CC BY
25
УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
Миклашевский А. Н.
Политика труда и идеалы распределительной справедливости
281
Из периодики прошлого
политика труда и идеалы распределительной справедливости1
DOI: 10.17803/2311-5998.2017.38.10.281-304
Александр Николаевич МИКЛАШЕВСКИЙ
(1864—1911) — российский экономист, публицист. Окончил юридический факультет Московского университета (1888 г.). За студенческую работу «История ассигнационного обращения в России» был удостоен золотой медали университета и оставлен «для подготовки к профессорскому званию». В 1892 г, после сдачи магистерского экзамена, отправлен в заграничную командировку. По возвращении в 1894 г. читал лекции в Московском университете (с 1895 г. приват-доцент). В 1895 г. защитил магистерскую диссертацию «Деньги. Опыт изучения основных положений экономической теории классической школы в связи с историей денежного вопроса». Около года служил в Министерстве финансов, участвовал в подготовке денежной реформы С. Ю. Витте. С 1896 г. экстраординарный профессор кафедры политэкономии и статистики Юрьевского (ныне Тартуского) университета. Посещал США (1897 г.) и Великобританию (1900—1901 гг.) с научными целями. В 1904 г. защитил докторскую диссертацию «Обмен и экономическая политика», в которой проанализировал теоретические основы экономической политики.
^ ^Я хотел бы в настоящей работе показать, что «политика труда и за-^ . . . ^работной платы» является тем единственным путем, при посредстве которого возможно постепенное оздоровление нашей хозяйственной системы. Только вступив на эту дорогу, владеющие классы исполнят свою историческую миссию и предохранят общество от жесточайших потрясений. Я постараюсь доказать, кроме того, что именно эта политика вытекает из существа самого капиталистического хозяйства, которое понимается теперь уже гораздо полнее и глубже, чем это было в былое время, в эпоху господства догматики марксизма.
Е
1 Миклашевский А. Н. Политика труда и идеалы распределительной справедливости //
Вестник права. 1905. № 8, 9. прошлого
>
в Ж УНИВЕРСИТЕТА
™ имени О.Е. Кугафина(МГЮА)
По-видимому, между политикой заработной платы и политикой, стремящейся к упразднению салариата2, существует непримиримое противоречие. Я сейчас постараюсь доказать, что противоречием социалистическим идеалам политика заработной платы может представляться лишь для умов, не привыкших мыслить ясно, определительно формулировать свои практические идеалы и не понимающих самого существа капиталистической системы, среди которой мы живем. Даже такой правоверный из марксистов, как Карл Каутский, в своем комментарии к Эрфуртской программе решился высказать мысль, что «на долгие времена распределение благ в социалистическом обществе должно будет происходить в тех формах, которые будет представлять собой дальнейшее развитие нынешних форм заработной платы. Оно должно будет исходить из этих форм... И в этой области, как и во всех остальных, социалистическое общество не сделает никакого скачка, а возьмет за исходный пункт то, что застанет». Но прав ли Каутский, не впадает ли он сам в противоречие и в еретическое истолкование лучших идей своего учителя Маркса, этого творца социал-демократической платформы? Или же, наоборот, Каутский в данном случае оказывается просто практическим политиком, который, забыв о своих догматах и теоретических построениях, начинает понимать всю сложность современного народно-хозяйственного механизма и идет поэтому на компромисс. Или же теоретические построения марксизма основываются на неправильном понимании самого существа капиталистического хозяйства и тех сил, которые оказывают влияние на раздел произведенного обществом продукта?
Карл Иоганн КАУТСКИЙ (1854—1938) — немецкий экономист, историк, публицист и социал-демократический политик. Теоретик классического марксизма, редактор тома 4 «Капитала» К. Маркса.
Каутский говорит нам, что «в социалистическом обществе распределение продуктов не будет совершаться по слепо действующим законам, которые проявляются помимо сознания участников производства. Правила, на основании которых совершается распределение продуктов, будут вырабатываться самими участниками производства. Но не от их произвола будет зависеть, какие правила они установят: эти правила нельзя будет выводить из того или иного принципа; они будут определяться фактическими отношениями, господствующими в обществе, и прежде всего производственными отношениями».
В устах марксиста, всю жизнь свою защищавшего и защищающего идею трудовой ценности, это положение, что правила распределительной справедливости нельзя выводить из какого-либо единого принципа, весьма характерно, и, как увидим, оно сказывается целым рядом своеобразных выводов. Все знают, что попытки выработать эти правила существуют и ими пользуются для указания того направления, в котором должна двигаться экономическая политика данного
2 Салариат (фр. salaire, от лат. salarium) — заработная плата (см.: Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка / А. Н. Чудинов. СПб., 1910) (прим. ред.).
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 203
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
момента, и для выяснения картин лучшего будущего, которое ожидает человечество. Эти правила, или, вернее, принципы, распределительной справедливости имеют свою долгую и поучительную историю и на них сильнейшим образом отражались воззрения на основные начала нашей хозяйственной организации. Эти принципы распределительной справедливости были не чем иным, как провозглашением прав труда, и если современный теоретик социализма отказывается выводить их из какого-либо единого принципа, то, следовательно, пред нашими глазами создались совершенно новые воззрения на организацию хозяйства соответственно правам труда, а потому и открылись новые основания для пропаганды и защиты особой политики труда и заработной платы. Эта политика должна иметь значение и для данного момента, и открыть иные перспективы в самом понимании лучшего будущего человечества.
Дать ответ на вопрос, почему возможно было такое видоизменение взглядов, может только тот, кто сумеет понять, какую роль в нашей хозяйственной системе играют обмен и распределение и какое значение имеет то основное обстоятельство, что вся наша капиталистическая система является долговременным продуктом тяжелого исторического процесса. <...>
В своих учениях о труде и трудовой ценности три крупных гения политической экономии Рикардо, Мальтус и Маркс преследуют совершенно разные социально-политические задачи. С теоретической точки зрения, как я уже сказал, наука должна произнести над их догматами весьма строгий приговор. С исторической точки зрения та же наука должна признать, что их учения сыграли громадную роль в истории человеческой борьбы. Они поняли настроение и потребности своего времени. Наше время должно разрешить иные социально-политические задачи и наше понимание капиталистического механизма видоизменилось. Мы яснее видим, как их теории слагались под влиянием их интересов, которые они защищали.
Давид РИКАРДО (1772—1823) — английский экономист, классик политической экономии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита, выявил закономерную в условиях свободной конкуренции тенденцию нормы прибыли к понижению, разработал законченную теорию о формах земельной ренты. Развил идеи Адама Смита о том, что стоимость товаров определяется количеством труда, необходимого для их производства, и разработал теорию распределения, объясняющую, как эта стоимость распределяется между различными классами общества.
Рикардо был певцом буржуазии начала прошлого века. Он жил в эпоху роста промышленного класса. Под углом зрения этого класса он и создал свое учение об общественно необходимом труде. ^
Общественно необходимым трудом для него являлся тот, который оплачивает заработную плату и прибыль. Учение о трудовой ценности было необходимо ему для того, чтобы доказать, что рост промышленности и населения сводит прибыль до последнего минимума, который определяется на земле наихудшего качества. Заработная плата остается неизменно необходимой долей вознаграждения труда,
л
в Я УНИВЕРСИТЕТА
™ и мени О. Е. Кутафи на (МГЮА)
стоимость воспроизводства этого необходимого содержания рабочих растет за счет прибыли капиталиста. Землевладелец же, как пиявка, захватывает в свою утробу все плоды промышленной цивилизации, грабит одновременно и капиталиста, и работника, т.е. все общество. Этим двум классам он дает только потребный минимум, все остальное берет себе.
П Томас Роберт МАЛЬТУС (1766—1834) — английский священник и ученый, демограф и экономист, автор теории, согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле.
Консерватор и аграрий Мальтус тщетно пытается защитить интересы землевладельческого класса, отмечая, что им создана и создается вся культурная жизнь Англии. Общество требует теоретических аргументов из области экономии. Буржуазия уже стала сама культурным элементом: она видит в своей среде лучших представителей науки. Мальтус находит, наконец, почву для примирения между этими двумя борющимися классами. Он выдвигает свое учение о неизменной ценности труда. Он старается доказать, что прогресс цивилизации держится на пропорциональном и относительно справедливом разделе избыточного продукта между двумя классами: между землевладельцами и капиталистами, провиденциальное назначение которых быть творцами цивилизации и не давать возможности населению размножаться до последнего предела.
Карл Генрих МАРКС (1818—1883) — немецкий философ, социолог, экономист, писатель, поэт, политический журналист, общественный деятель. Автор классического научного труда по политической экономии «Капитал. Критика политической экономии».
Радикал-социалист Маркс своим учением об общественно необходимом труде старается доказать прежде всего зависимость жизни общества от материального труда и неизбежность крушения капиталистического производства, которое, лишая труд произведенных им элементов богатства, отрицает самоё себя, ибо приводит к неизбежному падению ренты и прибыли, к обнищанию всего рабочего сословия. Эксплуатация рабочего при росте производительных сил ведет к кризису, который видоизменяет всю социальную атмосферу путем новой организации труда и собственности. Падение нормы прибыли есть не что иное, как выражение прогрессивного развития производительной силы труда. Нарастание постоянного капитала во всех предприятиях ведет к тому, что, даже при одинаковой норме прибавочной ценности, прибыль падает. <...>
Другими словами, общество, где господствует трудовая ценность, по мере своего промышленного развития, с ростом капитализации, неизбежно идет к порядку вещей, при котором получается все меньшая и меньшая возможность приобретения прибыли. Это момент крушения капиталистического строя.
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы ¿ОО
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
Все три отмеченных писателя стараются найти прочную опору для меновой ценности. В меновой ценности они видят ключ к анализу всего механизма капиталистического производства и все три равно терпят неудачу в своих теоретических построениях, находя многочисленных сторонников в рядах тех общественных пластов, которых интересы они защищают.
Ранее всего рухнуло учение о неизменной ценности труда. Уже Рикардо одержал над ним победу, но не полную. В трудах его сторонников из буржуазного и социалистического лагеря оно держалось в несколько подтасованном виде. Заработная плата рассматривалась как нечто равное в пределах данного народного хозяйства и неизменное только в том смысле, что плата эта всегда удовлетворяет только определенному минимуму потребностей рабочего класса, который воспроизводится как рабочая сила в пределах, необходимых для класса промышленной и земельной буржуазии. Крушение же всей этой теории произошло в трех направлениях: во-первых, было признано невозможным отрицать повышение стоимости необходимого содержания рабочих при наличности ухудшающихся условий добывания потребного земледельческого продукта. Влияние этого обстоятельства, т.е. большей трудности добывания земледельческого продукта, едва ли могло, однако, иметь важное значение в современной Европе, по крайней мере для тех стран, которые признали свободу ввоза и вывоза хлебов и умели в должной мере капитализировать свое хозяйство. Борьба за хлебные пошлины в странах с высокой земледельческой культурой показывает, что современный протекционизм промышленного характера и свобода вывоза и ввоза хлебов были для капиталистического класса прекрасным орудием, при посредстве которого они обеспечивали себе невозможность роста стоимости необходимого содержания рабочих в земледельческих продуктах.
Во-вторых, определение стоимости труда, как товара, одними издержками его воспроизводства оказалось также сомнительным и, к тому же было подмечено, что в стоимость содержания рабочих входят не только продукты земледелия, по и фабрикации. Ценность труда приходилось сводить к ценности продуктов, раз была доказана невозможность считать живое человеческое существо и его труд товаром неизменной ценности. Появление на рынке этого своеобразного товара пришлось объяснять не одними механическими условиями размножения; в-третьих, все попытки определить количество труда, потребное для производства данного товара, не привели ни к каким положительным результатам. Создалось какое-то мистическое представление о действующем каким-то образом трудовом масштабе измерения ценностей без возможности выяснить его реальное значение. К тому же и попытки свести затраты мускульной и нервной энергии в разных родах труда к единству путем их приведения к простому труду также не привели ни к каким положительным результатам. Теоретическая возможность сведения этих видов труда одного к другому оказывалась практически бесплодной, а заработная плата оказывалась явлением дифференциальным, а не равным, причем это различие плат не удавалось объяснить одними технико-экономическими причинами без привлечения к анализу чисто историко-социальных условий нашего хозяйственного быта.
Так выросло представление «о социальной категории» нашего хозяйственного быта, которая при ближайшем же анализе должна была привести к необходимости говорить только о денежной цене труда и привела к более широкому представлению об общественно-необходимом труде. прошлого
ш
п
m ^
в Я УНИВЕРСИТЕТА
и мени О. Е. Кугафи на (МГЮА)
Ни для кого теперь не тайна, что представление об общественно-необходимом труде, как о непосредственном творце материальных ценностей, в своих практических приложениях оказалось исполненным схоластики. Все прочнее и прочнее стало укореняться убеждение, что под общественно-необходимым трудом следует понимать совокупность всех общественных функций в данном общественном организме, что в сущности анализ производства сам по себе может дать нам только самую общую формулу: «труд в условиях разделения занятий и промыслов производит больше, чем сколько необходимо на его содержание», но что эта формула еще не ведет нас к пониманию процесса образования ценностей. Ценность классиков при ближайшем же анализе оказалась мифом.
Подводя итог учениям классической школы, Каннан пишет следующие жестокие слова: «Исследование причин, которые оказывают влияние на распределение всего общественного дохода между тремя долями: заработной платой, прибылью и рентой было формулировано столь неясно, что вместо изложения обстоятельств, выражающихся в изменении пропорций, в которых данная масса дохода разделяется на указанные три доли, получалось изложение причин, которые, как предполагалось, определяют абсолютный размер заработной платы на голову населения, норму прибыли в процентах на капитал и абсолютный размер ренты на десятину. Трудно представить себе что-либо более неудовлетворительное, чем подобное изложение. Закон заработной платы, гласящий, что размеры платы зависят от отношения между капиталом и населением, как бы ни казался очевидным 100 или 50 лет тому назад, теперь всеми признается абсурдом. Закон прибыли, гласящий, что она зависит от стоимости труда, совершенно не обоснован: его даже и понять нельзя. От каких обстоятельств зависит рента по расчету на десятину трудно сказать. Рикардо доказывал, что она зависит от трудности получения последней доли продукта. Когда и этот взгляд был признан недоказуемым, ничего определенного не было поставлено на его место. Д. С. Милль, говоря о законе ренты непосредственно после установления закона заработной платы и до определения закона прибыли, стал просто говорить, что рента есть добавочное вознаграждение земледельческого капитала, употребляемого в самых благоприятных условиях, а это утверждение вовсе не закон, а только просто плохое определение». Вот что пишет жестокий критик классической школы. Но прав ли он, разве не создал нам Маркс ясных ответов на скрытый закон ценности? Ведь признание этих положений означало бы полное крушение старой экономии? Увы, приходится признать, что в этих словах много, слишком много правды.
Джон Стюарт МИЛЛЬ (1806—1873) — британский философ, социолог, экономист и политический деятель. Внес значительный вклад в обществознание, политологию и политическую экономию, философию либерализма. Отстаивал концепцию индивидуальной свободы в противоположность неограниченному государственному контролю. Являлся сторонником этического учения утилитаризма. Существует мнение, что Милль являлся наиболее заметным англоязычным философом XIX в.
Я Я УНИВЕРСИТЕТА
ЯИ-^ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Миклашевский А. Н.
Политика труда и идеалы распределительной справедливости
287
Первый том «Капитала» Маркса дал нам магическую формулу, что ценность товара прямо пропорциональна количеству затраченного труда и обратно пропорциональна его производительной силе. Неужели с этой простой формулой нам необходимо расстаться и, если да, то какой же новой нам придется ее заменить? Вот вопрос, вот — проблема.
В первом томе «Капитала» эта проблема была разрешена просто и необычайно смело. Труд производит ценность и прибавочную ценность. Так называемый необходимый труд создает необходимое содержание рабочих, прибавочный труд создает прибавочную ценность, т.е. доход капиталиста, кто бы он ни был: владелец земли или других орудий производства.
Обмен и распределение, как процессы циркуляции товара и раздела продукта на доходы, рассматривались только, как результаты общественной системы производства. Эти положения давно не удовлетворяли экономистов; с появлением же третьего тома «Капитала» для всех стало очевидным, что они совершенно неудовлетворительны и по следующим основаниям:
Во-первых, в основе этих положений лежало совершенно нелепое учение о соотношении постоянного и переменного капитала к ценности, из которого вытекло «мифическое» представление о равенстве прибыли при неравенстве норм прибавочной ценности. Во-вторых, учение о ренте, которое давало возможность утверждать, будто ценность нормируется предельной или средней общественно-необходимой трудовой стоимостью, оказалось совершенно необоснованным. В результате заколебалось учение о том, что предельная или средняя прибыль определяется в земледелии. В-третьих, учение об общественно-необходимом труде оказалось простым учением о законе количеств продукта, т. е. учением о редкости, равно приложимым ко всем производительным силам.
Карл Иоганн РОДБЕРТУС-ЯГЕЦОВ (1805—1875) — немецкий экономист, автор сочинений по вопросам земельной ренты и прибыли, один из основоположников теории «государственного социализма», выразитель интересов обуржуазившегося прусского дворянства.
В своей книге я начал анализ со второго наиболее, как казалось, признанного положения — с учения о земельной ренте. Я старался доказать, что Мальтус и Родбертус при выводе закона ренты исходили из гораздо более правильных начал, чем Рикардо. Они видели в земле производительную силу, дающую при приложении одинакового количества труда и капитала неравные результаты в продукте и ставили вопрос, как при таких условиях и при действии соперничества определится цена продукта в условиях хозяйства с исторически сложившимися правами частной собственности на землю? В результате своего анализа я пришел к убеждению, что ни предельная стоимость Рикардо, ни средняя стоимость в труде Маркса не дают нам никакой возможности найти неизменную точку опоры для ценности. Я показал далее, что прибавочный продукт не всегда является результатом одного прибавочного труда, а зависит от творческого действия производительных сил земли и капитала.
ш
п гп р и о
п
и
к и
ПРЕЛОМЛЕНИИ ж—я университета
Это положение отнюдь не колеблет правильности того положения, что прибавочный труд есть излишек всего общественного труда над трудом, производящим необходимое содержание рабочих. Но только это положение расширяет само понятие общественно-необходимого труда до размеров всего труда, потребного для действия нашего народно-хозяйственного механизма, и не игнорирует того обстоятельства, что силы земли и капитала увеличивают массу нужного для общества продукта в разных производительных предприятиях в разной степени на разные величины и что приписывать создание прибавочного продута одному труду было столь же нелепо, как доказывать, что мускульные движения вдыхания, а не воздух, озонируют нашу кровь.
Я показал, кроме того, что закон ренты даже в условиях соперничества и при признании одинаковой производительности разных затрат капитала вполне согласуется с дифференциацией прибыли и заработной платы в разных земледельческих хозяйствах. Мне кажется, мне удалось доказать, что прибавочная цена в земледелии может зависеть от возможности социального захвата части производительности в фабрикации путем сложных процессов обмена; в качестве вывода я пришел к убеждению, что рента есть плата за пользованье устойчивыми преимуществами неравных по качеству и результатам производительных сил, которые по социальным и техническим основаниям имеются в ограниченном количестве и что тот дифференциальный принцип, который так неправильно прилагался исключительно к земельной ренте, имеет гораздо более общее значение и должен быть формулирован совершенно иначе, а именно: дифференциальный принцип, во-первых, принцип общих различий в естественной и социальной производительности, во-вторых, универсальный принцип редкости производительных сил и их продуктов, который своеобразно дифференцируется по отношению к каждой из них, и, в-третьих, принцип условий социального раздела избытка над необходимым содержанием, где и как бы этот избыток ни созидался в силу естественных или общественных (прибавочный труд и прибавочная цена) условий производства и обмена.
Те же положения затем мне пришлось применить и при анализе капитала.
Я старался показать, что в настоящий момент трудно себе даже представить, как могло так долго держаться то нелепое учение о капитале, которое мы находим у Рикардо и Маркса. Чтобы доказать, что постоянный капитал не имеет никакого отношения к процессу образования цен, мы должны были бы считать определенно установленными следующие положения: во-первых, что наиболее производительная форма капитала по размерам, качеству и по техническому сочетанию получает господство на рынке немедленно или в более или менеe продолжительный срок вне всякой зависимости от данных социальных условий существования людей, т.е. в частности принять недоказуемое положение, будто процессы накопления и потребления не делают из капитала ограниченной производительной силы по техническим и социальным основаниям; во-вторых, что всякая единица капитала одинаковой материальной сущности или равной продажной цены, будучи обращена одинаковой суммой труда в орудия производства, будет пропорционально содействовать во всех отраслях промышленности умножению потребного нам продукта, и, в-третьих, что, если капитал одной и той же производственной стоимости и видоизменить в неравной степени произво-
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 2О9
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
дительность труда, то это не окажет никакого влияния на пропорции обмена. Ни одно из этих положений не было доказано, и попытка Маркса в третьем томе «Капитала» создать учение об органическом составе капитала была простым возвратом к идее Родбертуса о дифференциальной производительности труда. Вместо доказательства учения о равенстве прибыли эта идея приводит неизбежно к учению о дифференциации или неравенстве прибыли в разных хозяйственных предприятиях, что и подтверждается всеми данными хозяйственной жизни всех стран и народов.
Как и почему возникла частная собственность на капитал, благодаря каким причинам обнаруживается его сосредоточение в немногих руках — это такой же вопрос исторического исследования, как и вопрос о происхождении и развитии частной земельной собственности. Путем фикции трудовой ценности и прибавочной ценности мы не выясним ни природы капитала, ни условий его накопления, ни организационного значения, ни социальной силы.
Для теоретика капитал всегда останется производительной силой и для него будет ясно, что труд благодаря содействию капитала будет производить бесконечно большее количество продукта. Доказать поэтому, что прибавочный продукт результата одного прибавочного труда рабочих данного предприятия никогда и никому не удастся. Цена же этого прибавочного продукта, созданного трудом и капиталом, никогда не упадет до нормы необходимого содержания рабочих, пока существуют условия, ограничивающие количество производительных сил, нормирующие условия социального раздела продукта вообще и дающие возможность захватывать долю прибавочного продукта, создаваемого в других отраслях промышленности.
Обратившись для проверки выведенных положений к пресловутой теории закона падения прибыли, я пришел к убежденнию, что и он был построен под давлением той экономической политики, которую преследовали разные представители экономической доктрины. Этот анализ привел меня к окончательному убеждению, что норма прибыли, а следовательно, и закон ее падения, зависит от трех сложных условий: во-первых, от изобилия или редкости капитала, как производительной силы, во-вторых, от производительности его в данных общественных условиях и, в-третьих, от социального раздела общественного продукта между борющимися общественными классами и их подразделениями в данном народно-хозяйственном исторически сложившемся организме.
Рост общественной производительной силы труда не может поэтому служить основанием для механического крушения капиталистического строя. В его пределах развиваются силы, постоянно поддерживающие его: создается организация, ограничивающая соперничество, обнаруживается колоссальное расширение и аристократизация потребления, обусловливающее необходимость считаться с капиталом как с ограниченной в размерах производительной силой. И только организованные требования рабочих и их борьба за свою заработную плату спо-
Вывод из этих положений стал для меня тогда совершенно ясен. Экономическая наука нашего времени должна совершенно отбросить ненужное и догматически ложное учение о ценности. Она должна признать, что
□ гп
собны уменьшить долю вознаграждения капиталистического класса и сократить размеры его потребления.
и к и
в Я УНИВЕРСИТЕТА
™ и мени О. Е. Кугафи на (МГЮА)
предметом ее анализа должна служить только исторически сложившаяся цена продукта, которая не может быть одним результатом производства, вернее, что учение, будто труд создает ценность также не верно, как и положение, будто земля и капитал создают ценности. Все производительные силы содействуют только созданию продукта; социальные силы его делят. Меновая ценность товара и всякого другого имущества и представляет собой сложный общественный результат сбалансировавшихся экономических и социальных сил. Люди пришли в столкновение при помощи обмена. Их соединил и связал, и связывает все более и более, обмен.
В этом обмене, в его историческом и неизбежном развитии люди пришли в своих отношениях, которые определяли каждому классу известную норму дохода и известное зависимое или господствующее положение, к известным результатам. В обмене люди нашли свои способы оценки продуктов, поэтому мы и должны искать объяснение для меновой ценности или проще цены, не в стоимости товара, а еще менее в никому неведомой трудовой стоимости, а в сложных условиях производства, обмена и распределения, понимая под последним не только раздел продукта на доли в доходе, но и существующие условия собственности и владения.
Меновая ценность создалась в обмене и под непосредственным действием сил распределения. Наличность экономического избытка над необходимым содержанием работника послужила основой развития капиталистического хозяйства и капиталистической эксплуатации, и цена, как исторический результат борьбы человечества в условиях развившегося разделения труда, всегда зависела, и будет зависеть, пока этот строй существует, от количества производительных сил и их продуктов, будет убывать с ростом производительных сил и отражать на себе все условия раздела социального продукта и прибавочного продукта, создавая своеобразную дифференциацию доходов, как рабочего, так и землевладельцев и капиталистов.
Этот исторический вывод побудил меня проверить ту теорию преобладания, которая создалась как результат прежних экономических учений и поставить вопрос о новых началах экономической политики, к разработке которых должна стремиться и новая социальная наука. На этом вопросе я считаю необходимым остановиться несколько подробнее.
Адольф Вагнер признает, что трактат Прудона о собственности представляет собой эпоху в экономической литературе. С этим взглядом нельзя не согласиться. Прудон нанес первый и решительный удар всем попыткам обосновать собственность, исходя из общих отвлеченных принципов. Всем известно, что наибольшее распространение в литературе имели и имеют еще и до сих пор четыре теории собственности.
Адольф ВАГНЕР (1835—18920) — немецкий экономист. Сформулировал в 1892 году закон о постоянном возрастании государственных потребностей, который впоследствии стал носить его имя.
Первая из них обосновывает собственность на праве первоначальной оккупации, вторая на труде, который создает продукт или приводит землю в культурное состояние, третья — на молчаливом или определенно-выраженном соглашении всех членов общества, четвертая— обосновывает собственность на существование законов, устанавливающих этот институт. Против каждой из этих теорий достаточно сделать по одному возражению, чтобы признать их полную непригодность.
Легальная теория обосновывает собственность на существовании закона, но последний во всякий момент может быть видоизменен, раз мы только признаем за организованным обществом право трансформации всех законов в интересах общественного блага. Выводить обоснование собственности из самого существа и природы самоопределяющейся свободной личности, из природы человека и его естественных прав, также мало убедительно, ибо противники индивидуализма с таким же основанием выводят требование общей собственности из понятия человечества и необходимости обеспечения всем и каждому равных прав на жизнь и счастье.
Теория соглашения основана на никогда не существовавшем факте, на фикции и, кроме того, ничего не говорит о мотивах, приведших к такому соглашению. При ближайшем же анализе может оказаться, что даже при признании наличности соглашения мотивы его могут быть совершенно фальшивыми и неправомерными. Оккупационная теория грешит тем, что один из способов приобретения имущества принимает за принцип собственности, совершенно игнорируя вопрос о праве всех других членов общества, не имевших возможности воспользоваться этим правом. Трудовая теория собственности провозглашает право индивида на полный продукт своего труда, но она прежде всего не приложима к земле, ибо таковая вовсе не является продуктом труда, а во-вторых, как мы видели, всякий продукт в условиях разделения труда является результатом массы неизмеримых деятельностей и при том не может появиться вне участия других производительных факторов.
Луи Адольф ТЬЕР (1797—1877) — французский политический деятель и историк. Автор трудов по истории Великой французской революции. При Июльской монархии — несколько раз премьер-министр Франции. Первый президент французской Третьей республики. Член Французской академии.
Любопытно отметить, что по поводу последней теории крайности как бы сходятся. Такие типичные представители буржуазии, как Тьер и Бастиа, выводят собственность из трудового начала, так же как и многие социалисты. Крылатая формула Бастиа: «Я понимаю под собственностью право работника на ценность, создаваемую его трудом», — казалось бы могла удовлетворить социалиста, а между тем он справедливо смотрит на эту фразу как на лицемерие буржуазии, владеющей доходом от капитала и земли.
к
и
в Я УНИВЕРСИТЕТА
™ и мени О. Е. Кугафи на (МГЮА)
Фредерик БАСТИА (1801—1850) — французский либеральный экономист, сторонник свободной торговли. Выступал за свободу предпринимательства — решающее условие установления социальной гармонии в обществе. Сторонник тезиса о взаимовыгодном сосуществовании труда и капитала, предшественник Австрийской экономической школы.
Для современного теоретика причины такой шаткости взглядов на собственность понятны. Все отмеченные выше теории лишены всякого исторического чутья, построены для защиты или разрушения существующей системы собственности.
Выводы, к которым пришел Адольф Вагнер при критике этих теорий неутешительны. Он пишет: «Институт частной собственности и различные категории частной собственности, таким образом, не могут быть обоснованы на каких-нибудь простых естественных основаниях. Эти учреждения созданы правообра-зованием под влиянием соображений целесообразности и справедливости. Они, следовательно, исторически объясняются и телеологически оправдываются. „.В частной собственности мы поэтому имеем дело не с естественно-необходимой, без дальнейшего, из природы человека вытекающей категорией, не с чисто экономической категорией, о которой можно было бы сказать, что без нее невозможно было бы правильное удовлетворение потребностей, немыслимо было бы существование хозяйства, а только с исторической категорией... Частная собственность на землю и капитал, как явления, вытекшие из экономической целесообразности, не могут рассматриваться как вечные учреждения права и народного хозяйства. Именно историческое исследование, в отличие от абстрактного, должно это признать, если оно не хочет впасть в противоречие с самим собой. Руководящие соображения целесообразности видоизменяются или даже совершенно отпадают с общим историческим видоизменением совместной общественной жизни людей, с увеличением плотности населения, с изменением техники производства, обращения. Отсюда получается постулат: не остановка в развитии, но дальнейшее целесообразное преобразование всего института собственности по мере изменившихся потребностей и вновь признанных народно-хозяйственных функций современного права. Близкий к Вагнеру сторонник социально-этического же направления и автор сочинения о Прудоне проф. Диль признает вместе с ним непригодность всех абстрактных теорий о собственности и замечает, что история земельной собственности показывает, что по своему историческому происхождению она основывается не только на народнохозяйственных и социально-политических соображениях целесообразности, но и на подчинении и насилии. Соображения Вагнера и Диля очень интересны, но в них есть и некоторая недоговоренность, именно с точки зрения исторического и теоретического анализа.
Почему же трудовая теория ценности как бы объединяет представителей буржуазии и социализма? Исторический процесс развития собственности совершался, само собой разумеется, не без оснований. Законы исторической необходимости действовали, будут действовать и впредь. Все теперь отлично понимают, что частная собственность представляет собой исторический результат, политый кровью и страданиями целых поколений.
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 293
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
Родбертус давно честно и определенно сказал, что разделение труда, которое имеет народно-хозяйственное значение, которое лежит в основе человеческой кооперации, которое является принципом прибавочного продукта разделенного труда, могло первоначально основываться лишь на принуждении и силе. Но какая же сила или теория задерживает правильный ход нашего исторического анализа, какая теория не дает нам возможности ясно и определенно заглянуть на тот путь, по которому должна быть направлена трансформаторская деятельность нарождающихся прогрессивных сил, стремящихся не разрушить, а переработать веками построенное здание нашей цивилизации?
Я должен прямо и определенно сказать, что таким архаическим элементом является трудовая теория ценности и собственности. Она еще и до сих пор извращает наши представления об обмене и о самом существе нашей народнохозяйственной организации.
Фридрих ЭНГЕЛЬС (1820—1895) — немецкий философ, один из основоположников марксизма, друг и единомышленник Карла Маркса и соавтор его трудов.
Если вы заглянете в сочинения Энгельса, то вы с удивлением заметите, что этот много потрудившийся на историческом поприще писатель утверждает, будто «закон ценности Маркса имел всеобщее действие за время с начала развития обмена, превратившего продукты в товар, вплоть до XVIII века»! Эти слова ему пришлось сказать уже после того, как факт реального существования трудовой ценности в нашем капиталистическом хозяйстве был отвергнута. Эта точка зрения возбудила оживленную полемику. Я остановлюсь на доказательстве всей ложности ее потому, что это даст мне возможность, при признании неправильности трудовой ценности для будущего, для прошедшего и для настоящего времени, сделать важный вывод относительно тех исторических сил, с которыми мы должны считаться и которые поэтому всегда должны будут предопределять характер намечаемой экономической политики и наши идеалы распределительной справедливости.
Что трудовая ценность не могла служить основой обмена в эпохи, предшествовавшие капиталистическому строю, доказывается следующими соображениями: во-первых, первичный обмен, как с большой вероятностью мы можем предполагать, возник не на почве обмена обычных и самых распространенных благ, т.е. тех, которые производились в каждой семье и для ее потребностей, а, наоборот, на почве благ, которые требовали особого искусства, которые были редки и в недостаточном количестве в пределах данного места. Этот обмен как придаток к натуральному хозяйству имеет совершенно случайный характер, и цена, которую получали владельцы таких предметов, могла стоять вне зависимости от потраченного на них труда. Правильная координация своих потребностей с наличным запасом сил и средств, которая дает основание для представления о труде, как о хозяйственно ограниченной величине продукта долговременного исторического развития; во-вторых, обмен, как показывают все современные исследователи,
А
ПРЕЛОМЛЕНИИ ж—я университета
возник, как явление междуплеменное и главными двигателями обмена в первоначальные эпохи были вовсе не самостоятельные производители. Родоначальниками обмена в большинстве случаев были владельцы прибавочного продукта; те отношения зависимости, которые, например, характерны для всего Средневековья, давали возможность отчуждать продукт, вовсе не сообразуясь с трудом, заключенным в продукте. Представление о стоимости, при существовании рабства и крепостного права, должны были существенно отличаться от наших представлений о том же предмете: в-третьих, чтобы трудовой закон ценности осуществлялся в чистом виде, необходимо, чтобы каждый производитель знал количество труда, которое затрачено на продукт, который он сам создал и выменивает. Если даже в наши дни, в пределах хозяйств нашего века, мы часто не в состоянии рассчитать, что стоит продукт, то еще труднее это было в предшествовавшие эпохи, когда существовали также сложные условия труда, опутанного всякими стеснениями и прилагавшегося в то же время в условиях неравной производительности, если даже не по отношению к капиталу, то, вне сомнения, по отношению к земле и труду. Существование ренты отрицать нельзя, а уже это одно делает все представление о трудовой робинзонаде шатким; в-четвертых, существование разделения труда в более позднюю эпоху, например в эпоху ремесленного быта, между городом и деревней, возникновение борьбы между землею и капиталом, неизбежно должно было координировать обмен в столь же аналогичных условиях, с которыми мы имеем дело и в настоящее время.
Утверждение Маркса, а за ним Энгельса и других, что обмен по трудовой ценности составляет рги цен производства, что обмен товаров по ценности, или приблизительно к ней, требует более низкой ступени хозяйственного развития, чем по ценам производства, что такой обмен мы встречаем как в древности, так и в новое время у крестьян, работающих на собственной земле, у ремесленников, при рабстве, крепостничестве, цеховом строе, лишено достаточно прочного основания. Аргументация Маркса построена на двух совершенно недоказательных положениях: во-первых, по его мнению, все указанные им формы хозяйств являются владельцами не капитала в собственном смысле этого слова, а средств производства, которые к тому же в такие эпохи трудно переносимы из одних отраслей в другие. Во-вторых, при таких условиях существование неравных норм прибыли является для производителя «безразличным», ибо если например один производитель произвел больше затрат, то последние возвращаются ему в большей доле ценности его товара, которая возмещает эту постоянную часть и ему приходится поэтому снова обращать большую долю общей ценности своего продукта в вещественные элементы этой постоянной части, тогда как другому производителю, если он в возмещении этих элементов получает менее, то и менее придется их превращать в эту форму. Различие норм прибыли будет для таких производителей столь же безразличным, как и ныне мало значения имеет для наемного работника, какой нормой прибыли выразится выжатое у него количество добавочной ценности или как мало имеет значения в международной торговле различие норм прибыли у различных народов для их товарного обмана.
Аргументация поразительно шаткая. Назвать средства производства мелкого размера не капиталом, —это значит просто играть понятиями, в особенности, если оно проявляется в столь реальной форме, как неравенство норм прибыли.
Я Я УНИВЕРСИТЕТА
ЯИ-^ имени О. Е. Кутафина (МГЮА)
Признание такого неравенства норм прибыли или, что то же, их дифференциация уже сами по себе является отрицанием трудовой данности и оно тем более не безразлично для таких производителей, что во все эпохи капитал им обходится дороже и ставит производителей с большими затратами капитала в значительно другие условия с производителями, у которых затраты меньше. Из такого положения вытекает, что производители с меньшими затратами получают высшее дифференциальное вознаграждение. Противоречие вопиющее, которое должно было задерживать рост капиталистического развития и не согласуется с основным фактом теории накопления капитала, который создается и возрастает всегда из наличности большей производительности предприятий, где капитал помогает труду. Отсутствие соперничества в такие эпохи скорее всего должно было содействовать тому, что продукты обменивались вне всякой зависимости с затратами труда и капитала, а раздел прибавочного продукта должен был совершаться применительно и согласно с законами монополии международной торговли, т.е. быть выгоднее для той стороны, которая удовлетворяла более настоятельным потребностям лиц, имевшим, как при феодальном строе, массу не заработанного собственным трудом прибавочного продукта. В Средние века не деревня эксплуатировала город, а как раз наоборот, по крайней мере в период расцвета городской жизни.
До сих пор мы не имеем еще сколько-нибудь удовлетворительного исторического анализа условий, при которых совершился переход средневековых форм хозяйства к капиталистическим. Но все попытки объяснить этот переход на почве трудовой ценности страдают большой искусственностью, совершенно не принимают во внимание целой массы своеобразных условий и в особенности относящихся к капиталовладельцам. Типичным образчиком неясности и элементарности этих попыток служат, например, хотя бы возражения Гильфердинга по поводу сомнений Зомбарта.
Рудольф ГИЛЬФЕРДИНГ (1877—19410) — австрийский и немецкий экономист-марксист, теоретик австромарксизма, лидер социал-демократии и политический деятель Гэрмании.
Гильфердинг следующим образом представляет себе переход от докапиталистического хозяйства, где трудовая ценность была господствующим явлением к капиталистическому. Зомбарт, по его мнению, оспаривает, что равенство прибыли установилось при переходе средневекового к капиталистическому хозяйству, чрез нивелирование неравных первоначальных норм прибавочной ценности. Он полагает, что торговая прибыль была исходным пунктом капиталистической конкуренции. Если бы исходным пунктом была прибавочная ценность, то капитализм захватил бы прежде всего области, где преобладает живой труд и только постепенно мог бы захватить и другие области, по мере развития которых должно было бы обнаружиться падение цен. Капитализм, напротив, развивается в отраслях с преобладанием постоянного капитала. Ошибочность этого положения может быть доказана и другим образом. Если бы в областях с преобладанием
ш
п гп р и о
п
и
к и
в Я УНИВЕРСИТЕТА
и мени О. Е. Кугафи на (МГЮА)
переменного капитала можно было при начале капиталистического хозяйства получать чрезмерные прибыли, то это предполагало бы, что капитал сразу стал давать работу прежде самостоятельным производителям, как рабочим, и всю разницу ценности с товарными ценами класть себе в карман. Капиталистическое же производство начало свое дело во вновь созданных отраслях промышленности с разбитыми жизнью существами и при установлении цен исходило из понятия о затрате капитала... На это Гильфердинг возражает: уравнение различных норм прибавочной ценности было длительным процессом.
Вернер ЗОМБАРТ (1863—1941) — немецкий экономист, социолог и историк, философ культуры.
Зомбарт забывает, что торговец, становившийся капиталистом, не переставал быть торговцем. Главный доход ему давал его капитал, вложенный в экспортное дело. Затрачивая первоначально небольшой постоянный капитал на выработку товаров за свой счет, он, во-первых, приобретал возможность получать в большем числе и более равномерно нужные товары, что было важно при быстро растущем рынке, и, во-вторых, присваивая прибавочный труд занятых ремесленников, он получал добавочную прибыль. Если промышленная прибыль была даже меньше, то общая масса прибыли больше. Его промышленная прибыль росла, однако, быстро, когда при помощи новой техники (кооперация, мануфактура) он приобретал возможность производить дешевле, чем его конкуренты. Соперничество заставляло и его конкурентов принимать новые методы производства и оставлять простое ремесленничество. Когда капиталисту пришлось ограничиваться внутренним рынком, он стал производить дешевле ремесленника. Рыночная цена определялась продуктами последнего, капиталист получал экстраприбавочную ценность, экстраприбыль, и тем большую, чем было выше его техническое превосходство. Правовые привилегии делали это техническое превосходство монополией отдельных капиталистов. Только после крушения этих монополий, когда исчезли ограничения в передвижении капитала и прикрепление работника, стало возможным уравнение первоначально неравных прибылей. Только там, где фактически средства производства имели большое значение, как, например, в горном деле, сильное преобладание основного капитала дает основание капитализации, чему товарищеское производство служит первой ступенью. Такие отрасли промышленности составляют в большинстве случаев монопольные предприятия, которых доход надобно определять по особым законам.
Просто не верится, что все это написано для укрепления трудовой данности. Автору приходится самому констатировать, что условия дифференциальной, технической и социальной производительности труда фактически лежат в основе всего процесса. Отсюда, казалось бы, следовало, что необходимо оставить ненужное догматическое стремление все объяснять трудовой ценностью, а проследить исторический процесс образования ренты вообще. Историки и поработают еще со временем над этим вопросом и да не сбивает их с пути теория ценности:
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 29 7
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
пусть помнят, что и экономисты ближе к правде, когда они говорят о цене и о тех дифференциальных условиях, среди которых она созидалась.
Мы живем в настоящее время среди видоизменившихся, но все же дифференциальных условий. В историческом процессе капиталообразования и установления собственности действовали разные общественные классы, мобилизация и концентрация собственности имела свои законы, которые действуют и теперь и не могут быть разрушены провозглашением абстрактных принципов. Капиталистическое хозяйство не удовлетворяется более узкими границами государства. В свой круговорот оно захватывает постепенно весь мир. В его внутренних пределах существуют многообразные формы хозяйств как бы разных стадий развития и разной производительности, но те основные силы, значение которых было заметно при самом начале развития капиталистического хозяйства, остались и только более определились, другими словами —всем стало ясно, что продукт — товар — есть социальный результат всего хозяйствующего общества и что ни один класс не может претендовать на полный продукт своего труда.
В основе этого капиталистического хозяйства лежит, во-первых, частная собственность, как условие социального господства и организационный принцип всего механизма производства, обмена и распределения и, во-вторых, классовые соотношения. Я не употреблю выражения классовая борьба, ибо в разные исторические эпохи эти классовые соотношения могут принимать чрезвычайно разнообразную форму, доходя до полного и беспрекословного подчинения какого-либо класса, когда о классовой борьбе и говорить трудно. По общему же правилу при более или менее нормальном положении вещей, эта борьба принимает характер классовых компромиссов, как бы подтверждая обобщение Родбертуса, что история есть великий процесс соединения людей. В эпохи, которые он называет органическими, соотношение классов принимает характер созидательный, в эпохи критические отношения классов обостряются, доходя до полного разложения государственного и экономического быта. Классовые компромиссы заменяются открытой и разрушительной классовой борьбой...
Из таких-то условий современному экономисту приходится делать заключение об идеале распределительной справедливости и указывать необходимые пути, ведущие к его осуществлению. Социальные идеалы, созданные в голове мечтателя, не знающего реальных условий жизни, мало подвигают нас вперед...
Для современного экономиста, знакомого с могущественнейшими организациями капитала, знающего, что процесс неизбежного накопления капитала не так прост, часто задерживается чисто социальными условиями, совершается не только в фабрикации, но и в земледелии, для экономиста, которому не страшен закон уменьшающейся производительности почвы и для которого точно известны причины дороговизны капитала, например во всю эпоху Средневековья, для обществоведа, который хоть сколько-нибудь следил за социально-политической организацией рабочего и других общественных классов, указанные выше положе- Е
ния теории преобладания кажутся в высшей степени элементарными и наивными.
Достаточно бегло наметить некоторые особенности социально-политического положения землевладельцев (крупных и мелких), чтобы убедиться, что науке давно пора выбросить теорию преобладания какой-нибудь экономической силы, основываясь по существу только на естественной ограниченности этой силы. Со- прошлого
в Я УНИВЕРСИТЕТА
™ и мени О. Е. Кугафи на (МГЮА)
циальные условия существования экономического быта гораздо могущественнее чисто естественных условий. История постепенно и последовательно создает ту организацию общественных сил, которая не дает никогда на долгое время возможности преобладать окончательно одной экономической силе над другой. Историческая борьба между городом и деревней, весь современный протекционизм, удивительно сложная организация торгового и промышленного капитала, все особенности правового быта, нормирующая условия завладения прибавочным продуктом в земледелии и фабрикации, в обращении, все это ничто иное, как картины классовой борьбы за раздел прибавочного продукта. Вся своеобразная структура цен и вознаграждений является долговременным результатом этой борьбы и рабочее сословие в своем вознаграждении зависит от этих условий: его вознаграждение дифференцировано соответственно условиям порядка той жизни, среди которого оно живет и борется за свои права. Перестроить этот порядок оно может только борясь за свое вознаграждение и тем самым, видоизменяя положение владеющих классов, сводя их социальное господство к роли вознаграждения квалифицированного труда, устраняя из общества элементы, которые знают только жизнь наслаждения и потребления, а не социально-необходимого общественного труда.
В этом отношении крайне поучительна история жизни и деятельности английских рабочих союзов. Нигде в Европе союзное движение рабочих не имело такого своеобразного отпечатка, как в Англии. К тому же вопрос о рабочих союзах в этой стране получил блестящее освещение в трудах Беатрисы и Сиднея Веббов. Им удалось начертать картину почти столетней деятельности этих союзов и подметить те основные моменты их истории, которые характеризуют, настроение рабочих масс.
Сидней и Беатриса ВЕББ (супруги с 1892) — английские экономисты и общественные деятели, реформистские историки английского рабочего движения, теоретики тред-юнионизма и, так называемого, фабианского социализма. Сидней Джеймс ВЕББ, барон Пассфилд (1859—1947) — один из основателей Лондонской школы экономики и политических наук, лорд (с 1929), профессор основанного им учебного заведения, занимал посты министра торговли, доминионов и колоний.
Беатриса ВЕББ (урожденная Поттер), леди Пассфилд (1858—1943) — член ряда правительственных комиссий по проблемам безработицы и положения женщин. Вместе с мужем — Сиднеем Веббом — была ключевой фигурой в Фабианском обществе (Беатриса возглавляла его в 1939—1941), участвовала в учреждении Лондонской школы экономики и политических наук.
Я не имею ни малейшего желания подробно останавливаться на этой поучительной истории. Но для всякого знакомого с ней ясно, что та последняя стадия, которую они переживают ныне, знаменует собой поворот к совершенно новым условиям промышленной жизни. Эта стадия должна принести свои плоды в бли-
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 299
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
жайшем же будущем и незаметно направить движения промышленного организма Англии к тому царству доходов, которое даст каждому его так или иначе квалифицированную долю общественного продукта.
В период столетней борьбы весь государственный механизм Англии перестроился. Политически организованная демократия получила решительное преобладание и Англия обратилась в страну капиталистического хозяйства.
Неясные мечтания кооператоров в духе Роберта Оуэна почти замерли. Преобразование капиталистического строя путем организации мелких производительных товариществ оказалось утопией. Агитация и борьба оуэнистов принесла с собой только в том отношении хорошие плоды, что еще сильнее выдвинула на очередь вопрос о необходимости экономической и политической организации рабочего класса. Необыкновенный рост капиталистически организованных промыслов в середине прошлого века в связи с освежением политической атмосферы по мере роста организованной демократии привел к тому, что рабочие союзы, которые в конце XVIII века и в начале XIX ставили своей задачей защиту права на существование, резко переменили свою тактику. Споры о естественных правах человека замерли и на очередь был поставлен практический вопрос о принципах, под знаменем которых должна идти борьба за улучшение условий жизни трудящихся масс. Долгое время среди союзов господствовали индивидуалистические тенденции, не замершие окончательно и до настоящего времени. Союзы признавали принцип спроса и предложения справедливой основой определения высоты заработной платы. Судьба рабочего сословия ставилась в зависимость от двух условий: 1) от доходности промышленности и цен на производимый товар и 2) от умения рабочего класса поставить предложение труда в выгодное положение по отношению к спросу на него. На практике это воззрение выразилось: в стремлении фабрикантов и вообще производителей заботиться всеми политическими и экономическими средствами об увеличении доходности разных отраслей промышленности, к установлению подвижных шкал заработной платы в зависимости от цен на товар и доходности предприятия и в соглашениях между профессиональными союзами рабочих и организациями предпринимателей.
Система подвижной шкалы, которая приводила в связь заработную плату с ценами и доходами предпринимателей, принесла в ближайшем же будущем большие разочарования, но в то же время она имела большое историческое значение. Она содействовала тому, что рабочие и предприниматели в вопросе о разделе произведенного и приобретенного дохода сошлись, как две, если не экономически, то политически, равные стороны с настоящей боевой организацией. Размер заработной платы перестал зависеть исключительно от соперничества индивидуальных лиц, но стал определяться отчасти путем организованного, коллективного торга двух сторон. Для рабочих воочию выяснилось, что простая формула, которую ставили пред их глазами многообразные социальные реформаторы: «get rid of the employer», т.е. долой предпринимателя — не так легко осуществима, как это кажется. Предприниматели с их частной собственностью представляют собой какой-то необходимый элемент в современной организации промышленности, а заработная плата рабочих со всеми ее колебаниями — около некоторого среднего уровня вверх и вниз также представляет собой результат современной экономической системы. прошлого
ПРЕЛОМЛЕНИИ ж—я университета
Когда отношения сложились в такую форму, когда мало-по-малу стали слагаться учреждения для определения условий этого коллективного торга, жизнь немедленно же поставила тот же старый вопрос, над которым бились индивидуалисты и социалисты начала и середины прошлого века: вопрос «о справедливом вознаграждении и о способах его обеспечения».
Впервые выражение «жизненная плата» было пущено в ход Ллойдом Джонсоном в 1874 г., но практическое значение оно получило лишь двадцать лет спустя, когда члены союза горнорабочих формально отказались от прежней догмы спроса и предложения в вопросах труда.
В 1892 г. они решительно выразили мнение, что работнику принадлежит «право на минимум платы, независимый от состояния данной отрасли промышленности», минимум, при котором «они могли бы поддерживать свою дееспособность как производители и как граждане, как выполнители особых функций в социальном организме. Эта плата предполагает такой размер средств, который обеспечивает нормальное пропитание, одежду, хорошее жилище, некоторый запас свободных средств для других потребностей, одним словом такой доход, который необходим для поддержания физических и духовных сил семьи в деревне или городе.
Фактически борьба за эту заработную плату пошла по своеобразному пути.
Для рабочих она свелась к борьбе за нормальную плату, ниже которой они не должны наниматься, обеспечивая себе при том нормальное количество часов труда за эту плату, более или менее постоянную работу, правильное распределение рабочей силы по стране и право участия в самих распорядках ведения предприятия. Пред предпринимателями стала сложная задача заботиться об успехе промысла, о правильном процессе образования цен, о нормальном уровне прибыли. Для обеих сторон явилась потребность добиться какой-то прочности и справедливости (stability and fairness), чтобы устранить голодную заработную плату (starwation wage) и потерю капитала (loss of capital).
И что особенно замечательно — первоначально эти коллективные попытки установления нормальной платы совершались только в пределах отдельных мастерских; впоследствии они стали распространяться на всех рабочих данного города или округа известного промысла. В конце концов, в тех отраслях промышленности, в которых продукты, произведенные в различных местах и областях, попадают на общий рынок, стало замечаться стремление установить общий уровень платы для всех рабочих путем создания общенационального соглашения между федерацией или амальгамацией рабочих союзов, с одной стороны, и союзами предпринимателей — с другой. Таким образом ставится уже совершенно новый вопрос о национальном минимуме заработной платы и наряду с этим вырабатывается чрезвычайно сложная система отношений предпринимателей и рабочих между собой и к тому делу, которое кормит и тех, и других. Эти учреждения находятся еще в периоде их создания, но в том американском репорте, который я уже отметил в первой статье, дана любопытнейшая картина этих попыток реорганизации промышленности, как со стороны предпринимателей, так и со стороны рабочих. Так назревают силы, которые в ближайшем же будущем примутся за осуществление заветов Родбертуса: бороться за нормальную плату в нормальных условиях организованного труда... Индивидуализм рабочих орга-
УНИВЕРСИТЕТА Политика труда и идеалы 30 1
имени o.e. кугафина(мгюа) распределительной справедливости
низаций, высокая плата среди организованных рабочих поставил вопрос о необходимости общего, совместного нормирования справедливого раздела произведенного и приобретенного продукта...
Представители социалистической партии в Англии стоят всецело на почве этой последовательной борьбы за заработную плату и за организацию труда. Но не противоречит ли такая политика общим основам социалистической платформы? В начале нашей работы мы поставили этот вопрос и теперь можем дать на него окончательный ответ.
Как мы видели, почти все социальные реформаторы и представители буржуазного направления стремились прежде всего к одной цели: к созданию такой организации хозяйства, при которой достигалась бы наивысшая производительность труда. Идеалом их социально-экономической политики был всегда «производственный идеал» и только по вопросу о распределении произведенного между воззрениями их была глубокая пропасть.
Если мы обратимся к изучению того, в какой форме формулировался этот производственный идеал, то по существу мы подметим пять своеобразных форм его.
В первой форме, и притом самого общего характера, он был создан еще классиками и крупнейшим из них — Рикардо. Этот производственный идеал указывал на необходимость заботиться о том, чтобы с наименьшей затратой труда и капитала получалось наибольшее количество богатства, т.е. по английской терминологии наибольшее количество материальных благ. Другими словами, он требовал наиболее целесообразной борьбы человека с природой и за свое существование. Этот идеал требовал, чтобы богатство доставалось по наименьшей предельной ценности, по предельно наименьшим издержкам производства. Одним словом, он желал: много, бесконечно много продуктов, наинизшей ценности. Он не боялся кризисов и устами Сэ провозгласил, что «продукты обмениваются на продукты» и что при пропорциональном развитии всех производств для роста потока продукции мы не можем, да это и нежелательно, знать пределов. Очень часто полагают, что этот производственный идеал совпадает с интересами потребителей.
Тот же идеал неоднократно формулировался и в более реальной классовой форме. Это был, если можно выразиться, производственный идеал в доходах. При этом защитники его желали высокого размера или роста одного вида этих доходов или даже всех их одновременно. Такой производственный идеал мы впервые встречаем ясно формулированным в начале прошлого века в Англии, во время той знаменитой борьбы аграрного и промышленного интереса, литературными представителями которой были Мальтус и Рикардо. Мальтусу была дороже всего высокая рента, Рикардо защищал интересы прибыли.
В третьей форме производственный идеал принимает характер политико-промышленной теории. Разработка его почти со всеми деталями уже сделана Мальтусом, но приобретает всесветную известность в односторонней, неполной и, по сравнению с Мальтусом, в жалкой форме у Листа. Этот идеал сводится к желанию развить экономическое государство до наивысшей степени аграрно-промышленно-торгового государства, и указывает средства, при помощи которых можно достигнуть наивысшего развития производительных сил, технических, социальных и моральных, для содержания на данной территории наибольшей массы населения. Этот гораздо более политический, чем исторический идеал,
А
ПРЕЛОМЛЕНИИ ж—я университета
связывающийся, само собой разумеется, с многочисленными интересами, живет и теперь в сердцах протекционистов, проповедывающих солидарность протежируемых интересов и требующих защиты нарождающейся, зреющей, но никогда не созревающей промышленности.
В-четвертых, производственный идеал принимает историческую форму. Изучая ход исторического развитая, писатели этого направления приходят к убеждению, что самопроизвольное и неизбежное развитие материальных производительных сил совершается через противоречие в созданных ими производственных отношениях и, в конце концов, не может не привести к гармонической организации производства на началах общественной собственности.
В-пятых, мы имеем еще одну своеобразную форму производственного идеала, дорогого сердцу финансовым политикам. Этот идеал требует: наибольшее количество свободного чистого дохода, за покрытием издержек производства и вознаграждением непосредственно участвующих в производстве в качестве производителей и руководителей-предпринимателей, с освоением значительной доли этого чистого дохода государством для тех целей, которые оно, как особая организация, преследует в каждую данную историческую эпоху. Этот производственный идеал вызвал к жизни особую финансовую политику, которая не только выработала необычную по тонкости технику организации обложения, но и стремится расширить размеры и рост самих государственных промышленных предприятий.
Если читатель мысленно пробежит все то, что написано на предшествовавших страницах, то для него станет ясно, как следует смотреть на производственный идеал с общественной организацией собственности.
Этот идеал, по существу дела, сводится к такой организации, при которой каждый получает известную долю общественного дохода для удовлетворения своих потребностей. Если верно то, что всякий продукт является результатом всей системы производства и общественной организации, что в современном обществе всякая цена является результатом социальной производительности труда и социального же раздела продукта, что в пользу такого кардинального, важного основания нашей системы хозяйства — частной собственности — можно привести только исторические, но не теоретические аргументы, то выводы напрашиваются сами собой. Если предпосылки верны, то несомненно должны быть правильны и разумно построенные из них выводы. Мне кажется, что сомневаться в правильности наших предпосылок нет оснований, а потому мне остается только сделать соответствующие выводы и тем найти подходящий ключ для анализа производственных идеалов.
Мы все отлично знаем, что стремление создать общественную организацию, где каждый мог бы иметь справедливый и обеспеченный доход, составляет реальный факт нашего все более и более демократизирующегося европейского общества. Отрицать правомерность этого стремления могут только слепые или своекорыстные. Если это так, то для всякого должно быть ясно, на сторону какого производственного идеала в настоящий момент он должен стать.
Только тот производственный идеал может манить его, который увеличивает до возможно высших пределов производительность труда и дает общественно-необходимому труду наиболее нормальное вознаграждение. Историческую не-
УНИВЕРСИТЕТА
имени О.Е, Кутафина (МГЮА)
обходимость частной собственности, как организационного принципа хозяйства и общественной жизни, он не станет отрицать. Он будет лишь требовать, чтобы эта собственность служила все более и более тем целям, ради которых она существует, чтобы в ее пределах все крепче и сильнее развивалось то промышленное самоуправление, которое должно дать всякому труду справедливое вознаграждение и воспитать его в новых условиях сознательной общественной работы.
Только та экономическая политика может представляться ему желательной и удовлетворительной, которая является политикой труда и заработной платы. Борьба за такую заработную плату и должна, по моему мнению, стать основным лозунгом нашей экономической эволюции. Мы должны всегда иметь в виду, что пред нами неизбежно будет стоять великая проблема организации труда, которая требует, чтобы каждый гражданин имел в своем промысле и за известную справедливую заработную плату возможность трудиться для себя и для общества. Тот, который работает под этим знаменем, никогда не собьется с пути и его не испугают упреки в провозглашении якобы буржуазных принципов наемной формы труда. Без этой формы вознаграждения наша общественная машина не преобразуется: в новой более справедливой квалификации заработных плат в связи с ростом производительности лежит величайшая проблема ближайшего будущего. На почве этой борьбы за заработную плату без всяких катаклизмов человечество пойдет к более светлому и лучшему будущему, к новой организации труда, которая даст каждому его справедливую долю продукта и устранит чрезмерные притязания одних групп, уравновесив их требования правами других.
Всякое общественное дело делается не сразу. От старых форм жизни к новым люди переходят не без тяжкого труда и борьбы. Я откровенно выскажу свое убеждение, что все условия нашей социальной жизни шаг за шагом ведут к тому, что так называемая свободная частная собственность идет к уничтожению. Но в то же время я не боюсь так называемого принуждения и насилия, о которых так часто кричат, т.е. вернее вмешательства общественной организации в личные социально-экономические права каждого гражданина. Не боюсь, ибо убежден, что прочное проведение этого принуждения может получить осуществление только тогда, когда реальные личные силы демократии окажутся к тому способными: иначе это принуждение рассыпается, как карточный домик, и будет стоить только жертв, без которых не протекает ни один общественный эксперимент.
Частная собственность была всегда орудием социального господства, но в то же время и средством общественной организации.
Человечество уже испробовало политику производственного идеала ренты и прибыли. Пред нами теперь великая общественная задача так трансформировать собственность, чтобы рента и прибыль превратились только в необходимое, быть может, преходящее вознаграждение квалифицированных участников и руководителей производства. Выражаясь таким образом, я вовсе не впадаю в идеи Карлейля об историческом предназначении так называемых «капитанов индустрии». Я только хочу сказать: владеющие классы должны помнить, что исторический процесс ведет к тому, чтобы и их судьба свелась к получению справедливой заработной платы. Организация демократических сил всех ведет к одному и тому же делу: к реорганизации экономических сил для наивысшего развития производительности и выработки для каждой особенности труда и свое-
ПРЕЛОМЛЕНИИ ж—Я университета
образного квалифицированного вознаграждения. Анархия хотя бы даже во имя нового порядка никогда не приводила к серьезным социальным реформам. Последние всегда требуют организации и времени. Политика на ура! революция так же опасна и разрушительна, как и политика на ура самодержавие.
В такое время, как переживаемое ныне нами, легко ставятся пред взорами общества самые широкие социальные задачи. Эпоха ломки старого всегда сопровождается таким настроением, но и в такую минуту не следует забывать, что создание каких-либо новых условий промышленной жизни требует долгих и напряженнейших усилий...
Очевидно, не так легко перейти в царство рая, и демократия нуждается еще в долгом воспитании и работой над собой. Невежественная и неорганизованная демократия неспособна к социальным реформам и только в процессе борьбы она научится этой необходимости знания и организации.
Я не принадлежу к тем людям, которые веруют в возможность немедленного осуществления социального блаженства. Новый строй социальной жизни должен быть сознательно подготовлен и медленно завоеван долгой и напряженной работой. Поэтому мне кажутся наивными иллюзии тех, которые думают, что разрушить — это значит создать, что классовая борьба — цель, а не средство. Пред нами громадная историческая задача путем классовой борьбы и классовых компромиссов создать новую организацию общественных сил и, что важнее всего, новое правосознание. Перемены же в организации и правосознании совершаются медленно. Все перемены в общественной жизни тем плодотворнее, чем с большей правомерностью они совершаются. Нам нужна не диктатура силы, а уравновешенная свобода права. Справедливое право и облагороженные нравы медленно, но верно одерживают победу над силами эгоизма, косности, невежества и глупости и тогда родятся на свет лучшие и справедливейшие учреждения, работать для достижения которых ставили своей задачей все крупнейшие идеалисты человечества.
Мне представляется, что практический политик, стремящейся к идеалам распределительной справедливости, должен всегда помнить, что он может защищать только те мероприятия, которые ведут нас в царство доходов труда. Но он будет считать наивными и недальновидными тех, которые станут упрекать его в буржуазных тенденциях, когда он будет честно утверждать, что современная демократия не сумеет реорганизовать внезапно всю нашу общественную систему. Другими словами, не боясь никаких упреков, он будет стремиться в ближайшем же будущем не к устранению наемной формы труда, а бороться за заработную плату, за рост и организации производительных сил, для чего прежде всего необходимы: политическая свобода и политическое воспитание страны в новых условиях правовой борьбы.
