CC BY
65
№ 2/2014
Вестник Таганрогского института управления и экономики
Ю.А. КЛОЧКОВА
ПОЛИТИКО-ПРАВОВАЯ АККУЛЬТУРАЦИЯ: ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
В условиях глобализационной эпохи происходит процесс утраты национальной культурой некоторых своих черт. Тем не менее конвергенционные процессы в настоящее время ещё не привели к единству европейского политико-правового прост -
ранства, некоему «абсолютному слиянию» его континентального и островного типов, в частности, сохраняются некоторые отличия на уровне двух правовых семей.
Конвергенция, национальная идентичность, аккультурация, глобализация, правовая система.
Сегодня многие исследователи говорят о единстве мировой культуры, однако утрата национальной культурой некоторых своих черт под влиянием процессов аккультурации не означает даже в обозримом будущем утраты различий между культурами вообще и политическими и правовыми культурами в частности. «Понятно, что современный мир не может существовать в условиях замкнутости... культур. Идут процессы аккультурации, т.е. разрушения, преодоления этой замкнутости, когда одна политическая либо правовая система может быть как бы привита к другой» [1, с. 199]. Национальные политические системы не существуют изолированно. Они взаимодействуют друг с другом, ведут нескончаемый культурный диалог1 [2, с. 2-3]. Например, Ж. Кар-бонье считал, что культурно-исторический процесс развивается как взаимодействие разрозненных локальных культур (т.е. полилинейно), однако в то же время формируется и культурное (политическое, правовое, экономическое) единство людей (однолинейность).
Однако во второй половине XX в. стало очевидным и то, что эти политические миры подвергаются постоянному давлению со стороны институтов других правовых пространств, их политических и юридических доктрин, процедур и конструкций.
Более того, дошедшая до нас история политичес -ких систем, как правило, начиналась с заимствования политических и правовых институтов и конструкций (афинское, римское, западное право и т. д.). Имеет место также заимствование политико-правовых принципов и идей. Причём если при политической аккультурации происходит заимствование извне социально-политических основ и ориентиров развития, то при политико-правовой рецепции происходит конкретизация, детализация этого процесса: вое -произведение, заимствование институтов иных компонентов политической практики, особенностей властных отношений и т.п.
Вообще, процессы аккультурации в сфере политики и права в большей мере сокрыты от наблюдателя
^Цивилизованным народам нашего времени не суждена замкнутая жизнь; международные влияния проникают во все сферы и игнорировать их мы не можем... Можно сказать, что все современные уложения Европы, в том числе и наше, не остались без иноземного влияния. Вся задача при пользовании чужеземным материалам заключается в том, чтобы не дать ему того значения, которого он не имеет.». Цит. по: Сергеевский Н.Д. Русское уголавное право. Часть Общая. СПб., 1896. С. 2-3.
(политика, юриста, обывателя), идут как бы подспудно (что связано со спецификой самой культуры как единственного способа человеческого бытия). Политико-правовая рецепция, наоборот, имеет вполне определённые формы и механизмы своего выражения: в организации высших органов государственной власти, системе структурирования властного пространства на территории конкретного государства (разные способы федерализации, отличающиеся модели местного самоуправления, в частности, широко займетвованные в современном мире англоамериканский, европейский континентальный и иберийский варианты), в функционировании судебной ветви власти, специфике легислатур, правозащитном движении и т.п.
Рассматривая конвергенционные процессы в западном политико-правовом мире, имеющие место во второй половине XX в., следует заметить, что общность политического и юридического мышления в сфере политических отношений ведёт к постепенному формированию «широкомасштабной» (европейской) политической культуры, распространившейся и на континентальную, и на островную Европу.
Тем не менее конвергенционные процессы в настоящее время ещё не привели к единству европейского политико-правового пространства, некоему «абсолютному слиянию» его континентального и островного типов, в частности, сохраняются некоторые отличия на уровне двух правовых семей.
Так, Р.Давид пишет: «Система романских правовых сиетем - эго система относительно рациональная и логическая. Английское право, напротив, создавалось без каких бы то ни было забот о логике, в рамках, которые были навязаны судебной процедурой. положения английского закона тонут, в конце концов, в массе решений судебной практики, авторитет которых заменяет закон. Общий дух закона и цель его рискуют быть забытыми и утерянными в массе решений, каждое из которых разрешает лишь какой-либо частный вопрос» [3, с. 283].
М. Вебер, в свою очередь, отмечал, что политическому миру и праву Англии не была присуща формальная рациональность, оно было примером частично «традиционного» типа и частично «харизматического» типа» [4, с. 523].
Последнее время западные специалисты всё чаще и чаще обращают внимание на такой значимый интегрирующий культурный фактор, основу аккуль-
37
№ 2/2014
Вестник Таганрогского института управления и экономики
турации и конвергенции политических систем, как особенности политического (и, соответственно, правового) мышления, его специфические черты.
Тем не менее по типу функционирования и вое -производства политических и правовых институтов к середине XX в. англо-американское и романо-германское политико-правовые пространства - это высокорационализированные, максимально логизированные, в целом ориентированные на присущие классической (Аристотелевой) логике (конечно, с учётом дальнейшей её модернизации Ф.Бэконом и Дж. Миллем) дедуктивно-индуктивные способы рассуждения правовые пространства.
Различия, скорее всего, связаны с тонкостями культурной и «корпоративно-цеховой» традиции европейских Континентальных и англо-американских типов политических систем и могут быть обнаружены только при специальном, глубинном, достаточно тонком логическом анализе частных вопросов (например, особенностей судопроизводства, соотношения статутного и прецедентного права и т.п.) и не влияют сколько-нибудь серьёзным образом на сближение западных политических систем, особенно после окончания Второй мировой войны.
Более того, часто выделяемые (например, компаративистами, логиками и антропологами политики и права) отличия политико-правовой институционализации в английской и романской государственно-правовой традиции нивелируются при введении такого важного конвергенцио иного фактора, как политическое сознание, единство которого в конечном счёте и будет критерием оценки эффективности (позитивного или негативного характера) конверген-ционных результатов.
К сожалению, в современной отечественной литературе феномену политического сознания в конвер-генционно-политическом ракурсе уделено немного внимания, хотя можно обнаружить немало его дефиниций. Так, некоторые исследователи обращают внимание на индивидуальное политическое сознание, считая, что последнее следует определять в качестве «совокупности ментальных явлений, в которых выражается восприятие политики индивидуальным субъектом политического процесса» [5, с. 14]. Хотя в рамках конвергенционной проблематики на первый план выходит групповое и массовое политическое сознание. При более скрупулёзном исследовании вопроса о месте и роли политического сознания в процессах политико-правовой конвергенции важно отметить, что на их содержание и результаты большое влияние оказывают следующие «политико-осоз-наваемые» (порождаемые и фиксируемые политическим сознанием того или иного национального или цивилизационного типа) компоненты:
1) понимание сущности причинно-следственных связей в политической жизни (светский или религиозный детерминизм, индетерминизм и т.п.);
2) способ фиксации основных политических инс-титутов. Например, в ходе модернизации западноев-ропейского политико-правового пространства в XVII в. Дж. Локк формулирует ряд фундаментальных положений, определяющих новую (либеральную) политическую систему, основными из которых являют-
ся принцип конституционности, суверенитета граж-данина, разделения властей, правовое равенство. Тем самым Дж Локк создаёт необходимые философскополитические и философско-правовые основы для реализации принципа конституционности в иных, близких в плане политических и духовных традиций государствах условного Запада, что и имеет место на протяжении XVIII-XIX вв. По сути, Локк предлагает «сверстать» новую форму политического общежития на основании некого «рационально составленного договора, вырабатываемого с учётом интересов всех»1 [6, с. 113]. Поэтому на первый план в евроамериканской политико-правовой действительности уже к концу XVIII в. выходит конституция как основной закон государства и нормативно-идеологическая форма выражения договорных начал взаимодействия институтов публичной власти и гражданского общества.
Конституционный способ закрепления (легализации) политических институтов возник в ходе десакрализации европейского политического сознания, происходившей в конце XVII-XVIII в. на волне религиозной реформации, а в ряде стран в контексте прямой «декатолизации» общества, обмирщвления (секуляризации) политических и правовых идей и т.п. Другими словами, западноевропейские конституции (и прежде всего, конечно, писаные конституции) -это объективный результат разрушения политичес -кого мира традиционного общества, его модернизации на протяжении более чем двух столетий. Собственно, именно в таком конституционном поле западная номократия (либеральная теория «всевластия закона», утверждающая необходимость минимизации вовлечения в процесс регулирования социальноэкономических отношений иных, неюридических (например, духовных) факторов) и приобретает устойчивые, в общем и целом дошедшие до настоящего времени политико-правовые формы и структуры (определяющие в конечном счёте теорию и практику правового государства):
1. В общем для политических элит и масс представлении о критериях политического прогресса, например, в рамках западного политико-правового дис -курса, очевидно преобладает идея поступательного,
'«Поскольку люди являются, как уже говорилась, по природе свободными, равными и независимыми, то никго не может быть выведен из этого состояния и подчинён политической власти другого без своего собственного согласия. Единственный путь, посредством которого кто-либо отказывается от своей естественной свобо ды и надевает на себя узы гражданского общества, - это соглашение с другими людьми об объединении в сообщество для того, чтобы удобно, благопотучно и мирно совместно жить, спокойно пользуясь своей собственностью и находясь в больпвй безопасности, чем кто-либо, не являющийся чжном общества. Это может сделать любое числэ людей, поскольку здесь нет ущерба для свободы остальных людей, которые, как и прежде, остаются в естественном состоянии свободы. Когда какое-либо числа людей таким образом согласилось создать сообщество или государство, то они тем самым уже объединены и составляют единый политический организм, в котором большинство имеет право действовать и решать за остальных». Цит. по: Локк Дж. Два трактата о гражданском правлении. М., 2009. С. 113.
38
№ 2/2014
Вестник Таганрогского института управления и экономики
прогрессивного развития истории, окончательно укрепившаяся на уровне политического сознания после Второй мировой войны на фоне эволюции прогрессистской модели развития человечества, возникшей ещё в конце XVIII в. в рамках западноевропейской философии Просвещения и сохраняющейся до настоящего времени. Поэтому к такого рода критериям для государств условного Запада следует отнести сохранение либерально-демократических политических институтов, среди которых на первое место выдвигаются институт прав и свобод человека (возникший из идеи «суверенитета граждан») и обеспечивающие его правовые механизмы; институт частной собственности; институты много -партийности, разделения властей, парламентаризма, независимое от иных отраслей государственной власти правосудие (которое, например, Г.В.Ф. Гегель в свой «Философии права» вообще относил к институтам гражданского общества), постепенную замену политического (юридического, прямого) насилия институтами «экономического насилия», имеющими «косвенный» характер воздействия на систему общественных отношений и др. Наделение этих (и ряда иных) политических институтов абсолютно «прогрессивным» характером, своего рода безус -ловным «позитивом», имеющим место «всегда и везде», независимо от кулыур-цивилизационных особенностей социума, приводит некоторых современных авторов к разного рода идеям «цивилизационного монизма» и «цивилизационного универсализма». Так, французские исследователи Ж. и Ж-Э. Жиккели считают, что теперь, в начале XXI в., в мире «сталауниверсальной единственная цивилизация - индустриальная» [7, с. 40]
2. Тесным образом сопряжённое с предыдущим моментом осмысление сущности и значимости собственного политического пространства (в плане его сохранения или расширения). Так, например, для России, США, некоторых государств Западной Европы (Великобритании, Франции, Германии) характерен поиск различных форм и способов политической, правовой и даже культурной экспансии, определяющей содержание и результат процессов империо-строительства. Например, история Российской империи (возникшей в ходе внутренней колонизации обширного евразийского пространства на протяжении более чем пяти столетий) свидетельствует о доминировании гармоничных подходов к созданию механизма собственно имперских (русских) политических и правовых институтов и социально-политических миров присоединяемых народов, что и создало возможность для их медленного и относительно бес -конфликтного (исключение здесь составляет Северный Кавказ) сближения, определило высокий уровень устойчивости имперской государственности. А вот анализ западного империостроительства - Британская империя, имперская геополитика США и др. - позволяет говорить о преобладании насильственных способов включения в их политическое пространство множества незападных этносов, о прямом «продавливании» собственных политических, правовых, экономических ценностей и институтов в куль-
турную «ткань» этих народов, причём в качестве неких «универеальных» или «общечеловеческих». Такое положение дел, естественно, сближает западные государства, определяет вектор, политико-правовые формы и первоочередные задачи их совместного развития, однако влияет и на возникновение общих рисков и разного рода (системных или отраслевых) кризисов. В целом же пространственный фактор самым серьёзным образом формирует процесс политической конвергенции в условиях современной глобализации.
В завершение обратим внимание и на то, что на рубеже XX-XXI вв. взаимовлияние отличающихся по своему содержанию, социокультурным источникам и специфике функционирования политических систем нередко приобретает конфликтогенный характер, связанный, кроме всего прочего, с решением вопросов национально-культурной идентичности тех или иных социально-политических общностей, с обострением религиозных противоречий и т.п. Поэтому взаимодействие национальных политических и правовых сиетем, национальных политических и правовых культур, традиций в современном мире представляет собой разнонаправленный, качественно неоднородный и весьма противоречивый процесс, включающий конвергенционные (приоритетные) и дивергенционные (вторичные) составляющие, взаимосвязь которых и определяет повышение или понижение уровня рискогенности глобализационных политико-правовых процессов, влияет на формирование стратегии преодоления модернизационно-кон-вергенционных рисков.
Минимизация рискогенности в современных политических системах предполагает понимание как минимум двух моментов: особенностей процессов политико-правовой конвергенции (аккультурации и рецепции), их позитивных и негативных сторон, а также сущностных аспектов и видов рисков в политическом пространстве.
Выявление же влияния конвергенционнных процессов на возникновение рисков в национальной политической жизни представляет не только теоретический интерес, но и практическую пользу в плане поиска путей оптимизации функционирования политических институтов, а также механизма их правового регулирования.
ЛИТЕРАТУРА
1. Карбон ъе Ж Юридическая социология. М., 1986.
2. Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. Часть Общая. СПб., 1896.
3. Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988.
4. Берман Г. Дж. Западная традиция права. М., 1998.
5. Ануфриев Е., Лесная П. Российский менталитет как социально-политический феномен // Социально-политический журнал. 1997. №3.
6. Локк Дж. Два трактата о гражданском правлении. М., 2009.
7. Чиркин В.Е. Некоторые вопросы формационноцивилизационного подхода в сравнительном правоведении // Вопросы правоведения. 2013. № 2.
39
