатору. Но со времени возбуждения ходатайства прошло два месяца, муж окончил работы и выехал из Екатеринославской губернии, так что своим правом
38
на «отлучку» она не воспользовалась. Вдобавок в конце того же месяца Департамент полиции МВД не удовлетворил ее ходатайство о выезде в С.-Петербург, чтобы держать там выпускные осенние экзамены.
Однако в октябре 1901 г. Н.И. Мушенко было дозволено переехать на жительство в Севастополь. В том же месяце она подала прошение о переезде в г. Сумы Харьковской губернии, так как не могла найти какой-либо заработок, или назначить ей ежемесячное вспомоществование. Вопрос о выдаче пособия, по-видимому, даже не рассматривался, хотя законодательством предусматривалась такая возможность, и 24 октября Департамент полиции МВД разрешил ей переехать в Севастополь. Этим правом она также не воспользовалась и находилась в Новооскольском уезде Курской губернии до «перемены положения», то есть до снятия надзора. После его отмены в марте 1902 г. МВД признало не подлежащим удовлетворению ее ходатайство о разрешении «повсеместного жительства в империи впредь до особого распоряжения», которое последовало по ее прошению в августе 1902 г.32
В силу уважительных причин (болезнь, отсутствие средств к существованию и невозможность найти какой-либо заработок) МВД могло удовлетворить ходатайство поднадзорного с просьбой об отбытии срока в другой местности (например, там, где находились родственники, желающие взять его на свое попечение).
Так, дворянке Марии Евгеньевне Солодиловой, состоявшей под гласным надзором полиции в Екатеринославе сроком на два года до
13 июня 1900 г., уже 2 мая было разрешено переехать на жительство к отцу в д. Сазоновку Тимского уезда Курской губернии. И 15 мая
1900 г. екатеринославский губернатор сообщил о ее выезде курскому губернатору33.
Иногда поднадзорные просили разрешить лишь временный отъезд домой: например, до разрешения жены от беременности или на летние месяцы к родственникам. Решение МВД обязательно направлялось начальнику губернии, который доводил до сведения соответствующее полицейское управление. А оно, в свою очередь, ставило в известность поднадзорного, о чем брало с него расписку. Основанием для отказа в просьбе могло служить прошение перейти на жительство в «воспрещенную» местность, но причина отказа в полицейских документах указывалась редко.
Если состоящий под надзором полиции отбывал из места, определенного для его пребывания, или пробыл без уважительных причин в отлучке более назначенного времени, то полицией принимались меры к его розыску. В пределах нескольких губерний этот вопрос решался по соглашению между губернаторами, в ходе бюрократической переписки
между нами.
Так, в сентябре-октябре 1902 г. переписка между харьковским, курским и костромским губернаторами отразила ход розыска состоявшего под гласным надзором полиции в Костроме мещанина г. Богодухова Харьковской губернии Моисея Максимовича Поднебенного, «скрывшегося неизвестно куда». По сведениям харьковского губернатора, Поднебенный жил некоторое время в Харькове, а 6 августа 1902 г. выбыл в Курск. Однако, по рапорту курского полицмейстера, в город он не прибывал, но «за появлением его имеется наблюдение»34.
В июле 1903 - апреле 1904 гг., согласно переписке между курским и вологодским губернаторами, разыскивался состоявший под гласным надзором в г. Никольске курский мещанин Петр Данилович Медведев, который «неизвестно куда скрылся из места водворения». Описывались приметы Медведева: «лета 26; рост средний; волосы и брови - темнорусые; усы и борода - русые; глаза карие; нос и рот обыкновенные; лицо чистое; особая примета - на левой щеке родимое пятнышко»35. Тимский и курский уездный исправники успели уведомить, что «по розыску» Медведева на подведомственной им территории не оказалось. А 26 марта 1904 г. канцелярия вологодского губернатора сообщила в Курск о задержании П.Д. Медведева, дабы было отдано распоряжение о прекращении его розыска. За такой проступок поднадзорному полагалось наказание: в первый раз - арест на срок от одних суток до трех; во второй - от семи суток до трех недель; в третий - заключение в тюрьме от трех до шести месяцев36.
Согласно распоряжению Департамента полиции МВД, о каждом случае, когда поднадзорный «скрывался неизвестно куда» полицейские должны были немедленно доводить до сведения начальника ГЖУ37.
* * *
Высланный в административном порядке под гласный полицейский надзор был обязан по первому требованию являться в полицию. Местные полицейские чины имели право в любое время входить в его квартиру, производить обыски и выемки, указывая в протоколе мотивы и результаты таких мероприятий. Также начальник губернии мог воспретить лицам, состоящим под надзором, хранить у себя оружие.
Последнее было отнюдь не лишним. Повседневная служба полицейских по проверке поднадзорных была сопряжена с серьезной угрозой для жизни.
Так, 19 марта 1910 г. в числе четырех городовых Белгородской городской команды старший городовой Мина Лукьянович Гайдученко и старший городовой Александр Федорович Асеев были назначены в ночной
40
обход. Так как крестьянка Полтавской губернии Пелагея Черновалова, высланная из Екатеринослава под гласный надзор полиции, была заподозрена в «сношении» с членами группы анархистов и коммунистов и укрывательстве их, то местным начальством было приказано произвести в эту ночь осмотр ее квартиры, расположенной на окраине города, в слободе Саввиной. Когда городовые постучали в дверь, а потом в окно дома, отозвался его хозяин Петр Рябченков, но, узнав о присутствии возле дома полиции, не открыл им. Спустя 15 минут двери внезапно распахнулись, оттуда выбежал человек с револьвером в руке, который открыл стрельбу по поджидавшим городовым. Раненый пулею, Гайдученко упал и, не приходя в сознание, вскоре скончался. Был убит и городовой Асеев. Остальные городовые кинулись в погоню за убегавшим, который по покровом темной ночи скрылся. Заподозренные в соучастии лица были арестованы38.
Очевидно, чины общей полиции и психологически, и по своей выучке не были хорошо подготовлены к прямым вооруженным столкновениям с боевиками революционного подполья.
В правовом положении поднадзорные, высланные в административном порядке, ограничивались в части своих прав, о чем полицейские им обьявляли по прибытии «на место водворения». Они не могли состоять на государственной или общественной службе, но с разрешения министра внутренних дел их могли допустить «к письменным занятиям в правительственных и общественных учреждениях по найму», за исключением губернских и волостных правлений, полицейских учреждений и всех учебных заведений39. Поэтому поднадзорного могли уволить с такой должности, если он занимал ее до установления надзора по месту жительства. И только с разрешения Департамента полиции МВД он мог заниматься канцелярским трудом по найму или ремеслом -слесарным либо токарным.
Например, 21 сентября 1903 г. состоявший под «особым надзором полиции» личный почетный гражданин Виктор Иванович Анисимов за принадлежность к Северному союзу Российской социал-демократической рабочей партии был подвергнут гласному надзору на два года по месту жительства. В силу ст. 21 Положения от 12 марта 1882 г. было отдано распоряжение о его увольнении с должности делопроизводителя Экономического отдела Курской губернской земской управы. Курский полицмейстер отставной поручик Лев Николаевич Зарин сообщал, что за время проживания в Курске тот «ведет знакомство с лицами политически не благонадежными, но активного участия в каких-либо сборищах или демонстрациях Анисимов не принимал, а равно и во время последних арестов фамилия его не упоминается. В Губернском Жандармском Управлении смотрят на Анисимова как на человека крайне вредного и убежденного революционера». Но Департамент полиции МВД разрешил
41
Анисимову канцелярские занятия по найму, не связанные с разьездами по губернии40.
Лица, годные к военной службе, призывались на нее после истечения срока надзора41.
Поднадзорные не имели права быть учредителями, председателями и членами в частных обществах и компаниях, а также председателями и членами конкурсных управлений. Только с особого разрешения министра внутренних дел они могли быть опекунами и попечителями. Лицам, состоящим под надзором полиции, воспрещались: педагогическая
деятельность (включая домашние уроки, даваемые ученикам в частном порядке), публичные выступления (чтение лекций, участие в заседании ученых обществ и в сценических представлениях), содержание типографий, литографий, фотосалонов, библиотек и служба в них, торговля книгами и принадлежностями тиснения, содержание трактирных заведений и торговля спиртными напитками. Врачебная, акушерская и фармацевтическая практика дозволялась им только с разрешения министра внутренних дел42.
Поднадзорные также теряли возможность выступать в качестве поверенных (кроме присяжных и частных) в судах по гражданским делам (в случаях, указанных в ст. 389 и ст. 406 Учреждения судебных установлений) и во всех уголовных делах (если только дело не касалось его самого, его родителей, жены или детей)43.
Губернаторы могли запрещать поднадзорным и другие занятия, если они являлись средством осуществления «предосудительных замыслов» или по местным условиям представлялись полиции опасными для общественного порядка и «спокойствия». Об этом докладывалось министру внутренних дел, который был вправе отменить или оставить в силе данное распоряжение.
8 февраля 1902 г. начальник Пермского ГЖУ сообщил начальнику Курского ГЖУ, что в вещественных доказательствах привлеченной к дознанию о государственном преступлении по ст. 318 и ст. 251 Уложения о наказаниях Анны Ягодниковой оказались два письма С.И. Акрамовского. В них указывалось, что тот «занимается по вечерам с окончившими курс» и просил выслать список книг для чтения. Отмечая, что «эти письма обличают С. Акрамовского в неблагонадежности и что он состоит за прежнюю деятельность по распоряжению Департамента полиции от 14 января 1897 г. за № 441 под негласным надзором полиции», начальник Пермского ГЖУ просил о проведении обыска и дознания.
19 февраля адьютант Курского ГЖУ штаб-ротмистр Турганников, в присутствии урядника 3-го стана 2-го участка Фатежского уезда и понятых, на основании ст. 29 «Положения о мерах к сохранению государственного порядка и общественного спокойствия» (от 14 августа 1881 г.) произвел
42
обыск у Акрамовского. Его квартира состояла из одной комнаты и сеней, сообщающихся одним выходом на улицу. Войдя в помещение, застали Акрамовского дома: тот писал письмо. При личном осмотре и обыске квартиры «ничего явно преступного» не было «обнаружено». Тем не менее, его арестовали и заключили под стражу в Курском тюремном застенке (использовался в качестве пересыльной тюрьмы). На следующий день жандарму было поручено допросить его по существу и «разобрать» письмо.
Между тем 1 марта курский губернатор письменно «напомнил» директору народных училищ Курской губернии о необходимости соблюдать инспекторами требования ст. 286 ч. 1 т. II Свода законов общего учреждения губернии (издания 1892 г.) «о допущении лиц к педагогической деятельности только с предварительного в каждом случае согласия губернатора». А также «попросил» прислать сведения о лицах, допущенных к педагогической деятельности без соблюдения этих требований. Далее губернатор указал на тот факт, что в Фатежском уезде передвижным учителем состоит сын священника Сергей Иванович Акрамовский, по поводу которого при принятии на должность учителя согласия у него не спрашивалось. А теперь, по поступившим к нему сведениям, С.И. Акрамовский «оказался лицом неблагонадежным и допущение его к педагогической деятельности является совершенно нежелательным».
В ответ 2 марта директор народных училищ сообщил губернатору, что инспектору народных училищ 3-го участка было предложено уволить С.И. Акрамовского от исполнения обязанностей передвижного учителя в Фатежском уезде. Он также препроводил список учителей по уездам с указанием на то, что на должности их определило Министерство народного просвещения.
Со своей стороны, Фатежский уездный исправник 18 марта доложил начальнику Курского ГЖУ о месте, времени и лицах, с кем занимался и вел тесную дружбу С.И. Акрамовский, отметив, что «в образе жизни и поведении Акрамовского за время проживания его... ничего предосудительного не замечалось».
Сам же С.И. Акрамовский 9 апреля подал прошение губернатору о возвращении на должность учителя, и уже на следующий день получил ответ об отсутствии препятствий.
Наконец, 29 апреля предводитель дворянства Фатежского уезда Н. Шетохин писал губернатору Алексею Дмитриевичу Милютину, что у С.И. Акрамовского в присутствии понятых жандармским офицером был произведен обыск и ничего подозрительного не найдено. Заступаясь за С.И. Акрамовского, предводитель отмечал, что тот «был скомпрометирован», и член Учительского совета уверял его, что тот «не сделал ничего
43
предосудительного».
Но уже 22 мая 1902 г. С.И. Акрамовскому педагогическая деятельность все же была запрещена губернатором44.
Когда рассматривался вопрос о назначении поднадзорного на должность в земские, городские, судебные или крестьянские учреждения, а также о присвоении ему какого-либо звания (служащего канцелярии или железной дороги, врача, учителя или ученика), через канцелярию губернатора запрашивались сведения о кандидате. Если полученные от местных полицейских и жандармских учреждений сведения о его нравственных качествах и политической благонадежности были удовлетворительными, в решении указывалось, что «препятствий со стороны Департамента полиции не встречается»45. В противном же случае отмечалась нежелательность предоставления должности или присвоении звания.
Так, харьковский мещанин Павел Петрович Богданов, обвиненный в подготовке майских рабочих беспорядков 1901 г. в Харькове, подлежал гласному надзору полиции в избранном месте жительства (кроме «воспрещенных») на два года с 23 марта 1902 г. А уже 2 октября того же года Департамент полиции МВД сообщил курскому губернатору, что не встречается препятствий к разрешению П.П. Богданову поступить на службу на Курско-Харьковско-Севастопольскую железную дорогу согласно его ходатайству46.
Министр внутренних дел мог воспретить поднадзорному непосредственно получать свою частную корреспонденцию. В этом случае местным почтовым отделениям и телеграфным конторам передавались списки таких лиц. Письма и телеграммы, приходившие на имя поднадзорных, как и их исходящая корреспонденция, в губернских городах передавались начальнику ГЖУ, а в уездных - уездному исправнику (в случае обнаружения чего-либо «предосудительного» они также передавались в ГЖУ)47.
При «одобрительном» поведении и образе жизни по представлению губернатора министр внутренних дел мог освободить поднадзорного от некоторых ограничений (скажем, от запрета на занятие должности). Более того, если это было достаточным ручательством исправления, то возможно было удовлетворение ходатайства об отмене полицейского надзора. При нарушении же установленных правил и ограничений, поднадзорные подвергались аресту и содержанию в заключении при полицейском участке или в тюрьме: по постановлению местного начальника полиции -на срок до трех суток, по распоряжению губернатора - до семи суток, по предписанию министра внутренних дел - до одного месяца48.
Поднадзорные, не имевшие собственных средств к существованию, и последовавшие за ними семейства имели право на получение от казны пособия, а также выплат на одежду, белье и обувь. Но этой возможности они лишались, если уклонялись от занятий «по лености, дурному поведению или привычке к праздности». Тот же круг лиц «призревался» в больницах также за счет казны49.
Из государственного бюджета ежегодно ассигновывался кредит на их содержание50. Он находился в ведении Департамента полиции МВД, по распоряжениям которого Главное казначейство ассигновывало местным казначействам суммы в виде отдельных переводов51. Но такая денежная помощь, судя по документам, не получила широкого применения.
Также поднадзорные имели право защищать свои интересы и направлять в Департамент полиции МВД жалобы на «дерзкое обращение с ними и оскорбление со стороны чинов местной полиции». На основании таких жалоб проводились «служебные» расследования.
Так, мещанин Григорий Данилович Никулин в 1903 г. обратился в Департамент полиции МВД с жалобой на то, что полицейский надзиратель оскорбил его словами. Корочанский уездный исправник донес курскому губернатору, что Екатеринославским полицмейстером было разрешено состоящему под особым надзором полиции мещанину Г.Д. Никулину переехать на жительство в г. Корочу, и полицейскому надзирателю было поручено учредить над ним надзор. Полицейский надзиратель «дознал», что Никулин прибыл в г. Корочу 28 июля и несколько дней не являлся в полицию и не сразу предъявил «проходное свидетельство». Исправник отмечал, что полицейский надзиратель «никаких оскорблений ему не наносил и за неуказанием им свидетелей, жалоба его в сем отношении является вполне голословною и не заслуживающею уважения». Кроме того, дополнялось, что «Никулин - человек грубый, нахальный, дерзкий и оскорбляющий на каждом шагу даже свою старуху родную мать, которая поденщиною зарабатывает кусок хлеба, чтобы прокормить этого тунеядца сына». Кончилось тем, что курский губернатор сообщил в Департамент полиции МВД: данная жалоба «как не подтвердившаяся оставлена без последствий»52.
* * *
11 августа 1904 г. Николай II подписал Манифест о милостях, дарованных в день Святого Крещения наследника цесаревича и великого князя Алексея Николаевича. Согласно манифесту, освобождались «от дальнейшего отбывания наказания» лица, «подвергнутые гласному
надзору полиции» на срок не свыше одного года, а также «не достигшие совершеннолетия по день рождения Наследника Престола Нашего» из числа «подвергнутых административным взысканиям». А «лицам, подвергнутым. гласному надзору полиции. свыше одного года» повелевалось «сократить срок взыскания на одну треть по удостоверении в добром поведении отбывающего взыскание»53.
Решение о досрочном освобождении от гласного надзора выносил Департамент полиции МВД на основании получаемых от губернаторов сведений о поведении поднадзорных. Однако ограничения в дальнейшем местожительстве при этом сохранялись. Такое решение, к примеру, было принято относительно крестьянина Грайворонского уезда М.П. Собкалова54.
Среди лиц, освобожденных от гласного надзора, оказался уже упомянутый личный почетный гражданин Виктор Иванович Анисимов.
14 августа 1904 г. курский губернатор сообщил полицмейстеру о решении Департамента полиции МВД сократить тому срок надзора на треть. И уже
6 сентября 1904 г. Курская губернская земская управа просила губернатора о переводе В.И. Анисимова на должность агронома55.
Среди несовершеннолетних, то есть тех, кому на день рождения наследника не исполнился 21 год, оказался Генрих-Аркадий Владиславович Выржиковский, который за участие «в массовом водворении в пределы Российской империи заграничных подпольных изданий» был подвергнут гласному надзору на два года с 22 января 1903 г. Его прошение, поданное в сентябре того же года, о разрешении поступить в аптекарские ученики Департаментом полиции МВД было «оставлено без последствий». Однако после императорского манифеста от 11 августа 1904 г. он был освобожден от гласного полицейского надзора56.
В некоторых случаях срок сокращался больше чем на треть. Скажем, срок пребывания под гласным надзором упомянутого выше А.Л. Юдицкого первоначально был сокращен на треть, и надзор для него должен был закончиться 21 сентября 1905 г., а не в 1906 г. На деле же надзор был снят еще раньше - 17 ноября 1904 г.57 То есть надзор вместо трех лет действовал всего один год и два месяца. Что поспособствовало этому - примерное особо «одобрительное» поведение или чье-либо заступничество либо вмешательство - достоверно выяснить не удалось.
После окончания срока надзора пристав рапортовал начальнику местной полиции, который доносил об этом губернатору с краткой характеристикой поднадзорного. В ней отмечалось его «одобрительное» поведение - «за время состояния под надзором ни в чем предосудительном не замечен» - или, наоборот (что случалось крайне редко), обстоятельно описывались, например, его связи с «неблагонадежными».
При прекращении надзора, установленного в административном
порядке, губернатор отдавал распоряжение об отмене учрежденного гласного надзора полиции, а полицейские учреждения объявляли это бывшему поднадзорному. Они также составляли специальную Ведомость о «перемене положения» и освобождении из-под надзора, в ходе чего подданный исключался из числа поднадзорных, и ему возвращались все отобранные документы.
После освобождения из-под гласного надзора полиции можно было подать прошение о возвращении в родные края или переезде в другую местность (причем бывший поднадзорный и его семья без денежных средств имели право на выдачу пособия для переезда). МВД через губернатора и полицейские учреждения могло запретить «по освобождении от означенного надзора жительство в столицах и С.-Петербургской губернии впредь до особого распоряжения» или, напротив, дозволить «повсеместное в империи жительство». Иногда в качестве исключения разрешалось временно оставаться в столице. При объявлении того или иного решения бывший поднадзорный оповещался местным полицейским чином под роспись.
В некоторых случаях Департамент полиции МВД разрешал выдать бывшему поднадзорному заграничный паспорт.
Так, за государственное преступление мещанка г. Фатежа Курской губернии Варвара Васильевна Надеина состояла под гласным надзором на четыре года с 26 мая 1899 г. по 26 мая 1903 г. Такой большой срок мог быть назначен за участие в общественных выступлениях или, вероятнее всего, ввиду основательных подозрений в организации противоправительственной деятельности. Тем не менее, в конце срока
- видимо, за «одобрительное» поведение, - 4 мая 1903 г., Департамент полиции МВД сообщил курскому губернатору, что «не встречается препятствий» в выдаче В.В. Надеиной заграничного паспорта для поездки в Австро-Венгрию58.
* * *
Секретному надзору подлежали лица, заподозренные полицией в связях с «преступными элементами» или действиях, направленных против «общественного спокойствия». Поднадзорные не знали о тайном наблюдении за ними полиции и не подвергались каким-либо ограничениям личной свободы, но велся тщательный контроль за всеми их перемещениями и «сношениями». Негласный надзор продолжался до снятия подозрений или до обнаружения фактов преступления.
Так, под негласным надзором в начале 1901 г. в Дмитриевском уезде Курской губернии состояли крестьяне с. Селина Селинской волости Иван Кондратович Хохлов и с. Коростовка Ольховской волости Василий
47
Ефимович Дедков и Захарий Аркадьевич Курских, которые за время надзора «ни в чем предосудительном не замечены»59.
В 1901 г. под секретным надзором полиции в г. Рыльске Курской губернии состоял мещанин Иван Петрович Гробов, проживавший при родителях в 1-й части города. Тот находился под секретным надзором по решению помощника начальника Курского ГЖУ от 30 ноября 1900
г. по обвинению в преступлении, предусмотренному ст. 246 Уложения о наказаниях (произнесение дерзких слов или преступных выражений против особы государя императора). Определенных занятий поднадзорный не имел и характеризовался «неодобрительно»: «поведения очень дурного, занимается пьянством, развратом и часто буйствует»60.
Как доносил курскому губернатору Суджанский уездный исправник,
12 июня 1901 г. прибыл из Екатеринослава уроженец Вологодской губернии, состоящий под негласным надзором полиции, сын вологодского купца Егор Иванович Ледков для занятия должности бухгалтера во вновь образуемом в г. Судже обществе взаимного кредита. Над Ледковым, согласно отношению помощника начальника Курского ГЖУ от 2 июля
1901 г., был учрежден негласный надзор полиции61.
В 1901 г. начальник Курского ГЖУ доносил курскому губернатору о прибытии в Рыльск бывшего студента Харьковского университета Николая Александровича Волжина. Тот был отчислен из университета по постановлению попечителя Харьковского учебного округа, так как «принимал наиболее живое участие в студенческих беспорядках» и за ним был учрежден негласный надзор полиции62.
В целом по Курской губернии количество состоявших под негласным надзором полиции, было невелико. За 1904 г., по данным Курского ГЖУ, таких насчитывалось 18 человек, разного сословия и рода занятий. Среди них был и князь Петр Дмитриевич Долгоруков - председатель Суджанской земской управы, по поводу которого в Департамент полиции МВД сообщалось, что он «известен своим крайне либеральным поведением»63.
* * *
Списки поднадзорных регулярно подавались губернаторами в Департамент полиции МВД по определенной классификации.
Так, Курский губернатор поручил начальникам городских и уездных полицейских управлений провести точную проверку на местах и предоставить к 20 января 1904 г. сведения о лицах, состоящих в Курской губернии под надзором полиции за 1903 г. в отдельных списках: а) по делам политического характера и «вообще о распространении революционной пропаганды», б) по «бывшему польскому мятежу», в) по делам уголовным и «вообще о нравственной благонадежности», г) о «высланных с Кавказа
48
горцах» и д) о греко-униатах, высланных административным порядком по религиозным причинам, и «вообще о лицах, высланных за принадлежность к сектам, совращение в расколе» и т.п.64
Сведения составлялись по фамилиям с предоставлением «одобрительных» или «неободрительных» характеристик. Иногда в этих материалах встречается обобщенный отзыв такого содержания: «за политическую благонадежность ручаться не могу и скорей все они не благонадежны или связаны между собой и готовы на все»65.
Судя по этим пересылавшимся в Департамент полиции МВД документам, главным основанием установления полицейского надзора были противоправительственная пропаганда, принадлежность к революционному кружку, подстрекательство рабочих и крестьян к забастовке, участие в фабричных беспорядках, хранение и распространение противоправительственных изданий. Во вторую очередь - дела уголовные (кража, поджег, грабеж) и религиозного характера.
Основания для учреждения гласного полицейского надзора были разнообразны, но одним из самых важных являлось подстрекательство и участие рабочих в забастовках.
Так, Департамент полиции МВД сообщал курскому губернатору, что по рассмотрению в Особом совещании обстоятельств дела о проживавшем в Харькове крестьянине Курской губернии Рыльского уезда
д. Благодатенской Федоте Протасьевиче Землянинове, обвинявшемся в подстрекательстве рабочих паровозостроительного завода в Харькове к забастовке, учрежден гласный полицейский надзор по месту «приписки» к конкретному крестьянскому обществу сроком на год с 14 марта 1900 г. Позднее указывалось, что после освобождения от данного надзора без особого разрешения ему запрещалось жительство в столицах и Санкт-Петербургской губернии66.
Аналогичное наказание с 25 мая 1900 г. получил рабочий шахты № 19 Рутченковского горно-промышленного общества (Бахмутский уезд Екатеринославской губернии) крестьянин Курской губернии Иван Тимофеев Зиновьев за подстрекательство горнорабочих к забастовке67.
Более строгому наказанию подвергались непосредственные участники забастовок. Так, крестьянин с. Юрьевки Льговского уезда Курской губернии Александр Никифорович Коробченко, обвиненный в участии в фабричных беспорядках в Харькове 1 мая 1900 г., был подвергнут гласному надзору на два года с 11 августа 1900 г.68
* * *
Насколько же действенна была система гласного полицейского надзора?
Несомненно, поднадзорный нес наказание и в последующем мог остерегаться совершать подобные деяния, а его жизнь определенное время находилась под контролем полиции. Однако наиболее радикально настроенных лиц, особенно членов революционных организаций, эта мера вряд ли могла остановить.
Существенной слабостью этого механизма, как нам представляется, было решение ряда вопросов только через Департамент полиции МВД. Это загружало его делопроизводство, растягивало сроки рассмотрения документов и принятия решений.
Главным недостатком полицейского надзора, вскрывшемся при практическом решении задач, ради которых он вводился, являлась его низкая оперативность. Вызвано это было и общим бюрократизмом, и спецификой полицейского делопроизводства, и, наконец, слабостью технических средств связи. Все рапорта и донесения подавались в письменном (рукописном) виде, пересылались обычной почтой, и не всегда почта из уездов быстро приходила в губернский город. Но на уровне одной губернии эта проблема стояла не так остро. Более сложной ситуация становилась тогда, когда вопрос должен был решаться через Департамент полиции МВД. С этим МВД пыталось бороться, циркулярно сообщая на места о необходимости не задерживать сбор сведений. Но их доставка и сроки уже не зависели от полицейских.
Телефонов к началу ХХ в. в уездных полицейских управлениях не было, курьерской службы тоже, сами чины полиции не могли часто отлучаться в губернский город. Так, 4 апреля 1901 г. Департамент полиции МВД отмечал, что из ведомостей о розыске лиц, состоявших под гласным и особым надзором полиции, усматривалось, что они доставлялись в департамент лишь по истечении нескольких месяцев после совершения побега. Из-за таких запоздалых извещений меры по розыску часто являлись безрезультатными. Поэтому предписывалось о каждом исчезновении поднадзорных лиц немедленно доводить до сведения начальника губернского жандармского управления. Об этом же курский губернатор уведомлял начальников полицейских управлений69.
7 ноября 1901 г. Департамент полиции МВД обращал внимание губернаторов на недостатки в деле полицейского надзора. В первую очередь, отмечалась несвоевременность подачи списков прибывавших под надзор из других губерний. В самих документах сведения о поднадзорных были неполными, нередко отсутствовало даже указание на то, с какого времени исчислялся срок надзора. Нарушался трехмесячный срок подачи списка на поднадзорного до окончания срока надзора и отсутствовали сведения
о его поведении, что затрудняло решение вопроса о продлении надзора или установлении каких-либо ограничений (например, в праве избрания места жительства). Наконец, не присылались сразу дополнительные 50
ведомости о новом поднадзорном с момента его прибытия на новое место. Все это обременяло Департамент полиции МВД лишней перепиской, дублированием сведений, что в итоге, по заключению руководства департамента, «препятствовало своевременному и правильному осуществлению надзора». Начальникам губерний предлагалось дать обязательное распоряжение, чтобы все соответствующие циркуляры «исполнялись неукоснительно»70.
Общая полиция являлась исполнительным органом полицейского надзора и взаимодействовала с губернскими жандармскими управлениями. Это взаимодействие сводилось прежде всего к предоставлению политической полиции сведений о прибытии и выбытии поднадзорных лиц, об их месте проживания, поведении, случившихся происшествиях и т.д.71
К тому же чины общей полиции в силу их немногочисленности могли собирать только общеизвестные, легко доступные сведения о поднадзорных, но никак не могли уследить за их тайной противоправительственной деятельностью, тем более если та была хорошо организована и законспирирована.
В силу этих очевидных обстоятельств Департамент полиции МВД стремился усовершенствовать такой инструмент контроля над «неблагонадежными» подданными, как полицейский надзор. В частности, циркуляром министра внутренних дел В.К. Плеве от 10 января 1904 г. (ровно за год до «Кровавого воскресенья») «Положение о негласном надзоре полиции» (от 1 марта 1882 г.) и развивающие его документы были отменены, а установление и осуществление негласного надзора были изъяты из ведения общей полиции и переданы губернским жандармским управлениям и охранным отделениям72.
Примечания
1 Реент Ю.А. Общая и политическая полиция России (1900 - 1917 гг.). Рязань, 2001.
Reent Yu.A. Obshchaya i politicheskaya politsiya Rossii (1900 - 1917 gg.). Ryazan, 2001.
2 Кручинин В.Н. Становление и развитие законодательной базы организации и деятельности полиции России. Воронеж, 2002.
Kruchinin V.N. Stanovlenie i razvitie zakonodatelnoy bazy organizatsii i deyatelnosti politsii Rossii. Voronezh, 2002.
3 Овченко Ю.Ф. Московская охранка на рубеже веков, 1880 - 1904 гг. М., 2010; Овченко Ю.Ф. Безопасность империи: Политический розыск - средство обеспечения безопасности Российского самодержавия, 1880 - 1917 гг. М., 2012.
Ovchenko Yu.F. Moskovskaya okhranka na rubezhe vekov, 1880 - 1904 gg. Moscow, 2010; Ovchenko Yu.F. Bezopasnost imperii: Politicheskiy rozysk - sredstvo
obespecheniya bezopasnosti Rossiyskogo samoderzhaviya, 1880 - 1917 gg. Moscow, 2012.
4 Мыциков А.Т. Из истории жандармского полицейского надзора на Юговосточных железных дорогах // Российская цивилизация: история и современность. Вып. 1. Воронеж, 1998. С. 129-143.
Mytsikov A.T. Iz istorii zhandarmskogo politseyskogo nadzora na Yugo-vostochnykh zheleznykh dorogakh // Rossiyskaya tsivilizatsiya: istoriya i sovremennost. Vol. 1. Voronezh, 1998. P. 129-143.
5 Токарева С.Н. Полицейский надзор в Российской империи // Вопросы истории. 2009. № 6. С. 94-104.
Tokareva S.N. Politseyskiy nadzor v Rossiyskoy imperii // Voprosy istorii. 2009. No. 6. P. 94-104.
6 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 116. Л. 442-442 об.
State Archive of Russian Federation (GA RF). F. 102. Op. 260. D. 116. L. 442442v.
7 Полное собрание законов Российской империи: Собрание 3-е (ПСЗРИ-3). Т. II. № 730.
Polnoe sobranie zakonov Rossiyskoy imperii: Sobranie 3-e (PSZRI-3). Vol. II. #
730.
8 Продолжение Свода законов Российской Империи. Ч. 3. СПб., 1906; Устав о предупреждении и пресечении преступлений. СПб., 1876.
Prodolzhenie Svoda zakonov Rossiyskoy Imperii. Vol. 3. St. Petersburg, 1906; Ustav o preduprezhdenii i presechenii prestupleniy. St. Petersburg, 1876.
9 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. Ломжа, 1913. С. 67-86.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. Lomzha, 1913. P. 67-86.
10 Хрестоматия по истории государства и права России. М., 1997. С. 259-262. Khrestomatiya po istorii gosudarstva i prava Rossii. Moscow, 1997. P. 259-262.
11 Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 9671.
Л. 8.
State Archive of Kursk oblast (GAKO). F. 1. Op. 1. D. 9671. L. 8.
12 ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9675. Л. 1.
GAKO. F. 1. Op. 1. D. 9675. L. 1.
13 ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9708. Л. 1, 2, 5.
GAKO. F. 1. Op. 1. D. 9708. L. 1, 2, 5.
14 ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9671. Л. 7, 51-51об.
GAKO. F. 1. Op. 1. D. 9671. L. 7, 51-51v.
15 ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9622. Л. 1, 7, 21, 24.
GAKO. F. 1. Op. 1. D. 9622. L. 1, 7, 21, 24.
16 ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9622. Л. 1-1об.; Об усилении полицейского надзора в районах промышленных заведений от 1899 г. // Владимирские губернские ведомости. 1899. № 16.
GAKO. F. 1. Op. 1. D. 9622. L. 1-1v.; Ob usilenii politseyskogo nadzora v rayonakh promyshlennykh zavedeniy ot 1899 g. // Vladimirskie gubernskie vedomosti. 52
1899. No. іб.
17 Собрание узаконений и распоряжений правительства. Отд. первый. 2-е полугод. СПб., І9І0. № 2І55.
Sobranie uzakoneniy i rasporyazheniy pravitelstva. Otd. pervyy. 2-e polugod. St. Petersburg, 1910. No. 2155.
18 Право: Еженедельная юридическая газета. І903. № 44. С. 2469-2541. Pravo: Ezhenedelnaya yuridicheskaya gazeta. І903. No. 44. P. 2469-2541.
19 ПСЗРИ-З. Т. VI. № 3535, 3994.
PSZRI-3. Vol. VI. No. 3535, 3994.
20 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9813. Л. 1-2об.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9813. L. 1-2v.
21 Устав о содержащихся под стражей. Казань, І903. С. 237.
Ustav o soderzhashchikhsya pod strazhey. Kazan, І903. P. 237.
22 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. С. 37.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. P. 37.
23 Там же. С. 40-4І.
Ibidem. P. 40-4І.
24 ПСЗРИ-З. Т. II. № 730.
PSZRI-3. Vol. II. No. 730.
25 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. С. 42-43, 64.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. P. 42-43, 64.
26 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9671. Л. І20.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9671. L. І20.
27 ПСЗРИ-З. Т. II. № 730.
PSZRI-3. Vol. II. No. 730.
28 Там же.
Ibidem.
29 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. С. 45.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. P. 45.
30 ГАКО. Ф. 1642. Оп. І. Д. І54. Л. 4.
GAKO. F. І642. Op. і. D. І54. L. 4.
31 ПСЗРИ-З. Т. II. № 730.
PSZRI-3. Vol. II. No. 730.
32 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9674. Л. 1-4об., 6, 8, 9, ІЗ, І6-І7, 19, 25, 26, Зі, 32,
34, 36.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9674. L. 1-4v., 6, 8, 9, ІЗ, І6-І7, 19, 25, 26, Зі, 32, 34, 36.
33 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9620. Л. і, 5.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9620. L. і, 5.
34 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9740. Л. 1-4об.
GAKO. F. І. Op. і. D. 9740. L. 1-4v.
35 ГАКО. Ф.і. Оп. і. Д. 9837. Л. і, 4-7, 9.
GAKO. F.1. Op. і. D. 9837. L. і, 4-7, 9.
36 Проект уложения о наказаниях уголовных и исправительных, внесенный в 1844 году в Государственный совет, с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект постановлений. СПб., 1871. С. ІІ7.
Proekt ulozheniya o nakazaniyakh ugolovnykh i ispravitelnykh, vnesenny v 1844 godu v Gosudarstvenny sovet, s podrobnym oznacheniem osnovany kazhdogo iz vnesennykh v sey proekt postanovleny. St. Petersburg, 1871. P. ІІ7.
37 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 39.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 39.
38 ГАКО. Ф. 33. Оп. Зі. Д. І6ІІ. Л. 38-40об.
GAKO. F. 33. Op. Зі. D. І6ІІ. L. 38-40v.
39 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. С. 52.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. P. 52.
40 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9859. Л. і, 7, 14-14об., 17, 19, 20.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9859. L. і, 7, 14-14v., 17, 19, 20.
41 Полицейский надзор: Руководство по осуществлению подследственного, судебного и административного надзоров. С. 61-62.
Politseysky nadzor: Rukovodstvo po osushchestvleniyu podsledstvennogo, sudebnogo i administrativnogo nadzorov. P. 6І-62.
42 ПСЗРИ-З. Т. II. № 730.
PSZRI-3. Vol. II. No. 730.
43 Право: Еженедельная юридическая газета. І9І3. № 20. С. І265-І269. Pravo: Ezhenedelnaya yuridicheskaya gazeta. І9І3. No. 20. P. І265-І269.
44 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 189-189об., І90, І99-20І, 203-204, 258-259, 26І-265, 267, 269, 270, 275.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 189-189v., І90, І99-20І, 203-204, 258-259, 26І-265, 267, 269, 270, 275.
45 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9657. Л. 228, 289-291, 322-326.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9657. L. 228, 289-291, 322-326.
46 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9734. Л. і, 14.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9734. L. і, 14.
47 ПСЗРИ-З. Т. II. № 730.
PSZRI-3. Vol. II. No. 730.
48 Там же.
Ibidem.
49 Там же.
Ibidem.
50 ГА РФ. Ф. І02. Оп. 20. II д/п. Д. 282. Л. 1-494.
GA RF. F. І02. Op. 20. II d/p. D. 282. L. 1-494.
51 ГАКО. Ф. 33. Оп. 2. Д. І4466.
GAKO. F. 33. Op. 2. D. І4466.
52 ГАКО. Ф. і. Оп. І. Д. 9852. Л. 1-4об.
GAKO. F. І. Op. і. D. 9852. L. 1-4v.
53 ПСЗРИ-З. Т. 24. Ч. і. № 250І4.
PSZRI-3. Vol. 24. Ch. І. No. 250І4.
54 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9834. Л. 14, 16.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9834. L. І4, І6.
55 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9859. Л. і, 7, 14-14об., 17, 19, 20. GAKO. F. і. Op. і. D. 9859. L. і, 7, 14-14v., 17, 19, 20.
56 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9835. Л. 2об.-3, 7, 10, іі, 15. GAKO. F. і. Op. і. D. 9835. L. 2v.-3, 7, 10, іі, 15.
57 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9857. Л. і, 9, 28, 3І-34.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9857. L. і, 9, 28, 3І-34.
58 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9746. Л. 7-8, 23.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9746. L. 7-8, 23.
59 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 10.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 10.
60 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. і, 4.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. і, 4.
61 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 66.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 66.
62 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 25.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 25.
63 ГАКО. Ф. І642. Оп. і. Д. 3І9. Л. 3-4.
GAKO. F. І642. Op. і. D. 3І9. L. 3-4.
64 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9895. Л. 5.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9895. L. 5.
65 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 28.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 28.
66 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 9618. Л. і, 15.
GAKO. F. і. Op. і. D. 9618. L. і, 15.
67 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 962І. Л. і, 15.
GAKO. F. і. Op. і. D. 962І. L. і, 15.
68 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 96І9. Л. і, 20.
GAKO. F. і. Op. і. D. 96І9. L. і, 20.
69 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 39, 42.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 39, 42.
70 ГАКО. Ф. і. Оп. і. Д. 967І. Л. 120-120об.
GAKO. F. і. Op. і. D. 967І. L. 120-120v.
71 ГАКО. Ф. І642. Оп. і. Д. І49. Л. 16, 89, І0І, І42, 303. GAKO. F. І642. Op. і. D. І49. L. 16, 89, І0І, І42, 303.
72 ГА РФ. Ф. І02. Оп. 260. Д. ІІ6. Л. 442-442об.
GARF. F. І02. Op. 260. D. ІІ6. L. 442-442v.
